V

Старикъ Валовановъ вышелъ въ столовую. Всѣ родственники стояли около стола, но ни къ ѣдѣ, ни къ вину никто еще не прикасался.

— Что-жъ вы?.. — сказалъ старикъ, — Пришли да и чванитесь. Закусывайте.

— Васъ ждемъ, дѣдушка, — откликнулось нѣсколько голосовъ сразу. — Покажите примѣръ, а мы потомъ и выпьемъ за ваше здоровье.

— Да вѣдь я малость… Развѣ вотъ икорки и кулебяки кусочекъ. Да и то только начинки развѣ, а ужъ корки мнѣ не по зубамъ, — откликнулся старикъ. — Совсѣмъ зубовъ нѣтъ.

Старшій сынъ Алексѣй вертѣлся около него.

— Чего вамъ налить, папаша, для подкрѣпленія-то силъ? — спрашивалъ онъ.

— Бѣленькаго винограднаго налей рюмочку. Попробую, какого Трифонъ купилъ. По рублю съ четвертью на бутылку ему отпустилъ. И по старому за эти деньги можно было имѣть очень хорошенькій мозельвейнъ, а нынче вино дешевле.

— Ваше здоровье, дѣдушка! За ваше здоровье, папенька!

Къ Валованову старику лѣзли и дѣти и внуки съ рюмками водки, мадеры и другихъ винъ.

— Дѣти: ура! — крикнулъ сынъ Анисимъ.

Раздалось громогласное ура. Старикъ, прожевывая икру, улыбнулся.

Подошелъ къ старику Трифонъ Савельевъ съ рюмкой и сказалъ:

— Еще разъ съ ангеломъ… желаю вамъ добраго здоровья и въ дѣлахъ успѣха. Да сердиться поменьше. Изводите себя иногда сердцемъ, а это нехорошо. Вамъ беречь теперь себя надо. Годы не молодые.

— А ты вѣчно съ наставленіями, — откликнулся старикъ, чокаясь съ нимъ.

— Васъ-же любя. А то сердитесь, и себя и меня изводите.

Они выпили. Уста жевали. По тарелкамъ гремѣли ножи и вилки. Старикъ ѣлъ, смотрѣлъ по сторонамъ и улыбался. Ему нравилось, что вокругъ него такое потомство. Глаза его улыбались, углы рта расширялись,

Это тотчасъ-же замѣтилъ сынъ Алексѣй и опять подошелъ къ нему.

— Папаша, завелъ я себѣ лошадку. Ужъ простите, что не посовѣтовался съ вами, а завелъ, началъ онъ. — При экономіи вѣдь не дороже извозчиковъ будетъ.

— Ври больше. Отчего-же я-то не завожу? — зашамкалъ губами старикъ. — Ну, да ладно. А только смотри: прибавки къ своему содержанію не жди. Изворачивайся съ тѣмъ, что есть.

— Да мнѣ хватитъ. А я только хотѣлъ насчетъ сѣнца попросить… Насчетъ сѣна… Пусть Трифонъ Савельевичъ дастъ записочку, чтобъ воза на дватри сѣна съ дачи отпустили. Тамъ оно все равно зря пропадаетъ.

— Какъ зря? Тамъ двѣ коровки. Оттуда мнѣ нѣтъ-нѣтъ да масла пришлютъ, молока, творожку, сметанки…

— Я знаю-съ. Но вѣдь тамъ много. Гдѣ-же двумъ коровамъ съѣсть столько!

— Надо узнать… Надо узнать… Тогда отчего-же не продаютъ? Это доходъ. Дача у меня и такъ въ большой убытокъ. Я спрошу Егора Егорыча. Какъ-же это такъ?

— Такъ можно, папаша, для моей лошадки-то?

— Постой… А кто тебѣ конюшню для лошади разрѣшилъ? Тебѣ квартира была дана безъ конюшни.

— У меня, папаша, былъ при квартирѣ сарай. Даже два… Вотъ я и смѣнялъ.

— Врешь, врешь. Съ дворниками стачался? Такъ нельзя. Я поговорю съ Штрикомъ.

— Бросьте, папаша. Конюшня все равно стояла пустая.

