Дело о разбитом бинокле

Глава II ЛОЖНАЯ ТРЕВОГА

Еще до того, как у Лешки поселился Дик, она мечтала, как они со Славкой гуляют каждый со своей овчаркой: он — с немецкой, она — с кавказской, и все заглядываются на их красивых собак. Однако мечта ее успехом не увенчалась: псы друг с другом не поладили.

Когда Лешка вывела во двор в первый раз своего Дика, то хорошо воспитанный Славкин Джим, вертя хвостом, довольно миролюбиво подошел к незнакомцу, чтобы его обнюхать. Но Дик на него так рявкнул! Джим в долгу не остался. Он кинулся на Дика, еще секунда — и псы сцепились бы на смерть. Славка от греха подальше утащил своего любимца в другой двор, а Лешка утянула Дика домой. Следующая попытка была еще плачевнее — Джим, завидев чужака, сразу не стал с ним церемониться, и они опять друг друга чуть не загрызли.

Ромка знал, что Славка не выйдет гулять с Джимом, пока они с Диком не уйдут со двора, и поэтому быстро обошел с ним несколько кустов и завел домой.

— Сам виноват, недоразвитый, — швырнув поводок на пол, сказал он, обращаясь и к Лешке и к псу одновременно. — Ладил бы с Джимом и гулял, сколько влезет.

Быстро поев, Ромка выбежал во двор, где его уже ждал Славка. Джим бегал неподалеку.

— Все-таки немецкая овчарка лучше кавказской, — заметил Ромка. — Гуляй с Диком не гуляй, никакой тебе благодарности. Глупый он еще, невоспитанный.

— Просто ты его не любишь, и он это чувствует, — возразил Славка.

— За что его любить, если он меня не любит? Ладно, говори, что будем делать.

— Мне к дяде Андрею надо зайти. Он у меня, сам знаешь, не только доцент, но еще и библиофил — книжки редки собирает. Знаешь, сколько их у него? Хоть отбавляй. Первым начал составлять библиотеку наш прадед, потом его дело продолжил дед, а теперь все это добро дяде Андрею досталось. И я хочу попросить у него одну редкую книжку о Пушкине. У нас сочинение завтра, ты не забыл? Или у вас оно в другой день будет?

Славка был Ромкиным ровесником, но учился не в его классе, а в параллельном.

— И у нас завтра, — досадливо поморщившись, вспомнил Ромка.

— Вообще дядьке надо позвонить, прежде чем идти. Может быть, ни его, ни Ирки еще дома нет. — С озабоченным видом Славка похлопал себя по карману. — Я телефон забыл. Дай мне свой.

— И я свой дома оставил. Но это же рядом, давай пройдемся. Все равно ведь гуляем.

Славка окликнул Джима и пока брал его на поводок, мимо них прошел небольшой мужичок в серой кепке, грязной, замасленной куртке и не менее грязных брюках. Он не обратил бы на мужичка внимания, но Ромка принял подобострастный вид и заискивающе улыбнулся.

— Здрасте, дядя Витя.

Мужичок хмуро кивнул и быстро прошел вперед.

— Кто это? — удивился Славка.

— Кто, кто. Слесарь наш. Не знаешь, что ли? Ну да, ты ж недавно здесь поселился. Он краны чинит и все такое. Мама говорит, к нему нужно относиться с подчеркнутым уважением и почтением, а то он или не придет, когда надо, или схалтурит, и тогда мы соседей зальем.

Славка вдруг переменился в лице, из добродушного оно стало гневным.

— Так это тот самый ворюга?!

— Почему ворюга?

— А он у нашей Ирки золотую цепочку стырил. Она на виду лежала, а после его визита как испарилась. Больше к ним никто из посторонних не приходил, только этот Виктор Иванович трубу чинил. Значит, это он самый и есть.

— А когда он к ним приходил?

— Примерно месяц назад.

— А они в милицию обращались?

— Нет, не обращались. Потому что Ирка цепочки хватилась не сразу, а не пойман — не вор. Просто теперь за ним следить надо. Учти на будущее, если он к вам придет что-нибудь ремонтировать.

