Глава 1

Бесконечная ноябрьская ночь наползала на выстуженный Петербург. Тьма, изгнанная из города на лето, возвращалась, отыгрываясь за долгое свое отсутствие. Каналы набухли от мокрого снега, словно нездоровые темные вены, и вода норовила выплеснуться на камни мостовой, стремясь соприкоснуться с низким, тяжелым небом. В узком просвете между волнами и небом стеной валил густой мокрый снег. Мрак царил везде.

В последние годы Петербург стал еще мрачнее. Он расползался во все стороны, перемалывая деревянные домики пригородов и покрываясь красно-кирпичными бубонами фабрик и заводов. Дым и смог смешались с болотным туманом, и теперь стало решительно невозможно рассмотреть, что ждет там, впереди.

И из этой мглы, неясный и неопознанный, темной махиной наступал новый век. Он еще плохо был различим, но уже уверенно и нагло сталкивал в бездну век предыдущий, и все летело в нее вверх тормашками под взрывы бомб террористов и рев моторов. А из тумана медленно возникали силуэты всадников, и к знакомым уже Голоду и Войне присоединился новый, на кумачовом коне, и имя этому невиданному всаднику – Революция…

– Иван Дмитриевич?

Будылин с трудом отвел взгляд от темного окна, за которым ветер бесшумно гнал волны по чернеющей Фонтанке. Мрачные, беспокойные мысли сами лезли в голову в такую погоду и покидать ее не хотели. Иван Дмитриевич Будылин работал в сыскной полиции с самого момента ее основания, и борьба со всяческим беспокойством, а также освещение различных мрачных углов человеческой жизни ярким фонарем правосудия стало для него за эти годы не только профессиональным призванием, но и самой его внутренней сутью. И сейчас, будучи уже начальником всего петербургского уголовного сыска, он проливал свет на человеческую натуру на срочном докладе перед двумя важнейшими людьми Петербурга – градоначальником и министром внутренних дел.

– Иван Дмитриевич? Вы упомянули об участившихся случаях душевного помешательства. Потрудитесь объяснить нам с Виктором Вильгельмовичем поподробнее, о чем конкретно идет речь?

Министр, хозяин кабинета в здании у Чернышева моста, в котором и проходила встреча, с легким нетерпением глядел на Будылина, ожидая ответа. Начальник сыска вернул лицу привычное выражение спокойного добродушия, повернулся к мрачно застывшему в кресле градоначальнику и, прокашлявшись, продолжил:

– Как я уже сказал, подобные вспышки обычно не редкость в осеннее время года. Скверные погоды, холод и недостаток солнца действуют угнетающе на душевное здоровье и часто вызывают обострение или проявляют доселе скрытую болезнь. Но то, что происходит последние несколько лет, никакими сезонными недомоганиями объяснить решительно невозможно. Полюбуйтесь.

Он раскрыл на столе пухлую кожаную папку, приглашая своих высокопоставленных собеседников ознакомиться с содержимым. По сукну немедленно расползлись фотографические карточки, с которых смотрели всевозможные буйнопомешанные, маниаки и насильники, педантично составленные Иваном Дмитриевичем в отдельную картотеку. Градоначальник подался вперед из кресла, недоверчиво выгнув бровь, а министр внутренних дел встал у Будылина за спиной, напряженно закручивая свои исполинских размеров седые усы. С карточек на честную компанию глядели скошенные лбы, выпученные глаза, губы, растянутые в темных, безумных улыбках.

– Циркулярные психозы, маниакального характера в основном. Всевозможные виды параноидных расстройств, бред, галлюцинации, аффекты… В основном из Обуховской больницы, но теперь прибавилось и из других…

– Ну что ж, выглядит, конечно же, неприятно, но я не вижу тут больших поводов для тревоги. – Градоначальник задумчиво потер кончик носа, вчитываясь во врачебные каракули. – В конце концов, безумному преступнику куда сложнее скрываться от правосудия и строить свои планы – ибо он, как я уже заметил, безумен! Недуг выдаст его рано или поздно, ведь не может же совершенно сумасшедший человек разгуливать по улицам, оставаясь никем не замеченным!

