Демоны степей

Глава десятая ЗАМОК НА КРАЮ СТЕПИ

Неподалеку от Феризы стоял небольшой каменный замок, возведенный с большим искусством. Некогда он служил форпостом, прикрывавшим город от набегов кочевников, а сейчас служил пристанищем последним отпрыскам одного древнего, некогда славного, а теперь захиревшего рода. Именно туда и направлялись люди, спасшие колдунью от виселицы. И вместе с ними — гирканка.

После нескольких часов бешеной скачки они остановились у ворот небольшого, но хорошо укрепленного поместья.

За высокой каменной стеной, перед которой был выкопан глубокий ров, кишащий змеями, стояла прочная башня, сложенная из необработанного серого булыжника. Узкие окна-бойницы, зубцы на крыше, где могли скрываться, высматривая врага, лучники, — все это говорило о том, что строителей замка более всего заботили вопросы обороны.

По подъемному мосту всадники въехали на территорию крепости. Подбежавшие слуги помогли им спешиться.

Теперь, когда лучники стояли рядом, Элленхарда хорошо замечала несомненное сходство между ними, которое могло быть только семейным.

Старший, которого называли Гарольдом, взял на руки потерявшую сознание Азанию и осторожно понес ее в башню. Элленхарда и младший из лучников — его имя было Эдмун — двинулись следом.

Гарольд, как выяснилось почти сразу, приходился Эдмуну дядей. Сестра Гарольда, Элиза, овдовела вскоре после рождения сына и, по настоянию брата, вернулась с малолетним ребенком в родовое гнездо. Это была старинная семья, предки которой происходили из Бритунии. Причины, заставившие прадеда Гарольда оставить родину и с родней перебраться в Туран, не обсуждались. Хотя эти причины имелись — и довольно веские.

Семья Гарольда считала для себя оскорблением подчиняться приказаниям какого-то Священного Совета, хотя в обычное время отношения бритунийцев с жителями и правительством Феризы складывались всегда мирно, как у добрых соседей.

Бесчувственную, истерзанную пытками, все еще обнаженную Азанию уложили на простыни и искупали в бочке с подогретой водой, после чего обернули в мягкое одеяло и уложили в постель.

Элленхарда, кое-что понимавшая в лечении больных, не могла не одобрить действий Элизы и ее служанок. Как всякий воин, странствующий по свету, она, естественно, неплохо разбиралась и в целебных травах, и в костоправстве.

За все то время, что Элленхарда помогала хозяевам поместья спасать и лечить Азанию, никто не задал ей ни одного вопроса. Ее помощь принимали с молчаливой благодарностью.

И лишь когда все убедились в том, что Азания погрузилась в спокойный сон и жизни ее больше ничего не угрожает, настало время для вопросов и ответов.

Ужин подали в большом зале, освещенном факелами. Чистая льняная скатерть с простым узором по краям, глиняная посуда, расписанная орнаментом в виде птиц и цветов, домашнее вино в кувшине с широким горлом, простая, но вкусно приготовленная и сытная пища, — все это очень понравилось Элленхарде. Жаль только, что Тассилона здесь нет…

Она тотчас отогнала мысль о своем спутнике. Еще не хватало — раскиснуть перед чужими людьми… И все-таки ее глодала тоска. Без Тассилона она чувствовала себя совершенно покинутой в большом, полном опасностей враждебном мире. Только рядом с ним — спокойно и безопасно. Только в лучах его любви она согревалась по-настоящему. За то время, что они знакомы, она успела сильно привязаться к нему… Впрочем, Элленхарда была уверена в том, что Тассилон не потеряет ее из виду: если они и расстались, то ненадолго. А без помощи Элленхарды Азанию вряд ли удалось бы спастись.

Поэтому гирканка изгнала из головы все неуместные мысли и молча принялась за еду. Гостеприимные хозяева не спешили с расспросами. И все же Элленхарда понимала, что ей придется кое-что рассказать о себе.

Она назвала свое имя и род, добавила, что разыскивает брата — единственного родного по крови человека, который, кроме нее самой, остался в живых.

Ее слушали сочувственно.

— Твоя судьба горестна и полна нерешенных вопросов, — сказал Гарольд. — Однако все это не объясняет главного для нас: почему ты помогла нам похитить Азанию? К чему тебе, чужестранке, у которой, к тому же, такое важное дело, как поиски брата, бросаться на помощь незнакомке, осужденной за колдовство?

