Дао Дзирта

Архимаг

Никогда я так ясно не осознавал того, что неизвестное мне действительно мне неизвестно.

Я не ожидал, что поднимусь в воздух посреди того поля, посреди всей дворфской армии. Когда из моих пальцев, моей груди, моих глаз вырвались лучи света, это произошло без всякого осознания - я был не более, чем проводником. И я, не менее удивленный, чем остальные, смотрел, как эти сияющие потоки устремляются в небо, пронзая тьму, накрывшую окружавшие нас земли.

Когда неожиданная левитация прервалась, и я опустился вниз, на землю, к моим друзьям, я видел слезы радости, которые они проливали обо мне. Дворфы и люди, полурослики и эльфы пали на колени, вознося хвалу Миликки, благодаря её за разрушение тьмы, охватывавшей Серебряные Пустоши, их земли, их дом.

Никто не пролил больше слез счастья, чем Кэтти-бри, Избранная Миликки, вернувшаяся ко мне милостью богини. Теперь, вероятно, пора было подвести некоторый итог испытаниям, ради которых она, как и все остальные мои друзья, вернулась к жизни.

Кэтти-бри часто предполагала, что её битва с Далией в зале Гаунтлгрима была ничем иным, как поединком между Миликки и Ллос, но, разумеется, она не могла быть уверена в этом. Но теперь, когда мое тело так эффектно было использовано для того, чтобы развеять тьму, Затемнение Паучьей Королевы, вопросов больше не возникало, поэтому она верила. Все они верили.

Но я все еще не знаю.

Я все еще не убежден!

Я был проводником сил Миликки, как они говорят, как это всем показалось. Потому что я не использую магию и, разумеется, не знаю ни единого двеомера, похожего на тот, что пробежал по моему телу. Разумеется что-то, какая-то сила, нашла свой путь через меня. И логично приписать её Миликки.

Следуя этим умозаключениям, меня коснулась рука богини. Быть может это мой личный скептицизм, мое личное желание получить доказательства всему происходящему мешают мне просто принять это? Быть может для меня важно быть не тем, что думают окружающие, но действительно чувствовать себя так, словно ко мне прикоснулась богиня?

Это моя бесконечная дилемма, мой надоедливый агностицизм, моя готовность признать то, что есть вещи мне неизвестные и которые, возможно, никогда не станут мне известны, в соединении с моим пониманием того, что подобное знание или его отсутствие не повлияет - и никогда не влияло - на то, как я веду себя. Я нашел Миликки, чтобы дать имя той, что уже была в моем сердце. Когда я узнал богиню, её пути и заповеди, я понял, что её песнь созвучна с мелодией моих собственных этических убеждений и моего собственного чувства общности с людьми и природой.

Это казалось удобным шагом.

Но я никогда еще не чувствовал себя разделенным надвое. Одна часть - это я сам и то, что есть в моем сердце, а другая - нечто сверхъестественное, относящееся к более высокому уровню существования или, быть может, действительно ниспосланное богом.

Для меня Миликки стала названием, лучше всего ассоциирующимся с моей внутренней совестью и принципами существования. Я не чувствовал потребности в дальнейших поисках, попытках доказать существование Миликии или понять её место в пантеоне, или даже задуматься об отношениях одного истинного бога - или богов, или богини, в зависимости от обстоятельств - к смертным созданиям Фаэруна, и, что более важно, ко мне самому. Путь, который я выбрал, был указан мне изнутри, а не снаружи, и это именно то,чего я сам хочу!

Я не знал о существовании кого-то по имени Миликки в те времена, когда только покинул Мензоберранзан. Я даже не слышал разговоров о таких вещах. Я слышал лишь имя Ллос, Демонической Паучьей Королевы и знал, также, что никогда не смогу примириться с требованиями этого злобного существа. Я так часто переживал, что останься я в Мензоберранзане - суть моя стала бы сродни Артемису Энтрери, и была какая-то правда в том страхе безнадежности и апатии, которую я вижу, или некогда видел, в этом человеке. Но я давно отверг мысль о том, что когда-либо стал бы походить на него, вне зависимости от постигших меня горестей.

Даже во владениях Паучьей Королевы, даже окруженный жестокостью и мерзкой натурой моих сородичей, я никогда не мог пойти против того, что лежало на сердце. Мой внутренний бог совести не позволил бы мне сделать этого. Возможно, я бы сломался, но никогда не стал бы причинять зла другим.

Нет, говорю я себе.

И потому я вышел на поверхность. Здесь я нашел новое имя для моей совести - Миликки. И тех, кто разделяет мои моральные принципы и постулаты. Теперь я обрел мир.

Заявление Кэтти-бри об абсолютно злой природе великанов и гоблиноидов нарушила этот мир, как её тон - и тон Бренора - потряс мои самые основные чувства. Тогда я понял, что не могу примириться с тем, что сказала моя любимая жена. Тем, что она выразила, как желания Миликки. Я попытался рационализировать её слова, попытался понять их, но…

Диссонанс остался.

А теперь еще и это. Что-то подняло меня в воздух, используя мое тело, как проводник, создавая свет там, где раньше была лишь тьма. Это было прекрасно. Прекрасно - и нет иного способа описать изменения, которые Миликки, если это была Миликки - но могла ли это не быть Миликки? - создала через нашу магическую связь.

Означает ли это божественное присутствие команду отказаться от того, что я считаю истинным и правильным в своем сердце, уступая предполагаемому приказу от Миликки Кэтти-бри? Должен ли я сейчас, перед лицом такого мощного доказательства, отказаться от своих убеждений, принимая веру богини? Натолкнувшись на поселение гоблинов в следующий раз, должен ли я, даже если они ведут себя миролюбиво и не мешают жить другим, устроить бойню в их доме, уничтожая и детей? В том числе младенцев?

Нет, говорю я.

Потому что я не могу. Я не могу отказаться от того, что живет в моем сердце, что является моей совестью. Я - существо обладающее разумом и интеллектом. Я знаю, какие действия вызовут у меня одобрение, какие - облегчат душу, а какие - принесут боль. В бою я без сожаления убью гоблина, но нет, я не убийца.

И это стало моей болью, моим бременем. Ибо если я принимаю Миликки, как свою богиню, это не сделает круг квадратом, не сможет уничтожить пропасть из разногласий.

Кто все эти боги, которым мы служим, этот пантеон Королевств, такой богатый, мощный и разнообразный? Есть ли универсальная истина, и как тогда существует столько вариантов правды, во многом похожих, но частично связанных с ритуалами или специальными требованиями, которые отличают один от другого, иногда - лишь легким несовпадением, а иногда создавая диаметральные противоположности?

