Дело о спасении телезвезды (Сборник новелл)

Но, похоже, что сломанная орхидея интересовала парня куда больше, чем бедная моя Хлоя. Он насупился и забормотал, что устраивать пьянки среди редких растений - кощунство, затем понес какую-то околесицу про то, что каждому грешнику своя кара, и, схватившись за мешок, вновь принялся швырять в него остатки ночного пиршества.

- Скажи хотя бы, кому в голову пришла мысль устроить в оранжерее это безобразие?

- Это вы у начальства поинтересуйтесь, а я - человек маленький, что велят, то и делаю.

Он поднял с земли кусок белого мрамора, который показался мне подозрительно похожим на кисть человеческой руки, и, сокрушенно покачав головой, отправил его в свой мешок. Судя по всему, этот странный уборщик не был настроен на продолжение разговора. "Псих какой-то",- подумала я и вышла в сад.

После душной оранжереи оказаться на свежем воздухе было наслаждением. Осень только начиналась, и заповедник еще не утратил своей пышной красоты. Я медленно пошла по пустынным дорожкам, думая о Хлое и этом странном парне, как вдруг услышала чьи-то приглушенные рыдания.

На скамейке под сенью огромного дерева сидела девушка и плакала, уткнувшись лицом в колени. Так безнадежно и горько умеет плакать Манюня, когда ей отказываются покупать очередную Барби. Внезапно под моей ногой хрустнула ветка, девушка подняла голову, и на меня глянуло симпатичное зареванное личико с черными дорожками слез. Чтобы не смущать эту юную особу, я поспешила уйти.

В дирекции "Пальмиры" мне сообщили, что в связи с ночным происшествием увидеть сегодня кого-либо из тех, кто имеет отношение к презентации, невозможно.

Услышав это, я с облегчением вздохнула: события этого дня вымотали меня настолько, что больше всего на свете мне хотелось лечь и закрыть глаза, а может быть, плакать, как эта девушка в парке.

***

Выслушав мой отчет о поездке, Спозаранник поморщился и сказал, что из меня никогда не выйдет хорошего расследователя.

Сам он за то время, что я была в заповеднике, успел не только изучить статьи Харитоновой, но съездил в морг, выяснил имена учредителей Фонда в поддержку биологической науки и поговорил с журналистами "Зелени лета".

- Ну и что тебе удалось узнать?- спросила я.

- А то, что председатель Фонда - Эраст Бамбук, личность одиозная и сомнительная, а Харитонова сумела вскрыть серьезные нарушения в его работе,с этими словами Глеб положил передо мной Ольгину статью "Бизнес на соцветиях".- Между прочим, в момент наступления смерти в крови Харитоновой содержалось большое количество алкоголя. Не иначе, как ее специально заманили на презентацию, напоили и подстроили убийство - в этом убеждены и в "Зелени лета".

- На презентациях не пьешь только ты,- заметила я.- Что до сотрудников "Зелени", то гибель любого журналиста всегда пытаются преподнести как убийство борца за правое дело. Пойми, Глеб, я хорошо знала Ольгу. Она могла быть какой угодно - бесшабашной, веселой, язвительной. Могла выпить столько, что тебе и не снилось, сплясать канкан на столе, выкинуть любой финт.

Единственное, чего она категорически не могла, так это быть борцом против коррупции в биологической науке.

Мой вдохновенный монолог, конечно же, не убедил Спозаранника, который с маниакальным упорством отстаивал версию убийства. Согласились на том, что завтра я снова поеду в заповедник и поговорю с организаторами презентации. Выйдя от Глеба, я схватилась за сигарету, но после первой затяжки почувствовала, что курение не только не доставляет мне привычного удовольствия, но напротив - вызывает отвращение.

- Валентина, ты плохо выглядишь,- сказала Агеева, когда я вошла в нашу комнату.

- Устала, как собака,- пожаловалась я.- Да еще мутит целый день.

- Меньше надо беляши в буфете лопать,- резонно заметила Марина Борисовна.- Выпей вон лучше кофе, я только что заварила, и собирайся, пора идти.

- Куда идти?- спросила я, думая о том, что кофе мне почему-то тоже не хочется. Не иначе, как меня сразила неведомая болезнь.

- Ты что, забыла о сегодняшнем празднике?- возмутилась Агеева.

Тот факт, что "Золотая пуля" отмечает сегодня свой очередной день рождения, действительно вылетел из моей головы.

- Я не пойду, сил нет, да и настроение совсем не праздничное.

- Не выдумывай, пожалуйста,- сказала Марина Борисовна,- тебе надо развеяться, а то совсем захиреешь в ожидании Скрипки.

Она закрутилась перед зеркалом, оглаживая длинное черное платье, и, глядя на нее, я подумала, что лучшим лекарством от любви является другая любовь.

***

В маленьком кафе было шумно и весело. Звучали здравицы в честь "Золотой пули", хлопали пробки шампанского. Приглашенные на праздник актеры создавали забавную неразбериху, где реальные люди путались с вымышленными персонажами, и все это тонуло в оглушительном хохоте.

- Куницына, иди к нам,- кричала Ася Барчик, которая сидела радом с Завгородней,- выпьем за успех нашего предприятия.

Видеть их вместе было странно, наверное, одна красавица - хорошо, а две рядом - это уже много. Я поискала глазами Агееву. В толпе любителей пения она стояла у караоке и отчаянно фальшивила в микрофон: "Я отдала тебе, Америка-разлучница, того, кого люблю". Стоявший рядом с ней Гвичия всем своим видом показывал, что готов заменить Марине Борисовне не только американцев, но и всех прочих иностранцев взятых вместе.

- Зурабчик, посмотри, как я похудела,- жаловалась она.- Ничего от бедной девушки не осталось.

- Асталось, очень асталось,- с придыханием говорил Гвичия, смыкая руки на ее тонкой талии.

Они пошли танцевать, и в объятиях грузинского князя Марина Борисовна забыла своего неверного Марка. Понаблюдав за ними некоторое время, я почему-то вспомнила стихи Хлои: "...только эта радость для чужого глаза, только этот голос слишком преднамерен, я сама не знаю, где себе поверить". Мне было грустно, и, чувствуя себя больной и усталой, я пошла домой.

Сашка сидела на кухне, уткнувшись в учебник по хирургии.

- Ужин на плите,- буркнула она.

- Не хочется,- сказала я и достала из холодильника пакет молока.

Зная, что обыкновенно я не страдаю отсутствием аппетита, сестра покосилась на меня и спросила:

- Что-то случилось?

Благоразумно умолчав об утрате очередного кошелька, я рассказала ей о Харитоновой и о том, как грохнулась в обморок в оранжерее, и что, наверное, заболела, потому что весь день отвратительно себя чувствую. В глазах сестры вспыхнул профессиональный интерес. Она измерила мне давление и тут же принялась собирать анамнез, задавая идиотские медицинские вопросы.

Выслушав симптомы, Сашка полезла на антресоли и извлекла оттуда детский микроскоп, который мать подарила ей в школьные времена.

- Это еще зачем?- испугалась я, подумав, что сейчас она начнет колоть мой палец.

Мне уже приходилось бывать подопытным кроликом, когда сестрица отрабатывала технику внутривенных вливаний. К счастью, до иглы дело не дошло. На сей раз Сашке потребовалась от меня всего лишь слюна, которую она стала изучать под микроскопом.

- Ну что, Склифосовский, каков диагноз?- ехидно поинтересовалась я.

Сашка оторвалась от окуляра и, внимательно посмотрев на меня, сказала:

- Твоя болезнь называется ранний токсикоз беременности.

- Ты с ума сошла,- выдавила я, когда после минутного шока обрела дар речи.

- Если из нас двоих кто и сумасшедший, так это ты,- обиделась Сашка.Можешь для верности сходить к гинекологу, но, если учесть объективные симптомы, сомневаться не приходится. Видишь, глыбки?

Я посмотрела в окуляр микроскопа и не увидела там ничего, кроме голубоватосерых разводов.

- И что ты собираешься делать, если мой диагноз подтвердится?- спросила Сашка.

- Рожать, конечно. Пусть у Машки будет братик...

- У которого тоже не будет отца,- продолжила сестра.- Насколько я понимаю, отец ребенка - Скрипка, который жениться на тебе не собирается.

- Ты правильно понимаешь,- сказала я.- Но это ничего не меняет, у меня будет ребенок.

Так закончился этот сумасшедший день.

***

Директор заповедника Станислав Петрович Вересов встретил меня с великой симпатией. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина, не старше сорока лет, с тонкими чертами лица, тонким запахом дорогого парфюма и светлыми, слегка вьющимися волосами. Его костюм был безукоризненным, манеры - тоже.

- Чем "Пальмира" смогла заинтересовать ваше уважаемое Агентство?вежливо поинтересовался он и, перехватив мой взгляд, устремленный на крупные гроздья диковинных цветов, пояснил: - Этот сорт орхидей называется фаленопсисы. Они названы так за свое сходство со стайкой летящих бабочек.

Название показалось мне неблагозвучным, никакого сходства с бабочками я не увидела, но Станислав Петрович тут же спросил:

- Вы любите орхидеи?

Сказать по правде, я не люблю орхидей.

Мое отношение к ним сформировалось под впечатлением прочитанного в детстве рассказа Уэллса "Цветение странной орхидеи".

С тех пор эти причудливые цветы вызывают во мне неприятное чувство. Но Вересов уже забыл о своем вопросе и заговорил о том, сколько новых открытий сулит научная орхидология. В течение нескольких минут мне пришлось слушать его вдохновенный рассказ о количестве тычинок в орхидных, успехах гибридизации и прочем, пока, наконец, воспользовавшись возникшей паузой, я не смогла объяснить Вересову цель своего визита.

- Это ужасно,- произнес Станислав Петрович, и лицо его потускнело.Конечно, не следовало устраивать презентацию в оранжерее, но Бамбук надеялся с ее помощью привлечь журналистов и инвесторов.

Заповедник очень многим обязан этому человеку. Именно благодаря Эрасту Леонидовичу "Пальмира" смогла получить гранты и выбраться из экономической ямы. Ведь и Фонд этот Бамбук создавал для того, чтобы помочь нам. Потому что совсем обнищал заповедник, вот уже и рамы вываливаются прямо на людей. И это, заметьте, не первый случай: несколько дней назад рама уже падала, правда, тогда пострадала только мраморная статуя. Бедная девушка... Мы, разумеется, возьмем на себя все расходы, связанные с ее похоронами, но поверьте - и я уже говорил это, давая объяснения милиции,- в том, что случилось, бессмысленно искать виновных. Это рок, фатум.

Я верила Станиславу Петровичу. Этот обаятельный интеллигентный ученый был мне симпатичен, несмотря на свое пристрастие к орхидеям и парфюму, от запаха которого меня мутило.

В отличие от элегантного Вересова председатель Фонда в поддержку биологической науки Эраст Бамбук был коренастым и плотным, с явно наметившимся брюшком и примечательной прической: волосы, подстриженные спереди "под ежик", оставались длинными на затылке. Экстравагантная стрижка удивительным образом шла ему.

Вообще во всем его облике чувствовалась некая притягательность. Обычно мужья ревнуют таких к своим женам. Кабинет Эраста Леонидовича был увешан всевозможными дипломами, благодарственными письмами и фотографиями. Очевидно, Вересов успел предупредить его о моем визите, потому что Бамбук заранее приготовил папку с учредительными документами Фонда.

ИЗ

- Прошу вас,- сказал он, подавая ее мне.- Вы журналисты - люди дотошные и привыкли во всем сомневаться.

Я листала папку, заранее зная, что найду в этих аккуратно подшитых бумагах лишь свидетельство того, что руководимый Бамбуком Фонд может отчитаться в каждой копейке, поступившей на его счет.

- И все-таки проводить в оранжерее презентацию было нельзя,- сказала я, возвращая ему документы.

- Видите ли,- начал Бамбук,- мне казалось, что необычность обстановки позволит приглашенным журналистам увидеть проблемы нашего заповедника иными глазами. Наверное, меня подвела некоторая склонность к зрелищности. Мои родители были провинциальными актерами, и детство прошло рядом с театральными подмостками. Своим именем я обязан матушке, которая обожала Гарина. Вы помните короля в "Золушке"? Как он просил доброго волшебника сделать что-нибудь этакое, приятное всем присутствующим...

- Ваша любовь к необычному стоила человеческой жизни.

- Я глубоко сожалею о случившемся,- развел руки Эраст Леонидович,- но если вы пришли затем, чтобы обвинить кого-то из организаторов презентации в смерти журналистки, то это полная чушь. Сегодня в Интернете уже появился пасквиль, который порочит Фонд и называет гибель журналистки убийством. Харитонова приходила ко мне брать интервью, и, насколько я успел заметить, проблемы биологии ей глубоко безразличны. Ее статья "Бизнес на соцветиях" содержала массу нелепостей, и мы пригласили на презентацию Ольгу Харитонову специально для того, чтобы она поняла это и увидела, как увлекателен может быть мир растений.

Слова Бамбука падали на почву, взрыхленную моими собственными мыслями. Оставалось убедить Глеба, но это было самое трудное.

- А что за парень убирал вчера оранжерею?- спросила я, разглядывая фотографии на стене.- Мне он показался немного странным.

- Это Сергей Логинов, он учится в Лесотехнической академии и подрабатывает у нас. Немного странный, но исполнительный и влюбленный в заповедник юноша.

Неожиданно мое внимание привлекла фотография, на которой я увидела ту самую оранжерею, где проходила презентация. Те же дорожки, орхидеи, пальмы, только стеклянные рамы все в целости, и в центре стоит мраморная скульптура девушки с венком на голове.

- Скажите,- обратилась я к Бамбуку,- эта та самая статуя, на которую тоже упала рама?

- Да, "Хлоя" была ее первой жертвой,- с пафосом сказал Эраст Леонидович.

- Хлоя?- по вполне понятной причине вздрогнула я.

- Это мраморная копия знаменитой греческой пастушки. Помните Лонга?..

Дальнейшие слова Бамбука словно тонули в моем сознании. Я не воспринимала их, и лишь резкий телефонный звонок вывел меня из этого полубредового состояния.

Бамбук снял трубку, выслушал невидимого собеседника, потом извинился и сказал, что срочно должен уйти.

- Вы удовлетворены?- спросил он на прощание.

- Вполне,- сказала я, чувствуя, как мои уши снова наполняются противным звоном.

На улице мне стало лучше, но я решила не возвращаться в Агентство, тем более что сегодня была пятница. Но не успела я сесть в электричку, как в сумке запищал мобильник, и Глеб поинтересовался моими успехами.

