Дебрифинг президента. Допрос Саддама Хусейна

Ключевой поворотный момент в американо-иракских отношениях после "вспышки" произошел во время выборов в Ираке в 2011 году. Ожидалось, что Малики и его коалиция "Государство закона" победят, но их обошел его шиитский соперник Айяд Аллави. Любимец американского правительства, особенно ЦРУ, и светский шиит, имевший хорошие связи с суннитской общиной, Аллави с трудом одержал победу над Малики и стремился сформировать новое правительство.

В этот момент правительство Обамы совершило стратегическую ошибку, которая имела мощные последствия в Ираке. Чем дольше Малики находился у власти, тем более авторитарным он становился. И американцы, и иракцы начали комментировать нового Малики, который стал больше походить на Саддама. Во время предвыборной кампании Малики начал обращаться за поддержкой к шиитским племенам. Малики делился государственными щедротами с крупными племенами, пытаясь подорвать позиции Аллави. Малики также заручился поддержкой марджа'ийи, или шиитского религиозного руководства, в Наджафе. Эта попытка использовать религиозную и племенную поддержку для создания основы власти, намеренно или нет, была прямым аналогом того, как Саддам управлял Ираком. Малики также в течение некоторого времени набирал все большую власть и полномочия для должности премьер-министра. Он усилил свою власть, создав канцелярию главнокомандующего, чтобы обойти армейскую систему командования, и создав провинциальные командные центры, которые позволили ему контролировать элитные Иракские силы безопасности.

Малики настаивал на том, что выборы 2011 года были сфальсифицированы. Именно в этот момент администрация Обамы должна была вмешаться и сказать ему, что пора уходить. Это подтвердило бы легитимность выборов и обеспечило бы иракцам еще одну мирную передачу власти. Вместо этого администрация Обамы выбрала путь наименьшего сопротивления. Она заявила, что Малики - человек Америки и что для интересов США будет лучше, если он останется на второй срок. К сожалению, иракский портфель в администрации Обамы всегда находился в руках вице-президента Байдена, чье понимание внешней политики выглядело в лучшем случае шатким. Его главный вклад в иракские дебаты в годы работы в Сенате заключался в том, что он предложил разделить Ирак на три части: Суннистан, Курдистан и Шиастан. Ни один эксперт не воспринял это всерьез.

В 2010 году Байден, как сообщается, сказал другим членам администрации, что поставит свое вице-президентство на то, что Малики согласится продлить Соглашение о статусе сил (SOFA) между США и Ираком, которое давало американским войскам право оставаться в Ираке. Без СОФА США пришлось бы вывести все свои войска. Ни один иракский политик не хотел официально заявлять о своем желании продлить SOFA, но почти все иракские политики опасались того, что может произойти, если американские военные покинут Ирак. В конце концов, SOFA умер, и Ирак снова стал суверенным государством со всеми вытекающими отсюда последствиями. Самым худшим последствием смерти SOFA стало возобновление сектантства в правительстве Малики. Он начал преследовать своих суннитских соперников, что привело к налету на офис и дом министра финансов Рафи аль-Иссауи, и вынес смертный приговор вице-президенту Тарику аль-Хашеми. Это вызвало новые протесты в провинции Анбар в конце 2013 года. Суннитские повстанцы, действовавшие под разными именами, вскоре выступили под флагом ИГИЛ, совершая зверства, которыми мог бы гордиться Заркави.

Уход с сожалением

----------

К 2009 году я побывал в Ираке восемь раз. Некоторые поездки длились несколько месяцев, другие - всего четыре-шесть недель. Я занимался там аналитической работой по вопросам межконфессиональной напряженности и отношений Ирака с соседями. Дважды я подменял штатного брифингиста посла США и участвовал в охоте на Заркави. Во время последней поездки, которая длилась всего неделю, я обменивался информацией с другими сотрудниками разведки. Я был одним из самых высокопоставленных аналитиков в этой поездке. Я прилетел в Багдад вместе с несколькими аналитиками и несколькими представителями седьмого этажа ЦРУ. Я не мог нарадоваться тому, как сильно изменился наш комплекс. Он был похож на город-призрак. Я также не мог поверить в то, как тихо здесь было. За всю неделю я не услышал ни одной бомбы или взрыва.

