Андрей КОНСТАНТИНОВ и Агентство журналистских расследований
Максим МАКСИМОВ (ответственный редактор проекта), Ольга БЕЛОВА,
Александр ГОРШКОВ, Илона ЕГОРОВА, Елена ЛЕТЕНКОВА, Александр НОВИКОВ,
Илья ТИЛЬКИН, Игорь ШУШАРИН
Агентство "Золотая пуля"
Дело о спасении телезвезды: Сборник новелл
"Золотая пуля" - это петербургское агентство журналистских расследований, которое возглавляет Андрей Обнорский и которое распутывает самые сложные и деликатные дела. О приключениях неугомонных сотрудников "Золотой пули" снят телесериал, который вы скоро увидите.
СОДЕРЖАНИЕ
Дело о часах режиссера. Часть первая.
Дело о заброшенной даче.
Дело о смерти на презентации.
Дело об экзальтированных барышнях.
Дело о спасении телезвезды.
Дело о болтливом попугае.
Дело о вдове нефтяного магната.
ДЕЛО О ЧАСАХ РЕЖИССЕРА
Часть первая
Рассказывает Андрей Обнорский
"Обнорский Андрей Викторович (псевдоним - Серегин), 39 лет. Директор и главный редактор Агентства журналистских расследований "Золотая пуля". По образованию - историк-арабист, военный переводчик. Службу в рядах ВС СССР проходил в Южном Йемене и Ливии.
Имеет боевые награды. Демобилизовался в 1991 году в звании капитана.
В декабре 2000-го присвоено очередное воинское звание - майор. Под предлогом поздравления в связи с присвоением звания мною была проведена разведбеседа с Обнорским А. В., в ходе которой выявлены его политвзгляды и возможность возврата на службу в ВС РФ. В целом, при лояльном отношении к власти и патриотическом - к стране, Обнорский высказал массу критических и негативных взглядов (см. прилагаемый отчет).
По вопросу о продолжении военной карьеры дал понять, что эта тема не представляет для него никакого интереса..."
Дата. Подпись.
Из секретного досье
Заканчивался август. Город плыл в серой ретуши дыма. И духота стояла караул. А в Агентстве у меня работали киношники. Тот еще дурдом! Вот летчики говорят: где кончается порядок, там начинается авиация. В сущности, правильно говорят. Я сам военной авиации не один год жизни отдал. Так что знаю... Но есть еще и высокое искусство - кинематограф! Вот уж где бардак, так бардак. Р-развеселый такой бардачина... Но винить некого - сам виноват. Худокормов сказал: "Мы, Андрей, поснимаем у тебя в Агентстве. Мы вам работать не помешаем. Мы тихонечко... бочком... бочком".
Я сдуру дал "добро". И - началось. Теперь вся киношная команда с утра до вечера носится по коридорам и кабинетам Агентства. Мои орлы-расследователи их постоянно "консультируют". Это означает, что врут безмерно, хвастаются и постоянно пьют с актерами кофе... И не только кофе.
...Только я открыл дверь в Агентство, как сразу услышал истошный женский крик... В коридоре два негодяя насиловали Асю Барчик. В фильме она Светку Завгороднюю играет. Юбку Асе завернули аж на голову и остервенело срывали с нее трусы. Сцену наблюдали члены киногруппы... и вся мужская часть Агентства. И выражение на лицах моих расследователей было самое заинтересованное. Любят мужики искусство!
Ася кричала, Ян Геннадьевич Худокормов что-то негромко говорил оператору, господа инвестигейтеры тоже обменивались мнениями.
- Э-эх!- говорил Соболин Зудинцеву.- Не так. Все не так. Ну кто же так насилует?!
- А ты что,- спросил Зудинцев,- большой спец?
- А как же?
- Понятно... Кстати, маньяк, который в Купчине уже три изнасилования совершил,- Зудинцев внимательно посмотрел на Соболина,- по описаниям тоже такой длинноволосый.
- Тьфу ты, блин!- сказал Володя.- Я же это... в творческом, блин, плане.
- Снято!- сказал Худокормов.
"Насильники" отпустили Асю, и она стала поправлять платье. Мои орлы сразу потеряли всякий интерес к съемке. И только Соболин подошел к Худокормову и стал убеждать его, что надо сделать еще пару дублей.
И что он, Соболин, обязательно должен сняться в эпизоде... дублером.
Ян Геннадьевич Володю внимательно выслушал, покивал головой и ответил:
- Идея неплохая. Я вас, Владимир, возьму дублером... Аси.
Соболин изменился в лице и убежал.
***
Я приказал Оксане собрать весь состав Агентства. Когда через пять минут все собрались, я обратился к народу с пламенной речью:
- Друзья мои! Кино, конечно, остается для нас важнейшим из искусств... Но работать-то тоже надо. Поскольку мои увещевания до вас не доходят, остается единственный способ воздействия.
- Какой же?- спросила Горностаева.
- Я вынужден буду превратить вашу жизнь в ад!
- Можно подумать,- сказала Агеева,- что раньше был рай.
- Скоро, Марина Борисовна, вы именно так и будете думать: раньше был рай.
- С ума сойти!
В коридоре прозвучало несколько выстрелов. Ну веселуха...
***
В остальном день был похож на все прочие: вялотекущий цейтнот с массой мелких (и не очень) заморочек. Ничем не хуже и не лучше других.
В полдень объявился Родя Каширин - в хлам пьяный, с ящиком дорогущего коньяку и пачкой фотографий. На фотографиях были фабрика, яхта и вилла, которые завещала ему в бозе почившая аргентинская тетушка... Родя пытался спеть аргентинское танго. Он старался. Очень сильно старался, но все равно у него получалось что-то типа "...четвертый день пурга качается над Диксоном". Ох, горюшко! Не приведи Бог получить наследство. Ведь нормальный же мужик был. АН нет - "счастье привалило".
На коньяк я наложил арест, Родю уложил спать...
Вот такой был денек двадцать восьмого августа. Чумовой, но в целом безмятежный.
В девятом часу вечера мои сотруднички разбрелись кто куда, свернулись киношники... Мы с Худокормовым заскочили в кафешку на Невском, попили кофею и немного потолковали о том о сем. И тоже разъехались по домам. Пожелали друг другу удачи, сказали "до завтра" и разъехались.
Я и думать не думал, что увижу Яна Геннадьевича сегодня снова... Да еще где увижу и как увижу!
***
Телефон зазвонил, когда я припарковал свою "хонду" возле дома. Было темно, душно, в свете фар кружилась пара мотыльков...
И - зазвонил телефон.
- Андрюха!- сказал голос Повзло из трубки.- Андрюха, только что напали на Худокормова. Ударили по голове... Он в бессознательном состоянии.
- ...твою мать! Где? Кто? Как?
- В подъезде его дома. Ты можешь сейчас подъехать?
- Могу.- И я погнал на Васильевский.
Город к вечеру уже опустел, дорога, на которую днем ушло бы не менее сорока минут, была свободна, и я долетел до улицы Кораблестроителей всего за четверть часа.
Возле подъезда стояли "скорая", милицейский УАЗ и "десятка" Повзло. Толпились возбужденные жильцы. В приоткрытую дверь "скорой" я увидел Яна Геннадьевича.
Режиссер лежал на носилках. Бледный, с закрытыми глазами.
Над ним колдовал врач. Я подошел ближе, но дверь захлопнулась. Вспыхнула "мигалка", и "скорая" стремительно рванула с места... Всего час назад мы сидели в кафе. Худокормов был весел, беспечен, шутил.
Из подъезда вышел Коля, следом - двое мужчин. Они были в штатском, но все же в них сразу угадывались опера. Опера окинули неприязненным взглядом группку жильцов, активно обсуждающих происшедшее ("Вот до чего дожили! Прямо в подъездах людей грабят!" - "Ох и не говорите, Марьванна, скоро из дому выходить будет страшно"), и направились к УАЗу.
Я подошел, и Коля представил меня.
Большого энтузиазма мое появление у оперов не вызвало.
- Насколько серьезны травмы Худокормова?- спросил я.
- Врач сказал, что непосредственной угрозы для жизни нет,- ответил один из оперов, старший лейтенант Самохин.
- Но и ничего хорошего тоже нет,- добавил другой, капитан Петренко.Третий случай за месяц.
- Четвертый,- поправил Самохин.
Петренко матюгнулся и сплюнул.
- А что произошло-то?- спросил я.
- Что произошло? Что произошло...
Обычное дело. Высмотрели прилично одетого человека, довели до подъезда и дали по голове. Бумажник, часы, телефон забрали... Наркоманы! Чтоб им передохнуть всем. Совсем задолбали, козлы.
- Час назад я пил с ним кофе,- зачем-то сказал я.
Повзло почесал затылок и спросил:
- Мужики, ответьте честно: шансы найти этих уродов есть?
Петренко хмыкнул, ничего не ответил и сел в УАЗ. А Самохин сказал:
- Коля... Ну ты, блин, даешь, Коля.
Ну нормальное, блин, дело, да?
Потом махнул рукой и тоже сел в машину. УАЗ зачихал, затарахтел и покатился прочь... А мы с Колей поехали в больницу.
Худокормов уже пришел в сознание. Поговорить с ним не удалось, но медики заверили, что все - слава Богу!- не так уж и страшно.
***
Наутро я снова поехал в больницу и там нос к носу встретился со съемочной группой. Конечно, они все были круто возмущены... И почему-то их агрессия выплеснулась на меня. Мне "припомнили" историю академика Глебова... и "мерседес" Жванецкого... и разбитое в прошлый Новый год лицо режиссера Германа... Обо всех этих прискорбных инцидентах говорили так, как будто это я угнал тачку Жванецкого и разбил Герману лицо.
Спокойным оставался только сам Худокормов. Выглядел он худо и чувствовал себя, хотя и старался это скрыть, тоже худо.
Своим он сказал:
- Вы-то что возмущаетесь? Вам радоваться надо.
- Чему же радоваться, Ян Геннадьевич?
- Дня три-четыре я тут прокантуюсь. Так что всем вам нежданно-негаданно маленький отпуск подфартил.
Господа актеры дружно повозмущались "чудовищным цинизмом", как выразился оператор, своего шефа, засыпали его цветами, фруктами и наконец ушли. А я остался.
- Вот так, Андрей,- сказал Худокормов.- Потенциал искусства, конечно, может иногда ошеломлять, но железяка по голове ошеломляет еще круче... Теперь я знаю это точно.
- Это вы как режиссер говорите?
- Нет, как человек, которого "ошеломили",- усмехнулся Худокормов.
- Вы видели нападавшего, Ян?
- Какое к черту! Бац по голове - и все... затемнение.
- Худо.
- Да черт с ним. Не убили - и то слава Богу.
- С этим поспорить трудно,- согласился я.- Но очень плохо, что вы не видели разбойничка в лицо. Даже если его сумеют установить, так не удастся привязать к этому конкретному эпизоду.
- А ты считаешь, что можно его установить?
- Попробовать можно... Менты уже приходили к вам?
- Нет, не было никого.
Мысленно я матюгнулся, но вслух сказал:
- Что у вас забрали?
- Бумажник, часы и телефон... Часы жалко.
- Дорогие? спросил я, пытаясь вспомнить, какие часы были у Худокормова.
- Да нет, обычные "Титони". Красная цена - триста баксов. Но мне их хороший человек подарил. С гравировочкой, на память.
"С гравировкой - это хорошо,- подумал я.- Гравировка привязывает часы покруче индивидуального номера".
- Денег много было?- спросил я.
- Тысячи полторы. Плюс карта... Плевать я на это хотел, а вот часы, Андрей, жалко.- Худокормов прикрыл глаза.- Ты, кстати, говорят, первый там оказался?
- Нет, первым был Коля Повзло. Чисто случайно. Он как раз в Василеостровском РУВД был по делу...
- Вот как? Так ты считаешь, что попробовать можно?
"Можно-то оно можно, но вот гарантировать что-либо..."
- Попробуем, Ян,- ответил я.
***
Первым делом я, конечно, поехал в Василеостровское РУВД. Я не особо надеялся получить там какой-то результат, но пройти мимо организации, которая по определению обязана заниматься расследованием, было бы неправильно. Я сел в джип и поехал. И - повезло, застал старшего оперуполномоченного капитана Петренко на месте. Вид у капитана был несколько помятый, он не выпускал изо рта резинку, однако перегарный выхлоп никуда не делся. Мне на выхлоп капитана Петренко было наплевать. Мне важно было другое: что конкретно есть у них по "делу Худокормова"?
Оказалось, как я и предполагал, что нет совсем ничего.
- Глухарек,- сказал Петренко.- Классический глухарек. Свидетелей нет, нападавшего режиссер не видел, следов никаких...
Что вы хотите?
- Вы, Петр Василич, сказали, что нападавшего режиссер не видел. Вы уже допросили потерпевшего?
- Придет в сознание - допросим,- небрежно ответил Петренко.
- Он пришел в сознание еще вчера,- довольно язвительно сказал я.
Капитана Петренко мое заявление, кажется, несколько смутило. Он закашлялся, выплюнул в пепельницу комочек розовой резинки и сказал, глядя мимо меня:
- И что - видел ваш режиссер нападавшего?
- Нет, не видел.
- Ну вот видите,- обрадовался оперуполномоченный.- Я так и знал. У нас уже было два аналогичных нападения...
- Три,- поправил я.
- Три?.. Да, действительно. Я из отпуска второй день, могу чего-то и не знать. У нас четыре нападения, и ни разу никто из потерпевших преступника не видел. А что вы хотите?
А чего, действительно, я хочу? Чего я здесь сижу и отрываю занятого человека от дела?.. О, я хочу совсем немного: чтобы опер Петренко нормально делал свою работу. Чтобы люди могли спокойно ходить по улицам. Чтобы любой подонок с кастетом (молотком, ножом, обрезком трубы) знал, что опер Петренко не ест, не спит - работает. И обязательно найдет его, подонка, и защелкнет на нем наручники... Вот этого я хочу. По-моему, не так уж и много. Я мог бы сказать это капитану Петренко, но вместо этого я сказал:
- Помогите мне, капитан, пустячным делом.
- В чем проблема?- поинтересовался опер.
- Мне нужны сводки по городу за август.
- Зачем?
- Нужно... Это что - сильно секретный документ?
- Да, в общем-то, нет. Сделаем.
От капитана Петренко я ушел с толстой пачкой распечаток.
***
В Агентстве без киношников было непривычно тихо. Радоваться бы надо, да какая, к черту, радость? Передо мной стояло бледное лицо Худокормова с черными кругами под глазами. И его голос: "Не убили - и то слава Богу..."
Я позвал Зудинцева и растолковал ситуацию. Михалыч - мужик опытный и сыскарь толковый. Но даже он поморщился, когда я закончил свой рассказ:
- Дохлое дело, Андрей,- сказал он.- Глухарек.
- Ну почему же глухарек? А вдруг?