Как такое может быть?

Я верю, что есть одна истина - потому что так говорит мне мое сердце! - и если это так, значит ли все это, что большинство жителей пантеона, называющих себя богами и богинями - просто лжецы?

Или они, как Бренор решил в первые годы своей второй жизни, всего лишь жестокие кукловоды, а мы - только их игрушки?

Все это так запутано и так соблазнительно понятно, но, я боюсь, навсегда останется за пределами понимания смертных.

Поэтому я снова ухожу с правдой, живущей в моем сердце. И если Миликки не способна принять этого, значит она выбрала не тот путь для своей магии, а я - не ту богиню.

Потому что несмотря на все, что утверждала Кэтти-бри, чему Бренор вторил с огненным блеском глаз, я буду судить по содержанию личности, а не по форме или цвету её смертной оболочки. То, что требует мое сердце - это немалая часть меня. Мой духовный мир должен всегда быть приоритетным.

Со всей уверенностью я заявляю, что мои скимитары скорее перережут мое собственное горло, нежели горло ребенка гоблина или любого иного ребенка.

Ветры перемен развивают волосы у меня за спиной. Они щекочут и дразнят меня, отправляя в неожиданные места.

В последние годы моя дорога сплелась в кольцо, ведя от дома и очага, в открытое поле. Я пытался построить что-то новое с попутчиками, которые не были мне по сердцу. Но теперь круг завершился, возвращая меня туда, откуда я начал свой путь. Хотя мне кажется, что это не так.

Потому что эти возвратившиеся друзья - не те люди, которых я некогда знал. Они очень похожи на них своими сердцами и принципами. Они, безусловно, узнаны мною, но теперь они - другие. Они видели новый свет и новый путь, обрели новое понимание смертности и смерти. Они нашли новый смысл собственной жизни. Разумеется, это проявляется очень тонко, но я вижу эти изменения везде: в ворчании Бренора, в уверенности Кэтти-бри, в боях Реджиса и смехе Вульфгара.

А теперь я вижу это и в себе самом. Последние десятилетия, после того, как Кэтти-бри и остальные покинули меня, и даже до того, как Бренор пал в Гаунтлгриме, я чувствовал себя беспокойным и вполне довольным таким положением вещей. Я желал знать, что ждет меня за следующим поворотом дороги, любой дороги - будь то поиски Гаунтлгрима или время, когда я вел группу Артемиса Энтрери, Далии и остальных. Мой дом оставался в моей памяти - и я не хотел, чтобы что-то заменило эти воспоминания. Ибо их хватало, чтобы поддерживать меня и питать мою душу. И в том долгом и извилистым пути к окончательному осознанию, я едва не потерял себя. И я бы потерял, я знаю, не откажись я там, на холме Долины Ледяного Ветра от Далии. И там же я снова обрел себя. В конце концов, я выжил. Дзирт До’Урден, человек, которым я стремлюсь быть, пережил испытания.

А теперь я снова нахожу себя на дороге приключений, вместе с Бренором и Кэтти-бри. И что может быть лучше? Наша задача так же благородна, как та, за которую мы взялись век и даже более назад, отправившись на восстановление Мифрил Халла. Мы идем с песней и стуком дворфских сапог, под знаменами трех дворфских королей и с пятью тысячами улыбающихся воинов.

Что может быть лучше?

Быть может, если бы Реджис и Вульфгар были здесь, с нами. Я действительно скучаю по ним каждый день. Хотя иногда даже счастлив за них, храня в своем сердце уверенность, что мы все снова встретимся. Я видел искры в глазах Реджиса, разгоравшиеся каждый раз, когда он говорил о Донноле Тополино, и я могу только радоваться дороге, которую он избрал - и радоваться еще больше, что могучий Вульфгар отправился в этот путь вместе с ним! Горе любым проходимцам, вставшим на пути у этой грозной пары!

Они вернутся. Некогда я боялся, что этого не случится, но теперь - совершенно уверен. Это не похоже на те времена, когда Вульфгар оставил нас, чтобы вернуться в Долину Ледяного Ветра. В тот раз я сомневался, что мы увидим варвара снова. И мы не увидели. Никто из нас - кроме меня и Реджиса, отправившихся в Долину Ледяного Ветра. И даже тогда воссоединение было… странным. Ибо тогда, когда Вульфгар покинул нас десятилетия назад - он сделал это и эмоционально и физически.

Но сейчас - не тот случай.

Они вернуться, и мы с победой войдем в Гаунтлгрим. Я верю в эти истины, потому - я спокоен. А еще встревожен и возбужден!

И нервничаю, потому как удивлен этой правдой. Когда той темной ночью мы воссоединились на вершине Пирамиды Кельвина, это только окрыляло. И как я был шокирован появлением моих друзей, восставших из мертвых, также я просто легкомысленно радовался, чувствуя благословение и удачу, которых никто не мог ожидать ранее.

В первые дни, даже когда мы вернулись на Серебряные Пустоши и были втянуты в войну, нам всем казалось, что Компаньоны из Халла живут за счет времени, позаимствованного у богов. И потому наш конец, смерть любого из нас, может прийти в любой момент. Но для нас в том не было ничего страшного, потому что мы нашли друг друга снова, и между нами больше не осталось не сказанных слов. Даже несмотря на то, что четверо моих друзей начали новую жизнь, два десятилетия проведя с новыми личностями, с новой семьей, новыми друзьями и, для Реджиса, с новой любовью, наше существование каждый день было полно удовольствия и благодарности.

И это было… здорово.

Вскоре после того Кэтти-бри, Бренор и я поверили, что Вульфгар и Реджис пали в туннелях Подземья во время нашего путешествия назад в Мифрил Халл. Многие месяцы мы думали, что они навсегда потеряны для нас. Что они снова отправились в царство смерти, из которого на этот раз не было возврата.

И это было… здорово.

Несомненно, мы чувствовали боль, но нам был дан великий дар - возможность снова провести время вместе, осознание, что наша дружба уходит корнями за грань смерти! Я ничем не мог бы отплатить за такое! Много раз я говорил себе, что человек должен знать о том, что смертен, принять эту простую истину, чтобы отбросить страхи и найти настоящую цель в жизни. Мои друзья знали это. И сейчас, я уверен, знают лучше, чем многие.

Они видели другую сторону.

