Дар сопереживания

22

Кейн прильнул к направленному на город телескопу. «На что он смотрит? – гадала Майра. – На причину, по которой все случилось?» Неужели ее брат лежит, согнувшись в три погибели, запертый в сундуке и трясется от страха из-за того, что Кейн разглядывает в телескопе? Не придумав, как получше сформулировать вопрос, Майра спросила только: «Зачем все это?», но Кейн не удосужился ответить.

Тогда девушка осмелилась спросить:

– Можно мне разговаривать с ним?

Когда мать в детстве запирала Говарда в шкаф, Майра всегда ложилась рядом на пол и шептала брату в щелку ободряющие слова, становясь спасительной ниточкой, связывающей его с жизнью, словно вместе с ее словами к нему проникали кислород, пища и вода. Брат часто оказывался в шкафу за то, что обижал ее, но Майра, тем не менее, никогда не желала ему этого наказания. Между ними всегда существовала связь, которой мать не замечала и поэтому не понимала, что их постоянные драки, ссоры и обиды друг на друга, невзирая на их внешнюю серьезность, были лишь ребячеством, детским проявлением взаимной любви. Говард в своей жестокости никогда не позволял себе переступать предел, какой ему определяла сестра, поэтому, когда его наказывали за плохое обращение с ней, Майра помогала брату бороться с клаустрофобией, облегчая часы заточения в домашней темнице.

– Ничего с ним не случится, – откликнулся Кейн.

– Я только поговорю с ним, я не собираюсь его выпускать.

Кейн оторвался от телескопа и обернулся к Майре. Секунду его лицо ничего не выражало, взгляд оставался мертвым, затем он улыбнулся с такой теплотой и любовью, что события сегодняшнего дня едва не показались Майре дурным сном.

– Я это знаю, дорогая, – мягко сказал он. – Наши желания совпадают, мы оба хотим, чтобы он оставался в сундуке. Ты же видела, как ему было больно вне его.

Майра сидела на привычном месте за компьютером. Кейн подошел, расчистил перед ней стол, затем взял ее лицо в ладони, наклонился и поцеловал. Его губы были трепетно мягкими, а прикосновение умопомрачительно нежным, рука ласково погладила шею девушки и двинулась ниже. Майра в одинаковой степени боялась и жаждала его ласк. Когда Кейн выпрямился, не отрывая своего взгляда от ее, его глаза показались Майре такими ласковыми и чистыми, что она заново влюбилась в него. Она разберется в тайнах его поведения, научится жить с ними, а потом поможет ему избавиться от них... Еще не все потеряно. Может быть, и ничего не потеряно. Она по-прежнему волнует его... Это сквозило в его взгляде, в каждом движении...

– Кажется, мое поведение тебя немного смущает, – сказал Кейн.

Майра кивнула, не решаясь теперь что-либо говорить: смущение, слишком банальное слово, отнюдь не соответствовало тому, что она чувствовала.

– Ты все поймешь через несколько минут, – продолжал Кейн. – Тебе не о чем беспокоиться, даю слово.

Майре очень хотелось ему верить.

– Зачем ты отключил телефон? – робко спросила она. Посадив Говарда в сундук, Кейн перерезал ножницами телефонный провод.

– Чтобы никто не нарушил нашего уединения, – весело произнес Кейн, усмехнувшись, как шкодливый мальчишка. – Очень важно, жизненно важно, не напортачить в мелочах, а общая картина достаточно скоро станет тебе ясна.

Он положил на стол плоский кейс из сундука и сказал:

– Теперь отправляйся на диван и сиди там.

Майра схватилась за костыли и поковыляла к дивану.

– Ты можешь ходить без костылей? – спросил Кейн.

– Нет, – сама не зная зачем, солгала Майра.

Кейн пристально смотрел на девушку несколько секунд, словно стараясь понять, было ли это утверждение правдой, затем забрал у Майры костыли и прислонил их к стене возле окна. Казалось, он отдалился на огромное расстояние, хотя находился лишь в другом конце комнаты в шести метрах от нее, однако Майре, несмотря ни на что, хотелось быть рядом с Кейном, поэтому любое расстояние представлялось ей бесконечно большим.

Кейн открыл кейс. Майре с дивана не было видно, что в нем. Кейн вынул три коротких алюминиевых штырька и соединил их. Получилась подставка-тренога чуть повыше, чем у телескопа. «Похоже на подставку теодолита», – подумала Майра. Кейн поставил треножник на подоконник рядом с телескопом и попытался открыть окно. Квартира не проветривалась уже много лет: мать Майры опасалась, что пыль и сажа городского смога будут оседать на мебели, поэтому сколько Майра себя помнила свежесть воздуха в их квартире поддерживал кондиционер. Окна давно заклинило.

