На действия партизанского отряда, отбившего скот, штабс-капитан Ерунда ответил новыми репрессиями. Началось с Калистрата Зотова. В полдень к нему явились семь солдат и высокий, с испитым лицом и злым огоньком в глазах, офицер. Калистрата дома не оказалось. Офицер приказал поджигать.
Старый и ветхий домишко Зотовых вспыхнул, как порох.
В этот день в Волчьих Норах спалили ещё семь домов.
Обезумевшая Зотиха переселилась с ребятишками в баню, а Калистрата с десятком других мужиков дед Фишка увёл ночью в буераки к партизанам.
На другой день штабс-капитан Ерунда решил собрать всё население на сход.
Два казака, чубатые, скуластые, бросились сгонять народ, но к назначенному часу у церкви на площади было десятка три баб, кучка ребятишек и несколько стариков.
Строго помня наказ Матвея — ничего не пропускать мимо своих ушей и глаз, дед Фишка тоже пришёл.
Штабс-капитан Ерунда въехал на площадь верхом на белой лошади с десятком конников. Увидав его, дед Фишка толкнул локтем в бок своего сверстника Лычка и тихо проговорил:
— Гляди-ка, Григорий! Царь! Только, нычить, подданных маловато.
Пряча хитрую улыбку, старики опустили голову.
— Шапки долой! — заревел старший урядник, выскакивая впереди штабс-капитана.
Дед Фишка, Лычок и полуслепой старик Петрунёк сняли шапки. Бабы затревожились, переглядываясь и не зная, надо ли им снимать платки.
Штабс-капитан Ерунда остановился, окинул взглядом небольшую кучку людей и, щуря свои белёсые, как у; пегой лошади, глаза, спросил Евдокима Юткина:
— Староста, все тут?
— Какое там все! Скрываются, ваше благородие.
Штабс-капитан приподнялся на стременах и, взмахнув плёткой, крикнул:
— Р-р-ра-зогнать эту рвань!