Меня никогда в жизни так не унижали!
Никогда.
И я очень зла.
Оборачиваюсь на дверь, за которую меня выставили, и выдаю энергичное движение средними пальцами обеих рук. Только так я могу противостоять желанию пнуть дверь.
Разгневанно шлепаю по дороге, бормочу все известные мне ругательства, и свинцовые тучи нависают над моей головой. К тому времени, когда добираюсь до подземки, небеса разверзлись, залив меня потоками воды.
Эми Кросби обтекает.
Не думала, что с временной работы могут уволить. Была уверена в своей дипломатической неприкосновенности. И явно ошибалась.
Похоже, в последнее время мне особенно хорошо удается ошибаться.
И мне это не нравится.
Конечно, я не должна была врать Элейн, что умею работать с любым коммутатором. Надо было сказать ей правду, но, если не соврешь, вообще никакой работы не получишь. Это первое правило временного трудоустройства: ставить галочку в окошке «Да» напротив каждого навыка в списке.
Когда позвонила Элейн и сказала, что есть работа на две недели, с хорошей зарплатой, в офисе крупной юридической фирмы, я сразу согласилась. Она просмотрела мою анкету.
— Хорошо. Ты раньше работала с цифровой системой Элонексик-950, — радостно сказала она, — значит, справишься.
— Конечно, — ответила я, не услышав ни единого ее слова, мысленно подсчитывая свою зарплату и думая о стильных туфельках, которые видела на прошлой неделе.
Да и вообще, что может быть сложного в секретарской работе? Ее я могу выполнять даже стоя на голове. Поэтому мысль о моей профессиональной непригодности не посетила меня ни пока я тащилась через весь Лондон в Сити, ни когда шагала через огромный и роскошный вестибюль к своему рабочему месту. Даже когда вписала свой зад в кресло космического дизайна и представилась Анджеле из отдела кадров, у меня не возникло сомнений в своей компетентности.
Первые недобрые предчувствия появились, когда меня оставили наедине с устройством, похожим на пульт управления полетами. Тут я поняла, что наврала слишком много. Красные, оранжевые и желтые огонечки гневно мигали, а гулкую тишину приемной нарушал настойчивый звон занятых линий.
— Так, — пробормотала я, глядя на технического монстра и потирая руки.
Но сама уже ощущала первые толчки землетрясения в основании моей самоуверенности. Через двадцать минут я так и не смогла принять ни одного звонка и начала впадать в панику. Через час Анджела что-то заподозрила. Она спустилась с одного из верхних этажей и важно вышла из лифта в своем строгом полосатом костюме.
— Какие-то проблемы? — спросила она.
— Нет-нет, — улыбнулась я, обнаружив, что надела наушники задом наперед, — все в порядке.
Она кивнула, явно не удовлетворенная ответом. Я проводила ее взглядом и решила не сдаваться, чего бы это ни стоило. У меня по физике были отличные оценки. Уж с такой ерундой как-нибудь справлюсь.
Как бы не так.
На каждой линии сидело по недовольному абоненту, и все ругались в один голос. К одиннадцати часам пульт накалился добела и готов был взорваться. Я начала жать на все кнопки без разбора.
— Черт, блин! — кричала я. — Отвалите, вы, идиоты, перестаньте звонить! Звоните в другое место! Пошли вы все!
Через две минуты двери лифта со звоном открылись, из кабины выскочил лысеющий мужчина в дорогом костюме. Сначала я подумала, что случился пожар, так возбужденно он махал руками. Но вскоре стало ясно, что единственный источник опасности в этом здании — я.
— Да чем вы тут занимаетесь? — заорал он, затормозив напротив меня. — С какой стати вы позволяете себе ругаться на коммутаторе! Вы хоть понимаете, какие важные клиенты сидят у нас в зале заседаний? Ваши мерзкие ругательства слышали по всему зданию! На всех этажах!
Его кустистые брови дрожали, а выпученные глаза грозили вылезти из орбит.
Я попыталась встать, но у наушников оказались короткие провода, и я плюхнулась обратно.
— Откуда вы? — протявкал он, в то время как я стягивала с себя наушники.
— Из Шепардз-Буш, — пропищала я, только теперь заметив кнопку громкой связи.
Я нажала ее, связь отключилась, и погас зеленый огонек на микрофоне прямо над моим ртом. Из двери у лестницы, хватаясь за вздымающуюся грудь и глотая воздух, выскочила Анджела.
— Из какого она агентства? — спросил мужчина.
— «Лучшие кадры», — задыхаясь, выдавила она. — Я им непременно об этом сообщу.
Мне даже не дали возможности оправдаться. Мужчина взял меня за локоть и потащил к выходу.
— Эй! — взвизгнула я.
— Вон! — прорычал он, глядя на меня так, словно я им только что ковер обмочила. — И чтобы я вас тут больше не видел. Да вы хоть понимаете… — Фразу закончить он не смог. На мгновение мне показалось, что он собирается дать мне пинок под зад.
Я бросилась к метро, найдя утешение в глубинах подземелья. В метро на меня обычно снисходит спокойствие. Пересаживаюсь с одного поезда на другой, не следуя никакому маршруту. Мелькают лица людей в толпе, проносятся мимо рекламные плакаты — все это действует на меня успокаивающе, и я раздумываю над достойными словами, которые могла бы сказать.
В конце концов придумываю пять остроумных ответов, которые сразили бы Анджелу и ее прихвостня наповал. Но какой сейчас от этого толк. После драки кулаками не машут.
Решаю, что пора сменить декорации, и выхожу на «Грин-парк». Бессмысленно брожу по гравийным дорожкам, на душе тяжесть. Погода все еще пасмурная, но дождь прекратился. Закутываюсь в мокрую куртку и сажусь в свободный шезлонг.
Закрываю глаза и в темноте вижу плавающие звездочки. Я знаю, что мне придется все рассказать Элейн. Подтягиваю колени к подбородку, обхватываю их. Почему люди до сих пор не изобрели телепортирующую машину? Вот бы мне сейчас телепортироваться на какой-нибудь остров у берегов Южной Америки.
Хел уехала на съемки, а Джеку звонить не хочется. После того как я нашла портрет Салли, между нами повисло какое-то отчуждение. Джек целый час извинялся, но мне все равно неприятно, что он не сказал правду раньше. Наверное, думал, что я не смогу смириться с тем, какая симпатичная у него модель. Что он там себе вообразил? Боялся, что я начну ревновать? Да, может, я бы и заревновала, но не в этом дело. И теперь я пытаюсь быть спокойной. Правда, сейчас мне это плохо удается. Чувствую себя настоящей плаксой.
И никто меня не утешит. Я сожгла за собой все мосты — отступать некуда. На прошлой неделе обзвонила всех своих знакомых, восхваляя Джека и восторженно сообщая, какая я счастливая. У меня появился парень, вот и решила нести всему миру добро, передавая положительные вибрации всем, кому повезло оказаться в моей записной книжке. Так я себе говорила. Но будем откровенны. Я это сделала не в порыве любви к ближнему. Просто хотела, чтобы все мне позавидовали.
