Дела и случаи нестарой школьной девы

Июнь 2000 года. Москва

В понедельник Андрей Симонов впервые выступил в не знакомой до этого роли охранника молодой девушки с большими проблемами. Ирина снова была членом комиссии на экзамене, теперь уже у Инны Аристарховны Сомовой.

Так сложилось, что физики и химики в школе были в дефиците. Химию преподавала только Ирина, а физику — одна Сомова. До неё физичкой была весёлая и доброжелательная Лиза Гулеватая, с которой Ирина была в тёплых отношениях. Кабинеты их находились рядом, девушки часто бегали друг к другу по разным надобностям. И когда Лиза ушла в декрет, Ирина одновременно и радовалась за неё, и грустила. Потом вместо неё устроилась на работу Инна Аристарховна, оказавшаяся хорошим профессионалом и вполне милой женщиной. Единственным её минусом, по единодушному мнению коллег, было то, что работать она привыкла исключительно во время уроков, делала это прекрасно, но вот проводить большую часть жизни в школе, как было принято у них, не хотела и не собиралась. По этой причине и классное руководство брать она отказалась категорически. Как ни уговаривала Полина Юрьевна. Вместо Инны Аристарховны снова взяла второй класс убеждённая стахановка Злата Рябинина.

Но этот минус по прошествии года уже не казался таким серьёзным. За это время все поняли, что на Инну Аристарховну можно положиться, она настоящий профессионал и прекрасно выполняет свои функции, правда, исключительно в рамках должностной инструкции. Но на эту мелочь внимания никто уже не обращал.

Экзамен проходил великолепно. Подготовленные педантичной Инной Аристарховной материалы были безукоризненны. Немногие ученики, выбравшие физику в качестве сдаваемого предмета, блистали. Завуч Игорь Константинович Пражский, бывший председателем комиссии, блаженно щурился и благосклонно кивал, одобрительно ухмыляясь и оглаживая свою бороду. Ирина неспешно заполняла протокол и краем уха слушала великолепные ответы. Андрей Симонов сидел в кабинете химии у распахнутой двери и с удовольствием листал альбомы с фотографиями детей и Ирины во всевозможных местах и ракурсах, найденные им на полках шкафа. В общем, все были при деле и в весьма благодушном настроении.

Пока очередной одиннадцатиклассник шёл отвечать, Инна Аристарховна шепнула:

— Ирина Сергеевна, вы бы не могли достать ещё один штатив? Я совсем забыла, что тут для одного опыта аж три требуется.

— Конечно, — кивнула Ирина и тихонько стала выбираться за спинами коллег из-за длинного стола, — а где он?

— В лаборантской. Шкаф у окна, внизу, — Инна Аристарховна благодарно пожала ей руку. Приятно, когда с коллегами полное взаимопонимание. Вот выйдет из отпуска по уходу за ребёнком Лиза Гулеватая, и будут у них, наконец-то, два отличных физика.

Пробираясь за спиной Сомовой, Ирина случайно зацепила замочком босоножки её длинную — почти в пол — красивую плиссированную юбку и чуть не упала. Пражский поддержал её, а Ирина Аристарховна помогла отцепить и ласково улыбнулась в ответ на извинения. Ирина и вовсе пришла в состояние неуёмного счастья — приятно ведь, когда и в личной жизни, и на работе всё хорошо — и поспешила за штативом.

В точно такой же, как и у неё, большой лаборантской было распахнуто окно, бежевые шторы легко колыхались на тёплом ветру. Из кабинета доносились негромкие голоса: экзамен шёл своим чередом. Тишь да гладь, Божья благодать… Ирина очень любила эту летнюю тишину в школе, гулкие коридоры и пустые чистые кабинеты со стульями, поставленными на парты.