Последнее мое длительное пребывание в Ираке было в 2006 году. Я был членом группы по стратегическим вопросам, проводившей полевые исследования, чтобы ответить на конкретный вопрос политиков (ЦРУ запрещает мне говорить, что это тема). Моими коллегами в этой работе были Бен Т., Эрик Б. и Элиза С. Они были прекрасными коллегами, и мы сделали отличную работу для Агентства и смогли получить удовольствие, выполняя свою работу без ограничений, связанных с пребыванием в штаб-квартире ЦРУ. Работа в Ираке в качестве аналитика означала, что у вас была самостоятельность. Вы могли одеваться так, как вам нравилось, и ходить на работу пешком, потому что офис находился всего в нескольких ярдах от вашего трейлера. За работу в зоне боевых действий вам платили больше. Вы не зависели от прихотей своих руководителей в штаб-квартире и не были погребены под производственным графиком, который требовал от вас еженедельного написания текущих разведданных. Находясь в полевых условиях, вы могли получить достоверную информацию о том, что происходит в Ираке, и это было лучше, чем сидеть в своем кабинете и перечислять кабели для служебной записки, которую могут прочитать, а могут и не прочитать. Бен и Эрик были аналитиками, которые привнесли в работу много глубины. Элиза координировала наши графики так, чтобы мы могли передвигаться с минимальной суетой - задача не из легких. Лето было относительно спокойным, и мы все должны были уехать в начале сентября. Но оказалось, что мне предстоит еще один тревожный перерыв, прежде чем я смогу покинуть сгинувшую страну. В августе разразилась война между Израилем и Хезболлой. Как только Израиль начал обстреливать Бейрут, садристы в знак сочувствия начали обстреливать Зеленую зону Багдада. Мы всегда знали, что Садр питает особое восхищение к Хасану Насралле, и теперь нам приходилось ежедневно бегать в поисках защиты от минометов и ракет. Я не мог дождаться, когда выберусь оттуда.

Когда я вернулся в Штаты в 2006 году после этого девятимесячного турне, у меня был большой отпуск из-за времени, проведенного в зоне боевых действий. Я отправился в Калифорнию, чтобы навестить свою семью, и пробыл там почти три недели. В день, когда я должен был вернуться в Вашингтон, меня охватило чувство ужаса от того, что я снова буду сидеть за столом в Лэнгли. По дороге в аэропорт я пытался придумать оправдание, чтобы не садиться в самолет. Интуиция подсказывала мне, что пришло время покинуть Агентство. Но если бы я уволился тогда, то упустил бы свой шанс рассказать президенту и вице-президенту о том, что я видел и что знал.

Еще в Лэнгли я начал подумывать об аналитическом задании, которое увезло бы меня из Ирака. Я просто сгорел от этого места. Последней каплей стало то, что я написал длинную статью о Муктаде аль-Садре и его последователях. Я пришел к выводу, что они станут силой, с которой придется считаться в шиитской политике в течение следующих пяти лет. Садр был третьим рельсом в анализе разведки. Генерал Рэймонд Одиерно, который в то время был командующим в Багдаде, прочитал мою статью и нелепо ответил: "Вы, наверное, шутите". Одиерно, похоже, был больше всего расстроен моим анализом, потому что он прямо противоречил его личной точке зрения и тому, что он говорил президенту и вице-президенту о прогрессе в Ираке. И снова мне пришлось смягчить анализ, чтобы угодить политикам. Внезапно меня попросили написать работу о том, каким будет Садр через шесть месяцев, а не через пять лет. Меня поставили в пару с новым аналитиком, и мы вместе работали над пересмотром анализа Садра. Как обычно, потребовались месяцы, чтобы выпустить документ в свет, и он оказался всего лишь повторением документа, который критиковал Одиерно, но с поправкой на то, что его критики не было.

Переход в новый отдел является несколько травматичным для аналитиков, которые долгое время работали с одним и тем же портфелем. Вы знаете, что вам нужен новый вызов, но боитесь выходить из своей зоны комфорта. Однажды я увидел внутреннее объявление о вакансии ведущего аналитика по Северной Корее. Я подумал, что это как раз то, что мне нужно, чтобы снова запустить свои интеллектуальные соки. Да и, признаться, наблюдать за безумным миром Ким Чен Ира было бы просто интересно. Мои друзья считали меня сумасшедшим, но я прошел собеседование и вскоре согласился присоединиться к северокорейской команде. Это был необычный карьерный шаг, потому что он уводил меня из региона, с которым я был хорошо знаком. Однако Северная Корея занимала важное место в списке приоритетов Белого дома, и это гарантировало мне, как мне казалось, новый старт на очень актуальном поприще.

