Дело Эллингэма

Глава 2

Первым, что Стиви увидела, выбравшись из автобуса, была круглая лужайка с фонтаном посередине, в центре которого на огромной раковине стоял бородатый каменный Нептун и приветственно махал рукой сквозь сверкающие струи. Зелень раскидистых деревьев, словно тяжелая портьера, со всех сторон обрамляла лужайку; сквозь нее кое-где робко выглядывал то кусок кирпичной стены или черепичной крыши, то окно, то дверь. Над кронами по-хозяйски возвышался огромный особняк – Гранд-Хаус, выстроенный в готическом стиле. Большие стрельчатые окна смотрели на лужайку, вход обрамляли высокие каменные арки, а крыша с множеством башенок и шпилей ощетинилась кованым флюгером.

Стиви с минуту стояла, не в силах вымолвить ни слова. Она видела сотни фотографий эллингэмского поместья. Она изучила его карту, пейзажи, статуи, парки и фонтаны. Но смотреть на картинку и стоять на этой лужайке, вдыхать бодрящий горный воздух, слышать плеск воды, чувствовать лучи солнца на лице – это были разные вещи.

Водитель вытащил из багажного отделения дорожную сумку Стиви вместе с тремя тяжеленными баулами, набитыми всякими мелочами, которые родители заставили ее взять с собой: пластиковыми контейнерами с арахисовым маслом, банками с порошковым чаем, гелями для душа, салфетками и остальной ерундой, купленной на распродаже.

– Может, дать ему чаевые? – тихо спросила мать Стиви, когда все было разложено на земле.

– Нет, – ответила та, стараясь придать голосу уверенность. Она не знала, принято ли давать на чай водителю школьного автобуса, – этот вопрос ей не попадался.

– Все в порядке? – спросил отец.

– Ну да, – ответила Стиви, замерев с дорожной сумкой в руках. – Просто здесь… так красиво.

– Да, это нечто. Не буду отрицать.

Большой гольф-кар вырулил на лужайку и остановился возле них. Из него выпрыгнул человек лет тридцати, крепкий и мускулистый, одетый в хорошо сшитые летние бриджи и рубашку поло с вышитым слева на груди значком академии.

Он был из тех людей, рядом с которыми родителям Стиви было спокойно, так что она тоже успокоилась.

– Стефани Белл? – спросил он.

– Стиви.

– Я – Марк Парсонс из службы размещения. Тебя определили в коттедж «Минерва». Хороший дом.

Вещи и сами Беллы разместились в ка`ре. Жермена со своими родителями уехала на другой машине в противоположную сторону.

– Все хотят попасть в «Минерву», – сказал Марк, когда они тронулись. – Это лучший коттедж.

По территории пролегало множество петляющих между деревьями дорожек, выложенных гладкими камнями. Гольф-кар двигался в густой тени, и его пассажиры оторопело молчали, разглядывая школьные здания. Некоторые из них были массивными строениями из красного кирпича, с витражными окнами и миниатюрными башенками по углам. Встречались дома незамысловатой архитектуры, большие и добротные, а некоторые были так увиты плющом, что казались дарами, принесенными какому-то лесному божеству. Нет, это не просто местная школа, а настоящий храм науки.

На полянах между деревьями стояли одинокие статуи римских и греческих богов из белого камня.

– Кто-то основательно закупился в садоводческом гипермаркете, – сказал отец Стиви.

– О, нет, – ответил Марк, направляя кар мимо ансамбля из бюстов, озадаченно смотрящих вдаль пустыми глазами, словно члены комитета в процессе принятия важного решения. – Они все из мрамора и по-настоящему ценные, поэтому и стоя´т здесь как признак богатства.

Честно говоря, статуй было даже многовато. Пожалуй, кому-то следовало бы поговорить с Альбертом Эллингэмом и убедить его прекратить скупать все статуи подряд. Но если ты богат и знаменит, прикинула Стиви, то можешь натащить в свое горное логово все что угодно.

Гольф-кар остановился перед величественным зданием, выстроенным из перемежающегося красного и желтого кирпича. Оно состояло из нескольких частей: правая часть напоминала обычный дом, за ней в сторону уходил длинный переход, заканчивающийся башней. Дом был весь увит диким виноградом, скрывающим барельефы, которые обрамляли линию крыши и окна. Сквозь открытую дверь, выкрашенную голубым, в холл проникал свежий ветерок и залетали мухи.