Чтобы не расстраивать его сразу, я солгала, что жду аудиенции у кабинета Бамбука.

- Хорошо,- сказал Спозаранник,- сегодня можешь не возвращаться, но постарайся выжать из него как можно больше. Сдается мне, что этот Бамбук форменный негодяй. И вот еще что, позвони в "Зелень лета" и узнай про похороны Харитоновой - тебе надо там быть.

Разговор с Глебом оставил в душе неприятный осадок. Мне было стыдно за свою маленькую ложь, а еще за то, что я поймала себя на мысли: не хочу видеть мертвую Хлою.

О том, что мне "надо там быть" я прекрасно знала и без Спозараника, который наверняка имел в виду какую-нибудь чушь вроде той, что убийцы имеют обыкновение приходить на похороны своих жертв.

***

Узнав о том, что Ольгу Харитонову будут хоронить в воскресенье, я стала звонить сокурсникам, чьи телефоны сохранились в моей записной книжке. Те, кого мне удалось застать, ужасались страшному известию, но, ссылаясь на неотложные дела, говорили, что не могут прийти на похороны.

"Хреновая у нас была группа,- подумала я,- всего-то пять лет прошло, а все уже стали чужими друг другу". Вечером я перечитала Ольгины статьи. Они были написаны хлестко и содержали множество литературных реминисценций и прямых цитат из Библии. С точки зрения стилистики статьи были превосходны, но никаких сенсационных разоблачений в них не было, так - туманные намеки на аферы с участием Бамбука: отмывание бюджетных денег и сомнительный договор с арендаторами ресторана "Орхидея", расположенного на территории заповедника. В этом была вся Хлоя: она никогда не давала себе труда копаться в том, что ей было не очень интересно.

Потом я подумала о том, что совсем не знаю, как Ольга жила все эти годы. За все это время она позвонила мне лишь однажды, сказала, что была замужем, но ей это не понравилось, и вдруг спросила:

"Горностаева, ты помнишь, как зимой мы сидели с тобой в кафе?"

В тот день я сказала ей, что ни одного мужчину в жизни не любила сильнее, чем ее. И это была истинная правда.

***

Ольгу отпевали в маленькой церкви на Пороховых. Из присутствующих я знала только Вересова и Бамбука. Они стояли рядом, держа в руках зажженные свечи, и явно чувствовали себя здесь не в своей тарелке. Впрочем, остальные тоже испытывали дискомфорт и робко поглядывали в сторону открытого гроба. Лицо Хлои казалось удивительно спокойным. Мертвые губы застыли в некоем подобии улыбки и словно спрашивали: "Ах, зачем свечи?..." Крещенная в детстве, Ольга называла себя атеисткой и никогда не ходила в церковь. Странно поэтому было видеть иконку в ее восковых пальцах и бумажный венчик на лбу. "Упокой, Господи, душу рабы твоея..." - звучало в храме. Присутствующие неумело крестились. "Вот ты и убежала в радость",- некстати подумала я.

На кладбище сотрудники "Зелени лета" устроили гражданскую панихиду. Но то, что говорили они, не имело отношения к той Ольге, которую знала я, и вызывало раздражение.

Начался дождь. Бамбук раскрыл зонт, и вместе с Вересовым они укрылись под ним.

Рядом с ними стоял Сергей Логинов, и я подумала о том, что не видела его в церкви. Могильщики быстро делали свою работу. Комья мокрой глины с омерзительным стуком падали вниз. Худенькая девушка с белыми хризантемами в руках плакала навзрыд. "Наверное, она хорошо знала Хлою",- машинально отметила я, удивляясь тому, что не могу плакать. Было холодно, и среди этих чужих мне людей я чувствовала себя крайне неуютно. Казалось, что кто-то из них пристально наблюдает за мной. Ощущение было не из приятных, поэтому я с облегчением вздохнула, когда все наконец закончилось.

Нет ничего более грустного, чем возвращаться после похорон по размокшей кладбищенской дороге. Впереди меня шли Вересов и Бамбук. Черный купол зонта походил на огромный нелепый цветок, а фигуры ботаников выглядели под ним, словно тычинка и пестик.

- Эраст! Я боюсь,- донесся до меня голос Станислава Петровича.- Сначала Хлоя, теперь - Харитонова. Может быть, кто-то охотится за нами? Наверное, все же не следовало устраивать презентацию в оранжерее.

Мало того, что теперь меня упрекают в халатности, так некоторые не стесняются говорить о преднамеренном убийстве. Еще немного - и я начну верить в то, что действительно виноват в смерти девушки.

- Успокойся, это простое совпадение,- говорил Бамбук.- Не бери в голову, ведь ты же знаешь, что у нас и в мыслях не было убивать журналистку. Единственное, чего мы хотели - это пустить ей пыль в глаза, чтобы она перестала копать под заповедник.

Услышать продолжение этого разговора мне помешала странная сцена, которая разыгралась на дороге. Логинов что-то сказал девушке, которая принесла Ольге хризантемы, и попытался надеть ей на голову венок из кладбищенских восковых цветов.

- Не смей!- закричала я.

Увидев меня, он странно ухмыльнулся и пошел вперед, унося с собой свой жуткий венок.

- Он что, ненормальный?- спросила я, подходя к девушке и узнав в ней ту, которая плакала на скамейке в заповеднике.

Она молча кивнула.

- Больше всех цветов на свете Ольга любила белые хризантемы,- сказала я.

Девушка внимательно посмотрела на меня.

- Ты хорошо ее знала?- спросила она.

- Я любила ее,- просто ответила я.

- Тогда, может быть, пойдем и помянем Ольгу вместе?

И мы пошли.

***

Фаина - так звали девушку - привела меня в ту самую комнату, где мы собирались во времена студенчества. Здесь все напоминало об Ольге и осталось таким же - мебель, стильные безделушки на книжных полках, подсвечник, который мы подарили ей на день рождения. Единственным новым предметом был компьютер. Фаина придвинула к дивану низкий столик, зажгла свечку и разлила водку в рюмки.

- Ты долго была с ней?- спросила она после того, как мы выпили.

Вопрос показался мне несколько странным, но, сосчитав годы, проведенные в университете, я ответила:

- Пять лет.

- Странно,- сказала Фаина.- Ольга говорила мне, что я у нее первая женщина.

- В каком смысле?- спросила я, чувствуя легкое головокружение от выпитой водки.

То, что прозвучало в ответ, походило на сон или фантасмагорию. Фаина была лесбиянкой и работала стриптизершей в ресторане "Орхидея". Там она и увидела Ольгу.

- В тот вечер Ольга была в ресторане с мужчиной,- рассказывала Фаина.Я обратила на нее внимание сразу, она смотрела на мой танец тем особенным взглядом, который мне хорошо знаком. Мы познакомились и провели вместе два счастливых года.

Я слушала и не верила своим ушам. Кто бы мог подумать, что Хлоя поддастся чарам розовой любви. Не то чтобы это известие меня сильно шокировало, но... несколько застало врасплох.

- Ведь говорила же я ей, не ходи на эту чертову презентацию. Как чувствовала.... Надо было и мне пойти с ней, ведь она меня приглашала, да только я терпеть не могу оранжереи. Там всегда так душно.

А Ольга любила цветы, особенно хризантемы. И вот теперь ее больше нет,опять заплакала Фаина.

Тут до меня наконец дошло, за кого она меня принимает.

- Послушай,- сказала я,- мы учились с Ольгой в университете, но никогда не были любовницами.

Фаина посмотрела на меня с удивлением.

- Так ты...

- Нет,- отрицательно замотала головой я.- Я никогда не была лесбиянкой, но это не мешало мне любить ее.

Потом мы с Фаиной снова пили водку и вспоминали Ольгу. Каждая говорила о своей любви, но этого было достаточно для того, чтобы понять друг друга, потому что, как когда-то давно шутила Хлоя, "любовь, она и в Африке любовь". В конце, когда мы обе были уже пьяными, я вспомнила про Логинова.

- Да он псих,- отмахнулась Фаина,- терпеть не может розовых.

- Мне он тоже показался странным, когда в день гибели Ольги я приходила в оранжерею. У нас в "Золотой пуле" думают, что это могло быть убийством.

Фаина вздрогнула и отрицательно покачала головой:

- Логинов, конечно, чокнутый, но чтобы убить...

- А про Бамбука ты ничего не знаешь?

- Я видела его несколько раз в "Орхидее". Он забавный, но если бы меня интересовали мужчины, я предпочла бы Вересова.

- Ольга не рассказывала тебе о нем после того, как они встречались в заповеднике?

- Мы не обсуждали ее журналистские дела. Может быть, что-то осталось в компьютере. Посмотри сама, я даже не знаю, как эта штука включается.

Что-то в ее словах показалось мне неискренним, но я не придала этому значения. В конце концов Фаина была стриптизершей, а не журналисткой. Компьютерный текст статьи "Бизнес на соцветиях" ничем не отличался от напечатанного в газете. Очевидно, это был уже последний выправленный вариант. Черновиков статьи в компьютере не было, но зато здесь сохранились отдельные документы, озаглавленные "Бамбук", "Вересов", "Логинов". Подумав, что в них могут содержаться любопытные сведения, я скопировала файлы и отправила их электронной почтой на свой адрес в "Золотой Пуле".

- Ты тоже думаешь, что Ольгу могли убить?- спросила со страхом наблюдавшая за моими действиями Фаина.

- Так думает наш Спозаранник, а я хочу убедить его в обратном.

***

Домой я вернулась поздно, и Сашка ядовито заметила, что для сохранения здорового потомства пить не рекомендуется. "Зато сейчас меня не тошнит",огрызнулась я, посоветовав ей заняться малоизученным вопросом о благотворном влиянии алкоголя на ранний токсикоз беременности. На другой день моя голова трещала так, что готова была разорваться.

- Валентина, ты что-то бледна,- встретила меня Агеева.

Я хотела было сказать ей о беременности, но, представив, что за этим последуют непременные расспросы о Скрипке, ограничилась рассказом о вчерашних похоронах.

- Бедная девушка,- вздохнула Марина Борисовна.- Какая нелепая смерть! Глеб убежден в том, что ее убили. Кстати, он тебя уже искал и просил передать, что вернется через два часа.

День закрутился в своем привычном ритме. Я включила компьютер, но прежде чем приняться за ненавистную сводку, открыла электронную почту и стала читать то, что отправила себе вчера. Там было много весьма любопытного. Характеристики, которые Ольга давала своим персонажам, были язвительны и точны, но главное заключалось не в этом. Оказывается, ее подозрения относительно злоупотреблений руководителей заповедника имели под собой основания. Речь шла о взятках, которые хозяева ресторана "Орхидея" давали Вересову за благоприятные условия аренды, о неблаговидной роли Бамбука в деле организации Фонда в поддержку биологической науки. "Возможно, Ольга не решилась опубликовать эти данные, потому что хотела найти другие доказательства, подтверждающие их достоверность",- подумала я, вспомнив нашу встречу на пресс-конференции и ее обещание навестить меня в "Золотой пуле".

Единственное, что показалось мне странным,- это шероховатость текста и обилие в нем орфографических ошибок. Хлоя обладала безукоризненной грамотностью, она была лучшей стилисткой на нашем курсе, и даже ее учебные материалы отличались особой отточенностью. Она чувствовала язык, как иные чувствуют музыку. Требовалось какое-то очень сильное потрясение для того, чтобы Ольга вдруг стала писать так небрежно.

Чем больше я все это читала, тем сильнее сомнения разъедали мою душу, мне начинало казаться, что Спозаранник вполне может быть прав. Но после разговора с Глебом я поняла, что смерть на презентации уже не интересует его, как раньше.

- Спасибо,- сказал он, убирая документы Ольги в сейф.- Я непременно ознакомлюсь с ними. Но, как мне удалось сегодня выяснить, Бамбук не мог иметь отношения к убийству Харитоновой. Возможно, ее смерть была действительно несчастным случаем...

Но теперь так не считала я. В конце концов, Хлоя была моей подругой, и у меня появились основания подозревать, что она была убита. В конечном итоге именно это стало причиной того, что я нарушила первую заповедь журналиста-расследователя и поехала в заповедник, не поставив об этом в известность никого в Агентстве.

***

- Что-то случилось?- спросил Бамбук, когда, минуя секретаршу, я, слегка запыхавшись, ворвалась к нему в кабинет.

- Случилось,- подтвердила я.- Вы знали, что Ольге Харитоновой стали известны факты, компрометирующие Вересова и вас. А значит, в прошлый раз вы сказали мне не всю правду, и ее смерть могла быть неслучайной.

Я отчаянно блефовала, но Эраст Леонидович об этом не догадывался. Поэтому он изобразил на лице гримасу и сказал, что мои необоснованные предположения еще не дают повода вбегать в его кабинет без предварительной договоренности и что сейчас его ждут на важном совещании, а завтра в 14.00 он готов ответить на все интересующие меня вопросы.

Нужно было возвращаться в Агентство, но осознание того, что отповедь, которую прочитал мне Бамбук, была заслуженна и время потрачено зря, заставило меня отправиться на поиски Логинова. Он был в той же оранжерее, которая теперь, благодаря его стараниям, имела вполне пристойный вид.

- Все вынюхиваешь?- злобно спросил Сергей вместо приветствия.

Сдерживая себя, я сказала этому странному парню, что Ольга Харитонова была моей подругой.

- У тебя, наверное, все подруги такие?- с кривой ухмылкой поинтересовался он.

- Не тебе судить о Хлое!- разозлилась я.

- Не трогай Хлою!- прорычал Логинов.- Она была чистой девушкой, не то, что эта твоя розовая сука.

Тут только до меня дошло, что мы говорим о разных Хлоях, и, чтобы успокоить этого ярого противника лесбийской любви, я миролюбиво спросила:

- А что случилось с той, мраморной, Хлоей?

- Ее убили.

- То есть как?- не поняла я.- Разве можно убить статую?

- Можно, если иметь душу такую же черную, как у Фаинки, которая убивалась на кладбище из-за своей подружки. Это она неделю назад разбила мою Хлою. Я узнал ее на презентации, когда вместе с ней в оранжерею снова пришла смерть.

- Ты что-то путаешь, Фаины не было в тот день в оранжерее,- возразила я.

- Ничего я не путаю,- сверкнул синими глазами Логинов.- Она была там и кривлялась на мраморном постаменте, пытаясь изобразить Хлою. Только куда этой розовой шлюхе до Хлои. Только постамент осквернила, сука.