Я приступил к работе над Северной Кореей и Кимом, но никак не мог найти себе мотивацию. Агентство, казалось, полностью зациклилось на своей интерпретации Кима и каждый день спорило с Госдепартаментом о том, как мы должны относиться к его режиму. Хуже того, режим Кима начинал сильно напоминать режим Саддама. Я сказал себе: "Боже, я уже был в этом фильме, и я знаю, что ничем хорошим это не закончится". Я также понимал, что пройдут годы, прежде чем я буду разбираться в Северной Корее. Я понял, что ничего не знаю об Азии, и у меня больше не было желания начинать изучение предмета с нуля и терпеливо заниматься самообразованием. Я осознавал всю иронию обратного пути, который Кристофер Хилл проделал из Кореи в Ирак. Но он был послом, который мог обратиться к экспертам за советом. Я же был аналитиком, и от меня ожидали, что я сам стану экспертом. Я пришел к выводу, что единственным выходом для меня будет уход из ЦРУ после тринадцати лет работы.

В каком-то смысле уход был освобождающим. (Я перешел в родственное агентство, Национальный контртеррористический центр в Маклине, штат Вирджиния.) Очень многие люди в ЦРУ втягиваются в жизнь и не могут представить, как они будут функционировать на воле. Либо они не хотят отказываться от доступа к "секретной" информации, либо не хотят уходить, пока не отработают положенные годы, чтобы выйти на пенсию, либо им просто нравится заниматься государственной работой. По любой причине многие люди решают остаться, даже когда их работа становится рутиной. Я уходил именно потому, что моя работа больше не вызывала у меня восторга. Мне ничего не оставалось делать, кроме как гоняться за повышениями.

Для меня лучшей частью работы в Агентстве была возможность делать то, что я не мог делать нигде больше. Когда оно потеряло это, оно потеряло все. Мне стало ясно, что ЦРУ превратилось в склеротическую организацию, несмотря на всю ту молодую кровь, которую оно привлекло за последние несколько лет. Агентство по-прежнему считало, что может взять любого человека и за несколько месяцев сделать из него первоклассного аналитика. По собственному опыту могу сказать, что такой подход просто не работает. Еще хуже было то, что ЦРУ сильно отставало технологически в некоторых областях аналитических исследований. На утверждение новых исследовательских технологий уходило так много времени, что к моменту их внедрения они часто устаревали. Это было частью закостенелого мышления, которое мешало аналитикам выполнять свою лучшую работу. После моего ухода из Агентства Управление разведки (УР) сменило название на Управление анализа (УА). Агентство очень хорошо умеет менять названия, но не очень хорошо умеет менять свою этику и свои методы.

Я сыграл очень маленькую роль в очень большой катастрофе американской внешней политики - войне в Ираке. И мои коллеги из ЦРУ закончили свою работу с глубоким сожалением о том, что произошло с имиджем Америки в мире, обо всех американских мужчинах и женщинах, которые погибли в бою или вернулись домой с физическими и/или душевными ранами, и о том, что Соединенные Штаты причинили народу Ирака. В мой первый день в Ираке в октябре 2003 года человек, который вез меня из аэропорта на********возле Республиканского дворца, увидел группу детей, играющих на обочине дороги, и сказал: "Вот почему мы здесь". Помню, я подумал: "Надеюсь, что это так", но задался вопросом, прав ли он.

С тех пор я убедился, что его надежды были неуместны. Мы оказались там из-за фантазий неоконов о том, чтобы подчинить регион американскому сюзеренитету, и из-за ошибочной веры президента Буша в то, что Саддам пытался убить его отца. Стоило ли отстранять Саддама от власти? Я могу говорить только за себя, когда скажу, что ответ должен быть отрицательным. В 2003 году Саддам был занят написанием романов. Он больше не руководил правительством. Смогли бы его сыновья стать его преемниками? Возможно, но они не продержались бы долго. Более вероятно, что кто-то из суннитской военно-силовой оси захватил бы власть в результате переворота. Это было бы не очень красиво, но, по крайней мере, это было бы иракское решение вопроса "Кто руководит Ираком?". После этого Соединенные Штаты могли бы возобновить сотрудничество с новым режимом.