Стиви и родители вошли в просторное помещение, служащее, судя по всему, общей комнатой. Полы были выложены каменными плитами, возле большого камина полукругом выстроились кресла. Здесь было темно и прохладно, пахло деревом. Стены покрывал красный флок, что поначалу вызывало легкую клаустрофобию, а над камином красовалась голова лося с электрической гирляндой на рогах. В углу висел гамак, повсюду на полу были разложены диванные подушки; слегка потрепанный лиловый диванчик казался вполне удобным, а бо́льшую часть комнаты занимал огромный деревенский стол. На нем стоял пластиковый ящик с выдвижными отсеками и кучей мелочей для рукоделия: какими-то бусинами и другими загадочными штуками для скрапбукинга. У входа из стены торчали восемь гвоздей, около двадцати сантиметров каждый – слишком длинные, чтобы оказаться вешалками для одежды. Стиви дотронулась до одного кончиком пальца, словно спрашивая: что ты такое?

– Привет!

Стиви оглянулась и увидела женщину, выходящую из небольшой кухни с чашкой кофе. Она была невысокой и загорелой, с мускулистыми руками, покрытыми изящными татуировками в виде цветов. Голова ее была полностью выбрита. На ней были свободная футболка с надписью «МОГУ КОПАТЬ» и короткие бриджи, открывающие стройные лодыжки, правда, давно не видевшие бритвы.

– Стефани? – спросила женщина.

– Стиви, – снова поправила та.

– Я доктор Нелли Пиксвелл, – женщина протянула ладонь. – Все зовут меня просто Пикс. Я комендант «Минервы».

Они прошли в центр комнаты, и Стиви удалось получше разглядеть то, что лежало на столе рядом с ящиком. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это были не материалы для рукоделия – это были зубы, несколько кучек зубов, прямо на столе. Стиви не поняла, настоящие они или искусственные, но какая разница?! Стол с разбросанными зубами – это просто стол с разбросанными зубами.

– Хорошо доехали? – спросила Пикс, быстро ссыпая зубы в выдвижные отсеки ящика.

«Клик, клик» – щелкали зубы по пластику.

– Простите, я тут сортировала кое-что. Вы так рано…

«Клик, клик».

– Сделать вам кофе?

Они прошли в крохотную кухню, где каждый получил по чашке, и Пикс рассказала родителям Стиви об организации питания. Завтракать можно было в коттедже, а обед и ужин накрывали в школьной столовой. Студенты могли перекусить на кухне в любое время, продукты подбирались в соответствии с их онлайн-заказами. Они вернулись в общую комнату, и мать Стиви решила проверить очевидное.

– Это что, зубы? – спросила она.

– Да, – просто ответила Пикс.

Не ожидая столь откровенного ответа, мать уставилась на нее с открытым ртом, и Стиви решила вмешаться.

– Доктор Пиксвелл, – поспешно произнесла она, – специалист по биоархеологии. Она участвует в археологических раскопках в Египте.

– Все верно, – сказала Пикс. – Ты читала мою биографию на сайте школы?

– Нет, – ответила Стиви. – Зубы на столе, надпись на футболке, тату с глазом Гора на запястье, на кухне пачка ромашкового чая с надписью на арабском. А еще у вас светлая полоска на лбу от ремешка козырька. Просто догадалась.

– Ого, впечатляет! – кивнула Пикс.

Какое-то время все молчали, и в тишине было слышно жужжание мухи над головой Стиви.

– Стиви часто изображает из себя Шерлока Холмса, – сказал отец.

Иногда он делал такие замечания, как казалось, из лучших побуждений, и они могли бы сойти за шутку, но каждый раз в этих словах сквозил оттенок насмешки.

– Кто же не хочет быть Шерлоком Холмсом? – улыбнувшись и глядя в глаза отцу Стиви, сказала Пикс. – Я, правда, больше читала Агату Кристи, когда была помоложе, так как она писала также и про археологию. Но Шерлока любят все. Давайте я покажу вам дом…

В этот момент Пикс навсегда завоевала симпатию Стиви.

Все шесть комнат студентов «Минервы» находились в левой части здания от общей комнаты: три на первом этаже, три – на втором. На первом этаже была общая ванная комната, выложенная плиткой, которая, должно быть, не менялась со времен постройки дома, так как вряд ли хоть какая-нибудь фабрика стала бы выпускать плитку такого цвета повторно.

Если бы Стиви попросили описать этот оттенок, ей пришлось бы употребить слова «тухлый лосось».