— Римский философ Сенека сказал, что пьянство — это добровольное сумасшествие. Что возьмешь с алкаша? — пожав плечами, философски заметил Ромка. — А то, что он пьющий, известно всем. Увидел вещь — взял на пропой, обычное дело. Видно, похмелиться хотелось. Его пожалеть надо и полечить. Он больной и несчастный.

— Вот и жалей, пока он у вас ничего не спер. Знаешь что, ты постой здесь с Джимом, а я один к дядьке сбегаю. Зачем вам со мной ходить, лишнюю грязь таскать.

Славка отдал Ромке собачий поводок и скрылся в подъезде.

Ромка отошел к кустам, куда потянул его Джим, и вдруг опять увидел дядю Витю. Тот стоял в сторонке, у другого куста, и неотступно смотрел на свои часы. По всей видимости, сантехник кого-то ждал.

А издали послышался автомобильный гул, и к подъезду с ревом, на большой скорости подкатила милицейская машина. Из нее выскочили вооруженные люди в форме и бросились в дом, чуть не сбив с ног Славку, который как раз выходил из двери.

— Пусто. Ни дядьки, ни Ирки. Не пришли еще. А к кому это милиция примчалась?

Ромка пожал плечами.

— Пойди глянь, если охота.

Славка убежал назад. Ромке тоже захотелось посмотреть, что там случилось, но не оставлять же Джима на улице. Он обернулся. Дядя Витя не ушел, а тоже с интересом следил за подъездом.

Ромкино неведение длилось недолго: милиционеры и его друг вышли почти одновременно.

— Представляешь, они приезжали к нам, к дядьке моему то есть, — взволнованно объявил Славка. — В охрану поступил сигнал, как выяснилось, ложный, так как дверь никто не открывал, и в квартире никого не было.

— Бывает, — спокойно заметил Ромка. — Машины ж без конца пищат, те, что с противоугонными устройствами. Даже когда их чуть-чуть заденешь. Вот и тут что-нибудь не так сработало.

Славка перевел дух.

— А я уж было испугался. Помнишь, я и весной боялся, что дядьку ограбят? Что его драгоценные книжечки пропадут.

— А пропала Ирка.

— Да уж, лучше б книжки. А потом, после того как ее чуть машина не сбила, он так за нее боялся, что никуда из дома не выпускал. И теперь еще одной по вечерам ходить не разрешает. Или ее кто-нибудь из знакомых до самой двери провожает, или он сам ее встречает. И квартиру свою на охрану поставил. Видишь, как она работает? Как часы, безотказно.

Ромка проводил милицейский автомобиль взглядом.

— Слушай, а может, тревога была не ложной, и на книжки твоего дядьки все-таки покушались? Книжки-то у него старые, значит, ценные, дорогие.

— Не старые, а старинные, раритетные, то есть редкие очень, — поправил его друг. — Какая разница, покушался или не покушался? В любом случае вор понял, что ему туда не попасть.

— А может, это был дядя Витя? — подумал вслух Ромка. — Решил еще раз золотишком разжиться. Сунулся, опомнился и убежал.

Славка сразу отверг такое предположение.

— Да у них с золотом не густо, поживиться особо нечем. А книжки алкашу не нужны, он в них не разбирается. И потом, раз он у них был, то не мог не усечь, что квартира на охране. Чего ему зря соваться? Тем более что он здесь во всех квартирах бывает и отлично знает, кто как живет, к кому стоит лезть, а к кому — незачем. Да этот твой дядя Витя, по большому счету, и не вор вовсе, а просто нечист на руку. Не профессиональный, в смысле, вор, иначе б давно попался. В случае с Иркой, наверное, его просто бес попутал. Цепочка-то на самом виду лежала.

Ромка покивал.

— Наверно, ты прав. Дядя Витя в общем-то мужик неплохой, когда я был маленьким, он мне даже нравился. Казался огромным, надежным. Один раз машинку мне починил. Да и сейчас я к нему хорошо отношусь. Но водка, как говорят, до добра не доводит.