На данный момент я вижу только негативные последствия свержения Саддама для Соединенных Штатов. Во-первых, Ближний Восток стал зависеть от Америки, которая исправляет ошибки, причиненные региону, и выступает арбитром в местных спорах. Нигде это не было так очевидно, как в Ираке. Каждый раз, когда Соединенные Штаты пытались заставить иракцев примириться со своими разногласиями и восстановить страну, иракский политический класс раскалывался по религиозному признаку и боролся за американскую поддержку. Во-вторых, мы потратили триллионы долларов и растратили жизни тысяч мужчин и женщин в армии, а в итоге получили страну, которая бесконечно более хаотична, чем баасистский Ирак Саддама. В-третьих, джинн исламского фундаментализма пробудился с новой силой и с каждым днем представляет все большую угрозу. ИГИЛ и ответвления "Аль-Каиды" оказываются более жестокими и трудно истребимыми, чем "ядро" "Аль-Каиды", организовавшее 11 сентября из своего убежища в Афганистане.

Соединенные Штаты не могут позволить яростной антизападной группировке ИГИЛ удерживать территорию, которая служит убежищем и тренировочной базой для исламских экстремистов. Джихадисты намерены уничтожить влияние Запада в регионе, вдохновлять "одиноких волков" на теракты в США и Европе и координировать террористические операции за рубежом с целью нанесения большого количества жертв среди мирного населения, как это произошло в Париже в ноябре 2015 года. Превращение ИГИЛ в глобальную террористическую организацию, нацеленную как на "ближнего врага" в лице отступнических режимов на Ближнем Востоке, так и на "дальнего врага" на Западе, представляет собой как угрозу безопасности, так и дилемму в вопросе о том, как сбалансировать превентивные меры и гражданские свободы. Хотя еще слишком рано говорить о том, представляют ли метастазы ИГИЛ серьезную угрозу для американской родины, мы должны быть готовы к такой страшной возможности.

Иран, похоже, оказался в большом выигрыше после нашей иракской авантюры. Шииты в Тегеране видели, как суннитский тиран Багдада был отправлен на виселицу их иракскими союзниками-шиитами, и теперь на их западной границе действует правительство, возглавляемое шиитами. (Иран также выиграл от устранения талибов - еще одного враждебного соседа - на своей восточной границе). На данный момент Иран больше не опасается милитаризованного Ирака, который ищет благоприятного завершения тупиковой ситуации, завершившей восьмилетнюю войну между двумя странами. Ирак стал одним из крупнейших торговых партнеров Тегерана. Действительно, создание шиитского правительства в Багдаде, справедливо или нет, вновь пробудило опасения, что "шиитский полумесяц" может в один прекрасный день стать доминирующим в регионе и угрожать суннитским монархиям.

Курды, заплатившие кровавую цену за сопротивление правлению Саддама, могут наконец получить освобождение от Багдада. Курды, которых якобы возглавляют Патриотический союз Курдистана (ПСК) Джалала Талабани и Курдская демократическая партия (КДП) Масуда Барзани, часто были своими злейшими врагами. Они боролись друг с другом почти так же, как с Саддамом. Но после 11 сентября они поняли, что их давняя мечта о независимом Курдистане наконец-то стала досягаемой.

Шиитские политические партии, в основном союзные Ирану, оказались в наибольшем выигрыше. В то же время они, наряду с настроенными на независимость курдами, были самыми большими противниками межконфессионального и этнического примирения в Ираке. Западные демократии рассматривают политическое примирение как панацею, поскольку оно позволяет урегулировать разногласия между различными заинтересованными сторонами. Но в Ираке все обстоит иначе. На протяжении всего двадцатого века и в двадцать первом иракская политика была делом победителя.

Бывшие чиновники администрации Буша любят повторять, что падение Саддама спровоцировало "арабскую весну". Возможно, это и так, но вряд ли этим можно хвастаться. Арабская весна быстро превратилась в арабскую зиму гражданских войн и политического хаоса. Провал "арабской весны" показал, в одних случаях, долговечность арабского "глубокого государства" авторитарного руководства, а в других - хаос, который возникает, когда сильное руководство сменяется вакуумом власти. Устранение Саддама стало переломным событием в упадке поколения арабских силовиков 1960-х годов. Однако его уход оставил вакуум, который, скорее всего, заполнят сильные мира сего с еще более кровавыми руками.