Элленхарда немного помолчала, собираясь с мыслями. На такой вопрос надлежало ответить достойно, без излишнего хвастовства, но и не преуменьшая собственных заслуг. Судя по тому, как напряженно смотрели на нее теперь Эдмун, Гарольд и Элиза, от ее ответа зависит их дальнейшее отношение к ней. Элленхарда, впрочем, и сама толком не знала, почему очертя голову ворвалась в безумную затею дяди и племянника.

— Мне так захотелось, — произнесла она наконец с некоторым вызовом и даже, пожалуй, высокомерно. — Не было времени думать, не хватило времени даже чувствовать. Просто захотелось — ясно? Я — дочь и сестра вождя! Только так и совершаются большие дела — захотел и сделал! Так учили меня брат и отец. Разве они были неправы? Как только воин начинает задумываться, что да почему, — конец. — И желая быть совсем искренней, Элленхарда добавила: — Кроме того, меня разозлил этот их Священный Совет. Кто они такие, эти советчики? Почему указывают, о чем мне думать, как себя вести? Мне пришлось прятаться от них в какой-то вонючей лавке, пока они маршировали по улице! А местные жители считают, что это правильно. Я — не считаю. Я решила… Может быть, колдунья будет мне полезна в моих поисках… Мне нужна ясновидящая, Настоящая. Такая, чтобы увидела в зеркале моего брата, подсказала, куда идти. Чтобы разглядела в мире моих врагов — где они, и так ли им худо живется, как они заслужили. Вот почему! А вы для чего затеяли это дело? Сумасшедшее дело! Без меня у вас ничего бы не получилось. Опасность не миновала. Вы это знаете? У таких, как этот Священный Совет, повсюду могут быть шпионы.

Гарольд и Элиза переглянулись. Высокомерная девочка-гирканка со шрамами на щеках, злыми черными глазами и совсем детским, нежным овалом лица представлялась им настоящей загадкой.

Ее ответ не объяснил им почти ничего. Откуда она все-таки взялась? Свалилась как снег на голову! И ведь она права — без ее вмешательства их отчаянная затея была обречена на провал.

— Мы уже не в первый раз оставляем в дураках Священный Совет, — заговорил наконец Гарольд. — Правда, такое дерзкое похищение совершаем впервые. Теперь придется затаиться на некоторое время. Впрочем… Фонэн…

— Кто это? — спросила Элленхарда, обмакивая пальцы в соус и невозмутимо облизывая их.

— Глава Священного Совета… — пояснил Гарольд и замолчал.

Элиза метнула в сторону брата тревожный взгляд, а затем подозвала слугу и распорядилась подать фрукты. Элленхарде показалось, что хозяева замка скрывают от нее какую-то тайну, однако предпочла не торопиться. Безмолвно было решено, что Элленхарда на некоторое время остается в замке. Это даже не обсуждалось. Что ж. Если хозяева замка не спешат посвящать гостью в свои секреты — она узнает обо всем сама, когда придет срок, а пока не следует лезть с назойливыми расспросами. Возможно, скоро все прояснится.

Несмотря на искреннюю благодарность, которую семья Элизы питала к Элленхарде, появившейся так вовремя и сумевшей помочь Эдмуну и Гарольду, у старшего из хозяев замка не было полной уверенности в том, что гирканка была с ними вполне откровенна и что ей следует доверять. Кое-какие сомнения на ее счет у Гарольда все-таки оставались. Непростая жизнь, которую вели владельцы небольшого замка, зажатые между гирканскими степями и Феризой, сделала Гарольда недоверчивым. Насколько знал Гарольд, Фонэн чрезвычайно хитер и коварен. С главы Священного Совета сталось бы заплатить этой разбойнице-гирканке, наемному мечу, чтобы она помогла освободить осужденную ведьму и проникла в замок. Не шпионка ли она, подосланная самим Фонэном? Слишком хорошо известно, какую ненависть питает фанатичный преследователь ведьм к этой семье, которая столь откровенно презирает фанатиков, захвативших власть в Феризе.

С другой стороны, Элленхарда ведь могла и не лукавить. Она еще не вышла из того благословенного возраста, когда люди открыты добрым побуждениям. Да и рассказанная ею история…

Не желая рисковать безопасностью своей семьи и в то же время опасаясь оскорбить гостью недоверием, Гарольд принял наилучшее решение: он открыл все свои противоречивые чувства старому, преданному слуге по имени Фравардин — не столько даже слуге, сколько члену семьи — и попросил того незаметно присматривать за гирканкой.

— Будешь выполнять все ее просьбы и пожелания, — наставлял Гарольд Фравардина. — Если она попросит оседлать коня, сразу сообщи об этом мне или Эдмуну, только виду не показывай.

— А коня-то седлать? — хмыкнул старик.

