Дверь открылась, и посетительница… нет, не зашла. Она заплыла, медленно и плавно. Глянула на следователя и глупо заулыбалась.
— Заходите, садитесь, — сказала следователь, и, чтобы девушка не напрягалась, добавила: — Хотите чаю?
— Ой, здравствуйте! — сказала она. — Вы знаете, а Черный Человек мне так и сказал, что будет другой следователь, и что вы предложите чаю!
Рыбкина кивнула. Она читала краткое досье, и знала, что та слегка не в себе. То есть, нет, она не сумасшедшая, но на учёте в психдиспансере состоит. По-хорошему, ее не следовало допрашивать в отсутствии родителей или опекуна, ее и приглашали вместе с опекуном, но она явилась одна.
— Ах, да, я сказала бабе Гале не ходить, — продолжала болтать девочка, — у нее так много дел, всегда так много дел. А Черный Человек сказал, что надо поговорить с вами лично.
Рыбкина кивнула. Первой ее мыслью было вызвать сюда опекуншу. Непорядок — девица несовершеннолетняя, к тому же, явно неадекватная. Но сперва, раз уж она уже пришла…
— Давайте, я задам пару формальных вопросов, — сказала следователь, — а потом мы все же позвоним вашей бабе Гале.
— Ой, что вы, — ответила девица, — не стоит! Она же такая занятая. А Черный Человек сказал, что вам я могу все-все рассказать.
Рыбкина в который уже раз удержалась, чтоб не начать расспрашивать про этого черного человека — мало ли… может, это вообще бред. Только запутаешься больше с такими штуками. К тому же, она и так сейчас расскажет. Все-все.
— Ваше имя? — Рыбкина подвинула к себе чистую бумагу и взяла ручку.
— Лена, — радостно сказала девица, — Лена-Белка. Вы знаете, я часто-часто становилась белочкой! И прыгала по деревьям, это так весело!
Рыбкина нахмурилась — внутреннее чувство подсказало ей, что Лена говорит о том, что и в самом деле происходит.
Рыбкина знала за собой эту особенность — иногда она чувствовала правду, видела то, чего видеть не могла, знала заранее некоторые вещи.
Например, именно внутреннее чувство подсказало, что разбираясь с мелкой кражей из дома дирижера надо внимательно просмотреть недавние дела. В результате оказалось, что уже почти два месяца в городе орудует шайка, совершает мелкие, ерундовые кражи у разных людей.
И все эти люди были чуть-чуть особенными. Гадалка, дирижёр, полусумасшедшая художница… другие…
Прыгала она по деревьям белочкой!
А ведь на ее картинах так и есть — много видов на волшебный, нездешний лес, причем, все сверху, с ветвей. Словно она белочкой забралась почти на самую верхушку и смотрела — зелёное холмистое поле самых верхушек, кроны деревьев, огненный шар солнца, лазурная глубина неба…
— Вы знаете, первому следователю не стала говорить, — продолжала журчать потерпевшая, все так же, ровно, размеренно и радостно, словно рассказывает не о том, как ее ограбили, а просто сказку. — А тут Черный Человек сказал, что вам можно все рассказать.
Следователь оторвалась от записи и посмотрела в глаза Белкиной. Она хотела спросить, наконец, про черного человека, но тут Белкина всплеснула руками.
— Ах, нет! Я все перепутала! Вы знаете, я такая путаница! Меня и баба Галя ругает, говорит, зачем я так путаю, когда болтаю!
— Так что вы перепутали? — уточнила следователь.
— Ну, как же! Он ведь сказал, не можно, а нужно! Мне нужно вам все рассказать!
Следователь сделала максимально серьезное лицо и ответила:
— Конечно. Вам можно и нужно мне рассказать все!
— Да-да, — Белкина прикрыла глаза, — сейчас, сейчас. Я только вспомню, как надо говорить. У вас же говорят правильно, а я так не умею.
— Говорите, как умеете, — следователь улыбнулась, правда, слегка фальшиво.
— У меня украли перо, — сказала Белкина и открыла глаза. Поймала взгляд следователя, и вдруг Рыбкина отчётливо увидела это перо.
Оранжевое, жёлтое и алое, лоскут пламени, полупрозрачное и призрачное.
— Это перо Жар-Птицы, и без него я не могу ее позвать. Без него мне темно и страшно, и я не могу ходить в тот Лес.
