Сколько же ей? Двадцать? Тридцать пять? Больше? Меньше?
Непонятно.
Сумасшедшая ли она? Или просто дура? Или и то, и другое разом? Пока тоже непонятно.
Энгель впустил даму, закрыл дверь и провел ее в гостиную. Гостья с восхищенной улыбкой оглядела комнату.
— До чего занятно! Как мило! Как самобытно! — воскликнула она. — Какой у вас необычный, всеобъемлющий вкус!
Жизнь научила Энгеля не торопить события, поэтому он сказал:
— Выпьете?
— Шотландского с лимоном?
— Можно и шотландского с лимоном.
Энгель наполнил стаканы виски и отнес один девице, которая стояла возле белого кожаного дивана, разглядывая канделябр с толстыми красными свечами, доставшийся Энгелю от одного из предыдущих жильцов квартиры, оранжевые деревянные резные фигурки с Востока, унаследованные им от другого, и старый номер «Нью-Йорк тайме», собственность самого Энгеля.
— Ваше шотландское, — объявил он — О! — девица улыбнулась, будто школьница, и Энгель увидел ямочки у нее на щеках. Но рука, принявшая у него бокал, была бледной и худой, почти костлявой. Впрочем, худоба ее не производила неприятного впечатления.
— Благодарю вас, — гостья подняла бокал и, хлопая ресницами, посмотрела на Энгеля. Глаза ее совсем не были похожи на глаза школьницы. А голос? То с хрипотцой, то визгливый. Весьма забавный.
— Присядем? — предложил Энгель, указывая на диван.
— Пожалуй, — девица тотчас подошла к креслу викторианской эпохи, с деревянными подлокотниками и багровым суконным сиденьем. Она устроилась в нем, шурша нейлоном, прикрыла колени подолом черного платья и сказала: — Теперь можно и поговорить.
— Слава богу, — ответил Энгель, присаживаясь на диван.
— Не понимаю, как человек может быть настолько эклектичен, — заявила девица.
Энгель тоже этого не понимал. Главным образом потому, что она употребила неведомое ему словечко. Поэтому он спросил:
— Как вы меня нашли?
— О! Я услышала, как полицейский произнес ваше имя, навела справки, и вот я здесь.
— Где вы их навели?
— В управлении полиции, разумеется. Я прямиком оттуда. Энгель невольно покосился на дверь. Если чутье не обманывает его, меньше чем через полчаса в нее будут ломиться легавые. Каллагэн и компания какое-то время просидят в заточении в проулке, еще несколько минут понадобится, чтобы разобраться с путаницей в салоне скорби. Но рано или поздно Каллагэн соберет своих людей и двинет их в поход. Как только это случится, сюда явятся два пехотинца. Вряд ли они надеются застать его тут, но для порядка заглянут: им нравится считать себя дотошными работниками. Поэтому, когда призрак в женском обличье упомянул о полицейском управлении, Энгель невольно посмотрел на... Откуда?!
— Откуда? — вслух спросил он. — Из управления полиции?
— Ну разумеется, — ответила девица, отнимая от губ стакан и улыбаясь Энгелю так же фальшиво и натянуто, как улыбаются красотки, рекламирующие зубную пасту. — Не могла же я оставить все как есть.
— О, конечно, — согласился Энгель. — Конечно, не могли!
Улыбка исчезла с лица гостьи.
— Неужели в мире и без того не хватает тревог, грусти и неизвестности? — спросила девица с дрожью в голосе.
— Разделяю ваше мнение, — ответил Энгель.
— Поэтому, когда я пришла в себя и осознала, что натворила, я отправилась прямо в управление полиции. Там еще ничего не знали, им понадобилось чертовски много времени, чтобы разыскать полицейских, гнавшихся за вами. Но я все объяснила, и вас больше не будут преследовать. Они мне обещали.
— Они вам обещали...
— Да! — Девица опять просияла-будто включился прожектор.Полицейские — милые люди, надо только узнать их получше.
— Это уж кому как.
— Разумеется, они не могли понять, почему вы побежали, если не сделали ничего плохого, но я-то сразу все поняла. Еще бы не побежать, когда кто-то ни с того ни с сего обвиняет вас в ужасном преступлении, а вокруг — целая когорта полицейских. Я бы и сама побежала.
— Но вы все объяснили, — сказал Энгель. — Пошли в полицию и все рассказали, так что меня больше не будут преследовать. — Я считала это своим долгом, — она сделала глоток, включила улыбку, бросила взгляд и обронила замечание: — А у вас хорошее виски.
— Я тоже хотел бы получить объяснения, — сказал Энгель.Объясните мне, что вы объяснили полицейским.
— Для этого я и пришла. Понимаете, когда мой... э... а можно я сперва еще выпью?
— Конечно, — Энгель встал, взял у нее стакан и пошел к бару. Таинственная женщина направилась за ним и села на табурет. Она передвигалась, будто под водой.
— Вы и впрямь очень интересный человек. Даже выразить не могу, как мне жаль, что я причинила вам столько неудобств. — Да ладно, пустяки. Коль скоро все кончится хорошо...
— Мне просто не верится, что вы гангстер. Ой! Я сказала что-то ужасное?
— Это вас в управлении полиции просветили?
— Мне сказали, что вы — отпетый тип, — ответила девица.Говорят, вы состоите в мафии, коза-ностре, синдикате и еще бог знает где.
— В клубе гурманов. Они упоминали клуб гурманов или масонскую ложу?
Девица засмеялась.
— Нет. Полагаю, они описали вас весьма однобоко.