Мой звонок Сьюзи (лучшей подруге студенческих времен) был настоящим издевательством. У нее уже давно роман с женатым мужчиной, а я выдала длинный монолог о том, что наконец-то нашла смысл жизни. После этого Сьюзи тяжело вздохнула:
— Тебе так повезло.
— Твое счастье в твоих руках. — Я сделала многозначительную паузу. Она знала, что я сейчас скажу. Эту тему мы обсуждали уже раз сто. — Он от нее никогда не уйдет. Ты же это понимаешь?
— Да, но я все равно его люблю. — Свою реплику Сьюзи произнесла с ужасным акцентом бедной девочки из рабочего квартала, как дешевая звезда мыльной оперы. И мы, как всегда, рассмеялись. — Я правда рада, что у тебя так хорошо все складывается, — добавила она в конце нашего разговора, — хотя ужасно тебе завидую. Если бы я встретила такого романтичного парня, была бы безумно счастлива. Эми, держись за него обеими руками.
Я была довольна собой. Но мне стало неловко, что я приукрасила наши отношения с Джеком некоторыми подробностями и приписала ему качества, которых у него, скорее всего, никогда не было и не будет. Сказала Сьюзи, что, когда Джек появился на моем пороге, в руках он держал охапку алых роз, а на пикнике мы икру запивали шампанским.
Пикник и так получился замечательным. А от икры меня вообще воротит.
Но я знаю, почему так поступила. Мне хочется, чтобы Джек оказался моим принцем на белом коне, вот я и преувеличиваю его достоинства, дабы убедить всех окружающих, а заодно и саму себя, что это и вправду ОН.
Смотрю на деревья, издалека доносятся обрывки мелодии вагончика мороженщика. Делаю глубокий вдох.
Правда в том, что жизнь моя не мед, да и у Джека характер — не сахар.
Подумав еще немного, решаю усугубить свои мучения и добавляю: у Джека характер не сахар, поэтому и жизнь моя — не мед.
Наверное, я действительно так думаю, потому что не уверена, суждено ли мне провести с ним остаток своих дней. Может быть, это нормально в начале отношений, но все равно страшно. Я так долго ждала нормального парня, что потеряла ощущение реальности происходящего. Мне казалось, что, как только у меня наконец появится подходящий мужчина, все сразу встанет на свои места. Любовь. Замужество. Дети.
Но Джек — не тот парень, о котором я мечтала, он не Идеальный Мужчина.
Наверное, ОН всего лишь плод моего воображения.
А в реальной жизни у меня есть Джек. Да, Джек — настоящий, из плоти и крови, но не идеал. В его характере есть черты, которые меня раздражают. И их хватает, можно даже составить список.
1. Он самовлюбленный.
Мысленно вычеркиваю эту строку из списка. Я не совсем права. Ну да, у Джека есть привычка приподнимать подбородок и поворачиваться к зеркалу то одной щекой, то другой, как будто он в рекламе пены для бритья снимается. Дурацкая привычка, но это еще не значит, что он самодовольный болван.
2. Он какой-то нелепый.
3. Инфантильный. Он пердит и думает, что это смешно, а выходя из душа, покачивает яйцами. А еще дуется, если все идет не так, как ему хочется. Правда, я тоже не эталон адекватного взрослого поведения.
4. Ноги. Каждый раз, как только я начинаю засыпать, он дергает ногами. Знаю, что это от нервов, но мне все равно неприятно. Еще хуже, если он при этом касается моей ноги, — у него неухоженные ступни. Почему мужчины не подпиливают ногти на ногах?
5. Похоже, он больше предан своим друзьям, чем мне.
6. Он зарабатывает рисованием голых красавиц.
Брр.
Итак, Джек — не идеал. Придется с этим смириться. Но нельзя же винить его во всех своих несчастьях. Я сама виновата, что у меня такая ужасная жизнь. И пока я окончательно не замерзла, надо с ней разобраться.
Иду вверх по Оксфорд-стрит, неизбежный момент встречи с Элейн все ближе. Она не слишком рада мне — сидит суровая за своим столом в кабинете для «личных» разговоров, куда привела меня на разборки. Говорит, что я ее подвела и очень разочаровала. Спрашивает, как можно быть такой легкомысленной, и т. д. и т. п. Я стою, смиренно сложив руки перед собой, кивая в такт ее комментариям, извиняюсь поминутно и вообще стараюсь выглядеть как можно более кроткой. В конце концов словесный поток Элейн иссякает. Она тушит сигарету в горшке с искусственной пальмой, там уже валяется не меньше десяти окурков, — видно, день у нее тоже не задался.
— Эми, все очень серьезно, — говорит она, втягивая рябые щеки и явно обдумывая мое наказание. Плотный слой темного тонального крема заканчивается на подбородке, дальше начинается белая шея. — В сложившихся обстоятельствах я не могу устроить тебя на другое место.
Первые ноты скорби зазвучали в моей голове, как только я подняла взгляд и посмотрела ей в глаза, но теперь похоронный марш грянул в полную силу.
Элейн и понятия не имеет, что ее последние слова внесли окончательную ясность в мою жизнь. Она продолжает что-то говорить, но я не слышу.
Все вдруг встало на свои места. Ключевое слово: устроить. Элейн не может меня никуда устроить.
Я поражена, что лишь теперь поняла, во что превратилась моя жизнь. Только познакомившись с Элейн, я начала к ней подлизываться. Но, несмотря на все свои улыбки и старательность, я знала, что буду использовать ее. Временная работа была лишь привалом на пару недель — я хотела разобраться в своей жизни, а потом исчезнуть и бросить Элейн. Но спустя недели, месяцы, а теперь уже и годы Элейн все еще была моим работодателем. Я с легкостью позволила ей распоряжаться моим рабочим временем, мне стало лень думать самой. Когда это произошло? В какой момент я решила положиться во всем на нее?
Делая вид, что независима, что выше всего этого и сама устраиваю свою жизнь, я пренебрежительно относилась к работе, к людям, с которыми мне приходилось встречаться, к той же Элейн. Но на деле больше всего, как оказалось, я презирала саму себя.
И это пора прекратить. Стою здесь, как провинившаяся первоклассница, и понимаю, что Хел была права. Я плыву по течению, я использую Джека, чтобы чувствовать себя любимой. Жизненная позиция?
Хилая.
Но больше я с этим мириться не стану. Хватит. Может, мне и не дано справиться с коммутатором, но я способна на большее. Пора учиться независимости.
Эми Кросби, бери жизнь в свои руки.
Успокоив Элейн, выхожу из здания, покупаю себе шоколадный батончик, журнал, сажусь на автобус и еду домой. По дороге развлекаюсь тестом «Насколько хорошо ты знаешь своего парня» и не знаю точного ответа на большинство вопросов. Выбираю наугад. Подсчитываю баллы. Результат: «Ты пока не доверяешь ему. Проводи с ним больше времени, постарайся узнать, что он действительно любит. Если в основе ваших отношений будут искренность и честность, вы будете отличной парой».
Все эти тесты, конечно, полная чушь, но настроение уже не такое радужное. Придя домой, раздеваюсь, принимаю душ и звоню Джеку.
— А ты сегодня рано вернулась, — говорит он, зевая. — Подожди минутку. — Трубку прикрывают рукой, я слышу какое-то шуршание. Через пару секунд он снова на связи. — А ты почему не на работе?