Отстранение Саддама Хусейна от власти обернулось для Ирака катастрофой. Теперь это несостоявшееся государство, чистое и простое. Причиной катастрофы стало множество факторов: спекулятивные доводы администрации Буша в пользу начала войны, слишком малые силы вторжения для свержения Саддама и поддержания мира после его падения, а также отсутствие плана политических преобразований после свержения. Эта политическая катастрофа не вполне заслуживает ярлыка "Сделано в Америке". Соединенные Штаты получили большую помощь от своих иракских друзей, изгнанников, которые годами лоббировали в Вашингтоне идею свержения Саддама.

Как бы ни было тяжело говорить - а многим еще тяжелее слышать, - мы не должны сдаваться в Ираке. Я близко видел, что мы пытались сделать, чтобы помочь Ираку, и прекрасно понимаю, что мы не можем сделать то, что иракцы не хотят сделать сами. Но Соединенные Штаты должны восстановить свои связи с суннитами и сделать все возможное, чтобы заставить возглавляемое шиитами правительство в Багдаде быть более терпимым и инклюзивным в отношениях с их бывшими правителями. Это непростая задача, но она необходима, если Ирак и его соседи хотят победить ИГИЛ в ближайшей или долгосрочной перспективе.

ЦРУ нуждается в исправлении, и я подозреваю, что ответ на этот вопрос лежит не в Лэнгли. Годы Буша были тяжелыми. Однако годы Обамы тоже были тяжелыми. Обама, похоже, так и не сумел проникнуться симпатией к Агентству, а после того, как он стал уверен в собственном видении внешней политики, его все меньше и меньше интересовало то, что могло сказать Агентство. Люди, которым необходимо провести наиболее душевный анализ использования разведданных, - это сами президенты, а также политики в исполнительной власти и на Капитолийском холме. Хорошим началом было бы признать, что разведывательные службы могут предоставлять только информацию и сведения и не могут служить хрустальным шаром для предсказания будущего. Начальство на седьмом этаже может внести свою лепту, если перестанет поощрять представление о том, что ЦРУ всеведуще.

Аналитики ЦРУ должны углублять свои знания. В настоящее время в ЦРУ наблюдается тенденция к развитию аналитического ремесла. Это часто означает разработку предположений и проведение заседаний у доски, на которых все высказывают свои идеи и критические замечания. Использование таких мозговых штурмов для проверки аналитических точек зрения может быть полезным, если делать это правильно. Но в настоящее время это ложная строгость. Подобные упражнения - это в основном попытка прикрыть задницу, которую штаб-квартира может продемонстрировать своим критикам, чтобы сказать, что она сделала все возможное для получения правильного ответа. Правильный ответ приходит, когда у вас есть глубокие аналитики, а не когда у вас большой штат аналитиков. Главной заботой Агентства должно быть обеспечение того, чтобы его аналитики обладали достаточным опытом и знаниями, чтобы предложить факты, достойные обсуждения на доске. В противном случае ЦРУ будет продолжать становиться жертвой компьютерной ловушки: "мусор внутри, мусор снаружи".

Культура ЦРУ, основанная на прикрытии своей задницы, является грозным препятствием. Экспертиза не ценится, ей не доверяют, потому что эксперты могут ошибаться. Посмотрите на Иран в 1978 и начале 1979 года, когда демонстрации и беспорядки вынудили шаха бежать из страны. ЦРУ проявило шокирующее непонимание оппозиции шаху. Однако чаще всего более глубокие знания и опыт помогают политикам выбрать разумный курс действий, поскольку позволяют им лучше понять суть происходящих событий. В течение последних двух с половиной лет правления Саддама ЦРУ не имело хорошего представления о его режиме. Это происходило не потому, что не было информации. Напротив, репортажи расходились по миллионам направлений. Серьезно не хватало настоящего понимания Саддама и опытных аналитиков, которые могли бы разобраться в поступающих сообщениях.

Если нам снова предстоит вступить в войну, а рано или поздно это, несомненно, произойдет, Соединенные Штаты должны быть уверены, что воюют по правильным причинам. Условия, выдвинутые Колином Пауэллом перед войной в Персидском заливе, должны были послужить критерием, прежде чем мы приняли решение о военных действиях в 2003 году. Доктрина Пауэлла ставит ряд вопросов, на которые необходимо дать утвердительный ответ, в том числе: Поставлены ли на карту жизненно важные интересы национальной безопасности? Были ли полностью оценены риски и затраты? Исчерпаны ли возможности невоенной политики? Есть ли у нас стратегия выхода? Поддерживаются ли военные действия внутри страны и за рубежом? В администрации Джорджа Буша-младшего Пауэлл был оттеснен на второй план помощниками Белого дома, которые были полны решимости покончить с Саддамом. Его голоса остро не хватало.