В конце коридора была дверь, ведущая в башню.

– Тут у нас кое-что особенное, – сказала Пикс, открывая ее. – Когда здесь еще не было школы, в «Минерве» останавливались гости Эллингэма. Так что в этом здании есть то, чего нет в других…

За дверью скрывалась роскошная круглая комната с высоким потолком – еще одна ванная. Пол был выложен серебристой плиткой, переливающейся перламутром. Большая чугунная ванна на позолоченных львиных лапах стояла в центре. Свет из витражных арочных окон с изображением цветов и виноградных лоз окрашивал комнату во все цвета радуги.

– Эта комната пользуется повышенным спросом во время экзаменов, – сказала Пикс. – Студенты любят заниматься, сидя в горячей ванне, особенно когда холодно. Но, вообще-то, сюда редко кто заходит, из-за пауков, конечно. А теперь давай посмотрим твою комнату.

Стиви решила пропустить мимо ушей замечание насчет пауков. В ее комнате № 2 пахло воском для мебели, свежей краской, и к спертому воздуху закрытого помещения примешивалась какая-то ароматная струя, словно тут выпекали имбирные пряники. Рамы обоих окон, выходящих на фасад, были подняты, но слабый ветерок, залетавший в комнату, ленился прогонять тяжелые запахи. Под высоким потолком гонялись друг за другом две мухи. Светлые стены, выкрашенные в кремовый цвет, резко контрастировали с черным камином.

Вещи Стиви уже ждали ее в комнате. Какое-то время разговор шел вокруг насущных вопросов: куда лучше передвинуть кровать, а вдруг кто-нибудь влезет в окно и, кстати, во сколько у вас отбой? Пикс легко ответила на все: что окна открываются только вверх, у каждого надежная защелка, отбой в десять вечера по будням и в одиннадцать – по выходным, передвижение студентов отслеживают с помощью электронных пропусков, ну и сама Пикс, конечно же, смотрит за порядком.

Мать Стиви собралась распаковывать вещи, но Пикс предложила родителям присоединиться к экскурсии по территории. Стиви осталась в комнате одна. В наступившей тишине слышались лишь чириканье птиц за окном и чьи-то голоса, замирающие вдали. Стиви прошлась по комнате, темные половицы легонько поскрипывали под ногами. Она провела рукой по стене, чувствуя все шероховатости. Десятилетиями на нее наносили один слой краски за другим, скрывая следы пребывания предыдущих жильцов. Недавно Стиви смотрела документальный фильм о реальном преступлении, рассказывающий, как под слоем краски обнаружили старую надпись, ставшую уликой. После этого ей безумно захотелось ободрать все стены в окру´ге: вдруг и они хранят секреты?

Стены в этой комнате наверняка могли о многом рассказать.

13 апреля 1936 года, 18.45

Туман быстро опустился на горы в тот день: до обеда природа играла яркими красками, но сразу после четырех землю заволокло голубовато-серой пеленой. Этот туман многие потом отметят. К вечеру вся окрестность была укутана темной жемчужной вуалью; ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. «Роллс-ройс фантом» медленно полз в молочной пелене по узкой дороге к эллингэмскому поместью. Не доехав до центрального круга перед Гранд-Хаусом, он остановился. Машина всегда не доезжала половину расстояния: Альберт Эллингэм любил лишний раз пройтись по своему горному королевству. Вот и сейчас, не дожидаясь полной остановки, он открыл заднюю дверь и выпрыгнул на дорожку. Его секретарь, Роберт Макензи, благоразумно подождал пару секунд, прежде чем выйти.

– Вам нужно съездить в Филадельфию, – сказал он в спину своему хозяину.

– Совершенно не за чем туда ехать, Роберт.

– Вам нужно съездить в Филадельфию, а заодно заехать в нью-йоркский офис на пару дней.

Мимо них медленно проехал последний автобус с рабочими, возвращающимися домой, в Берлингтон и другие окрестные городки, после трудового дня на стройке у Эллингэма. Они дружно помахали на прощание хозяину поместья.

– Отлично поработали сегодня! – крикнул он им. – До завтра, парни!

Эллингэм и Макензи подошли к дому, дверь была уже открыта дворецким. Каждый раз, входя в великолепный холл, Эллингэм не мог сдержать восхищения: так причудливо, отражаясь от каждой грани, на пол и стены ложился разноцветный свет, проникающий сквозь шотландские витражи.