За окнами вдоль дорожки, огибающей школу, шумела листьями их аллея выпускников — придумка неугомонной Златы. Каждый год каждый выпускной класс сажал по два дерева. И теперь у них во дворе качали веточками два тополя, яблони, клёны, каштаны и даже две лиственницы — предмет их особенной гордости. Во дворе было пусто, а за забором звенели голоса детсадовцев. Хорошо-о-о…

Ирина потянулась со вкусом, подняв руки и привстав на цыпочки, и подошла к шкафу. Штатива на месте не оказалось. Ирина оглянулась в поисках. Несколько штативов стояли аккуратными рядами на шкафу. Решив, что коллега ошиблась, девушка подтащила стул и, скинув туфли, встала на него. Взяла штатив, повернулась боком к шкафу, чтобы спрыгнуть половчее — и обомлела. Рядом со штативами, в бело-голубой коробке из-под пачек бумаги для ксерокса криво, потому что не помещался, лежал классный журнал, а на нём пустая бутылочка из-под серной кислоты. Её бутылочка, с оторванным уголком ярлыка.

Холодея, Ирина взяла в руки коробку, заглянула в неё и увидела то, что, как она почему-то сразу поняла, и должна была увидеть, — на бордовой шершавой обложке журнала золотой гелевой ручкой было крупно выведено «10 «Б». Это был тот самый пропавший журнал её класса. Который она и её коллеги восстанавливали титаническими усилиями. Ирина сразу вспомнила, как она три ночи сидела, не разгибаясь над новым журналом, как потом неделю с трудом писала — от огромного объёма написанного болели кисть и запястье правой руки. Она молча поставила коробку на место, взяла один из штативов и вернулась в кабинет.

Там продолжался экзамен. Шепнув Пражскому: «Я на минутку», — Ирина на негнущихся ногах прошла несколько метров до своего кабинета, тихо прикрыла дверь и в ужасе уставилась на вскочившего при её появлении Андрея.

— Андрюша, я нашла её.

Он почему-то сразу понял, о ком она:

— На экзамене?

— Именно. Я полезла за штативом и увидела в коробке тару из-под кислоты и журнал, мой пропавший журнал. Тот самый, из-за которого было столько хлопот… Только я совсем ничего не понимаю. Абсолютно ничего, — Ирина говорила голосом, начисто лишённым эмоций. В голове было пусто, в груди, там, где должно было биться сердце, — тоже.

Андрей встревожено посмотрел на неё и взял за руку.

— Андрюша, иди к Полине Юрьевне. Она должна быть у себя, у неё сегодня экзаменов нет. Иди и скажи ей.

Андрей кивнул, а Ирина оцепенело повернулась и пошла на экзамен.

Вернувшись в кабинет физики, она молча села на своё место и машинально подбадривающе улыбнулась очередному экзаменуемому. Инна Аристарховна подвинула к ней листок с оценкой предыдущего отвечавшего. Ирина аккуратно внесла всё в протокол и замерла, тупо глядя поверх детских голов в стеклянные створки шкафов, стоявших в конце кабинета. В них отражалась вся экзаменационная комиссия.

Ирина смотрела на красивое даже в искажённом неплотно прикрытыми створками виде лицо Инны Аристарховны и не понимала ровным счётом ничего. За что? Они ни разу не поссорились, не столкнулись на профессиональной или какой-нибудь другой почве. Да у них, собственно, никакой другой почвы и не было. И тут вдруг такая ненависть. Жгучая, сильная, последовательная ненависть.

Когда обескураженный Андрей, походя постучав и не сбавляя скорости вломился в приёмную, там уже была Злата, принёсшая тяжеленную папку с личными делами. Увидев взъерошенного Симонова, похожего на мальчишку, она удивлённо вскинула брови, но он лишь махнул рукой: потом, всё потом — и скрылся в кабинете.

— Злат, что происходит-то? — удивлению секретарши Лены не было предела. — Вы что-то сюда зачастили, доктор этот ваш, Симонов, вообще, как к себе домой ходит. Юрьевна моя молчит, будто разучилась говорить. Только отмахивается от меня. А я что, муха какая? Я, между прочим, секретарь директора!

