II

Въ прихожей долго раздѣвались, а дѣдушка сидѣлъ и ждалъ. Наконецъ, въ кабинетѣ показалась голова ряда поздравителей. Это былъ средній сынъ старика Андрей съ женой и дѣтьми. Впереди шли ребятишки — одинъ въ красной канаусовой рубашенкѣ съ золотымъ поясомъ, другой — въ матросскомъ костюмѣ, третій — въ курточкѣ съ бранденбурами и кисточками, дѣвочка, съ подрѣзанными волосами подъ круглой розовой гребенкой, въ розовомъ коротенькомъ платьицѣ и, наконецъ, и родители ихъ — уже съ изрядной просѣдью очень тощій сынъ Андрей и грузная, толстая супруга его Гликерія Федоровна, въ шелковомъ платьѣ, при часахъ на груди, съ множествомъ брилліантовыхъ колецъ, которыми были унизаны пальцы рукъ.

— Здравствуйте, папаша… Съ ангеломъ васъ поздравляемъ, — проговорилъ Андрей, поцѣловавъ у отца подставленную имъ руку и протянутую волосатую щеку.

— Съ превеликимъ днемъ вашего ангела, папенька. Дай вамъ Богъ быть здоровымъ, — произнесла Гликерія и поцѣловалась со свекромъ.

Дѣти тотчасъ-же выстроились въ шеренгу, и старшая дѣвочка въ розовомъ платьицѣ начала читать поздравительное стихотвореніе. Слышались фразы:

«Дай вамъ Боже многи лѣта

„И что-бъ вашъ счастливый вѣкъ,

„Какъ прекрасная комета

«Лучезарно-бы истекъ»…

Кончивъ, дѣвочка тотчасъ-же подала дѣдушкѣ это стихотвореніе, написанное каракульками на голубенькой бумажкѣ. Подалъ такое-же стихотвореніе на темно-желтой бумагѣ и мальчикъ въ курточкѣ, а остальныя дѣти подали какіе-то четыреугольнички, сплетенные изъ разноцвѣтной бумаги. Мать тотчасъ-же произнесла:

— А это дѣдушкѣ подушечка въ бѣлье, для запаха, для духовъ.

— Гм… — улыбнулся старикъ. — Дѣдушка-то никогда на своемъ вѣку и на двугривенный духовъ не покупалъ. Ну, да ладно… Кладите на столъ.

— Эти бумажныя подушечки, дѣдушка, ужъ надушены и ихъ только въ бѣлье положить, — прибавила опять мать, — запахъ надолго сохранится.

Дѣдушка тяжело вздохнулъ и сказалъ:

— Ну, садитесь, такъ гости будете.

Ребятишки живо размѣстились по стульямъ и дивану. Сѣли и сынъ Андрей съ женой.

Дѣдушка тотчасъ-же взялъ со стола стопку серебряныхъ рублей и сталъ одѣлять ими внучатъ:

— Ты, Катя, старшая, такъ вотъ тебѣ два рубля на гостинцы, — проговорилъ онъ.

— Она, дѣдушка, не Катя. Она Оля. У насъ нѣтъ Кати. У насъ Оля и Лидія… — отвѣчала Гликерія Федоровна. — Катя — это у старшаго братца Алексѣя.

— Ну, все-равно. Оля, такъ Оля… Путаю я… Вотъ тебѣ, Оля…

Дѣвочка, взявъ деньги, соскочила со стула, сдѣлала реверансъ и поцѣловала у дѣдушки руку.

— А ты, Ваня? Кажется, Ваня? — продолжалъ старикъ. — Вани-то у всѣхъ сыновъ и дочерей есть.

— Петя, дѣдушка… Ваня самый меньшой.

— Ну, Петя, такъ Петя. И тебѣ, Петя, какъ старшему, два рубля. А остальнымъ по рублю. Они маленькіе.

Мальчики, получивъ деньги, зашаркали ножками и тоже поцѣловали руку старика.

— Да деньги-то не транжирьте, сразу не проѣдайте на гостинцахъ, — прибавилъ онъ.

— Нѣтъ, дѣдушка. Мы и гостинца не купимъ. Мы спрячемъ. У насъ копилки есть.

— Похвально, похвально. Кто бережетъ съ дѣтства — будетъ разсчетлиыъ и въ зрѣлыхъ годахъ, — наставительно сказалъ дѣдушка. — Нате-ка… Пожуйте пока до пирога, — прибавилъ онъ, подмигнувъ ребятишкамъ, и вынулъ изъ шкафчика стола коробку съ шоколадными лепешками. — Только не ѣшьте много. Оставьте двоюроднымъ братишкамъ и сестренкамъ, которые тоже придутъ. Эта коробка съ шоколадинами, знаешь, Гликерія Федоровна, сколько времени лежитъ? Мѣсяца четыре.