- Пустая трата времени, Андрей. Сам посуди: ни следов, ни свидетелей.
- А вещи, что отобрали у Худокормова?- возразил я.
- Э-э, ерунда. Вещи они уже давно скинули. Но даже если ты бы прихватил их с вещами в кармане - это еще не доказательство. Скажут: нашли. Или купили... И хрен ты чего когда докажешь. Если, конечно, сами не сознаются.
Я отлично понимал, что Зудинцев прав: правосудие у нас нынче такое, что даже если взять убийцу с оружием в руках возле трупа - это еще не гарантирует осуждение преступника. Адвокаты в пять минут научат, что и как нужно говорить: шел мимо, увидел труп, подошел. Вижу - лежит пистолет. Ну мне стало интересно, и я его поднял... И если не удастся уличить злодея экспертизами и косвенными, то, скорее всего, он будет отпущен с богом.
...Я понимал, что Зудинцев прав. Дело-то - глухарек. И, вероятно, я не смогу вычислить злодеев... А даже если смогу, то "доказов" на них не будет.
И, конечно, я бы не взялся за это дело... Если б был уверен, что за него взялся капитан Петренко.
***
Я сел отрабатывать сводки. Та еще, доложу вам, работенка... Оперативная сводка по городу - это ба-а-алыпущая такая портянка, в которую входят все более-менее значительные преступные проявления, имевшие место в Санкт-Петербурге за сутки. Человеку неподготовленному читать ее просто-напросто вредно. Почитает и решит, что в городе жить невозможно: ежечасно и ежедневно в Питере убивают, грабят, воруют, угоняют автомобили, кидают, избивают и режут. При этом следует иметь в виду, что часть преступлений (десятая? пятая? половина?) в сводки не попадает.
Потому что граждане не всегда спешат в милицию с заявлениями - "а-а, чего там?
Все равно не найдут..." Надобно заметить, что есть в этом доля "сермяжной правды".
Но не совсем и не всегда. И не только пофигизмом милиции объясняется качество ее, милиции, работы. Есть десятки объективных и субъективных причин, которые не дают ментам работать нормально...
Итак, я сел корпеть над сводками. Никакого особого "сыщицкого таланта" для этого не надо. Нужно сидеть с карандашом в руке и вычленять ограбления и разбои.
"...02.08. Около 23 часов в подъезде дома № 17 по Лесному проспекту двое неизвестных под угрозой предмета, похожего на пистолет, отобрали сумочку и золотые украшения у гр. Тихоновой Е. А. С места преступления скрылись...
...07.08. Приблизительно в 18.30 неизвестный мужчина с кавказскими чертами лица, угрожая ножом студенткам университета Мухиной Т. Е. и Шинель И. И., отобрал у них деньги, сотовые телефоны и кольцо с бриллиантом... Скрылся...
...08.08. На пр. Шаумяна, возле дома № 8, корп. 2, преступник, нанеся удар в лицо несовершеннолетнему Шварцу Игорю... отобрал у потерпевшего сотовый телефон, бумажник и бутылку пива "Балтика №3"... По горячим следам преступник задержан...
...08.08. Приблизительно в 15 час. безработный Колесов С. П., 1960 г. р. в подъезде дома № 26 по ул. Подводника Кузьмина совершил разбойное нападение на пенсионерку Лазареву О. П., нанес ей удар кулаком по голове и пытался скрыться, вырвав хозяйственную сумку с продуктами... Задержан нарядом У ВО...
...08.08. Двое мужчин кавказской внешности около 22 час. во дворе дома № 100 по ул. Белы Куна нанесли удар куском водопроводной трубы по голове гр. Кузовкина А. С., вырвали из рук Кузовкина барсетку с крупной суммой денег... Скрылись..."
Не то, все не то. Меня совершенно не интересуют орлы, которые шастают по городу с ножами или с предметами, "похожими на пистолет"... Почерк не тот. Меня не интересуют те, кого задержали...
...А вот, пожалуй, тот почерк:
"...09.08. В 22.15 в подъезде дома №41 по Наличной улице неустановленным лицом совершено разбойное нападение на преподавателя Гуманитарного университета гр. Мудюк К. С. Преступник нанес удар по голове гр. Мудюк сзади тяжелым предметом, похитил портфель с документами, сотовый телефон и бумажник, в котором находилось около 1000 рублей..."
Так, так, так... Очень даже может статься, что это "неустановленное лицо" и есть мой "клиент". А может быть, и нет. По городу нынче ходят толпы шакалов - по одиночке, парами, стаями. Как правило, это наркоманы. Как правило, наркотики уже наполовину сожрали их мозг и стали единственной целью в жизни. И за эту дрянь они готовы разменивать чужую жизнь...
Я изучал листы сводок, и передо мной разворачивалась картинка Большого Насилия.
***
В конечном итоге из семидесяти двух уличных разбоев и грабежей я вычленил шестнадцать. Все проходили по одной схеме: к жертве преступник (преступники?) подходил сзади. В подъезде или около подъезда. Вечером... Следовал один сильный удар по голове, затем у бесчувственной жертвы отбирали то, что можно отобрать: деньги, часы, телефон, иногда - носильные вещи... Вот, собственно, и все.
Только в двух случаях потерпевшие видели "героев". Первый раз - на "Пионерской", там нападавший был один. Второй раз - на проспекте Большевиков, там орудовали двое молодых ребят. Но вот с описанием внешности было совсем худо: молодые, среднего роста, в джинсах и футболках...
С такими приметами можно половину всех питерских молодых ребят подозревать.
Из шестнадцати эпизодов я вычленил четыре. Те, что имели место на Васильевском. Эти, скорее всего, "мои". Что, впрочем, тоже не факт.
Я разложил на столе схему Васильевского и поставил на ней четыре точки:
09.08 - Наличная, 41.
13.08 - проспект Кима, 7.
23.08 - Беринга, 16.
28.08 - Кораблестроителей, 23.
Ежели соединить все точки прямыми, то получается неправильный четырехугольник с центром приблизительно в районе метро "Приморская"... В принципе, это может означать все что угодно. Например, что разбойник живет неподалеку от "Приморской"... Или живет где-то в Купчине, на Гражданке, в Веселом Поселке... А на "Приморскую" ездит на дело. Возможно? Все возможно, все. Но интуиция подсказывает, что сучонок этот живет рядом с "Приморской".
А я к своей интуиции прислушиваюсь... иногда. Кстати, наркоман, которого поджимает страх ломки, далеко не поедет. Потому что наркотик ему необходим сейчас, немедля, сию секунду. И этот страх подгоняет его так, что танком не остановишь. Не поедет он из Купчина на Васильевский...
Я попробовал проанализировать даты нападений, но ничего они мне не дали...
А вот интервалы между разбоями кое о чем говорили: 9 августа преступник взял всего около тысячи рублей наличкой. Негусто, особенно если предположить, что их двое.
Тем более что я понятия не имею об их потребностях. Рассказывали мне про одного цыгана, который в день потреблял до грамма (!!!) героина... Итак, денег девятого числа он взял мало. Телефон вообще толкнул за бесценок. Краденые телефоны стоят дешево... В результате, уже через четыре дня, тринадцатого, он вновь пошел на дело.
И вот тут-то, невзирая на нехорошее число, ему подфартило - на проспекте Кима он взял у рекламного менеджера Тропининой почти пять тысяч рублей, навороченный телефон "Сименс" и ноутбук... Пожалуй, сходится - в следующий раз на дело он идет через десять дней! Похоже, это мой "герой".
Ну-ка, поглядим дальше... Так, двадцать третьего числа на улице Беринга он напал на гражданина Эстонии Тармо Пялли. Но у независимого прибалта взять оказалось особо нечего: кредитная карта, несколько крон, меньше тысячи рублей и дешевая "Нокиа"...
Соответственно, всего через пять дней подонок напал на Яна Худокормова.
Точно! Все сходится. Неудачный разбой на Наличной - короткий интервал. Удачный на проспекте Кима - интервал десять дней. Потом снова неудача на улице Беринга и, соответственно, через пять суток нападение на Худокормова. Мой "герой", мой. И живет он где-то рядом с "Приморской".
Там и надо его искать.
***
С утра в Агентство заскочил Саня Зверев.
Я Сашке обрадовался - нас с ним многое связывает. Познакомились мы на зоне... Но об этом долго рассказывать...
Я Сашке обрадовался. Он ведь одно время в Агентстве у нас работал, но потом ушел на "вольные хлеба". Мы посидели, попили кофею, потолковали о том о сем.
Я, между делом, рассказал Сане о ситуации с Худокормовым. И о своих выкладках по сводке.
- Толково,- одобрил Зверев.- Нарки - они, как правило, ребята без затей. И к делу ты подошел совершенно здраво. Теперь остался совсем пустяк: вычислить их.
- И как будем вычислять, Саша?
Сашка закурил, закинул ногу на ногу и сказал:
- Тут, собственно, один путь - через барыг. Нарк, в силу своей зависимости, где живет, там и грабит. Там и награбленное сдает. Там же и наркоту берет. А барыги, торгующие кайфом, заодно и скупкой краденого занимаются... Надо идти к барыгам. Других вариантов, Андрюха, нет.
- Поможешь мне, Саша?- спросил я.
Сашка покачал ногой, хмыкнул и сказал:
- Я ведь, Андрюха, в отпуск собрался... Но из уважения к Худокормову... А капитана Петренко я знаю - тот еще гусь. Ладно, мы из него хоть адреса барыг местных вытянем. Поехали.
***
Ничего мы из капитана не вытянули.
Был капитан злой, как собака, и нас даже слушать не захотел.
- Опять вы?- сказал он мне.- Что вы ходите? Из-за вас работать, блин, невозможно...
На столе у оперуполномоченного лежала газетенка "желтой масти". На первой полосе чернел заголовок: "Снова нападение на режиссера. Милиция снова бессильна"... Ага, понятно. Журналисты во всем виноваты. Да и работать из-за нас невозможно.
Мы с Сашкой попробовали Петренко уговорить, но он и слушать нас не захотел... Ладно, зайдем с другого конца.
Мы полчаса поболтались у "Приморской", и Зверев сказал:
- О, наш клиент.
"Клиенту" было лет девятнадцать - худой, длинноволосый, в черной рубашке и черных же джинсах. Волосы свисали длинными сальными языками. Он колбасился около ларьков, пытался стрельнуть у прохожих рублишко. Некоторые давали... Мы с Сашкой переместились поближе к волосатому, закурили. Спустя минуту он подошел к нам:
- Извините великодушно. Не выручите финансово - рубль-другой? На хлеб не хватает.
- Прижала жизнь, брат?- поинтересовался Сашка доброжелательно и протянул десять рублей.
Нарк такой щедрости несказанно обрадовался, схватил купюру пальцами с обгрызанными ногтями.
- А заработать хочешь?- спросил я.
Он покосился опасливо. Потом подумал и сказал:
- Ежели по-голубому, то я в эти игры не играю. Вон у павильона Коля-Девочка пасется - могу познакомить.
Мы с Сашкой рассмеялись.
- Вообще-то,- сказал Зверев,- за такие пакостные мысли и намеки уважающие себя люди сразу бьют в фейс...- Нарк отшатнулся.- Но мы тебя бить не собираемся. Тебя как зовут?
- Костыль,- неуверенно сказал нарк.
- В святцах такого имени, конечно, нет,- произнес я.- Но если тебя так больше устраивает... пусть будет Костыль. Заработать двести рублей хочешь, Костыль?
- Ну... втыкает.
- А раз втыкает, то пойдем поговорим, господин Костыль.
***
Господин Костыль потребовал сто рублей аванса.
- Кумарит?- спросил Сашка.
- А вы не менты?- в ответ спросил Костыль.
- Друг мой, проснись... Будут менты с тобой ТАК разговаривать?
Этот аргумент на Костыля произвел впечатление. Все нарки со стажем имеют опыт общения с ментами. И пылают взаимной "любовью"... Костыль понял, что мы не менты. И сразу попросил стоху аванса: кумарит его и вмазать надо.
- Поехали,- сказал я.- Вмажешься.
Мы сели в "хонду" и поехали. Ехать пришлось недалеко, всего-то метров пятьсот...
Так у нас появился первый адрес.
Костыль взял стоху и нырнул в подъезд дома-"корабля". Вышел спустя пять минут другим человеком. Сказать по правде, противно мне было - край. Невероятно противно. Хотелось взять этого совсем еще, по сути, мальчишку за шиворот, тряхнуть как следует и сказать: "Что ты делаешь? Что ты делаешь с собой, Костыль?"
...Но пять минут назад я сам дал ему денег на героин. И от этого мне было тошно... Сашка мое состояние понял. Он усмехнулся и сказал:
- Не бери в голову, Андрей. Он - по-любому - конченый.
- Да пошел ты,- огрызнулся я.
А "конченый" вышел из подъезда, прищурился на солнце и не спеша побрел к моей машине... Навстречу ему уже спешил другой искатель "счастья". Дверная пружина мерзко хрюкнула, впустила очередную жертву. А через пять минут она тоже станет "другим человеком".
Костыль сел на переднее сиденье, довольно посмотрел на меня сузившимися зрачками и сказал:
- Запоминай, папа: квартира семнадцать, зовут Рашид, а телку его Вера. Но жадная, тварь,- беда!
- Не любишь ты их, Костыль.
- А за что их, барыг-то, любить? Суки все до одного. Кровососы. Ментам жопу лижут.
- Стучат ментам?
- Еще как. Ежели барыга не будет время от времени сдавать ментам кого-нибудь из парков - ему жить спокойно не дадут. А ежели он раз в месяц сдал ментам наркомана - все в ажуре, торгуй дальше.
Ментам хорошо, барыге хорошо... одним паркам беспонтово... Не забыл, что еще стоха с тебя?
- Не забыл,- процедил я.- Поехали дальше.
Всего за час Костыль показал нам шесть "точек", где торговали героином.
Шесть "точек" на крошечной территории вокруг одной-единственной станции метро!.. А отраву продают не только с квартир.
Ею торгуют на рынках, в подземных переходах, в общежитиях, в школах и институтах. Торгуют в "Крестах". А на дискотеках - обязательно.
И всем хорошо - и ментам, и барыгам.
И только наркоманам БЕСПОНТОВО.
Костыль получил вторую стоху и ушел.
Я долго смотрел ему вслед. Я думал: сегодня он стреляет рублики "на жетончик" около метро. Завтра вывернет карманы у пьяного. А послезавтра? Как будет он добывать деньги послезавтра?
***
Для дела я взял напрокат у одного авторитетного человека не очень новый, но навороченный "лэндкрузер". Если кто-то из барыг попадется очень ушлый и задумает пробить номер, то он узнает, что "лэндкрузер" действительно принадлежит авторитетному человеку.
На мизинец правой руки я надел оч-чень неслабый перстень с "почти настоящим" камнем, а Сашка нацепил на шею толстую золотую цепь плетения "бисмарк"... Вот в таком виде мы и поехали по адресам.