— С работой не вышло. Но есть и хорошая новость — я туда больше не вернусь. А у тебя на сегодня какие планы?
Ты звонишь своему парню, когда он этого не ждет. Судя по его голосу, он не слишком рад тебя слышать. Тогда ты:
а) решаешь, что он чем-то занят и поэтому рассеян;
б) спрашиваешь его, в чем дело;
в) подозреваешь, что он сейчас с другой.
— Так, хотел немного поработать. Может, скоро загляну к тебе, если ты будешь дома.
Вариант в) я даже не рассматриваю, с самого начала уверена в а). Правда-правда.
Никогда не думала, что быть чьей-то девушкой так сложно. Сколько же на это уходит времени! У меня теперь постоянно готовность номер один — на всякий случай. На всякий случай — вдруг мы сегодня встретимся с Джеком — я почти ежедневно брею подмышки, ноги и, как следствие, — страдаю от щетины; подравниваю над унитазом волосы на лобке, и это ужасно, потому что они ни в какую потом не смываются; без конца стираю свой единственный нарядный пододеяльник, вместо того чтобы сменить его на страшненький в цветочек; регулярно пополняю запас продуктов в холодильнике, хотя раньше обходилась китайской лапшой и тостами; постоянно ношу белье, которое не стыдно показать.
Последний пункт причиняет наибольшие хлопоты. Раньше, до нашей с Джеком эры, я не задумываясь могла натянуть свои серенькие дырявые трусищи и такой же колоритный лифчик. Еще у меня была значительная коллекция старых «стрингов», больше напоминающих мятую туалетную бумагу, нежели белье.
Как-то я прочла статью о незамужних девушках, которые носят сексуальное белье для собственного удовольствия. Чушь! По-моему, они либо отчаянно хотят секса, либо патологически богаты. Во всяком случае, среди моих знакомых таких нет. И я не знаю ни одной девушки, которая согласилась бы отдать свои старые трусы в фонд помощи бедным, даже если бы в мире случился острый кризис нехватки трусов.
Вообще, не понимаю, зачем я так убиваюсь в отделе нижнего белья. Позавчера в саду Джека видела белье, которое сушилось после стирки. И в том числе пару заношенных «семеек». Так что он тоже не без греха.
Но я решила быть на высоте и на прошлой неделе, прихватив кредитку, пошла по магазинам. В разгаре шопинга меня отловила громогласная усатая женщина.
— Какой у вас размер груди, милочка? — вопросила она.
— 34В, — ответила я, складывая руки на груди, как будто попала в передачу «скрытая камера».
— Не может быть! У вас не меньше 32D, если, конечно, такие вообще встречаются!
Она втиснулась в кабинку и принялась измерять меня сантиметровой лентой.
— Как я и говорила, — кивнула усатая дама удовлетворенно.
32D! С тех пор как у меня выросла грудь, я всегда носила 34В. Когда это я успела превратиться в грудастую секс-бомбу?
Надеваю свой новый буфергальтер, запихиваю все внутрь. Да, тесновато. Растерянно смотрю в зеркало.
Что еще надеть?
Как одеться на выход — понятно, но вот в чем ходить дома? Обычно я хожу по дому в легинсах и безобразной футболке, но сегодня же придет Джек. Как мне предстать пред ним в будничной обстановке?
Одеться сексуально?
Нацепить обычные домашние лохмотья?
Расфуфыриться?
В результате надеваю трусики от Келвина Кляйна и белую майку.
Долго накладываю макияж, чтобы выглядеть совершенно ненакрашенной, прибираюсь в квартире, потом брожу по кухне. Думаю, не приготовить ли что-нибудь… Нет, не приготовить. Потому что наверняка блюдо не удастся, а неудач с меня на сегодня хватит. Я другая — обновленная, независимая. И Джеку пора об этом узнать.
Крашу на ногах ногти, смотрю телевизор и жду его прихода. К тому времени, когда он звонит в дверь, я уже успела задремать. Вытаскиваю куски ваты, зажатые между пальцами, и спешно нажимаю кнопку домофона. Слышу, как он поднимается по лестнице, и меня охватывает волнение.
— Привет, — говорю я, выглядывая из двери, как только он появляется в поле зрения.
Он целует меня и улыбается, кинув взгляд на мои трусы:
— И больше ты ничего не наденешь?
— Надену, конечно, — запинаюсь я. — Я как раз… — и показываю на спальню.
— Тогда не буду тебя задерживать.
Он меня разоблачил. Исчезаю за дверью, стремясь спрятать свои покрасневшие щеки.
— Может, сходим куда-нибудь? — говорит он, входя в гостиную. Берет пульт от телевизора и переключает каналы.
— Я не против.
Рывком открываю дверь шкафа и роюсь в поисках джинсов; слышу, что сначала Джек включает какую-то телеигру, потом новости, останавливается на футболе. Мне кажется, что он собирается смотреть, но Джек отрывается от телевизора, идет в спальню и садится на кровать.
— Не хочешь надеть вчерашнее платье? — спрашивает он. — Тебе оно очень идет.
— Конечно!
Срываю платье с плечиков, поворачиваюсь к нему спиной и стаскиваю майку. Вдруг понимаю, что он стоит позади меня. Чувствую его губы. Он поднимается поцелуями вверх, и я слышу его дыхание у самого уха. Потом он обхватывает мой новый 32D.
— Хотя… — шепчет он.
Уже темно. Иду на кухню, достаю из холодильника бутылку вина и ищу спички. Спотыкаясь в темноте, пытаюсь зажечь свечи.
— А почему ты свет не включаешь? — спрашивает Джек, глядя на меня и открывая вино.
— Потому что терпеть не могу эту комнату. Тут нужен ремонт, но у меня пока руки не доходят.
— И что ты с ней хочешь сделать?
— Не знаю, надо что-то поменять. Теперь, когда у меня появилось свободное время, обязательно придумаю что-нибудь.
Мы лежим на одеяле, наши голые руки и ноги сплелись в темноте.
— Откуда у тебя вдруг появилось столько свободного времени? — спрашивает он.
Я рассказываю Джеку все, что со мной сегодня произошло, и он так смеется, что проливает вино мне на живот. Наклоняется, слизывает вино, потом, упершись подбородком в мой живот, смотрит на меня.
— Меня однажды тоже уволили, — говорит он, — если тебе от этого станет легче.
Не могу себе представить, чтобы Джека вышвырнули с работы, — он слишком крут. Оказывается, работая в галерее, он поменял замок после взлома. Ну а потом заявился его босс, взбесился, что не смог попасть в свое собственное заведение, и указал Джеку на дверь.
— И что ты сделал?
— Ушел. И это лучшее, что со мной случилось, правда, — говорит он, опираясь на локти и снова облизывая мне живот. — Я многое после этого понял. Понял, что хочу быть художником и должен приложить все силы, чтобы это произошло.
Я глотнула вина.
— Знаешь, меня это заводит.
— Что? — спрашивает он.
— То, что ты добился успеха в живописи. Отчасти поэтому ты мне и нравишься.
Джек издает недовольный стон и утыкается мне в шею лицом. Обожаю, когда он такой робкий. Не могу устоять и обнимаю его.