Кейн обстучал оконную раму ребром ладони, подергал за ручку и снова обстучал раму. Не добившись результата, он сходил на кухню за молотком и принялся колотить им по раме, затем опять стал дергать за ручку.

От прилагаемых усилий его лицо побагровело, на шее выступили жилы. В конце концов он сдался и, пожав плечами, повернулся к Майре.

– Ничего другого не остается. – Он вновь взял молоток и спросил с усмешкой: – Ты позволишь?

Майра не поняла, что он хочет сделать и зачем спрашивает у нее разрешения, но на всякий случай кивнула. Кейн разбил молотком стекло, затем педантично обколотил все застрявшие в раме острые осколки, пока от них не осталось ни единой зазубрины, о которую можно было бы пораниться.

– Любая работа достойна того, чтобы ее делали хорошо, – назидательно произнес Кейн с усмешкой. Он, очевидно, был до крайности доволен собой.

В комнату ворвался ветерок. Майра впервые за несколько месяцев ощутила запах города. Ей в уши ударил уличный шум, смешанный со странным шуршанием и тихим завыванием. Миг спустя девушка поняла, что это пение ветра, никогда не затихающего на высоте тридцать четвертого этажа.

Кейн возвратился к столу, и Майра со все возрастающим ужасом наблюдала, как он, деталь за деталью, собирает винтовку. У нее вырвался стон. Кейн поднял глаза и ласково сказал:

– Все не так страшно, как выглядит. Вот увидишь, дорогая, все будет хорошо.

До Майры наконец дошло, что все его поцелуи и ласки были всего лишь искусным притворством, призванным успокоить жертву, влекомую под топор палача.

«Он собирается нас убить, – яркими буквами проступило у нее в мозгу сквозь туман прежнего непонимания. – Сначала кого-то еще, затем Говарда и меня».

Беккер и Карен поднялись на лифте на тридцать третий этаж, покинув кабину этажом ниже квартиры Голдсмитов.

– Я не хочу, чтобы он вышел из квартиры взглянуть, не вертится ли кто-нибудь около лифта, – пояснил свои действия Беккер. – Он сейчас наверняка будет убивать при малейшем намеке на опасность. Его время истекает. Если я прав и он намерен стрелять в Арафата, когда тот прибудет в ООН, ему осталось ждать, – Беккер бросил взгляд на часы, – полчаса. Времени на расспросы и раздумья у него нет. Он просто убьет любого, кто покажется ему подозрительным. Понимаешь?

– Да, – сказала Карен, надеясь, что ей удается скрывать нервозность.

– Может быть, Хэтчер прав, и его здесь нет. Мы должны это выяснить. Если ты его увидишь, немедленно уходи, поняла меня? Немедленно. Не приближайся к нему и ни в коем случае не дай ему подойти к тебе вплотную. Ты все поняла?

– Да.

– Карен, я говорю это предельно серьезно. Предельно. Если ты его увидишь, даже услышишь, что он там, уходи, не медля ни секунды. Не воображай, что тебе удастся с ним справиться или обвести его вокруг пальца. И не думай, что твой уход будет доказательством твоей трусости. Здесь нет речи о трусости, я не ставлю под сомнение твое мужество, просто риск слишком велик, поэтому при малейшей опасности исчезай.

– Джон, я – агент, прошедший специальную подготовку, я могу за себя постоять.

– В данном случае твоя подготовка не годится. Возможности этого человека намного превосходят все, чему тебя обучили в академии. К тому же, в момент встречи лицом к лицу тебя неизбежно охватит нерешительность. Это естественно: ты – не он, у тебя нет его навыков и опыта. Ты заколеблешься на полсекунды или даже меньше, но за это время с тобой будет покончено, потому что он вообще не станет колебаться в выборе решения. Это ясно?

– Ты пытаешься напугать меня до безумия?

– Совершенно верно. Мне нужно, чтобы ты была достаточно напугана и в связи с этим поступила так, как я говорю. И не надейся, что тебе удастся победить страх или как-то справиться с ним. Испуганный человек, пусть даже совсем чуть-чуть, неизбежно колеблется, прежде чем действовать. Это следствие страха.

Карен кивнула.

– Я поняла, что от меня требуется. Моя задача – установить, в квартире он или нет, и если в квартире, не вступая с ним в контакт, немедленно доложить об этом тебе.

– Как ты сказала – установить? По-моему, ты слишком долго общалась с Хэтчером.

