Дело серенького козлика

Глава 16

Динозавр был строг и серьёзен.

Оперативники, приехавшие с ним, оказывали первую помощь раненой девице, осматривали место происшествия.

Волкова куда-то делась, ее волчица тоже.

А Марта думала, насколько глубоко она влипла.

Пьянка с потерпевшими. Одна из которых несовершеннолетняя, к тому же, недееспособная.

Стрельба из табельного оружия по… подозреваемой? В чем? В деле эта девица до сих пор никак не проходила. Да и парень этот тоже ещё никак, кроме ее собственных видений, к делу непричастен.

Даже факт нападения сомнителен — козлина в ворота бить не успел, вся драка была около машины и досталось только кустам. С чего она вдруг стала стрелять?

А если рассказать про огромного человекоподобного козла, то ее отправят на экспертизу… и кто знает, на чём там Коростень настаивает свое пойло?

— Да, Рыба… — протянул Динозавр. — Я даже не знаю, чего тут в отчёте написать, чтоб оно все выглядело не бредом.

— Пал Палыч, — сказала Марта жалобно и растерянно, — я могу все объяснить… только потом, когда маленько с мыслями соберусь.

Динозавр открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал и махнул рукой. Посмотрел по сторонам, повернулся к Марте, снова собрался что-то сказать, и снова промолчал.

Подошёл Карл Михалыч, хлопнул Марту по плечу.

— Везучая ты, Марта! — сказал он и достал сигарету. — Аж завидно! Чуть вбок, чуть вниз, и был бы у нас труп. А так только сотрясение…

Он закурил, а Марта поняла, что влипла ещё глубже — риск был безумный, если б она девицу пристрелила, могла б и тюрьму сесть.

— Кто она такая? — спросил Карыч.

— Подозреваемая, — буркнула Марта.

— Давайте, Карл Михайлович, — вмешался Динозавр, — мы всех соберём и пока до выяснения задержим. В смысле, этих двоих, все равно в больницу везти.

— Да, да, — ответил Карыч, — пареньку я бы ещё и пробы крови на наркотики взял. Слишком уж он странный. Будто спит… прямо посреди леса.

— Хорошо, — ответил Динозавр. — Марта Федоровна, вы ж не возражаете?

Марта кивнула.

“Интересно, это все еще моя операция? — подула она. — И если моя, то это я, что ли, вызвала экспертов, оперативников и Динозавра?”

Карыч ушел паковать трофеи — два тела, оба в отключке.

Наконец, все погрузились в автобус — оперативники, два тела, Мирослав и Белкина.

Сама Марта села последней, впереди. Будто и в самом деле командует операцией, и все идёт по плану.

***

Музыка продолжала играть, но сейчас совсем тихо.

Мирослав тоже сидел тихо — внезапный приезд полиции застал его врасплох.

Он помнил, что идёт следствие, что его ограбили, что все они имеют странный статус “потерпевшие”...

Но из Леса все это выглядело, словно понарошку. И когда он на помеле таранил козла — он мысленно все ещё был в Лесу.

А там законов нет, не смог отбиться, и тебя съели.

Хотя…

Мысли текли плавно, Мирослав понял, что уходит в дрёму. Дремлет и думает, вспоминает и оценивает.

“Смотри, — сказал оньи-нкузи, — слушай!”

Лиса ухмыльнулась, блеснули глаза, блеснули зубы.

Явился паук, Друг оньи-нкузи, его помощник в потустороннем Лесу.

“Ты там, Друг здесь, — сказал паук, — вы сильны. Ты здесь, Друг здесь — вы многократно сильны.”

Найти Друга на Той Стороне — большая удача. Найти, познакомиться… как-то убедить его не есть тебя…

Лиса снова ухмыльнулась, сказала:

“Я же тебя не съела…”

Мирослав кивнул и заметил, что один из полицейских странно косится на него. Он покрутил головой, разминая шею, вроде бы, он и не кивал невидимому собеседнику, а просто сел неудобно и мышцы затекли.

Лиса спокойно ждала окончания пантомимы. Полицейский посмотрел строго, но, кажется, успокоился.

“Ты прав, — сказала Лиса, — мы можем стать друзьями.”

Мирослав посмотрел на Паука. Тот сидел на плече оньи-нкузи и пялился своими огромными глазами в пространство.

“Ты песню пел, — сказал оньи-нкузи, — тебе и решать!”

“Чего ты хочешь? — подумал Мирослав. — Я не пойду за тобой туда, откуда не знаю выхода.”

Лиса моргнула.

Полицейский наклонился ближе и спросил:

— Вы в порядке?

— Просто устал, — ответил Мирослав.

Тема полиции играла в его голове ритмом большого барабана. Негромкий рокот, готовый превратиться в оглушительный бум, но пока тихо рычащий фоном.