Решение избавиться от Саддама в конечном итоге принял президент, и это будет одним из его непреходящих наследий. По всей видимости, оно было продиктовано сугубо личными мотивами, и, похоже, Соединенные Штаты почти не задумывались о том, что будут делать после вторжения - как будто все само собой рассосется. Персонализированное формирование политики идет от сердца, а не от головы, и поэтому часто приводит к нежелательным последствиям. Ирак должен послужить предостережением для будущих президентов. Он также должен оказать отрезвляющее воздействие на ЦРУ охотно сотрудничало с ним. Агентство рабски стремилось выполнять поручения президента - как оно обычно и делает, - пытаясь занять место в центре власти и оправдать свой бюджет. Таков был институциональный императив. Но отдельные сотрудники Агентства устраивали безумные утечки информации, когда не соглашались с решениями президента, касающимися войны. За все время моей работы в Агентстве я никогда не видел такого количества утечек критически важной и секретной информации в ущерб администрации, Агентству и вооруженным силам.

Вместо того чтобы демонизировать иностранных лидеров, как это было с Саддамом, Соединенные Штаты должны подходить к ним прагматично и зрело. Демократические страны не любят сильных лидеров, но иногда авторитарные лидеры помогают Соединенным Штатам справиться с более опасными игроками, такими как ИГИЛ, "Аль-Каида" и Иран. Как только Соединенные Штаты по каким-либо причинам начинают демонизировать своих иностранных противников, наши возможности начинают сужаться. В 1990 году Джордж Буш сравнил Саддама Хусейна с Гитлером. Может быть, в этом сравнении и был смысл, но на самом деле Буш тем самым усложнил себе и своим преемникам задачу по выработке творческой политики в отношении Ирака. В конце концов, кто может вести переговоры с Гитлером? Большинство наших политических лидеров с трудом понимают эту концепцию. Я знаю, что люди спросят: "Как мы можем поддерживать отношения с людьми, которые убивают своих?". Но подумайте о Сирии. В результате усилий по устранению Башара Асада погибли сотни тысяч человек, половина населения Сирии была вынуждена покинуть свои дома, что привело к кризису беженцев с серьезными последствиями для Ближнего Востока и Европы. Было бы замечательно, если бы сирийский Томас Джефферсон ждал своего часа, чтобы сменить Асада после его падения, но пока никто не выступил с претензией на эту мантию. То же самое мы должны были сказать администрациям Клинтона и Буша, когда нас спрашивали о демократических альтернативах Саддаму.

Соединенные Штаты должны развивать лучшие разведывательные возможности, особенно человеческую разведку. Фиаско в Ираке со всей очевидностью подтвердило, что для сбора информации нужны люди. Технические средства - электронные перехваты и фотографии с камер наблюдения - важны, но они являются бескровными инструментами и должны быть дополнены людьми, которые чувствуют, как обстоят дела на местах.

Во внешней политике Соединенные Штаты постоянно изобретают колесо, быстро забывая уроки, извлеченные из последней войны. Как люди забывают о боли, так и Соединенные Штаты страдают амнезией в отношении крови и сокровищ, потраченных в ходе военного конфликта. Мы празднуем победы, но не привлекаем правительство к полной ответственности, когда применение силы не достигает поставленных целей или оставляет после себя хаос.

За годы, прошедшие после моего ухода из ЦРУ, я часто думал о Саддаме. Не проходит и дня, чтобы он не промелькнул в моих мыслях. Каким-то образом он попал мне под кожу и остался там. Возможно, это связано с неизгладимым чувством вины за то, что я был причастен ко многому, что пошло не так в Ираке. Когда я только вернулся в Соединенные Штаты, меня спросили, насколько хорошо мы знали Саддама. Я ответил, что понял его почти правильно. Но спустя годы я понял, что мои коллеги и я не знали его совсем. Наше представление о нем было основано на событиях 1990-91 годов, когда он уничтожил сотни тысяч своих людей во время беспорядков, последовавших за войной в Персидском заливе.