— Но мне-то что делать? — спрашиваю я.
— Само собой решится, — отвечает он, — я точно знаю. А если ничего не подвернется, то ты упакуешь чемоданы и я возьму тебя в кругосветное плавание.
— Хм, тогда я, пожалуй, не стану рассылать резюме, — смеюсь я.
Как ни соблазнительно звучали слова Джека, я все-таки напечатала резюме. Всю следующую неделю я выясняла названия и адреса компаний, в которых успела поработать, и оттачивала дальнейший план действий. Удивительно, но Джек с удовольствием вызвался мне помочь и даже отформатировал мое резюме на своем навороченном компьютере, которым временно пользовался Мэтт. Сначала мне было неловко выдавать ему все детали своей жизни, но он так зажегся идеей моего трудоустройства, что я быстро избавилась от этого страха.
— Тебе бы семинары по позитивному мышлению вести, — пошутила я, когда он позвонил в третий раз за вечер, хотя мы договорились, что сегодня проведем время порознь. — Или, на худой конец, основать свою собственную религию. Ты очень хорошо умеешь убеждать.
— Смейся, смейся. Вот как начнешь зарабатывать кучу денег, тогда увидишь.
— Джекизм, — размышляю я вслух. — А что, тебе подходит.
— Ладно, умница. И какова первая заповедь джекизма?
— Просвети меня, великий учитель.
— Все мои последователи должны со мной спать.
— Я должна была догадаться, — рассмеялась я.
— Хм, но пока ты моя единственная послушница. Поэтому жду тебя здесь через полчаса.
— Обойдешься, я сегодня атеистка.
— Да ладно. Ты же и сама хочешь.
Это правда, хочу, потому что, по правде говоря, я люблю каждую ночь проводить с Джеком. И если я когда-либо сомневалась в его способности поддерживать близкие отношения, я ошибалась. Уже через неделю после нашего решения он так прочно вошел в мою жизнь, что я не могла вспомнить, как жила до его появления. А теперь не могу вспомнить, когда я успевала работать.
Я так довольна своей новой жизнью, что звонок Элейн утром во вторник повергает меня в шок. Она для меня уже в прошлом.
— Даю тебе вторую попытку, — объявляет она, — но только потому, что я в отчаянии.
А я в прострации. На прошлой неделе я распрощалась с временной работой на веки вечные и не могу даже думать о возвращении в ад. Джек переворачивается на другой бок и закрывает голову подушкой.
— Извини, Элейн, но у меня сейчас нет времени.
— Подожди, не торопись.
Слышу, как она роется в бумагах и затягивается сигаретой. Я глажу руку Джека, лежащую у меня на животе, поднимаю глаза к потолку. Моя жизнь без Элейн и ее суматохи была такой спокойной. Больше всего мне сейчас хочется свернуться калачиком рядом с Джеком и уснуть.
— Вот… вот, нашла, — подает голос Элейн. — Работа у «Фрайерз». Знаешь, какой-то там дом моды. И я хочу, чтобы ты приехала туда как можно скорее. Девушка, которую я к ним устроила, не пришла…
— Ты серьезно? Тот самый «Фрайерз»? — перебиваю я, вскакивая.
Джек поднимает голову.
— Что там? — стонет он.
Я прикладываю палец к губам, выпрыгиваю из постели и ищу ручку. На обратной стороне конверта спешно записываю информацию.
— Элейн, ты ангел! Пока!
Джек сидит на кровати с помятым со сна лицом и потягивается.
— Ты чего такая довольная?
— «Фрайерз», — машу я ему конвертом. — Я посылала им свое резюме три года назад, но так и не получила ответа. Мне дали работу. Спасибо, Элейн! — Я целую конверт.
— Я думал, что временной работой ты больше не занимаешься.
— Да, но, понимаешь, может, это мой шанс. Я должна быть там через час.
Собираюсь впопыхах, наскоро завариваю Джеку чашку чая, но он что-то не горит желанием вставать. Я вытаскиваю из недр корзины для фруктов запасной комплект ключей.
— Сможешь сам отсюда выбраться, — говорю я, целуя макушку, торчащую из-под одеяла, и звеню ключами у него над головой.
Он приподнимается и хватает их.
— Уверена?
— Да, — смеюсь я. — Не бойся, я не прошу тебя переехать ко мне. Даю ключи из чисто практических соображений, но ты можешь их себе оставить. Я вечно забываю ключи и потом не могу попасть домой.
— Отлично, — улыбается он в ответ, — я тут похозяйничаю. Где ты хранишь свои тайные дневники?
— Ты все равно ничего не найдешь, — говорю я, глядя на него в зеркало, пока крашу губы, — так что не ищи приключений на свою голову.
— Очень надо, — оскорбляется он.
— В общем, я тебе доверяю, так что не подкачай, — предупреждаю я.
Он хватает меня и целует в помаду.
— Джек!
Он размазывает помаду по своим губам.
— Не знаю, чего ты стараешься. Твоя помада мне идет больше.
— Дурочка, — смеюсь я, обнимая его на прощанье.
— Удачи на работе, дорогая. — Он залезает обратно под одеяло. — Не волнуйся, детей из школы я заберу и за продуктами съезжу.
— А, так вот в чем дело. Старался помочь мне найти работу, чтобы потом стать домохозяйкой?
— Черт! — говорит он моему плюшевому медвежонку. — Приятель, она нас раскусила.
Офис «Фрайерз» находится над кафе на Шарлот-стрит. Волнуюсь ужасно. Это на меня не похоже. Делаю глубокий вдох, беру себя в руки и звоню. Понятия не имею, чего ждать, но если есть хоть малейший намек на постоянную работу, такой шанс я не упущу.
Офис заставлен столами, стойками с кучей одежды и полуголыми манекенами. Рев радио заглушает звон телефонов.
— Дурдом! — Высокий мужчина в розовом клетчатом жилете и темных очках с дурацкими желтыми козырьками в отчаянии вскидывает руки и проносится по комнате. — Где наша временная секретарша?
— Я тут, — говорю я.
Он важно шествует ко мне.
— Ну наконец-то! Имею смелость надеяться, что на вас, дорогуша, можно положиться, — говорит он, оглядывая меня с ног до головы.
— Я буду стараться.
— Дженни, Дженни! — кричит он. — Мы спасены! Пользуйся случаем.
После чего бросается к маленькому кабинету и закрывает за собой дверь.
— Не обращай внимания, — улыбается женщина, подходя ко мне и в ту же минуту завоевав мое расположение. — Это Фабиан. Он любит командовать, но ты не бойся. Я Дженни. Добро пожаловать в наш сумасшедший дом.
Она показывает мне офис, знакомит со всеми. В офисе примерно человек десять, все вроде бы настроены доброжелательно. Дженни на вид лет тридцать пять, и большую часть из них, как я поняла, она развлекалась напропалую. Причем, подозреваю, будь я на ее месте, свое здоровье такими развлечениями угробила бы уже давно. Она из Ланкашира и говорит со смешным акцентом. Я вдруг ловлю себя на том, что, разговаривая с ней, этот акцент имитирую. Но она как будто не сердится.