— Да не кушаете сами, такъ что-жъ имъ дѣлается! — отвѣчала невѣстка.

— Нѣтъ, сосу. Я иногда съ чаемъ сосу. Больше по вечерамъ. Но вѣдь тутъ фунтъ былъ купленъ.

— Много-ли, дѣдушка, фунтъ! Дѣти у меня фунтъ-то иногда въ день съѣдаютъ.

— А будто это хорошо? Вѣдь шоколадъ съ сахаромъ. А много сахару ѣсть, такъ зубы портятся.

— По новѣйшимъ изслѣдованіямъ, папаша, говорятъ, наоборотъ, — возразилъ сынъ. — Да-съ. Сахаръ зубы поправляетъ. Сахаръ нуженъ для костей… Намъ докторъ сказывалъ.

— Вретъ твой докторъ. Пустяковину городитъ. Нынѣшніе доктора все наоборотъ. Такая ужъ извадка.

Старику возражать дальше не посмѣли. Было очень скучно. Да и старикъ скучалъ.

— Что это другіе-то не идутъ! — говорилъ онъ, смотря на часы.

— Марья Никитишна ужасно всегда долго сбирается, — проговорила про невѣстку Гликерія, чтобы что-нибудь сказать. — А вотъ мы живо.

Она переглянулась съ мужемъ. Тотъ кивнулъ ей утвердительно и она начала:

— У насъ, дѣдушка, къ вамъ просьба. Большая просьба… Семейство наше разрослось, старшіе дѣти ужъ гимназисты, одинъ кончаетъ, а мы все еще живемъ въ пяти комнатахъ, дѣдушка. Ужасно тѣсно. Взрослаго мальчика съ дѣвочками держать нельзя. У маленькихъ бонна теперь. Тоже вѣдь и уроки учить надо. Не дадите-ли вы намъ къ нашей квартирѣ еще комнатку?

Старикъ нахмурился и сталъ шамкать губами, нервно щипля бороду.

— Да и прибавлять комнатъ не надо. Прибавлять отъ другой квартиры — передѣлка, пробиваніе двери, — заговорилъ сынъ. — Конечно, рядомъ съ нами квартира пустая. Но если-бы вы намъ дозволили переѣхать въ эту пустую квартиру…

Старикъ тяжело вздохнулъ.

— А какъ мы-то жили, когда вы были маленькіе! — отвѣчалъ онъ. — Ты долженъ помнить. Въ четырехъ комнатахъ ютились, а нетто у насъ такое было семейство, какъ у тебя? У тебя шесть человѣкъ дѣтей, а у меня васъ было восемь, да шесть человѣкъ приказчиковъ, два мальчика. И жили, и благодарили Бога. Приказчики спали на антресоляхъ, внизу вы, старшіе мальчишки. Лавочные мальчишки въ кухнѣ съ кухаркой. Столовой не было. Какая такая столовая! А была просто чистая горница и въ ней пили и ѣли. Да и спали. На диванѣ я спалъ.

— Тогда, дѣдушка, вѣкъ другой былъ и другіе достатки, — возразилъ сынъ.

— А теперь у тебя велики достатки? Велики? Сказывай! — набросился на сына старикъ. — Какіе твои достатки? Что въ страховой-то конторѣ конторщикомъ служишь? Такъ мы знаемъ ихъ. Полторы тысячи въ годъ — и дальше ни тпру, ни ну… Конечно, всякому-бы это было достаточно при готовой квартирѣ, если кто умѣетъ протягивать по одежкѣ и ножки…

— Проценты тысячу двѣсти рублей съ моего капитала еще въ семью идутъ, — похвасталась невѣстка. — Мы и не жалуемся. Этого съ насъ хватаетъ. А вотъ квартира-то только мала и тѣсна.

— Мала и тѣсна… Мала и тѣсна… — передразнилъ ее старикъ. — Не мала и тѣсна, а просто зарылись, сударыня моя. Да… Во сколько комнатъ пустая-то квартира рядомъ съ вами?

— Тамъ семь комнатъ, — отвѣчала невѣстка, совсѣмъ сконфузившись.

— Семь… Шутка сказать: семь… Я самъ никогда не живалъ въ такой большой квартирѣ. Семь. А вы говорите: отдай ее вамъ… Семь… — горячился старикъ.

Сынъ виновато опустилъ глаза. Жена его смотрѣла куда-то въ сторону.

Въ прихожей опять зазвонили.

Загрузка...