Посвящается Риккарде
Si probitas, sensus, virtutum gratia, census,
Nobilitas orti possint resistere morti,
Non foret extintus Federicus qui iacet intus[1].
акатный свет, пробиваясь сквозь листву, играл на золотистых плодах лимона.
Прилетевший с моря ветерок дышал пьянящим ароматом цветов, благоухавших в саду, окруженном мраморной колоннадой.
Император, распростершись на пурпурных подушках, рассеянно чертил веточкой на земле геометрические фигуры. Подняв кедровую шишку, он протянул ее стоявшему рядом человеку.
— Значит, форма Земли именно такова?
— Земля подобна твердой сфере, — ответил придворный астролог Гвидо Бонатти[2].
Немного подумав, император разжал пальцы, и шишка шлепнулась на подушку.
— Что же спасает Землю от падения? — спросил император сидевшего неподалеку веснушчатого мужчину с рыжеватыми волосами.
— Всевышний держит ее в своей руке, — ответил шотландец Михаил Скот — величайший ученый всего христианского мира и гордость императорского двора[3]. Он был худ, как тростинка, поддерживающая виноградную лозу.
— А как высоки небеса, на которых восседает Всевышний? Вы знаете это, Гвидо?
— Они возвышаются до пределов, где кончается Божественный Свет, Ваше величество, — ответил астролог, взяв в руки кедровую шишку.
— А что за этими пределами?
— Мрак… — подняв палец к небу, ответил шотландец Михаил. — Как сказано в Писании: «Там мрак, оставшийся после сотворения света…»
Фридрих II[4] загадочно усмехнулся и повернулся к молчаливо слушавшему беседу человеку в грубой сутане монахов-миноритов[5].
— Скажите же мне, брат Илия, насколько это высоко. Я желаю знать, далек ли от нас престол Господа Бога?..