- Слушай, мне кажется, ты совсем от радости голову потерял! Тебе нужны монеты, связанные с христианством?
- Да!
- Тогда это именно то, что тебе и нужно! По словам Исаака Абрамовича, а в том, что касается истории, ему можно верить безоговорочно, именно в Антиохии христиане впервые стали называться христианами! – терпеливо объяснил Владимир Всеволодович, и все терпение его на этом закончилось. – Ну, а теперь мне давно пора пройтись по рядам! Тем более что тебя, говорят, Ашот Телемакович везде уже обыскался!
6
Увидев вошедшего вслед за мужем чужого мужчину, Настя изменилась в лице…
Из клуба Василий Иванович вышел в самом прекрасном настроении с двумя первыми монетами для отца Соколова. Не испортило это настроение ни то, что Исаак Абрамович оказался не жуком, а самым настоящим скорпионом, затребовав тройную цену. Ни то, что Ашот Телемакович, получив долгожданную монету, (как оказалось с крайне редким изображением на обороте) в ответ на робкое предложение продать ее, сказал, что охотился за ней больше десяти лет и теперь не продаст ни за какие деньги…
«Ничего страшного! – мысленно махнул он рукой на это. – Найду другой денарий Тиберия! Может, и не такой редкий, но еще более красивый!»
Многие нумизматы после закрытия клуба направились в сквер, чтобы продолжать свои обмены. Василий Иванович обычно всегда присоединялся к ним. Но на этот раз он впервые за весь год не стал оставаться. Владимир Всеволодович был прав: нужно было, не теряя времени, садиться за изучение совершенно чужой и незнакомой ему темы. Да и хотелось как можно скорее порадовать Настю. К тому же начало давать о себе знать сердце – с таким, как у него, радоваться и то следовало осторожно. И он медленно направился к метро, как вдруг услышал, что кто-то зовет его, оглянулся и увидел… выглядывавшего из поравнявшейся с ним машины Градова.
- Садитесь, Василий Иванович! Подвезу! – приоткрывая дверцу, позвал он.
- Но я ведь не из Москвы… - растерялся Василий Иванович и услышал настойчивое:
- Садитесь-садитесь, мне все равно по пути!
- Как это? – не понял Василий Иванович, усаживаясь в машину.
- А у меня… дача по вашему направлению! – слегка замявшись, ответил Градов.
Василий Иванович понимающе кивнул, по привычке потянулся в карман за запиской, чтобы проверить, все ли дела сделал в Москве, и только тут вспомнил о поручении жены...
- Простите, но мне еще нужно зайти в магазины! - взялся он за ручку дверцы с явным намерением выйти.
Однако Градов не дал ему сделать этого.
- Заедем и в магазины! – успокоил он и, мельком взглянув на него, добавил: - У вас очень болезненный вид, и это когда на руках такая сумма денег! Да я просто обязан довезти вас домой!
- Даже не знаю, как вас и благодарить! – устраиваясь удобнее, благодарно улыбнулся Василий Иванович.
- Соколову спасибо скажите, - усмехнулся в ответ Градов: - Я ведь у него не только заместитель, но и начальник охраны! Включая не только его личной персоны, но и так сказать, всех интересов! Итак, с какого магазина начнем?
Василий Иванович хотел было назвать адрес магазина, в котором обычно покупал продукты, но, вспомнив про полученный аванс, беспечно махнул рукой:
- С любого продовольственного!
На машине они за десять минут сделали то, на что ему потребовался бы час, если не больше. Градов повсюду сопровождал его так, словно был сейчас его начальником охраны. Одно только покоробило Василия Ивановича, случайно перехватившего в зеркале взгляд Градова. Даже несмотря на то, что на этот раз он брал далеко не самые дешевые продукты, тот смотрел на него с плохо скрываемой усмешкой.
- Все! – наконец объявил Василий Иванович и ахнул: - Самое главное чуть не забыл! Мне ведь еще хороший чай купить надо…
Он принялся рассматривать пачки чая на витрине, но тут Градов, окончательно не выдержав, остановил его:
- Хорошего чая здесь нет, и никогда не было. Если вам нужен, действительно, хороший чай, то сейчас я завезу вас в магазин, где продают такой, что, поверьте, ваша жена будет просто счастлива!
Что касается чая, Градов оказался полностью прав – лучшего вряд ли можно было найти во всей Москве. А вот что касалось Насти…
Увидев вошедшего вслед за мужем чужого мужчину, она вздрогнула и так изменилась в лице, что Василий Иванович испугался и принялся ругать себя за то, что не догадался хотя бы предупредить ее с дороги звонком.
