В итоге я не пошел прямиком к Осману, как собирался. Здравый смысл заодно с Валкой убедили меня сопроводить Паллино в медику и показать врачу собственные раны. Порез на лице был неглубоким, и на него, а также на пару не замеченных мной мелких царапин на руках просто наклеили корректирующий пластырь. А вот раны на груди оказались, как и у Паллино, достаточно серьезными. Мне повезло, что удар пришелся в ребра. Когти Удакса не проникли настолько глубоко, как когти того ксенобита, что вырвал кусок из бока моего друга.
– Паллино выживет? – спросил я, трогая мизинцем пластырь на щеке – тонкую черную полоску от носа до уха.
– Прекрати ковырять, а то шрам останется, – сказала Валка, и в зеркале я увидел, как она поджала губы.
– И тебе не понравится? – довольно резко произнес я, но тут же замолчал.
– Выживет, куда он денется? – передернула плечами Валка. – Его на всякий случай погрузили в сон. Так будет лучше. Он потерял много крови.
Я потрогал повязки на груди, почувствовал тепло там, где были зашиты легкие раны.
– Ну и острые же у них когти… Но я все никак в толк не возьму, почему они напали.
– Может, им не нравится служить людям, отнявшим их родную планету.
Я зажмурился и три секунды переводил дух, мысленно радуясь, что отошел от зеркала. Спорить на такие темы у меня не было сил.
– Пожалуйста, не начинай. Не видишь, я ранен, – указал я на грудь. – Ауксилия – не рекруты. Они свободнее наших солдат… черт побери, свободнее меня.
Я попытался сложить руки на груди, но лучше бы этого не делал. Эмоции утихли, больше не притупляя боль. Пожалуй, мне тоже не помешало бы снотворное. Но у меня было еще много дел.
Не дожидаясь моей просьбы, Валка взяла медальон на цепочке и протянула мне. В кои-то веки она не спорила, лишь пристально смотрела на меня, сдвинув брови.
– Они казнят того, кто напал на меня, – сказал я.
– Думаешь? – спросила Валка.
Она даже не шелохнулась, и медальон по-прежнему свисал с ее согнутого пальца. Я не понял, говорила она всерьез или с сарказмом.
Взяв амулет, я покрутил его в руке:
– Помяни мое слово.
Большим пальцем я провел по серебряному ободу, пощупал острые углы прочной скорлупы. Она была не больше золотого хурасама, около полутора дюймов в диаметре, и, как всегда, теплая на ощупь. Зажав медальон в кулак, я будто все равно видел его. Свет от скорлупы словно проникал сквозь пальцы.
– Адриан!
Голос Валки разорвал мои туманные думы. Меня словно окатили холодной водой.
– Что?
Я повесил цепочку на шею, взял новую рубашку и черную тунику и надел их одну за другой, несмотря на боль в груди.
– Ты витал в облаках. Я спрашивала, как ты себя чувствуешь, – сказала Валка, пока я возился с одеждой.
– Нормально, – ответил я, потирая шею и вспоминая укус меча. – Бывало хуже.
Я поднял со стола пояс-щит и нацепил на себя, завозившись, поправляя тунику.
Валка не клюнула на мою мрачную наживку. Она лишь потыкала пальцем окровавленный плащ, сложенный на другом краю стола.
– А с этим что делать?
– Пожалуйста, не трогай, – ответил я. – Кастелян скоро придет и начнет причитать. Плащ мне пригодится.
– Зачем?
– Я хочу одновременно исполнить роли Антония и Цезаря, – ответил я, и Валка непонимающе вытаращилась на меня. – Не бери в голову.
У меня был план, и я надеялся выжать хоть что-то хорошее из неудачного дня. Я попросил ее:
– Если встретишь Дюрана раньше, чем я, пускай распорядится, чтобы Паллино отправили обратно на «Тамерлан». Под присмотром Окойо ему будет лучше. Она не даст ему наделать глупостей.
В дверь постучали.
– Легок на помине, – прошептал я и встал. – Входите!
– Лорд Марло, прошу принять мои искренние извинения. Ума не приложу, почему примитивы на вас напали. Будьте уверены, что зачинщик и его пособники будут наказаны по всей строгости за это оскорбление. Предательство!