И когда смерть снова призовет их - они отправятся туда со спокойствием. Не потому, что знают правду о бессмертии или вечности за пределами смертной оболочки - конечно, Вульфгар, и даже Реджис, по-прежнему скептически относятся к богам. Даже несмотря на свое тяжелое испытание в лесу Ируладун.

Такое близкое присутствие смерти, их десятилетия, проведенные где-то за пределами жизни, дало им, дало нам всем, понимание и принятие. Это дважды благословение.

Возможно, из-за течения времени. А может, из-за наших побед и выживания в Войне Серебряных Пустошей, я начал ощущать изменения. Позаимствованное время становится для меня чем-то меньшим, когда я чувствую себя уютно рядом с друзьями, возвратившимися ко мне. Живыми и яркими. И, надеюсь, с десятилетиями жизни перед ними - в самом деле, если вражеский клинок не настигнет одного из нас, Бренор вполне может обогнать меня по количеству прожитых лет!

Или наш конец, смерть любого из нас, может прийти сегодня, или завтра. Я всегда знаю это, и сделал это понимание частью моей повседневной рутинной жизни. Но теперь, когда исчезла новизна возвращения моих друзей, когда я поверил, что они здесь - они действительно здесь, такие же осязаемые и реальные, как были тогда, когда я встретил Кэтти-бри на склоне Пирамиды Кельвина, когда она представила меня Бренору и Реджису, когда Вульфгар присоединился к нам после того, как проиграл в битве с Бренором.

Это обновление, это свежесть и это, с личной точки зрения каждого из нас, долговечность.

Поэтому теперь я нервничаю, идя в бой. Потому что сейчас вижу будущее в тепле очага, с моими друзьями, с моей Кэтти-бри. И это то будущее, которого я так давно искал!

Как ни странно, теперь я вижу, что двигаюсь в противоположном от Вульфгара направлении. Он вернулся беззаботным, готовым к открытиям, которые может предложить ему мир - в битве, в игре и в любви. Он живет каждым моментом, ни о чем не сожалея.

Полностью лишенный сожалений, что является немалым достижением. «Последствия» - не то слово, что может смутить Вульфгара теперь. Он вернулся к жизни, чтобы играть, получать удовольствие, чтобы чувствовать жажду, чтобы испытывать страсть.

Я стараюсь отразить это изобилие, и надеюсь найти это удовольствие, и знаю, что моя страсть - в моей любви к Кэтти-бри, но если Вульфгар охватывает жизнь со свободолюбием кочевника, я бы даже сказал, бродяги, ища приключения и впечатления везде, где только можно, я заинтересован в постоянстве очага и дома. Я хочу быть мужем, другом.

Отцом?

Буду ли я удивлен в момент собственной смерти? В это мгновение? Когда меч рассекает кожу, молот великана опускается на голову или пламя дракона обжигает тело?

Когда я осознаю, что происходит. Когда без всяких сомнений пойму, что смерть идет. Удивлюсь ли я или останусь спокойным? Приму ли истину или испугаюсь?

Я говорю себе, что готов. Я рассмотрел этот вопрос логически, отбросив эмоции, принимая неизбежное. Но когда действительно понимаешь, что это происходит, знаешь, что ничего не можешь сделать, чтобы остановить происходящее - это другой уровень принятия, нежели любая подготовка к этому неизбежному, конечному событию.

Может ли быть что-то более нежелательным для нашего разума, чем вероятный конец нашего разума?

Я не живу этими мыслями. Каждую ночь я отправляюсь в свою постель без мысли о смерти, беспокойно возящейся рядом со мной. Просто задавая вопрос - буду ли я удивлен в момент собственной смерти? - я, полагаю, шагнул в понимании этого события дальше, чем многие. Дальше, чем большинство.

Во многих - в каждом - из нас есть глубинное желание избежать, даже отрицание неизбежного.

Для некоторых панацеей является религия. Для некоторых - это ложная позиция - больше надежда, чем искренняя вера. Я знаю это, потому что видел этих набожных в момент смерти. Он был таким ужасающим для них. Для кого-то религия является подлинной, жизнерадостным признанием, верой в лучшее за порогом нашей жизни.

Но религиозный экстаз никогда не был моей целью. Я не знаю, почему, и я не настолько высокомерен, чтобы унижать тех, кто выбрал другой путь сквозь эту сумбурную жизнь и её неизбежный конец, или делать вид, что они обладают меньшим умом, моральной целостностью или мужеством, нежели я. Среди последней группы, среди тех кто обладает глубокой верой, я выделил бы Кэтти-бри, мою любимую жену. Она так защищена своим знанием о том, что ждет её после того, как коса смерти опустится на её голову и время на Ториле подойдет к концу.

Смог бы я тоже смотреть на это по-другому, если бы побывал в мире за пределами времени и пространства вместе со своими друзьями?

Честно говоря, я не знаю.

Вульфгар был там, и он вернулся вновь, убежденный в том, что ждет его на другой стороне пруда в лесу Ируладун. Действительно, Вульфгар признавался мне, что его вера в залы Темпуса стала куда меньше после его путешествия сквозь смерть ради возвращения в этот мир. Мы живем во вселенной удивительной магии. Мы даем ей имена и делаем вид, что понимаем или можем использовать в собственных целях.

Что еще важнее, мы сознательно преуменьшаем красоту мира вокруг нас, чтобы он соответствовал нашим надеждам и отгонял страхи.

Я знаю, что этот день придет. Меч противника, молот великана, дыхание дракона. Нет выхода, нет выбора, нет везения.

День придет.

Буду ли я удивлен? Могу ли быть готов?

Вернее, может ли хоть кто-то оказаться готовым?

Быть может - нет. Но все же мысль о смерти не станет сопровождать меня в кровать каждую ночь. Мало того, я стану больше беспокоиться за то, что могу изменить - я просто не могу волноваться о своей неминуемой гибели. Только думать о действиях в настоящей жизни.

Передо мной, перед всеми нами лежат альтернативы, правильные и неправильные. Мы можем следовать зову своего сердца и быть счастливыми. Мы можем уклоняться от зова души, убеждать себя красивыми словами и слабыми оправданиями, чтобы в итоге пойти против того, что, как мы считаем, истинно. Ради славы, богатства, самовосхваления или любой другой смертной слабости. И это, на мой взгляд, проклятие для концепции мира и справедливости, божественного или иного.

Итак, чтобы лучше всего подготовить себя к последнему моменту жизни, необходимо прожить её честно, по отношению к самому себе. Во имя великих дел и великого добра.