«Еще бы не испугаться, когда полгода сидишь взаперти и вдруг такой сюрприз!» – подумал он, понимая состояние жены, и виноватым голосом предложил:
- Познакомьтесь! Это тов… господин Градов. – поправился он, показывая на заместителя Соколова. - А это – моя жена – Анастасия Семеновна!
Настя, едва подав руку, сразу извинилась и не то, что ушла – ускользнула в свою комнату.
- Простите ее! – попросил Василий Иванович. – Она у меня не привыкла к гостям. А вы, может, чаю с дороги попьете?
- Нет! – решительно отказался Градов, у которого тоже вдруг ни с того, ни с сего испортилось настроение, и, со знакомой уже усмешкой оглядев с порога квартиру, заторопился уходить: - Я лучше пойду!
Проводив гостя, Василий Иванович бросился к комнате Насти. Дверь у нее впервые за весь год оказалась закрытой на защелку.
- Настя, прости! - крикнул он. – Я даже не думал, что это так тебя испугает! Как ты там?
- Где ты с ним познакомился? – вместо ответа послышался из-за двери приглушенный голос.
- В клубе!
- Он что – тоже нумизмат?
- Нет! Это помощник предпринимателя Соколова, который решил собрать коллекцию античных монет для своего отца.
- И ты… взялся помогать им?!
- Да! Ты даже не представляешь, какой это выгодный заказ! Один только аванс – тысяча рублей! А всего мы заработаем на нем - целое состояние…
Дверь тут же открылась, и на пороге появилась бледная Настя.
- Умоляю тебя, откажись от этого заказа и вообще держись подальше от этого человека!
- Погоди… - растерялся Василий Иванович. - Ты что, знаешь Соколова и Градова?
- Я просто хорошо знаю таких людей, – уклоняясь от прямого ответа, с болью в голосе ответила Настя. - Общение с ними не принесет нам добра! Прошу тебя, немедленно откажись от этого заказа, каким бы он выгодным ни был!
- Хорошо… ладно… Я поговорю с ним, как только опять увижу его…
- Нет, сделай это прямо сейчас!
- Но как? Он ведь уже уехал…
- Да нет, стоит еще во дворе! – усмехнулась Настя и, перехватив недоуменный взгляд мужа, объяснила: - Я видела в окно.
- Наверное, что-то с машиной… - предположил Василий Иванович.
- Какой же ты у меня… - с невольной улыбкой покачала головой Настя и сказала: – Запомни: у этих людей никогда не бывает ничего «наверное» или «случайно», у них всегда все – наверняка! Ради Бога, отнеси все то, что ты у них взял и попроси раз и навсегда забыть дорогу к этому дому!
- Ради Бога и не подумал бы! Но ради тебя… для твоего спокойствия… - Василий Иванович согласно кивнул Насте и выскочил из квартиры.
Машина Градова, действительно, еще стояла во дворе. Сам Градов сидел в ней с каким-то потерянным, злым лицом.
- Что это? – недоуменно взглянул он на протянутые Василием Ивановичем деньги и небольшой пакетик.
- Девять тысяч рублей и три монеты, – ответил тот. - Правда, одна не совсем по теме, но такая, что вы без труда сможете обменять ее на то, что вам нужно…
- Мы?! – недоуменно взглянул на него Градов.
- Ну, не сами, конечно, а тот, кто займется вашим заказом. А я… отказываюсь от него!
- Как это отказываетесь? – Лицо Градова снова стало волевым и жестоким. - У нас не отказываются. А если кто вдруг решится…
Он распахнул кожаный плащ, словно ища в карманах сигареты, и Василий Иванович увидел у него за поясом – отливающий вороненой сталью пистолет…
Убедившись, что Василий Иванович заметил его, Градов напоследок знакомо усмехнулся, захлопнул дверцу и, не прощаясь, на бешеной скорости – хорошо хоть детей на пути не было - помчался прочь со двора.
Василий Иванович только и успел проводить его машину не на шутку встревоженным взглядом.
Настя была права. Дело было намного опаснее, чем он мог даже предположить. Теперь ему оставалось только одно: как можно быстрее выполнить этот заказ…
7
- Простите, - слегка растерялся Василий Иванович. – Это вы… мне?
Рано утром, не выспавшийся, пошатывающийся спросонок Василий Иванович вышел из своей комнаты и направился в ванную комнату - умываться.
- Опять почти до утра занимался? – с упреком встретила его Настя. – Совсем себя не бережешь!
- Ты, между прочим, тоже всю ночь не спала! – откликнулся тот.
- Я другое дело - у меня сердце здоровое! – заметила Настя и, подойдя к зеркалу, не без тревоги уточнила: - Что, по лицу заметно?