- Поэтому ты хотел надеть ей на голову венок из кладбищенских цветов?

- Она - смерть, но пока не знает, что скоро умрет и сама. Я видел это там, на кладбище, потому и простил ей мою Хлою.

Скоро Фаина уйдет за ней следом.

От разговора с этим блаженным моя голова пошла кругом. Теперь я почти не сомневалась в том, что Логинов убил Ольгу и собирается убить Фаину. Но вместо того, чтобы вернуться в Агентство и рассказать обо всем Спозараннику, я совершила еще одну ошибку: решила поехать к Фаине, чтобы предупредить ее об опасности.

Но поскольку адрес Фаины, записанный мною на бумажке, остался дома, я вынуждена была позвонить Сашке и попросить ее продиктовать мне его.

Стриптизерша открыла мне дверь и отшатнулась, точно на пороге стоял призрак.

Она была пьяна и не хотела впускать меня в квартиру.

- Нам нужно срочно поговорить,- убеждала ее я.- Тебе угрожает опасность.

- Теперь это не имеет никакого значения, потому что Ольги больше нет.

- Я знаю, кто убил ее.

- Ну если так, входи,- произнесла она безжизненным голосом.

Комната, куда я вошла, напоминала мемориальный музей Ольги Харитоновой. Ее фотографии были всюду: они стояли на книжных полках, были приклеены к стенам, веером располагались на полу. Не обращая на меня никакого внимания, Фаина плеснула в стакан виски из стоявшей на столе бутылки и подошла к работающему компьютеру.

- Как видишь, я умею с ним обращаться,- сказала она, перехватив мой недоуменный взгляд.

Тут только в моем мозгу забрезжило просветление.

- Я вижу, что ты хорошо умеешь лгать.

Зачем ты сказала мне, что не была на презентации?

- Ведь ты же все знаешь,- зябко поежилась Фаина и, отхлебнув из стакана, защелкала "мышью".

На мониторе возникла Ольга в белом махровом халате. Ее руки были скрещены на груди, а пушистые, доходящие до плеч волосы распадались на прямой пробор - такую прическу она носила в те годы, когда мы учились в университете. На следующей фотографии халата на ней уже не было, и обнаженная девушка, лежавшая на тахте с запрокинутой головой, ничем не напоминала Хлою, которую знала я. Стриптизерша с отрешенным видом щелкала "мышью", меняя файлы. Появились фотографии с презентации. Ольга с бокалом в руке улыбалась стоявшему рядом с ней мужчине; снова она, склонившаяся над кустами хризантем, потом босоногая Фаина на мраморном пьедестале Хлои.

- Зачем ты убила ее?- спросила я, вспомнив Логинова и подразумевая мраморную греческую пастушку.

Вместо ответа Фаина неистово зарыдала и со звериной яростью стала срывать со стен Ольгины фотографии. Не зная, как успокоить обезумевшую стриптизершу, я с ужасом наблюдала за происходящим. Наконец силы оставили ее. Всхлипывая, она в изнеможении упала на тахту, а я примостилась рядом и легонько гладила подрагивающие плечи девушки.

- Все пройдет,- говорила я, потому что не знала других слов.- Ты только не забывай Ольгу, ведь любовь никогда не кончается...

- Она предала любовь,- подняла голову Фаина.- Раз ты все знаешь, ты должна понять, почему я это сделала.

И тут стриптизерша рассказала мне то, во что было невозможно поверить.

***

...Встретив Ольгу, Фаина поняла, что нашла наконец свою половинку. Еще никогда в жизни она не была так счастлива. Они трижды побывали в Париже и Венеции. Это были незабываемые, упоительные дни. Ради Ольги Фаина была готова на все, она исполняла ее малейшее желание.

Все рухнуло разом: Фаина узнала, что Ольга тайком от нее встречается с мужчиной. Скандалы и слезы не помогали, она добилась лишь того, что подруга перестала скрывать свою связь и несколько раз появлялась со своим избранником в "Орхидее". Этого девушка вынести уже не могла, а потому решила убить Ольгу. Презентация подвернулась как нельзя кстати.

О том, что все в заповеднике держится на честном слове, Фаина знала давно, недаром танцевала в ресторане не первый год.

План с рамой показался ей самым простым и легким для исполнения - за неделю до презентации она побывала на крыше оранжереи и убедилась, что небольшого усилия вполне достаточно для того, чтобы столкнуть раму. Тогда-то и разбилась случайно мраморная статуя. И никто ничего не заподозрил. Разве что Логинов с этого дня стал смотреть на нее с еще большей ненавистью, но его в "Пальмире" серьезно никто не воспринимал.

- Я не сомневалась в том, что Ольга обязательно подойдет к хризантемам, ей всегда нравился их горьковатый запах,- рассказывала Фаина,- поэтому и подготовила заранее именно эту раму. И все же я не решилась бы сделать это, если бы она назло мне не принялась флиртовать с каким-то красавчиком. Я не помнила себя от ревности и, только увидев лежащую на земле Ольгу, поняла, что случилось непоправимое. На следующий день всех, кто был на презентации, допрашивали в милиции. Это было страшно, казалось, что человек, который задавал вопросы, видит тебя насквозь и все знает. Испугавшись, я решила добавить в Ольгины материалы о заповеднике всякой ерунды, о которой болтали в ресторане. Я думала, что это отведет подозрения от меня, но ты все равно догадалась...

Слова Фаины доносились до меня, как сквозь сон. Мозг отказывался воспринимать услышанное.

- Теперь я понимаю, что все равно не могу жить без нее, если только ты, которая знает все, не захочешь мне помочь. Люби меня, Валечка, я умею быть нежной...

Фаина обхватила меня своими цепкими руками, я в ужасе оттолкнула ее и побежала на кухню. Вдогонку мне раздались истерические завывания, а уши снова наполнялись гулом, от которого некуда было деться.

"Только бы не упасть",- подумала я и полетела в черную яму.

***

Когда я вынырнула из небытия, передо мной сидел Скрипка. Вокруг все было незнакомое: кровать, стены, голое, без занавесок, окно, за которым была темнота.

- Ну что, очухалась, горемычная?- спросил Леша, глядя на меня как на убогую.

- Где это я?

- В больнице, где же еще,- с раздражением ответил он.

И тут я вспомнила.

- А Фаина?

- Нету больше твоей Фаины. Радуйся, что сама живой осталась.

- Объясни мне, что произошло?

- Вообще-то я ждал объяснений от тебя,- насупился Скрипка.

Я понимала, что он злится, но знала, что ни в чем не виновата перед ним.

- Леша, клянусь, что все совсем не так, как ты думаешь. Когда-нибудь потом я расскажу тебе про Хлою, и ты все поймешь.

Но сейчас мне очень важно знать, что случилось и почему я оказалась в больнице.

Скрипка вздохнул и стал рассказывать.

Он вернулся из отпуска сегодня утром и пришел в Агентство в надежде помириться со мной, и даже купил с этой целью розу. Но там никто не знал, куда я так внезапно исчезла, а Агеева сказала, что в последнее время я плохо себя чувствовала и, наверное, поехала домой. Тогда он отправился ко мне. Сашка встретила его неприветливо и рассказала, что вчера я явилась пьяная в хлам от какой-то Фаины и что все это якобы из-за него. Тут Леша вспомнил, что в "Золотой пуле" меня называли розовой, и решил, что я завела себе подружку.

- Господи! Какой же ты дурак!!- не выдержала я.

- А что я должен был решить?- разозлился Скрипка.- Сестрица твоя какими-то намеками изъясняется, тебя нет нигде.

- Ну ладно, рассказывай дальше.

- А дальше я собрался уходить и на столике перед зеркалом заметил бумажку, на которой было написано: "Фаина" и адрес. Александра тут же сказала, что недавно диктовала этот адрес тебе по телефону.

Я решил съездить туда, чтобы раз и навсегда все про тебя выяснить... Приехал, подошел к двери и чувствую: пахнет газом. Стал звонить соседям. Выломали дверь - а там, на тахте, ты лежишь, в полной отключке...

На кухне - все конфорки включены, а рядом с плитой - твоя подружка Фаина. Ей, к сожалению, уже никто помочь не мог. Но она сама именно этого и хотела - оставила на мониторе надпись: "Прости, встретимся на небесах". Словом, драма в розовом стиле! Вызвали "скорую"...

- Выходит, ты меня спас?

- Выходит, так, грустно сказал Скрипка.

- А известно ли тебе, что коль спасете вы девицу, на ней обязаны жениться,- дурашливо промурлыкала я, еще с трудом осознавая, что произошло.

- Брось ты, Горностаева, свои шуточки,- отстранился он от меня.

- Леш, я тебе сейчас что-то скажу, и ты поймешь, до какой степени ты ошибался в своих подозрениях.

- Ну?

- Кажется, ты скоро станешь папой...

- Ты это серьезно?- с недоверием произнес Скрипка.- И что же теперь делать?

- Учись готовить!- назидательно сказала я, вспомнив фразу из рекламного ролика.- А завтра принеси мне персик.

***

На другой день Леша принес мне такое количество персиков, что их хватило бы на целую палату.

- Ты сумасшедший! Куда столько, тем более что меня завтра выписывают?!

- Надеюсь, ты не собираешься в тот же день бежать на работу?- строго поинтересовался Скрипка.

- А почему ты спрашиваешь об этом таким тоном?- возмутилась я.

- Потому что хочу, чтобы у нас родился здоровый ребенок, а это возможно только в том случае, если ты уйдешь из "Золотой пули",- уговаривал меня Леша.- Я не хочу, чтобы тебя, с твоей удивительной способностью вляпываться в дурацкие истории, постигла та же участь... А с Обнорским я поговорю сам.

Я вдруг представила, что не буду приходить каждый день в "Золотую пулю", не буду сплетничать с Агеевой и Завгородней, Нонка не будет кидать на меня ревнивые взгляды из-за своего Модестова... И я никогда не буду жевать в нашем буфете беляши и запивать их молоком... Что-то кольнуло в груди, и на глаза навернулись слезы.

- А ты останешься в Агентстве, Лешенька?- еле слышно спросила я.

- Наверное, нет. Без тебя мне нечего там делать. К тому же мне уже давно предлагают заняться маркетингом шипучих напитков.

Я отказывался, но теперь, судя по всему, нам потребуются большие деньги. Так ведь?

Я промолчала и закрыла глаза.

- Ты давно не рассказывал мне своих новых историй, Леша.

Скрипка положил руку мне на живот и спросил:

- А он уже нас слышит?

Я кивнула.

- Тогда я лучше расскажу ему сказку...

ДЕЛО ОБ ЭКЗАЛЬТИРОВАННЫХ БАРЫШНЯХ

Рассказывает Владимир Соболин

"Соболин Владимир Альбертович, 28 лет. Бывший профессиональный актер. После окончания Ярославского театрального училища работал в театрах Казани, Майкопа, Норильска и Петербурга. В Агентстве "Золотая пуля " возглавляет репортерский отдел. Мобилен, инициативен, имеет хорошие контакты с сотрудниками правоохранительных органов.

Жена, Соболина Анна, также работает в Агентстве. Некоторое время отношения между супругами были на грани развода, но постепенно нормализовались. .."

Из служебной характеристики

- Гражданин, в тамбуре не курят,- плотоядно улыбаясь, козырнул молоденький милиционер.

- Я при исполнении.- Перекатив сигарету в угол рта, я с безразличным видом полез в карман и достал ксиву.

Сержант взял удостоверение в руки и уставился на него так, словно ему очень хотелось полистать его, как роман. С явным сожалением мент ограничился только осмотром внутренней и тыльной стороны документа.

- Сотрудник Обнорского?- с сомнением переспросил он.

- Да, его самого, живого классика,- с готовностью ответил я.

Железнодорожный милиционер внимательно посмотрел на меня, словно прикидывая, может ли работать у Обнорского человек с таким внешним видом. Возможно, у него даже промелькнула мысль, на каком, мол, основании живой классик разрешает курить в тамбуре? Но вслух он ее не высказал. Еще раз козырнув, блюститель правопорядка направился к сидящему в вагоне лицу кавказской национальности, которое, заметив это, придало физиономии выражение полной непроницаемости настоящего горца.

За окнами замелькали старушки, чепчики, тележки, платья - электричка подошла к перрону. Я вышел и неторопливо двинулся в сторону пляжа. Торопиться было необязательно.

Я поехал в Зеленогорск больше из любопытства, чем по должностной необходимости. В одном из пансионатов съемочная группа трудилась над очередной серией "ужастиков", написанных сотрудниками "Золотой пули" под бдительным руководством нашего шефа. Снимался как раз мой сюжет, над сочинением которого я голову не долго ломал. Просто вспомнил историю с похищением Антошки и описал все за одну ночь. Да и вспоминать-то нечего было - все произошедшее до сих пор стоит у меня перед глазами. Удивительно, что когда изложил все на бумаге, то как-то даже отошло, словно не в реальной жизни это было, а в дурацком трехкопеечном детективе...

Помнится, Обнорский даже хвалил и сам сюжет, и его изложение. Он очень серьезно отнесся к нашим опусам, которые никто иначе как "ужастики" не называл.

Вот вроде и из любопытства, но в тоже время по настоятельной просьбе Андрея я и поехал в свой законный выходной проинспектировать, насколько реалистично изображают актеры события давно минувших дней.

***

С волосами, еще мокрыми от купания в заливе, я дошел до небольшого домика в три этажа, переделанного в пансионат "Мечта" из корпуса пионерского лагеря. Розовощеких пионеров сменили толстые дядьки с разукрашенными пергидрольными женами, всем своим видом демонстрирующими, что отдых в Зеленогорске куда приятнее отдыха на Канарах. С этим самым видом они увлеченно следили за съемками, которые были в самом разгаре: в холле горели прожектора и мелькали комбинезоны техперсонала. Среди них носился взлохмаченный тип крайне идиотского вида. Как я понял, это был режиссер Семен Неручко. Мне достаточно подробно о нем рассказывали: странноватый, но крайне талантливый и подающий надежды. Надежды он подавал уже лет пятнадцать, неизменно являясь помрежем на различных именитых проектах. На съемках "золотопульного" сериала он тоже был помрежем, но поскольку Ян Геннадьевич Худокормов лежал в больнице после разбойного нападения, Семену Неручко доверили самостоятельно снять одну серию. Что-то мне подсказывало, что сделано это было напрасно.