Я делаю это не ради божественного вознаграждения. Я делаю это не от того, что боюсь любого бога или его возмездия. И не ради того, чтобы гарантированно не попасть в Бездну или Девять Кругов.

Я делаю это потому, что так велит мне сердце. После того, как я назвал его Миликки. Но теперь, вспоминая указания в отношении гоблиноидов, переданные богиней через Кэтти-бри, я не так уверен, что Миликки и мое сердце - действительно одно и то же.

Но это не важно.

Могу ли я подготовиться к моменту моей смерти?

Нет, как мне кажется.

Но я сдержан и спокоен. Я знаю, что ведет меня в жизни. И это - мое сердце.

Я не могу сделать большего.

Маэстро

В жизни, пусть даже прожитой отлично, рано или поздно приходит момент, когда взгляд устремляется за новые горизонты, рано или поздно останавливаясь на том моменте, когда это бренное тело станет пищей для червей. Жизнь - это путешествие, прекрасная прогулка сквозь пространство и время, которые мы едва ли можем понять по-настоящему и потому лишь думаем, что понимаем. Мы создаем свой собственный уголок мира и безопасности и, если нам повезет, даже семью - часть более крупного сообщества.

Срочные потребности отнимают большую часть нашего времени - ежедневные испытания, с которыми мы сталкиваемся. Есть доля радости в каждой самой маленькой победе, каждом приеме пищи, в теплом приюте в холодную зимнюю ночь.

Это нормальное течение жизни. Но для тех, кто обладает достаточной долей удачи, наступает момент, когда он оказывается на вершине горы и его мелкие потребности удовлетворены, чтобы открыть дорогу к чему-то большему. Это тонкий переход разумного существа от «Что я могу создать?» до «Что я оставлю после себя?»

Каким станет наследие Дзирта До’Урдена? Стану ли я лишь воспоминанием для тех, кто знает мое имя? Насколько лучше станет жизнь тех, кто придет после меня - моих детей, быть может, если мы с Кэтти-бри последуем этой дорогой - учитывая мое прошлое здесь? Я наблюдал за Бренором, который устанавливал саркофаги короля Эмеруса и короля Коннерада. Эти тела, заключенные в коконы из лавы, теперь стоят по бокам трона Гаунтлгрима. Немало народа будет помнить о них. В Мифрил Халле и Цитадели Фелбарр. На всех Серебряных Пустошах много веков подряд.

Суждено ли и мне стать подобным памятником?

В практическом смысле, я сомневаюсь, ибо ожидаю, что большая часть моей земной жизни пройдет за пределами владений Бренора. Мы никогда не забудем друг друга, я уверен в этом, но я чувствую, что мои дни рядом с ним подходят к концу. При всем моем уважении к королю Бренору, я не хочу растить своих детей в шахте дворфов. Как, я уверен, и Кэтти-бри.

Перед нами лежит открытая дорога - в Длинную Седловину, но лишь на данный момент. За прожитые две сотни лет я совершенно точно узнал одну вещь : несколько лет - не такой уж большой срок, но, тем не менее, зачастую эти дни могут быть богаты событиями с неожиданными поворотами. Хотя, где бы меня ни подхватил этот извилистый путь, теперь, когда мои путешествия становятся все более редкими, рядом со мной пойдет понимание, что мне делать, и я лучше пойму, что мне хочется сделать.

Так много вариантов, которые не связывают меня оковами, развернулось впереди. Я не отрицаю, что стал счастливым человеком! У меня достаточно богатства, а теперь я нахожусь в мире с собой. Меня окружает любовь, и только я сам отвечаю за себя - ведь моя ответственность перед женой - лишь мое личное желание.

И что же мне делать? Какую дорогу мне выбрать? Какое наследие я оставлю после себя?

Это отличные вопросы, полные обещания великой награды, и я лишь желаю, чтобы каждый мужчина и каждая женщина из добрых рас смогли прийти к такому моменту множества возможностей и планов. То, что я нахожусь здесь, в этом роскошном месте - замечательно. Я и не надеялся на такое, будучи бездомным бродягой, гонимым дроу в дебрях Подземья. Мой путь был полон удивительных поворотов. Я встретил замечательных друзей и великих наставников: Закнафейна, моего отца, и Монтолио де Бруши! И Кэтти-бри, которая помогла мне отыскать мое сердце и мужество иного рода - мужество жить в месте, где никто не рад моему происхождению.

И Бренора. Да, Бренора - быть может, его признание я ценю больше всех остальных. Непостижимо, что я смог подружиться с королем дворфов и был принят им, как брат. И эта дружба была взаимной. Я помог Бренору вернуть себе трон, я отправился с ним в дальнюю дорогу, чтобы привести его народ к великой родине - Гаунтлгриму. Между нами, кажется, витает сама суть дружбы.

И я здесь вместе со всем этим. Я прошел так много битв, преодолел так много препятствий, но я не могу отрицать, что удача сыграла большую роль в тех событиях, которые, в конце концов, привели меня сюда. Каждый мужчина, каждая женщина найдет сражения, найдет врагов, с которыми нужно биться - будь то гоблины или орки, больной ребенок, рана, которая никогда не заживает, недостаток пищи или холодная зима, безответная любовь или отсутствие друзей. Жизнь - это дорога от собственного испытания до испытания других, от любви до ненависти, от радости встречи до печали расставания. Каждый из нас имел дело с тревожной неопределенностью и каждый из нас шел дальше, следуя по дороге, которая, в конце концов, приводит нас к могиле.

Какие великие вещи мы могли бы сделать, следуя своим путем? Что мы можем сделать, дабы помочь нашим детям отправиться своей дорогой?

И вот я пришел к этому осознанию. Я взобрался на вершину горы и теперь смотрю на грандиозный великолепный вид, открывшийся мне. Я могу поблагодарить женщину, чьи объятия принесли мне покой. Я могу поблагодарить друзей, лучших из тех, которых мог обрести человек. Я могу поблагодарить короля дворфов, который нашел бродягу на склоне одинокой горы и назвал его другом, принимая к себе.

Но я эльф, и я боюсь - впереди меня ждет новая гора. Я часто вспоминаю Инновиндель, которая говорила мне проживать свою жизнь короткими промежутками, равными жизни тех недолго живущих рас. И если у нас с Кэтти-бри будут дети - я почти наверняка переживу их, как почти наверняка переживу и Кэтти-бри.

Это сбивает меня с толку, перемешивая великую радость с великой болью.

И вот, будучи здесь, на этой вершине, оглядывая грандиозный вид, я понимаю, что буду наблюдать рассветы еще несколько столетий. По мерке эльфов я прожил лишь часть моей жизни, но в этот момент я чувствую себя таким целостным!