Я видел Саддама вблизи каждый день в течение нескольких месяцев, спорил с ним о его жестоких методах, обсуждал с ним историю и лидерство, испытывал его харизму и пределы его интеллекта, уважал его в один день и ненавидел в другой, а в конце концов получил лишь общее представление об этом человеке. Я буду заполнять пробелы до конца своей жизни.

Эпилог.

Повешенный посреди ночи

----------

Был декабрь 2006 года, и меня назначили дежурным по казни Саддама в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли. Я дежурил по выходным и докладывал на седьмой этаж, если происходили какие-то события. Поскольку я много времени проводил с Саддамом, видимо, мой босс думал, что я буду заинтересован в его повешении. Но это было не так. Я не испытывал к Саддаму никакой симпатии, но спешка с казнью была неприличной. Я всегда думал, что суд над ним и его наказание будут в высшей степени хореографическим действом, с мрачным началом, серединой и концом. Я не был готов к тому, что произошло, и это потрясло всех нас, кто следил за его карьерой.

Шиитское правительство Нури аль-Малики, наконец-то пришедшее к власти, не смогло избавиться от Саддама достаточно быстро. Американское правительство умоляло иракцев отложить казнь из-за Ид аль-Адха, исламского праздника; США считали, что повесить Саддама так близко к празднику будет оскорблением чувств мусульман в Ираке и регионе. Так случилось, посол США в Ираке Залмай Халилзад и его заместитель Дэвид Саттерфилд, находящиеся на , уехали из страны на рождественские праздники. В посольстве были оставлены инструкции для исполняющей обязанности посла Маргарет Скобей, чтобы она не подписывала ничего, что дало бы зеленый свет на казнь. По всей видимости, и Госдепартамент, и Министерство обороны должны были одобрить передачу Саддама из-под стражи США.

Саддам часто говорил, что не боится смерти, и, похоже, смирился со своим концом. Смерть, вероятно, принесет ему облегчение. Его раздражало заключение в тюрьму и унижения, которым он подвергался во время суда. (Абд аль-Азиз аль-Хаким, глава Высшего совета исламской революции, ведущей шиитской политической партии, сделал режущее движение по горлу, когда Саддам впервые вошел в суд). Мой друг в посольстве позже сказал мне: "Все, что нужно было сделать Скобей, - это ничего не делать. Чтобы казнь состоялась, требовалась ее подпись, а посол и его заместитель дали ей четкий приказ ничего не подписывать, пока они не вернутся с рождественских каникул в Штаты. А Скоби умела ничего не делать. Но в данном случае она уступила под давлением военных, которые хотели свалить Саддама на иракцев и избавиться от него раз и навсегда". Именно так происходят некоторые судьбоносные события в истории: не с большим расчетом и предвидением, а по воле случая и обстоятельств.

Я думал, что казнь Саддама будет транслироваться по телевидению, потому что это покажет всему миру, особенно иракцам, что он умер в соответствии с законом. Вместо этого казнь произошла в темное время суток, после полуночи, когда американский вертолет доставил Саддама из тюрьмы в комплекс, где его передал правительству Малики. Затем Саддам был доставлен своими похитителями в подвал здания иракского министерства. Бог знает, что произошло между Саддамом и его похитителями. То, что мир увидел на следующий день, было, на мой взгляд, шокирующим. На видео, снятом на мобильный телефон, было видно, как Саддам поднимается на импровизированный эшафот и предстает перед своими преследователями. Мы увидели разъяренную толпу шиитов, кричащих о мести своему бывшему суннитскому повелителю. Это было не то, за что должны были сражаться Соединенные Штаты. Не за это умирали наши молодые мужчины и женщины. Не таким был новый Ирак, как обещал президент Буш.

Наблюдая за тем, как советник Малики по национальной безопасности Муаффак аль-Рубаи записывает на камеру мобильного телефона зернистые кадры, я был поражен тем, что Саддам выглядел самым достойным человеком в комнате. Он вел себя так, как я и ожидал - вызывающе и без страха до самого конца. Это была поспешная казнь в темном подвале Багдада. Для меня рухнула последняя опора, оправдывающая операцию "Иракская свобода". Саддам не был симпатичным человеком. Чем больше вы узнавали его, тем меньше он вам нравился. Он совершил ужасные преступления против человечества. Но мы пришли в Ирак с обещанием, что все изменится к лучшему. Мы принесем демократию и верховенство закона. Людей больше не будут будить угрожающие стуки в дверь. И вот мы позволили повесить Саддама посреди ночи .