– Как ты думаешь, у нас получится? – спросила Карен, с надеждой глядя Беккеру в глаза.

Он взял руку девушки в ладони и тихо проговорил:

– Не надо тебе вообще ходить туда.

– Но тебе же нельзя, – возразила Карен. – Он тебя знает, она тоже. Тебе просто не откроют дверь.

– Мы можем подождать возвращения Хэтчера, – предложил Беккер.

Карен ласково провела пальцами по его щеке.

– Нет, и давай прекратим ненужные пререкания. Я хочу пройти через это испытание.

Дверной звонок пронзительным криком разорвал тишину. Не успела Майра ахнуть и повернуться к прихожей, как Кейн уже был около нее.

– Кто это? – резко спросил он шепотом, словно Майра могла видеть, кто стоит по ту сторону двери.

– Не знаю. Снизу никто не предупреждал о своем приходе. Должно быть, кто-то из соседей.

– К вам заходят соседи? – подозрительно спросил Кейн.

– Иногда бывает, – снова солгала Майра. Соседи заглядывали к ним крайне редко. С некоторыми жильцами со своего этажа Майра вообще никогда не встречалась. – Они изредка заходят занять что-нибудь по хозяйству.

Звонок настойчиво прозвенел во второй раз.

– Избавься от него, – прошептал Кейн. – Я буду в комнате с Говардом, понятно?

Понятно ли ей? «Нет, ничего, абсолютно ничего», – горько подумала Майра. Она застряла в кошмарном лабиринте без указательных знаков, однако угрозу в голосе Кейна распознала без труда и сказала:

– Да.

Кейн взглянул на часы. Звонок прозвучал в третий раз: кто бы это ни был, он явно не собирался уходить.

– Избавься от него побыстрее, – приказал Кейн.

– Мои костыли, – напомнила Майра. Она было двинулась к двери без них, но вовремя спохватилась и остановилась, прежде чем Кейн это заметил. Ей в голову запала одна мысль.

Кейн быстро сбегал за костылями, вложил их девушке в руки и наклонился к уху Майры без намека на прежнюю чувственность и страсть.

– Если вздумаешь убежать, Говард умрет раньше, чем ты вернешься, – прошептал он.

– Я поняла, – ответила Майра. Кейн скрылся в своей спальне, и девушка побрела в прихожую.

Когда она открыла дверь, это создало тягу, и ветер из разбитого окна, устремившись в прихожую, взъерошил волосы стоявшей на пороге молодой женщины.

– Привет, – оживленно поздоровалась она. – Меня зовут Карен Крист, я только что переехала в квартиру «34 К», это дальше по коридору, знаете? Мне еще не установили телефон, а с моей кошкой неожиданно что-то случилось. Она на меня бросается. Мне нужно срочно разыскать ветеринара.

– Ваша кошка? – тупо повторила Майра. Слова женщины она воспринимала лишь краешком сознания: образ Кейна с винтовкой в руках, стоявшего за закрытой дверью, мешал ей сосредоточиться на чем-либо другом. – Я вас не побеспокою. Я очень волнуюсь за Кики. Я только на минутку, обещаю, – сказала женщина и, слегка нагнувшись, заглянула в квартиру. Снова подул ветер. Бумаги на столе Майры затрепетали. – О, я и не знала, что можно открывать окна, – проговорила женщина.

«Ей многое видно, – подумала Майра. – Часть гостиной и окно, однако дверь в спальню матери ей не видна, значит и ее оттуда не видно». Майру внезапно пронзило сознание, что ее саму тоже нельзя увидеть из спальни Кейна, а входная дверь открыта: один шаг, и она на свободе. Насколько быстро она сумеет вызвать помощь? Недостаточно быстро. Вообще не успеет.

– Вам нехорошо? – спросила вдруг женщина. – Вы выглядите как-то странно... С вами все в порядке?

Что Майра могла ей сказать? Как предупредить, чтобы она подняла тревогу, а Кейн об этом не догадался? Он, конечно, подслушивает. Но он не может ее видеть, подумала Майра с надеждой. А если она ошибается?

– Со мной все нормально, – громко ответила она, стараясь передать сигнал опасности глазами, но молодая женщина вновь смотрела мимо нее на окно.

– Похоже, у вас разбилось окно. Вам не нужно помочь убрать стекло?

Женщина внезапно шагнула в квартиру в обход Майры и направилась прямо к окну.

– Пожалуйста, подождите! – воскликнула Майра. – У меня не работает телефон. Он только сегодня сломался.

Карен уже осматривала окно. Затем она опустилась на колени и принялась собирать осколки.