- Да нет, - улыбнулся Василий Иванович. – Просто и у тебя сквозь дверные щели свет видно!
Когда они сели завтракать, уже окончательно проснувшийся и посвежевший, он бодро перечислил то, что ему удалось сделать:
- Поднял всю домашнюю библиотеку, изучил по научным и художественным книгам все, что касается древней Иудеи, так что детали быта для сбора монет и написания повести мне теперь более-менее понятны. Осталось только просмотреть религиозный материал и придумать сюжет.
Настя подала ему бутерброд с красной рыбой – лакомство, которого в этом доме у них еще не было, и сказала:
- Придумаешь! Ты же ведь у меня умница! Только, пожалуйста, не задерживайся и… береги себя!
Первый раз Василий Иванович слышал от Насти такие слова. Да после них он не то, что какой-то заказ выполнить, целые горы свернуть был готов!
В школе все прошло, как нельзя лучше.
Одно только слегка омрачило его настроение. То, что он солгал, причем, впервые в жизни. Когда он пока просто так, для показа, пустил по рядам тетрадрахму Афин, кто-то из учеников уронил ее на пол…
- «Осторожнее!» – испуганно вскричал он и потребовал немедленно вернуть монету, чтобы ее не разбили…
И это была ложь. Потому что такая монета просто не могла разбиться…
А в остальном все было прекрасно. Рассказ о Максимине Фракийце понравился комиссии так, что ее председатель долго тряс ему руку, говорил, что не видел и не слышал ничего подобного и заверял непременно заехать еще раз, с представителем из министерства.
- Талант! Самородок! – только и слышалось со всех сторон.
- Такой прекрасной популяризации истории не было со времен книг Яна и Немировского!
- Вам надо непременно все это записать и издать!
- Да кому все это нужно? – вяло отговаривался смущенный Василий Иванович и слышал еще более дружное:
- Как это кому? Им! Нам! Всем!
Кто-то просил Василия Ивановича поделиться своим опытом через центральный учительский журнал и газету.
Кто-то обещал посодействовать публикации всех его рассказов…
Директор, подменявший теперь заболевшего учителя математики, с чувством заявил, что оценка комиссией всей работы школы была прямо пропорциональна качеству прекрасного рассказа!
В конце концов, устав от похвал, Василий Иванович после уроков забежал в школьную библиотеку. Здесь он взял «Забавную Библию» и еще несколько религиозных, точнее, как он сразу определил, пролистав их, - антирелигиозных книг. То же самое повторилось и в городской библиотеке. На его вопрос, нет ли у них настоящей Библии, библиотекарь с опаской оглянулась на дверь, затем на выбиравших книги читателей и строго сказала:
- Простите, мы ТАКОГО не держим!
- Где же мне тогда ее отыскать? – искренне огорчился Василий Иванович.
Любому другому библиотекарь во избежание неприятностей с гневом указала бы на дверь, но этот читатель был хорошо знаком ей, она знала, что перед ней кандидат наук и порядочный человек, всегда возвращавший книги в срок, и поэтому, знаком попросив его подойти ближе, шепнула:
- Конечно же, в храме!
Пришлось Василию Ивановичу последовать ее совету.
Сев в автобус, он доехал до центральной площади, около которой находился не закрывавшийся даже в самое трудное для веры время собор, вошел в открытую калитку и растерялся, не зная, куда дальше идти.
К счастью, как раз в это время из церковных дверей вышел старенький священник. В руках у него была небольшая темная книга с серебристым крестом на обложке. Василий Иванович собрался было обратиться к нему со своим вопросом, но тот сам опередил его.
- Ага! – словно сам себе тихо сказал он, будто убеждаясь, что перед ним именно тот, кто ему нужен, и приветливо улыбнулся: – Ну, здравствуй… здравствуй, пропащая душа!
- Простите, - слегка растерялся Василий Иванович. – Это вы… мне?
- Тебе, тебе! – кивнул священник. – Сейчас многие, хоть и с оглядкой, идут сюда. Все-таки – такой юбилей!
- Какой юбилей? – не понял Василий Иванович и принялся лихорадочно перебирать в памяти все подходящие даты. 600-летие Куликовской битвы отметили уже давно, 200 лет победного штурма Измаила еще будет в следующем году… А в этом… разве что 70-летие возобновления Патриаршества в стране? Как раз сугубо церковный праздник. Но нет. Оказалось, что есть куда более важная дата.