— Самый лучший секретарь! — подхалимски заметила Злата и ухнула наконец красную неподъёмную папку на стол Леночки. Стол застонал, бумаги, Великой китайской стеной, опоясавшие гигантское рабочее место секретаря, поехали, но не упали, пойманные виновницей столотрясения. Злата ойкнула, а Лена восхищённо покачала головой:

— Да, Рябинина, ты у нас не только стахановка, но девушка невероятной грузоподъёмности!

— Я ещё что! Вот Ирина наша — это сила!

Злата машинально посмотрела на зажатые в руке бумаги, убережённые от падения, и потянулась, чтобы положить их на место. Лена хотела уже взять их, но Рябинина руку отдёрнула, и уставилась в бумаги диким взглядом. Секретарша испугалась:

— Златик, ты что?!

— Ничего. Всё в порядке, — Злата от испытанного потрясения говорила с трудом, — что это за бумажка? — она сунула под нос Лене листок.

Лена посмотрела, вытянув шею, и пояснила:

— Анкета сомовской племянницы. Она к нам в школу собралась поступать, в физмат девятый, вот Инна Аристарховна её и привела, чтобы она анкету заполнила. А я ещё Пражскому не отдала, забегалась совсем. А что?

— Ничего, — ошарашено повторила Злата, неопределённо махнула рукой и без стука вломилась в кабинет директора.

— Полина Юрьевна, я знаю, кто пре… — было последним, что услышала изумлённая до крайности Лена, потому что тяжёлая дверь захлопнулась, отсекая все негромкие звуки. А Злата почему-то не учла этого и не стала говорить погромче, чтобы облегчить жизнь изнывающей от любопытства секретарше.

— А анкета… — начала было Лена, потом махнула рукой и сердито констатировала, — не школа, а форменный дурдом! Уволюсь, если меня Юрьевна за ненадлежащее исполнение служебных обязанностей сама не уволит.

Страшно хотелось подслушать, но порядочная Леночка подавила в себе отвратительное желание и рассерженно застучала по клавиатуре. Ладно, Юрьевна всё равно рано или поздно расскажет, а если даже не она, так Лена девчонок раскрутит. Злата и Ирина вредными не были, так что можно было надеяться на сочувствие к бедной бесправной секретарше.

Очутившись в кабинете начальства, Злата снова, глядя на взлохмаченного бодигарда Симонова и нахохлившуюся Морозову, выпалила:

— Я знаю, кто писал записку мнимого самоубийцы!

— А я знаю, кто стащил журнал и плеснул в Иришу кислотой…

Оба они, Андрей и Злата, уставились друг на друга, помолчали, переваривая полученную информацию, и перевели взгляды на Полину Юрьевну.

— Тебя, Андрюша, я поняла, — кивнула та, — а теперь давай ты, Злат, рассказывай.

Злата положила на стол трофейную анкету, хлопнув по ней рукой, и пояснила:

— Записку «самоубийцы» писала племянница Сомовой. Это точно, почерк тот же самый. Необычный, запоминающийся… Девочка только собралась к нам поступать. Так что обоснованных претензий у неё самой к Ире быть не может. А значит, писала она её по просьбе тёти. Зачем — не знаю. Абсурд какой-то!

Андрей гадливо взял анкету и всмотрелся:

— Я не специалист, но мне тоже кажется, что почерк тот же самый.

— А я про что говорю?!

— Ну, тогда всё сходится…

Злата непонимающе посмотрела на них.

— Ирина нашла в лаборантской у Сомовой, — пояснила директриса, тяжело вздохнув, — журнал и пузырёк из-под кислоты…

— Классный журнал?! — ахнула Злата. — Ирин пропавший журнал?!

— Да.

Рябинина рухнула на стул и уставилась на присутствующих:

— Сомова? А в чём смысл?