В кухне Дженни наливает мне чаю, а потом ведет к моему рабочему месту. Я должна отвечать на телефонные звонки, и еще мне дали напечатать несколько писем.
— Работа, конечно, нудная, — говорит она, — но позже мы тебе подыщем занятие поинтереснее. У нас тут сейчас запарка.
— Все нормально, я разберусь.
Дженни и Сэм работают в соседней комнате — в монтажной. Самые обычные люди, и это радует. Часов в одиннадцать Сэм с широкой улыбкой врывается в приемную. На ней кожаное мини и широкий джемпер, в котором ее грудь кажется необъятной. Открыв у себя размер 32D, я стала слишком много внимания обращать на грудь других женщин.
— Ну, как тут дела? — спрашивает она.
— Отлично. Может, еще что-нибудь нужно сделать? — отзываюсь я. — С письмами закончила. Вот, — отдаю ей конверты.
Она просматривает их.
— Замечательно. Хоть один человек с инициативой.
Еще с какой инициативой! Она об этом не догадывается, но на самом деле я — суперсекретарь, пусть и временный — пока.
В руках у Сэм — внушительная стопка журналов.
— Вот, это тебе. — Она вытаскивает лист с каким-то списком. — Ты не могла бы просмотреть журналы и отметить в них все работы вот этих фотографов?
— Конечно.
— Занятие, правда, не самое увлекательное, но ты бы нам очень помогла.
— Легко.
— Но сначала пошли перекурим.
Иду за ней к чугунной пожарной лестнице в конце монтажной комнаты. Дженни уже там. Я понимаю, что, пригласив меня перекурить, они фактически взяли меня в свою компанию. Круто.
Где бы я ни работала, всегда старалась держаться в стороне. Но сейчас мне хочется познакомиться с этими людьми поближе. Я провела здесь всего несколько часов, но уже поняла, что это место мне подходит.
Итак, мы немного поболтали. Никто о Фабиане лестно не отозвался.
— Думаю, он скоро отсюда уйдет, — говорит Дженни.
— Почему? — спрашиваю я.
Дженни пальцем манит нас, мы придвигаемся поближе, и она открывает тайну. Обожаю быть среди посвященных.
— Нас перекупят. Точно говорю. Думаю, при новом владельце Фабиан отсюда в два счета вылетит.
Сэм издает удивленный возглас и с трудом вытаскивает дужки очков из копны кудрявых волос. Мне хочется разузнать все подробнее, но тут звонит телефон.
— Я пошла. — Тушу сигарету об решетку и спешу к своему рабочему месту.
Весь остаток дня разгребаю почтовые завалы, помогаю Энди справиться с компьютером, забираю образцы с Бервик-стрит, — в общем, делаю все, что могу. Наверное, я начала новую жизнь, потому что за весь день никому ни разу не позвонила. А вскоре с удивлением замечаю, что на часах уже полседьмого.
— Обещай, что завтра снова придешь, — говорит Дженни.
— Обещаю, — отвечаю я.
— Не знаю, что бы мы сегодня без тебя делали. Даже выйдя на улицу, я продолжаю улыбаться.
Устала, но домой возвращаться пока не хочется. Весь день пыталась разузнать о «Фрайерз» побольше. Пока не получила полного представления об их стиле в этом сезоне. В основном они производят повседневную мужскую одежду для больших торговых сетей, но у них есть и свой бутик на Ковент-Гарден.
Решаю взглянуть на их товар и не спеша иду по Сохо и Сент-Мартинз-лейн. Рассматриваю витрины магазинов одежды, запоминая основные тенденции этого сезона.
В бутике «Фрайерз» все изучаю подробнейшим образом. Одежда мне нравится, но на витрине выставлены только самые кричащие модели, поэтому я слегка удивляюсь, обнаружив внутри магазина вполне классические вещи. Старательно подслушиваю разговоры продавцов и вскоре понимаю, что из посетителей осталась я одна и магазин уже закрывается.
Домой прихожу поздно, переполненная впечатлениями и идеями. Джек заправил постель, вымыл посуду. Он не оставил ни записки, ни сообщения на автоответчике, но мне приятно знать, что, пока меня не было, он хозяйничал в моей квартире. Заваливаюсь на кровать с кучей мужских журналов, которые накупила по дороге, и внимательно изучаю все разделы моды. Впервые за долгое время ощущаю свою целеустремленность. Выключаю свет, ложусь спать. Подушка пахнет Джеком, и я засыпаю с улыбкой на лице.
Следующие два дня проходят как в тумане, я собой жутко довольна. Думаю, в коллектив компании я хорошо вписалась.
Четверг, и мы идем обедать.
— Жаль, что Карен возвращается на будущей неделе, — говорит Сэм, когда мы входим в паб, — было бы здорово, если бы тебя оставили.
— Я и сама не хочу уходить, — честно признаюсь я. — А постоянной работы у вас нет?
— Если бы была хоть какая-то вакансия, ты бы первая об этом узнала, уж поверь. Можешь оставить нам свое резюме?
— Да, я как раз недавно его составила. Сегодня днем тебе отдам.
— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать.
Надеюсь, она говорит это не из вежливости. Я так усердно выполняла секретарские обязанности, что не успела дать им понять, что меня интересует сам бизнес.
В пятницу утром всех созывают на совещание, и я остаюсь в офисе одна. Осматриваюсь, уже скучая по этой комнате. Мне будет всего этого не хватать.
Звонит Элейн.
— Ты им понравилась, — говорит она с удивлением.
— Мне они тоже, — отвечаю я. — У вас больше нет на примете ничего похожего?
— Нет, полное затишье.
Я уныло вешаю трубку, но тут кто-то звонит в дверь.
— Все на совещании, — говорю я мужчине. — Вы кого-то ищете?
— Я к Фабиану. — Он оглядывает пустые столы. — Не возражаете, если подожду здесь?
— Конечно, нет, — улыбаюсь я и провожу его к дивану у окна.
Он может тут сидеть сколько захочет — такой симпатяга, просто красавец. Короткие светлые волосы, сексуальная щетина на загорелом лице. Ему, наверное, под сорок — судя по лучикам вокруг глаз.
— Хотите кофе?
— Да, спасибо. — Он откидывается на спинку дивана, а я ухожу на кухню.
Наверняка модель. Точно. Понятно, зачем он нужен Фабиану, — идеальная модель для новой коллекции Дженни.
Притворяться, что я занята работой, нет смысла: все на совещании. Поэтому я приношу кофе, сажусь на край стола и улыбаюсь.
— Ну, как вам «Фрайерз»? — спрашивает он.
— Отличный дом моды. Одежда у них потрясающая — по крайней мере классическая линия, — и люди здесь замечательные. Я тут недавно, — добавляю я, — но мне совсем не хочется уходить.
— Вы уходите?
— Да. Замещала постоянного секретаря.
Он удивленно поднимает брови. Я знаю, что не должна с ним говорить, мы же незнакомы, но после звонка Элейн я так подавлена, что сама не замечаю, как разболталась. Рассказываю ему про свое резюме, которое посылала сюда три года назад, и про то, как надеялась после временной работы получить постоянное место.
— А почему именно тут, а не в другой фирме? — спрашивает он через какое-то время.
— Здесь есть поле деятельности — я бы многое смогла изменить.