Я счастлив.

Должен ли я видеть те далекие рассветы, ведь впереди меня ждут темные долины, такие моменты, когда после глубокой потери я найду в себе силы, чтобы взобраться на следующую гору, а за ней - на следующую?

Я смогу видеть их, я знаю. Потому что в том горе, что я испытывал когда-то, я считал, что потерял друзей, потерял любовь, потерял жизнь, но я пришел к пониманию истины: дорога будет стелиться под моими ногами вне зависимости от того, плетусь ли я едва-едва, очищая грязь с тяжелых ботинок, или шагаю быстро и решительно, полный надежд.

И поскольку только мой выбор определяет суть этого путешествия - я выбираю счастье. Я выбираю восхождение на следующую гору.

Кто этот маэстро, этот кукловод, который дергает за веревочки стольких марионеток?

В том числе - и меня!

Маневры Джарлакса сокрыты в тени и затрагивают великие силы - и это лишь те моменты, о которых я знаю. Без сомнения, он владеет гораздо большим, ныряя в самые темные уголки Мензоберранзана, находя путь к сердцу драконов или улью иллитидов. В те места, что могли мне лишь грезиться. А если быть точнее - прийти ко мне в страшных кошмарах.

Кто он - объединивший силы моей жены, Гарпеллов, тысячи дворфов и архимага Мензоберранзана в попытке восстановить сооружение такой древней силы?

Кто он - втайне контролирующий Лускан, с помощью обмана и великой скрытой силы?

Кто он - понукающий меня и Артемиса Энтрери отправиться в Мензоберранзан, чтобы спасти Далию, напасть на Дом До’Урден и тем самым вызвать гнев Верховной Матери Города Пауков?

Кто он - приводящий драконов на поле боя Серебряных Пустошей?

Кто этот маэстро, поворачивающий шестеренки Фаэруна, играя музыку судьбы для всех, кто станет слушать?

Я зову его другом, но до сих пор не могу понять правды об этом самом интересном и опасном дроу. Скрытыми приказами он передвигает армии, создает альянсы, обещая взаимную выгоду и втягивая в самоубийственные приключения самых неожиданных спутников.

Он заставляет доверять себе более всякого разумного - хотя зачастую делает вещи, выходящие за пределы всякого разумного.

И все же я здесь, иду по дорогам Подземья рядом с Джарлаксом и Артемисом Энтрери, направляясь в город моего рождения, где я, пожалуй, более всего скрывался от убийственной несправедливости Ллос. Если я попадусь, то никогда больше не увижу Бренора или Кэтти-бри, как и залитый солнцем мир. Если Мать Бэнр найдет меня, она превратит две моих ноги в восемь и заставит меня всю оставшуюся жизнь влачить жалкое существование в форме драука. Если Тиаго и его союзники настигнут меня, они, несомненно, преподнесут мою голову верховной матери.

И вот, я охотно следую к этой возможной судьбе.

Я не могу отрицать то, что обязан Джарлаксу. Смогли бы мы выиграть войну на Серебряных Пустошах, если бы он не прибыл к нам с Афафренфером, Амбергрис и сестрами-драконицами? Быть может. Но цена была бы неизмеримо большой.

Взял бы Бренор Гаунтлгрим, если бы Джарлакс не убедил Верховную Мать Зирит сдаться? Скорее всего, да. Но как ужасна была бы плата.

Можно ли восстановить Главную Башню Волшебства и тем самым сохранить магию, которая зажигает горны Гаунтлгрима и сдерживает страшную силу, которая спокойно может превратить комплекс в груды щебня, без усилий Джарлакса и его банды? Я думаю - маловероятно. Быть может, Кэтти-бри, архимагу и остальным не удастся завершить эту монументальную работу, но, благодаря Джарлаксу, у нас есть шанс.

Никто из нас, даже Громф, не может отрицать свой долг перед маэстро.

Я должен признаться себе, если не кому-нибудь иному, что есть еще кое-что, толкающее меня сильнее, чем простая благодарность Джарлаксу. Я чувствую свою ответственность перед Далией. Я должен попытаться помочь ей в этом отчаянном положении, особенно если Джарлакс, такой умный, уверяет меня, что у нас может все получиться. Я чувствую свою ответственность перед Артемисом Энтрери. Возможно, я никогда не назову его другом, но мне кажется - будь ситуация иной и окажись в ловушке Кэтти-бри, он рискнул бы, чтобы спасти её.

Почему, во имя Девяти Кругов, я верю в это?

У меня нет ответа на этот вопрос, но моя вера никуда не уходит.

Джарлакс намекнул, что все происходящее также связано с более высокой целью. Начиная с поражения дроу и их орков на Серебряных Пустошах и заканчивая сдачей Гаунтлгрима Матерью Зирит, а также восстановлением Главной Башни и спасением Далии.

Гаунтлгрим Бренора станет для Джарлакса буфером, позволяющим обеспечить укрытие мужчинам дроу, а Главная Башня в руках бывшего Архимага Мензоберранзана - конкурировать с Магиком. Выступление Джарлакса против Матери Бэнр на Серебряных Пустошах вызвало упреки не только в адрес высших жриц, но и язвительные обличения самой Паучьей Королевы. И паутина Матери Бэнр снова ослабнет, когда Далия выберется из её рук.

И Джарлакс использует меня - что он признает - как маяк для мужчин, угнетаемых удушающей дискриминацией, учиняемой женщинами-последовательницами Госпожи Ллос. Я сбежал и нашел лучшую жизнь - в этом моя ересь.

Верховная Мать Бэнр слишком хорошо показала, что я прав в этой догадке, когда восстановила Дом До’Урден и попыталась использовать это знамя, чтобы разрушить мою репутацию среди людей, которые приняли меня в Серебряных Пустошах. Я не настолько высокомерен, чтобы поверить в то, что это была единственная причина вторжения Мензоберранзана на Серебряные Пустоши, но в этой нелепой попытке навесить мой герб и имя на вторжение жрица дроу показала всем руку Ллос.

И само это является доказательством того, что интриги Джарлакса пугают силы, которые правят Мензоберранзаном.

И в этом страхе я не могу не заметить надежды.