— Не знаем. Давайте-ка пойдём разбираться, — Полина Юрьевна потёрла руками лицо, выдохнула, хлопнула ладонями по столу и поднялась, — у них экзамен должен подходить к концу. Вот пусть закончат, а потом поговорим.

Очутившись в кабинете начальства, Злата снова, глядя на взлохмаченного бодигарда Симонова и нахохлившуюся Морозову, выпалила:

— Я знаю, кто писал записку мнимого самоубийцы!

— А я знаю, кто стащил журнал и плеснул в Иришу кислотой…

Оба они, Андрей и Злата, уставились друг на друга, помолчали, переваривая полученную информацию, и перевели взгляды на Полину Юрьевну.

— Тебя, Андрюша, я поняла, — кивнула та, — а теперь давай ты, Злат, рассказывай.

Злата положила на стол трофейную анкету, хлопнув по ней рукой, и пояснила:

— Записку «самоубийцы» писала племянница Сомовой. Это точно, почерк тот же самый. Необычный, запоминающийся… Девочка только собралась к нам поступать. Так что обоснованных претензий у неё самой к Ире быть не может. А значит, писала она её по просьбе тёти. Зачем — не знаю. Абсурд какой-то!

Андрей гадливо взял анкету и всмотрелся:

— Я не специалист, но мне тоже кажется, что почерк тот же самый.

— А я про что говорю?!

— Ну, тогда всё сходится…

Злата непонимающе посмотрела на них.

— Ирина нашла в лаборантской у Сомовой, — пояснила директриса, тяжело вздохнув, — журнал и пузырёк из-под кислоты…

— Классный журнал?! — ахнула Злата. — Ирин пропавший журнал?!

— Да.

Рябинина рухнула на стул и уставилась на присутствующих:

— Сомова? А в чём смысл?

— Не знаем. Давайте-ка пойдём разбираться, — Полина Юрьевна потёрла руками лицо, выдохнула, хлопнула ладонями по столу и поднялась, — у них экзамен должен подходить к концу. Вот пусть закончат, а потом поговорим.

Последний ученик заканчивал отвечать. Ирина сидела на своём месте, вяло водя ручкой в протоколе и совершенно ничего не слыша. Наконец, мальчик встал и вышел. Игорь Константинович и Инна Аристарховна быстро сравнили впечатления об ответах учеников и выставили оценки. Ирина начала внесла их в протокол и пригласила учеников в кабинет. Те ввалились настороженной гурьбой, но увидев довольные лица учителей сразу успокоились. Ребят поздравили, объявили результаты: две «пятёрки» и три «четвёрки». Пражский, подписал протокол, поцеловал ручки коллегам и, напевая в сизую бороду и постукивая в такт своей тросточкой, направился к себе. Ирине захотелось вцепиться в него и не отпускать. Оставаться вдвоём с Сомовой ей было страшно.

Она засуетилась, стараясь поскорее собрать экзаменационные материалы, и не зная, как и о чём говорить с человеком, про которого узнала такое, что и в голове-то не укладывается. Но тут, к счастью, распахнулась дверь, и в кабинет вплыла Полина Юрьевна. Никогда ещё Ирина не была ей так рада.

— Здравствуйте, — поднялась навстречу директору хозяйка кабинета. И осеклась, потому что следом за Полиной Юрьевной вошли Злата и Андрей Симонов.

— Вы?! — одновременно вырвалось у Сомовой и Андрея. И тут же:

— Я.

Ирина, Злата и Морозова с удивлением воззрились на них.

— Так это вы?! Всё понятно. Инесса, что же вы наделали?! — Симонов с болью посмотрел на неё. — Вы что?! Зачем вы третировали Ирину Сергеевну?!

Сомова метнула в их сторону быстрый неожиданно злой и острый взгляд и холодно спросила:

— Вы о чём, Андрей Евгеньевич?

— Это Инесса? Та самая Инесса?! — медленно, с расстановкой спросила Ирина. Андрей кивнул, не отводя глаз от Сомовой.