Слова извинения сэра Амальрика влетели в комнату быстрее, чем он сам вошел и рухнул на колени. Я убрал руки за спину, до того как он успел схватить их и облобызать.
– Шкуру с него спущу! – восклицал он. – Голову с плеч сниму! Все, что вам будет угодно!
Я взглянул на распростертого у моих ног патриция, этого гордого человека и солдата, кастеляна имперского форта, отвечающего за распределение войск по нескольким секторам космоса, – и он пресмыкался перед моим именем и званием.
«Палатины, – подумал я. – Башан исени».
Высшие существа.
– Сэр, поднимитесь.
Осман и не подумал.
– Милорд, эти звери были под моим командованием. Я посадил их под замок. Мои люди просматривают записи, чтобы выявить причастных. Тот, что напал на вас, уже в карцере. Премного извиняюсь. Этого нельзя было допустить. Я виноват.
– Если кто и виноват, – покосился я на Валку, собираясь с мыслями, – то только один молодой, горячий и жадный до драки ирчтани. Вы не можете контролировать их, равно как не можете проследить за всеми своими солдатами, когда они ходят в город и выбивают зубы шлюхам, если выясняется, что нечем расплатиться. Вы можете лишь пристыдить их постфактум. – Я отступил на шаг и сел на вращающийся стул доктора, которая меня заштопала. – Во имя Земли, поднимайтесь. Это приказ.
Кастеляну все равно понадобилось на это несколько секунд.
– А что с остальными? – спросила Валка. – С ирчтани, которых не было рядом в момент нападения?
Сэр Амальрик огляделся и, кажется, не без удивления обнаружил в углу Валку.
– Я… мэм?
– На плацу занимались всего несколько десятков, но говорят, что их здесь тысяча. – Валка откинула красно-черные волосы и сложила руки.
Сглотнув, кастелян закивал:
– Их взяли под стражу и заперли в казарме.
Казалось, его сейчас стошнит.
– Вы применили ко всем одинаковые меры, как к преступникам? – возмутилась Валка. – Если бы они были людьми, вы бы так не поступили!
– При всем уважении, они отказались сотрудничать. Не назвали нам имен тех, кто напал на вашего телохранителя, поэтому всех птичек следует считать сообщниками.
– Вы шутите! – воскликнула Валка.
– К тому же у людей нет когтей, и летать мы тоже не умеем. Ирчтани – опасные союзники.
– Ключевое слово – союзники, – заметила Валка, смерив Османа испепеляющим взглядом. (Даже не знаю, как он не испарился на месте.) – Сэр, если вы так относитесь к союзникам, боюсь представить, что вы делаете с врагами.
– Давайте радоваться, что никто не погиб, – вмешался я, думая о Паллино. – Нам вдвойне повезло, что рядом не было моего сквайра.
– А при чем здесь ваш сквайр? – в замешательстве посмотрел на меня кастелян.
Пришло время проверить кастеляна на богобоязненность. Среди людей своего сорта Осман не был плохим человеком, но его манеры меня раздражали, да и отношение к ирчтани мне тоже претило.
– А вы не знали? Мой сквайр – Александр, принц дома Авентов. Нам с вами крупно повезло, что утром его со мной не было. Трудно представить, что случилось бы, если бы имперский принц пострадал под вашей крышей. – Я почти, почти вздрогнул. – Никакого воображения не хватит.
– Вам следовало поставить нас в известность! – воскликнул сэр Амальрик. – Имперский принц! Здесь, на Гододине?!
Он до смерти перепугался и думал, как теперь оправдаться. Такая реакция меня вполне устраивала. Ему следовало бояться. И оправдываться – ведь я собирался заставить его нарушить протокол.
– Не говорите мне, что я должен и чего не должен, кастелян, – произнес я спокойно, без нажима, но старый лысый солдат все равно еще сильнее перепугался.
– Простите. Не хотел вас оскорбить, – сказал он с поклоном.
Валку все это забавляло. Я шагнул мимо Османа, к окровавленному плащу.
– Как вы планируете поступить? – спросил я, стоя спиной к кастеляну, глядя на Валку.
– Если бы они были людьми, думать бы не пришлось – мы бы подвергли отряд децимации.
Я оторопел. Моя рука застыла на полпути к испорченному плащу. Такого я не ожидал.
– Децимации? – обернулся я, оставив плащ на месте. – Не вижу повода.