Мы поехали по адресам, где нас, конечно, никто не ждал. Не нужны мы там. Но тут уж - извините.
Сашка нажал кнопку звонка и не отпускал, пока за дверью не раздались шаги... Потом потемнел зрачок дверного глазка... Потом неуверенно-хамоватый голос спросил:
- Кто там?
Зверев хамовато произнес сакраментальную фразу:
- Конь в пальто... Открывай, разговор есть.
Если Сашка по сценарию был "бандюган", то я - напротив - изображал неуверенного в себе "интеллигента". Я кашлянул в кулак и попросил Сашку:
- Вы повежливее, Александр.
Сашка пожал плечами, ответил:
- Это вам надо, а не мне... Я вообще могу уйти.
- Нет, нет, ни в коем случае. Я один, знаете ли... останьтесь.
Мы разыгрывали спектакль, зная, что из-за двери нас внимательно разглядывают и слушают... Сашка несколько раз несильно ударил ногой по двери. Я поморщился, схватил его за локоть, как бы удерживая.
И обратился к двери:
- Виктор! Вас ведь Виктор зовут... верно?
- Нет его дома,- ответила дверь.
Было ясно: врет.
- А когда будет?- озабоченно спросил я.
Сашка ухмыльнулся и сказал мне:
- Чего ты его слушаешь, ассистент? Лечит он тебя.
- Лечит?
- На базар разводит,- ответил Сашка. И - обращаясь к двери: - Слышь ты, мухомор, ты не лечи. У ассистента разговор к тебе есть... Тут все чисто, без кидков и без подстав. Тему одну перетереть надо.
И все равно нам не открыли. Такой поворот не был неожиданностью... Мы с Сашкой попрепирались перед дверью и ушли. Потом мы стояли возле "лэндкрузера", изображали спор. Мы знали, что за нами осторожно наблюдают из окна. Пусть наблюдают... Потом я достал трубу и набрал номер. Я звонил в ту самую квартиру, барыге Виктору.
После шестого звонка трубку сняли:
- Алло.
- Виктор,- сказал я,- меня зовут Светозар Юзефович, я ассистент режиссера Худокормова. Вы же кино смотрите?
- Ну.
- Значит, и режиссера Худокормова знаете?
- Ну?
- И, наверное, слышали, что на режиссера недавно напали?
- Не, не слышал.
- Как же так?- "искренне" изумился я. Трубка промолчала, а Сашка сплюнул и по-зековски присел на корточки. Очень, кстати, точный штрих... Кто понимает, тот сразу врубится: человек у хозяина побывал. Я продолжил: Виктор, на Яна Геннадьевича Худокормова напали вчера. Ограбили. Сняли часы уникальные... отобрали видеокассеты с исходниками нового фильма. Беда! Копий-то нету. Я готов любые деньги заплатить за часы и особенно за кассеты... Если вы что-то знаете... если можете помочь...
- Ничего я не знаю,- процедила трубка.
- Можно я поднимусь к вам?- спросил я.- Я один поднимусь, без... э-э... своего сопровождающего.
- Ну... заходите.
Я чуть не заорал: есть контакт! Но не заорал, сдержался. И пошел к барыге. На "точку", где торгуют отравой.
Барыге было около тридцати лет, взгляд - быстрый, внимательный, руки в наколках. Я уже знал, что три года назад его прихватывали за распространение наркотиков, но до суда дело так и не дошло...
Наверное, откупился. И продолжает свой "бизнес".
Путаясь, сбиваясь, я снова прогнал свою версию: ассистент режиссера Худокормова. Беда. Караул. Ограбили. Нужна помощь.
- Понимаете ли, Виктор,- говорил я горячо и страстно,- дело не в деньгах и даже не в том, что Ян Геннадьевич не держит ни на кого зла. Но часы! Часы сами по себе не дорогие, они дороги только как память. Ян Геннадьевич готов заплатить вдвое, чтобы только вернуть часы. Вы меня понимаете?
Барыга понимал. Он все понимал, что касается денег.
- А самое главное,- продолжил я,- кассеты! Кассеты с исходниками! Если мы их не вернем - все пропало... все пропало!
Полтора месяца съемок! Вы меня понимаете?
Про исходники барыга ничего не понял, но четко ухватил, что эти загадочные исходники тоже стоят денег. И немалых...
И, кажется, заинтересовался.
- А я при чем?- спросил он.
Я немножко помялся и ответил:
- Видите ли, Виктор... Мы навели некоторые справки... Нам не нужно вмешательство милиции... Мы никому не желаем неприятностей... Нам просто нужно найти кассеты и часы. В общем, серьезные люди (я неопределенно кивнул на окно) подсказали, что вы, может быть, сумеете помочь.
- Не знаю... Не знаю ни про какие часы. И про кассеты... Но могу поспрашивать.
В моих глазах вспыхнули стосвечовые лампочки:
- Правда?
- Я ничего не обещаю. Потрещу тут с людьми. Может, кто чего и слыхал. Позвоните завтра-послезавтра.
- Я заплачу,- сказал я.
Эта мысль барыге понравилась, и я тут же всучил ему пятьсот рублей аванс.
Потом подробно описал часы Худокормова и несуществующие "бетакамовские" видеокассеты... "Сердечно" пожал руку, заверил в своем искреннем уважении и ушел. Я всей кожей ощущал, как в голове барыги крутится слово "лох"... Ну лох так лох.
***
Потом была другая "точка". Там заправляла некая баба Валя. Точно так, как на моей физиономии было написано "лох", у бабы Вали стояло клеймо патологической жадности. Баба Валя - она же Валия Маратовна Мецоева - была женщиной еще не старой, лет сорока с небольшим, имела две судимости и троих детей. Видно, ради деток своих и старалась. То, что при этом она убивает чужих детей, ее, очевидно, не смущало. Бабу Валю мы с Сашкой развели легко жадность, жадность... Ах, какая это великая сила!
На третьей "точке" нас ждала неудача.
В квартиру нас не пустили, и контакт установить не удалось. Ну что ж насильно мил не будешь. Я, конечно, подсунул под дверь записку, но уже было ясно, что в этом адресе нам ничего не светит. Поехали дальше.
В четвертой "точке" барыга и сам оказался под кайфом. Несмотря на широко распространенное мнение, что наркодилеры сами никогда не употребляют наркотики,- по жизни довольно часто случается наоборот. Употребляют... Хозяин - Русаков Юрий Васильевич, двадцати трех лет, сам был под кайфом и легко впустил нас в квартиру. Бардак там царил невероятный, в углу на матрасе лежала голая девица в полном отрубе. С Юрием Васильевичем мы законтачили легко. Он только спросил, не менты ли мы? Мы ответили, что не менты, и контакт состоялся. Барыга-наркоман попытался продать нам героину.
Мы отказались. Тогда он стал продавать нам свою гостью. Мы снова отказались и изложили ему версию про часы и кассеты.
Невзирая на состояние, барыга очень быстро понял, что от него надо, и пообещал разузнать: есть тут пацаны реальные, приносят иногда часы, трубы... "А скоко за часы дадите?"
Я заверил, что если часы наши, не левые, то двести баксов он получит.
А Сашка добавил, что в любом другом месте их больше чем за стошку не толкнуть.
***
В пятый адрес нас опять же не пустили.
А шестой оказался пустышкой - квартира три дня назад сгорела. Соседи сказали, что это наверняка поджог, так как в квартире этой нехорошей торговали героином... Ну что ж, по крайней мере про этот адрес мы теперь точно знали, что он "закрыт". А в остальном результат казался не очень утешительным: из пяти точек отработаны только три. И далеко не факт, что мы получим здесь какой-то результат. Но других вариантов у нас не было, и теперь оставалось только ждать.
"Лэндкрузер" мы вернули хозяину, посидели вечером в кафе и разошлись... Я долго не мог заснуть: вспоминал крысиное лицо Виктора... и жадно-глупое мурло бабы Вали... и наркомане кую морду Юрия Васильевича. Ни один из них, вероятно, не брал и не берет в руки оружия. Но все они убивают каждый день. Негромко, буднично и подло...
И делают свой "бизнес" почти открыто. Ни для милиции, ни для соседей это, во всяком случае, не секрет. Но ежедневно десятки (сотни?) доз героина растекаются из их "точек" по округе. И если кто-то думает, что наркомания далеко, что его это не касается, то он заблуждается. Наркотики пришли уже в каждый дом, в каждый двор. И сегодня каждый может стать их жертвой... Как стал жертвой Ян Худокормов.
***
Почему-то мне казалось, что если результат и будет получен, то он придет через Юрия Васильевича. Я ошибся - победила жадность! То бишь баба Валя. Баба Валя позвонила на следующий день и сказала, что, мол, знает человека, у которого есть часы Худокормова.
- Есть,- сказала она,- часики, есть.
Но меньше чем за четыреста зеленых он не отдаст... Нет, не отдаст.
- А кассеты?- закричал я в трубку.- А кассеты-то?
- Вот насчет кассет не знаю...
- Я сейчас к вам приеду, Валентина.
И я поехал к бабе Вале. Было совершенно очевидно, что часы находятся не у какого-то мифического человека, а у самой бабы Вали. А попасть к ней часики могли только из рук того урода, что напал на Яна... Я помчался к бабе Вале. Это так говорится: помчался. На самом-то деле я добирался до нее почти час. Я материл пробки на Невском и на мосту Лейтенанта Шмидта. Я материл себя, гаишников, светофоры. Троллейбусы и пешеходов...
Баба Валя первым делом спросила про деньги. Я показал. Она внимательно осмотрела все купюры и сказала:
- Вот эта старая... не возьму.
Я заменил купюру. И только после этого один из бабы-Валиных отпрысков толстенький, с хитрыми глазами, весь в мать - принес часы. На донышке была гравировка:
"Яну на память от Б. К., февраль 1996 г.".
Вот все и срослось.
***
Капитан Петренко сказал:
- Вы что, Обнорский? Вы что же делаете?
- Кажется, я делаю за вас вашу работу.
- Тьфу ты, блин!- Петренко хлопнул ладонью по столу.- Тьфу ты... Изъятие нужно было оформить с понятыми.
Ну нормально. Нормально, да? Я делаю за оперуполномоченного Петренко его работу, а он мне выговаривает.
- Капитан,- сказал я.- Ты не борзей, капитан. Я сейчас могу развернуться и уйти. И, кстати, рассказать на страницах "Явки с повинной" историю о том, как журналист раскрыл дело, которое целый капитан Петренко...
- Ну ладно,- перебил меня Петренко,- ладно... Ты тоже, знаешь, не это самое типа... Поехали к твоей бабе Вале.
И мы поехали к "моей" бабе Вале.
***
- Господи!- всплеснула баба Валя пухлыми ладошками.- Да разве ж я знала?
- Мецоева!- сказал Петренко.- Закрою на хер.
- А что я? Я, блядь, одна троих детей рощу. Мне их кормить-поить надо? Путин их кормить будет, да?
- Ты мне мозги не еби! Детей она, видишь ли, ростит... Наркотой, падла, торгуешь и краденое скупаешь.
- Да я...- хотела что-то сказать баба Валя, но капитан перебил:
- Закрою на хер. Дети в интернат пойдут.
Было видно, что баба Валя не сильно-то испугалась угрозы. Тертая бабенка, ушлая... и подлая.
- Короче,- сказал Петренко,- садись и пиши: от кого, когда, при каких обстоятельствах получила часы. Тогда оставлю в покое... до следующего раза.
Баба Валя покорно написала объяснение, что часы Худокормова "дватцатьвасьмого" августа ей принесли Скандал и Лешка Хитрый. О том, что часы краденые, она не знала... но часы ей понравились, и она купила их ко дню рождения Костика... за двести рублей...
- Вот ты тварь какая!- сказал Петренко.- Наркотой, блядь, расплачивалась!
А пишешь: двести рублей...
- Да я...
- Не еби мозги!- сказал Петренко.- Пока дыши. Но учти: кислород я тебе, блядь, перекрою. Где живут Скандал и Хитрый?
***
Скандал, он же Селезнев Игорь Матвеевич, жил в соседнем доме. Мы туда и пошли. Позвонили участковому и пошли. Когда дошли до подъезда, участковый уже стоял возле, покуривал и кормил голубей, отщипывая кусочки от батона. Голуби бросались на булку, как камикадзе на штурм.
- Знаю обоих,- сказал участковый Фомин, когда Петренко объяснил ему суть дела.- Шпана... наркоманы. Но не думал, что они уже до разбоев доросли. Вот засранцы.
Пошли, что ли?
- Пошли,- решительно сказал Петренко. Теперь, когда дело закрутилось, он стал не в меру активен. То ли азарт в нем проснулся, то ли слова мои про "Явку с повинной" подхлестывали...
Мы зашли в подъезд, поднялись на второй этаж. На площадке было шесть квартир. Двери пяти - добротные, стальные, обшитые вагонкой. "Наша" дверь выделялась убогостью, отсутствием глазка и надписью фломастером: "Скандал козел!"...
Ну все ясно.
Участковый нажал на кнопку звонка, но из-за двери не раздалось ни звука. Тогда он начал молотить по двери кулаком. Долго молотил... Наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла нетрезвая тетка лет тридцати пяти в грязном халате, пялилась бессмысленно.
- Здорово, Селезнева,- сказал Фомин.- С утра квасишь?
- Чиво? Ты чиво?
- Болт через плечо. Сынок-то дома?
- Чиво?
Фомин отодвинул бабенку в сторону, и мы вошли в квартиру. В одной комнате никого не было, только диктор с экрана "Радуги" рассказывал о поиске "Ан-12" в Хабаровском крае... Зато в другой храпели на диване два молодых парня.
- Во,- сказал участковый,- и Хитрый здесь... на ловца и зверь.
***
При обыске у Скандала нашли наркотики и самодельную дубинку. У Хитрого дома не нашли ничего. Когда они прочухались, то нагло пошли в отказ: не знаем никакого режиссера. Мы чего? Мы ничего... А часы на улице нашли. Но у Петренко были на руках показания бабы Вали, и он уверенно сказал:
- Закроем. Куда они, блин, денутся?
И ребятишки приземлились в ИВС. Что ж, подумал я, на этом, пожалуй, можно поставить точку...
***
Я приехал в Агентство, поймал Зудинцева и сказал:
- Размотал я это дело-то, Михалыч.
- Ну, Андрей Викторович,- развел руки Зудинцев,- снимаю шляпу. Только вот не факт, что твои наркоты долго на киче пробудут. Плавали, знаем.
Я спорить с Зудинцевым не стал. Я только подумал: как миленькие сядут... Потом пришел пьяный Родя. Совсем мужик от своего наследства с ума съехал. Я ему так и сказал.
А он мне:
- Я, Андрей, теперь другой жизнью живу. Полной, блин, и насыщенной... Но щеки не надуваю. Не такой я человек. Я, хоть и миллионер, но остаюсь простым и скромным. Вот хочешь, я для Агентства спонсором стану?