— А почему Инесса? Ведь Инна и Инесса — это разные имена?!

— Для красоты, наверное, — Андрей пожал плечами, — она с самого начала просила так называть, мы и называли. Я даже забыл, что она Инна на самом деле.

Ирина растерянно пробормотала:

— Инесса… Инна… Андрюш, ты говорил, после перелома у Инессы шов остался на ноге… Я видела, я сегодня видела, когда случайно юбку зацепила… Вы поэтому длинные юбки носите, чтобы никто не заметил?

Она не ждала ответа. Но Сомова кивнула и горько посетовала:

— Руки не дошли шов в порядок привести.

Ирине стало её невыносимо жалко. Несчастная одинокая женщина…

Андрей же продолжал спрашивать:

— Инна, так зачем вы это делали? Вы знали, что мы встречаемся и хотели сделать Ирине гадость?

Сомова отвернулась, сквозь зубы бросив:

— Я вас не понимаю.

Полина Юрьевна, начавшая что-то уяснять для себя, проплыла в лаборантскую и повелительно махнула всем рукой. Подчинённые и Андрей безропотно проследовали за ней.

— Откуда у вас журнал и кислота, Инна Аристарховна?

— Журналов не читаю, люблю, знаете ли, классику. И про какую кислоту речь? Про лимонную? Так я не кулинарка, не увлекаюсь. Так что вопросы не ко мне.

— Ну, ладно, — царственно кивнула головой Морозова. Подошла к телефону, который по её приказу провели в кабинеты Сомовой и Ирины после случая с заточением последней, подняла трубку и стала набирать номер.

На пятом повороте диска старомодного аппарата Инна Аристарховна не выдержала:

— Вы куда звоните?! — в голосе Инны Аристарховны стали явно слышны истерические нотки.

— Я звоню в милицию, — спокойно пояснила директриса.

— Зачем?

— Затем, что не потерплю, чтобы в моей школе учителя запирали в кабинете, воровали у него журнал, писали на него доносы, заставляли думать, что он довёл до самоубийства ребёнка и, наконец, обливали кислотой.

— А что, у нас в школе творятся такие дела? — снова взяла себя в руки Сомова.

— А что, вы не знаете?

— Нет.

— А ну тогда мы коробку-то заберём, раз это не ваше имущество.

— Какую коробку?

Морозова вопросительно мотнула головой, глядя на Ирину. Та показала рукой на шкаф. Андрей подошёл и снял коробку. По журналу перекатился из стороны пустой пузырёк и со стуком ударился о картонную стенку. В лаборантской было так тихо, что даже этот негромкий звук прозвучал вызывающе. Морозова осторожно вытащила журнал, полистала и сунула его обратно, удовлетворённо кивнув головой.

— Ну, так что? У вас есть, что нам сказать? Или будете объясняться с милицией?

— А давайте я скажу, Полина Юрьевна, — Андрей выдвинул стул, предлагая директрисе сесть. Она благосклонно улыбнулась одними губами и втиснулась за невысокий учительский стол, остальные разместились кто где. Стоять остались только Инна Аристарховна и Андрей. Он опёрся о стену и пояснил:

— Объяснения Инны Аристарховны уже и не нужны. Боюсь, вы оказались правы, Полина Юрьевна, и дело было, действительно, во мне.

Некоторое время назад, а если быть точным, то около года, ко мне в травмпункт обратилась женщина. К сожалению, её отношение ко мне вышло за рамки отношений доктор — пациент. Моё же к ней — ограничилось исключительно профессиональными вопросами. И последняя наша встреча прошла, мягко говоря, не в дружеской атмосфере.

— Какая последняя встреча?! — Сомова вдруг почти взвизгнула. — Ты просто сбежал! Даже уволился! Трус!

— Пусть так, — спокойно кивнул головой Андрей, — но Ирина-то тут причём?