Она была видна Бахуду из спальни через щелку в двери: лицо Карен точно попало в узенькую вертикальную полоску света между косяком и шарнирами. «Хорошенькая, – отметил про себя Бахуд, – и уже почти мертвая».

– Пожалуйста, прошу вас, – уговаривала Майра, торопливо ковыляя к Карен. – Мне очень жаль, что с вашей кошкой случилась беда. Мне правда жаль, но я ничем не могу вам помочь, ничем.

– Ничего страшного, – сказала Карен, поднимаясь на ноги с полной горстью битого стекла в руке, – возможно, это я могу вам помочь. – Она протянула Майре осколки и оглядела комнату, как бы ища, куда их положить.

Одна из ведущих в спальни дверей была слегка приоткрыта. Карен шагнула к ней, но Майра вцепилась ей в руку с силой, удивившей ее саму.

– Мне не нужна ваша помощь, – твердо проговорила она. – Я прекрасно справляюсь со всем сама. Уверена, вы не имели в виду ничего оскорбительного, однако я не настолько беспомощна, как выгляжу.

С проворством, которого Карен никак не ожидала от человека на костылях, Майра поспешно повлекла нежданную гостью к двери, ни на миг не отпуская ее руки.

– Прошу прощения, – пробормотала Карен, – но я не догадывалась...

– Вполне понятная ошибка, которая, кстати, случается со всеми, – перебила Майра, выталкивая Карен за порог. – Мне очень жаль, что ваша кошка заболела, но я не в силах ничем вам помочь, и к тому же сегодня я не в настроении принимать гостей. Заходите как-нибудь в другой раз, когда устроитесь и немного обживетесь.

Карен открыла рот, но дверь перед ней уже захлопнулась. Едва молодая женщина осталась одна, вся смелость покинула ее: что она стала бы делать, если бы Майра Голдсмит не остановила ее, а Бахуд оказался бы в спальне? Беккер, по-видимому, прав, считая: что с Бахудом Карен не справится. Так была ли она готова выяснить это? К двери спальни она шагнула без колебаний, подумала Карен с оттенком гордости. Да, на это у нее хватило решимости. Но едва Карен осознала, что без вопросов и колебаний шагнула навстречу смертельной опасности, ее всю затрясло.

Выждав достаточно долго, чтобы полностью овладеть собой, Карен заторопилась к Беккеру. По дороге она вдруг вспомнила, что видела на подоконнике гостиной треножник, и мгновенно с ужасом поняла, для чего он предназначен.

Закрыв за молодой женщиной дверь, Майра покорно вернулась к дивану и села.

Практически в тот же миг Кейн оказался рядом и пристально уставился на нее сверху вниз, стараясь прочитать по лицу ее тайные мысли. Майра попыталась улыбнуться, зная, что выглядит испуганной, но это было вполне естественно. Выражение лица не должно выдать зародившейся у нее надежды на спасение, понимала девушка и прилагала к этому максимум усилий. Глаза Кейна внимательно ощупывали ее черты. Покрывала обмана таяли под его горящим взглядом, и Майра боялась, что он в любую секунду сорвет с нее маску и поймет, что она неудачно пыталась выдать его. Что он сделает потом? Потом он ее убьет, со всей определенностью осознавала Майра. Кейн подготовил винтовку, чтобы кого-то застрелить, разве он мог оставить в живых очевидца? Никогда. Он застрелит нужного ему человека, затем прикончит Говарда и Майру. Только ее послушание до сих пор сохраняло ей жизнь. Или, возможно, Кейн использовал ее вместо развлечения на время ожидания.

Однако Кейн не сумел ничего прочесть по лицу девушки. Читать по лицу – это в принципе довольно трудно. Майра тоже не распознала вероломство в его чертах, не распознала чудовище, когда он лежал на ней, методически вгоняя самого себя внутрь ее. Нет, не распознала, она видела в нем только возлюбленного. Чего же тогда удивляться, что и он видел сейчас в ней только беспомощную покорную калеку, горько подумала Майра.

Отобрав у девушки костыли, Кейн вернулся с винтовкой к окну, игнорируя ее присутствие. На секунду он зашел в комнату Говарда и сразу же вышел обратно с каким-то свертком, который бросил на стол.

Майру переполнило отвращение к себе. Подумать только, она любила этого зверя, восхищалась им и прощала ему все, даже когда он истязал ее, и теперь он не убивал ее только потому, что не видел в ней вреда.

«Я для него ничто, ноль, мелочь, из-за которой не стоит беспокоиться», – думала Майра, чувствуя, как ее самоотвращение медленно превращается в гнев.