— Коня седлать — и сразу ко мне!

— О чем речь! — кивал опытный слуга. — Разве я не понимаю! А эта девица — она ничего и не заподозрит, руку даю на отсечение. Сделаю все осторожненько. Ежели она и вправду чиста перед вами, то и вам впоследствии стыдно не будет. А уж ежели заслана сюда подглядывать… пусть о том дне пожалеет, когда бесчестная мать породила ее на свет! Без подозрений и опаски нельзя. Здесь я с вами полностью согласен.

Обезопасив себя таким образом, Гарольд отправился в комнату, где разместили Азанию. Сестра недавно присылала служанку передать добрую весть: спасенная девушка вполне пришла в себя и просит разрешения повидаться с владельцами приютившего ее дома.

Когда Гарольд вошел, Элленхарда находилась уже там — что-то втолковывала двум молодым прислужницам, хлопотавшим возле постели больной. Элленхарда изъяснялась резко, хмурила брови, даже ногой притоптывала — бестолковые служанки сердили ее: телеса наели, а ума не набрались! Азания, прислушивавшаяся к разговору, машинально кивала, одобряя распоряжения гневливой гирканки.

— И возьмите траву симхат, как делала моя многочтимая матушка…

Молоденькая служанка остановилась посреди комнаты, подбоченясь.

— Какое нам дело до твоей многочтимой матушки? Мы и о тебе-то ничего не знаем!

— Обо мне узнаете — поздно будет! — фыркнула Элленхарда. — У меня разговор короткий, особенно с дерзкими рабынями…

— Это уж слишком! — раскраснелась девушка. — Я тебе не рабыня! Почему ты так разговариваешь?

— Как заслужила, так и разговариваю! Лучше ответь, растет ли здесь такая трава…

— Как ты назвала? — решила пойти на мировую служанка. В замке Гарольда и Элизы не жаловали спорщиков.

— Симхат, — высокомерно повторила Элленхарда.

Девушка наморщила гладкий белый лоб.

— Не припомню… А как она выглядит? Элленхарда взяла из камина уголек и быстро,

уверенно набросала на гладкой поверхности стены рисунок, изображающий траву симхат: высокий прямой стебель, лист-манжета с немного изогнутыми краями, стреловидный цветок.

Вторая прислужница, доселе не участвовавшая в разговоре, всмотревшись в рисунок, вдруг просияла улыбкой:

— Да это же «свекровин воротничок»! У нас за рвом такого добра видимо-невидимо.

Азания слабо улыбнулась.

— Я вижу, добрая госпожа, ты разбираешься в лекарственных травах не хуже моего, — тихо произнесла она, обратившись к Элленхарде.

Элленхарда чуть сдвинула брови.

— Меня так учили, что симхат, если его растолочь и размочить в горячей воде, — отменная припарка для того, чтобы снять отеки… Я и сама применяла его, когда доводилось. Но если тебе известно лекарство получше…

— Нет, — отозвалась Азания. — Я вполне доверяю твоим познаниям в лекарском деле, госпожа. Вижу я, ты — женщина-воин, не так ли?

— Может быть, — сказала Элленхарда.

— Шрамы на твоих щеках… — прошептала Азания.

— Я нанесла их сама в знак скорби, — хмуро сказала Элленхарда. — У нашего народа так принято. Когда не хочешь оплакивать близких слезами, оплачь их кровью.

— Это воинский обычай, — заметила Азания.

Тут уж Элленхарда не смогла сдержать любопытства.

— Откуда тебе знать воинские обычаи моего народа, женщина?

— Я много читала…

— Буковки разбирала, глаза портила, голову всяким хламом набила, а в людях ничего не понимаешь, — подвела неутешительный итог Элленхарда. — А говорили, будто ты ведьма.

— Я умею заклинать… но я не ясновидящая.

— Это плохо, — сказала Элленхарда и, вздохнув, замолчала.

Азания с тревогой разглядывала замкнутое лицо девушки, красные полоски, рассекающие круглые щеки.

— Почему плохо? — спросила она наконец.

— Неважно. — Элленхарда махнула рукой. — Твоя магия может вылечить тебя, Азания?

— Для того чтобы вылечить меня, не нужна никакая магия. Довольно обычного покоя, общества друзей и припарок из симхата… «свекровиного воротничка» — так ты назвала эту траву, Эмма?

Прислужница кивнула и слегка поклонилась.

— Я схожу и наберу ее для тебя, госпожа Азания, — сказала она.

— Хорошо. — Азания утомленно закрыла глаза. Гарольд стоял на пороге, слушая и наблюдая.