— Это верно.

Оставив в покое слесаря, Славка переключился на уроки и предстоящее сочинение.

— Вечером, когда пойду гулять с Джимом, снова к дяде Андрею зайду за книжкой, чтобы успеть подготовиться. А ты что, не будешь?

— А чего там готовиться? — Ромка беспечно махнул рукой. — Подумаешь! Выучил несколько цитат и вставил куда надо.

— Счастливый. Я так не умею.

Ромка пожал плечами.

— Сочувствую. Но могу научить.

Сказать по правде, он слукавил. Литературы Ромка боялся, и еще как. Их Вера Анатольевна шпор не терпела и следила за ними, как заправский сыщик. Поэтому готовить «бомбы», то есть целые сочинения, которые подкладываешь после того, как сделал вид, будто что-то написал, не имело смысла. К тому же строчить такие «бомбы» — еще тот труд! Это ж сколько надо писать! А у него еще по алгебре тьма нерешенных задачек. Поэтому Ромка возвращался домой с тяжелым грузом несделанных уроков. И вообще он любил заниматься только тем, чем самому хотелось.

«Хорошо Лешке, — невольно позавидовал он. — Учить ничего не надо, лежи себе и лежи. Рада небось до беспамятства, что заболела».

Но когда Ромка увидел сестру, зависть его прошла. Лицо у Лешки было не счастливым, а очень даже несчастным. Она сидела на своем диване и с грустным видом считала деньги. За ее действиями, как обычно, внимательно наблюдал Дик.

— Эй, а с чего это ты такая безрадостная? Ни уроков тебе, ни с Диком гулять. И деньжищ вон сколько накопила! У меня столько нет!

— Не ври. А на попугая?

— То не считается. Я их отложил и тратить не буду. Ни на что, даже на Интернет. Но когда он у меня еще будет, попугай этот? И маму боюсь спросить, и Дик твой тут еще путается. Куплю — а он его слопает. А с тобой-то что? Кроме болезни? Я ж вижу, ты какая-то не такая.

Лешка громко вздохнула.

— Думаешь, хорошо весь день лежать? Девчонки наши в аквапарк поехали, а я тут. Одна.

Она сложила деньги в кошелек, укрылась с головой одеялом и отвернулась к стенке.

Сострадание Ромке чуждо не было. Он подошел к сестре, ухватил ее за плечо.

— Эй, не парься! Сегодня что? Понедельник. Зуб даю, аквапарк закрыт, там какая-то профилактика. Так что твои глупые курицы туда напрасно поперлись.

Лешка дернула плечом.

— Ну и что? Так погуляли. Все равно им весело. А мне — нет. И отстань от меня.

Она не добавила, что уже дважды успела под всякими предлогами позвонить Венечке, чтобы узнать, нет ли чего от Артема. Но писем не было, а что может быть хуже неизвестности? Да нет, никакая это не неизвестность, просто он забыл о ней окончательно. Конечно, ему там и без нее хорошо. А ей здесь плохо. И вообще все плохо и не так, как раньше. И так уже никогда не будет. И вообще не будет ничего хорошего. Никогда.

Ромка не отстал, а легонько ее толкнул.

— Лешк! Я знаю, что с тобой.

— Ничего ты не знаешь.

— Я знаю все, учти на будущее. Просто возраст у тебя переходный, вот ты и страдаешь. Причем сама не знаешь, от чего именно. Собрала все в кучу и маешься. А на самом деле у тебя все классно.

— У меня? Классно? С чего ты взял? — пробурчала из-под одеяла Лешка. — А ну-ка, объясни.

— Про что объяснить? Про возраст или про классно?

— И про то, и про другое.

— Ну, про возраст каждый дурак знает.

— А у тебя он что, не переходный?

Ромка хмыкнул.

— Нашла с кем сравнивать. Со мной! Я — это совсем другое. Я к каждой проблеме по-философски подхожу, анализирую свои чувства и потому с ними легко справляюсь.