- Хочу,- ответил я.
- Я, блин, новейшими компьютерами Агентство обеспечу. Нормальный шаг, Андрей?
- Нормальный, Родя. Компьютеры нам нужны.
Э-э, да что там компьютеры. Я для Агентства комплекс построю: бетон, сталь, стекло. Двенадцать... нет, двадцать этажей.
Нормальный ход, Андрей?
- Замечательный,- говорю,- ход, Родя. Но двадцать, пожалуй, маловато... Двадцать пять не слабо?
- Запросто.
- И подземный гараж?
- Легко.
- Бассейн?
- Без проблем.
- А зимний сад?
- Как же без него! С пальмами и попугаями.
- Ну уж тогда и вертолетную площадку на крыше.
- И вертолет в придачу,- сказал миллионер, глубоко задумался, восхищенный дерзостью проекта, и - упал со стула. Да, не дай Бог получить наследство. Родя сунул кулак под щеку и засопел.
Ну что ты будешь делать? Я приказал миллионера-спонсора не будить, а сам поехал к Худокормову в больницу. Порадовать Яна Геннадьевича тем, что часы нашлись, да и преступники получат по заслугам.
Я совершенно искренне был уверен, что в деле поставлена точка, но...
(Окончание в книге "Агентство "Золотая пуля""-8)
ДЕЛО О ЗАБРОШЕННОЙ ДАЧЕ
Рассказывает Алексей Скрипка
"Скрипка Алексей Львович, 31 год, заместитель директора Агентства по административно-хозяйственной части. Убежден, что обладает врожденными талантами не только в области коммерции, но и в сфере журналистики. Требователен к соблюдению сотрудниками "Золотой пули" правил внутреннего распорядка. Семейное положение - холост. Сверхкоммуникабелен. Внеслужебные отношения с сотрудницей Агентства Горностаевой В. И. довольно запутанные..."
Из служебной характеристики
Высунув язык, я прилежно рисовал на листе ватмана угрожающий плакат: отвратительная скрюченная "беломорина" перечеркнута красным крестом наподобие знака "Остановка запрещена". Рядом стоят: румяный я, нарисованный очень любовно, и румяный же Спозаранник, выписанный... ну, скажем, реалистично. Они оба провозглашают: "Черт с вами, курите! Но не отравляйте жизнь пока еще здоровым людям!"
Внизу приписано черным: "В соответствии с Указом президента курить на территории Агентства категорически запрещено!"
Отступив на шаг, я осмотрел свое произведение. Потом подошел и приписал к нижней надписи еще два восклицательных знака. Достали они меня, эти отравители атмосферы в Агентстве. И больше всех, между прочим, сам Обнорский, который упорно не желал расстаться с пагубной страстью и подписать многократно подпихиваемый мною приказ о материальной ответственности за курение в Агентстве. Потому что понимал, что больше всех платить придется ему.
Закончить свой труд я не успел, потому что в мой кабинет вошла Горностаева и, не успел я ее удержать, как она со стоном рухнула в кресло. Махнув рукой, я продолжил рисовать. А она немного последила за мной странным взглядом (у нее в последнее время все чаще какой-то странный взгляд) и сказала низким голосом (который тоже отчего-то стал низким только в последнее время):
- Леш, поговори с Обнорским.
- На тему?..
- На тему меня.- Она всхлипнула (что тоже стало в последнее время частым явлением).- Я больше не могу.
- Один мой знакомый очень боялся покупать жене белое и обтягивающее. И заставлял ее носить черное и просторное. Однажды они приехали в Запорожье и поймали машину, чтобы ехать к родственникам на Бабурку (это район такой). Жена села на заднее сиденье. А мой знакомый сел впереди. Когда они приехали и вышли, обнаружилось, что у жены сзади - огромная дыра на брюках. Оказывается, водитель долго возил на заднем сиденье протекший аккумулятор. Тогда-то мой знакомый понял - ни от чего в жизни нельзя застраховаться.
- Это ты к чему?- спросила она настороженно.
- Потом объясню. Так о чем я должен поговорить с Обнорским?
- Меня гноит Соболин.
- Это как?- спросил я и стал по-боксерски разминаться.- Кто смеет гноить мою женщину?
- Он поставил меня вне очереди,- серьезно и надрывно продолжала Горностаева.- Светкина очередь была заступать по психам...
Тут, пожалуй, самое время объяснить, что Соболин добился от Обнорского важного нововведения - все журналисты Агентства обязаны были отдежурить по неделе в должности "дежурного по ненормальным", которые все чаще одолевали "Золотую пулю" визитами, не говоря уже о письмах, факсах и телефонных звонках. Почетного права выслушивать весь этот бред лишены были лишь сам Обнорский, Агеева, да мы со Спозаранником. Но не из-за особой занятости вышеперечисленных. Просто опыт показал, что у нас четверых, как ни странно, совершенно не хватало такта и ума общаться с такими людьми. Скажем, Агеева, слушая человека (с кандидатской, между прочим, степенью), который рассказывал ей о новых способах тотальной слежки за ничего не подозревающими гражданами,- разоржалась так, что довела его до полного бешенства, и он расколотил всю посуду в кафе. Я собственноручно спустил с лестницы братка с поехавшей крышей - он утверждал, что барыга, которого он крышует, на самом деле - инопланетянин.
Из кабинета Спозаранника двоих увезли с сердечным приступом после перекрестного допроса, им учиненного. Что же касается Обнорского, то ему довелось принять всего одного клиента. Доподлинно никому не известно, что же между ними произошло, но Ксюша утверждает, что это была миловидная особа, считавшая себя ходячим "банком спермы" для великих людей. Видимо, в ее "список великих" попал и Обнорский. Во всяком случае, в тот день из кабинета шефа донесся такой рев и грохот, что наша охрана на всякий случай вызвала милицию, которая и увела растрепанную "банкиршу", а исцарапанный и всклокоченный Обнорский заперся в кабинете и до позднего вечера играл в нарды с Повзло.
В последнее же время с психами успешно конкурировали киношники во главе с шумным Худокормовым, которые расположились в "Золотой пуле" всерьез и надолго, дабы запечатлеть на кинопленке наши бессмертные творения - сборники новелл "Все в АЖУРе". Мы думали, что киношники отпугнут психов, но все вышло наоборот - психов в Агентстве стало еще больше. Видимо, они нашли своих "братьев по крови".
Горностаева продолжала:
- За эту неделю я выслушала семерых контактеров с инопланетной цивилизацией, двоих подвергшихся сексуальному насилию со стороны Президента, пятерых беременных от губернатора, причем из них двое - мужчины...
- Вообще-то сейчас осень, время обострений,- сказал я с состраданием.Скоро будет легче...
Валя тихо заплакала.
- Леша, я ведь приличный репортер...
- Я, между прочим, тоже. Но, понимаешь, Валя... Есть такая работа Родину защищать! В смысле обеспечивать бесперебойную работу нашего коллектива. И, как говорит наш любимый шеф, строить Собор мы должны сообща! Каждый камушек важен!
- Леша, я серьезно,- сказала она и заплакала громче. Это, кстати, тоже стало часто повторяться в последнее время, и я подумал, что надо бы поговорить с моим знакомым психоаналитиком. Бывшим замполитом, кстати говоря...
- А если серьезно,- сказал я, осторожно выписывая последний восклицательный знак,- просеивай информацию, отделяй мух от котлет. Может, что-то и попадется.
- В разговоре с забеременевшим от губернатора ветеринаром?- усмехнулась Валентина.- Да ты хоть раз...
В кабинет заглянула Завгородняя, прервав горностаевский порыв.
- Не целуетесь?- констатировала она удивленно.- Лады... Валька, тебя Соболин кличет.
Горностаева вздохнула и встала. Немного помедлив, она бросила на меня жалобный взгляд и направилась к дверям, утирая слезы.
- Валя, ты очень любила эту юбку?- спросил я.
- Почему "любила"?
- Ты села на баночку с тушью. И у тебя сзади теперь очень симпатичное пятно.
Горностаева ахнула и, изогнувшись, принялась разглядывать огромную кляксу на светлой юбке. Глаза ее вновь наполнились слезами. Я не мог остаться безучастным, особенно когда отметил, что Валя вопреки обыкновению (тревожный, кстати, факт) не обвинила в случившемся меня.
Я прищурился и сказал:
- Погоди-ка...- подойдя к креслу, я достал из его глубин полураздавленную пластиковую баночку с тушью.- Осталось еще немного. Повернись!
Через несколько минут бежевая юбка Горностаевой сделала бы честь любому модельеру, вручную расписывающему ткани,- нежные леопардовые пятна покрыли округлости моей дамы так естественно, как будто были там с момента покупки.
- Я с тобой пойду,- заявил я в припадке благородства и галантно предложил ей локоть.
***
В приемной Соболин разговаривал о чем-то с седоватым худым мужчиной в берете. Когда мы зашли, он, не обратив на меня никакого внимания, обрадованно заорал:
- Ну наконец-то! Вот, Василий Палыч, та самая Валентина Ивановна, о которой я вам рассказывал. Она вас внимательно выслушает и примет все необходимые меры.
Василий Палыч принялся недоверчиво разглядывать Валю. В особенности (что мне очень не понравилось) ее ноги. Осмотр его не удовлетворил, и он тихо зашептал Соболину:
- А вы уверены, что она... э-э... компетентна?
Мерзавец Соболин зашептал ему в тон:
- Доктор физико-технических наук.
Ведущий специалист спецотдела Администрации президента. У нас проходит педагогическую практику.- Он нагло подмигнул Валентине и громко сказал: Валентина Ивановна, позвольте вам представить:
Василий Палыч Коровин. Физик-самоучка.
- Очень приятно,- мрачно улыбнулась Горностаева. И кивнула на меня: Мой ассистент. Присаживайтесь.
Соболин наконец заметил меня и собрался было запротестовать, но я показал ему кулак, и он исчез.
- Я думаю, что нам следует разговаривать не здесь,- таинственно процедил Коровин.
- Полная звукоизоляция, тройное кольцо охраны,- компетентно успокоил его я.
Горностаева посмотрела на меня с благодарностью.
Коровин вздохнул и начал рассказывать.
***
На все про все мне хватило пяти минут.
Каширин вешал на стенку очередной портрет какого-то оскаленного монстра, а Зудинцев сидел за столом, внимательно изучая распечатки мобильных телефонов, когда дверь распахнулась и в нее, пропустив вперед секретного физика, зашел я. За нами плелась Горностаева. Указав физику на диван, я подошел вплотную к Каширину и сказал ему несколько слов. Он кивнул и вышел, а я повернулся к Коровину.
- Вот, Василий Палыч, наш секретный отдел. Сейчас все и решим.
Зудинцев посмотрел на меня внимательно, встал, присел к Коровину и молча пожал ему руку. Я сунул Михалычу несколько листков бумаги, исчреканных вдоль и поперек какими-то схемами,- те, что сунул мне перед этим сам секретный физик.
- Вот, полюбуйтесь, Георгий Михайлович... Спасибо Василию Палычу, а то бы так и не заметили. И кто бы отвечал?
- Да уж...- неопределенно сказал опытный Зудинцев.
- Как легко понять из этих расчетов,- продолжал я, напирая на слово ."легко",- Василий Палыч обнаружил критическую ошибку в электронных схемах наших ракет "земля-воздух". Да, Василий Палыч?
- Да,- скромно подтвердил Коровин.- Они не долетят.
- Докуда?- осторожно поинтересовался Михалыч.
- Ни докуда не долетят,- сокрушенно посетовал Василий Палыч.
- Нужно что-то срочно предпринимать,- пискнула Горностаева.
Зудинцев решительно встал и пошел к телефону. Набрав несколько цифр, он сказал в трубку металлическим голосом:
- Алло, пост номер один? Говорит Беркут. Немедленно отмените все пуски в квадрате ноль-пятнадцать!.. Не знаю. Как хотите! Это приказ. И немедленно соберите научный совет. Сейчас к вам подъедут.
Пока он разговаривал, Василий Палыч, побледнев от гордости, встал и расправил плечи.
- Спасибо вам,- с чувством сказал Зудинцев, повесив трубку,- товарищ... э-э...
- Коровин.
- ...Товарищ Коровин. Вы согласитесь побеседовать с нашими научными специалистами?
- Ну разумеется...- горячо закивал физик.- Понимаете, плата наведения боеголовки в наших ракетах...
- Тс-с! Не здесь!- перебил его Михалыч.
- Да-да... Я понимаю.
Дверь открылась, и Каширин пропустил вперед двух санитаров и врача.
Здравствуйте, товарищи!- высокомерно поприветствовал их Василий Палыч и сухо пожал санитарам руки.- Поедемте, время не ждет. Георгий Михайлович, вы с нами?
- Нет-нет,- с сожалением отказался Зудинцев.- Не могу оставить пост.
Василий Палыч прищелкнул каблуками, и процессия вышла за двери.
А мы пошли в кафе. Когда мы утерли слезы и привели себя в порядок, я повернулся к Горностаевой. Ей отчего-то совсем не было смешно.
- Видишь, как просто?- спросил я у нее.
Но она не успела ответить - влетел Соболин.
- Везет тебе, Валюха,- хихикнул он.- Еще клиент подтянулся. Допивай, он тебя в отделе ждет.
Валя бросила на него такой яростный взгляд, что он примиряюще улыбнулся:
- Да ладно, сегодня же пятница! Это последний. Обещаю. На следующей неделе по психам дежурю я. Татьяна Петровна, кофейку...
Я кашлянул и, похлопав Горностаеву по руке, заявил:
- Соболин, будь друг, уступи его мне?
Соболин поглядел на меня, потом на Горностаеву и кивнул. Я поинтересовался:
- А что за клиент?
- Вот такой дед! Пчеловод!
***
Валя сидела за столом, подперев подбородок. Я расположился на диванчике, а "пчеловод" - дедушка, похожий на крестьянина с картины "Ходоки" - сидел посреди комнаты на краешке стула и робко излагал.
- Мы вашу "Явку с повинной" всегда читаем, Люська моя специально за ней на станцию ездит на велосипеде. А зимой - пешком.
- Люська - это жена ваша?- спросила Валя.
- Дочка. Я вдовец.
- Так что произошло у вас?- спросил я нетерпеливо.
- Да не произошло пока...- покачал головой дед.- Боюсь, что произойдет. Мы в Васкелово живем. Была дача. А как Верочка умерла, мы туда и вовсе перебрались. Люся у меня - инвалид второй группы, не работает. Пенсии у нас маленькие.
А за городом легче прожить, понимаете?
Огород посадили, кроликов завели, ну перебиваемся как-то...
Дед замолк и почесал лысину.
- Понимаю,- сказал я, начиная напрягаться.- И что же?
- Рядом с нами участок был заброшенный - на озере прямо, на отшибе. Там наши знакомые жили, старики совсем. Умерли в позапрошлом году, и стоял дом пустой...
А недавно там кто-то появился. Странные какие-то люди...
