Дар Афродиты

2

Супруги Погремцовы, Дмитрий Федорович и Мария Ивановна, почти двадцать лет прожили вместе, редко покидая пределы своего калужского имения. Имение Погремцовка было не очень большим, но и немаленьким, насчитывая двести пятьдесят крестьянских душ. Доходов, получаемых от продажи зерна, топленого масла, пеньки и льна вполне хватало супругам на достойное существование, содержание и образование дочери, Натальи Дмитриевны, которая, почитай, уже была на выданье, ей минул девятнадцатый год.

Все чаще в последнее время Дмитрий Федорович задумывался о достойном женихе для Натальи, но, увы, не видел подходящей кандидатуры. Соседи помещики, некоторые из которых были уже вдовцами с детьми, пребывали в более скромном состоянии, нежели супруги Погремцовы, многие даже не могли обеспечить своих сыновей, отчего отправляли их служить в армию в весьма невысоких чинах.

От такой перспективы Дмитрию Федоровичу становилось тошно до крайности, ведь Погремцов и его супруга были еще не стары, им едва исполнилось по сорок лет, хотелось пожить роскошной жизнью в Санкт-Петербурге или Москве, иметь приличный экипаж для выезда.

Наталья Дмитриевна уродилась на славу: складная, невысокого роста, имела приятное открытое лицо со здоровым деревенским румянцем, а не косметическим, как у городских барышень; темные волосы, обычно укладываемые на прямой пробор, струились блестящими аккуратными локонами с обеих сторон ее дивной головки.

Что и говорить, сия барышня, ко всем ее внешним прелестям, была еще и начитанна, с избытком увлекаясь французскими романами, правда, в пользе которых папенька ее весьма сомневался. Оттого и стала Наталья Дмитриевна к девятнадцати годам излишне сентиментальной и пылкой, постоянно переживая в душе любовные приключения героинь новомодных романов и веря в любовь с первого взгляда.

Дмитрию Федоровичу не хотелось выдавать дочь за кого ни попадя. И он ждал появления выгодной кандидатуры жениха, нисколько не сомневаясь, что его Наташенька сможет произвести благоприятное впечатление на кого угодно.

И вот терпения и надежды Дмитрия Федоровича были вознаграждены сполна. В конце апреля получил он письмо от старинного друга Павла Юрьевича Астафьева, с которым служил в артиллерии во время кампании 1812 года. Более того, Дмитрий Федорович и Павел Юрьевич принимали участие в Бородинском сражении. Давно это было…

В те годы Погремцову едва исполнилось двадцать лет, он только окончил Артиллерийский корпус. Полковник Астафьев был старше почти на двадцать лет и командовал тем самым полком, где и служил молодой артиллерист.

При Бородинской битве французы прорвали редут, смяли русскую пехоту, устремившись на ненавистную артиллерию. Полковник Астафьев получил тяжелое ранение и выжил лишь благодаря смелости молодого поручика Погремцова. Вынося с поля битвы своего командира, артиллерист был контужен разорвавшимся рядом снарядом, отчего и попал вместе с графом Астафьевым в лазарет. Денщик Пантелемон, верно служивший поручику и не покидавший своего барина даже на поле боя, и принес их обоих в лазарет.

После этого случая и стали поручик Погремцов и полковник Астафьев большими друзьями. Войну они окончили во Франции, увы, но после их пути разошлись.

Дмитрий Федорович вернулся в Погремцовку вскоре женившись на Марии Ивановне, дочери соседнего помещика. Астафьев, дослужившись до генеральского чина, представленный ко многим наградам, удачно женился на дочери графа фон Розена, получив, таким образом, титул графа и став Астафьевым фон Розен. Правда, свою вторую фамилию он упоминать не любил, так как считал себя истинно русским человеком. Но связи, приобретенные благодаря удачной женитьбе, граф Астафьев использовал весьма охотно и с пользой дела, приобретя своих людей и при дворе императора.

Недавно граф Астафьев овдовел, детей ему с женой, увы, Бог не дал. И заела Павла Юрьевича тоска, да такая, что потянуло его прочь от блистательной жизни Санкт-Петербурга, подальше, куда-нибудь в провинцию, где люди были добры, открыты и простодушны — не чета сливкам столичного общества.

И как раз подвернулось графу поместье разорившегося князя Хлынского, что под Калугой и всего в пяти верстах от Погремцовки. Граф Астафьев тотчас же выкупил закладные у банка, что продавал поместье, оформил купчую — все честь по чести и переименовал с высшего дозволения Хлынское в Астафьево, негоже жить в имении, носившем фамилию прежнего хозяина.

