Дела собачьи

Первый пациент

– Никогда больше! Я скорее умру! Через мой труп! – эмоции в голосе Натальи буквально били через край. Обычно ее очень сдержанная манера говорить настолько разительно отличалась от сегодняшнего разговора, что объяснение подходило только одно – крайнее волнение, почти на грани. А причину долго искать и не пришлось: оставалось всего несколько дней до появления на свет маленьких бультерьерчиков – первых детенышей Долли. Я не прерывала ее, улыбаясь, думала про себя: «Пой, ласточка, пой! Не впервой слышу, зато потом самой смешно будет».

Наталья – жена моего пациента, вернее, жена хозяина самого первого пациента. И хотя наша с ним первая встреча едва не закончилась ссорой, как-то так получилось, что с тех самых пор мы дружим и я прекрасно знаю всех чад и домочадцев Олега, как двуногих, так и четвероногих.

Итак, наше знакомство носило весьма оригинальный характер, и теперь, по прошествии многих лет, я не упускаю возможности с некоторой долей ехидства напоминать ему ту давнюю историю нашей первой встречи.

А дело было так… После окончания Московской ветеринарной академии я некоторое время работала ветеринарным врачом на молочном комплексе, но поскольку всю сознательную жизнь тянулась к собакам, то при первой же возможности перешла работать в городскую ветеринарную лечебницу. Должность моя была на удивление высокой по сравнению с возрастом, но, смею надеяться, не со знаниями, хотя некоторая доля случайности и имела место быть. Итак, шел первый день работы на новом месте. И поскольку никого из посетителей пока не было, я углубилась в свои мысли. Безусловно, я была очень довольна переходом. Лечебница, правда, была далековато от дома, но это меня не особенно заботило, главное – я наконец-то буду заниматься своими любимыми четвероногими – собаками. Остальное большого значения не имело. Я так волновалась в свой первый приезд, что почти не обратила внимания ни на лечебницу, ни на место ее расположения. И теперь с удовольствием оглядывалась. Здание «ветеринарки» было построено сравнительно недавно и производило такое же впечатление, как новая квартира на новосела: все сверкало белизной побелки и новой краски. Новая мебель в кабинетах и оборудование тоже впечатляли. Не было еще ощущения обжитости и рабочего уюта, но это – легкоустранимый недостаток. И, пожалуй, именно это рождало в голове всякие шальные и не очень шальные мысли о благоустройстве и дизайне: интересно, что сюда лучше подойдет, цветы или аквариум, а может, то и другое сразу? А занавески, может быть, будут лучше смотреться, чем жалюзи?

В общем, в плане дизайна «конь еще не валялся». Настроение, и так неплохое, стало совсем замечательным, когда я вышла во внутренний двор лечебницы и просто ахнула. Обычно после стройки должно пройти немало времени, чтобы все вокруг зазеленело. Здесь же, как по мановению волшебной палочки, все утопало в лесной идиллии. Каким чудом удалось строителям не покалечить при постройке двор и все полностью сохранить, было непонятно, но впечатляло! Огромные столетние сосны и ели с редкими вкраплениями лиственных, но таких же вековых деревьев начинались сразу за зданием и постепенно переходили в огромный лесопарковый массив. Все заросло так густо, что, только приглядевшись, я увидела в глубине высокий бетонный глухой забор, отделявший территорию лечебницы от леса. Был конец лета, уже не было изнуряющей жары, явственно ощущалась резкая предосенняя чистота воздуха, а от старых деревьев тянуло сырой прохладой. Полюбовавшись немного, я вернулась в приемный кабинет, и не зря. Не успела я натянуть белый, хрустящий от крахмала халат, как на пороге появился посетитель – молодой человек лет двадцати пяти, кудрявый и темноволосый, с шикарными усами, заглянул в кабинет и, окинув меня этаким пренебрежительным взглядом, спросил:

– А врача опять нет?

– Почему нет? А я кто, по-вашему?

– Вы?! – Он высокомерно скользнул взглядом снизу вверх, и я почувствовала, что краснею против своей воли, причем не от смущения, а от злости. Вот нахал!

– Да! Я – врач! – в тон ему прозвучал и мой ответ. – А что, врач обязательно должен быть похож на Айболита из детской сказки?

– Как это девчонка может быть врачом? Ну, фельдшером – еще куда ни шло, но врачом?!» – Его высокомерное нахальство становилось, по моим меркам, уже чрезмерным. Что делать? Я не знала, но и спорить с ним больше не хотелось.

– Может быть, прекратим обмен любезностями и займемся делом? Что вас привело сюда? – нейтрально предложила я и подумала про себя: «Вот же индюк надутый!»

А этот «индюк» пожал плечами, повернулся и вышел из лечебницы. Правда, через минуту он вернулся с собакой на поводке. Кофейного цвета лохматый дратхаар в отличие от хозяина доброжелательно вилял коротким хвостом и вообще всем своим видом демонстрировал желание познакомиться со мной поближе. Я еще подумала, что не всегда собака похожа на своего хозяина, приятные исключения все-таки бывают. У Габи – так звалось второе явление в мой кабинет, были совсем небольшие, но неприятные проблемы: в результате травмы на задней лапе возникла небольшая, но крайне неприятного вида трофическая язва. Размером приблизительно с пятак, по-теперешнему – с монету в пять рублей, она располагалась на скакательном суставе, была покрыта утолщенной кожей, больше напоминавшей шкуру старого лимона, ноздреватую и бугристую, но розового цвета. Сквозь трещинки на ней капельками проступала липкая желтоватая жидкость, лимфа. Картина имела действительно неприятный вид, и хотя собака не хромала, выезжать с ней на охоту, да и просто гулять по траве было чревато более серьезными осложнениями. Мое раздражение в отношении «милейшего» хозяина стало потихонечку проходить и меняться на более объективные чувства, поскольку большинство собачников вряд ли понеслись бы в лечебницу с такой «ерундой». Но Габи повезло: ее хозяин был внимателен, и поэтому на данном этапе случай не представлял никакой сложности, но имел несколько вариантов решения. И пока я осматривала собаку, в голове уже складывались и просчитывались эти варианты.