- Купили участок?
- Да нет, в садоводстве никто про них не знает. Участковому сказал - он обещал прийти, но, говорит, никак застать не может.
- И что же такого странного в этих людях?
Дед так тянул время и долго шамкал, что мне нестерпимо захотелось уже сейчас, не дожидаясь конца этой захватывающей истории, спустить его с лестницы.
Так вот ведь я и говорю. Во-первых, окна как стояли заколоченными, так и стоят. По дому опять же всегда какая-то работа есть, но никто не стучит, не пилит - тишина мертвая стоит. А по ночам ящики какие-то таскают, брезентом накрытые. И, главное... все время кто-то дежурит - вроде как охраняют. Но если кто приходит - не отзываются.
- Может, они там картошку хранят?- спросила Горностаева.
- Так ведь, может быть...- послушно кивнул он.- Да только позавчера загавкал мой Ганька в три часа ночи. Я и встал - все равно больше не засну. Смотрю в окно - к тому участку машина подъехала...
Оделся, пошел посмотреть. Спрятался за елкой - они ящики таскать стали.
- И что?- совсем уж нетерпеливо спросил я.
- Гранаты в таких ящиках возят, вот что!- неожиданно рявкнул дед.- В других, поменьше,- запалы, отдельно. А в этих - фанаты. РГД-5! Вообще-то я на Ржевском полигоне до пенсии служил.
- Угу,- сказал я, обрадовавшись тому, что пчеловод наконец-то дошел до сути.- Гранаты, значит... И что, дочка ваша тоже их видела?
- Нет, я ей не говорю. У нее сердце больное, чего волновать-то зазря?
Я уже открыл рот, но Горностаева предусмотрительно меня перебила:
- Получается, кроме вас, их никто не видел?
- Не знаю...- вздохнул дед.
***
- Слава Богу,- сказала Валя, когда пчеловод покинул Агентство.
- Почему?- спросил я.- Славный, по-моему, дедуля, да и тема вполне перспективная...
- Скрипка, ты что, чокнулся?- стала грубить Горностаева.- Какая еще "перспективная"? Ты что, не понимаешь, что это полный бред - гранаты, запалы?.. Ты же сам говорил: осень, пора обострений!
- А еще я говорил, что нужно "отделять мух от котлет", как выражается наш президент!- обиделся я.- И, по моему мнению, здесь есть за что зацепиться нормальному инвестигейтору! Вот и Соболин тебе подтвердит...добавил я, увидев, что в кабинет входит Соболин.
Вовка изобразил крайнюю занятость и тут же попытался выскользнуть в коридор, но я железной рукой взял его за шиворот и быстренько, в трех предложениях, посвятил в суть дела.
Соболин помотал головой и вгляделся в висящую на стене карту Ленинградской области.
- Вот что значит "с кем поведешься"...- сказал он, почесав свою волосатую башку.- Да ну, Леха, чепуха это все. Васкелово - это ж тебе не Малые Говнюшки какие-нибудь! Место густонаселенное, все на виду... Ты что, не знаешь эту старую вохру? Да они на кого хочешь стучать готовы. На самом деле, кто-то возит стройматериалы, а что ночью, так халтурят, вот и все.
- В камуфляже?- спросил издевательски я.
Соболин ласково улыбнулся.
- Слушай, я у тещи на даче тоже в камуфляже хожу, и тесть в камуфляже, и сама теща. Удобно ведь.
Горностаева улыбнулась ему в ответ и засобиралась домой, но я не сдавался:
- Думаешь, этот дедуля приперся в город только для того, чтобы настучать на соседей?
- Ну он же не в ГУВД приехал, а к нам.
Значит, прославиться хочет... Топайте домой, я сегодня остаюсь Обнорский просил подправить сценарий по моей новелле.
Приятного уик-энда.
Он легкомысленно щелкнул пальцем по карте и сел за компьютер. Валентина сгребла со стола в сумочку пару килограммов всяких женских мелочей и пошла к выходу.
Я пожал плечами - ленивцы. Одно слово, ленивцы.
***
Пройти через коридор было не трудней, чем преодолеть полосу препятствий какого-нибудь элитного спецподразделения.
На полу валялись кабеля и шланги, все подоконники были усыпаны окурками, во все стороны шлялись какие-то люди и орали так, будто на свете не существовало телефонов, а им всем непременно нужно было связаться с другим городом. Так в наших помещениях снималось кино, про нас же, любимых.
Все вопросы о том, каким образом киношники создадут мой неоднозначный образ, сами собой отпали, как только меня познакомили с исполнителем этой роли.
Стас Красневич произвел на меня столь неизгладимое впечатление, что я чаще стал поглядывать в зеркало, пытаясь обнаружить в себе те неисчислимые достоинства, которые он старательно изображал на съемочной площадке. И, кстати, я был чуть ли не единственным сотрудником "Золотой пули", который при виде "своего" персонажа не пускал ядовитую слюну и не исходил бешенством.
Мы прошли сквозь полосу препятствий с наименьшими потерями: Валя чуть не сломала каблук, а я опрокинул какой-то фонарь на столик гримера - только и всего. Благополучно выскользнув из Агентства, мы сели в мою машину.
Горностаева напряженно молчала. Нужно было разрядить обстановку.
- Был у меня один приятель,- начал я бодро,- учился на киноактера. И однажды ему досталась роль глухонемого. Он поставил перед собой задачу идеально подготовиться к съемкам и решил не разговаривать неделю. Мало того, он еще и ничего не слышал - поскольку вставлял в уши специальные затычки. Он уже начал находить особую прелесть в состоянии глухонемого, как вдруг выяснилось, что его жена полюбила другого мужчину и бросает его с дочкой, престарелой тещей и собакой породы бобтейл. Но выяснилось это лишь после того, как он вновь обрел способность слышать и говорить. И как ты думаешь, что он сказал первым делом?
Горностаева посмотрела на меня грустно и спросила:
- Что ты сказал?
Я понял, что нужно принимать более эффективные меры.
- Валя, тебе нужно взяться за это дело.
Валя, отвернувшись, смотрела в окно.
- Склад оружия в Васкелово? У всех на глазах? Чушь это, Леша, прав Соболин.
- А я считаю, что, просеяв информацию, можно выйти на что-то...
- Да не тот это случай, Скрипка, не тот. Вон у моего знакомого на даче вообще полтанка стоит. Участок такой в Синявино получил. И что теперь?
- Ладно,- мирно согласился я.
- Что "ладно"?!- совершенно нелогично взвилась Горностаева.- Сами хотите, чтобы у людей глаза горели, про Соборы всякие болтаете...
- Сейчас зажжем тебе глаза,- весело заявил я.- Поехали в "Пассаж" юбку покупать!
- Гад,- коротко сказала моя любимая.
Я засмеялся и повернул на Садовую.
***
Я стоял у примерочной с целой охапкой юбок. Когда с шумом раздвинулись занавески, мне стало видно Горностаеву в такой позе, что я поморщился и снова их задернул. Сунув в примерочную следующую юбку, я не удержался:
- Валь, а давай завтра на природу съездим? Суббота же!
- Давай,- сдавленно отозвалась Горностаева. Чего-то там у нее, видно, не застегивалось.- Агеева в Павловск приглашала...
Она вновь показалась в щели между занавесок, теперь уже в каком-то монашеском обличье. Я помотал головой.
- С Агеевой не поеду. Вот эту,- я подал ей очередную юбку.
- Ой, эта хорошо,- донеслось из-за занавесок через пару минут кряхтения и сдержанной ругани,- только блузки у меня к ней нет... Девушка, а подберите, пожалуйста, какую-нибудь белую блузочку, попрозрачнее...
Продавщица, стоявшая рядом, кивнула и отошла. А я, наоборот, зашел.
Такая - в одной легкой юбке и прикрывающая руками полную грудь - она нравилась мне гораздо больше. Совладать с собой мне помогло деликатное покашливание продавщицы. Пришлось выйти.
- Как насчет Васкелово?- спросил я.
Горностаева высунулась из примерочной и посмотрела на меня как на идиота.
Мне ничего не оставалось, как округлить глаза и разудало заявить:
- Покупаем! Только ничего не снимай!
***
Сидя в электричке, я разговаривал сам с собой. Эта привычка появилась у меня после истории с женщиной-вамп Ингой Дроздовской, из-за которой я чуть не приобрел раннюю седину и едва не потерял Горностаеву...
- Куда я еду? На этот простой вопрос довольно просто ответить- в Васкелово. А зачем? Вопрос некорректный, скорее, "в результате чего?" Ну и "чего"?
Очередной ссоры с Валентиной Ивановной Горностаевой. На почве?.. На почве отсутствия взаимопонимания и уважения друг к другу.
- Сам-то понял, чего сказал?
- Да не очень...
- Билет есть?- Этот вопрос донесся откуда-то извне, и я не сразу на него среагировал.
Показав контролеру билет, я вновь погрузился в себя, избрав другую форму внутреннего общения,- больно уж странно смотрела на меня сидящая напротив девушка с корзиной. Из корзины время от времени показывалась пушистая голова огромного кота. Кот посматривал на меня странным немигающим взглядом, и я мысленно стал обращаться к нему.
"В сущности, дело было так, дорогой котик! Мы приехали ко мне с твердым, как мне казалось, намерением незамедлительно заняться любовью. Зря зеваете, уважаемый, этим мы еще недавно занимались с очень большим удовольствием, но...
Что-то изменилось в последнее время, не зря я волновался. В самый ответственный момент Горностаевой приперло поговорить со мной о чем-то важном. Понимаешь, наши дамы частенько норовят завести беседу в самое неподходящее время...
Короче говоря, мне пришлось встать, принести "попить", отреагировать на "что-то покурить захотелось" и покивать на "прости, я что-то не в форме".
Не обязательно так нагло потягиваться, лохматое ты чудище, когда разговор идет о самом сокровенном...
Сперва она разрыдалась. Потом снова завела волынку про несостоявшуюся журналистскую карьеру и издевательства начальства. Затем изящно перешла на мою "толстокожесть" и отсутствие элементарной чуткости. Ну а дальше мы поругались.
Да, конечно, не следовало мне снова приводить в пример это злосчастное Васкелово, но ведь она первая заговорила об отсутствии настоящего дела!
И не надо жмуриться, глупый ты кот,- тут ведь дело принципа! Как говорит наш любимый Обнорский: "Расследований нет там, где нет расследователей!" А это значит, что нельзя отбрасывать информацию, какой бы глупой она ни показалась сначала. На это Горностаева сказала, что раз так, я должен был отправиться в Министерство обороны с безумным физиком Коровиным. А я позволил себе несколько грубое сравнение жопы с пальцем, заявив, что она их путает. Видимо, то, что мы лежали в постели, придало этой фразе некоторую двусмысленность - и Горностаеву понесло. Следуя извечной женской логике, она припомнила мне все: Ингу, жену профессора Бессонова, гримершу съемочной группы Лялечку и в довершение всего приплела туда же Завгороднюю, к которой я, видит Бог... Конечно, нахальное ты животное, я был не прав, напомнив про Гарри Два Ствола, но это же была чистая самооборона!
"Катись в свое Васкелово!" - сказала она и снова зарыдала. Вот я и качусь...
А на хрена? Сам не знаю".
Кот смотрел на меня с издевкой, было видно, что он со мной не очень-то солидарен.
"Станция Васкелово!" - сказал репродуктор.
Я встал и застегнул куртку.
- Умный у вас кот,- дружелюбно сказал я девушке с корзиной.
- Это кошка,- возразила она.
- А, ну тогда все ясно,- озадачил я ее окончательно и вышел из вагона.
***
Сверившись с адресом деда, записанным на бумажке, я заглянул во двор.
- Эй! Хозяева дома?
Залаяла собака. Из сарая, стоящего рядом с домом, вышла полная женщина, тяжело опираясь на палку.
- Вам кого?
- Вы Людмила?- догадался я.
- Да. А вы ко мне?
- Я вообще-то к Алексею Ивановичу.
Он дома?
- Нет.- Она отворила калитку и сделала приглашающий жест.- Папа в Сосново поехал, к сестре. Вечером вернется...
А у вас что-то срочное?
- Да нет, просто мимо проходил, дай, думаю, зайду.
Так заходите, чаю попьем.- Она вновь махнула свободной рукой.
- Нет, спасибо,- отказался я. У дома надрывался лохматый кобель, а может, и сука. "Собаки мне только не хватало",- подумал я, и вслух сказал: Я пойду. А как к озеру пройти, не подскажете? Говорят, там очень красиво.
- Красиво, правда. А вот до поворота пройдете и налево - там сами увидите.
- Спасибо!
Я пошел по заросшей дорожке, совершенно не понимая, зачем я это делаю. За поворотом показалось озеро - такое красивое и печальное, что я тут же решил вернуться домой и помириться с Валей. Вот только посмотрю на этот дурацкий дом и поеду... Лучше бы я поехал сразу.
***
Я шел вдоль забора, тянувшегося до самого берега. Заметив кривую раздвоенную рябину, я забрался на нее и заглянул во двор.
На небольшом участке стоял заброшенный темный домик, ставни заколочены, тропинка к крыльцу притоптана, справа от дома небольшой сарайчик, дверь которого забита крест-накрест. Я посмотрел на крышу - труба не дымилась. Дом выглядел абсолютно нежилым.
Все было так, как и описывал старик.
Я спустился и пошел вдоль забора. На калитке висел новенький замок и сверкали крепкие недавно смазанные петли. В этом не было ничего странного, тем более преступного, и я еще раз подумал, что сейчас развернусь и уеду домой. Но тут, как на грех, мне на глаза попался крепкий чурбан, валявшийся под кустами. Я подкатил его к калитке и встал на него, взявшись руками за доски. Заглянув во двор, я заорал что есть мочи:
- Есть кто-нибудь?
Тишина. Я огляделся по сторонам, встал ногой на замок и перебрался через калитку.
Еще раз оглянувшись, спрыгнул. Фиг его знает, зачем.
Подойдя к дому, я громко постучал в дверь.
- Есть тут кто живой? Ау!
Снова никто не отозвался, и я несколько раз подергал дверь. Она была закрыта. Я спустился с крыльца и попытался заглянуть в наглухо забитые окна - ничего.
Я направился к сарайчику, с трудом пробираясь по заброшенным грядкам. Подойдя, я посмотрел в щелку. Из забитого окошечка под потолком в сарайчик пробивалось немного света - были видны лопаты, грабли, мешки с песком. Короче, ничего необычного.
Можно было ехать домой. Я выпрямился, и в этот момент началась гроза. Мне не повезло - молния угодила прямо в меня, да так, что из глаз посыпались искры, и я даже не успел удивиться самому факту этого природного явления в столь позднее время года. Короче говоря, я просто отключился. А может быть, и умер - какая разница...