А Ее я узнал сразу. Это точно была главная героиня. Высокая, стройная, с длинными и светлыми, как у Аньки, волосами. Она сидела в центре площадки, закинув ногу на ногу, и томно курила, размышляя о чем-то возвышенном (судя по ее виду). Например, что мир - театр, а люди в нем - актеры. Причем театр имени ее. Интересно, как ее зовут?

- Наконец-то,- взлохмаченный Семен подскочил ко мне, близоруко щурясь.Явились! Мы вас с самого утра ждем!

- Меня?- приятно удивился я.

- И что мы тогда стоим?- саркастически осведомился Семен.- Ждем натуру? Учим роль? На площадку!

Этот близорукий идиот явно принял меня за Олега Спиридонова - актера, игравшего моего героя - репортера Самойлова. Мы и правда были похожи, только Олег был чуть погрузнее и, как бы это сказать, помаститей, что ли... Играл он меня вальяжно, размашисто и особенно напирал на то, что я был бывшим актером. Это казалось ему очень, как он выражался, действенным, чем приводил меня в откровенно веселое расположение духа.

В любом случае, мне выпал снова повод повеселиться, чем я и воспользовался, громогласно рассказав бородатый киношный анекдот:

- Знаете, сидят в просмотровом зале слепой оператор, глухой звукорежиссер и ненормальный режиссер. "Что-то я ничего не вижу",- говорит оператор. "А я не слышу!" - подхватывает звуковик. "А мне нравится!" восхищенно хлопает в ладоши режиссер.

Площадка затихла, потом кто-то нерешительно хихикнул. Пергидрольные тетки придвинулись поближе, напрягая слух.

- Не понял,- протянул Семен.

- Ну ладно, репетну,- вздохнул я и рухнул на колени перед "Анной".

Та испуганно отодвинулась. Я схватил ее за руки и, подняв со стула, патетически произнес:

- Дорогая, я заставлю этих негодяев вернуть ребенка!- приобняв ее, я провел рукой по ее упругой заднице.

- Черт! Что это такое? Этого нет в сценарии!- закричал режиссер.

- А мне понравилось...- заявила моя партнерша, глядя мне в глаза и ни на йоту не отодвинувшись.

- Это суть новеллы,- с достоинством добавил я.

- К черту эту графоманскую новеллу!- зарычал режиссер.- Кто ко мне пришел?

Я жду любовника, а не...- презрительным взглядом он окинул мои потрепанные джинсы и футболку,- сельского забулдыгу.

- Вообще-то я Владимир Соболин, автор этой, как ты выразился, графомании.

Журналист.- Меня распирало от смеха.- А ты вот вряд ли режиссер, потому что в их обязанности входит отличать собственных актеров от посторонних людей.

Технический персонал хихикнул, актеры посмотрели на меня с интересом, зато пергидрольные тетки тут же его потеряли.

Красавица-героиня улыбалась.

- Вот я и говорю, вы не герой-любовник,- оставил за собой последнее слово Семен.

- Странно,- хмыкнул я.- Именно это было моим амплуа, когда я играл на сцене БДТ.

Я сказал чистую правду - не уточняя, правда, что это был выездной спектакль нашего театра-студии на Малой сцене БДТ,- и Неручко был сражен. А заодно и, как я надеялся, моя несостоявшаяся партнерша.

***

Если бы не мои стойкие моральные принципы, я бы непременно придушил этого чокнутого Семена. А заодно и Олега Спиридонова, явившегося на площадку сразу после моего фиаско. Губы у него основательно припухли и грим был подпорчен, из чего я сделал нехитрый вывод: герой-любовник только что повышал квалификацию (или подтверждал репутацию, уж не знаю).

Мысль же об удушении пришла мне в голову после того, как в ходе наблюдений за съемками выяснилось, что режиссер, оказывается, лучше меня знает, как мой герой, Самойлов - то есть, я!- обнимает собственную жену... И как я закуриваю сигарету, а также, что я хотел сказать, описывая сцену разговора с Анечкой.

Да ничего я не хотел сказать! Требовалось написать двадцать страниц, а у меня было только пятнадцать, вот я и вставил ничего не значащие жизнеописательные моменты. Для антуража.

А Спиридонов? Ведь на роль его утверждал, помимо режиссера и продюсера, также и Обнорский. Может, на фотографии этот артист выглядит и ничего, но в жизни... Смесь Алена Делона с сельским бабником. Если Обнорскому он в какой-то мере напоминал меня, то мне оставалось только вызвать Андрея на дуэль. На вилках, в буфете.

Единственная, кто достоин внимания на этих съемках,- это героиня. Как выяснилось, ее зовут Ирина Комова. Ей 30 лет, она скучает и очень любит купаться по ночам. Я не люблю, но придется...

***

Ночь долго не решалась упасть на побережье Финского залива. Темнота наступала постепенно, словно колеблясь - стоит ли или это нецелесообразно,ведь все равно через несколько часов придется уступить место восходу...

Я медленно прогуливался по аллейке перед пансионатом, рассчитывая нечаянно встретиться с Ириной, которая потерялась из поля моего зрения где-то в районе пляжа. Все остальные господа из съемочной группы представляли собой типичнейший актерский террариум - клубок нервов, амбиций, кокетства и сплетен. Мужчины сидели внизу, в холле, перед телевизором, дамы методично напивались. Им было уютно в обществе друг друга, мне же ничуть не хотелось проводить время в этой компании.

Я успел сделать сотню-другую моционов от одной скамейки до другой, когда сумерки прорезал пронзительный женский крик. Орали со стороны пансионата. Я кинулся туда.

...Орала не женщина. Истошным криком вопил Семен Неручко, стоя над трупом главного героя. Вернее, Олега Спиридонова. Тут же толпилась вся съемочная группа, хотя никто, слава Богу, не решался войти в комнату. Я заглянул через их плечи и вздрогнул. Герой, картинно раскинувшийся на дешевом ковре своего номера, был зверски зарублен топором, торчащим из его шеи. Кровищи вокруг было столько, что хватило на все стены, кровать и подоконник. Что-то меня в этой мизансцене не устраивало, но что именно - я не понял.

Решив оставить эту мысль на потом, я громко спросил:

- Милицию вызвали?

Режиссер обернулся, выпучил глаза и, указывая на меня пальцем, закричал:

- Это он, он убийца! Я слышал, как он кому-то говорил по телефону: "Спиридонова надо убрать"! Убрали! Говорили мне, не связывайся с этой бандитской "Пулей"!

- Дурак,- вздохнул я.- Я разговаривал с Обнорским. Вызывайте "скорую", они в милицию сами сообщат.

Администратор Лера, чуть помешкав, зашаркала в сторону лестницы. Немного подумав, я мягко, но настойчиво вытолкал орущую массу в коридор и плотно закрыл дверь спиридоновского номера.

- Кто видел его последним?- накинулся я на киношников.

- Да мы вроде все в холле бухали...

А когда Олежка уходил? А с кем? Да еще полчаса назад вроде был... Или нет...- Раздался нестройный хор голосов.

- Кого еще не было в последние полчаса?

- Все вроде были.- Актеры с подозрением посмотрели друг на друга.Славы-осветителя нет, Ирины, Нади - второго режиссера... Ляли...

- Срочно, где их номера?!- бросился я в коридор, рассчитав, что те, кто сейчас будет отсутствовать, в первую очередь окажутся под подозрением. Крови было много, значит, ее следы должны остаться на теле убийцы.

Толпа потянулась за мной. Первой по коридору была дверь гримерши Ляли. Из-под двери бился свет, слышался плеск воды, но мне никто не открывал, несмотря на мой требовательный стук.

Наконец дверь чуть-чуть приоткрылась, и в щель высунулась... Это трудно описать.

Не то предсмертная маска воина африканского племени, не то взбесившийся овощной салат: густой слой сероватой пены с весомыми кусками экзотических "мумиев".

Я непроизвольно протянул руку к образине, которая честно меня предупредила:

- Осторожно, испачкаешься.

Похоже, это была хозяйка комнаты.

Ляля была одета в махровый халатик и пушистые тапочки, в ванной набиралась вода. Окровавленных тряпок видно не было.

- Ляля, извините, только что произошло убийство...

- Чье?..- прошептала Ляля, схватившись за косяк.

- Убит Спиридонов,- твердо сказал я.

- Да, Ляля, скажи, зачем ты убила Олега?- язвительно спросил кто-то.

Я поежился от такого цинизма, хотя, зная актерскую братию, удивляться было нечему - слишком неординарная ситуация для творческого человека. Реакция могла быть какой угодно. У гримерши она была не менее неожиданной.

- Я?- спокойно спросила она.- А, ну так, из ревности! А чего вы все приперлись-то?

- Позвольте осмотреть номер,- твердо сказал я.

- Пожалуйста.- Она пожала плечами, распахнула дверь и вышла на балкон.

Я вошел. Осмотрел ванную, спальню. Более чем скромный быт бывшего пионерского лагеря не позволил бы злоумышленнику что-либо припрятать. В комнате Ляли ничего не было. Я чувствовал! себя идиотом. Хотя бы потому, что за мной ходил целый хвост киношников и подозрительно следил за моими действиями. Им было интересно и весело.

***

Менты приехали через полтора часа. За это время я собрал всю группу в холле и учинил нечто вроде допроса. Мне показалось, что их это даже забавляет: им столько раз приходилось переживать смерть на сцене, что реальная кончина коллеги их нисколько не испугала. Наказав всем запереться по номерам, я повел ментов к номеру Спиридонова.

Там их ждал неприятный сюрприз, поскольку они даже не смогли насладиться картиной кровавой драмы.

- Ну и?.. неуверенно произнес старший опер, зайдя в отпертый мною номер.

Я заглянул в дверь и остолбенел. Я почувствовал себя героем Миронова из фильма "Берегись автомобиля".

- Где труп-то?- продолжал прямо по сценарию вопрошать мент.

Трупа не было. Кровь, ботинок, разбитая ваза, смятый ковер - это осталось. Но не было мертвого актера Спиридонова. Даже топор исчез...

- Блин, актеры, блин, интеллигенция,- протиснулся в комнату эксперт, обдавая всех присутствующих стойким ароматом дешевой водки. Он открыл чемоданчик и, не глядя на место преступления, стал надевать резиновые перчатки.- Понаехали тут, поубивали друг друга, а нам расследовать. Убивали бы в городе, так ведь нет, на природу потянуло. Извращенцы...

В этот момент он наконец заметил нас с опером, застывших в немой сцене, и, оценив обстановку, невозмутимо принялся стаскивать с рук перчатки.

- Нет трупа,- зачем-то сказал он мне,- нет проблем. "Скорая" оценит вашу шутку.

"Скорая", вошедшая в номер через минуту, шутки не поняла и наговорила мне кучу оскорблений. В ответ я попытался сострить по поводу их приезда через два часа после вызова, но они уже ушли. Вместе с ментами. А я остался один в залитой кровью комнате. Как дурак.

***

Следующие два часа я методично напивался в холле, изумляясь идиотизму ситуации: все сидят по номерам, как крысы по норам, и ждут, когда доблестная милиция явится их опрашивать. Менты смылись, и хотя в принципе их можно было заставить работать - ведь все-таки кровь и прочее они видели своими глазами,- я был настолько ошеломлен исчезновением тела, что даже не вякнул.

Кроме всего прочего, я совершенно не представлял, что мне делать дальше. Остро захотелось позвонить Обнорскому, но здравый смысл подсказывал, что с этим не следует торопиться.

Оставалось искать труп. Заняться-то все равно было больше нечем. И как только я додумался до этой светлой мысли, в холл вошла Комова. И то ли я слишком много выпил, то ли она действительно волшебно выглядела, но ближайший план действий родился в моей голове сам собой.

А Ирина одобрила его уже через несколько минут.

***

На рассвете она выскользнула из-под одеяла. Я из вежливости попытался приоткрыть веки, но они не открывались, хоть ты тресни. Учитывая количество выпитого накануне, это было неудивительно.

- Вставай!- твердо сказала Ирина.

- Фигу...- хрипло и нежно ответил я.

- Володя!- не унималась моя "киношная жена".- Катись из моего номера, тебе нельзя здесь!

- Можно...- умоляюще сипел я.

Но Ирине было меня нисколько не жалко, поэтому через минуту на меня тонкой струйкой полилась ледяная вода. После безуспешных попыток увернуться и натянуть на лоб одеяло я сдался и, собирая себя по кусочкам, умудрился сесть на кровати.

Ирина была настолько же роскошна, насколько я отвратителен. В зеркале напротив кровати отражалась ее точеная обнаженная фигурка с решительно занесенным чайником в правой руке. Из-под чайника виднелась опухшая физиономия, явно принадлежащая какому-то законченному подонку, возможно, серийному убийце... Подумав об этом, я тут же вспомнил события прошедшего вечера, и меня затошнило.

- Ты хоть в курсе, что вчера вечером убили Спиридонова?- простонал я.

- Допился, маленький,- спокойно заметила Ира, подавая мне брюки.

Пришлось одеваться и выкатываться из ее номера. В фойе тетка за дряхлой стойкой, звучно именуемой "ресепшен", злобно посмотрела на меня и ухмыльнулась.

Видно, ее основательно достали беспокойные постояльцы.

Досыпать было негде, поэтому я выскочил на улицу и сделал небольшую гимнастику. Стало легче, и я отправился на кухню, выпрашивать чаю или рассола.

***

- Почему вы думаете, что убийство все же было?- спросил меня молоденький милиционер, представившийся Юриком и, по-видимому, давно очарованный вымышленной реальностью, почерпнутой из книжек Обнорского. Его дежурство закончилось, и он вернулся в пансионат поболтать со мной о том о сем. Это был уже второй милиционер за последние сутки, очарованный моим удостоверением.

- Потому что я видел жмурика, вот как тебя!- сделав глоток ведерного чаю, я откусил здоровенный кусок каменной ватрушки, которую мне предложила сострадательная повариха Галя (правда, только после того, как я ее клятвенно заверил, что непосредственного отношения к "этим говенным киношникам" не имею).

- Ну а почему ты думаешь, что его завалил кто-то из съемочной группы?не отставал Юрик.

- Потому что на момент убийства в пансионат никто не входил. И не выходил из него... Так получилось, что я простоял около входа почти час, товарища ждал...

А иным путем в здание не проникнуть - окна на первом этаже расположены высоко и зарешечены.

- И кто это сделал?- Милиционер наивно уставился на меня. Увидев мой недоуменный взгляд, он стан оправдываться: - Понимаете, у нас все убийства простенькие, местные. А тут актеры с изощренными фантазиями, фиг поймешь, кто это сделал. Мы же не эркюли пуаро. Тем более столько крови...