— Например?
И я рассказываю ему о своих идеях и о наблюдениях в магазинах. Он продолжает задавать вопросы, и я выдаю теорию о том, что лучше выставлять в витринах, и о том, что «Фрайерз» нужно переориентироваться на более состоятельный слой населения. Выкладываю про разговоры, которые подслушала в бутике, и даже упоминаю, какую одежду носит Джек.
Он кивает, а я продолжаю трещать без умолку. Так приятно, что меня наконец-то сподобились выслушать. Жаль, что этот человек — всего лишь модель.
— В общем, есть некоторые идеи, — завершаю я свой монолог.
— А вы говорили Фабиану о своих идеях?
— Фабиану? Нет, конечно. Он мне за все это время и двух слов не сказал. Я же всего лишь временная секретарша.
— Вас явно недооценивают, — замечает он.
Я киваю. Тут открывается дверь — совещание закончилось. Я спрыгиваю со стола, разглаживаю юбку и извиняюсь:
— Простите, совсем вас заболтала.
— Да ничего, мне было интересно. — У него приятный американский акцент. — А как вас зовут?
— Э… Эми. Я скажу Фабиану, что вы его ждете. Поворачиваюсь, собираясь уходить, но у двери оглядываюсь и смущенно спрашиваю:
— Могу я узнать ваше имя? Он встает.
— Джулиус. Джулиус Геллер.
Когда все вернулись на свои места, стало очевидно, что ситуация изменилась. Улучив минутку, иду в монтажную. Дженни, Сэм, Энди и Луиз курят на пожарной лестнице.
— Что происходит? — обращаюсь я ко всем сразу.
— Как мы и думали, — говорит Дженни. — «Фрайерз» перекупили «А&М».
— А кто такие?
— Другой дом моды. В основном работают на Америку, но их коллекции неплохо расходятся и здесь, — объясняет Сэм. — Уже назначили нам нового босса.
— Поверить не могу, что прислали именно его! — радостно восклицает Дженни. — Он просто необыкновенный!
— И он точно вышвырнет Фабиана, если собирается руководить всем из Лондона, — добавляет Энди.
— Видели коллекцию, которую он сделал в Париже? — спрашивает Луиз.
— Да. Классная. Надеюсь, он нас не разгонит.
— Да кто? — встреваю я, потому что они продолжают восхищаться новым боссом.
— Джулиус Геллер, — отвечает Дженни, замечая меня наконец. — Здорово, да?
Я неуверенной походкой возвращаюсь за свой стол. Джулиус Геллер наш новый босс.
Тот самый Джулиус Геллер, которому я только что душу изливала.
Молодец, Эми. Ничего не скажешь, молодец! Отличное мнение о себе составила. Выскочка, секретарша временная. Вывалила все свои «блестящие» идеи мужику, который рулит всей этой индустрией. А судя по лицу Дженни, он не просто рулит, он — самый-самый.
Черт!
Остаток дня носа не высовываю из-за своего стола. Разговор с Фабианом явно затянулся, а тут еще Дженни и Сэм пригласили в кабинет. Я стараюсь не встречаться ни с кем глазами и не замечать напряженной атмосферы. Небольшая передышка — надо сходить на почту. Вернувшись, гадаю, ушел Джулиус или нет. Ладно, будь что будет, но встречаться с ним ни за что не стану, лучше под стол спрячусь.
В полшестого заходит Дженни, я отчитываюсь за сделанную работу и сдаю ей лист учета времени.
— В последний раз тебе подписываю, — вздыхает она.
— Честно говоря, даже хорошо, что сегодня я последний день работаю. — И я выкладываю, что натворила.
Дженни качает головой и смеется:
— Все не так плохо, как тебе кажется.
— Да уж хуже некуда, — вздыхаю я, засовывая лист учета в сумку.
— Пойди попрощайся с Фабианом перед уходом.
Она обнимает меня, и все начинают благодарить меня за работу. При этом как-то странно посматривают. Или у меня к подбородку марка приклеилась, или просто паранойя развилась. Проверяю подбородок. Нет, видимо, паранойя.
— Мы тебя найдем, — говорит Сэм. — Ни пуха! — И скрещивает пальцы.
Они стоят у дверей и улыбаются; я стучусь в кабинет Фабиана и оборачиваюсь:
— Он там?
По-моему, их сейчас от смеха разорвет.
— Да иди же, — подталкивает меня Дженни. Я открываю дверь.
— А, вас-то мне и нужно. — За столом Фабиана сидит Джулиус. — Проходите, — приглашает он.
— Хотела попрощаться с Фабианом, — с трудом выдавливаю я.
— Боюсь, Фабиана вы уже не увидите. Да вы садитесь.
Сажусь на стул, тщетно пытаюсь успокоиться. Лицо у меня горит. Джулиус с улыбкой разглядывает меня.
— Не надо было мне с вами болтать, но я не знала, что вы новый начальник. Обычно я не…
Джулиус поднимает ладонь, останавливая меня:
— Все в порядке, Эми. Вам не за что извиняться.
— Но…
— Никаких «но». Я считаю, что у вас замечательные предложения и идеи. И еще я считаю, что вы как раз тот человек, которого я ищу. Мне нужен личный ассистент, чтобы разобраться здесь со всем, и, думаю, вы идеально подходите на эту должность. Печатаете хорошо?
— Не очень, — ошеломленно признаюсь я, — но могу потренироваться.
— Я поговорил с Дженни и Сэм, они считают, что лучше вас тут еще никто не смог организовать работу. Я уже просмотрел ваше резюме. И, знаете, впечатлен.
Спасибо, Сэм и Дженни!
— Ну так что? Может, сэкономите мне время и силы на собеседованиях со скучными секретаршами и просто дадите шанс поработать с вами?
Дам ли я ему шанс?
Отпраздновав свое назначение в пабе с Дженни и Сэм, я мчусь к Джеку с бутылкой шампанского.
— Ты не поверишь! — кричу с порога, едва он успевает открыть дверь.
— Чему?
Вытаскиваю из-за спины шампанское.
— Можешь становиться домохозяйкой!
Джек и Мэтт искренне рады моим новостям. Мы сидим на кухне, пьем шампанское, а я в красках расписываю, что произошло.
— Когда приступаешь? — спрашивает Мэтт.
— Представляете, только через две недели! Значит, мы можем поехать в отпуск.
— В отпуск? — переспрашивает Джек.
— Конечно, а почему бы и нет? Как только я начну работать, отдыхать будет некогда. Я уже по дороге сюда все обдумала. Давай съездим на недельку в теплые края.
— А ты не слишком торопишься?
— Вовсе не слишком, у тебя целая неделя на раздумья. Ну же, Джек. Ты можешь себе это позволить, мы так здорово отдохнем.
Джек явно сомневается.
— На следующей неделе у Алекса мальчишник, — напоминает Мэтт.
— Я не забыл, — отвечает Джек.
Я так пьяна от шампанского и радости, что не сразу замечаю, как парни переглядываются между собой. Похоже, я чего-то не знаю.
— Ладно, что-нибудь придумаю, — говорит Джек. Он встает и направляется к холодильнику.
— Я ухожу, — вдруг объявляет Мэтт.