– Позвольте не согласиться, – покачал головой Будылин. – Нарушение душевного здоровья далеко не всегда ведет к разрушению мыслительной и логической системы человека, иногда напротив – в мозгу выстраивается новая, патологическая система, по сложности и функциональности не уступающая здоровой, но совершенно аморальная, преступная и безумная по своей сути. Именно преступники такого сорта и представляют собой большую угрозу. Искусно скрывая свой недуг, они способны годами промышлять убийствами, насилием, душегубством, поджогами, днем являясь под маской добропорядочных граждан, а ночами являя свою истинную личину.

Министр, сопя и шевеля своими непомерными бакенбардами – объектом гордости и эпиграмм, перебирал фотокарточки, морщась, если в руки попадалась особенно неприятная физиономия. Наконец он прервался и кинул на Будылина строгий взгляд:

– И что же сыскная часть, Иван Дмитриевич? Неужели у ваших орлов нет управы против этой новой напасти? Почему нам все всегда как снег на голову?! Эх, как будто мало нам было анархистов!

Он в сердцах шлепнул фотокарточки на сукно, словно невезучий игрок. Будылин смиренно выдержал волну начальственного гнева и спокойно возразил:

– Сыскари, филеры, тайные агенты хороши против грабителей, фальшивомонетчиков или бомбистов. Но как использовать их против преступника, не знающего жажды наживы, не имеющего никаких объяснимых мотивов или конкретного плана? Против одиночки, одержимого манией? Обычному полицейскому чину неподвластны загадки современной психиатрии. И это даже тут, в Петербурге. А в иных отдаленных губерниях, столкнувшись с маниаком-садистом, оставляющим за собой изувеченные трупы, народ первым делом бежит громить жидовские лавки, а полиция гоняется за дьяволопоклонниками и раскольниками. Оно, конечно, людей на время успокаивает, но вреда истинному убийце от этого совершенно никакого. Нет, господа, тут нужен новый, особый подход.

– Но не мы же первые столкнулись с подобными ужасами? – Градоначальник осторожно положил лист обратно в папку. – В Европе это давно уже не новость. Несколько лет назад в газетах писали про британского убийцу Джека… э-э… Потрошителя вроде? Там все было как раз так, как вы, Иван Дмитриевич, рассказываете, – случайные жертвы, обезображенные трупы, отсутствие мотива. Его ведь так и не поймали, верно?

– Совершенно верно, Виктор Вильгельмович, весьма наглый негодяй, и очевидно, что совершенно безумный! – оживленно закивал Будылин. – А вот его французский, позволительно ли сказать, коллега, «убийца пастушек» Джозеф Вашер недавно распрощался с головой на гильотине. Как и американец Генри Холмс – правда, прежде чем этого отправили на виселицу, душегуб успел замучить в своем «отеле смерти» три с лишним сотни мужчин, женщин и детей. Он изготавливал из их трупов анатомические пособия и продавал в медицинские школы; при этом его считали уважаемым человеком, никто даже не думал и заподозрить в этом джентльмене маниака! Об этом вы тоже наверняка читали?

Градоначальник молча покачал головой в ответ. Рядом с ним министр, совершенно красный от гнева, забывшись, закручивал усы до рискованной степени:

– Это абсолютно возмутительные вещи! Позволить случиться чему-то подобному здесь, в России, совершенно недопустимо! Предупредить это безумие – ваш прямой долг!

– Наш прямой долг, – тихо поправил его градоначальник. – Так что, Иван Дмитриевич, вы же не просто так нам сейчас все эти страсти рассказываете. У вас есть какие-то соображения на этот счет? Вы поделитесь, не стесняйтесь.

– Благодарю покорно. – Будылин склонил голову перед градоначальником, поблескивающим из полутьмы кабинета почти десятком орденов и медалей, и продолжил: – Напасть эта для нас новая, неизученная. А на Западе полицейские криминалисты тома целые исписали про всевозможных маниаков, психопатов и массовых расчленителей на почве помешательства. Специальные есть сыщики и консультанты из докторов, даже целые отделы, которые исключительно только такими преступниками занимаются и мало-помалу начинают делать успехи. Ключом к поимке преступника становится знание его болезни, погружение в тайну больного рассудка и понимание его извращенной логики. И если уж у французов и американцев получилось, то наши, русские сыскари обязаны не ударить в грязь лицом.