Судя по документам бывшее Хлынское было хозяйством хоть и запущенным, но все же насчитывало пятьсот крестьянских душ, да и находилось рядом со старинным другом, что особенно устраивало нового хозяина.

Граф Астафьев, тотчас по приезде в имение, направился в Погремцовку, дабы обнять Дмитрия Федоровича. Встреча боевых товарищей произошла трогательно. Они обнялись без излишних слов и, взглянув на почтенные седины друг друга, прослезились — столько лет прошло, почитай, двадцать.

Мария Ивановна сердечно встретила нового соседа, почтенного графа, да еще и в генеральском чине, и зародился у родительницы в голове некий план…

— Позвольте представить, ваше сиятельство, мою дочь, Наталью Дмитриевну. Она желает познакомиться с вами, письмо наделало прямо-таки переполох в нашем семействе. Все хотят узреть бравого генерала.

Граф Астафьев рассмеялся.

— Помилуйте, Дмитрий Федорович. Уж мне почти шестьдесят: какой уж я бравый? И седой весь, и вдовец…

Граф, конечно, был в почтенном возрасте, но сохранил военную выправку, не растолстел за годы столичной жизни, а седина придавала ему лишь благородство.

— Ах, ваше сиятельство, Павел Юрьевич! — воскликнула госпожа Погремцова. — Неужели вы не удостоите нас чести и не познакомитесь с Наташенькой? Ей уже девятнадцатый год минул, она у нас на выданье…

Мария Ивановна многозначительно посмотрела на мужа, понимая, что она прочла его тайные мысли.

— Да, да! Ваше сиятельство! Поверьте, и умна, и образованна, и хороша…

— Дорогой друг, я вовсе не против знакомства с вашей дочерью, просто я в последнее время неловко себя чувствую в обществе молодых девиц, особенно после смерти супруги.

— Отчего же, позвольте полюбопытствовать? — заинтересовалась Мария Ивановна.

Граф несколько смутился.

— Без жены я уже, почитай, второй год живу вдовцом… А девушки молодые… Словом, как бы это сказать… Они вводят меня в волнение.

— Павел Юрьевич! Так это и прекрасно, значит, не потеряли вы интерес к жизни! — воскликнул Погремцов.

— Право, не знаю, дорогой друг. С одной стороны, вроде бы и не утратил, с другой — тоска смертная, хоть на крепостной женись…

Супруги Погремцовы переглянулись: вот он — потенциальный жених для Наташеньки. Подумаешь, старше на сорок лет, зато богат, благороден, со столичными связями, да и внуков еще успеет родить, там, как Бог даст. В конце концов, будет лет через десять Наташенька графиней и почтенной вдовой со связями. Просто шарман!

В гостиную, со второго этажа из спальни, спустилась Наталья Дмитриевна.

Она подошла к графу, слегка покраснев, как и полагается порядочной девушке в ее возрасте, и, протянув руку для поцелуя, вымолвила ангельским голосом:

— Ах, ваше сиятельство, папенька так много о вас рассказывал…

— Рад познакомиться с вами, Наталья Дмитриевна. — Граф приложился к ручке юной прелестницы и в душе его зародились неоднозначные чувства.

Глаша, горничная и компаньонка Натальи Дмитриевны, исправно исполняла роль почтового «голубя», поддерживая любовную переписку между молодой барыней и поручиком Константином Корнеевым.

Прошла почти неделя после встречи гусара и девушки около модного магазина, когда он лично пожаловал в Погремцовку, безусловно соблюдая массу предосторожностей, и передал Глаше записку, не забыв наградить ее за услуги полтинником.

Первое письмо Корнеева было сдержанным и не выходило за рамки дозволенного.

«Дорогая Наталья Дмитриевна!

Еще недавно я совершил дерзость в присутствии почти всей Калуги, сегодня же совершаю очередную, написав вам это письмо. Почти неделя минула с тех пор, как мы расстались на глазах изумленной публики, которая явно симпатизировала нам.

Не сочтите за неслыханную дерзость: я хочу видеть вас! Если вы совершаете прогулки на лошади в своих угодьях, дайте мне знать, и мы сможем вместе насладиться прелестями природы. Обещаю вам вести себя достойно и быть вашим рыцарем.

Константин Корнеев».

Наташенька несколько растерялась, но перед глазами всплыл образ красавца-поручика, и она, повинуясь сердцу, а не разуму, написала ответ.

«Сударь!