— Останься, — прошу я.
— Извини, не могу. Надо идти. Ну, веселитесь. — И он закрывает за собой дверь.
— Я что-то не то брякнула? — спрашиваю я.
— Нет, не волнуйся, все нормально, — отвечает Джек.
— Ты не обязан ехать, если не хочешь.
— Конечно, хочу. Алекс ведь друг Мэтта, а не мой. С ним я договорюсь.
— Вот и отлично. — Я спрыгиваю с табурета и обнимаю Джека. — Я так рада!
— Я тоже. — По-моему, звучит не очень убедительно.
Из 365 дней в году только семь я провожу в обществе, но каждый раз приходится разрываться в буквальном смысле.
Я еще не проснулась, но уже напряжена. Плюс похмелье.
Сегодня исполняется пятьдесят лет тетушке Ви. На юбилей в Хемел-Хемпстед меня пригласили с Джеком (явно мама руку приложила), но я лучше умру, чем представлю его своим теткам и кузинам. Не хватало еще дать ему повод задуматься о моей наследственности. Хотя с тетушкой Ви не соскучишься, и обычно я с удовольствием бываю у нее в гостях. В этом году у нее в саду будет надувной батут.
Я обещала маме, что приеду, но теперь придется звонить и отказываться. Мама вряд ли обрадуется.
Вечер тети Ви совпал с вечеринкой у Хел, которую она устраивает в честь дня рождения Гэва. Хел так долго готовилась — обсуждала меню, список приглашенных, — что, если я не приду, она меня никогда не простит. Кроме того, надо помочь ей с закусками.
Но хуже всего то, что и Хлоя сегодня устраивает барбекю. Когда я сказала Джеку, что собираюсь к Хел, он не на шутку обиделся:
— Но там все будут, и ты тоже обязательно должна прийти. Мы с Мэттом будем готовить.
— Я ведь уже обещала Хел.
— Это же не ее день рождения. Просто ужин. Она не расстроится, если одним ртом будет меньше.
— Еще как расстроится.
— Ладно, иди, — надулся Джек. — Но, знаешь, по-моему, это нечестно. Я, между прочим, отказываюсь от мальчишника, чтобы поехать с тобой, ты тоже могла пойти сегодня со мной. Я хочу всем тебя показать.
На автоответчике три послания от Хел. Я уже решила, что пойду сегодня на барбекю, но не могу представить, как ей об этом сказать. Мне действительно жутко хреново, но придется ей врать.
Когда она снова звонит, я отвечаю самым жалким голосом.
— Ты где была? — спрашивает она. — Я тебе все утро звоню. Ты что, забыла, что мы договорились идти за покупками?
— Я плохо себя чувствую, — отвечаю я.
— Джек там? — скептически спрашивает она.
— Нет, меня рвало.
— Похмелье?
Меня так и распирает сказать ей про новую работу, но я уже начала врать.
— Не думаю, что мне сейчас до магазинов.
— Но ты же обещала.
— Знаю, но мне очень хреново. Правда. Она вздыхает. Явно бесится.
— Ладно, но к вечеру поправляйся. Джек ведь тоже придет?
— Нет, он не сможет. У его тети юбилей или что-то вроде того.
— Но я же заранее все планировала. Ты могла бы меня предупредить!
— Ой, извини, меня сейчас опять вырвет. Иду в ванную и показываю себе язык. Теперь мне и в самом деле плохо. Знаю, что заварила кашу, и, похоже, дальше все будет еще хуже. Я никогда не вру Хел. И кстати, уже купила подарок Гэву. Поэтому придется мне к вечеру «поправиться». И Джек должен с этим смириться.
Весь день слоняюсь по квартире в дурном настроении. В шесть звонит Джек с мобильника Мэтта:
— Ты где?
— Я собираюсь…
— Приезжай скорей. Мясо отлично получилось. Я уже сказал Хлое, что ты придешь.
— Джек…
Но он уже отключился.
Сначала раздумываю, не пойти ли к Хел, а потом втихую улизнуть к Хлое. Но чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю — так будет еще хуже.
Придется кинуть Хел. Джека кинуть я не могу. После всего, что он сделал для меня, не могу. Несколько раз репетирую свою речь и звоню ей.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она.
— Хуже.
— Ты что-нибудь ела?
— Нет. Все выходит обратно. Наверное, отравилась или инфекцию подхватила — у нас на работе несколько человек с желудком слегло.
— Хочешь, я за тобой приеду? Останешься у нас переночевать. И не волнуйся, не можешь есть — не надо.
— Хел, я не могу.
— Но сегодня же день рождения Гэва.
— Я знаю, но чувствую себя ужасно. Только праздник вам испорчу. Веселитесь без меня.
— Значит, не приедешь?
— Думаю, мне лучше лечь спать.
— Я тебе еще перезвоню, проверю, как самочувствие.
— Не волнуйся, я наверняка буду спать. Веселитесь. Поцелуй от меня Гэва.
Все. Теперь в рай мне путь закрыт.
До Хлои добираюсь очень долго и появляюсь там не в лучшем настроении. У нее квартира на первом этаже викторианского дома. Она встречает меня у дверей, ведет в сад. Я мельком оглядываю гостиную. Стильные деревянные полы, картины. Во всем виден хороший вкус. Даже сад в идеальном состоянии.
Джек и Мэтт колдуют у гриля, кроме них в саду еще человек сорок ту суется. Из колонок надрывается Арета Франклин. Все, кажется, уже пьяные.
— Хорошо, что ты смогла прийти, — говорит Джек и целует меня.
— Хорошо, — соглашаюсь я. Осматриваюсь, замечаю Мартина, брата Хел.
Он с кем-то разговаривает, углядев меня, салютует стаканом. Я машу ему в ответ. Все, я пропала. На этот раз точно. Он обязательно расскажет Хел, что видел меня здесь.
Я поворачиваюсь к Джеку.
— Есть будешь? — спрашивает он с набитым ртом.
— Нет, спасибо. Не хочется. Джек обнимает меня одной рукой.
— Ну, веселей. Это же вечеринка.
Веселей? Сейчас, когда вся моя жизнь летит коту под хвост? Я слабо улыбаюсь ему и спрашиваю через силу:
— Кто есть кто?
Он начинает перечислять:
— Это Стрингер, он работает в спортзале. Дамиен, старый школьный товарищ.
Дальше идет целый список имен, которые я никогда не смогу запомнить.
— А вот это Джонс, — наконец говорит он и показывает на парня в кожаных штанах. Парень очень симпатичный и явно сознает это, судя по его позе. — Держись от него подальше. У него от коки совсем крышу снесло. Черт, они идут сюда.
Девушка, которая вместе с Джонсом приближается к нам, кажется мне до боли знакомой. Вот только никак не могу вспомнить, где я ее видела. Наверное, модель или манекенщица — стройная, длинные светлые волосы. Очень красивая — глядя на такую красоту, невольно начинаешь подумывать о смене пола.
— Джек, у тебя отлично получается, — широко улыбается она.
Белоснежные зубы, без малейшего следа помады.
— Ты нас не представишь? — Она с любопытством оглядывает меня.
Джек прячет взгляд. Переворачивает стейк на гриле.