Повисла пауза. В тишине градоначальник медленно поднялся из кресла, спросив разрешения у задумавшегося хозяина кабинета, прикурил сигару от зажигалки в виде античного светильника и, стряхнув пылинку с генеральского эполета, сказал, как бы размышляя вслух:

– А ведь это может быть замечательная идея… Антропометрическая лаборатория при сыскной полиции, созданная Грессером, принесла нам немало пользы, не правда ли, Иван Дмитриевич? Что, если нам действительно сделать нечто подобное, но нарочно для поимки душевнобольных преступников и маниаков? И тогда…

Будылин со всем вниманием следил, как градоначальник выпускает струи дыма через черные кавалерийские усы, в ожидании продолжения. Внезапно министр прокашлялся и, недовольно сверкнув глазами, решительно взял инициативу в свои руки:

– Иван Дмитриевич, вот что вам следует сделать незамедлительно. – Он взял Будылина под локоть и увлек в сторону от стола. – Немедленно отрядите самого опытного сыщика, который есть у вас в Петербурге и которому уже доводилось сталкиваться с маниаками-душегубами вроде этого Потрошителя. Пускай подберет себе в помощь внештатных агентов для медицинских консультаций и всяческих экспертиз, которые могут понадобиться. Мы создадим целый отдел по расследованию множественных убийств, совершенных душевнобольными. Финансирование… хм… мы обсудим в ближайшее время. Но на всемерную помощь министерства и мою личную протекцию можете рассчитывать уже сейчас. Приступить стоит сегодня же вечером!

– Слушаюсь! – Будылин склонил голову перед министром и принялся собирать фотографии и бумаги обратно в папку.

– Да, и вот еще что…

Министр озабоченно хмыкнул и, обойдя стол по кругу, извлек из ящика рукописный рапорт. Градоначальник, все это время пускавший дымные струи в потолок, оторвался от своего занятия и заинтересованно взглянул на листок.

– Вот, полюбуйтесь, Иван Дмитриевич. Я говорил, что мы не потерпим появления в России подобных безумств и ужасов, и я не шутил. Будем пресекать сразу и на корню! – Министр постучал скрюченным пальцем по бумаге. – Этим делом ваш новый отдел должен заняться в первую очередь. Похоже у нас уже появился-таки свой «потрошитель», ничем не хуже заграничных.

Градоначальник вместе с Будылиным склонился над листом, прищурился, разбирая почерк, и озабоченно поинтересовался:

– Это, часом, не про те самые убийства в Энске, из-за которых государь осерчал сегодня утром? Говорят, так расстроился, что даже к чаю не вышел…

– Те самые, будь они неладны! – недовольно подтвердил министр. – Какая-то чертовщина у них там в Энске, честное слово! Итак, – он вчитался в рапорт, – серия убийств, все в течение последнего месяца, все определенно совершены одним и тем же человеком. Убийца-одиночка, явно маниак, отличающийся особенной жестокостью и некоторыми определенными хирургическими… э-э… способностями. Жертвы разного пола и возраста, никак между собой не связаны. Объединяет их одно – у каждой из них с медицинской аккуратностью отделена голова и из глазницы извлечены глаза.

Будылин нахмурился, разглядывая рапорт:

– Глаза? Интересно… Хирурги, анатомы, служители морга? Они все уже допрошены? В Энске их не так уж и много.

– Да, разумеется. Губернатор там рвет и мечет, местный сыск вверх ногами поставил. Все доктора, вплоть до фельдшеров, а также иудеи, анархисты и вообще все неблагонадежные допрошены с пристрастием, проведены обыски и облавы… Но никаких существенных результатов, увы, добиться не удалось. Остается уповать на помощь профессионалов из столицы, на вас, Иван Дмитриевич, и ваших сыскарей!

Будылин зажал папку под мышкой, еще раз откланялся и вышел.

Здание Министерства внутренних дел у Чернышева моста, тепло светившее высокими окнами, осталось позади. Впереди беспокойно металась Фонтанка, летел с напором мокрый снег, а вдалеке была только тьма. И в этой тьме он чувствовал – чутье старого сыщика было невозможно обмануть – присутствие чего-то незнакомого и ужасного.

Загрузка...