Даже отбросив все это - долг перед друзьями и компаньонами, великие планы оптимистичного Джарлакса, я не могу отрицать, что есть что-то еще, что-то большее, заставляющее меня продолжать путешествие. Да, я не зову Мензоберранзан домом и не имею ни малейшего желания жить там когда-либо вообще. И я не вернусь, как сделал некогда, чтобы сдаться тьме. Хотя, быть может, я стану разглядывать эту тьму, чтобы увидеть, способен ли сквозь неё пробиться луч света, потому что не могу просто так отбросить десятилетия, проведенные в Городе Пауков. Именно в Мензоберранзане меня научили сражаться и ходить путями дроу. И именно отказ от этих нравов и догм сделал меня тем, кем я стал сегодня.

Мензоберранзан создал меня, показывая мне все то, что я не желаю и не хочу принимать.

Разве это не наложило на меня долг перед своим народом, перед Вирной и Закнафейном, которые могли бы все еще жить под удушающим гнетом Паучьей Королевы?

Моя сестра, Вирна, не была злой. И Закнафейн, мой отец, так походил на меня сердцем.

Сколько еще подобных им ютятся в тенях, потому что считают, что выхода нет? Сколько соответствуют пожеланиям жестокого общества, потому что считают, что альтернатив не предвидится? Как много чувствуют укусы змееголовых бичей или превращаются в жалких драуков?

Возможно ли, что само мое существование, мое необычное путешествие сможет принести немного изменений в эти нравы? Джарлакс считает, что да. Он не сказал об этом прямо, но я сложил вместе кусочки паутины, которую он плетет с Громфом и Матерью Зирит - той, что сильно отличается от иных верховных матерей, как он сам заверил меня - и я могу сделать вывод, что именно это и есть цель его игры.

Учитывая это, учитывая манипуляции Джарлакса - возможно ли такое?

Я не знаю, но разве не обязывают меня те же принципы, что направляют каждый мой шаг, хотя бы попробовать?

И разве не ради себя самого я должен противостоять этим призракам, которые сформировали мою личность, и учиться честно глядеть в зеркало моих первых дней?

Насколько верно я понимаю цель своей жизни, если я не могу честно ответить на вопрос: кто и что ведет меня по моему пути?

Я слышал, как сильные люди, одаренные властью, утверждают, что реальность такова, какой они хотят ее видеть. Что они сами создают свою реальность и потому могут направлять тех, кто встречается на их пути. И пока другие пытаются найти истину, они переходят к новым завоеваниям, новому творению, новому витку создания своей реальности.

Я могу назвать это лишь величайшей иллюзией, ложью, преподнесенной в виде истины, ибо истина объявляется подконтрольной могущественным кукловодам.

Я отвергаю - в значительной степени, отвергаю до сих пор - подобное понимание реальности. Если нет истины, то, как мне кажется, нет никакой опоры для самой реальности. Если восприятие мира - реальность, тогда реальность - податливая и нестабильная вещь. И в какой момент все меняется?

Правда ли то, что каждый из нас - бог своего разума?

Я боюсь, принять это - значит ввергнуть себя в чистейший хаос - но разве не станет это в той же мере и чистейшей гармонией?

Я выбрал быть счастливым, и счастье - это действительно личный выбор. Я могу каждый день выходить из Дремления, скрежеща зубами из-за того, чего у меня нет. Или могу улыбаться, благодарный за то, что приобретаю. С этой точки зрения я должен согласиться с высокомерным завоевателем. На эмоциональном уровне восприятие действительно может влиять на испытываемые чувства, и правильное понимание может стать путем к счастью и достатку. Я знаю много бедняков, вполне счастливых своей участью, и многих богачей, полных недовольства. Пороки сердца - гордость, зависть, жадность и даже похоть, которая несет боль другим - все это выбор, который можно принять или отклонить. Принятие которых ведет к недовольству, и потому они, судя по текстам многих культур и рас, являются смертными грехами.

Но в стороне от ложных умозаключений завоевателя и выбора личных чувств, есть ли еще один уровень преломления реальности там, где пересекается мир и наше восприятие мира? Где наше ощущение реальности искажается так сильно, что маскирует истину, заменяя её собой? И в подобном состоянии, есть ли кукловод, способный разрушить личное восприятие так же легко, как кузнец может пробить тонкое стекло?

Это мой страх, мой ужас. Мой ночной кошмар.

Весь мир под моими ногами плывет, словно пески пустыни. И то, что эти пески могли скрывать...

Если бы не Вульфгар, я никогда не понял бы того, что происходит со мной. Когда он много лет назад пал в Мифрил Халле, под завалом, в объятиях йоклол, его перенесли в Бездну. Там Вульфгар был порабощен демоном Эррту.

Вульфгар рассказал мне о своих испытаниях, худших из них - и самом худшем, пытке за пределами всякой физической боли. С помощью своей демонической магии Эррту подарил избитому и израненному Вульфгару новое ощущение реальности. Великую иллюзию того, что варвар свободен, что он женат на Кэтти-бри, что вместе они растят прекрасных детей.

А потом Эррту пожирал детей Вульфгара на его глазах, убивал Кэтти-бри. Это была сама суть дьявольской пытки, само воплощение зла. Демон создал реальность. Красивую ложь. А потом разрушил эту реальность прямо перед беспомощной жертвой.

Все, что Вульфгар мог делать - это кричать и плакать, пока увиденное разрывало его сердце.

Он сломал Вульфгара. Когда варвар, наконец, спасся, возвращаясь в настоящую реальность Фаэруна, к своим друзьям, эти сны вернулись. Обман Эррту остался, он поджидал Вульфгара в минуты слабости, вынуждая его от полного отчаяния пристраститься к бутылке.

Я знаю об этом от Вульфгара и потому подготовлен лучше. Теперь я знаю ужасную правду о своей жизни.

Я не знаю, как давно меня охватила эта великая дьявольская игра, но, быть может, в ту темную ночь на вершине Пирамиды Кельвина.

Быть может, я умер там.

Быть может, именно там Ллос и забрала меня.

И вот где скрылся обман. Но, отстранившись от него, я был поражен, как я мог быть так слеп и глуп! Я был поражен тем, как легко то, чего я так отчаянно желал, стало правдой! Я уничтожен тем, как легко попался на крючок!

Прошло столетие. Я видел смерть Кэтти-бри и Реджиса в Мифрил Халле. Я знаю, что Вульфгар состарился и умер в Долине Ледяного Ветра. Я держал умирающего Бренора на собственных руках!

- Я нашел его, эльф, - сказал мне дворф, и именно так умер Бренор Боевой Молот. Его жизнь была полной, его место за столом Морадина - заслуженным.

Все они ушли. Я видел это. Я жил с этим. Я горевал из-за этого.

