Дело о воскресшем мертвеце

5

Я проснулся от того, что Полина…

(Вот! И я туда же! Ловил Шаха и сам— попался!

Прав был Витек.

Очень красивая женщина.

Никакие разумные доводы, которые я быстро перебрал в уме, меня не остановили…)

…что-то быстро говорила во сне. Я чуть осторожно приподнялся на локте, всмотрелся в ее сонное и от этого очень детское лицо. Прислушался.

— Нет! Не надо… Игорь!..

Имя ее погибшего мужа словно вытолкнуло меня из постели. Суеверный страх перед покойниками, похоже, оставили мне в наследство предки. Гордые горцы с уважением относились к усопшим. Я выбрался из-под одеяла, в сумраке спальни с трудом отыскал свои черные джинсы. Мягко ступая, выбрался на кухню. Здесь на темном, под дерево, столе белела пачка моих сигарет. Я опустился на стул и закурил.

Полина Ратнер легко согласилась на встречу со мной. Даже после того, как услышала, кто я и зачем мне нужно с ней поговорить.

Когда в нашем первом телефонном разговоре я первый раз произнес имя ее мужа, мне показалось, что вдова чуть слышно вздохнула-всхлипнула. Но голос у нее не дрогнул.

— Мы можем встретиться завтра вечером, скажем, в восемь часов? — спросил я.

— Конечно.

— Где?

— Будет проще, если вы подъедете ко мне. Адрес вы, похоже, знаете, — ее голос стал чуть насмешливым. Это вогнало меня в краску. Как малолетку, которые первый раз решается пригласить девчонку на свидание и малосвязно бормочет: кино, кафе, мороженое…

— Знаю… — выдавил я из себя.

— Я жду вас завтра. В восемь,

— До встречи,

— До свидания, Зураб Иосифович.

Еще немного сарказма или я становлюсь мнительным, как малолеток? Вах!

…Уже подходя к ее дому — мрачноватому, «доходному», в стиле «модерн» — я понял, что так толком и не знаю, зачем хочу встретиться с Полиной Ратнер. Вряд ли она сможет рассказать мне больше, чем Соболин или Шаховской.

Признайся, Зураб. Признайся себе: ты хочешь увидеть эту красивую женщину. И, может, с ней… переспать.

По крайней мере, я смог честно себе признать в том, чего хочу. Честно-то честно, да на душе от этого легче не стало.

Дурак ты, Зураб. Одумайся: у тебя жена красавица. Умница. Тебе же с ней хорошо? — Даже очень! Она такое… Такое вытворяет. Ив постели, и по жизни. — Чего тебе еще нужно?

Я вошел в подъезд. На лестнице с широкими вытертыми старинными ступенями было мрачновато. Я поднялся…

(Площадка второго этажа: здесь сержант из 1-гоотдела догнал Сметанина.

Окно. Подоконник. Окурков не стало меньше. Сме-танин и Понкратов с умом выбрали «точку»: улицаи подходы к подъезду просматривались замечательно. Правда, почему «топтуны» дали себя заметить? Или они не собирались прятаться? Да и вовсе они не топтуны.)

…на третий этаж, мгновение помедлил перед дверью. И нажал звонок.

Мягкая, переливчатая трель сразу канула куда-то в недрах квартиры. Потом послышались легкие и уверенные шаги. Громыхнул замок.

Мне сразу понравилось, что Полина Ратнер не стала специально принаряжаться. Полинявшие джинсы в обтяжку, свободная рубаха навыпуск. Густые медно-рыжие волосы собраны в «хвост».

Она улыбнулась:

— Зураб Иосифович?

— Добрый вечер, — собственный голос показался мне сдавленным и чужим. Дыхание перехватило.

Женщина! Какая женщина!

— Проходите, — она пропустила меня в прихожую. Заперла дверь. Молча показала на немного вычурную вешалку.

Я разделся и вслед за хозяйкой прошел в просторную комнату. У одной из стен — стеллаж с книгами, напротив — телевизор, в центре изящный столик, заваленный бумагами. Вокруг него — кресла и диван. Дальняя от меня дверь была чуть приоткрыта,

(Знак? Приглашение?)

была видна часть тщательно прибранной двуспальной кровати.

Полина остановилась у бара:

— Что будете?

Я мгновение поколебался. Вообще-то, Обнорский — особенно на службе — пить не разрешал. И к тому же я еще помнил, как мне было тяжко после празднества у Кира.

Полина Ратнер решила мне помочь:

— Коньяк? Погода сегодня очень нехорошая…

— Пожалуй.