– Привет, Монтгомери, – сказал Эллингэм, и его низкий голос отразился эхом в высоком атриуме.

– Добрый вечер, сэр, – ответил дворецкий, принимая пальто и шляпы. – Добрый вечер, мистер Макензи. Надеюсь, из-за тумана поездка не оказалась слишком утомительной?

– Ехали целую вечность, – покачал головой Эллингэм. – Роберт прожужжал мне все уши по поводу встреч.

– Пожалуйста, передайте мистеру Эллингэму, что ему нужно съездить в Филадельфию, – обратился Роберт к дворецкому.

– Мистер Макензи просит передать вам, сэр…

– Умираю с голода, Монтгомери, – перебил его Эллингэм. – Что на ужин?

– Суп-пюре из сельдерея, сэр, на закуску морской язык под миндальным соусом, затем жареный барашек с горохом, мятой и спаржей под голландезом, на гарнир картофель по-лионски и лимонное суфле на десерт.

– Вполне достаточно. Мы скоро подойдем, пусть накрывают. Сколько у нас сегодня нахлебников?

– Мисс Робинсон и мистер Нейр все еще здесь, хотя большую часть дня они не выходили из своих комнат, так что, я полагаю, будет миссис Эллингэм, мистер Макензи и вы, сэр.

– Хорошо. Зови их. Давайте ужинать.

– Миссис Эллингэм нет дома, сэр. После обеда они с мисс Элис уехали на прогулку.

– И до сих пор не вернулись?

– Полагаю, их задержал туман.

– Пошли нескольких человек с фонарями на дорогу, чтобы им было легче добраться. И скажи, пусть сразу идут в столовую, прямо в пальто, не задерживаясь.

– Я вас понял, сэр.

– Роберт, идем в мой кабинет. Сыграем партию в карты, пока нам накрывают на стол. И не пытайся спорить. В жизни нет ничего серьезнее игры.

Секретарь вежливо промолчал в ответ. Игра в карты с шефом не подлежала обсуждению, будучи одной из его обязанностей, а фраза «в жизни нет ничего серьезнее игры» служила Эллингэму девизом. Поэтому и студентам не возбранялось играть, более того – новая «Монополия» была обязательной и для них, и для гостей поместья, и даже для персонала. Каждый должен был поиграть хотя бы раз в неделю, ежемесячно устраивались турниры. Так текла жизнь в мире Альберта Эллингэма.

В кабинете Роберт взял с подноса дневную почту, просмотрел ее привычным взглядом, сразу бросил некоторые конверты обратно на поднос, а остальные начал просматривать более внимательно.

– Филадельфия, – вновь напомнил он.

В этом и заключалась его работа: следить, чтобы великий Альберт Эллингэм ничего не забывал, – и Роберт вполне с ней справлялся.

– Хорошо, хорошо. Внеси в мой график. Ага, вот она…

Эллингэм схватил со стола отрывной листок записной книжки.

– Придумал новую загадку сегодня утром. Интересно, что ты скажешь.

– Ответ «Филадельфия», я надеюсь?

– Роберт, – серьезно произнес Эллингэм, – вот моя загадка. По-моему, неплохо получилось. Слушай:

– Ну? Что это?

Роберт вздохнул и отложил почту.

– В обе стороны лицом… Как шпион, предатель, двуличный человек.

Эллингэм улыбнулся и жестом дал понять секретарю: «хорошо, продолжай».

– Но это не «кто», – задумчиво продолжил Роберт, – а «что»: предмет, работающий в двух направлениях…

В дверь постучали, и Эллингэм поднялся сам, чтобы открыть.

– Это же дверь! – сказал он, открывая ее.

На пороге стоял мертвенно-бледный Монтгомери.

– Сэр, – начал он.

– Погоди. Смотри, Роберт, дверь можно использовать с двух сторон…

– За ней можно спрятаться, но она все равно покажет, куда ты ушел, – продолжил Роберт. – Да, я понял.

– Сэр!

Резкий тон дворецкого удивил мужчин, и они в замешательстве повернулись к нему.

– Что такое, Монтгомери? – спросил Эллингэм.

– Телефонный звонок, сэр, – ответил тот. – Вы должны ответить. По домашней линии. В кладовой. Пожалуйста, сэр, поторопитесь.

Что-то в поведении Монтгомери заставило Эллингэма повиноваться без слов. Он прошел в кладовую за дворецким и взял трубку.

– Ваши жена и дочь у нас, – произнес в трубке незнакомый голос.