— Подождите! — Ирина даже подскочила. — Подожди, Андрей, что-то не сходится! Мы с тобой встречаемся без году неделю, а в кабинете меня закрыли в начале апреля. А до этого никто ничего не знал о нас с тобой… о моём чувстве к тебе. А уж о твоём ко мне — и подавно. Даже Злата не в курсе была, — она вопросительно посмотрела на подругу. Та подтвердила:

— Андрей, я даже не догадывалась, что Ирина тебе нравится.

— Вот! — воскликнула Ирина. — Но ведь неприятности у меня начались уже давно…

— Твоя подружка, Ирочка, может, и не знала, — презрительно бросила Сомова, — а я — да.

— Откуда?

— Видела вас с Андреем Евгеньевичем, когда тебя доской пришибло. Как вы на лестнице обнимались и он, — Инна Аристарховна обличительно ткнула пальцем с безукоризненным маникюром в Андрея, — тебя на руках в кабинет нёс, а потом придерживал под локоток, чтобы ты не рухнула в обморок. Я сразу поняла, откуда ветер дует. Что обморок и головокружение ты специально разыграла, а на самом деле хотела его окрутить. Ещё бы! Такой мужик! От меня он шарахался, как от прокажённой, а с тебя глаз не сводил! А чем ты лучше? Чем? Разве только молодостью… Так она проходит.

Ирина в ужасе смотрела на коллегу во все глаза. Руки противно дрожали и хотелось убежать и спрятаться, забиться в тёмную безопасную норку и больше никогда и никуда не выходить.

— Где же вы ключ от Ириного кабинета взяли, Инна Аристарховна? — снова вступила Полина Юрьевна.

— А у Семёна, — предположила озадаченно молчавшая до этогго Злата, — я тут прикинула: ни одно из происшествий не случилось в дежурство нашего Василия Сергеевича. Всё — в смену Семёна. У меня в голове давно это вертелось, а сегодня вот сложилось. Вы с ним нашли общий язык, я смотрю?

— Нашли, — кивнула Сомова, — как не найти, когда он тоже эту безумную школу ненавидит?

— За что? — ахнула потрясённая Полина Юрьевна.

— А за то, что тут собрались ненормальные, которым больше делать нечего, как за копейки с утра до ночи горбатиться. Сами не живёте и другим не даёте. Я у вас просила разрешения частные уроки здесь давать после занятий. Вы мне что ответили? Что у вас это не принято! Собака на сене! — она презрительно хмыкнула. — Голь перекатная и хотите, чтобы так все жили. А я высококлассный специалист, ко мне в очередь абитуриенты выстраиваются, звонят ещё в мае, чтобы с сентября заниматься начать. А тут вы со своим нелепым энтузиазмом.

— Да все подрабатывают, жить как-то нужно, конечно, но не здесь же калымить?! — поразилась Морозова. — И зачем вы тогда у нас работаете, если вам так противно находиться в нашем обществе?

— А у вас репутация хорошая. Родители частных учеников предпочитают педагогов из школ с именем. Вот у вас это имя есть. Поэтому я и здесь. Что непонятно?

— Всё понятно.

— Так, давайте-ка ещё раз по порядку, с самого начала, — снова обратился к Сомовой Андрей, — упавшая доска, как я понимаю, не ваших рук дело, раз вы нас увидели в первый раз, когда я Ирину провожал из травмпункта?

— Не моя, — с сожалением ответила Инна Аристарховна, — а жаль. Чудо-идея была бы. Вполне достойная меня. Вполне. Но, увы.

— Получается, вы увидели нас, решили… Что, кстати, вы решили? Извести Ирину? Но тогда как-то издалека начали.

— Да не хотела я сначала её изводить. Так, гадости поделать. Неприятно, знаете ли, оказаться в роли отвергнутой женщины и увидеть, на кого тебя променяли. Тем более, было бы на что смотреть, — она презрительно поджала губы и махнула рукой в сторону сидящей Ирины. Андрей с трудом подавил в себе недостойное желание ответить гадостью на гадость и отвернулся к окну.

— Неприятно? — раздражённо спросила Сомова. — А мне, думаете, приятно было? Мало того, что вкус у вас, Андрей Евгеньевич, явно подкачал, так ещё и у меня на глазах свои шашни крутили.

— Кабы я знал, что вас здесь встречу, — усмехнулся Андрей, — теперь понятно…

— Что? — посмотрели на него все присутствующие.

— Да когда я Ирину после травмы сюда завозил, появилось вдруг у меня ощущение, что за нами следят. Только подумал, что это прогульщик какой-нибудь здесь прячется. А это не прогульщик был.

— Да, это была я. Меньше всего я ожидала вас здесь встретить. Когда вы трусливо сбежали от меня, поменяв работу, я пыталась вас найти. Но коллеги ваши адрес дать мне отказались…

— Вам бы это не помогло, я переехал.

— Я же говорю — трус, не только работу, но и жильё сменил, — нервно рассмеялась Инна Аристарховна. Андрей пропустил и этот укол и спокойно поинтересовался:

— Что было дальше? Журнал?

— Это вообще легче лёгкого. Я просто его не отдала после уроков. А никто и не заметил. Конечно, надо было выкинуть. Но я хотела его на даче сжечь, а пока руки не дошли. Да и кто ж знал, что эта пигалица-энтузиастка полезет за штативами аж на шкаф. Тебе ж русским языком сказали: он внизу, в шкафу.

— Там его не было, — лишённым эмоций голосом ответила Ирина, ей было невыносимо противно. И ещё очень жаль Андрея.

— Как это не было?! Ну, как это не было?! Никому ничего доверить нельзя, ну, ей-богу, как маленькая, — Инна Аристарховна встала, большими шагами подошла к шкафу и распахнула настежь дверцы. Штатива не было. Ирина развела руками, а Сомова в крайнем раздражении захлопнула дверцы. — Что ж, выходит, я сама виновата? Обидно-то как. Так бы вы ни в жизнь не догадались.

— Догадались бы, — не согласилась Злата, — вы фатально ошиблись с «письмом самоубийцы» и с племянницей. Я только что видела её анкету, «письмо» писала она, у неё очень запоминающийся почерк. Что ж вы так, Инна Аристарховна? Всё продумали, а на такой мелочи прокололись?

На Сомову страшно было смотреть. Она сникла, ссутулилась, и как-то вдруг сразу стал заметен возраст.

— Всё-то вы видите… Всё-то вы знаете… А что было делать? Не из газет же вырезать буквы? Так ни один самоубийца не делает. А сама идея была неплоха. Вот я веселилась, когда ты, забыв кабинет запереть, понеслась к своей подружке с моей запиской «самоубийцы». Думала, каблуки сломаешь!

— Тогда вы кислоту и украли? — уточнил Андрей, стоявший рядом с Ириной и гладивший её по плечу.

— Тогда. Могла бы ключ у Семёна взять, да уж если такая возможность подвернулась, грех было отказываться. Тем более, что и ключ от шкафа с реактивами не пришлось подбирать. Он на этой же связке болтался. Очень удачно всё вышло, — она довольно сощурилась, вспоминая.

— После журнала были кляузы, — напомнила Полина Юрьевна.

— О! — вновь повеселела Сомова. — Это вообще моя удача. Сидишь себе дома за компьютером и вдохновенно строчишь, а вам потом нервы мотают — сплошное удовольствие! Не учла я, конечно, что вы, — она обличающее посмотрела на директрису, — форменная наседка. Над своими сотрудниками трясётесь и в обиду их никому не даёте. А жаль… Ну, хоть вы понервничали, и то хорошо. Потому что вы мне тоже порядком надоели. Это не директор, а клуша какая-то! Ах, мои дорогие, то, ох, мои драгоценные, сё! — Инна Аристарховна некрасиво и непохоже захлопала по бокам руками, будто крыльями, и засуетилась.

Ирина поймала себя на том, что вот сейчас, в этот самый момент, вполне могла бы впервые в жизни вцепиться человеку — женщине! — в морду. Потому что лицом это брезгливую, гадливую физиономию назвать она не могла. И с какой стати эта чужая им всем женщина позволяет себе говорить такое про Полину Юрьевну, которая эту школу с нуля подняла?! Чтобы не вскочить, Ирина с силой вцепилась в руку Андрея, лежавшую у неё на плече. Тот всё понял и тихонько нажал: не нервничай, держись. Она благодарно улыбнулась ему, глядя снизу вверх. Он ей одними губами шепнул: я тебя люблю. Сомова перехватила эти взгляды и жесты и скривилась:

— Уси-пуси, какие розовые слюни и сопли. Противно смотреть!

— Так не смотрите, Инна Аристарховна, — спокойно отозвался Симонов.

— Подождите, она же сказала, что хотела только гадости поделать, а кислоту гадостью сложно назвать, — Злата сердито уставилась на Сомову.

— Да достали они меня, — голосом усталой примадонны протянула та, — Андрюшенька сюда зачастил, букеты таскает, с работы встречает, за ручку ходят, нежно переглядываются — влюблённые пионеры да и только! Сколько можно?! Ну, я и решила им жизнь подпортить. Кто ж знал, что эта ненормальная по школе шляется в непотребном виде. Маску какую-то идиотскую нацепила! Я ж говорю — сумасшедший дом, а не школа. Дёрнула меня нелёгкая сюда устроиться!

И подружка тоже не лучше. Смотрю, пигалица влюблённая моя в плащике своём голубеньком и платочке на голове кабинет запирает. Только я собралась кислотой плеснуть, как она повернулась, и оказалось, что это ты, — она указала на Злату, — зачем ты в её одежду обрядилась?

— Это вы про среду, что ли? Когда я вас в коридоре с чашкой в руках встретила? — вспомнила Злата. — Так я за вещами пошла. Ира у меня в кабинете к выпускному сценарий читала, а я, чтобы время не тратить за её одеждой и сумкой решила сбегать. Да надумала пошутить, надела всё на себя… Так в чашке была кислота?!

— Она самая. — Сомова кивнула и язвительно заметила:

— Да-а, нормальному человеку в этой школе делать нечего. Одна хочет пошутить и надевает чужие вещи, другая — маску напяливает. Хороши!

— Хороши, — кивнула Полина Юрьевна, — в отличие от вас, Инна Аристарховна.

— Я не поняла одного, — подала голос Ирина, — Андрей, ты же фотографии наши в кабинете Полины Юрьевны смотрел, как же ты Инну Аристарховну не узнал?

— А её там не было, — пожал он плечами.

— Точно, не было, — согласилась, подумав, директриса, — там фотографии за прошлые годы, а она к нам только в этом учебном году пришла. А новые фотографии я ещё не вклеила, они в шкафу в конверте лежат. Как фотограф принёс, я туда сунула и забыла. А когда альбомы Андрею показывала, не догадалась ещё и конверт достать. Так что это не он, это я виновата, — она покаянно покачала головой.

Все помолчали. Полина Юрьевна тяжело, вопреки обыкновению, встала, с трудом сделала два шага до подоконника, на котором стоял телефон, и сняла трубку. По памяти набрала номер и устало произнесла:

— Алё, Дима, это Полина Юрьевна Морозова… — трубка ответила радостными воплями, выплёскивающимися в лаборантскую. Несчастная Морозова улыбнулась и остановила говорившего, — Димочка, прости свою старую директрису, но мне очень нужна твоя помощь. У нас тут преступление, вернее, преступления. Все живы и здоровы, но дело серьёзное. Приезжай, пожалуйста.

Она преувеличенно аккуратно положила трубку. Подумала пару секунд, снова потыкала в кнопки и решительно приказала:

— Елена, давай объявление на нашем сайте, что нам требуется учитель физики!