***
Башка болела так, что, казалось, разорвется на части. Открыть глаза было очень трудно, на них кто-то приклеил по килограммовой гирьке. А когда я их все-таки открыл, то выяснилось, что прямо передо мной стоит человек в камуфляже, черной, надвинутой на глаза, шапочке и темных очках. Лица его не было видно из-за очков, поднятого воротника ватника и не желающего нормально работать зрения.
- Что вам тут надо? Кто вы?- почти вежливо спросил он. Звуки его голоса бухали по моим барабанным перепонкам, как фанфары военного оркестра.
- А... Я...- Мой мозг потихоньку идентифицировал этого мужика с "молнией" и искрами из глаз. Жаль, что это была не гроза.- Я из риэлтерской фирмы "Фазенда"...
Кажется, этот участок продается... Мне соседи сказали...
- Документы есть?
Я попытался пошевелиться, но у меня ничего не получилось - эта очкастая сволочь успела меня связать. "А то ты не проверил!" - подумал я и на всякий случай замямлил:
- У меня нет... Я дома оставил. У меня тут дача недалеко, на Широкой улице...
А вы кто - хозяин?
- Риэлтеры через забор не лезут...- мудро заметил очкарик и, словно прочитав в моих глазах упрек насчет проверки документов, полез в мой карман.- Сейчас разберемся...
В его руках появились мой мобильный телефон и портмоне. Открыв его, он достал удостоверение и присвистнул:
- Риэлтер, значит... Из Агентства журналистских расследований?- Он смачно сплюнул на пол.- Твою же душу мать...
Я прикрыл глаза, пока он смотрел на меня, играя желваками.
- Что дальше?- обратился он то ли ко мне, то ли к себе.
- Был у меня знакомый,- сказал я невинно,- промышлял по молодости скромным разбоем. Ходил вечерами на плохо освещенную платформу станции "Пискаревка" и вырывал из рук зазевавшихся дачниц хозяйственные сумки. Все было хорошо, и он даже ни разу не попался, но однажды в такой вот выхваченной сумке он нашел запечатанную папку с грифом "Совершенно секретно". "Что дальше?!" - спросил он таким же тоном, как и вы, любезный...- Мужик посмотрел на меня с изумлением.- Кстати, в КГБ, куда он отнес свою страшную находку, рассчитывая на серьезное поощрение, его сильно побили, а потом сказал и, что это - все шифры Северного флота. Долго он искал впоследствии ту злосчастную "дачницу", но это уже совсем другая история... Вам солнце глаза слепит, что вы в очках?
Мужик мотнул головой и, сорвав с себя шапку, быстро затолкал ее мне в рот. Потом вылетел из комнаты, крепко заперев дверь и прихватив мой мобильник. Я решил осмотреться. В доме было темно, сквозь заколоченные ставни пробивались узкие полоски света. Остатки обоев, полуразваленная печка, под которой сиротливо краснел спиралью доисторический рефлектор, да сломанный стул - вот и вся обстановка, не считая пружинной солдатской койки, к которой я был привязан. Причем привязан так себе - руки стянуты нешироким ремнем и прикручены к хлипкой спинке, ноги связаны моим же шарфом, один конец которого примотан к сетке.
Послышались какие-то звуки, будто кто-то звенит ключами или бряцает кандалами.
А потом под полом что-то бухнуло, и оттуда донесся загробный голос:
- Иваныч? Заводи свой драндулет и срочно сюда!.. Случилось! Спалились мы, вот что случилось!.. Как же, блядь, он выключается?..
Я был очень горд, что мой старенький "Сименс" работает даже в подполе, а в том, что незнакомец воспользовался именно им, я не сомневался последняя его фраза могла относиться только к моему непокорному телефону.
Однако пора было прощаться с этим гостеприимным домом, и я стал принимать меры. Обернувшись, я увидел металлические шарики на спинке кровати. На одном из штырьков шарика не было - торчал только штырек с резьбой.
Я выгнулся, насколько возможно, стараясь зацепить кляп за этот штырек. После нескольких неудачных попыток шапка наконец зацепилась, и я смог отдышаться, а также прошептать несколько приличествующих случаю слов. После пяти-шести рывков мне удалось отодрать шарф, связывающий мои ноги, от сетки. Теперь нужно было дотянуться до рефлектора.
Сам себе напоминая Бонивура, я сполз с кровати, сильно рискуя вывихнуть плечо, но другого выхода у меня не было. Мужик пока что глухо бряцал в подвале чем-то металлическим, но я прекрасно понимал, что он вот-вот вернется.
Наконец мне удалось задеть рефлектор носком ботинка и немного подвинуть его к себе. Шарфик был уже и так безнадежно испорчен, поэтому, прислоняя его к раскаленной спирали, я думал только о джинсах. Шарф меня не подвел и быстро стал тлеть - через несколько мгновений я освободил ноги.
С грацией беременной каракатицы (которую я, кстати, никогда не видел, но почему-то ярко себе представлял) я взгромоздился обратно на кровать. В прихожей что-то грохнуло. Отчаянно спеша, я совершил какой-то невероятный кульбит, кувырнувшись вперед и пропустив ноги между связанных рук. Труднее всего проходила задница, но дверь уже открывалась, и я прибавил темп. Пытаясь отдышаться, я стал грызть ремень, связывающий руки, но дверь уже открылась, и мужик удивленно протянул:
- Прям Давид Копперфильд какой-то!
Ну сейчас мы тебя покрепче прикрутим...
Он вытянул руки вперед, видимо, опасаясь, что я двину его свободной ногой, но я неожиданно обнаружил, что, благодаря моим усилиям, спинка кровати совершенно расшаталась, и в моих связанных руках, откуда ни возьмись, появился выскочивший из нее прут.
Нужно ли говорить, что я вложил в этот удар всю силу, на которую был способен.
Он пришелся прямо по очкам, которые разлетелись на кусочки с таким хрустом, что я даже немного пожалел нос, на котором они сидели.
Мужик рухнул на пол, обливаясь кровью, а я помчался к дверям, разыскивая по дороге что-нибудь, обо что можно было бы разрезать ремень.
Выскочив в предбанник, я тут же наткнулся на топор, который после недолгой борьбы согласился укрепиться между моими дрожащими коленями лезвием кверху.
Через пару минут руки оказались на свободе. И первое, что они сделали, это торопливо забили крест-накрест свою несостоявшуюся темницу с пленником внутри.
Вогнав по самую шляпку последний здоровенный гвоздь, больше напоминающий сваю, я вспомнил, что вместе с мужиком замуровал и мобильник. Я был сильно разочарован своими умственными способностями, но сил на его извлечение у меня уже не было.
Я бросился к входной двери и попытался ее распахнуть, но тут меня ждало еще одно разочарование. Она была заперта, причем с моей стороны не было замка - просто замочная скважина и никакого ключа...
Пришлось вернуться за топором.
Но только я как следует размахнулся - за дверью послышались голоса.
- Может, там уже засада, а, Иваныч?- услышал я молодой срывающийся голос.
Я замер, а невидимый Иваныч рявкнул:
- Тихо ты! Старый, у тебя ключи?
Нужно было убираться. Но куда? Снаружи зазвенели ключи, и я попятился назад. Слава Богу, Старый не помнил, какой именно ключ подходит к этому замку. Поэтому у меня было несколько лишних секунд на исчезновение. Продолжая пятиться, я лихорадочно осматривал все щели, куда можно было бы запихнуться. Но все имеющиеся в наличии были для этого непригодны. Вдруг моя нога запнулась обо что-то, и я, невольно вскрикнув, повалился на пол, как куль с дерьмом. Перед моим носом оказалась щеколда на крышке подпола. Снаружи все затихло, и третий голос осторожно сказал:
- Вроде ноет кто-то...
- Открывай! Быстро!- скомандовал Иваныч.
Совершенно не соображая, что делаю, я откинул крышку подвала, швырнул туда топор и скользнул следом, больно ударившись обо что-то большое и остроугольное.
***
Задержав дыхание, я прижался к какой-то стенке - на ощупь казалось, что она сложена из деревянных или фанерных панелей.
Мне приходилось сдерживаться, чтобы не застонать,- нога болела страшно, и штанина, насколько я мог убедиться, основательно намокла от крови.
Дрожа от напряжения, я отыскал на земляном полу топор и попытался нащупать какую-нибудь скобу на внутренней стороне крышки, чтобы запереть ее изнутри. Но ничего такого мне не попалось, и я просто сжал топор покрепче и прислушался.
Наверху топтались несколько человек.
Пару раз они наступали на крышку, не пытаясь ее поднять, но я понимал, что рано или поздно они ее все-таки поднимут.
И что тогда будет...
Шаги удалились куда-то влево, и голоса принялись негромко переговариваться.
Я осторожно провел ладонью по стенке и обнаружил, что по высоте она заканчивается чуть ниже моего роста. Нагнувшись и пошарив руками по сторонам, я определил, что стою в узком проходе между штабелями каких-то ящиков. Вспомнив рассказ пчеловода, я понял, что это те самые ящики с оружием. Такое соседство подействовало на меня угнетающе. Зато обрадовало другое - на крышке одного из ящиков я нащупал что-то продолговатое и шершавое. Какая удача - это был фонарик! Есть Бог на свете!
Включив фонарик, я мгновенно оценил обстановочку - этот подпол был полноценным филиалом главного оружейного склада ЛенВО, на котором мне как-то приходилось бывать. Обширная, метров на тридцать квадратных, площадь была битком забита ящиками с гранатами, запалами, автоматами Калашникова и запчастями к ним. Между ящиками были оставлены узкие проходы, что меня несколько обнадежило,- здесь можно было держать оборону и с одним топором. Даже если у них было огнестрельное оружие, вряд ли они рискнули бы его применить, учитывая начинку подвала. Подумав об этом, я поостерегся осматривать подробно весь арсенал, поскольку был не очень-то опытен в отношении оружия.
Сориентировавшись, я понял, в каком месте подпола находился Очкарик, когда звонил по моему мобильному, и осторожно двинулся в сторону приглушенных голосов, зная на практике, какова акустика в этом домишке.
Тем временем наверху все затихло. Я уже успел испугаться, что меня открыли, но тут послышался тихий стон. Доносился он, естественно, из забитой мной комнатки. Шаги загрохали в ту сторону, и после паузы раздался сухой треск. Видимо, кто-то из новоприбывших засадил ногой по забитой двери.
Определив на слух, куда она распахнулась после этого удара, я снова назвал себя полным мудаком, поскольку понял, что десять минут назад забивал снаружи дверь, которая открывается вовнутрь...
- Лысый?! Ты чего?..- заревел уже знакомый мне голос Иваныча.
***
В голове у меня так шумело от напряжения, что я слышал отнюдь не все, о чем разговаривали эти засранцы. Обливаясь потом, я как можно тише вскрывал ящики, понимая, что их содержимое - мой, возможно, единственный шанс. А наверху с пристрастием допрашивали успевшего прийти в себя Очкарика, которого они называли Лысым.
- Где же эта сука теперь?- недоумевал Иваныч.
- В ментовку бежит, как пить дать...- хрипел Лысый.
- А где тут ментовка-то?
- На станции есть менты,- вступил в разговор Старый.
- Что-то мы никого по дороге от станции не видели...- засомневался третий голос.
- Да они бы давно уже здесь были,- возразил Иваныч, и я понял, что он у них за старшего.- Ты не бил его, случаем?
- Не успел особенно. Сейчас - убил бы, падлу.
- Убил бы...- передразнил Иваныч.- Убийца хуев! Как же ты ключи-то ему просрал?
- Что, он у меня и ключи спер, паскуда?!- простонал Лысый. Я похолодел.- Не, ключи на месте...
- А кто ж тогда двери-то запер? А?..- хохотнул третий и осекся.
"А вот это уже конец",- подумал я и услышал, как наверху кто-то вскочил.
- Старый, на чердак, быстро!- стал командовать Иваныч.- Васька, чулан проверь! Найдете - бейте сразу! Но без мокрухи, поняли?
Шаги загрохотали по всему дому.
- Вот дурак...- сказал Лысый.
- Ты-то умный,- оборвал его Иваныч.- Чего с товаром будем делать?
- Вывозить надо срочно.
- На чем, блядь, вывозить? Мы тут и за десять ходок все не вывезем!
- Главное, волыны вывезти и гранаты.
Остальное - как получится.
- Как полу-у-чится... Твою мать!
Тут "поисковая группа" вернулась в комнату, и я утроил усилия. Мне кое-что удалось отыскать, и теперь я лихорадочно соображал, что же мне с этим делать - времени у меня оставалось минуты две по самым оптимистичным расчетам....
- Нет нигде,- спокойно сказал Старый.
- Что же он, сквозь землю?..- взвился Иваныч и замолк.- Ну, бля-а-а...
Я прямо-таки увидел, как он выскочил из комнаты и, остановившись перед крышкой подпола, присел на корточки.
За ним прибежали остальные, и даже, судя по кряхтению и стонам, притащился Лысый.
- Ты что, мудила, замок открывал?- близко-близко прошипел Иваныч, обращаясь, видимо, к Лысому.
- Хотел волын взять, припугнуть гандона...- заныл Лысый.- А он там греметь стал, ну я пошел проверять и...
- Кино...- хихикнул Иваныч и постучал в крышку подпола.- Эй, красавец!
Таиться дальше было ни к чему, и я сказал как можно спокойнее:
- Открывать не советую, я растяжку поставил...
- Молодец!- похвалил Иваныч.- Кто ж тебя научил?.. Ты что там, ящики какие-нибудь открывал?
Я промолчал, и правильно, поскольку вопрос, оказывается, адресовался Лысому.
- Всю последнюю партию...- прогнусавил тот.- Сам же сказал пересчитать...
Иваныч тихо выматерился и снова обратился ко мне:
- Не темно тебе там, сынок, не холодно?
- Нет, спасибо, твой дебил мне тут фонарь оставил! Так что я и запалы нашел, и патроны, и рожки!.. Не извольте беспокоиться!
Руки затекли, но я должен был это сделать. Укрепив фонарь между ящиками, я тупо смотрел на автомат Калашникова с коротким прикладом, который положил перед собой на ящик с патронами. Рядом лежали затвор и заряженный магазин. Но я ни хрена не помнил, что куда вставляется.
"Ну давай, Леха, вспоминай военрука, двоечник хренов!" - я ругал себя последними словами, но толку от этого было немного. А Иваныч уже собирался поднять крышку... "Газоотводная... Так... Затвор...
Рычажок... Пружина..." Пальцы дрожали, пот заливал мне глаза. Чтобы потянуть время, я безостановочно тарахтел:
- Один мой знакомый служил в Чечне. И там его научили ставить растяжки.
Так после возвращения он всю квартиру оборудовал этими растяжками, говорил, что надежней любой сигнализации. Правда, вместо гранат он использовал другие устройства - то водой обольет, то краской заляпает... Первой, кстати, подорвалась теща. И все быстро пришлось свернуть.
- Не верится мне что-то, сынок, насчет растяжек...- подтвердил мои худшие ожидания Иваныч.- Да и оружие надо сначала к бою приготовить, а?
И тут у меня получилось! Я неожиданно ловко справился с газоотводной трубкой, влепил куда надо затвор и прищелкнул крышку.
- Так попробуй, чего там?- гостеприимно предложил я, воткнув рожок.
- Попробую, пожалуй...- добродушно сказал Иваныч.
Я передернул затвор, почти физически почувствовав, как патрон ушел в патронник.
- Будешь пролетать над Питером, не обосрись!- посоветовал я, сняв автомат с предохранителя и поставив его на автоматическую стрельбу (уроки нашего военрука вдруг всплыли в голове с предельной четкостью).- Город культуры все-таки!
- Слышь, Иваныч, он же бешеный,- зашептал Лысый.- Хрен его знает, чему их там в "расследованиях" этих учат?
- А, блефует, сука,- уверенно возразил Иваныч.- Умирать-то никому не хочется. Эх, етит твою мать...
Услышав, что он пытается поднять крышку, я что есть силы нажал на курок.
В крышке появилась дыра, и я на секунду увидел очумелое лицо Иваныча худое, бородатое и до смешного испуганное. Он рухнул на пол, и я почувствовал себя каким-то Рэмбо и сдуру шмальнул еще разок в образовавшуюся дыру.
- Ты что, гнида, делаешь?!!- завизжал Лысый.- Там гранат штук триста, мы ж на воздух взлетим!
- Я и говорю - будете лететь, не срите, где попало!
- Эй, слышь? Чего ты хочешь?- торопливо заговорил Иваныч, по-прежнему уткнувшись мордой в пол.
Я сидел на земле с автоматом в трясущихся руках и тяжело дышал.
- Вызывайте УБОП! заорал я и вспомнил рассказы Обнорского, замуровавшегося как-то в подвале у одной сволочи,- к нему тогда привели подставного мента.- Они мне сунут три удостоверения, и я их впущу. А сами можете валить!
- Срываться надо, пусть пыхтит там, захлопнутый...- заговорил откуда-то издалека осторожный Старый, и по его говору стало понятно, что он блатной.От этого погреба уже тайгой пахнуло.
- А ты за товар жопой своей расплачиваться будешь, придурок?- шумно отползая, прокряхтел Иваныч.
- Язык не бережешь,- спокойно ответил Старый, полностью оправдывая мои предположения.- Хлопотно жить будешь.
А на это я не подписывался. И работу свою сделал. Так что гони долю, я теряюсь!
- Вали!- зло крикнул Иваныч.- Бабки получишь завтра, как договаривались.
Вали отсюда!!!
- Мальчики, не ссорьтесь!- томным пидорским голосом пропел я.- И звоните в УБОП наконец. Я уже соскучился.
Наверху сплюнули, и раздался голос Старого: "Васек, теряемся!" Хлопнула дверь.
Я облегченно вздохнул - только блатных мне не хватало!
- Сынок, послушай,- после паузы заговорил Иваныч.- Там, где ты засел,товар. Лимона на два баксов... Хочешь в долю?
- Хочу в УБОП! Там такие мальчики...
- Ах ты, сука!!!- заорал он, и его тень вновь показалась в проломе.
Не долго думая, я вновь полоснул очередью по доскам.
Наверху стало тихо, потом послышался громкий шорох - Лысый с Иванычем по-пластунски поползли в кухню. Усмехнувшись, я направился за ними, прямо под прогибающимися досками. Честно говоря, я едва удерживался от желания выпустить еще пару очередей...
***
Лысый надсадно кашлял, привалившись к стене.
- Эти-то, блатные, ушли...- просипел он.- А мы тут вроде как заложники у террориста. Нужен этот, как его... по телеку еще... специалист по переговорному процессу...
Он хрипло засмеялся. Иваныч переспросил:
- Кто-кто?
- А...- оживился Лысый.- Ну приезжает такой с мегафоном и давай террористов разводить. Мол, ваши требования выполняются, деньги везем, то-се... Родственников привозят, чтоб те их, значит, уговаривали.
- Родственников?..- помолчав, протянул Иваныч.- Как там его зовут? Алексей...
Я сплюнул, вспомнив об удостоверении и мобильнике. А Иваныч, судя по шуму, вновь пополз на карачках. Остановившись на безопасном расстоянии от подпола, он ласково заговорил:
- Леш! Слышь, Леша!
- Чего надо?- отозвался я.- Телефончик УБОПа подсказать?
- Давай обсудим альтернативный вариант!- продолжал "переговорщик".- Ты сейчас на нервах весь. В запале. А у тебя небось мама есть или невеста?
- А при чем здесь невеста?- спросил я, "заглатывая наживку".
- Значит, свадьба скоро, так?- рассудительно заговорил Иваныч.- Деньги нужны... А у нас сто тысяч баксов для тебя отложены! Решили мы так! Может, это...
Обсудишь с невестой ситуацию? Пусть подъедет, поговорим, а?
- Ага, чтобы вы ее в заложники взяли?- недоверчиво протянул я.- Хрен вам!
- Да пойми ты, глупый,- жарко заговорил Иваныч,- нам заложники не нужны, нам вообще проблемы не нужны!
Нам товар нужен! У нас тоже дети дома, нам заработать надо! Давай невесте позвоним, а? Она у тебя кто?
- Воспитательница...- сказал я, вспомнив горностаевскую племянницу.
- Ну видишь!- обрадовался доморощенный психолог.- Небось нищая, как церковная мышь... Да и ты небось от ста кусков не отказался бы, а?
- Почему это нищая?- обиделся я.- У нее даже мобильник есть!.. Я ей на день рождения подарил, "бэушный"!- Я молил Бога, чтобы эти козлы мне поверили.- Ладно, дайте мой телефон!
- Э-э, нет,- сказал Иваныч и, судя по звуку, сел поудобнее. Расслабился...- Чтоб ты милицию вызвал? Ты номер скажи, а я с ней сам поговорю...
- А где гарантия, что она милицию не вызовет?- спросил я.
- Ну это уж мои заботы!- ответствовал Иваныч и мирно хихикнул.
- Ладно,- решился я.- Набирай...- и продиктовал номер горностаевской трубки.- Только при мне давай звони, чтоб я слышал!
- Ладно!- добродушно откликнулся Иваныч, и наверху запиликали кнопки.
Теперь мне оставалось только уповать на Вал юшки ну сообразительность.
- Алло? Валентина Ивановна?- закричал Иваныч, и я замер.- Это вас из медпункта беспокоят... Поселка Васкелово!.. Да! Да, насчет Алексея Львовича! Он тут случайно ногу сломал... попросил вас подъехать. Что? А сам он сейчас на перевязке, болевой шок, знаете ли... Да... Подъедете? Ага, адрес диктую...
Я привалился к ящику и закрыл глаза.
Впервые за весь день мне стало по-настоящему страшно. Валя-Валя, во что я тебя вписал? Дал бы телефон Шаха или Обнорского на худой конец... Но было поздно.
Объегорил меня Иваныч, и что теперь будет - одному Богу известно...
Иваныч кашлянул.
- Слышь, Леша, подъедет твоя раскрасавица.- Он был явно доволен собой.Думаю, договоримся. Может, выйдешь, чайку попьем?
"Скрутят они Горностаеву,- подумал я.- Потому что Леша Скрипка оказался полным мудаком".
- Черта с два!- зло крикнул я.- Сначала деньги, потом и чайку можно!
- Ну как знаешь,- спокойно согласился Иваныч, предвкушая свой триумф.Мы с ней так договорились: до станции сама доберется, а там позвонит.
Я ее встречу.
- Слышал,- вяло сказал я. Хоть бы стрельнул пару раз, пока они болтали - все бы лучше было...
- Может, свалим, пока не поздно?- зашептал Лысый.
Иваныч не обратил на него внимания.
- А когда свадьба-то, Леша?
Я не ответил. Мне было тошно...
Часа через два, когда наконец зазвонил телефон, я был уже на пределе. Сидя с автоматом в руках, я мысленно заклинал Валю не ездить ни в какое Васкелово, обидеться на меня смертельно и не ездить.
***
Иваныч стоял на крыльце, жадно затягиваясь "беломориной" и поглядывая на часы.
Зазвонил телефон, и он неуклюже нажал на "прием".
- Але?
- Але, это фельдшер?- спросила Горностаева.
- Да-да!
- Что-то почти ничего не слышно...
Але!
- Але, я вас слышу, вы где?- орал псевдофельдшер.
- Там помехи какие-то...- злилась Горностаева.- Выйдите на открытое пространство! Але, але!
Иваныч сделал несколько шагов по тропинке:
- Але!
- Вот сейчас чуть получше... опять пропали... Але!
- Але, слышно?- Иваныч сделал еще несколько шагов.
- Да еще отойдите,- просила Валя.- Там помехи какие-то... Але!
Иваныч подошел к калитке и завопил что есть силы:
- Але! Так лучше? Вы где?..
- Да, теперь хорошо!..- сказала Горностаева и отключилась.
В ту же секунду с калитки на Иваныча обрушился боец СОБРа. А с забора ссыпались еще десятка полтора и побежали к дому.
***
Ничего этого я не видел. Да и слышал только отчасти. А узнал подробности уже потом, когда, обняв Валю, стоял у злополучного рефлектора. Только теперь я почувствовал, как страшно я замерз. Сквозь открытую дверь в комнату было видно, как офицер общался с Лысым и Иванычем. Рожи у них были те еще - они так и не пришли в себя после штурма. Иваныч, кстати, выглядел гораздо хуже Лысого. Видимо, бойцы отнеслись к нему не слишком нежно. Перешучиваясь и матерясь, они выносили из подпола ящики с оружием, а широкоплечий майор, с которым меня как-то знакомила Завгородняя, добродушно рассказывал:
- Тут, короче, такая фигня... Мы этих козлов давно пасли, только они в последнее время почуяли что-то и дислокацию сменили. Прежняя база у них в Орехово была.
Майор подмигнул мне и понизил голос:
- Знаешь, откуда они железо таскали?
Из Вологды! Там склады огромные, а этот Иваныч - прапор, недавно уволился. Но связи-то остались. Тут оружия,- он по-детски наморщил лоб,миллиона на полтора баксов...
- На два,- поправил его я.
- Ну на два,- согласился он.- И представляешь, месяц, как мы их потеряли,- и тут Светка звонит! Помоги, говорит, подружке, у нее, мол, проблема! Каково?
И он громко расхохотался.
- Леш, мы скоро поедем домой?- устало спросила Валя.
- А ты не хочешь, как "приличный репортер", дождаться информации?удивился я.- Ты же небось собираешься дать эксклюзивный материал в ленту новостей?
Но Горностаева посмотрела на меня странным взглядом (таким, который появился у нее в последнее время) и серьезно сказала:
- Не-а. Я на этой неделе дежурю по психам. А по ленте дежурит Соболин. Ему уже позвонили.
- Тогда поехали,- сказал я.
Всю дорогу до Питера я проспал как ребенок.
***
Сдерживая хохот, я смотрел на Мишку Модестова в камуфляжной форме. Со злобным выражением лица он тщательно прицеливался. По лицу его катились крупные капли пота, пока он прищуривал то один, то другой глаз. Наконец, закрыв оба, он стрельнул и выматерился.
Слева на него скептически поглядывала супруга - Нонка Железняк (тоже в камуфляже) - и качала головой. Потом, приникнув к прицелу и лихо дунув на мешающую прядку, она тоже выстрелила. Ее мишень упала.
Еще левее стрелял Кононов - после каждого выстрела он удивленно смотрел на не шелохнувшуюся мишень и озабоченно осматривал автомат.
Еще левей Каширин методично сажал одну пулю за другой - губы его шевелились:
- За Родину!.. За Обнорского!.. За двадцать восемь панфиловцев! За Зою Космодемьянскую... За янтарную комнату!..
Рядом с ним лежал Соболин - он жевал резинку и явно играл кого-то вроде Лимонадного Джо. Пытаясь стрелять небрежно, он попадал через раз. К тому же ему очень мешала раскинувшаяся в изящной позе Завгородняя, которая нежно внимала указаниям молодого старлея, показывающего ей, как нужно правильно целиться.
И, наконец, рядом со мной лежал Спозаранник. То и дело поправляя очки, он все делал по правилам, аккуратно сбивал все мишени и после каждого выстрела снисходительно смотрел на коллег.
К сожалению, Глеб Егорыч не замечал, что я внимательно слежу за его движениями и стреляю синхронно с ним, причем по его же целям. Инструктор, стоявший за моей спиной, усмехался в усы, но, повинуясь красноречивым жестам мстительной Агеевой, молчал.
Вся эта "войнушка" была плодом моих титанических усилий. Две недели я убеждал Обнорского, что журналистам необходима боевая подготовка. Но он, так и не сумевший простить мне "васкеловской кампании", только орал и брызгал слюной. Потом, когда я его все-таки уломал и с невероятным трудом договорился о стрельбах на Ржевском полигоне, возмутились все остальные. Но и их удалось успокоить административными методами. И вот теперь все получали удовольствие. Кроме, пожалуй, Горностаевой. С ней в последнее время творилось невесть что.
То и дело вздрагивая от канонады, она мучилась за стоявшим неподалеку столом, разбирая автомат. Над ней, совершенно озверевший, нависал Обнорский. Рядом, посмеиваясь, стоял Зудинцев.
- Ай!..- кричала моя "невеста", пытаясь вытащить застрявший палец.- Что за черт! Мне его не вытащи-ить!
- Горностаева, ну что же ты такая тупая?!- горячился шеф.- Это же в пятом классе на НВП делают!
- А я болела!- хныкала Валентина.
- Показываю последний раз!- вырывал у нее из рук автомат Обнорский.Рожок!.. Газоотводная!.. Защелка!.. Крышка!.. Пружина!.. Затвор!.. Теперь обратно!..
Горностаева ревела, обхватив голову руками:
- Я никогда этому не научусь! Лучше пристрелите меня, Андрей Викторович!
Я подошел к ним и мужественно сказал:
- Не троньте девушку, шеф. Не женское это дело...
- Да?!- издевательски воскликнул Обнорский.- А всяких мудаков из подвалов вынимать - женское?
Ответить мне было нечего. Выручил Модестов, который подошел к Обнорскому и практически уперся стволом ему в живот.
- Андрей, у меня что-то с прицелом, кажется...- сказал он невинно.
- Охренел?!- завопил Обнорский, отскочив в сторону и резко нагибая вниз Мишкин автомат.- Кому сказано - ствол должен смотреть в землю?!
Зудинцев утер слезы. А мы с Валей пошли к автобусу.
- Леш,- сказала она.- Я ухожу из Агентства.
- Да ну?- не слишком удивился я.- А куда?
- Не знаю,- призналась Горностаева.
- Может, замуж за меня пойдешь?- пошутил я.- А что, я прокормлю...
Она снова посмотрела на меня очень странно. Так, как смотрела все последнее время. И мне ничего не оставалось, как крепко ее поцеловать. С линии огня донеслись аплодисменты. А она снова заплакала.