— Да что ты! — высунув голову, изумилась Лешка. — А я и не замечала. Теперь буду знать. А у меня почему все классно?

— Ну, ты симпатичная и не дура, разве этого мало?

Его слова Лешке чрезвычайно польстили. Но она этого не показала, а, потупив глаза, спросила:

— Это только ты так считаешь?

— Не только я. И Славка, и Темка…

— Они тебе это говорили?

— Ну да, много раз.

Лешка сбросила с себя одеяло и встала. Ее настроение, как столбик ртути у попавшего в тепло градусника, быстро поползло вверх, и она тут же перестала кукситься. Артем всего четыре дня не звонит, ну и что? Значит, не может. У них там спорта много, соревнования то и дело, может, он сейчас на них занят. Или в Лондон уехал, на экскурсию, а телефон дома оставил. Ромка ж свой мобильник без конца забывает, и Славка тоже.

Она усилила тихо звучащую музыку и наконец, впервые за день, улыбнулась. Быть может, и вправду все не так плохо, как она думает?

— И еще у тебя есть я, — многозначительно добавил Ромка, и это тоже ее порадовало. И вправду есть с кем поговорить и в аквапарк потом съездить.

А Ромка пошел на кухню. Там он снова поел, послонялся по комнате, напряг всю свою волю и уселся-таки за уроки. Вспомнив о предстоящем сочинении, снова вскочил, притащил с кухни табуретку, влез на нее и стал вытягивать огромный бордовый том Большой Советской Энциклопедии на букву «П». Многотомная энциклопедия находилась у них не в самом шкафу, а плашмя венчала его сверху, чтобы хватило места для других книг. Том на букву «П» лежал снизу, поэтому другие книги посыпались ему на голову. Взгромоздив их назад, он вспомнил, что энциклопедия у них есть еще и на компакт-дисках, пробурчал, что больше такие фолианты никому не нужны, и сел за компьютер.

Параграф, посвященный Пушкину, он нашел быстро. А еще через некоторое время, возбужденный, обернулся к сестре.

— Лешк, гляди-ка! Пушкин-то, оказывается, быстрее писал, чем компьютер. Он в своем Болдине из-за холеры застрял и три месяца не мог оттуда выбраться, так как карантин кругом был. И вот за это время, с третьего сентября по тридцатое ноября, он — вот тут написано — создал около пятидесяти произведений разных жанров. Нет, Лешка, ты только послушай! И «Маленькие трагедии», помнишь, они еще по телику шли, и в одной из них, в «Каменном госте», Высоцкий играл? И повести Белкина. Мы, вспомни, и «Метель» смотрели, и «Барышню-крестьянку». А еще Пушкин тогда же тридцать стихотворений написал и «Евгения Онегина» закончил.

Лешка его удивления не разделила.

— Ты прям Америку открыл. Об этом ведь каждый знает. Я младше тебя, но даже мы это все проходили.

Ромка поднял палец вверх.

— Вот именно — проходили. Проходят Пушкина все. И Болдинскую осень, и все остальное. Но в факты никто не вдумывается, воображение не включают, запоминают — и все. А ты можешь себе представить, как он чисто физически умудрился это все накатать? Всего за каких-то три месяца, даже меньше? В те времена ведь не только компьютеров, не только машинок пишущих — света не было! Ты помнишь, когда первая лампочка появилась? Кто хотя бы ее изобрел?

— Изобрел? К-кажется, Эдисон.

— Верно. Ну, а когда перестали свечки там всякие жечь, лучины и фонари газовые?

— Н-не помню. Но в начале прошлого века уже везде свет был.

— Плохо ты физику учишь. В девятнадцатом веке, в восьмидесятом году появилась первая лампочка. Запомни это. А Пушкин в начале века о ней и не мечтал, и не подозревал даже, что такое чудо вообще возможно. Просыпался рано утром — а я еще читал, что он любил в постели писать, — и, значит, не вставал, а лежал себе на кровати и строчил со страшной скоростью. Да не гелевой ручкой или шариковой, а пером гусиным. А если бы ему компьютер подсунуть?