Но нет, все они здесь! Какое чудо!

И даже Артемис Энтрери прошел сквозь столетие. Он был человеком средних лет, когда началась Магическая Чума, и все же он тут. Хотя минул век. И снова он - человек средних лет, или все еще - я не уверен, да это и не имеет значения.

Потому что все это нереально.

Слишком много всего!

Я решил, что Компаньоны из Халла вернулись благодаря дару Миликки, и что Энтрери выжил из-за проклятия и меча, и о, как мне хотелось верить в эти совпадения и волшебные обстоятельства! И вот меня погубило мое желание. Оно лишило защиты мою душу. Это не благословение Миликки.

Это проклятие Ллос.

Великая шутка!

Она создала мою реальность, чтобы мое сердце стало мягче. Только так она может растерзать мое восприятие, растерзать сердце Дзирта До’Урдена.

Теперь я вижу это - как я мог быть таким дураком? - но понимание не защитит меня. Ожидание не спасет мою душу. Пока нет.

Если я не смогу восстановить защиту, полосу застывшего камня. Я снова должен принять смерть моих друзей, любимой Кэтти-бри. Я должен вернуть свое сердце к этому огрубевшему состоянию, принять эту боль, горе и пустоту.

Увы, но даже если я добьюсь успеха, то с какой целью? Когда эта великая иллюзия рухнет, с чем я останусь?

И, зная, что восприятие и реальность так сильно переплетены, я снова спрашиваю себя - что в конце?

Герой

Я смотрю на звезды, которые теперь кажутся мне такими же чуждыми, как в те времена, когда я впервые покинул Подземье.

Если мыслить разумно и опираться лишь на логику - итоги моего путешествия в Мензоберранзан должны казаться просто триумфальными.

Демогоргон убит. Угроза Мензоберранзану, как, быть может, и остальному миру, устранена. Мы с товарищами живы. Далия спасена из сетей Верховной Матери Бэнр. Тиаго мертв, и мне больше не нужно бояться, что этот эльф соберет альянс, направленный против меня и моих друзей. Даже если дроу воскресят его, этот вопрос улажен. Я в этом уверен. Ни Тиаго, ни какой иной темный эльф не покинет Подземье, чтобы поохотиться за головой Дзирта До’Урдена.

Итак, по всем меркам, мой поход в Мензоберранзан увенчался великим успехом. Двумя неожиданными и радостными событиями.

И сейчас, глядя на эти звезды, я должен быть вне себя от радости.

Но теперь я знаю. Снова знаю, что все не так.

Быть может откровение, снизошедшее ко мне - это единственная истина.

И я нахожу подобное отвратительным.

Единственная правда в том, что нет никакой правды? Эта жизнь, все жизни - все это просто игра, уловка, бессмысленность, лежащая за пределами реальности, которую мы сами придумали и поставили перед своим взором?

Эррту обманул Вульфгара, запертого в темницах Бездны. Вся жизнь моего друга была придумана, сфабрикована, и потому его восприятие реальности, сконцентрированное на глубочайших желаниях, было лишь развлечением великого демона.

Как далеко зашла ложь? На сколько все, что мы видим, все, что мы знаем, все, во что мы верим, является шуткой демонов или богов?

Или же те существа тоже созданы моим собственным разумом? Могу ли я быть богом? Единственным богом. И все, что творится вокруг меня - не более, чем мое собственное творение. Мои глаза придают миру форму, нос - запахи, мои уши заставляют его звучать, а настроение создает историю?

Да, этого я и боюсь. Я не желаю быть богом собственной вселенной! Что может быть более тяжким проклятием?

Но да, да, действительно! Хуже было бы узнать, что маэстро - это не я. Я - лишь жертва того, кто дергает за веревочки, дразня меня своими зловещими замыслами.

Нет, не хуже! Нет. Ведь если я - божество, если я создаю реальность с помощью собственного воображения, тогда я все же не один?

Я не могу разобраться в этом. Я смотрю на звезды, те звезды, что освещали мой путь многие десятилетия, и какими чужими они кажутся мне теперь.

Потому что я боюсь, что все это ложь.

И победы кажутся бессмысленными. Все, во что я так нежно верил по сей день, ускользает от меня.

Эта странная жрица, Ивоннель, назвала меня Чемпионом Ллос, но в глубине души я понимаю, как она ошибается. Я действительно боролся за Мензоберранзан, но бился за правое дело. За победу над ужасом, внушаемым демонами. Не за Ллос, но за тех эльфов, которые могут еще увидеть истину и прожить достойную жизнь.

Так ли это?

В этом путешествии, я прошел по коридорам Дома До’Урден - того, каким он был, а не каким стал. Я видел, как умер Закнафейн, во что я вынужден был поверить и в чем я также не уверен.

Единственная истина в том, что никакой правды нет… нет реальности, есть лишь наше воображение.

И если реальность это лишь наше воображение, то что имеет значение? Если все это сон, то все окружающее - это просто аспекты моей личности.

Одинокой.

Не преследующей никакой цели, кроме развлечения.

Не имеющей морали, только капризы.

Творящей значение лишь ради забавы.

Одинокой.

Я поднимаю мои клинки, Мерцающий и Ледяную Смерть. Теперь я вижу их веслами в этой игре. Почему я уверен в том, что могу следить за тем, когда использовать оружие, если все окружающее - лишь забава какого-то демона, бога или моего собственного воображения?

И теперь, этой чистой звездной ночью, я возвращаюсь в Лускан.

Без цели.

Без морали.

Без смысла.

В одиночестве.

Мне не отмыть своих рук.

Ранка была такой маленькой, почти бескровной. Но мой клинок застыл там, у шеи Кэтти-бри, и, нет сомнений, я собирался нанести удар, жестоко перерезая её горло Видринас. Чтобы отомстить!

О, как я хотел сделать это!

Потому что знал, она - злобный демон, что явился мучить меня, приняв обличье моей потерянной возлюбленной. Я знаю это, и я сомневаюсь в этом.

Когда же она намерена открыть обман? Взглянет ли на меня сверху вниз уродливое лицо, когда мы будем заниматься любовью? Возвысится ли надо мной жуткая демоническая сущность, быть может принявшая мое семя, чтобы зачать отвратительную полукровку?

Или нет? Или все не так?

Быть может, я приставил клинок к горлу настоящей Кэтти-бри - Кэтти-бри! - и остановился в шаге от убийства.