Да уж, крови было до хрена. И тут что-то не сходилось. Вспоминая вчерашнюю "мизансцену", я все время мысленно видел эту кровь, щедро разбрызганную по стенам,- как будто кто-то ходил по кругу и плескал ее из ведра...

- Пошли-ка!- сказал я Юрику и, бросив недогрызенную ватрушку, потащил его в холл.

Миновав злющую тетку на "ресепшене", мы поднялись по лестнице на второй этаж.

Дверь в номер Спиридонова была открыта и, когда мы к ней приблизились, навстречу нам выполз огромный зад, обтянутый доперестроечными синими трениками. За задом показался не менее внушительный торс, елозивший по полу мокрой тряпкой. Где-то там, в глубине комнаты, была еще и голова, сказавшая пропитым женским басом:

- Ну, бля, киносъемщики... Надо ж было так нумер засрать... Ну я, бля, коменданту все выскажу...

За этой репликой последовали стон и неудачная попытка разогнуться.

- Радикулит, бля...- донеслось из-под зада, и уборщица, скрючившись в три погибели и подхватив ведро, поползла к лестнице, так нас, кажется, и не заметив.

Дверь она не закрыла, и мы вошли.

"Нумер" сиял чистотой. В том смысле, что он оставался таким же грязновато-неуютным, но в нем не было никаких следов вчерашней трагедии. Ковер сменили, стены, оклеенные моющимися обоями, были ровного песочного цвета. Короче, никакой преступник не замел бы так искусно следы, как эта скрюченная толстуха. "Ботинок!" - подумал я. Но, выйдя на балкон, я тут же, в уголке, нашел сиротливый австрийский ботинок "Gabor" сорок третьего размера. На его каблуке что-то темнело, но это оказалась не кровь. Просто Спиридонов при жизни наступил на собачье дерьмо. Дерьмо на ботинке - вот и все, что от него осталось.

Юрик смотрел на меня прямо-таки с состраданием.

***

- Приготовились!.. Камера! Начали!

Соболин, иди к ней! Смотри в глаза... Ира, руки!- кричал режиссер.

"Вот козел",- равнодушно отметил я про себя, начиная привыкать к этому идиоту. Несмотря на вчерашнее убийство, съемки шли своим чередом, "отряд не заметил потери бойца". Кстати, именно благодаря мне Ирочка с самого утра насела на Семена, объясняя, что лучшей замены Спиридонову не найти.

Неручко обратился ко мне с этим предложением в обычной для него бестактной манере:

- Я вынужден просить вас сыграть эту роль, потому что съемки стоят, деньги идут, и мне не до принципов. Тем более что вы так этого хотели...Этот придурок на самом деле думал, что Спиридонова убил я.

К завтраку подъехала целая кавалькада оповещенного о ЧП киношного начальства.

С перевязанной головой притащился режиссер сериала Худокормов и после долгих споров с продюсерами добился срочной пробы меня в роли "меня". Ему было почти так же плохо, как и мне, поэтому вопрос был решен быстро, и я тут же подписал контракт, не переставая изумляться идиотскому калейдоскопу событий, в который я втянулся.

Кстати, что самое дебильное, никто не донимал меня вопросами о Спиридонове, видимо, все были уверены, что с них просто забыли снять показания - и слава Богу!

Группа легко смирилась с тем, что исполнителя одной из главных ролей, выбывшего по причине смерти, заменили мной.

Ну а я сам?.. Не знаю, как получилось, но мне почему-то было чрезвычайно важно, каким списанный с меня герой предстанет в сериале. Странно, насколько сильно, сильнее, чем новелла, взял меня за душу фильм. Может... Хотя, нет, такое вряд ли бывает - нельзя войти в одну реку дважды.

На согласование моего отпуска за свой счет ушло немного времени. Обнорский уверен, что я здесь остался только из-за убийства... Ну и из-за убийства тоже... Тут дело чести - на съемках фильма по новеллам великого расследователя убивают человека, и дело нельзя возложить на плечи местной милиции. Тем более что эта милиция производит удручающее впечатление.

Сложней было с Анютой. Объяснить ей все происходящее не смог бы даже самый спокойный человек на свете, а я-то как раз был на таком взводе, что, когда Аня саркастически поинтересовалась, кто именно исполняет роль моей жены, просто повесил трубку.

В общем, я - актер Соболин, играющий журналиста Самойлова, сотрудника вымышленного агентства АЖУР - настолько хорошо вошел в роль, что уже не мог понять - кто я и кого же на самом деле играю.

Ирина, кстати, была несказанно хороша в роли моей супруги, списанной с Ани.

Постоянно спрашивала, как та носит волосы, как смотрит, как разговаривает. Вот и сейчас она воспользовалась перерывом между дублями.

- Володя, а такой жест характерен для вашей жены?- Она взмахом руки откинула каштановую гриву за плечо. Я засмеялся и энергично покрутил головой - в этот момент Ира больше всего напоминала мне Завгороднюю.

- Лучше скажи, есть ли у тебя алиби на вчерашний вечер?- брякнул я.

Гримерша Ляля, подскочившая припудрить Иру, не дала ей ответить:

- Тоже мне, Шерлок Холмс! Алиби, улики, мотивы... как это устарело. Это даже в театрах уже не ставят.

- Почему?- спросил я.

Ляля задумалась и заявила:

- Да потому что накладно. Реквизит, костюмы...

"При чем здесь реквизит?" - подумал я, но психованный Семен уже подал команду к следующему дублю.

- Есть...- тихо шепнула мне Ира, когда мы застыли, обнявшись, в финале эпизода.

- Что есть?- не понял я.

- Алиби!- сказала она тихо и добавила: - В обед предъявлю.

- Снято!- крикнул режиссер и бессильно развалился в кресле.

***

Итак, вчера вечером в холле сидели и выпивали за "сотый кадр" абсолютно все члены съемочной группы, кроме Иры Комовой.

Как ни печально это сознавать, но именно она - спокойно посапывающая сейчас на моей груди красавица - является подозреваемой номер один. Как и сколько она купалась в заливе, не видел никто. Даже я, как ни пытался. Второй режиссер Надя и живой еще Олег удалились примерно в одиннадцать. За ними ушел осветитель Слава - вернее, уполз, поскольку ходить был уже не в состоянии. Кроме них, из компании кто-то периодически удалялся в туалет, но не более чем на пять минут. Наиболее часто покидал компанию режиссер. Такая картина вырисовывалась из показаний, собранных в перерыве между съемками. Опять же с помощью Ирочки, которая в нескольких словах так доступно объяснила всей группе, что на мои вопросы лучше отвечать, а не кривляться и не кобениться, что у меня почти не было проблем.

Итак, Семен в очередной раз пошел пописать. За каким-то чертом он поднялся на второй этаж, хотя на первом есть прекрасный туалет, да и до "ближайших кустиков" недалеко. Но он поднялся, якобы к себе в номер, и увидел, что дверь в комнату Олега чуть-чуть приоткрыта. Он счел своим долгом туда заглянуть, увидел труп и заверещал. На месте любого мента я бы задержал режиссера с самого начала как главного подозреваемого. Но, будучи на своем месте, я был твердо убежден, что такой человек, как Семен Неручко, ничего хуже бестактности совершить не может. Его удивительная глупость (которая, надо признать, не так бросалась в глаза на съемочной площадке) была для меня стопроцентным алиби.

Впрочем, с алиби вообще творилась полнейшая ерунда. Все настолько путались и противоречили сами себе, что можно было подозревать их всех вместе взятых. Больше всего путаницы было с администратором Лерочкой подозреваемой номер два.

- Ой, она постоянно была с нами, ни разу не отходила,- суетилась Елена Борисовна Черкасова, актриса, довольно убедительно играющая Агееву.

- Я ее в упор не помню,- возражал ее гражданский муж Юра Птичкин, стараниями Черкасовой утвержденный на роль Зудинцева.

- Это потому, что у нее типаж такой - "серая мышка",- заметила "добрая" Елена Борисовна.

На глазах у Лерочки при этом появились слезы.

- Нет, она вечером была с нами, я ее только наверху не помню,- сказал художник Босов.

- Не по-омню!- вскинулся молодой артист Гаврилов, который отличался такой бандитской внешностью, что уже успел сняться в пяти криминальных сериалах.

В данном случае он играл главного похитителя Антошки.- А кто побежал "скорую" вызывать? Пить меньше надо, вот и помнить будешь...

- Была она. Она прибежала сразу после меня в номер Олега. А вот Птичкина я вообще не заметил,- внес вклад во всеобщую путаницу режиссер.

После этого началась грандиозная перебранка, и я погрузился в собственные мысли.

Итак, вне подозрения были только я (правда, только для себя самого), Черкасова (ее вечером запомнили все, потому что она очень много говорила, и ее отсутствие было бы столь же заметно, как взрыв атомной бомбы) и Ляля (подвергшаяся обыску через несколько минут после убийства).

Все остальные - потенциальные убийцы. Основные подозреваемые: Птичкин, которого не помнит Семен, сам Семен, не вовремя захотевший писать, 17-летняя Лерочка, ставшая жертвой собственной неприметности, и Ира.

Кому же было выгодно убивать Спиридонова? Да и что я, в сущности, знаю о нем? Только то, что успела мне сообщить Ирка, утомленная любовными играми, перед тем как заснуть.

Интриги, романы, дурацкие роли, бесконечная смена театров, пьянство и три развода - как мне это все знакомо... И как сложно, с точки зрения хоть какой-то версии.

Ох, надоела мне эта дедукция, которую приходится основывать на ничем не подтвержденных деталях. Шерлок Холмс здорово блефовал, когда делал свои "элементарные" открытия.

Я непроизвольно пошевелил рукой и наткнулся на такое привлекательное местечко на теле моей прекрасной "женушки", что решил отложить расследование до завтра.

***

Утро я встретил в выделенном мне номере Спиридонова. Суеверностью я не отличался, поэтому когда Ирка так же твердо, как накануне, выперла меня из своего номера, спокойно завалился на свежезастеленную кровать и прекрасно продрых оставшиеся два часа до подъема.

Единственное, что я счел нужным сделать после пробуждения, так это зашвырнуть подальше ботинок покойного, встретивший меня на балконе. Австрийский шуз красиво полетел в сосны. При его приземлении из леса послышался сдавленный стон.

Но я даже не удивился: вчера, под шумок, Черкасова доверительно сообщила мне, что, по ее мнению, Спиридонова убил очень аморальный тип. А самым аморальным в съемочной группе был художник Босов. Его аморальность заключалась в том, что он, по наблюдению Черкасовой, каждое утро занимался китайской гимнастикой в голом виде.

Прямо напротив окон пансионата, в лесу.

Как она разглядела его "голый вид", учитывая довольно густую сосновую растительность перед окнами, я не спросил.

И вот теперь я был почти уверен, что зарядил ему ботинком в какое-нибудь болезненное место. Не нравился мне этот Босов, который, кстати, тоже улучил момент, чтобы шепнуть мне несколько слов, смысл которых заключался в том, что к нему, Босову, были неравнодушны все женщины группы, особенно Черкасова. ("В ее-то годы!

Понимаете, Владимир?") А Спиридонов над ним постоянно издевался, потому что Босов был... как бы это поделикатнее объяснить... в общем, геем. ("Надеюсь, вы человек просвещенный!") Так вот бабы Олега из мести и замочили!

Чистя зубы, я еще вспомнил, как после окончания съемок меня дернул за руку Семен и, глядя куда-то в сторону, процедил:

- Если тебе интересно, то после тебя первым делом я подозреваю Надьку!

- А что так?- нетерпеливо спросил я, глядя вслед Ирине, уходящей в сторону пансионата.

- А потому что змея!- прошипел Семен и исчез.

Вот такой сумасшедший дом.

Одевшись, я пошел на завтрак. Но не успел спуститься на первый этаж, как услышал нечеловеческий визг. Кричали откуда-то с улицы, куда я, естественно, и помчался.

Вылетев на крыльцо вместе с несколькими взбудораженными киношниками, я прислушался. Кричали где-то в соснах...

***

Пролетев спринтерским рывком несколько метров по узкой тропинке, я наткнулся на источник визга - им был до невозможности перекошенный рот Черкасовой. Еще на ее лице присутствовали огромные синие глаза, из которых прямо-таки брызгали слезы.

- Что?!- заорал я, пытаясь перекричать поставленный голос псевдо-Агеевой.

Но она продолжала орать, пока не подоспел запыхавшийся Птичкин. Точным и, видимо, отработанным движением он залепил Черкасовой звонкую пощечину. Вместо того, чтобы ответить на этакую грубость, Елена Борисовна тут же захлопнула рот и шумно засопела. Сопела она долго.

Я немного подождал, потом сказал Птички ну:

- Хорошо бы узнать, что, собственно...

Но тут Черкасова всхлипнула и, тихо сказав:

- Там... На опушке... Опять...- упала в обморок.

"Убил ботинком Босова, дискобол хренов",- подумал я на бегу. Но картинка, открывшаяся мне на симпатичной полянке, была совсем не той, какую я ожидал увидеть. Вместо голого Босова, накрытого пущенным мною ботинком, под живописным кустом дикой малины лежала вполне одетая Лерочка. Одетая, но мертвая. Из ее девичьей груди торчала рукоятка кухонного ножа. А в уголке бесцветных губ запеклась струйка крови.

За моей спиной послышался топот, и на поляну выскочило несколько киношников.

- Ничего не трогать!!!- заорал из задних рядов Неручко и, подскочив ко мне, храбро схватил меня за руку и стал ее выкручивать.

Мне ничего не оставалось, как врезать ему по лысеющей макушке и уйти с этой дурацкой полянки.

Проходя мимо застывшей кучки испуганных киношников, я нашел взглядом Босова и кивнул ему. Он обреченно поплелся за мной.

***

- Зарядку делал?- хмуро спросил я у художника, топтавшегося рядом, пока я пытался дозвониться до "02".

- Ка-какую за-за-зарядку?- заикаясь, переспросил Босов.

- Такую!!!- заорал я, и он вжал голову в плечи.- На опушке! В голом виде!!!

Тетка на "ресепшене" хихикнула.

- Не-е-ет...- проблеял художник.- Я в номере делал... Потому что за мной Черкасова подглядывает... Я и не хожу туда уже дней пять... Ей-богу!

Я хмыкнул и показал Босову жестом, чтобы он убирался. Не успел тот исчезнуть, как в фойе влетел юный мент Юрик.

- Ты откуда?- удивился я.- Я ж еще не дозвонился...