— То есть, погодите, — следователь с трудом оторвалась от чудесного видения и попыталась вернуться к реализму. — Вы использовали это перо для своих психо-магических практик?
— Пси… не знаю, — девушка захлопали большими ресницами. Совсем не к месту вспомнилась песня — “хлопай ресницами и взлетай”...
“Хотя, почему не к месту? — подумала Рыбкина, — эта Белка и в самом выглядит, словно уже улетела!”
— Я просто уходила в волшебный лес, и звала Жар-Птицу, — объяснила Белкина так, непринужденно, будто это самое обычное дело — волшебный лес, жар-птицы… — Но теперь у меня нет пера, и я не знаю, что делать. Без пера, без Жар-Птицы, без чудесных деревьев…
Тон у нее оставался все таким же, радостно-небрежным, но щекам вдруг покатились слезы. И так же быстро прекратились.
— Он пришел, и что-то сделал, — сказала Белкина. — Я упала и лежала. Но все видела, не глазами, а во сне. Он был высокий-высокий, и на голове у него были рога. А рядом с ним шла тень. Я очень испугалась! Я решила позвать Жар-Птицу, она-то точно тень прогонит, но едва я достала Перо, как тень выхватила его из руки и убежала.
Рыбкина с усилием потерла лицо и кивнула. Пока девушка говорила, она видела происходящее почти наяву — и рогатого здоровяка, и тень рядом с ним.
Следователь аккуратно записала все это в протокол допроса, но какие выводы можно сделать из этого, кроме того, что Белкина совсем долбанулась?
***
А началось все вполне буднично.
Рыбкина смотрела на потерпевшего, а тот явно никак не мог прийти в себя. Тряс головой, поминутно поддергивал пижамные штаны, смотрел по сторонам с таким видом, словно спрашивал себя, как он здесь очутился.
— Итак, — сказала Рыбкина, чтобы вернуть мужика к действительности, — ваше имя?
— Славик… Мирослав… — пробормотал потерпевший, потом вспомнил, кто перед ним и голосом, все еще слабым, но уже намного серьезнее, поправился: — Черепанов, Мирослав Кириллович.
Рыбкина все пыталась понять, где она видела этого дядьку. Это было совсем далеко от всякого криминала, где-то, почти в другом мире…
— Расскажите мне подробно, — сказала следователь, — что произошло?
— Я вернулся домой, — Черепанов потер лицо, снова посмотрел по сторонам. — Около одиннадцати. Собирался лечь спать. Подошел к своей двери… а потом… не помню.
— Вы открыли дверь? — спросила Рыбкина, хотя уже знала, что замок был выломан. Причем, очень странно — разбит оказался только замок, а двери рядом не тронуты.
— Не помню, — ответил Черепанов. — Туман какой-то в голове… Это какой-то наркотик?
— Экспертиза покажет, — ответила Рыбкина. — А вы постарайтесь все же вспомнить. Откуда вы пришли так поздно?
— Глупо как-то вышло, — невпопад ответил Черепанов. Подумал, потом снова тряхнул головой. — Да, откуда… откуда? Я пришел от Коли. Мы немного выпили за встречу…
— Немного? — уточнила Рыбкина.
— Бутылочку рома, — ответил Черепанов. — Мы, как-никак, не виделись больше года. Ну, как я застрял в Нигерии.
Он вдруг засмеялся.
— Вы знаете, Коля был уверен, что я там пропал. Совсем. Даже помянуть меня успел — там дикие места, связи нет, люди бегают голые, но с автоматами…
— А что вы там делали? — уточнила Рыбкина. Вроде бы, это не имело никакого отношения к делу, но внутреннее чувство считало, что имело, и еще какое.
— Концерт, — ответил просто Черепанов. Пока он рассказывал, лицо его немного порозовело и ожило, и речь стала более уверенной. — Я дирижер. Мы приехали в Лагос, дали концерт. Потом кому-то в в посольстве пришла в голову мысль дать концерт вождям племен, и мы поехали куда-то в глушь. Вы знаете, там совершенная глухомань, джунгли, змеи, ядовитые пауки… Впрочем, вам, наверное, неинтересно.
Рыбкина кивнула. Пожалуй, это и в самом деле, была посторонняя информация, хотя внутреннее чувство подсказывало, что нет, что все это важно. Может быть, важнее даже, чем анализ крови на предмет наркотиков и экспертиза дверного замка.
— Скажите, у вас что-то пропало из квартиры? — спросила Рыбкина. — Не спешите, посмотрите.
