Дело о воскресшем мертвеце

2

Дом Кира я нашел без труда: нужно было только выйти на «Петроградской», перейти по подземному переходу Каменноостровский и зайти в первый от Большого проспекта подъезд. Третий этаж.

На лестнице меня встретил хорошо знакомый сладкий и пьянящий запах. Анаша. Похоже, травку курили где-то на верхних этажах. Судя по запаху — чуть горьковатому, — анаша была не самая кондиционная. Чего-то туда лишнего намешали. Я встряхнул головой: не моя это проблема. В другой раз умнее будут.

Я нажал кнопку звонка, который отозвался мягкими переливами. Щелкнул замок, и меня, словно щепку горный поток, подхватили волны веселья.

В просторных комнатах квартиры витал сигаретный дым, слышался звон посуды, а музыкальный центр почти на пределе извергал что-то старое и доброе, рок-н-ролльное.

— Майор!

— Князь!

— Зураб!

Кир совершил невозможное. Он действительно собрал почти всех «наших» — полтора десятка человек. Тех, кто был в моем взводе в Афганистане.

Мы редко собирались все — или без двух-трех человек все. Но еще там, на войне, когда подбили оба вертолета, на котором наш взвод куда-то там перебрасывали, Кир поклялся, что на день рождения сына соберет нас.

И слово свое сдержал.

…Часа через три мы вышли с Киром на кухню — перевести дух.

— Кого нет? — спросил я.

Потапов немного помрачнел, нервно затянулся сигаретой:

— Двоих. Кости Пирогова и Васи Сомова.

— Почему?

— Сомов полгода назад пропал в Псковской области. Ездил на выходные проведать семью — они где-то под Изборском отдыхали, — а до Питера не добрался. Ни его, ни машину так и не нашли.

— Проклятье! — зло выдохнул я.

Сомов отправился в Союз раньше нас. В очередном рейде — неизвестно куда, непонятно зачем — его «прошили» из пулемета. Мы с Киром почти сутки тащили Сомова на себе и, признаться, думали, что он уже не жилец на этом свете.

Вася выкарабкался. И, похоже, лучше всех нас вместе взятых смог справиться со своей памятью. Он примирился с тем, что было, и нашел силы идти дальше. И вот так — пропал без вести. Где-то и как-то.

— А Костя Пирогов?

— Год назад у него жена и дети погибли в автокатастрофе. Он сам едва уцелел. Долго лежал в больнице… — Кир схватил с мойки чистый стакан, плеснул себе водки из початой бутылки, стоявшей здесь же, на кухонном столе. Сказал, словно оправдываясь, но не передо мной — перед кем-то другим: — Я ему несколько раз помощь предлагал. Хотел его на работу к себе в службу взять. Он поначалу отказывался, а в последний раз — недели две назад — вообще меня не узнал.

— Как это — не узнал?

— Бормотал что-то в трубку, я с трудом слова разобрать смог. У него там музыка на всю катушку и голос… Голос у него какой-то пьяный был. Или отсутствующий.

Кир налил себе еще, выпил залпом. Натянуто улыбнулся:

— Пойдем к нашим.

— Пойдем.

Но веселиться так, как вначале, мы уже не могли. То и дело я перехватывал тяжелый, замутневший взгляд, который бросал на меня через стол Кир.

Я понимал его. Наверное, лучше, чем все за столом.

Стыдно так жить. Мы преуспели. Увлеклись новой жизнью, которая, помимо многого прочего, позволяла нам забыть о том, что было там, в Афгане. Мы женились, народили детей и укрылись в новых приятно-волнующих заботах. И все было хорошо.

А Костя Пирогов остался один. Ни семьи, ни друзей. Страшно это. Страшно.

Уже ночью холодный страх вытолкнул меня из сна, выбросил из теплых и нежных объятий жены. Погнал на кухню. Дрожащей рукой я нашарил выключатель. Яркий свет ударил в глаза, немного успокоил. На подоконнике нашел сигареты. Закурил, так же нервно, как это делал Кир. Когда мы с ним разговаривали.

Только прикурив — сразу за первой — вторую сигарету, я немного успокоился.

Не боятся надо и сгорать от стыда. Надо действовать. Что-то делать.

Например, поехать к Косте. Попытаться с ним поговорить.

Я почему-то верил, что меня — своего капитана — Костя послушается. Позволит себе помочь.

«Утром, — сказал я себе. — Нет — днем. Я поеду к нему домой, поговорю, растормошу. Сделаю хотьчто-нибудь…»