- Так я за тобой!- пожал плечами он.- У меня труп неопознанный и еще сюрприз! Пошли поглядим?

На его веснушчатой физиономии сияла такая безмятежная улыбка, что мне было даже жалко его расстраивать.

- А у меня тоже труп!- в тон ему сказал я радостно.- Пошли поглядим?

И мы пошли поглядеть, причем с лица Юрика так и не сползала улыбка.

Кстати, не сползла она и по прибытии на злосчастную полянку, которая была девственно пуста, даже куст малины не качался.

Я бы даже сказал, что улыбка Юрика стала еще шире, когда он прослушал мою недолгую, но жаркую речь по поводу всего происходящего. Думаю, что самым цензурным в ней было слово "мать".

Когда мы вернулись к пансионату, со скамеечки у крыльца, как по команде, поднялись скорбные киношники.

- Где тело?!- заорал я на них.

Они переглянулись, как курившие школьники, которых неожиданно застукал завуч по внеклассной работе.

- Какое тело?- промямлил Птичкин.

- Мертвое,- устало сказал я.- Где тело администраторши, сволочи?

- Там было...- с идиотской улыбкой сказал Семен, держащийся за голову.Кстати, товарищ лейтенант, прошу зафиксировать...

Я подскочил к нему и схватил его за грудки:

- Ты, слабоумный кретин, объясни, куда подевалась мертвая девочка?! Почему вы ее там оставили?

- Так это...- вступился Птичкин.- Решили не топтать, чтобы, значит, до прибытия...

- А баба твоя где?- накинулся я на него.- Быстро сюда ее! Ну!- И для убедительности дал ему пинка, когда он послушно направился в корпус.- Всем стоять здесь!- орал я в каком-то исступлении.- Никуда с места не двигаться!

- Товарищ лейтенант,- послышался за моей спиной осторожный шепот режиссера.- Он псих, он по голове меня...

Лучше бы он этого не говорил.

***

Наручники Юрик снял с меня только в машине. Да и то предварительно убедившись в том, что я полностью успокоился.

- Зря ты его так-то уж... По башке!..- добродушно хихикнул он, подъезжая к отделению.

- Да пошел он...- отозвался я, не без удовольствия вспоминая, как гонял режиссера, пытавшегося загородиться подчиненными, вокруг скамейки.

Самообладание уже полностью вернулось ко мне, только немного побаливал правый кулак, отбитый о пустую голову Неручко.

Местное отделение милиции утопало в зелени. В дежурной части было прохладно и спокойно. Юрик провел меня по небольшому коридорчику и, поковырявшись в замке аккуратно покрашенной двери, сделал широкий жест:

- Уэлкам!

Я вошел в крохотный кабинетик и вздрогнул. Над столом, глядя мне прямо в глаза, плотоядно ухмылялся Обнорский.

"Спокойно, Соболин!- сказал я себе твердо.- Это плакат".

Откуда его добыл Юрик, я не спросил, но настроение у меня испортилось.

- Это и есть твой сюрприз?

- Да не,- хохотнул Юрик, копаясь в сейфе.- Сейчас хлопнем по маленькой для успокоения нервной системы и пойдем смотреть труп. А уж потом сюрприз...

Глотнув "для успокоения" какой-то дряни, я послушно поплелся следом за Юриком к выходу из отделения.

Перейдя через дорогу, мы подошли к ветхому флигелю, на котором красовалась новехонькая табличка с надписью: "Зеленогорская районная больница. Морг".

Войдя внутрь, Юрик бурно расцеловался с какой-то бабулей в грязном халате и потащил меня в глубь коридора. Сказать, что в морге стоял смрад, было бы слишком мягко. Я даже порадовался, что не завтракал да еще натощак хлопнул водки,- если бы не это, блевать бы мне безостановочно от самого входа...

В мертвецкой никого не было, если можно так выразиться. Вернее сказать - в ней не было ни одной живой души, поскольку на столе лежало голое мужское тело с биркой на ноге. По нему в изобилии ползали мухи. В районе шеи красовалась такая рана, что можно было предположить в качестве причины смерти столкновение с "Боингом-747". Тут-то меня и вывернуло...

- Он?- радостно спросил меня Юрик, когда мы выскочили на свежий воздух.

- Сдурел?- сдавленно просипел я. Меня преследовал этот кошмарный запах, казалось, что я пропитался им насквозь.- Этому же лет шестьдесят как минимум, да к тому же он лысый совсем!

- Так это не Спиридонов? Точно?- расстроился Юрик.- Жаль... Ну пошли сюрприз смотреть.

- Погоди.- Я взял его за плечо.- Ты куда меня поведешь, на скотобойню, что ли? Так я не выдержу, учти!

- Да нет!- снова повеселел Юрик.- Ко мне вернемся.

- А водки дашь?

- А то!- успокоил он меня, и мы снова пошли через дорогу.

***

Донельзя довольный, Юрик распахнул передо мной дверь камеры:

- Вот он, душегуб,- произнес он с нежностью.

На нарах сидел ссутулившийся мужичонка в тренировочных штанах и футболке с оторванным рукавом. На лице - вселенская скорбь, под глазами свисающие на щеки алкогольные мешки.

- Сознался, рецидивист.- Юрка сел с ним рядом и вынул из кармана пачку мятых бумаг.- Вот, посмотри какая у нас биография. Неоднократно судимый, неработающий. Ступил на путь преступности в раннем детстве, первый раз был осужден в 18 лет за хищение госимущества (спер двигатель от трактора). Потом в восемьдесят пятом - угроза жизни, потом в девяносто пятом - опять хищение, из сельмага. Я, кстати, вел дело. Первое... Потом угон машины...

- Да я водить не умею, начальник...- замычал мужик.

- Молчи, лишенец, речь о другом. Лучше рассказывай, что недавно было, В чем вчера признался - что мне сказал, то и рассказывай.

- Ну на почве личных неприязненных отношений я с особой жестокостью нанес смертельную рану топором актеру драматического жанра, этому, как его...- нудно забубнил и запнулся алкоголик-душегуб.

- Пора бы и запомнить! Спиридонову Олегу Сергеевичу, 1961 года рождения!

- 1961 года рождения...- послушно повторил вслед за Юриком душегуб.

Юра победоносно посмотрел на меня.

- И куда он дел труп?- спросил я, изумляясь, как я еще не сошел с ума от всей этой фантасмагории.

- Куда?- переспросил Юрик и грозно насупился в сторону бомжа.- Да, где труп?

- Дак это...- удивился злодей.- Ты ж сам сказал, в морге!

- Бля...- огорченно сказал Юрик.- Это я вчера сказал, а сегодня информация не подтвердилась! Вот ты нам и расскажи - где труп?

Бомж равнодушно пожал плечами.

- Брось ты,- сказал я, поднимаясь со шконки.- Что это за ерунда?

- Не нравится?- Юрик явно расстроился.- А чего? Он асоциален. Все равно через неделю что-нибудь сопрет или стукнет кого-нибудь. Пусть лучше в тюрьме сидит... А с этими актерами себе дороже связываться. Адвокаты понабегут, жалобами закидают, проверку пришлют...

- Трупа нет, Юрик!- сказал я и поправился: - Двух трупов уже нет. Девчонку тоже он зарезал?

- Знаешь, что! обиделся юный опер.- Для тебя же стараюсь... А нет трупа, так нет и убийства, понятно? События преступления нет!

Он продолжал обиженно кричать мне вслед, пока я шел по коридору к выходу.

Последнее, что я услышал, заставило меня вздрогнуть:

- А у меня труп есть! А труп - это знаешь что? Выражаясь вашим киношным языком, исходящий реквизит! А раз есть реквизит - есть и кино! Нет реквизита - нет кина! Нет трупа - нет дела... Есть труп...

"Реквизит!" - билось у меня в мозгу, пока я, задыхаясь, бежал к пансионату.

***

У крыльца я застал настоящий митинг.

В центре возбужденной толпы размахивала чемоданами Черкасова.

- Я уезжаю!- звонко кричала она.- Я покидаю это логово серийных убийц!

- Кто будет следующей жертвой?- поддакивал Птичкин.

Я подошел поближе, решив послушать выступающих. Моего появления никто не заметил.

- Это безответственно...- слабо возражал Неручко, сидя на крыльце и держась за неумело перебинтованную голову.- Мы не можем сорвать съемочный процесс.

- Засунул бы ты себе в жопу этот процесс,- басил бородатый оператор Калитин.

- Да!- хором рявкнули все его многочисленные ассистенты.

- Кто может работать в такой обстановке?- заламывал руки Босов.

- Да еще с таким режиссером!- ядовито вставила Надежда.

- Да еще за такие деньги!- пискнул актер Кузечкин.

Это прозвучало так громко и неожиданно, что все на некоторое время умолкли, после чего поднялся такой грандиозный шум, что ни одной отдельной реплики было не разобрать.

Я зажал уши и, по-прежнему никем не замеченный, проскользнул в холл. Подойдя к стойке, я бесцеремонно забрал у болтающей с кем-то горничной телефонную трубку и, показав ей - уже открывшей рот - кулак, нажал на рычаг. А потом набрал номер Агентства.

- Здорово, Князь,- сказал я подошедшему к телефону Зурабу Гвичия.Запиши-ка данные, надо смотаться в два адреса...

***

Я немного поговорил с опешившей от моей наглости горничной, а через полчаса мне перезвонил Князь и сказал именно то, что я ожидал услышать. Когда я вернулся на крыльцо, меня снова никто не заметил, поскольку митинг был в полном разгаре.

Более того, перебранка перешла в стадию отчаянного скандала с нелицеприятным переходом на личности.

- Ворье!!!- гремел оператор Калитин, грозно тыча пальцем в сторону административной группы.- Где цветные фильтры? Где обещанный "стадикам"?!

- У вас не то что деньги - трупы пропадают!!!- забыв про тяжелую травму, вопил режиссер.

- Да на вас не напасешься!- огрызался толстенький директор фильма Орлов.- Вы и так уже всю смету просрали!

- Да?!- неожиданно визгливо закричала гримерша Ляля, выступая из толпы.

На ее лице я заметил густо закрашенный синяк.- А где обещанный грим? Его тоже просрали? А реквизит? Чего молчишь, Валюха?

- Я не молчу!- выкатилась вперед пухлощекая девушка с косой, работавшая, как я помнил, реквизитором.- Где пистолет? Где икра? Долго у меня будет бандит с доисторической двустволкой бегать? Это все говно, а не реквизит!

- Вот!!!- рявкнул я, почувствовав самый удобный момент для выступления.

Эффект был что надо - все мгновенно заткнулись, а Семен спрятался за спину Черкасовой.

- Что "вот"?- поинтересовалась Ира Комова. Единственная, кто сохранял способность разговаривать спокойно.

Я прошел через раздвинувшуюся толпу и обнял стоящих рядом гримершу Лялю и реквизитора Валю.

- Где реквизит, спрашиваю я вас?- почувствовав движение Вали, я сжал ее плечо покрепче.- Где топор, где нож, в конце концов? Сколько крови осталось в запасе, дети мои?

Теперь уже Ляля беспокойно поежилась под моей рукой.

- Ты что, Володя?- осторожно спросила Ира.- Пусти девчонок, им же больно!

- Не пущу,- замотал я головой.- Бейте, топчите, но не пушу. Пусть предъявят реквизит.

Повисла пауза - никто ни хрена не понимал. И я стал растолковывать этим недоумкам, что к чему.

- Трупы пропадают, говорите...- сокрушенно начал я.- Грим просрали... "стадикам"... Не было никаких трупов, вот что я вам скажу, дети мои... Вот они - юные мастерицы своего дела.- Я вытолкнул в центр круга Валю и Лялю.За каким хреном им понадобилось помогать этой сладкой парочке, я не знаю. Да только вместо того, чтобы прервать порочную связь немолодого потасканного актера с юной неопытной девушкой, эти засранки устроили целый спектакль, чуть было не доведя нашего дорогого режиссера до психушки, а Елену Борисовну Черкасову до сердечного приступа.

Народ по-прежнему безмолвствовал и явно не врубался. Я повысил голос.

- Вечером третьего дня гражданка Арефьева Ольга Михайловна, гример-визажист сериала...- я указал на сгорбившуюся Лялю,- под предлогом мнимой необходимости пописать, неоднократно пробиралась в номер гражданина Спиридонова, актера, 1961 года рождения, где, пользуясь казенными гримом (в частности, искусственной кровью) и реквизитом (а именно топором), сымитировала картину убийства вышеуказанного гражданина при его непосредственном содействии. Зачем ты это сделала, дура?- ласково обратился я к Ляле.

- Олег попросил...- угрюмо процедила изобличенная гримерша.

- Угу...- закивал я.- Угу-угу... После того, как поднялся шум, следственная группа не обнаружила злоумышленницу на месте преступления и направилась к месту ее проживания. Дверь открыла... Кто дверь-то мне открыл, балда?

- Лерка...- так же угрюмо буркнула Ляля.

- Как Лерка?- подал голос режиссер.- Она же в "скорую" звонить побежала...

- Атак!- победоносно заявил я.- При всем профессионализме гражданки Арефьевой, не могла она не заляпаться всей этой кровищей, равно как и быстро отмыться. Потому и договорилась со своей сообщницей Хомяковой Валерией, о которой речь еще впереди, чтобы та под любым предлогом проникла в ее номер и, намазавшись всякой дрянью, обеспечила ее алиби, благо фигуры у них практически идентичные,- при этом я звонко шлепнул Лялю пониже спины.Потому-то "скорая" и менты приехали так поздно: гражданка Арефьева их вызвала лишь тогда, когда убедилась, что подлец Спиридонов благополучно смылся из номера. Сие подтверждается показаниями злобной горничной Булькиной Варвары Петровны.

Лица членов съемочной группы выражали бурю эмоций, однако время для прений пока не наступило, и я продолжил:

- Что же было дальше, господа? А дальше гражданка Махалова Валентина, реквизитор, прикинулась уборщицей и замела все следы инсценировки в номере Спиридонова, дабы никакая экспертиза не докопалась, что кровь не имела к убитому никакого отношения. Потом выяснилось, что главная цель преступников - а именно срыв съемочного процесса - не достигнута. Появился некий Соболин,- я картинно поклонился,- и с успехом заменил якобы почившего Спиридонова. Милиция, со своей стороны, даже и не подумала возбуждать дело... И они пошли на новый шаг - имитацию убийства гражданки Хомяковой, семнадцати лет, администратора сериала. Все происходило по той же схеме: Ляля загримировала Хомякову, вероятно, с помощью все той же пухлозадой Валечки, и только-только собиралась заголосить, призывая общественность, как вдруг, откуда ни возьмись, прилетел ботинок убиенного Спиридонова, чуть не испортив все дело. Испортив, правда, нежную девичью щеку!- Я показал на физиономию Ляли: - Прошу полюбоваться на этот замечательный бланш, господа присяжные!