Я буду прогуливаться завтра вдоль просеки после полудня. Если вы захотите написать мне, то на дороге, ведущей к имению, стоит старый раскидистый дуб с дуплом, мимо него нельзя проехать, не заметив. Сие место будет нашим тайным почтовым ящиком».

На следующий день, облачившись в изумрудного цвета амазонку и шляпку, отделанную белым страусиным пером и прозрачным шелковым шарфом, юная прелестница приказала приготовить для прогулки свою любимую лошадь Арабеллу.

Константин пребывал в нетерпении, отчего не мог стоять на месте, его лошадь, чувствуя возбуждение хозяина, переминалась с ноги на ногу, раздувая ноздри, беспрестанно мотая головой и фыркая.

Наконец появилась Наталья Дмитриевна на своей обожаемой Арабелле, кобыле белой масти.

Поручик почувствовал, как кровь приливает к голове: эта провинциальная девушка, бесспорно, волновала его, причем сильнее дозволенного.

— Сударыня, я так счастлив, что вы приехали. Как самочувствие ваших родителей? — из вежливости и для поддержания разговора спросил гусар.

— Благодарю, все хорошо. Папенька с маменькой уехали в гости в Хлынское.

Константину ничего не говорило название поместья — Хлынское, и он не стал расспрашивать девушку далее, да и потом это было бы бестактностью.

Юная амазонка и ее рыцарь направили лошадей по лесной дороге, Наташенька обещала показать своему спутнику красоту здешних мест. И они, увлеченные беседой, предавались созерцанию окрестностей почти три часа подряд.

Супруги Погремцовы все чаще посещали Астафьево-Хлынское, граф также не отставал и при каждой возможности приезжал в гости, наслаждаясь обществом Натальи Дмитриевны.

Надо сказать, что Наташенька, как барышня благовоспитанная и образованная, неплохо музицировала на фортепиано и пела, чем доставляла удовольствие не только родителям, но и богатому соседу.

Родители Натальи, оставаясь наедине, не раз обсуждали, что хорошо бы выдать дочь за графа, но все же решили повременить со своими планами, решив, пусть привыкнут друг к другу, а там и, глядишь, все промеж них и сладится.

Примерно через месяц, в начале июня граф Астафьев прислал Погремцовым приглашение на свой день рождения, где должны были собраться много полезных особ, таких как: предводитель уездного дворянства, полицмейстер, конфидент note 3 генерал-губернатора и так далее и тому подобное.

Мария Ивановна засуетилась, озадаченная тем, что Наташенька должна предстать перед предполагаемым женихом и изысканным калужским обществом в наилучшем свете. Она, прихватив с собой дочь, помчалась в город, в модный магазин, дабы прикупить ткань на бальное платье, тесьму, кружева, новые туфли, заколки… и еще бог знает что, без чего юная особа просто не может обойтись на балу и праздничном ужине.

Планы Натальи Дмитриевны были нарушены, она ехала в пролетке молча, надув свои прелестные губки.

— Ах, маменька, ну отчего такая суета? У меня платьев — полная гардеробная. Зачем мне еще одно? И так носить некуда…

— Не волнуйся, скоро будет куда, — многозначительно заметила Мария Ивановна.

Наташа растерялась, сердце екнуло.

— Не понимаю вас…

— Скоро поймешь. Дмитрий Федорович желает тебя выдать замуж. Надеюсь, ты не ослушаешься своего отца?

Девушка открыла рот от удивления.

— И… и позвольте спросить: за кого?

— За графа Астафьева…

У Наташи упало сердце.

— Но он же старше папеньки на двадцать лет, а меня — на сорок! — пыталась возразить она.

— Ну и что! Эка невидаль! А за кого тебя выдать, позволь спросить? Вокруг помещики сводят еле-еле концы с концами. Ты так хочешь жить?

— Нет… но…

— Никаких «но»! Отец поговорит с графом, они — давние друзья. Да и тот выказывал намеренье жениться, стало быть, не потерял еще интерес к женщинам.

— Но, маменька! Почему на мне? Пусть найдет еще кого-нибудь, скажем, вдову…

— Наташенька, ты что, не желаешь жить в Санкт-Петербурге? Блистать на балах?

— Желаю, конечно… Но граф стар! Маменька, я не хочу выходить за него! — уверенно заявила Наташа.

— Ишь, взбеленилась! А кто тебя спросит? Отец велит, и выйдешь за графа!

Наташа тихонько заплакала: «Нет только не за старого Астафьева… А как же Константин? Он такой красавец и обходительный… Надо что-то предпринять… Но что?»