– Как я уже объяснял, они не выдают виновных. В таком случае вина ложится на весь отряд.
Децимация. В легионах это было одним из серьезнейших наказаний для солдат. Нарушителей – будь то декада, центурия, хилиада, когорта или даже целый легион – собирали и давали им тянуть жребий, вслепую доставая монеты из сундука. На каждой десятой монете был символ смерти, и тех, кто вытягивал эти монеты, выстраивали к стенке и расстреливали те, кто вытягивал обычные. Их бывшие боевые товарищи. За последние тысячелетия децимацию применяли то чаще, то реже – в зависимости от позиции конкретных императоров. Одни объявляли ее вне закона, другие вновь возвращали. Император Вильгельм Сиберий, названный Импатианом Вильгельмом Жестоким, подверг децимации сразу сто легионов после того, как княжества Джадда объявили независимость.
– Запрещаю, – смерил я кастеляна суровым взглядом.
– При всем уважении, ваша светлость, это решать не вам.
– В легионах служат, должно быть, не больше десяти тысяч ирчтани, – возразил я. – Вы правда хотите войти в историю как человек, истребивший их сотую часть из-за мелкого происшествия? Имперская канцелярия этого не одобрит. А уж я позабочусь особо отметить вас в своем докладе. – Я взял плащ и показал Осману. – На случай, если вы забыли, чья кровь сегодня пролилась. Как, по-вашему, отреагирует командование, если я – жертва – скажу, что ваша реакция была неоправданно суровой?
Осман остолбенел и потерял дар речи.
Я кинул ему плащ.
– Где Удакс?
– Что?
– Тот, кто на меня напал. Ирчтани. Что с ним?
Кастелян тупо посмотрел на меня, словно не понимая, для чего мне это знать.
– Под замком. В карцере, – ответил он, моргая. – Зачем вам?
Он держал окровавленный плащ, толком не глядя на него.
– Теперь его жизнью распоряжаюсь я.
Осман потряс головой:
– Существует протокол. Министерство внутренних дел будет расследовать. Даже инквизицию могут подключить из-за вас и вашего сквайра. Он правда принц?
Я кивнул, и кастелян выругался.
– Лорд Марло, я был очень взволнован и обрадован, узнав о вашем прибытии. Сам Полусмертный на моей базе. Герой Аптукки. Мне не терпелось с вами познакомиться. Я не ожидал… – он махнул рукой, – такого дерьма.
– Он притягивает неприятности, как магнит, – сказала Валка.
– А если это только начало? – спросил сэр Амальрик. – Что, если птицы что-то замышляют?
– Замышляют? Вся тысяча? – Я попытался скопировать испепеляющий взгляд Валки. – Вся тысяча, которую вы за час смогли успешно запереть в казарме? Уж простите, но я бы на вашем месте не беспокоился.
Я дотронулся до пластыря на лице. Несмотря на браваду, внутри меня копошилось мрачное чувство. Что, если кто-то действительно что-то замышляет? Не ирчтани. Я не был специалистом по их повадкам, но нападение Удакса выглядело чересчур внезапным. Неужели кто-то подговорил его напасть?
«Кажется, нам предстоит новое расследование», – подумал я.
Нельзя было исключать, что Удакс был лишь направленным на меня оружием и его поступок был мотивирован чем-то иным, нежели колониальным и межрасовым конфликтом. Или нет?
Я откашлялся и сказал:
– Пока ваши разведчики не вышли на связь, времени у нас в избытке. Я поговорю со старейшиной ирчтани. Он показался мне дружелюбным и открытым к диалогу.
– Барда-то? – Осман отвлекся от изучения моего плаща. – Хороший человек. То есть птица.
– Я побеседую с ним, – сказал я, – а затем – с несостоявшимся убийцей. – Я поднялся, всем своим палатинским ростом нависнув над Османом. – Хотя, скорее всего, нам следует винить в случившемся лишь пылкое эго ксенобита. А вы, кастелян, постарайтесь не устроить геноцид. Я понимаю, что в вашем положении это непросто.
Развернувшись, я направился к выходу, увлекая за собой Валку. Я не собирался давать Осману время на обдумывание.
– Лорд Марло? – окликнул он, и я обернулся. – Ваш плащ, – протянул он мне окровавленную ткань.
– Оставьте, – отвернулся я. – У меня есть запасной.