- А говорила, что на сук наткнулась,- сдавленно прошептала Черкасова.

- На сук наткнулись все мы!- скаламбурил я.- Вот на этих вот, с позволения сказать, сук! Вскрикнув после меткого попадания ботинка, преступница срочно покинула место мнимого убийства, на которое вскоре явилась бдительная Елена Борисовна, которая и подняла хай... Пардон, боевую тревогу. Вот такой "стадикам"...

Черкасова гордо обвела присутствующих взглядом, но они, похоже, не разделяли ее приподнятого настроения.

- А на хрена им все это понадобилось?- выразил общее недоумение Босов.

Но я не ответил, поскольку в этот самый момент, в соответствии со всеми законами драматургии, послышался надсадный рев, и через несколько секунд в облаке пыли к нам подкатила потрепанная агентская "четверка".

Первым из нее вышел Зураб и, мгновенно оценив ситуацию, обошел машину грациозным гусарским шагом. Картинно открыв дверь, он галантно помог выйти из нее живехонькой Лерочке, которая совсем не вписалась в игру и довольно косолапо сделала несколько нерешительных шагов в нашу сторону.

Затем, не менее грациозно, зато гораздо грубее, Зураб за шиворот вытащил с заднего сиденья абсолютно живого Спиридонова и придал ему хорошее ускорение в сторону коллег с помощью изящного пинка.

Пролетев изрядное расстояние, воскресший герой-любовник шлепнулся на карачки прямо у моих ног.

- Тут народ интересуется, зачем вы все это устроили, а, говнюк?- почти нежно спросил я у Олега.

- Братцы...- улыбнулся он снизу,- мы пошутили...

- А я скажу,- грустно проронила Лера.

Мне захотелось подойти и взять ее за руку, но она легким жестом остановила меня.

- Лерка...- умоляюще заныл Спиридонов.

Я повторил пинок Князя, правда, не так изящно, зато действенно - Олег ткнулся лицом в землю и больше не разговаривал.

- Он проиграл деньги... Большие...- с трудом произнесла Лера.- Сказал, что его убьют... А я... мы были близки... и... я уговорила девчонок... Взяла ключ... Он забрал из кассы, ну у Вениамина Петровича...

Толстенький директор Орлов ойкнул и, схватившись за сердце, умчался в корпус.

- Ага!- торжествующе сказал я.- И вы разыграли этот перформанс, надеясь, что работа над сериалом прервется, а значит, и пропажа денег из кассы не будет до поры до времени замечена?

- Я верну...- тихо сказала Лера и разрыдалась.

К ней подошла Ира и, обняв, повела к скамейке. С третьего этажа, видимо, из номера Орлова, донесся утробный вой.

- А вот теперь,- сказал я, похлопав Лялю по плечу,- вызывай милицию.

- Не надо милиции,- спокойно сказал оператор Калитин.- Сами разберемся.

Я пожал плечами и пошел к машине Князя.

- Соболин! послышался нерешительный голос. Обернувшись, я увидел ковыляющего ко мне режиссера.- Вы вот что, Соболин, повторите шестьсот седьмую сиену.- Он старался не смотреть на меня.- После обеда будем снимать...

***

- Ты что, останешься в этом сумасшедшем доме?!- изумленно спросил Князь, давая мне прикурить.

- На кого ж я их брошу,- усмехнулся я, растянувшись на травке той самой злополучной полянки.- Они ж блаженные, не видишь?

Зураб покачал головой.

- Анька вся извелась...

- А ты привези ее сюда...- неожиданно для себя попросил я.- И Антона пусть возьмет - ребенка на его роль так и не нашли пока.

- Подумал?- коротко осведомился Князь.

- Подумал,- решительно ответил я, хотя думал я, главным образом, о мягких ладонях Иры Комовой.- Пора заканчивать со всей этой фигней.

Князь снова кивнул.

- А вернешься когда?

- А хрен его знает, Князь. Может, и никогда... Актер я, кажется, получше, чем инвестигейтор. Так что Обнорскому буду звонить завтра.

На лице у Зураба ничего не отразилось, он был, как всегда, невозмутим, наш гордый горец.

- Слушай, Князь,- я приподнялся на локте,- а где ты их нашел, ну Спиридонова с девчонкой?

- У нее, как ты и предполагал... Она его там прятала, старого козла,он хитро взглянул на меня.- Еще вопросы?

- Вопросов нет,- сказал я и вновь раскинулся на травке. На полянку вышел Калитин и закурил.- Хотя нет. Есть один.

Слышь, Калитин! Эй!

Он подошел к нам.

- Слушай, ты извини, я не понял... А что такое "стадикам"?

- Стадикам?- Калитин улыбнулся и опустился на траву рядом со мной.- А это такая хреновина, вроде штатива, только крепится на специальный жилет, и оператор все это на себе носит. Там такая система гидравлики, которая все рывки и толчки камеры сглаживает. Ну, например, бежишь, а камера не трясется... Только с ним не очень-то побегаешь - тяжелый, гад. С камерой вместе - килограммов сорок...

- Ну а на фига он тебе тогда?- удивился я.

- А какая картинка кайфовая получается!- воскликнул он мечтательно, и я заметил, как Князь повертел пальцем у виска.

Когда мы прощались, я снова попросил Зураба:

- Князь, ты Анюту привези, очень прошу. А Обнорскому не говори ничего, я сам позвоню, лады?

- Лады,- кивнул Гвичия и упылил на своем драндулете.

А я пошел учить эту несчастную шестьсот седьмую сцену. Тем более что группа уже вовсю готовилась к съемке. Блаженные, что говорить...

ДЕЛО О СПАСЕНИИ ТЕЛЕЗВЕЗДЫ

Рассказывает Виктор Шаховский

"Шаховский Виктор Михайлович (кличка Шах), 32 года, корреспондент репортерского отдела. По некоторым данным, в начале 1990-х годов входил в бригаду рэкетиров, базировавшуюся в гостинице "Речная ". С 1996 года занимался собственным бизнесом. В феврале 1998 года неустановленными лицами был взорван принадлежащий Шаховскому "мерседес ".

В апреле 1998 года Шаховский В. М. предложил свои услуги "Золотой пуле". Установленный для него руководством Агентства полугодовой испытательный срок прошел без эксцессов.

В коллективе Агентства поначалу имело место неоднозначное отношение к Шаховскому, в частности, бывшие сотрудники правоохранительных органов выражали ему недоверие. Однако Шаховский продемонстрировал высокий профессионализм во время журналистских расследований и к настоящему времени заслужил авторитет у своих коллег. В то же время вследствие авантюрности характера Шаховский в процессе добывания информации зачастую способен преступить черту законности.

Холост. Имел непродолжительный роман с сотрудницей репортерского отдела Светланой Завгородней. По некоторым сведениям, до недавних пор поддерживал дружеские, а также, возможно, и интимные отношения, с телеведущей Татьяной Ненашевой, которая в настоящее время живет и работает в Москве".

Из служебной характеристики

Я вдруг поймал себя на мысли, что стал патологически ненавидеть кино. А случилось это буквально через неделю после того, как в нашем Агентстве плотно обосновалась вся эта худокормовская кинобанда, призванная удовлетворить амбициозные планы Обнорского по увековечиванию собственного детища. То бишь нашего многострадального эпоса "Все в АЖУРе".

Отныне мне приходилось пробираться в свой кабинет исключительно боком (а то и раком), дабы, не дай Бог, не задеть кем-то натянутый провод, либо не свалить неизменно бьющий жарким лазером прямо в морду многоваттный фонарь. К тому же из кабинетов стали пропадать вещи. Нет, служители муз, конечно, не страдали повальной клептоманией. Просто для съемок очередных сцен им постоянно требовался самый разнообразный реквизит, и они без зазрения совести тянули все, что попадется под руку. У меня, например, ушла из стола (между прочим, закрытого) бутылка коньяку, которую в свое время привез Зурабик.

Когда я с превеликим трудом сумел-таки ее отыскать, бутылка опустела приблизительно на две трети. Как было сообщено, снималась крайне сложная сцена спаивания журналистами высокопоставленного государственного чиновника с целью получения от него сверхсекретной информации.

Последующие вопросы отпали сами собой после того, как я узнал, что в эпизодической роли этого самого чиновника неожиданно решил выступить сам господин Худокормов, известный своим пристрастием к благородным напиткам. Вот такая, блин, богема. Мать ее!..

***

Сегодня, вернувшись в контору с очередного анонимного заминирования, я снова с большим трудом проложил маршрут через наш коридор, обтекая по дороге снующих туда-сюда киношников. Судя по озабоченным лицам, у них что-то не клеилось. В конце пути меня ждал бонус в виде стоящей в коридорном проеме топ-модели Аси Барчик, играющей в сериале Прибрежную. Насчет актерских данных не знаю, но со всеми остальными у Аси полный порядок. По крайней мере то место, за которым, по слухам, спрятана человеческая душа, было у нее не менее объемным, нежели у Светки. И я еще раз убедился в этом, невзначай прижав Асю в тесном проходе, изображая эдакую неловкую попытку разминуться. В ответ она лишь смерила меня презрительным взглядом. Я, признаться, даже немного расстроился. Неужели действительно старею? По крайней мере раньше на подобный фокус с моей стороны дамы реагировали с большим задором.

Дверь в наш кабинет была приоткрыта, и из-за нее приглушенно раздавался гнусный голос моего альтер-эго Михаила Поручейкова. Изучив сценарий, он почему-то решил изобразить меня в образе распальцованного быка-недоумка в отставке, для чего навесил себе на шею толстенную цепь желтого металла, прикрепил на поясной ремень сотовый телефон и безжалостно обрил голову.

Впрочем, сценария я не читал. Возможно, в нем я действительно прописан именно таким вот идиотом. Кстати, не исключено, что это тайная месть Обнорского, который до сих пор подозревает меня в порочной связи с Лукошкиной.

Я осторожно заглянул в дверную щель.

Поручейков сидел на диване рядом с настоящей Завгородней и, нервно теребя правой рукой ее обнаженное колено, сладострастным полушепотом спрашивал:

- Скажите, Светлана, те чувства, которыми буквально дышит каждая строчка в "Деле о Красном озере", ведь вы их действительно пережили, выстрадали?

Светка томно повела плечами и что-то коротко промурлыкала. По-видимому, утвердительное, поскольку Поручейков удовлетворенно кивнул и еще крепче сжал ее коленку.

- Я так и думал... Понимаете, Светлана, как мне кажется, именно этот материал является наиболее сильной частью в нашем сценарии. Я очень хорошо представляю себе, как надо играть этот кусок, однако Ася... Она просто не справляется. Вы меня понимаете?

Завгородняя зажмурилась, давая понять, что понимает.

- Она слишком юна и неопытна... Была бы моя воля, я сделал бы так, чтобы в этом сериале вы играли сами себя. Вы настолько органичны и естественны, что в каждом кадре вам нужно было бы просто оставаться собой.Левая рука Поручейкова между тем нашла другую Светкину коленку.- Знаете, я не очень понимаю мотивацию вашего выбора. Я имею в виду Шаховского. Скажите, что в нем могло привлечь вашу героиню?

Ведь, как мне показалось в процессе нашего с ним разговора, он, как бы это сказать, весьма недалекий человек?

"Ах ты с-сука, я тебе покажу недалекий",- с негодованием подумал я. "И ты, кстати, тоже",- это тоже мысленно я обратился к Завгородней, которая в ответ на нахальную реплику актеришки утвердительно кивнула головой. Поручейков между тем продолжал:

- Мне кажется, что такую женщину, как вы (вернее, вашу героиню), могло подкупить в человеке подобного склада лишь одно - сила. Такая, знаете ли, первобытная, необузданная. Сила грубого животного...

Сравнение с грубым животным добило меня окончательно, и я дернул дверь на себя. Поручейков вздрогнул, как ошпаренный сорвал руки со Светкиных коленок и стремительно скрестил их у себя на груди.

Выглядело это весьма комично.

- А, Виктор Михайлович,- с наигранным воодушевлением произнес мой крестник, приведя себя в надлежащий вид.- А мы тут со Светланой., э-э.. Аристарховной... обсуждаем некоторые детали сценария... Я, знаете ли, все никак не могу нащупать образ..

- И что, Михаил Георгиевич, до сих пор не нащупали?- Я недвусмысленно мотнул головой в сторону Светкиных ножек.- Так, может, стоит пощупать в другом месте?- И я перевел взгляд на другую, не менее привлекательную часть ее тела.

Завгородняя, давно привыкшая к подобного рода скабрезным шуткам, традиционно возникающим в ее присутствии, ничуть не смутилась. Однако Поручейков, напротив, покраснел до самых кончиков ушей.

Он суетливо заелозил по дивану, посмотрел на часы и взволнованно протарахтел:

- Ох, уже первый час! А ведь в двенадцать мы с Беркутовым собирались прогнать еще одну сцену... Так что, извините, вынужден буду вас покинуть.- И он стремительно прошагал к двери.

Однако перед тем как окончательно удалиться, Поручейков обернулся к Завгородней и заговорщицки произнес:

- А все-таки я был прав, Светлана Аристарховна. Всего лишь грубое, животное начало. Чистый Фрейд.- И он поспешно закрыл за собой дверь.

Я облегченно вздохнул и уселся в свое кресло.

- Как ты выносишь этого педика?

- Во-первых, он не педик,- огрызнулась Светка.- А во-вторых, тебе-то какое дело? Вечно ты суешь нос в мою личную жизнь.- Она поднялась с дивана, одернула юбку и, одарив меня презрительным взглядом ("Вторым за последние десять минут",- не без грусти отметил я), удалилась, покачивая бедрами. Впрочем, секунду спустя она просунула голову в дверь и полным яда голосом сообщила:

- Между прочим, с самого утра тебе названивала твоя ненаглядная.

- Какая из десяти?- плоско сострил я, испытав при этом невесть откуда нахлынувшее волнение. До сих пор на этот номер в Агентство мне звонила лишь одна женщина.

Но ведь... ведь это никак не могла быть она?

- Свой порядковый номер она не сообщила,- съязвила Завгородняя.Кстати, я вчера случайно увидела ее в новостях.