Она быстро разлила коньяк по пузатым бокалам. Протянула один мне, сама, изящно подобрав ноги, села в кресло, мне показала на диван.

Я слегка качнул бокал, прислушался к аромату. Отличный коньяк. Мне такой дед наливал, когда я, уже после школы, курсантом Рязанского училища, приезжал на родину предков — в Цхалтубо.

— Спасибо, Полина Васильевна…

— Полина.

— Тогда просто Зураб.

— Договорились, — она чуть улыбнулась. С той минуты, как я переступил порог ее квартиры, Полина пристально меня разглядывала. Со сдержанным любопытством.

Из скупых упоминаний о ней в материалах по убийству ее мужа я знал, что она — вторая жена Ратнера. Первый раз тогда еще будущий коммерческий директор «Нерпы» женился на третьем курсе Финэка. Брак распался вскоре после получения дипломов. Кто-то из давнишних партнеров и друзей Ратнера после убийства обмолвился журналистам, что именно эта личная трагедия подтолкнула его. Разогнала на пути к успеху.

Полина окончила университет, философский факультет. Несколько лет стажировалась то ли в Англии, то ли во Франции (здесь информация газетчиков сильно разнилась). Потом вернулась и поступила работать в весьма преуспевающее издательство. Быстро стала редактором целой серии. Что-то вроде — карманная философия. Но карманная только в смысле формата. Книги в ее серии были как на подбор: Ницше, Аристотель, Фрейд, Юнг, Ортега-и-Гассет и другие. Не менее маститые.

С Ратнером она познакомилась на каком-то полусветском и полуклубном рауте. Года три они встречались. А потом, тихо и без излишней торжественности, поженились.

— О чем вы хотели поговорить? — спросила Полина.

— Я сразу хотел извиниться, если тема покажется Вам… покажется вам тяжелой.

— Я поняла. Итак?

— Помните, девятнадцатого января вы позвонили в милицию и сказали, что за вами следят.

— Да, конечно.

— Расскажите, как это было. — Я поставил на журнальный столик диктофон и нажал кнопку записи.

— Это началось еще до Нового года…

Она почувствовала чей-то тяжелый взгляд недели за две до Нового года. Полина не знала, кто и тем более зачем так пристально следит за ней. Это было ощущение. Неприятное, сковывающее.

На Новый год они с Игорем уехали за город, как давно собирались. Он попросил у приятеля еще студенческих времен попользоваться старым финским домом под Выборгом. Там, среди заснеженного леса, чувство, что за ней следят — отпустило.

А потом, когда на Рождество они приехали в город — Игорь обещал родителям быть на праздничном ужине, — давящее чувство вернулось. Игорю Полина ничего не сказала.

— Не хотела его расстраивать, — сказала она, ее голос — впервые — чуть дрогнул. В глазах промелькнула печаль. — Может быть, надо было сказать? Но я еще думала, что это паранойя. Что мне просто грезится. А Игорь был занят запуском нового сорта пива. Мы траком и не виделись после Нового года и Рождества… — Полина вдруг резко нагнулась вперед, из-под пачки бумаг вытащила сигареты. Я протянул ей зажигалку. Она вдохнула дым, тяжело вздохнула. — Может быть, надо было сказать?

Я не ответил.)

Сразу после Старого нового года Полина поняла, что ее ощущение — реальность. Пару раз она замечала двух молодых парней — всегда одних и тех же, — которые топтались перед подъездом ее издательства. Или на машине — потрепанном и невзрачном «форде» — ехали следом, когда Полина с Игорем куда-нибудь отправлялись.

А девятнадцатого января…

— В тот вечер я приехала домой около восьми. — Полина закурила очередную сигарету. — Лифт не работал — случается. Я поднималась пешком. И на площадке между вторым и третьим этажами… Я увидела их. Они сидели, курили, о чем-то разговаривали. И, похоже, не обратили на меня никакого внимания. Я медленно прошла мимо них. Боялась не того, что они на меня бросятся. Боялась, что они со мной просто заговорят. Или один из них громко крикнет мне в лицо «Бу!»… Знаете, как это дети делают?

Я кивнул.

Она перевела дыхание:

— Самое страшное… Они не прятались. Я все так же медленно добралась до квартиры. И сразу позвонила в милицию. Те быстро приехали. Как меня Игорь и предупреждал… Мы переехали сюда весной 99-го. Он тогда сказал, что договорился вроде бы с кем-то из чинов в главке. И ему обещали особый статус… Судя по тому, что милиция приехала быстро, так оно и было. — Полина потушила сигарету. — Остальное вы, наверное, знаете.

