Дед Егор

Рассказ четвертый: Горыныч

Зря мечтал дед Егор, что отоспится на старости лет. Не было покоя измученной душе. В очередной раз пришлось вставать с печи еще до рассвета. В воздухе явственно пахло гарью.

«Етить–раскудрыть!» – хмуро выругался дед и стал собираться в путь. В чистом поле поклонился на все стороны света и крикнул неожиданно молодым голосом: "Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!" Огромный мускулистый конь примчался и послушно застыл перед дедом.

– Дела у нас сегодня, мой хороший. Давай-ка поскромней.

Скакун отряхнулся, и через миг обернулся утомленной жизнью крестьянской клячей.

– Ах ты, мой умница! – похвалил Егор, поглаживая широкий лоб лошадки. Они быстро вернулись к дому, чтоб запрячь Сивку в телегу. Мавка, кормившая кур, быстро высыпала остатки зерна в кормушку и помчалась за гумно, откуда и выволокла быстренько не часто используемую телегу.

Когда солнце стало карабкаться на низкое осеннее небо, дед Егор уже подъезжал к знакомой деревеньке.

Там жил старый Пахомыч, который держал свиней и приторговывал колбасами

– Торфяники что ль горят? Поздноватенько в этом году. Да и ты, Героныч, не спешил. Даж странно, коль дымить начинает, тут и ты за товаром, – протянул Пахомыч, встречая гостя.

– Хм, – неопределенно пожал плечами дед Егор, отсчитывая ветхие купюры. Он привычно взял дюжину кругов колбасы, четверть пуда копченной грудинки, да шмат сала. Двух крупных хряков со связанным ногами внуки Пахомыча споро погрузили в телегу.

– Мож, чайку на дорожку-то? Аль чего по крепче есть, – предложил хозяин, довольный вырученной кругленькой суммой. Егорий наведывался редко, но был щедрым покупателем.

– Не в это раз, старый. Дела! – Дед Егор махнул рукой на прощанье и отправился домой.

Въехав во двор, не стал распрягать лошадь.

– Девки, солонину тащите! Да на ходу не спите, тетери! – дед был не в духах. Он-то хорошо знал, что торфяники горят не просто так. Опять сезон линьки настиг Горыныча. И тот злился на весь белый свет, полыхая огнем направо и налево.

– Твою мать Горгону, – бурча, дед Егор полез в подпол за самогоном. Достал из самого темного угла ведерную бутыль, оплетенную серой паутиной.

– За Фимкой смотрите, к ночи вернусь. Но могу и задержаться, сами понимаете… Чтоб все как по нотам было! А то я вам балалайкой-то по всем местам настучу!

– Деда! – Фима появилась неведомо откуда и с размаху прыгнула в телегу, – О! Колбаска! Хрюни!

– Заберите ее! – завопил дед, видя, как девчонка впивается зубами в колбасу. Мавка бросилась к телеге, стала извлекать Фиму. Но та, быстро заглотив кусок, разразилась громким криком:

– Нет-нет-нет! С дедой!

– Дай ей еще кусман, пусть заткнется. Мне ехать пора!

Но девчонка уже не хотела колбасы! Она держалась ругами за край телеги и громко визжала на одной ноте. В пролетавшей над лесом стае гусей звуковая волна сбила пару птиц. Овинник задумчиво проследил взглядом за их падением и неторопливо потрусил в ту сторону, чтоб подобрать подарок небес.

– Фима! – строго обратился к ней дед, – Мне надо по делам. Срочно. Чуешь гарь? Не поеду, пол-леса да все болота сгорят к чертям собачьим.

– И я! И я! – захлебываясь, запричитала малявка.

– Ну, тебя я спасу, наверное.

– И я с тобой!

– Ох ты господи! Грехи мои тяжкие! Ну куды мне тебя? К Горынычу надо мне. Злится он, плохо ему, когда чешуя облезает. А тут ты ещё!

Фима набрала в легкие побольше воздуха и снова вопль потряс окрестности. С ближайших елей осыпались шишки. Полуденница принялась резво собирать их для самовара.

– Эх–ма! Лады! Мавка, собирай мне девку с собой. Растрепой не возьму! – сурово нахмурил брови на Фиму.

– Не обманешь? Едем?

– Одна нога туда, другая сюда! Ждать долго не буду!

В миг девочка спрыгнула с телеги и бросилась к умывальнику. Как маленький, но очень бойкий вихрь носилась она, причесываясь, одеваясь в дорожное да собирая котомку. Дед успел лишь развернуть телегу, как готовая Фима стояла на крыльце с маленькой котомкой.

– Ну ладно, дальше сами! За хозяйсивом смотрите! – дед кивнул дворовым, посадил девочку рядом на облучок и громко цокнул языком, не притрагиваясь к поводьям. Лошадка медленно затрусила в лес, выбирая особые «пути», недоступные смертным.

* * *

– Горыныч, Горыныч! Мы к тебе с гостинцем! – Радостно подпрыгивала Фима. По мере приближения к Федотьевскому болоту, где обитал змей, дым становился гуще.

– Твою ж гидру! Всю округу запоганил, стервец, – выругался дед Егор. Он махнул рукой и словно прорубил дорогу в дымище. Серый смог колыхался рядом, но не задевал ни телеги, ни лошади.

На краю болота была навалена куча крупных закопченных камней, высотой саженей с двадцать. То ли наваленные ледником, то ли хижина великана.

Временами, из хаотично расположенных в куче отверстий вырывались языки пламени. Часть леса к востоку от жилища Горыныча уже выгорела дотла, хоть сейчас на поле распахивай.

Дед Егор распряг Сивку, отпустил пока резвиться.

– Вернешься по первому свистку!