— Ты забыл, что он гений был? Это, во-первых. А во-вторых, — назидательно произнесла Лешка, — получается, дело вовсе не в компьютере. Когда знаешь, о чем писать, чем угодно напишешь.

— Это ты про мой роман, что ли?

— Про что ж еще? Компьютер у тебя есть, что ж не пишешь? А то забудешь все, что с нами было.

— Не забуду. Я этого никогда не забуду! — патетически воскликнул Ромка. — И как писать его, знаю. Но где взять время? Может быть, если бы меня куда сослали, или холера какая свалилась, и карантин ввели, то я бы засел и написал такое, что Пушкин бы отдыхал. А то ж приходится заниматься ерундой всякой. К сочинениям готовиться, уроки делать… С Диком твоим гулять, между прочим.

— И не стыдно?! — взвилась Лешка. — Ты с ним сколько раз гулял? За все время, что он у нас живет? Раз пять или шесть? И то по пять минут. А вот с Джимом Славкиным — без конца и подолгу!

— А, да, — не собираясь оправдываться, вспомнил Ромка. — Сегодня Славкиного дядьку, похоже, ограбить хотели. Но квартира у него на охране, милиция мигом примчалась — и никого. Вор исчез. Даже дверь не открыл. Не смог, наверное. Или его вообще не было, а сигнализация сама сработала.

— Значит, ничего не украдено?

— Вроде нет. Если б что, Славка б уже раз сто позвонил.

Ромка встал, прошелся по комнате, подошел к окну, посмотрел во двор. Пушкина учить не хотелось. Артем бы ему помог, а со Славкой у них темы разные.

— А плохо без Темки, да, Лешка? Был бы он тут, у меня б проблем было меньше. И по физике, и по инглишу. И вообще…

Лешка промолчала. Не рассказывать же Ромке, как скучает по Артему она и страдает без его писем.

Вечером мама позвала Ромку к телефону. Он был в ванной, и трубку взяла Лешка.

— Славик, как дела? У твоего Андрея Александровича все, надеюсь, в порядке?

— В общем-то, да. Правда, на косяке он нашел маленькую царапинку. Кто-то, видно, все же пытался открыть дверь, но не смог и смылся. Или увидел сигнализацию.

— Может, то все же дядя Витя был? — подключившись к разговору, предположил Ромка. — Ну да черт с ним. Славк, а ты к сочинению подготовился?

— Нет еще. Сейчас сажусь. А ты?

— А то! Все в ажуре.

Однако Ромка хвастался зря. На уроке литературы вместо «Болдинской осени» ему выпало описывать ссылку Пушкина в село Михайловское, а на этот период жизни поэта он почему-то внимания не обратил. Сочинение получилось коротеньким и нескладным, но Вера Анатольевна, как ни странно, разрешила ему переписать его дома и принести на следующий день. Ромка решил ее доверие оправдать и заняться этим сразу после уроков.

Но когда он пришел домой, Лешка протянула ему оставленный мамой рецепт: кончилось лекарство, и Ромке предстояло сходить за ним в аптеку.

— Ни минуты покоя, — ворчал он, надевая на Дика ошейник. — Славку, что ль, позвать?

И он позвонил другу.

— Ты своего Джима еще не выводил? Ну и ладно, подождет. Сходи сначала со мной, я в аптеку зайду, а ты Дика подержишь. По сто раз на день ходить времени нет. Уж скорее бы Лешка выздоравливала, так мне ее монстр надоел.

Лешка сделала вид, что не слышит. Она и так чувствовала себя всем обязанной и очень переживала, что не может сама гулять с Диком, которому не хватало тех коротких минут, что уделял ему Ромка.

Правда, температура у нее спала, горло саднить стало меньше, голова прошла, то есть болезнь вошла в свою приятную фазу: можно было читать, смотреть телик, сидеть у компьютера и при этом, что главное, никаких тебе уроков.