И тогда, кажется, поплыви я снова вдоль Побережья Мечей - стоит мне лишь опустить руку в воду, и все море на моем пути окрасится в красный цвет! Пролилось так мало крови, и все же для меня это - вся кровь мира. Она омывает меня, помечая кожу красным клеймом стыда.

Убийца!

Потому что в мыслях я убил её. Потому что сердцем я усомнился в ней. Моя рука подвела меня. Моя смелость покинула меня.

Потому что демон должен был умереть!

Эта самозванка должна была умереть. Её смерть стала бы последним актом неповиновения Ллос. Одно движение, одно простое убийство, призванное показать Паучьей Королеве, что она не одержала трусливой победы. По своей прихоти она стерла бы меня с лица земли - ведь пожелай она того, я не смог бы защититься - но нет, в конце концов ей не удалось бы сломать меня.

Я - не игрушка в её руках!

Если только той женщиной, что почувствовала клинок моего скимитара на своей шее, действительно не была Кэтти-бри. Как я могу удостовериться?

Это и есть загадка, это - глубочайшее проклятие, именно потому я уже потерян.

Каждое утро я выхожу из Дремления и говорю себе, что сегодня буду радоваться восходу солнца и познавать надежду. Пусть все это уловка, все это один большой обман Паучьей Королевы, чтобы причинить мне нескончаемые мучения.

И каждое утро я говорю, что так тому и быть. Так тому и быть.

Каждое утро я спрашиваю себя: “А какой у меня выбор?”

Куда мне деваться? По какой дороге я мог бы направить свои шаги? Если все это иллюзия, то в какой точке моего пути иллюзии, даже самообман, стали восприниматься, как реальность? Если мне нравится этот мир, то не должен ли я найти в нем счастье, несмотря на его обманчивость и иллюзорность? Стоит ли, разумно ли отказываться от удовольствия провести годы с друзьями и близкими, не ради того, чтобы стать счастливым, а лишь из-за страха за то, что случится или не случится?

Стал ли рассвет менее красивым? Стала ли не такой очаровательной улыбка Кэтти-бри? Стал ли не таким заразительным смех Бренора? Неужели Гвенвивар теперь мурлыкает не так утешительно?

Я твержу это каждый день. Каждый день я заставляю себя стремиться к счастью и радости. Каждый день я повторяю эту мантру против безумия, заворачиваюсь в эту броню против окончательного отчаяния.

Каждый день.

И каждый день я терплю поражение.

Я не могу найти смысла во сне. Я не могу найти цели в мире, созданном собственным воображением. Я не могу свободно улыбаться, неотрывно преследуемый мыслью, что враги ждут моей самой счастливой улыбки лишь для того, чтобы потом стереть её с моего лица.

Что еще хуже, теперь мои руки окрашены кровью Кэтти-бри или злобного демонического создания. И если верно первое - то я ударил женщину, которую люблю, а потому должен валяться, покрытый стыдом и кровью. Если же истинно последнее - у меня не хватило смелости завершить начатое, и потому я также потерпел поражение. Они забрали у меня оружие, и я рад. Сделают ли они то же самое с моей жизнью, чтобы положить конец этой игре?

Они делают вид, что им не все равно. Они изображают магию и псионику, якобы пытаясь излечить мою болезнь, но я вижу злобные взгляды и чую запах туманов Бездны. Я слышу тихий хохот за их обманчивыми вздохами притворного беспокойства.

Позвольте же мне гнить. С кровью Кэтти-бри на руках, или стыдясь собственной трусости.

В любом случае, я заслужил подобной судьбы.

Каждый день - и сейчас это проявляется чаще - наступают моменты, когда мои страхи заставляют меня чувствовать себя дураком. Как и уверенность, что все окружающее - сплошной кошмар. Моменты ясности, когда абсурдность всего произошедшего - возвращение Кэтти-бри и всех моих друзей, длинная жизнь Артемиса Энтрери - бледнеет рядом с глупостью моих страхов. Рядом с мыслью, что Ллос, без всяких причин, решила уничтожить меня.

И тогда я вспоминаю, какое оскорбление нанес Паучьей Королеве. Теперь она не остановится ни перед чем, чтобы вернуть мне этот долг.

Я вспоминаю пытки, которым подверг Эррту Вульфгара, пытаясь сломать его.

Однако это путешествие кажется мне величественнее и масштабнее всех пережитых прежде, ибо теперь я прошел пол-Фаэруна, держа путь в место, о котором слышал только в рассказах.

В Монастыре Желтой Розы есть на что посмотреть. Местные братья и сестры практикуют свое мастерство ревностнее всех, кого я знал прежде. Их соблюдение устава и ритуалов может сравниться с фанатизмом «Кишкодёров» или самоотверженностью мастеров оружия Мензоберранзана. Прекрасно созерцать людей, что в великой гармонии постигают вершины своего искусства. Они опираются на успехи друг друга с такой честной радостью… не страшась продвижения других членов ордена. Например, Афафренфер вполне может поставить под угрозу чье-то место в иерархии.

Мастер Сэвэн рада тому, что Афафренфер движется вверх по иерархической лестнице монастыря. Она сказала мне с радостью в глазах и легкостью в голосе, что никогда прежде не видела такого стремительного совершенствования тела и духа, какое показывает теперь Афафренфер. Тем не менее, вскоре он будет оспаривать принадлежащий ей титул. И проиграй она бой - её место в иерархии монастыря станет на ступень ниже.

Я спросил её об этом, и ответ женщины пришелся мне по сердцу. Если он сможет победить её, то заслуживает и похвалы, и места. Ей же нужно будет усерднее тренироваться, чтобы отвоевать свой титул назад. В конечном итоге, подъем Афафренфера только сделает её лучше.

У неё собственное видение конкуренции. Она считает, что нет лучшего соревнования между людьми, чем то, что человек ведет сам с собой. Вызов, брошенный самому себе, должен перевешивать все остальное. Проще говоря, возвышение наших противников заставляет нас самих становиться лучше и лучше. Нужно приветствовать такую возможность, а не бояться или избегать её.

Это полностью противоречит философии Мензоберранзана. На самом деле, именно желание дроу удерживать других и даже убивать, чтобы любым способом сохранить собственное положение, когда-то вынудило меня покинуть город. Подобная позиция безнравственна и ограниченна.

Здесь, в Монастыре Желтой Розы, я нашел полную противоположность этой бессмысленной паранойе. Здесь я чувствую себя так же, как в тот день, когда столкнулся с Монтолио и узнал о Миликки. Но на этот раз я познаю взаимоотношения, которые поддерживаю всем сердцем.

И это прекрасно.

Великолепно.