Наконец Элленхарда заметила его в полумраке и направилась ему навстречу.

— Мы не увидели тебя в темноте, господин, — произнесла она с подчеркнутой вежливостью. Вообще, как заметил Гарольд, эта девушка держалась с холодноватой, отстраненной учтивостью, как человек, не слишком уверенный в своем положении, но привыкший следить за тем, чтобы остальные относились к нему как должно.

— Насколько я понял, вы здесь совещались по поводу лечения больной? — сказал Гарольд, подходя ближе к постели, на которой лежала Азания. Он всмотрелся в ее изможденное, посеревшее лицо. — Бедняжка… Говорят, что до встречи с благочестивым Фонэном она была редкой красавицей…

— Ничего, — уверенно произнесла Элленхарда, и в ее голосе — или это только показалось Гарольду? — прозвучала нотка горечи. — Красота никуда не уходит, разве что огнем ее прижечь… Азания еще вернет себе былое. — И, словно устыдившись вспышки, добавила: — Главное, что она жива и не так сильно искалечена, как мы опасались.

«Мы» — отметил про себя Гарольд. Элленхарда в мыслях не отделяла себя от спасителей Азании, иначе не сорвалось бы у нее это «мы» с языка. Но откуда горечь? Внезапно он понял и едва не рассмеялся: гирканка считает себя некрасивой. Может быть, даже ревнует. Но кого? Вероятно, у нее есть возлюбленный. В таком случае — где же он?

Гарольд не успел додумать эту мысль — Азания открыла глаза.

— Я хочу поблагодарить вас, — молвила она. Гарольд остановил ее.

— Лишнее, красавица. Для моей семьи большая честь принимать тебя в нашем доме.

— Но почему… — начала было Азания. Гарольд вновь перебил ее:

— Не утомляй себя разговорами. Я знаю, что ты хочешь сказать. Поверь, тебе не следует благодарить нас. Мы — вольные люди, владельцы той земли, на которую поставили ногу. Никакой Священный Совет, будь он хоть трижды рассвященным, нам не указ. С врагами мы привыкли разговаривать на языке обнаженной стали.

Он устроился в кресле рядом с постелью больной. Пламя, пылавшее в камине, озаряло половину его лица; вторая тонула в тени. Глаза Гарольда горели. Элленхарда осторожно, не желая шуметь и обращать на себя внимание, уселась на пол, скрестив ноги. Она старалась не пропустить ни единого звука.

А Гарольд торопливо говорил, словно не в силах был удержать рвущиеся на волю слова:

— Из поколения в поколение рождались в нашей семье странные дети, наделенные необыкновенными способностями. Одни умели разговаривать с птицами и животными; другие читали землю, как книгу, и расспрашивали камни о проходивших мимо людях и зверях; третьи зажигали огонь одним движением раскрытой ладони… Появлялись среди нас и целители, и ясновидящие, и даже те, кто мог становиться по собственному желанию невидимкой. В нашем роду встречались люди мудрые и великодушные, которые становились советниками могущественных баронов и даже королей. Конечно, таковыми были не все. Большинство из нас — самые обыкновенные люди. Но мы гордимся своим родом.

Мой прадед крепко повздорил с одним бароном, но не стал с ним воевать, а вместо этого плюнул на порог его дома и ушел на новые земли. Он поставил замок на берегу моря Вилайет, где никто не мог его тронуть. Лютые, как степной ветер, кочевники нам не указ, и преющие в своих домах лавочники из Феризы нам не закон. Моя сестра Элиза и я — мы оба считаем, что Священный Совет состоит из самозванцев и негодяев, их поступки оскорбляют нашу честь.

— Каким образом? — прошептала Азания.

— Мы так считаем, — повторил Гарольд.

— Как много… как много магов в вашем роду? — спросила Азания.

На губах Гарольда показалась печальная улыбка.

— Как правило, на одно поколение приходится лишь один наделенный магическим даром. Здесь, в этом замке, его нет. А поколение Эдмуна… С Эдмуном обрывается наш род. Сам мальчик — не маг. Сильный воин, меткий стрелок из лука, отважное и благородное сердце… но никаких магических способностей.

— Жаль, — проговорила Азания и вздохнула. — Впрочем, может быть, это и к лучшему, — добавила она. — Скрывать колдовской талант очень трудно… А проявлять его бывает небезопасно… — Она улыбнулась и тотчас мучительно закашлялась.

— Отдыхай, Азания, — проговорил Гарольд. — Все позади. Ты среди друзей, и никакая опасность тебе здесь больше не угрожает.

Азания снова закрыла глаза и погрузилась в спокойный глубокий сон.