— Да, конечно. Эми, это Джонс, — говорит он, махнув между нами куском рыбы.
— Привет, — говорю я Джонсу. Джек прав. С первого взгляда очевидно, что он нюхает слишком много кокаина.
— И Салли, — бормочет Джек.
Я не сразу понимаю все значение этой фразы, но вскоре ужасная догадка поражает меня как молния: так это ее Джек рисовал? Голышом?
— А! — восклицаю я. — Так ты та самая Салли, с портрета. А я все думаю, где я тебя видела.
К счастью, в порыве притворного смеха я не захлопала себя по бедрам. Салли опускает взгляд, но она крупно ошибается, если думает, что мне неловко.
— С какого портрета? — спрашивает Джонс.
— Ну, знаешь, тот, — улыбаюсь я до ушей, — нагишом, который Джек пишет. Очень удачный портрет…
— Что?! — перебивает меня Джонс, вскидывая руку. На указательном пальце у него уродливый серебряный перстень с черепом. — Что?! — снова вопит он, откидывая с лица волосы.
— Ох… — Я зажимаю ладонью рот. — Это должен был быть сюрприз? — Я делаю виноватое лицо, поворачиваюсь к Салли. — Ты ему собиралась подарить свой портрет? Ой, ну конечно, это ведь такой… интимный подарок.
Я облажалась.
Сильно.
Очень сильно облажалась.
Салли сверлит Джека недобрым взглядом. На долю секунды воцаряется гробовая тишина, которую нарушает Джонс. Кажется, его сейчас разорвет. Он хватает Джека за грудки.
— ТЫ, УРОД НЕДОБИТЫЙ! — орет он и замахивается на Джека.
Все замирают.
Но Джонс промахивается и падает на гриль. Одной рукой с размаху он стукается об стол, переворачивая на себя соус; сосиски разлетаются во все стороны. Потом раздается треск падающего гриля, шипение кожаных штанов, поджарившихся на решетке, и, наконец, визг Джонса.
— Ну все, стерва! — орет Салли и со всей силы толкает меня на колючий розовый куст.
Она бросается к Джонсу, который пытается выкарабкаться из груды сосисок и железяк.
— Успокойтесь! — кричит Джек. Джонс отпихивает Салли.
— Шлюха! — орет он, с трудом сохраняя равновесие. Потом хватает вилку для гриля и бросается к Джеку. Гости испуганно скучиваются. Джек дергает к себе пластиковый стул, и несколько секунд они сражаются с Джонсом, пока тот не роняет вилку. Джек отшвыривает стул, пригибается и выставляет руки, словно готовясь к приему карате.
— Спокойно! — снова кричит он. Джонс отворачивается, опускает руки. Джек выпрямляется. — Давай спокойно все обсудим.
Но он не видит лица Джонса. Я догадываюсь, что сейчас произойдет, и хочу броситься к ним, но мое платье зацепилось за колючки.
— Осторожно! — кричу я, и на секунду Джек отвлекается. И конечно, именно в эту секунду Джонс наносит ему удар. Я вижу, как его кулак впечатывается в скулу Джека, слышу свой крик, потом вижу, как серебряный череп вспарывает кожу. Джек пятится, падает на стол, переворачивает его, в воздух летят бутылки и тарелки.
Мэтт, Дамиен и Стрингер кидаются к Джонсу, хватают его.
Я наконец отрываюсь от розового куста и бегу к Джеку. Джонс продолжает выкрикивать ругательства, пока Дамиен и Стрингер за руки и за ноги тащат его к выходу. Салли бежит за ними, и вскоре поток брани затихает вдалеке.
Я приседаю рядом с Джеком:
— Ты как, в порядке?
Он совсем не в порядке. Он держится за лицо и баюкает челюсть. Я протягиваю к нему руку, но он отталкивает меня.
— Оставь меня в покое! — шипит он с такой злостью, что я от неожиданности падаю на землю.
Он поднимается и, пошатываясь, скрывается в доме.
— Джек!
Но он не обращает на меня внимания.
Я прячу лицо в ладонях. Мэтт склоняется надо мной:
— Не волнуйся, он сейчас успокоится.
Все вокруг в шоке. Мэтт помогает мне встать, обнимает меня одной рукой за талию. Тут подбегает Хлоя. Она в ярости. Все вокруг сломано, в саду словно смерч пронесся.
— Где Джек? — резко спрашивает она. Я растерянно киваю в сторону дома.
— Господи! — закатывает она глаза, потом отворачивается и шагает к дому.
Несколько минут спустя нетвердой походкой я захожу в ванную и сажусь на крышку унитаза. Не знаю, сколько времени провожу так. Вдруг раздается стук в дверь и голос Мэтта:
— Эми? — Он снова стучит. — Эми, открой дверь.
— Не заперто, — хриплю я.
При виде выражения его лица я начинаю рыдать.
— Не надо, — говорит он, присаживаясь на край ванны рядом со мной, — успокойся. Все образуется.
Он обнимает меня за плечи и дает рулон туалетной бумаги. Я сморкаюсь.
— Мне так неловко.
— Ничего, ничего. Мне тоже становится не по себе в таких случаях.
Дверь резко открывается.
— А, вот ты где, — говорит Хлоя, морщась. — Ложка дегтя в моей бочке меда.
Мы с Мэттом встаем.
— Как он? — спрашиваю я.
— Не волнуйся. Я за ним присмотрю.
В дверях появляется Джек, прикрывая рукой лицо. Глаз уже начал опухать. Хлоя протискивается мимо Мэтта и открывает шкаф.
— У меня есть немного гамамелиса. — Она вытаскивает бутылек, большой клок ваты и командует: — Джек, иди сюда.
— Я сам, — отвечает он. На меня не глядит. — Вы не могли бы оставить нас одних ненадолго? — Мэтт согласно кивает, Хлоя сверлит Джека взглядом. — Тут слишком тесно, — добавляет он.
Хлоя смотрит на меня с такой ненавистью, будто я таракан на ее кухне, которого она с превеликим удовольствием раздавила бы. Потом выходит вслед за Мэттом, хлопнув дверью. Джек запирает дверь, приваливается к ней спиной, закрывает глаза. Потом смотрит на меня.
— Прости меня, — говорит он, — я не хотел тебя так толкнуть.
— Не извиняйся, я сама во всем виновата. Господи! Прости меня, Джек.
— Иди сюда, — говорит он, и в ту же секунду я оказываюсь в его объятиях.
— Он просто идиот!
Я поднимаю на него взгляд и содрогаюсь. Подвожу Джека к ванне, усаживаю на краешек. Беру бутылочку, вату и наклоняюсь.
— Очень больно?
Джек не отвечает. Он кладет руку мне на плечо и утыкается лбом в мое лицо.
— Какой кошмар, — вздыхает он.
— Все уже позади. — Я не хотел… — Ш-ш-ш…
Я прижимаю палец к его губам. Он поднимает голову, и мы смотрим друг другу в глаза. И вдруг все встает на свои места. Все ясно как белый день. Ни Мэтт, ни Салли, ни Хлоя, ни Джонс — никто из них сейчас не имеет значения. Мне нет ни до кого дела, кроме Джека.
— Я тебя люблю, — шепчу я.