Черепанов встал. Теперь он стоял намного тверже, чем в начале разговора.
Осмотрелся по сторонам, словно впервые увидел собственную квартиру.
— Мда… протянул он, и Рыбкина мысленно согласилась.
Квартиру разгромили. Шкаф опрокинут, все вещи из него разбросаны по полу. Ноутбук сброшен со стола и раздавлен, словно на него поставили тяжелую гирю, а потом забрали.
“Копыто, — подсказал внутренний голос, — на него наступили копытом.”
Черепанов медленно пошел по комнате. Остановился над ноутбуком, пробормотал неразборчивое ругательство. Глянул на окно. Потом что-то вспомнил, поспешно оглянулся на пустую стену.
Рыбкина проследила за взглядом, увидела, что там, кажется, что-то висело. Недавно — обои были того же цвета, что и вокруг.
Черепанов подошёл потрогал стену, будто попавшее могло стать невидимым. Потом наклонился, посмотрел на полу вокруг.
— Что-то потеряли? — уточнила Рыбкина, хотя и так было видно, что да, пропало что-то важное для хозяина дома.
— Ерунда, — ответил Черепанов, но таким голосом, словно сомневался в своих словах. — Сувенир. Из Нигерии, да… как раз оттуда…
— Какой сувенир? — уточнила Рыбкина.
— Бубен, — Черепанов потёр виски, сморщился, как от кислого. — Мой бубен.
Помолчал, а потом вдруг начал рассказывать.
— Понимаете, после концерта… неловко было отказывать, и мы пошли на праздник. Вождям очень понравилось, и кто-то стал показывать их, местные танцы и музыку. Красиво, да. Мы тоже танцевали с ними… и играли, я играл. Скрипка, флейта. Виталик попробовал арфу, но что-то не пошло. А я бил в барабан. Бил, все пели и смеялись, а потом…
Черепанов замолчал и строго, испытующе посмотрел на следователя.
“Стоит ли тебе говорить? — спрашивал его взгляд. — Поверишь ли?”
— Потом, — медленно продолжил он наконец, — меня укусила какая-то местная тварь. Ядовитая. Глушь, джунгли, администратор в панике, я в отключке… Вместо больницы отнесли меня к местному колдуну, он меня и выходил. А потом подарил бубен. Когда… — он на мгновение замялся, — когда я уезжал. На прощание.
— А теперь его украли? — уточнила следователь.
Черепанов молча кивнул.
— Вещь дорогая? — продолжила спрашивать Рыбкина.
— Как вам сказать… — замялся дирижёр, и Рыбкина вспомнила анекдот про “барабан Страдивари”, и она удержалась, чтоб не рассмеяться в голос.
***
— Ты, — сказал полковник, — рыба ещё молодая. Почти малёк! Тебе бы подрасти… Уверена?
— Да, Владимир Кириллович, — ответила Рыбкина. — Налицо связь. Все ограбления сделаны очень похоже. Да вы и сами видели.
— Видел, — полковник нахмурился. — Но шесть дел… ерундовых, конечно, но тебе, рыба, хочется в самом начале своей карьеры шесть висяков собрать? Там же все дела копеечные, хулиганство одно.
Рыбкина пожала плечами. Что тут ответить? Понятно, что дела сомнительные, что за раскрытие не сильно похвалят, а за провал будут долго нудеть. И все же, что-то смущало ее.
Наверное то, что всех потерпевших ее внутреннее зрение видело почти родичами. Все они… что-то могли.
Дирижер с бубном — он не говорил, но Рыбкина была уверена, что африканский колдун научил его чему-то своему, и бубен подарил не просто так.
Чокнутая девица, что во сне скакала по веткам в Волшебном Лесу, а заодно предвидела всякие мелочи.
Парень, что торговал оккультными вещичками — с этим разобраться сложнее, большая часть его товара — чистые сувенирчики, и все же, внутреннее око видело в нем таинственную силу.
Мужик, охранник в супермаркете — казалось бы, куда прозаичнее? И все же, Рыбкина видела в нем что-то дикое, первобытное и даже слегка страшное.
Толстая тетка с колодой карт Таро — тут и так все понятно.
И, наконец, вчерашний студент, а ныне оккультист и, возможно, сатанист.
Один лишь список наводит на размышления. К сожалению, почти все они скромно умолчали о том, что было похищено, а значит, предстоит встретиться со всеми и выяснить.