Оньи-нкузи звонко цокал кастаньетами, звук негромкий, но резкий и бодрый.

А Лиса вела свою тему на флейте — плавно и ненавязчиво, вплетаясь в другие темы, подхватывая их и обращая в свою — и мерный ритм полиции, и звонкие щелчки оньи-нкузи…

Мирослав взял скрипку и начал свою тему — подхватывая тему Лисы, но обращая ее в свою.

Позади оказался темный зрительный зал. Впереди — музыканты: оньи-нкузи, Лиса, полиция. И он сам — сразу и скрипач, и дирижер.

“Потому я и взял тебя учить, — сыграл оньи-нкузи. — Колдун все обращает в свой танец, в свои слова, в свою музыку…”

— Сань, глянь, — спел свою партию полицейский, — как мужика глючит…

— Спокойно, — продолжил партию полиции второй полицейский, — приедем, там пусть доктор разбирается…

Мирослав взмахнул смычком, давая сигнал вступать Лисе.

“Ты верно говорил, — сказала Лиса. — мы боги. Лисы, волки, барсуки… деревья. Духи, боги, звери…”

Мирослав кивнул.

“Ты хочешь поклонения? — сыграл он на своей скрипке. — Я музыкант. Я могу играть концерты в твою честь.”

Хор из полиции и Паука спел неразборчиво, но одобрительно. Оньи-нкузи отщелкал ритм.

Но Лиса качнула головой и ее флейта пропела медленно и печально.

“Нужна связь, — сыграла она. — То, что соединит нас. Жертва…”

Внезапно наступила тишина и темнота.

Остались лишь голоса — флейта и скрипка.

Но флейта вела тему неразборчиво и непонятно, и Мирослав своей скрипкой подхватил ее и усилил.

И понял.

Жертва…

Человеческая жизнь — не в обмен, но для построения связи, канала между ними.

Мирослав вздрогнул и проснулся.

Полицейский тряс его за плечо.

— Подъем! — негромко сказал он. В его словах был дальний отзвук барабанов, но музыка уже ушла. — Приехали.

Мирослав выбрался из машины, покрутил головой. На этот раз по-настоящему — шея в самом деле затекла.

***

В комнате отдыха было накурено и постоянно слышались чьи-то неразборчивые голоса. Полицейское отделение — тут все время что-то происходит. Где-то кто-то ругается, кто-то плачет, кто-то лжет…

Марта вдруг с удивлением поняла, что ей очень неприятно это место — наполненное ложью, страхом, болью… сколько преступников прошло здесь… сколько людей приносили сюда свою боль… и преступники ведь тоже люди — они тоже приносили сюда боль и страдание.

После атмосферы Леса здесь была невыносимая духота.

Динозавр привел их всех в комнату отдыха. Посмотрел на Марту, покачал головой.

— Слушай, Рыба, — сказал он, — в таком виде тебе к Кириллычу нельзя. Ты посиди, передохни. Может, подремлешь даже. Часа два у тебя точно есть. Может, и три.

Марта хотела было возразить, что нет, она готова хоть сейчас, но почувствовала, что пол под ногами слегка покачивается — напряжение немного отпустило, пока ехали в машине, и теперь собраться было невероятно сложно.

— Я чуть-чуть, — сказала Марта. — Я немного отдохну, и…

— Два часа, — сказал Динозавр. — Если с тебя будут погоны рвать, то хоть в приличном виде.

Марта только хмыкнула, хотя на душе у нее было погано.

Она-то была уверена, что все сделала правильно, но вот как объяснить это начальству?

Дверь за Динозавром закрылась, шум из коридоров стал потише.

— Погоны они, понимаешь, рвать будут… — проворчала Марта.

— Могут? — спросил Мирослав.

Марта пожала плечами.

— Кстати, об ужасных преступлениях, — сказал Мирослав. Он говорил так, словно сомневался, стоит ли говорить… стоит ли даже думать об этом.

— Мне тут поступило предложение, — он не смотрел на Марту, разглядывал что-то за окном, — Лиса предложила дружбу и взаимопомощь.

Марта кивнула.

— Лиса из Леса, сперва чуть не сожрала, потом завела в ловушку, а теперь взаимопомощь, — сказала Марта. — Я все верно поняла?

Мирослав улыбнулся, но как-то не очень весело.

— Ага, та самая Лиса, — ответил он.

— В чем подвох? — уточнила Марта. По лицу Мирослава было ясно, что подвох есть.

— Нужна жертва, — ответил Мирослав. — Надо будет зачаровать палочку, макнуть ее в кровь… в-общем, неважно. Суть в том, что когда человек после этого уснет, он не проснется.

Марта хмуро посмотрела на Мирослава.

— Это убийство, — сказала она.