— Вы забрали заявление?

— Нет.

— А что случилось? Говорят, что дело до суда не дошло…

— Мне в милиции сказали, что дело прекращено. Недавно совсем.

— Почему?

— Вроде бы Понкратов умер. Оказалось, что он был наркоманом, или, как у вас говорят — «нарком»?

— Примерно, — я позволил себе немного улыбнуться. Сочувственно.

— Я не настаивала. Зачем? Игоря это не вернет… — Полина резко встала. — Извините…

Она выбежала из комнаты, приглушенно зашумела вода. Похоже, Полина заперлась в ванной. Чтобы успокоится. Пусть так.

Вопросов у меня больше не было. Но что-то мешало мне уйти. Может, я не уходил, потому что меня научили еще в детстве — дед и дядья, — что мужчина не бросает женщину в горе и в беде.

Сильно сказано, Зураб. Вах, как сильно!

Я поднялся, прошелся по комнате. Остановился у книжных полок. Кто-то мне давно уже говорил, что книги могут рассказать о хозяине квартиры больше, чем обстановка. Я машинально коснулся кончиками пальцев корешков. Похоже, что книги читали и перечитывали. Девственно чистыми оставались только рекламно-подарочные фолианты, которые были «сосланы» на нижние полки. Легкое пренебрежение к парадности, на которую обязывало положение. Философия и беллетристика, советские еще учебники по экономике и недавние пособия по менеджменту были перемешаны.

На одной из полок я заметил фотографию Ратнера. Он был не такой, как на тех официальных снимках, которые печатали в газетах сразу после его убийства. Ратнер сидел на гранитных камнях. За его спиной накатывало на берег по-северному холодное море. Я, кажется, даже узнал место: между Репином и Солнечным есть один мыс, на нем точно такие же камни.

— Игорю нравилось северное море. — Полина остановилась рядом со мной. Я не заметил, как она вернулась в комнату. Только почувствовал, как моей руки коснулись легкие и нежные пальцы.

Я замер.

Понял, что не давало мне уйти.

Полине был нужен мужчина. Может, даже первый встречный. Чтобы в страсти перегорели остатки тяжелого горя и осталась от него только легкая и уже неизбывная печаль.

Я осторожно повернул Полину к себе, коснулся ладонями ее лица, нежно сжал. Наклонился и, чуть помедлив, поцеловал.

В первый миг она не ответила, словно замерла. А потом ее губы словно порхнули навстречу, навстречу моим губам. Руки легли мне на плечи. От нее пахло как-то по-девчоночьи. Как от моей дочери-студентки. Такой беззащитный и хрупкий запах.

— …Ты не жалеешь? — спросила она, когда мы лежали рядом. Как-то незаметно для самих себя мы перешли с официальной дистанции «вы» на интимное «ты».

— Нет. А…

— Не будем об этом. — Полина подалась ко мне. Поцеловала, прильнула всем своим нежным молодым телом. На мгновение отстранилась, только чтобы сказать: — Не будем об этом. Пожалуйста.

Вдруг зажегся свет. Полина, придерживая халат, стояла на пороге кухни и сонно щурилась. Подошла ко мне, встала за спиной, обняла. Все еще нежно, но без страсти.

— Я разговаривала во сне?

— Да.

— И звала Игоря? — Она прижалась ко мне крепче. — Я знаю: он бы не стал возражать. Он всегда хотел, чтобы я жила.

— А сейчас ты живешь?

— Ты помог мне в этом. — Она взяла у меня из пальцев сигарету, затянулась и потушила ее в пепельнице. — Пойдем.

Я поднялся.

Она вдруг отстранилась:

— Знаешь, ведь я видела его. Неделю, наверное, назад.

— Кого? — Мне почему-то показалось, что сейчас Полина расскажет о том, как к ней являлся покойный муж.

— Ну, того «топтуна». Не Понкратова, а… Как его?

— Сметанина? — спросил я, не веря своим ушам.

— Именно — Сметанина.

Я отстранился, усадил Полину на тот самый табурет, где только что сидел сам, придвинул себе второй. Сел напротив.

— Подожди, — заговорил я, старательно подбирая слова. — Ты ничего не путаешь?

— Нет. Мы столкнулись с ним здесь недалеко. На Театральной площади. Он куда-то бежал, едва не сбил меня с ног.

— Ты уверена?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Потому, что Юра Сметанин сгорел в собственной квартире пятого февраля. Почти месяц назад.

— Не может быть! Это был он. Я точно знаю!