***
Ночью, глядя на ее неуловимо изменившееся в последнее время лицо, я дал себе слово разобраться с этим. В смысле, с тем, что происходит с ней в последнее время. Не чужой же человек, в конце концов...
Я тихонько погладил Горностаеву по щеке, а она, не просыпаясь, прижалась ко мне и пробормотала:
- Пойду...
- Куда,- шепотом спросил я.- Куда ты пойдешь, дурочка?
- Замуж... Замуж за тебя пойду,- сказала она и, уткнувшись носом в мое плечо, сладко засопела.
ДЕЛО О СМЕРТИ НА ПРЕЗЕНТАЦИИ
Рассказывает Валентина Горностаева
"Горностаева Валентина Ивановна, 30 лет, сотрудница архивно-аналитического отдела "Золотой пули". Квалифицированный журналист, но обладает неуживчивым характером. Эмоционально неуравновешенна, склонна к непредсказуемым поступкам. Язвительна, но в глубине души романтична. Периодически возникают слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации Горностаевой, однако при том она уже давно поддерживает внеслужебные отношения с замдиректора Агентства Алексеем Скрипкой..."
Из служебной характеристики
Этот день не задался с самого утра.
Сначала убежал кофе, потом закатила скандал пятилетняя племянница, которую сегодня именно мне предстояло отвести в детский сад.
- Не хочу эти колготки,- вопила Машка,- они противные и к юбке не подходят.
- Живо одевайся,- железным голосом говорила я.- Мала еще выкаблучиваться.
Но Манюня не желала считаться с моими доводами, она размазывала слезы и причитала:
- Не люблю тебя, хочу, чтобы мамочка-красавица вела меня в садик.
Но Машкина мамочка - а моя сестра - благополучно убежала под предлогом того, что "опаздывать на практику по хирургии ни в коем случае нельзя". При этом она успела напялить на себя мой любимый свитер и прихватила мобильник, бросив на прощание: "Я же врач и не могу без телефона".
Моя сестрица всегда отличалась исключительной наглостью. Дотащив Машку до сада, я с трудом втиснулась в переполненную маршрутку, а в метро обнаружила отсутствие кошелька. То ли я потеряла его сама, то ли кто-то помог мне в этом, но подобные истории повторялись с завидной регулярностью. Количество потерянных и украденных у меня кошельков счету не поддается.
К тому же в этом, как назло, была магнитная карта, и в поисках мелочи на жетон мне пришлось трижды обшарить сумку.
Словом, когда я добралась до Агентства, настроение было окончательно испорчено.
Но неприятности продолжались. На столе меня ждал многострадальный синопсис для очередного сборника новелл "Все в АЖУРе", который по настоянию Обнорского я переписывала уже в пятый раз. На сей раз шеф вернул мне его, щедро украсив страницы жирными вопросительными знаками, а каждый второй абзац сопровождала ремарка:
"Не верю!" "Тоже мне Станиславский",- в сердцах подумала я. Он, видите ли, не верит!
Да если бы еще год назад кто-нибудь сказал, что мне придется писать новеллы, я бы тоже ни за что не поверила. Но тем не менее сборники издаются, и их даже читают. Теперь вот режиссер Худокормов снимает по ним сериал, и герои новелл обретают кровь и плоть на экране. В жизни чего только не бывает.
С отвращением откинув ненавистный синопсис, я включила компьютер и приготовилась заводить в него очередную сводку криминальных событий, которую ежедневно выпускала "Золотая пуля". Но погрузиться в "увлекательный" мир убийств, разбойных нападений, ограблений и других не менее приятных событий мне помешало явление Железняк.
- Модестов не заходил?- спросила она, окидывая нашу комнату подозрительным взглядом.
После недавнего переезда здесь творился форменный кавардак, и субтильный Модестов теоретически вполне мог спрятаться внутри одного из шкафов, содержимое которых в беспорядке валялось на полу. Сегодня он еще не удостаивал нас своим посещением, но это не помешало мне, не моргнув глазом, солгать:
- Был, но недавно ушел.
Нонна посмотрела в мою сторону с выражением гадливости на лице и выразительно хлопнула железной дверью.
Агеева поморщилась на этот отвратительный лязг и, не отрываясь от монитора, сказала, что заводить романы с женатым мужчиной, у которого к тому же трое детей,- последнее дело. Вообще-то подобные сентенции не в стиле Марины Борисовны, но после того, как Марк, о котором она мне столько рассказывала, предпочел Марине ее собственную дочь, Агеева временно пребывала в угнетенном состоянии духа. Мне стало стыдно. Потом я разозлилась на Модестова, который, в очередной раз устав исполнять роль заботливого отца и мужа, не придумал ничего лучшего, как обратить свое внимание на меня.
Самое смешное, что никакого романа между нами не было. И если я позволяла Мишеньке изображать из себя плейбоя, так это только потому, что Скрипка уехал в отпуск, вновь заявив, что общение со мной плохо сказывается на состоянии его нервной системы. Нервная система Модестова, очевидно, требовала чего-то экстремального. Во всяком случае он всерьез решил, что мои рыжие волосы и строптивый характер помогут ему ощутить себя настоящим мужчиной и выйти из состояния творческого кризиса, в котором он пребывал в последнее время. Наверное, я не должна была поощрять его ухаживания, но чего не сделаешь назло Скрипке. При мысли о Леше мне сделалось совсем грустно. "Небось там, в своем отпуске, даром времени не теряет.
Вот возьму и соблазню Модестова, и пусть тогда у Нонки появится законный повод беситься, а еще лучше - у Обнорского".
От этих грандиозных планов меня отвлек Спозаранник, которому срочно понадобились статьи Ольги Харитоновой.
- Вам хватит получаса для выполнения этого задания?- обратился он ко мне.
- Что за спешка?- спросила я, недоумевая, с чего это вдруг Глеб заинтересовался творчеством моей бывшей сокурсницы.
Спозаранник снял очки, укоризненно посмотрел на меня и отчеканил:
- Сегодня ночью корреспондент газеты "Зелень лета" Ольга Харитонова погибла на презентации в оранжерее заповедника "Белые ночи".
Это известие сразило меня наповал. Я хорошо знала Ольгу. Когда-то нас связывала тесная дружба, но после окончания университета наши пути разошлись: она не разделяла моего тогдашнего восхищения Обнорским и считала расследовательскую журналистику делом грязным и ненужным. Впрочем, это не помешало нам чрезвычайно обрадоваться друг другу, когда неделю назад мы случайно встретились на пресс-конференции. В тот день Ольга спешила, но за короткое время, которое понадобилось нам, чтобы выпить кофе, она успела рассказать мне, что наконец нашла себя в "Зелени". Выглядела Харитонова просто классно и даже обещала навестить меня в "Золотой пуле".
Отказываясь верить в ее гибель, я пошла в комнату выпускающих, чтобы почитать сегодняшнюю сводку, где должна была появиться информация о ночных происшествиях. Все было так, как сказал Глеб; в сухом изложении репортеров эта смерть выглядела еще более нелепой: "В 23.10 на презентации Фонда в поддержку биологической науки, проходившей в оранжерее заповедника "Пальмира", металлическая рама со стеклом упала на голову журналистке Ольге Харитоновой. Полученные травмы оказались несовместимыми с жизнью. Обстоятельства уточняются".
"Кошмар!" - подумала я. И нахлынули воспоминания...
***
Харитонова была самой яркой девушкой на нашем курсе. Она приехала откуда-то с Казахстана и жила в крошечной квартире на улице, которая в те годы носила имя Куйбышева. Сюда мы умудрялись набиваться всей нашей группой и под гитару и водку ночи напролет грезили о будущей журналистской славе. Ольга была не похожа на нас. Она вообще не была похожа ни на кого и выделялась из любой толпы своей утонченной восточной грацией. С чьей-то легкой руки за ней закрепилось имя Хлоя, и хотя смуглая, острая на язык Ольга менее всего походила на наивную пастушку из древнегреческой пасторали, оно странным образом шло ей. Эстетка и театралка Хлоя не пропускала ни одной премьеры у Додана и собиралась стать театральным критиком. Любили Ольгу не все, но я восхищалась ею безоглядно. Всякий раз, когда она входила в аудиторию, привычным жестом поправляя волнистые волосы, мое сердце готово было выскочить из груди. Это была самая большая и самая чистая любовь в моей жизни. Во время наших ночных посиделок Хлоя обыкновенно садилась на пол и, обхватив руками колени, читала Цветаеву, а потом свои собственные стихи. "Ах, зачем свечи, ведь они не вечны? Как не вечны плечи у меня в ладонях, как не вечны губы, что словами гонят. Убегу в радость и назад ни разу..."
***
Такие вот воспоминания роились в моей голове, когда ровно через тридцать минут я принесла Глебу извлеченные из Интернета статьи Харитоновой. Он удовлетворенно кивнул и сказал, что я - птица на ветвях его души. В устах Спозаранника этот лингвистический изыск означал высшую похвалу и конец аудиенции, но я продолжала в растерянности стоять перед ним, словно ждала чего-то.
- Глеб, ты думаешь, что смерть Харитоновой не была случайностью?
- Скорее это похоже на четко спланированное убийство,- не отрываясь от чтения, ответил он.
- Я хорошо знала Ольгу, мы учились с ней на одном курсе. Кому и зачем понадобилось убивать ее?
- Вот это нам и предстоит выяснить,- многозначительно изрек Спозаранник.- И вместо того, чтобы стоять здесь, обратившись в соляной столб, именно вам, Валентина Ивановна, следовало бы поехать в "Пальмиру" и уточнить обстоятельства смерти вашей сокурсницы.
Я ощутила мерзкий холодок где-то внутри, и первым моим желанием было немедленно отказаться от этого предложения. Но Глеб испытующе смотрел на меня сквозь очки, и под этим взглядом я внезапно ощутила себя трусливой дрянью, готовой предать Хлою. Именно поэтому я согласилась поехать в заповедник.
***
В коридорах "Золотой пули" сновали киношники. Режиссер Худокормов распоряжался операторами, которым предстояло снимать интерьер кабинета Обнорского.
Мимо меня пробежал актер, приглашенный на роль Спозаранника, который был удивительно похож на Глеба. С тех пор как начались съемки фильма, актеры появлялись здесь часто, стараясь лучше узнать тех, кого им предстояло играть.
- Может, покурим?- подскочил невесть откуда взявшийся Модестов.
- Да отстань ты,- отмахнулась от него я.- И без тебя тошно. Иди вон лучше к жене, она с утра тебя ищет.
Обиженный Миша подошел к окну и галантно поднес зажигалку Асе Барчик. Этой роскошной девице предстояло воплотить на экране Снежану Прибрежную, от лица которой писала Завгородняя. Я искренне пожалела актрису, которой суждено было исполнять роль моей героини, Куницыной, и направилась в буфет.
Там сидели Завгородняя и Железняк, они пили морковный сок и о чем-то оживленно сплетничали. При моем появлении Нонка дернулась и, прихватив с собой недопитый стакан полезного напитка, демонстративно удалилась. Я взяла горячий беляш и молоко, пить которое приучил меня Скрипка, и подсела к Завгородней.
- Слушай, что у тебя с Модестовым?- спросила Светлана.
Отметив про себя, что Железнячка успела поплакаться ей в жилетку, я поковыряла свой любимый беляш, есть который мне почему-то расхотелось, и с раздражением ответила:
- Да ничего нет, на фиг он мне сдался.
- Ну на фиг не на фиг, а помнится, когда-то давно ты жалела о том, что выбрала Скрипку, а не Модестова,- сказала Светка.
- Нашла о чем вспоминать,- фыркнула я.- Надеюсь, ты не поделилась этим фактом моей биографии с Железняк?
- Нет, конечно, но все-таки зря ты ее дразнишь.
- Да Нонка сама заполошная!- взорвалась я.- Вспомни, как она домогалась Спозаранника.
- А что, Скрипка опять взял таймаут?- задала вопрос Завгородняя, оставляя без внимания мою реплику.
Светкина проницательность делала ей честь, но обсуждать с ней наши со Скрипкой взаимоотношения мне не хотелось. Поэтому я встала из-за стола, сказав Завгородней, что уезжаю в "Пальмиру".
В автобусе меня неожиданно укачало, и я подумала, что не следовало запивать молоком беляш. Почему-то вспомнился прошлый год, когда я отравилась в буфете, и Скрипка отвез меня домой, а потом, вместо того, чтобы посидеть со мной хоть полчасика, помчался к своему мальчику-стажеру из Эстонии, который потом оказался девочкой, что не помешало им с Лешкой целый месяц спать валетом на одном диване. Этот ни слова не говорящий по-русски мальчик-девочка поссорил нас тогда в очередной раз. Хотя надо признать, что стажер был любимцем всего Агентства и здорово помог тогда Скрипке, который занимался делом об отравлениях в буфете.
После ночного происшествия заповедник был закрыт для посетителей, и, чтобы попасть туда, мне пришлось предъявить удостоверение "Золотой пули". Оперативники уже разъехались, и единственный, кого я встретила в злополучной оранжерее, был высокий парень в комбинезоне, который наводил здесь порядок. Он недовольно посмотрел в мою сторону и вновь принялся складывать в пластиковый мешок бутылки, недоеденные бутерброды и пластиковые стаканчики, в избытке валявшиеся среди пальм и цветов. Я подняла голову вверх, туда, где рядом с банановой пальмой зияла огромная дыра, оставленная выпавшей рамой, и невольно содрогнулась. "Нет, это не могло быть убийством",- думала я, стараясь не смотреть на осколки стекла и примятую влажную зелень. Было душно, неприятные цветы, похожие на огромные хищные кувшинки источали слабый аромат, и я вновь почувствовала тошноту. Потом со мной начало происходить нечто странное: в ушах загудели тысячи сирен, а земля стала стремительно уходить из-под ног.
- Вам лучше?- донесся до меня чей-то голос.
На корточках передо мной сидел парень в комбинезоне. У него были синие глаза, какие бывают только на картинах художника Глазунова.
Мне действительно было лучше, и о недавнем обмороке напоминал только слабый шум в ушах.
- Долго я так провалялась?
- Не больше минуты,- сказал синеглазый парень, помогая мне подняться.
- Ты давно здесь работаешь?
- Третий год.
- И часто в оранжерее проходят презентации?
Его голос стал суровым:
- Такого безобразия, как прошлой ночью, на моей памяти еще не было. Мало того, что оранжерея превращена в свинарник, так еще и рама со стеклом упала прямо на хризантемы и погубила новые сорта.
К тому же все эти любители халявной выпивки растоптали несколько кустов орхидей. Вот взгляните.
Он поднял с земли цветок с черными, уродливо изогнутыми лепестками и посмотрел на него с видимым сожалением.
- Вчера здесь погибла журналистка,- попыталась я придать его мыслям другое направление.- Ты не знаешь, как это случилось?