– Охотничий сезон скоро? – мимоходом поинтересовалась я, а получив утвердительный кивок, поняла, что лучший вариант – ускорить полное выздоровление. И хотя хозяин мне был не очень-то симпатичен, как-то не хотелось совсем испортить ему отпуск. Разумеется, для собаки любой из выбранных способов лечения гарантировал абсолютное выздоровление. Значит, все-таки – скальпель, решила я и взглянула на хозяина. Он тем временем терпеливо ждал моего заключения, а может, и признания в профессиональном бессилии. Так мне, по крайней мере, казалось. Ну уж нет! На Красной площади медведь сдохнет, если я дам тебе, дружок, хоть капельную возможность еще раз вогнать меня в краску. Я буду не я, но ждать тебе придется очень долго!

– Пошли в хирургический кабинет, – скомандовала я и, не дав ему времени на какой-нибудь ехидный ответ, вышла, пригласив следовать за мной. По дороге я объяснила, что мне предстоит сделать и какая помощь понадобится от него. По мере объяснений выражение лица моего первого пациента менялось: он слегка побледнел, а его самоуверенность сменилась на озабоченность.

– Вам нечего беспокоиться, – снисходительно уговаривала я «заскучавшего» на глазах хозяина, – все будет отлично! Только и дела – удалить измененный язвенным процессом участок кожи и наложить швы. На все про все не больше пятнадцати минут. А через неделю шкурка у этой красотки будет как новенькая. И можете гонять уток сколько вам вздумается. Хоть до посинения!

Собаку водрузили на операционный стол, и я принялась за работу. Общего наркоза для подобной «мелочи» не требовалось, вполне можно было обойтись местным обезболиванием. Через пару минут настала очередь скальпеля. Собака вела себя прекрасно и периодически с любопытством косилась на мои манипуляции. Ее явно смущало, что я копошусь в ее лапе, она это хорошо видит, но почему-то совершенно не чувствует. И столько изумления было на ее морде, что меня начал разбирать смех, когда она в который раз носом решила проверить, не снится ли ей все это. Зато, поглядев на хозяина, я поняла, что ему-то явно не до смеха – он был на грани обморока и, по-видимому, из последних сил боролся с подступающей тошнотой. Так далеко моя мстительность на простиралась: он, конечно, заслуживал кое-чего за свое высокомерное нахальство, но обморок в мои планы не входил и вряд ли доставил бы мне удовольствие, поэтому я сказала:

– Ваша помощь мне больше не требуется. Если хотите, можете посидеть вон на том стуле, – я через плечо кивнула на самый дальний стул около письменного стола за моей спиной, откуда ему при всем желании было бы трудно увидеть душещипательные подробности происходящего на операционном столе, освещенном бестеневой лампой. Да и я не могла бы видеть некоторую брешь в его имидже (тогда, правда, этого слова я еще не знала).

– Кстати, как зовут вас? С собакой я уже познакомилась!

– Олег, – коротко представился он, опускаясь, точнее, падая на указанный стул и глубоко и облегченно вздыхая.

Через несколько минут все было закончено, и, наложив бинты на собачью лапу, я обернулась к хозяину:

– Олег, все уже позади… Через неделю придете, я сниму швы. Повязку не меняйте два-три дня, а потом будете обрабатывать спиртом и присыпать порошком, который я вам сейчас дам. Только проследите несколько дней, чтобы собака не занималась «самолечением», иначе она раньше времени снимет швы и вы точно в этом сезоне не поохотитесь!

Олег пришел в себя, слегка порозовел, однако разговорчивости и желания поспорить у него явно поубавилось. На все мои рекомендации он только послушно кивал головой. Я улыбалась и про себя думала: «Так тебе и надо! В следующий раз не будешь сомневаться!»

Впрочем, к следующему разу мое мстительное настроение давно прошло, да и встреча наша была совсем другая. Он еще с порога широко улыбался, а Габкин хвост не просто вежливо вилял – он крутился, как пропеллер, а на ее бородатой морде сверкала улыбка во все сорок два собачьих зуба. Ее глаза не были видны из-под клочкастой челки, но я не сомневалась, что и они светятся улыбкой. Как я и предполагала, все прошло без осложнений. Швы отлично срослись, и на месте разреза нежно светилась розовая полоска здоровой сухой кожи. Через некоторое время и ее не будет видно, она полностью зарастет шерстью.

Снятие швов – пожалуй, самая приятная для хирурга манипуляция. Она означает благополучное завершение послеоперационного периода и является очевидным свидетельством выздоровления. Ну и, в конце концов, это самое удобное время наговорить врачу кучу комплиментов. Чего уж скрывать – это всегда очень приятно! На этот раз слов было немного, но меня ждал огромный букет цветов.

Как-то, спустя много лет, я спросила, помнит ли он нашу первую встречу? От его нахального (горбатого только могила исправит) ответа я онемела, потому что этот «змей» сказал: «Хоть убей, ничего не помню! А ты?» Однако хитренькая улыбочка все-таки пряталась в его слегка поседевших усах.

Ну, голубчик, погоди! Я знаю способ сделать твою память немного подлиннее! Даже если книга никогда не будет издана, я подарю тебе этот рассказ в качестве лекарственного средства от амнезии.