Затем взвалил на плечо большого хряка.

– Подожди тут! – велел притихшей Фиме.

– Горыныч, тудыть тебя поперек хвоста! Кончай Торквемаду-то изображать!

– О! Егорка с пригорка! Пожрать принес? – раздался хриплый бас.

– Держи! – Дед размахнулся и бросил хряка к большой дыре, служившей входом в обиталище. Но сам заходить не спешил.

Короткий визг тут же сменился громким чавканьем.

– Нет, так дело не пойдет. Сначала надо было помыть, опалить щетину. Разделать тушу, в конце концов!– баритон был крайне недоволен происходящим. Но голос потонул в оглушительном причмокивании.

– Это просто невыносимо! Когда же ты научишься себя вести!

– Мням… Я и так прекрасен! Геронтьевич! Свинья отпад! Наше тебе с хвостиком! – с набитым ртом проговорила басом средняя голова.

– Фи, свинина! Я давно предлагаю вам обратиться к японской культуре. Давайте есть дары моря, – предложила левая голова тонким фальцетом.

– У нас тут только дары болот, – загоготал бас.

– Как пожрешь, выползай! – буркнул дед Егор. Второго хряка он отнес в маленький загончик за хижиной. Распутал тому ноги и отпустил. Девочка с интересом рассматривала покрытые копотью стены, узкую дорожку, ведущую вглубь болота.

–Туда ни ногой! Утопнешь, поминай как звали! – предупредил старик. Фима послушно кивнула. Она чувствовала исходящую от болота опасность.

Наконец, наружу выполз сам Горыныч. Средняя морда была вся заляпана красными брызгами. Другим тоже досталось. Правая голова демонстративно морщилась. Огромное тело все было в проплешинах, старая чешуя отваливалась неравномерно. Новая же еще только пробивалась.

– Ты привез мне кимоно, как я просил? – спросила левая голова деда Егора.

– А-ха-ха! – схватился Горыныч за живот, – кимоно ему! Где Егорка на такую жопу халатик-то найдет?! Ну умора, твою ж медь!

– Сам сказал, сам посмеялся, хорошо иметь три головы, – хмыкнул дед.

– А то! Одна голова хорошо, а три – уже парт-ячейка! – отозвался веселый бас.

– Ах, избавь нас от твоего ужасного юмора, – протянула правая голова усталым баритоном.

– Хы, – выплюнула центральная голова струю пламени в правого соседа.

– Ой, – испуганно пискнула Фима.

– Ша, Горыныч! Я тута не один. Девчонка со мной. Не стращай шибко.

– Тебе следовало бы предупредить, что появишься не одни. Да и не в том виде мы сейчас, чтоб дам принимать, – назидательно произнесла правая голова.

– Ага, кимоно надеть забыли, – заржала средняя.

– Вы не прониклись еще философией Дальнего Востока! – печально сообщил фальцет.

Вместе с дедом Горыныч быстро разгрузил телегу, перетаскал в хижину еду и самогон.

– Ну, чё? По чарочке за встречу? – предложил змей.

– Ну давай!

Горыныч вынес стол и пару лавок.

– Садись, дите! Не боись! – похлопал лапой рядом с собой. Фима быстро забралась и уселась.

– Колбаски дай! – шустрый ребенок успел схватить ендову Горыныча, ведерной величины посудину, и надеть себе на голову.

Горыныч щедро отломил колбасы. А вот «стакан» свой с чужой головы снял. Тогда Фима схватила чашу поменьше и сунулась к бутыли.

– Не, мала еще. Вон в ведре родниковая вода, оттуда пей.

– Слышь, когда успел девку-то заделать? Мать нашла героя и всучила малую?

– Нет, все не так. Да долго рассказывать. Будет год у меня. Считай в ученицах.

– Да! Ты научишь! – снова развеселилась средняя голова, опрокидывая в себя стакан самогона, – хорошо пошло. Ядрененький!

– А я бы предпочел саке! – с укором произнес фальцет.

– Алкоголь плохо влияет на мыслительные способности. И на желудок.

– У тебя нет таких способностей, не переживай! – успокоила правую голову центральная.

– Это ты все мозги пропил! Да и фиг бы с ними. Но желудок общий!

– И жопа! После Егоркиного самогона дристать снова будем дальше, чем видим. Зато и линька быстрее пойдет.

– Жопа! – радостно повторила Фима.

Дед осуждающе покачал головой.

– Нет, девкам такое слово говорить не положено! Пойдем пока пройдемся, Фим, потушим пожары.

Дед взял девочку на руки и осторожно пошел по тропинке. Трясина хлюпала и тоскливо вздыхала. Стоило им подойти к пылающему пламени, оно тут же отступало и пыталось спрятаться.

– Э-э нет! Меня не проведешь!

И Фима вместе с дедом тянула ручки и усмиряла огненную стихию.

Когда вернулись, Горыныч уже горланил песни нестройным хором. В ведерной бутыли самогон плескался на самом донышке.

– Поехали домой, он пока буянить не будет. Не до этого! – Дед Егор свистнул. В тот же миг задрожала земля и появился Сивка-бурка во всем своём великолепии.

Звучное урчание горынычева желудка заглушило пение.

– Давай-ка поторопимся, родная! Хрен с ней, телегой-то. Сейчас тут будет очень грязно.

Дед подхватил девочку, посадил ее на коня. Потом лихо забрался следом и пустил Сивку галопом.

– Держись! Крепко держись! – велел дед Фиме. И та послушно цеплялась за гриву Сивки.

– Лошадка! – счастливо вздыхала девочка, наслаждаясь бешенной скачкой. А конь мчался ураганом, будто бы и не касаясь копытами земли.