— Я ж говорил, — ответил Мирослав, — они там дикие звери. Для них убийство не такой и большой…

— Для них — небольшой, — строго сказала Марта. — А для нас?

Мирослав замолчал.

Марта прикрыла глаза и задумалась.

Хотелось подремать, хотелось забыть… но в то же время хотелось разобраться.

Казалось, что-то она не заметило, что-то упустила. Что-то важное.

Она глубоко вдохнула, медленно выдохнула, посмотрела не открывая глаз.

***

Темнота. Наверное, ночь.

Едва слышно шуршат кусты, пахнет свежестью и ночной росой. И травами, и листьями, и чем-то еще, неизвестным и непонятным.

Она, Марта снова голая, снова входит в Лес, только сейчас не сама. Сейчас она смотрит глазами кого-то неизвестного, того, в чьей крови искупали палочку. Того, кто уснул и теперь не проснется.

Она маленькая и слабая, движения — как в густом сиропе. Запахи, шорохи, тени — все чарует и оглушает, но она знает о близкой смерти.

Пасть. Огромная, страшная — непонятно, откуда появляется и разом закрывает все вокруг. В ноздри бьет вонь зверя и запах собственной крови. Зубы крошат кости, звонкий треск заглушает все звуки.

Боли почти нет — видимо, жертва умирает сразу. Марта смотрит, чуть отстраняется, чтоб видеть Лису.

Та жрет.

Чавкает, рвет мясо, брызжет кровью.

“Все таки, это убийство”, — думает Марта.

— А ты, когда в девку стреляла, — вдруг отвечает Лиса, — хотела ее ласково пожурить? Мол, не делай так, нехорошо?

Марта вздрагивает и чуть не теряет концентрацию. Чуть не просыпается, может быть, даже с криком.

Лиса не поворачивается к ней, не смотрит на нее, но Марта чувствует, что Лиса знает.

— И ты их в тюрьму посадишь? — спрашивает Лиса. — Чтоб они завтра из нее ушли?

Марта кивает. Вот оно — то, что она упустила.

— Убийство, — говорит она вслух.

Лиса наконец поворачивается к ней мордой. Шерсть вокруг пасти бурая и алая, широкий розовый язык облизывает кровь. Под лапами остаются ошметки костей, лоскуты кожи, какие-то бурые комки, смотреть на них неприятно.

— Убийство, — соглашается Лиса. — Можешь попробовать их переубедить, мне не жалко.

Лиса наклоняет по-собачьи голову набок и поправляется.

— Жалко, конечно. Мне было бы веселее дружить с колдуном — и корм регулярный, и развлечение. И сила — я бы усиливала его, он меня… Но тут решать не мне. Дело за ним.

Подумала и добавила:

— И за тобой.

Лиса встает.

— Ты мне должна, — говорит она и смотрит в глаза. В глубине глаз — насмешка и жестокость, зверь и бог. — Я не стану требовать с тебя долга. Пока. А то получится не дружба, а рабство, а мне лень быть хозяйкой. Потом как-нибудь. Когда придумаю, кого лучше укусить будет.

Она скалится. А может, улыбается — зубов много, Марта отчетливо помнит, как хрустят кости на этих зубах.

— Жертва, — говорит Лиса. — Сами думайте.

Останки жертвы исчезли, стало ясно, что они только приснились. Лиса тоже снится, и ее рассуждения…

Ложь?

Нет, все верно. В какую тюрьму посадить мага? Только в смерть.

Вспомнилось, что ведьм убивали — топили, вешали, сжигали… Может быть, правильно делали?

С этой стороны Марта никогда не думала об этом. Как защититься от мага, который задумал плохое?

Мирослав с легкостью испортил тетке Белкиной одежду, перепугал и не дал поехать забрать племянницу. Так, между делом.

Отследить магическое преступление очень сложно — козлище изуродовал машину, если б ворвался во двор, то мог бы убить их всех… но как это теперь доказать?

Лиса смотрит с насмешкой. А может, серьезно.

— До встречи, — говорит она и просто исчезает.

И Лес тоже исчезает.

***

— Жертва, — пробормотала Марта негромко.

— Сам не рад, — ответил Мирослав, — но мне кажется…

— Надо поговорить с нашими задержанными, — сказала Марта. — Мне кажется, что среди них можно и найти кандидата.

Мирослав удивленно посмотрел на Марту.

— Может, и так, — сказал он.

— Я так понимаю, — ответила Марта на вопрос, который Мирослав не задавал. Который она задавала сама себе, — магам надо следить за собой самим. Не по закону, даже не по морали — а по совести. Если мы решим, что эти ребята опасные отморозки, то их надо будет убить. Не потому, что тебе надо покормить хищника из Леса, а потому, что они опасные отморозки, которых не удержат никакие тюрьмы.