Выглядит - ужасно... Вообще-то она названивала сюда уже как минимум три раза и была ну о-о-очень взволнована.

Светка выждала паузу и, почувствовав, что я жду продолжения, сочувственно сообщила:

- Наверное, у нее очередная задержка.

- Какая задержка?- не врубился я.

- Месячных,- хохотнула Завгородняя и, довольная, испарилась.

Я же бросился к телефону и торопливо принялся набирать номер сотового Татьяны, понимая, что раз уж после того нашего разговора она заставила себя позвонить первой, значит, действительно случилось что-то очень серьезное.

***

Таня ответила сразу, как будто в ожидании моего звонка все это время не выпускала телефон из рук.

- Танюша, привет. Это я.

- Шах... Ну наконец-то. Как хорошо, что ты позвонил...

- Что случилось?

- Я не знаю, но мне очень страшно...

У Рустама проблемы. Серьезные. На него наехали какие-то бандиты. Требуют денег.

Постоянно звонят, угрожают... Якобы он их кинул...

- А это действительно так? Он на самом деле им должен? Сколько? За что?

- Я не знаю, сколько. Рустам говорит, что это все неправда и что его пытаются развести. Говорит, чтобы я не боялась.

Мол, пойму!, что им ничего не обломится, и отстанут. Но мне действительно страшно. Уже третий день я чувствую, что за мной следят. Оборачиваюсь - никого нет, но я... я чувствую. Ты веришь мне, Витя?- Она больше не могла сдерживаться и разрыдалась.

- Танюша, успокойся... Подожди, ну не плачь... Конечно, я тебе верю,- я пытался говорить какие-то банальности, но она торопливо перебила:

- Шах, ты... сможешь приехать? Сюда, ко мне? Я прошу тебя... Я здесь совсем одна, понимаешь? Рустама вечно нет дома, а я...

Я уже боюсь ездить на работу, а когда приезжаю - совершенно не в состоянии настроиться на эфир. Редактор уже несколько раз выговаривал мне, а я просто ничего не могу с собой поделать...

В этот момент я совершенно некстати подумал о том, что Завгородняя, похоже, не соврала, когда сказала, что вчера в студии Татьяна выглядела хреново. Видимо, в данном случае она вовсе не пыталась меня поддеть, а действительно, со свойственным исключительно женщинам чутьем, заметила в Татьяне ту неуловимую перемену, которую нам, мужикам, обнаружить просто не дано.

- Хорошо, Танюша, хорошо... Только успокойся... Конечно, я приеду. Завтра утренним поездом я буду в Москве. Ты работаешь?

- Да, у меня утренний эфир. До половины одиннадцатого.

- Отлично. Значит завтра в половине одиннадцатого я буду ждать тебя на улице у входа в телецентр. Договорились?

- Да... А ты... правда приедешь?

- А разве я тебя когда-нибудь обманывал?

- Нет... То есть да... один раз.- Она всхлипнула.- Помнишь, когда ты мне сказал, что пошел бы в "Успех" только по заданию редакции?.. Но ведь это... тогда... был ты?.. И ты же пошел туда из-за меня?

Вот блин! Даже в такой момент она не может обойтись без этих своих бабских заморочек. Вот обязательно я должен подтвердить ей свой статус бесстрашного рыцаря на белом коне, ну хоть тресни. Ох, чувствую, что и в этот раз втянет она меня в очередной блудняк!

- Ну конечно, родная, это был я. И, естественно, я это делал только и исключительно ради тебя... Все, Танюш... Мне нужно переделать миллион дел и при этом успеть на вечерний московский поезд. Прошу тебя, будь осторожна. Постарайся без надобности никуда из дома не выходить. Ладно?

- Я постараюсь... Вить!

- Да?

- Спасибо тебе. Ты... ты такой... ну, в общем, очень хороший.

- Все, Танюш. Комплименты - завтра.

И все остальное - тоже. Пока.

- Я буду ждать тебя, Шах...

***

Я положил трубку и потянулся за спасительной сигаретой. Наобещать что-либо любимой женщине много проще, нежели исполнить обещанное. Однако в этой ситуации у меня просто не было выбора. Зная Татьяну, я был уверен, что она нисколько не преувеличивает (а может быть, даже, напротив, преуменьшает) размер исходящей угрозы.

Я мысленно представил себе разговор с Обнорским. Бр-р, как говорится, "смерть мухам!". И хотя я действительно уже два года не был в отпуске, доказать, что он мне необходим именно сегодня и именно сейчас, практически нереально. Особенно теперь, когда Агентство с каким-то мистическим постоянством раз за разом лишается своих сотрудников.

А впрочем, наплевать. В конце концов, если начальство упрется рогом, я просто пойду на вокзал, куплю билет и уеду. И никакой растакой Обнорский не сможет мне помешать. Хотите - увольняйте. Но сегодня вечером я еду в Москву. Прости-прощай!

***

Скорый поезд со странным пивным названием "Афанасий Никитин" волочил меня через ночь по пути из одной столицы в другую (пока еще чуть более столичную).

Кстати, за всю свою жизнь мне довелось побывать в Москве в общей сложности лишь раз пять-шесть. Нет у меня в ней ни родных, ни друзей, ни должников, ни кредиторов - словом, на хрен я там кому нужен? Да и вообще, не радует меня златоглавая. Я больше болота люблю.

В купе на секунду посветлело - поезд прошмыгнул мимо какой-то станции.

Я бросил запоздалый взгляд в окно и увидел, как позади растворяются очертания до боли знакомого станционного здания. Ну как же, Малая Вишера. Н-да... занятное местечко. Между прочим, именно здесь я имел удовольствие поучаствовать в одной из первых в своей жизни стрелок, которая тогда плавно перетекла в разборку. Кто на кого тогда наехал первым - мы или великолукские? Чего делили - бензин или металл? А может быть, сахар? Ни фига уже не помню, давно это было. А вот название все ж таки запомнилось. Ностальгия, мать ее ити!

Я отогнал нахлынувшие было воспоминания молодости и, повернувшись на другой бок, продолжил увлекательное чтение досье, которым по моей настоятельной просьбе меня снабдила в дорогу Агеева. Тусклая лампочка купейного ночника беспомощно пыталась помочь мне пролить свет на жизненный путь человека, умудрившегося увести у меня любимую женщину (в первый и единственный раз за всю мою беспутную жизнь)...

***

Как я и подозревал, разговор с Обнорским получился непростым. Андрей метал громы и молнии, матерился, стучал кулаком по столу, словом, вел себя примерно так, как обыкновенно реагирует начальник на заявление своей сотрудницы о том, что она собирается уйти в декретный отпуск.

Однако я тоже не пальцем деланный. Стоически перенося происходящее, я ничего не метал и не матерился, а просто всем своим видом демонстрировал, что мне абсолютно по фигу любые его аргументы и факи. В конце концов Обнорский это понял и, немного успокоившись, подмахнул-таки заявление, взяв с меня слово, что я буду ежедневно отзваниваться из первопрестольной, и если вдруг в Агентстве случится какой-нибудь цейтнот, обязуюсь незамедлительно явиться в расположение части.

Наскоро отписав для новостной ленты утренний материал, я убрал со стола свой нехитрый скарб и запер его в сейф, дабы за время моего отсутствия он не стал добычей киношников. Затем, сконцентрировав на лице остатки былого обаяния, я отправился к Марине Борисовне. Необходимо было напрячь ее на быстрый и желательно качественный сбор информации о Рустаме Викторовиче Мамедове, запутки которого весьма неожиданно стали и моими проблемами. Врал я вдохновенно и, как мне казалось, убедительно. Если бы я запросил у нее информацию по одному лишь Мамедову, склонный к интригам агеевский ум, несомненно заподозрил бы что-то неладное. Поэтому сначала пришлось долго и нудно жаловаться на беспредел Обнорского, который нещадно эксплуатирует своих подчиненных, загружая работой даже на период отпуска. Направление я выбрал правильное, поскольку с уходом Горностаевой объем работы у Марины Борисовны существенно возрос, в связи с чем постонать на тему рабского труда стало ее прелюбимейшим занятием. После того как в ответ на проникновенный десятиминутный монолог о том, что так жить нельзя (от этого появляются морщины), я отпустил в адрес нашей примадонны парочку витиеватых комплиментов, ее уже можно было брать голыми руками. Отложив все другие занятия, Марина Борисовна взяла в отработку мой список из семи первых пришедших мне на ум видных дагестанских деятелей, ныне проживающих в Москве (якобы для будущей публикации о возможной подпитке лидерами диаспоры чеченских сепаратистов).

Все-таки надо признать, что при желании Марина Борисовна может отработать весьма неплохо и профессионально. За то время, пока я мотался за билетом, она успела порыться в архивах и сети, и к моему возвращению меня уже ждали семь небольших, папочек с информацией по заказанным северокавказским персоналиям. Я торжественно обменял их на коробку купленных по дороге конфет "Коркунов", и мы расстались совершенно довольные друг другом. Более того, на прощание Агеева кокетливо-доверительно сообщила мне, что приличных людей в Агентстве становится все меньше, а потому нам, оставшимся, нужно теснее сплотить ряды. Я заявил, что всецело поддерживаю эту идею, и пообещал заняться нашим сплочением сразу же по возвращении из отпуска. Через пару часов я уже шел по перрону Московского вокзала, и в моей сумке на самом дне лежала заветная папочка с жизнеописанием Мамедова.

***

Ничего особо выдающегося о жизненном пути Мамедова почерпнуть мне не удалось. Из разрозненных заметок и сообщений нарисовался образ эдакого предприимчивого дага, который в свое время начинал как все "черные": неоконченный столичный вуз, рынки, торговлишка, мелкий криминал, цеховики, первые кооперативы. Потом неожиданно Мамедов пошел в гору, удачно вписался в шоу-бизнес и одним из первых в стране занялся продюсированием. Кстати, последний мамедовскии проект оказался самым успешным во всей его шоу-карьере.

Оказывается, Рустам Викторович здорово приподнялся после раскрутки довольно посредственной молодежной группы "Ноги врозь". Между прочим, по уровню дебилизма текстов их последний хит поразил даже меня, человека весьма невзыскательного и далекого от мира искусства. Как там у них? "Маленькие девочки взрослых не стесняются, маленькие девочки опять совокупляются..."

Словом, похабень полная. Однако музыка задорная, молодежи нравится, бабки рекой текут. А что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? (Это я к тому, что господину Мамедову уже далеко за пятьдесят.)

Кстати, совсем недавно "Ноги врозь" участвовали в нашумевшем звездном концерте в поддержку господина Гнуса на выборах губернатора Красноборского края (помните, этот знаменитый слоган "Я фанат "Европы-плюс", в моем чате первым - Гнус"?). Журналисты из "МК" раскопали, что за это выступление участники концерта получили бешеные деньги от одного московского олигарха, финансирующего избирательную кампанию Гнуса. Организация концерта проходила через агентство "Медиа-промоушен", и на редкость дотошная Агеева даже подготовила отдельную справку об этой конторе, которая, будучи зарегистрированной в подмосковном городе Фрязино, раскинула щупальца своих филиалов в целой куче городов, включая и наш Питер.

В общем, Мамедов, надо полагать, весьма неплохо нагрелся на этой акции. Не удивлюсь, если за всю эту бодягу ему отстегнули тысяч двести бакинских. А как иначе? Группа на подъеме, что называется, в самом соку. Плюс ко всему такое мероприятие, как предвыборная кампания, экономии не приемлет. Впрочем, что мне до мамедовских дивидендов? Зато я по ночам сплю не в пример спокойнее.

Да, кстати, про сон: до прибытия в столицу оставалось уже меньше пяти часов, а денек, насколько я мог себе представить, предстоял тот еще! Исходя из этого я решительно закрыл папку, сунул ее под подушку, выключил ночник и отрубился практически мгновенно.

***

После того как на Спасской башне, согласно телевизионной заставке, должны были отзвониться часы, я начал немного волноваться. Ну хорошо, предположим, в полдвенадцатого закончился эфир. Ну, как минимум, десять минут нужно на то, чтобы смыть с лица телемазню, еще десять, чтобы намазать мазню повседневную. Переодеться, туда-сюда - еще двадцать. Однако стрелка уже давно перевалила за четверть первого, а Татьяны все не было. Выждав еще минут пять, я решительно направился в холл и, отыскав в замысловатой распечатке местных телефонов студию новостей, позвонил. На другом конце провода некая барышня ответила мне, что Татьяна Николаевна сегодня на работе отсутствовала.

Мол, с утра на студию позвонил ее муж и сообщил, что у нее внезапно резко поднялась температура.

Признаться, такой поворот событий меня несколько насторожил. Хотя бы потому, что о своей болезни Татьяна почему-то сообщила не самостоятельно, а через Рустама.

Да и вчера она мне ничего не говорила о своих проблемах со здоровьем. Попытка связаться по сотовому так же оказалась неудачной - металлический голос поведал, что абонент находится в отключке. Однако было ли данное обстоятельство вызвано болезнью абонента или же какими-то иными причинами, мне, естественно, не сообщили.

Не оставалось ничего другого, как поехать к Татьяне домой. Это был не лучший вариант, поскольку мне абсолютно не катило объясняться с господином Мамедовым и его кунаками, у которых моя личность, равно как и цель визита, несомненно вызовут неподдельный интерес. Впрочем, я надеялся, что Рустам Викторович, имеющий некоторое отношение к миру искусства, все-таки проявит зачатки некоей интеллигентности, которая не позволит ему дать команду спустить меня с лестницы в первую же минуту. Ну а дальше - время покажет. Сейчас мне надо было просто убедиться, что с Татьяной все в порядке, хотя гнусное шестое или седьмое чувство подсказывало, что это, похоже, не совсем так.

***

Немного поблуждав в районе Измайловского парка, я отыскал заветный домишко, который, надо признать, сильно поразил мое воображение обилием стекла и вычурной псевдоготикой. Словом, типичное новорусское пристанище с двухъярусными кельями.

Попасть в дом можно было только минуя центральный холл, дорогу в который преграждало некое подобие контрольно-пропускного пункта с внушительным металлоискателем. Вместо более соответствующего окружающей роскоши консьержа в позолоченной ливрее меня окликнул высунувшийся из окошечка стеклянной будки толстомордый мент-охранник. На его несколько хамоватый вопрос "куда?", я подчеркнуто вежливо назвал номер квартиры, после чего мент втянул башку обратно в окошко и защелкал какими-то тумблерами. Через некоторое время он высунулся и пробурчал: