Декабристы

УПАСИ

О том, что многих из них ожидает царская милость, декабристы узнали ещё до того, как примчался курьер из Питера.

Декабрист Михаил Нарышкин первым принёс эту весть товарищам.

Нужно сказать, что сам Нарышкин к этому времени был уже на свободе окончился срок его каторги.

Гадали тогда в Сибири, кому будет милость, какая милость.

Одни говорили, что всем разрешат вернуться теперь в Россию. Другие что милость коснётся лишь тех, кто не был 14 декабря на Сенатской площади. Третьи считали, что помилован будет тот, кто отличился в войне с французами.

– Всех простит государь, всех, - говорил Нарышкин. - Не зря сюда скачет курьер специальный.

– Ну, а тебе какая же будет милость? - спрашивали товарищи у Михаила Нарышкина.

– Думаю так, - отвечал Нарышкин, - вернёт государь мне военное звание и снова вверит драгунский полк.

До ареста Нарышкин был в чине полковника. Гордился высоким званием.

И вот прискакал из Петербурга курьер. Оказалось, что царская милость касалась лишь шести человек. В их число попал и Нарышкин.

"Что же Нарышкину будет?" - стали снова гадать в Сибири.

Собрали тех, кто попал под милость.

– Прощает вас государь, - заявил посыльный.

– Всем нам вернут военные звания, - зашептал Нарышкин товарищам.

– Разрешает вам государь вновь приступить к доблестной службе.

– А? Что я вам говорил! - торжествует Нарышкин. - Снова вернёмся в армию. Здравствуй, драгунский полк!

– Разрешает вам государь, - продолжает посыльный, - покинуть Сибирь и...

Совсем размечтался Нарышкин. Представил далёкий, почти забытый уже Петербург, Невский, проспект, Литейный, Дворцовую площадь, Сенатскую площадь, Неву, Мойку, Фонтанку и Летний сад. Вот он куда поедет. Родных и друзей представил. Жену и детей. Брата, сестёр. Тёщу, тестя, отца и мать. Вот он кого увидит. Представил себя в наряде полковничьем - мундир, эполеты, сабля сбоку, усы торчком.

Мечтает Нарышкин и вдруг слышит слова курьера:

– Великой милостью повелевает вам государь ехать рядовыми в Кавказскую армию.

Не поверил Нарышкин своим ушам:

– На Кавказ, рядовыми?!

– Рядовыми, - сказал курьер.

Вот так милость!

Поехал Нарышкин.

Говорили потом декабристы: "Не страшен нам царский гнев. Упаси нас от царской милости".

"ДАЛЕЕ В СИБИРЬ"

Декабрист Михаил Александрович Фонвизин обратился к царю Николаю I с просьбой отправить и его на Кавказ.

Был Фонвизин генералом, соглашался ехать в действующую армию рядовым.

– Сам желает?! - поразился царь Николай I.

– Так точно, ваше величество.

Хмыкнул царь.

– Дурново, Дурново!

Явился флигель-адъютант Дурново.

Рассказал государь Дурново про письмо Фонвизина.

– Ну, как думаешь?

– Пусть едет, ваше величество. Может, под пули как раз попадёт.

Задумался царь Николай I.

– Нет, - говорит, - рано.

К этому времени у Фонвизина ещё не окончился срок каторги.

– Пусть посидит, пусть посидит, - заявил Николай I. - Послать на Кавказ мы всегда успеем.

Отказал Николай I в просьбе генералу Фонвизину.

Прошло несколько лет. Отбыл Фонвизин сибирскую каторгу. Снова пишет письмо царю. Снова просит о старом - послать его в действующую армию на Кавказ.

Прочитал государь письмо.

– Дурново, Дурново!

Явился флигель-адъютант Дурново.

Рассказал Николай I Дурново про письмо Фонвизина:

– Ну, как думаешь?

– На Кавказ его, ваше величество!

Посмотрел Николай I с усмешкой на Дурново, повертел пальцем возле виска: мол, не мозги у тебя в голове, Дурново, а каша.

– Нет, - заявил. - Уж коли Фонвизин и сейчас на Кавказ желает, значит, в Сибири ему невтерпёж. А раз так, - царь Николай I хихикнул, пусть поживёт, пусть поживёт в Сибири.

При этих словах царь снова покрутил пальцем возле виска: мол, учись, Дурново, учись.

"В другое место, далее в Сибирь", - написал Николай I на письме Фонвизина.

Помчали жандармы Фонвизина ещё дальше в сибирскую глушь.

"РАЗРЕШИЛ"

Братья Муравьёвы, Никита и Александр, очень любили друг друга. Всегда и во всём один помогал другому.

Срок каторги у Александра Муравьёва окончился раньше, чем у Никиты. Стали братья решать, куда проситься Александру на поселение.

После окончания каторги декабристам не разрешали возвращаться в европейскую часть России. Их расселяли по разным местам Сибири.

– Просись в Баргузин, - говорит Никита. - Там рядом Байкал.

Повёл Александр отрицательно головой.

– Просись в Курган. От Кургана к Москве и к Петербургу ближе.

Опять закачал головой Александр.

– Поезжай в Тобольск, на Иртыш, на Илим.

– Нет, - говорит Александр. - Буду проситься, чтобы оставили здесь.

Отбывали братья каторгу вместе со всеми вначале в Читинском остроге, а затем на Петровском заводе. Не хотел младший брат уезжать от старшего. Решил поселиться в посёлке рядом с Петровским заводом. Послал письмо со своей просьбой в Петербург.

Попало письмо с просьбой Александра Муравьёва к царю Николаю I.

– Ах, это тот Муравьёв?

Александр Муравьёв был в числе тех трёх молодых офицеров, которые во время допроса отказались Николаю I поцеловать руку.

– Тот, тот, - подтвердил Дурново. - Тот самый.

"Разрешил" Николай I братьям остаться вместе: приказал младшего Муравьёва и впредь содержать в остроге.

– Пусть посидит, раз в Петровском ему так нравится.

Ещё несколько лет промучился Александр Муравьёв на каторге.

ТЕЛЕГА

У братьев Муравьёвых был однофамилец - Александр Николаевич Муравьёв. Участия в восстании этот Муравьёв не принимал. Даже не знал ничего ни о дне самого восстания, ни о его планах. Когда-то много лет тому назад он состоял в каком-то неугодном царю обществе. За старое его и привлекли к ответу.

По суду не лишили его ни чинов, ни звания. Просто сослали в Сибирь.

– Пусть едет за собственный счёт, - распорядился Николай I.

Через несколько дней добавил:

– Да не в экипаже, не на рессорах, пусть едет в простой телеге.

Ещё через день:

– А если последует за ним жена, то пусть едет не вместе с ним, а сзади, на версту, не ближе. - Потом подумал: - Нет, пусть едет сзади на две версты.

Поехали Муравьёвы в сибирскую ссылку. Муж - впереди. Жена - позади. Рядом с Муравьёвым жандарм в телеге.

Не давала телега царю покоя: "А вдруг Муравьёв ослушался? Не на телеге, а по-барски, в карете, едет?!"

– Послать фельдъегеря! - скомандовал царь.

Помчался фельдъегерь, вернулся.

– Ну как?

– На телеге едет, ваше величество.

Распорядился Николай I доносить о телеге и впредь.

Прибывают в Петербург курьеры.

Первый прибыл.

– Ну как?

– Всё в порядке, ваше величество. Муж впереди. Жена позади. Кони бегут ретиво.

Через неделю опять курьер.

– Ну как?

– Колесо у телеги сломалось, ваше величество.

Проходит ещё неделя.

– Ну как?

– Дышло, ваше величество, треснуло пополам.

Катит по сибирской земле телега. Не знает того, что сам государь интерес проявляет к ней царский.

То забуксует телега в грязи, то кто-то из коней потеряет в пути подкову, то железная шина слетит с колеса, - тут же доносят обо всём Николаю I.

Даже зашептались среди приближённых:

– Помешался наш государь на телеге!

Приметили царские угодники, что приятно царю про телегу слушать, стали доносить ему разные разности: и то, что было, и то, чего вовсе с телегой не было.

Уже и к месту ссылки давно Муравьёв доехал, а царю всё доносят, доносят:

– Перевернулась в овраг телега.

– Ха-ха!

– Коренной в дороге у них подох.

– Так им и надо.

– Волки за ними гнались.

– Догнали?

– Догнали.

– Покусали?

– Покусали.

– До смерти?

– Нет, не до смерти.

– Жаль.

Привык к муравьёвской телеге царь. Без неё даже скучно стало.

СОГЛАСЕН

Кавказ. Горы и водопады. Реки бурлят в ущельях. Где-то за небом кричат орлы.

На Кавказе идёт война, гибнут в боях солдаты.

В числе декабристов, отправленных царём на Кавказ, находился и Александр Бестужев.

Таскает Бестужев тяжёлый солдатский ранец. Ходит со всеми в атаки.

Не раз отличался в боях Бестужев. В приказах не раз отмечен. Даже орденом награждён.

А в те часы, когда утихают бои и выпадает свободное время, превращается Александр Бестужев в писателя Александра Марлинского. То сядет у горной речки. То на краю утёса. Достанет перо, бумагу. Строчка бежит за строчкой.

Один из кавказских начальников граф Воронцов знал и очень ценил Бестужева. Решил граф Воронцов облегчить участь писателя. Послал письмо Николаю I. Писал Воронцов, что Александр Бестужев человек талантливый и как писатель он может быть очень полезным отечеству, что надо его уберечь от боёв и от пуль. Просил Воронцов у царя разрешения перевести Бестужева-Марлинского из армии на гражданскую службу.

Получил Николай I письмо от графа Воронцова, прочитал раз, прочитал два.

– "Полезным отечеству", - проговорил, посмотрел на флигель-адъютанта Дурново. - Что значит быть полезным отечеству, а?

– Любить отца-государя, ваше величество, - выпалил Дурново.

– Верно, - ответил царь. - Вот ты полезен.

– Рад стараться, ваше величество, - поклонился царю Дурново и тут же чмокнул императора в руку.

– Бестужева не туда надо послать, - заявил Николай I, - где он будет полезен, а туда, где он может быть безвреден.

– Браво, браво! - закричал Дурново. - Ваше величество, браво!

– Так что же, Дурново, написать графу Воронцову?

– Полный отказ, ваше величество.

– Ну и глуп же ты, Дурново, - усмехнулся царь. - Пиши: государь согласен.

Смутился, притих Дурново, вывел "согласен".

– Написал?

– Так точно, ваше величество.

Прошёлся царь по кабинету из угла в угол. Опять подошёл к Дурново. Ткнул пальцем в письмо к Воронцову:

– Пиши: "Согласен. Перевесть его можно, но в другой батальон".

Остался Александр Бестужев в армии. И дальше лямку тянул солдатскую. Не вернулся Бестужев с Кавказа. Вскоре в одном из боёв погиб.

БАТЕНЬКОВ

Гавриил Степанович Батеньков по решению суда был приговорён к бессрочной сибирской каторге.

– Знакома ему Сибирь, знакома, - сказал на это Николай I. - Не напугаешь.

Батеньков до ареста был крупным государственным чиновником. По делам службы он несколько лет провёл в Сибири, хорошо изучил и знал этот край.

Приказал Николай I оставить Батенькова в Петербурге, заточить в Петропавловскую крепость, в Алексеевский равелин.

Но главное было, конечно, не в том, что Батенькову была хорошо известна Сибирь. Будучи на важной государственной службе, Батеньков знал многое из того, что царь хотел бы сохранить в тайне.

– Тут место надёжное, - говорил Николай I о Петропавловской крепости и потирал ладошки. - Пусть посидит, пусть посидит. Стены тайны хранить умеют... Ну как? - спрашивал царь у Дурново.

– Гениально! - кричал Дурново. - Гениально!

Упрятал царь Батенькова в Алексеевский равелин и всё же мучился, не находил покоя. Всё казалось Николаю I, что Батеньков и через стены сумеет разгласить известные тайны.

Думал царь, что бы ещё изобрести.

– Его бы - того, - подсказал Дурново.

– Что - того?

– Объявить, ваше величество, что злодей от своих злодейств ума своего лишился.

Посмотрел на советчика царь:

– Умён Дурново, умён!

Объявил государь Батенькова психически больным. Доволен Николай I, что бы ни сказал теперь Батеньков, кто же ему поверит, раз он не в своём уме.

Батеньков был и остался отважным человеком. Из Петропавловской крепости он писал царю резкие, негодующие письма. Одно из них кончалось словами:

И на мишурных тронах

Царьки картонные сидят...

– Картонные! - возмущался Николай I. - Я ему покажу - картонные. - И тут же: - Сумасшедший. Вот видите, сумасшедший. Что я вам говорил?

Двадцать лет продержал царь Батенькова в одиночной камере. Но и этого ему показалось мало:

– Ладно, пусть едет теперь в Сибирь.

БЕСТУЖЕВ ПЯТЫЙ

После разгрома декабристов усилился царский надзор над армией, над офицерами.

Однажды в одно из военных училищ приехал брат Николая I великий князь Михаил. Переходил он из комнаты в комнату. Сзади почтительно шли начальник училища, педагоги и воспитатели.

Осмотрел великий князь учебный плац, учебные классы, кабинет начальника, столовую, карцер, перешёл в общежитие воспитанников.

Шёл Михаил и вдруг заметил на столике, который стоял между двумя кроватями, какой-то журнал. Шагнул великий князь к столику, взял журнал в руки, видит - запрещённый журнал. Раскрыл и сразу попал на стихи Рылеева.

– Чей журнал?! - закричал великий князь Михаил. Поднёс он журнал к самому носу начальника училища. Вертит журналом и так и этак. - Дармоеды! Бездельники!

Побледнел начальник училища, повёл плечами, растерянно забегал глазами по сторонам, наконец, обратился к старшему воспитателю:

– Чей журнал?!

Старший воспитатель тоже побледнел, тоже повёл плечами, обратился к младшему воспитателю:

– Чей журнал?!

Младший воспитатель от страха вовсе лишился речи. Стоял, лишь разводил руками.

Вновь ругнулся великий князь Михаил. Затем указал рукой на одну из кроватей:

– Укажите хотя бы, кто на этой кровати спит?

Начальник училища посмотрел на старшего надзирателя, старший - на младшего.

– Павел Бестужев, ваше высочество, - пискнул младший надзиратель.

– Павел Бестужев, ваше высочество, - повторил надзиратель старший.

– Павел Бестужев, ваше высочество, - доложил начальник училища.

– Бестужев?! Всё ясно. Вопросов нет, - ответил великий князь Михаил. (Павел Бестужев был младшим братом декабристов Бестужевых.) Взял великий князь журнал и уехал.

Когда провели следствие, выяснилось, что Павел Бестужев ни в чём не виноват. Хозяином журнала оказался другой воспитанник. Однако несмотря на это, Павла Бестужева уволили из училища. Мало того что уволили, но и сослали солдатом в отдалённую крепость.

– Прав, молодец, - похвалил Николай I великого князя Михаила. - Так им, так им! - Император, словно шашкой, взмахнул рукой. - Знаю Бестужевых. Под корень этот бунтарский род!

"РАДИ ВАШЕЙ ЖЕ ПОЛЬЗЫ"

– Ефимка! Ефимка!

– Слушаю, барин.

– Как с экипажем? Рессоры проверил?

– Проверил рессоры, барин.

– Ефимка! Ефимка!

– Слушаю, барин.

– А ну покажи, в какой стороне Сибирь?

Показал Ефимка рукой на восток.

– Верно. Туда и поедем.

Отставной генерал Ивашев был сподвижником генералиссимуса Александра Васильевича Суворова. Вместе с Суворовым в Альпийский поход ходил. Во многих бывал сражениях. Заслуженный он человек. В чести у царя и у царской свиты.

А вот сын генерала Ивашева - Василий Ивашев - оказался в числе декабристов.

Проведать в Сибирь сына и собрался старый боевой генерал.

– Ефимка! Ефимка!

– Слушаю, барин.

– Коней выбирай ретивых.

– Так это понятно, барин.

– Ефимка! Ефимка!

– Слушаю, барин.

– Ты у экипажа колёса получше смажь. Скрипят у тебя колёса.

Целый месяц собирался в дорогу генерал Ивашев. Сам проверил и экипаж, и коней, и колёса. Сам приготовил и то, что возьмёт для сына. Книг отобрал до тысячи. Тёплой одежды на пятерых. Кликнул опять Ефимку:

– Ефимка! Ефимка!

– Слушаю, барин.

– Ящик тащи с шампанским.

Приготовился генерал, отправил письмо в Петербург царю Николаю I.

Правда, сосед по имению, тоже отставной генерал, но не столь известный, сказал Ивашеву:

– Пётр Никифорович, не пустит тебя государь. Поверь, что не пустит, не разрешит.

Нахмурился Ивашев. Даже обиделся:

– Эка язык у тебя несносный. Да у меня одних орденов мешок. Я человек заслуженный.

Ждёт Ивашев от царя ответа. Месяц проходит. Проходит второй. Нет от царя ответа.

А тут, как назло, что ни неделя, наезжает к нему сосед.

– Пётр Никифорович, ты ещё здесь?! А я-то думал - ищи в Сибири.

Языкастый сосед попался. Замучил издёвками он Ивашева.

– Занят, видать, государь, - находит Ивашев для царя оправдание.

Кончилось лето. Осень прошла. Забелело вокруг от снега. Ефимка карету сменил на сани.

Вновь к Ивашеву сосед приехал.

– Пётр Никифорович, ты ещё тут? А я-то думал - ищи в Сибири.

Хотел разозлиться генерал Ивашев, да тут примчался курьер из Петербурга, привёз письмо от царя-государя.

Разорвал Ивашев конверт, начинает читать. Не может скрыть он счастливого вида. Письмо от царя доброе, даже нежное. Про заслуги Ивашева упоминает в письме государь, про Альпийский поход, про его награды.

Тычет генерал Ивашев царский ответ соседу:

– Ну-ка, голубчик, читай. Где же твоё пророчество? Вот видишь - про Альпийский поход. Вот видишь - про мою знаменитость. А вот тут, читай чуть пониже, - про боевые мои награды.

Далее царь писал о здоровье генерала. Торжествует генерал Ивашев:

– Нет, всё же помнит, всё же ценит меня государь, вот тут о здоровии даже пишет.

Стоит сосед, смотрит в письмо. Всё верно, всё так:

– Ефимка! Ефимка! - кричит Ивашев.

– Слушаю, барин.

– Коней запрягай, Ефимка.

Перевёл генерал дыхание, перевернул письмо Николая I, продолжает читать ответ.

Читает и вдруг бледнеет.

"А так как вы в немалых уже годах, - писал царь, - и здоровье ваше оберегать надобно, то посему, ради вашей же пользы, не могу отпустить в Сибирь".

До конца своих дней мстил Николай I декабристам. Мстил и в большом и в малом.