— Они не беспристрастны.
— По-моему, никакой вы не гангстер.
— Нет?
— Я нахожу вас очаровательным.
— Да?
— Да. Как Аким Тамиров из ночной телепрограммы. Только повыше и без усов. И без акцента. И лицо у вас уже. Но общее впечатление такое же.
— Правда?
— Я так и не назвала свое имя.
— Не назвали.
— Марго, — объявила девица. — Марго Кейн.
— Энгель, — в свою очередь представился он. — Ало... Эл Энгель.
— Я знаю. Как поживаете? — она протянула ему руку, держа ее очень высоко, как истинная леди. Такая худая рука, и вдруг такая теплая.
— А вы как поживаете?
— Прекрасно, благодарю вас. То есть насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах, если вспомнить о постигшем меня горе.
Энгель поставил перед ней полный стакан.
— Горе? Какое горе?
— Ну... я собиралась рассказать вам о Нем. — Вас постигло горе?
— Да, — глаза ее сделались печальными. — Вчера мой муж скоропостижно скончался.
— О, как жаль.
— Я была потрясена. Такая внезапная, такая страшная, такая безвременная смерть.
— Безвременная?
— Он был далеко не старик. Пятьдесят два года. Мог бы еще жить да жить... Извините, сейчас я успокоюсь.
Она достала маленький кружевной платочек и промокнула уголки глаз.
— Все это так ужасно.
Энгель быстро произвел подсчеты. Мужу было пятьдесят два. Вдове, очевидно, лет двадцать семь — двадцать восемь. Вряд ли больше. Временами она выглядела старше, но лишь из-за сочетания черной ткани и белой кожи.
— Что стряслось? — спросил он. — Сердечный приступ?
— Нет, глупейший несчастный случай... Ну, да хватит мусолить эту тему. Что случилось, то случилось, и дело с концом.
— В бюро вы сказали, что это я его убил, и тем самым натравили на меня полицейских.
— Не знаю, что на меня нашло, — растерянно ответила девица и поднесла ладонь к глазам. — Я хотела встретиться с мистером Мерриуэзером, — продолжала она таким тоном, будто рассказывала о событии, происшедшем в далеком туманном прошлом, — чтобы условиться о погребении. Разумеется, голова была полна мыслей о муже, о том, как глупо и безвременно он скончался. В одночасье... Это все равно как убийство, совершенное Роком, Судьбой... Как знать, что уготовила нам жизнь за ближайшим поворотом...
— Мерриуэзер, — напомнил ей Энгель. — Вы пришли договориться о погребении.
— Да. А потом увидела, как он лежит там, убитый, и совсем даже не судьбой, а каким-то человеком... Я на миг сбрендила. — Сбрендила, — повторил Энгель. Судя по молниеносной смене стилей, возрастов и настроений, девица наверняка сбрендила далеко не на миг. — Наверное, так все и было. Я приняла вас за Рок, а бедного мистера Мерриуэзера — за своего мужа, и все смешалось...
— Воистину так.
— Я упала в обморок, вы ведь знаете. А когда пришла в себя, то была уже не я. Убеждена в этом. Мне показалось, что там лежит мой Мюррей. Убиенный... — Она опять провела ладонью по глазам. — Мюррея умертвили, и я видела мысленным взором лицо его лиходея... И это были вы.
— Я просто первым попался вам на глаза.
— Да, это была всего лишь случайность, — по лицу девицы пробежала тень, но потом она тряхнула головой и продолжала:Придя в себя, я отправилась за подмогой, увидела вас и... сказала то, что сказала. — Теперь на ее лице было раскаяние.Извините.
— Это вы и объяснили полицейским? — спросил Энгель.
— Да. Поначалу они рассердились, но потом сказали, что понимают, как это могло случиться.
— Вы разговаривали с помощником инспектора Каллагэном?
— Не лично, только по телефону. Когда я ушла из управления, он еще не добрался туда.
— Прошу прощения, — сказал Энгель, — мне надо позвонить. — Конечно.
Энгель снова набрал номер Ораса Стэмфорда, назвался и спросил:
— Та машина, о которой мы говорили, уже запущена?
— Еще нет.
— Тогда все отменяется.
Стэмфорд ни о чем не спросил. Его оружием была точность, а не осведомленность.
Положив трубку, Энгель вернулся к своей гостье.
— Дела, — извинился он.
— Надо полагать, преступные? — Она окинула его оценивающим взглядом и по-приятельски улыбнулась. — Мне так трудно думать о вас как о...
Ее речь была прервана пасторальной трелью дверного звонка. Глаза девицы расширились, и она сказала:
— Нельзя, чтобы меня видели здесь.
— Что? Почему?
— Сестры Мюррея! Они и так собираются оспаривать завещание, припомнить прошлое, облить меня грязью, оболгать и опорочить! Уж вам ли не знать, что такое поклеп. Послышалась новая трель, и девица в страхе заметалась по комнате.
— Если меня увидят в доме незнакомого холостяка на другой день после кончины Мюррея...
— Идите и спрячьтесь в спальне. Или в каморке за ней. Она звуконепроницаемая.
— О, благослови вас Господь! Вы так добры, так..
Выпроводив Марго из комнаты, Энгель направился к двери. По пути ему пришло в голову, что это, возможно, Долли, а если так, то могут возникнуть осложнения, о которых лучше не думать. Тем не менее, открывая дверь, он думал именно о них. Пришла не Долли, хотя лучше бы пришла Долли. Любая Долли предпочтительнее, чем помощник инспектора Каллагэн.