— Можно было сдать. Доходъ… Это порядокъ… — заволновался старикъ.

— Ну, я потомъ, папаша… Я потомъ…

Сынъ Алексѣй не радъ былъ, что и сѣна попросилъ. «Не въ часъ попалъ», — думалъ онъ, отходя отъ отца.

— Просилъ чего-нибудь? — задала ему вопросъ сестра Варвара Ивановна.

— Сѣна попросилъ съ дачи. Да что! Не радъ, что и попросилъ. Не въ часъ…

Алексѣй махнулъ рукой. Онъ ужъ видѣлъ, что старикъ подозвалъ своего управляющаго Штрика и распекаетъ его.

А около Трифона Савельича увивался сынъ Анисимъ и говорилъ о расширеніи своей квартиры.

— Я у него просилъ, а онъ сказалъ мнѣ, что переговоритъ съ вами, такъ ужъ, пожалуйста, поддержите мою сторону. У насъ тѣсна квартира. Вѣдь съ тѣхъ поръ, какъ она дана, семейство увеличилось.

Трифонъ Савельевъ покачалъ головой.

— Напрасно… Напрасно вы къ нему обращались, — произнесъ онъ, — Вамъ-бы къ Егору Егорычу обратиться, и тотъ сдѣлалъ-бы все за милую душу. А Ивана Анисимыча только раздражили. Онъ теперь совершенно противъ всякаго увеличенія расходовъ. Но Боже мой… Вы не выдайте меня только… — прибавилъ Трифонъ Матвѣевъ, наклонился къ уху и прошепталъ:- Богадѣльню, пріютъ дѣтскій и школу своего имени послѣ смерти задумали. Духовное завѣщаніе переписали.

Анисимъ Валовановъ даже въ ужасъ пришелъ.

— Да что ты! — прошепталъ онъ. — Ну, а намъ-то? Дѣтямъ, внукамъ?

— Вамъ само собой, но главное отдѣляетъ на богадѣльню, пріютъ и школу. Только вы пожалуйста меня не выдавайте.

— Закуска… — чесалъ затылокъ Анисимъ. — Пожалуй, половину состоянія на это дѣло?

— Куда больше! Ужъ архитекторъ ходитъ, проектъ составляетъ. На сто стариковъ и старухъ. На сто мальчиковъ и дѣвочекъ… Столовая для раздачи бѣднымъ пищи… Школа… Читальня…

— Господи!

Анисимъ схватился даже за голову.

— Бога ради только не выдавайте.

— Можетъ быть намъ-то ужъ самые пустяки? Вѣдь насъ-то три сына и у всѣхъ дѣти. Двѣ дочери и тоже дѣтныя.

— Дочерямъ, я слышалъ, что ничего-съ. Вѣдь болтаютъ они иногда со мной, особливо, когда спать ложатся. Мнѣ тоже самые пустяки. Такъ и сказали, что пустяки… Ужъ я думаю даже въ деревню ѣхать. Что мнѣ тутъ зря-то околачиваться? Отдыхать пора. Только вы ради самого Христа…

— Да буду молчать, буду…

— А про дочерей такъ сказали: онѣ у меня при замужествѣ награждены, мужья ихъ при капиталахъ, такъ какого имъ еще рожна!

— Господи! Да что-же эдакіе пріюты и богадѣльня будутъ стоить? — ужасался Анисимъ.

— Милліона на три проектецъ у архитектора. Создатель!

— Брату Алексѣю можно сказать? — спрашивалъ Анисимъ.

— Держите пока въ секретѣ. Я самъ ему потомъ объясню. Да это еще не все. На родинѣ у себя коммерческое и ремесленное училище задумали на триста человѣкъ.

— Охъ, охъ! Да ты не врешь?

— Съ какой-же стати врать-то! Я такъ полагаю, что Иванъ Анисимычъ скоро сами всѣмъ вамъ объявятъ объ этомъ.

— Ну, дождались… Вотъ ждали наслѣдства, ждали богатства…

Анисимъ Валовановъ стоялъ блѣдный. На лбу его выступалъ холодный потъ.

Загрузка...