- Год тысячелетия крещения Руси! – назвал ее священник и с сожалением покачал головой. – Вот ведь до чего мы дошли… Детей истории учим, а самого главного в ней и не знаем! Ну да ладно, не все сразу! Ты ведь сюда за этим пришел? – спросил он, показывая книгу.
- Да! – опешил Василий Иванович. «Ну, ладно, допустим, он мог где-то видеть меня и знать, что я учитель истории – но откуда ему известно, что именно мне нужно?!»
Однако времени на обдумывание ответа не было. Священник уже протягивал ему книгу.
- Тогда держи!
- Вот спасибо! – обрадовался Василий Иванович. – Я постараюсь, как можно быстрей изучить ее и вернуть!
- А вот этого как раз и не нужно! - священник улыбнулся и положил свои почти невесомые пальцы на его руку: - Это подарок. А приходить – приходи. Особенно, когда у тебя созреют вопросы и начнутся трудности! Спросишь отца Пафнутия…
Он еще раз приветливо улыбнулся и снова скрылся в храме. Будто его и не было…
«Странный старичок! И о каких это вопросах и трудностях, интересно, он говорил?» - подумал Василий Иванович. Но долго размышлять над этим у него не было времени. Не терпелось как можно скорее заглянуть в необходимую для начала работы над заказом книгу…
8
В голосе Владимира Всеволодовича послышалась тревога…
Выйдя из калитки, Василий Иванович присел на лавочку, на которой во время воскресных служб сидели нищие, и нетерпеливо стал листать полученное от священника Евангелие. Привыкший еще со времен работы над диссертацией читать очень быстро, он только успевал переворачивать страницы. Внезапно что-то встревожило его, и он начал листать с начала – уже медленнее. Еще медленнее… еще… И все равно никак не мог найти то, что хотел.
Прошел час, другой… Спохватившись, Василий Иванович заспешил на остановку, сел в автобус и уже в нем продолжил чтение, не замечая, что кто-то смотрит на него, читающего книгу с крестом на обложке, с усмешкой, а кто-то и с явным осуждением… В конце концов, он так увлекся, что проехал несколько нужных остановок и вернулся домой, когда Настя, судя по ее виду, уже совсем заждалась его.
- Ну, наконец-то! – встретила она мужа, хотела по привычке взять портфель, но он не позволил ей сделать этого: уж слишком тяжелым был тот сегодня из-за книг.
- Мне никто не звонил? - как обычно спросил он и как обычно – у Насти с этим строго было всегда - услышал в ответ:
- Все дела потом. Сначала давай пообедаем, точнее, поужинаем!
Василий Иванович ел, рассказывая, как было в школе, и что он делал потом в библиотеке.
Настя слушала, подперев кулачком щеку, и только после того, как он допил кисель, пожаловалась:
- Представляешь, он уже дважды звонил!
Василий Иванович сразу понял, о ком идет речь, но все же на всякий случай уточнил:
- Кто – он?
- Кто-кто… Градов! Я оба раза трубку бросила, но он успел сказать, что ваш договор с Соколовым остается в силе, и завтра он привезет тебе еще десять тысяч рублей.
- Благодаря этому, у нас хоть деньги появились, и теперь я могу себе новую коллекцию составить! Качеством - под стать этой монете!
Василий Иванович, достав из кармана, с любовью погладил афинскую тетрадрахму.
- А прежние тебя чем не устраивают?
- Понимаешь, рядом с ней они уже как-то перестали смотреться!
Настя с удивлением посмотрела на мужа. Но тот, поглощенный рассматриванием монеты, даже не заметил этого и рассеянно продолжил: - Да и вообще, все это, кажется, даже интересно... Одно мне только с этим заказом пока не совсем понятно... То есть не понятно совсем…
- Ты это о чем? – с тревогой взглянула на него Настя.
Поняв, что проговорился, Василий Иванович задумался, как теперь сказать жене о том, что так насторожило его во время изучения Евангелия, но тут в коридоре раздался телефонный звонок.
- Опять звонит… - нахмурилась Настя и умоляюще посмотрела на мужа. - Пожалуйста, сделай так, чтобы он передал тебе деньги где угодно, только не здесь!
- Хорошо! – успокаивающе кивнул ей Василий Иванович, с самым решительным видом поднял трубку, но, услышав знакомый голос, радостно крикнул: - Это Володька!
Настя из деликатности прикрыла дверь на кухню, и Василий Иванович мог теперь поделиться с другом неожиданно возникшими у него опасениями по поводу заказа.
- Понимаешь, – сказал он. – Я тут пролистал все Евангелие и обнаружил, что в нем упомянуто всего три-четыре города, в которых могли чеканить монету: Иерусалим, Тир, Сидон, Рим... Ну, с учетом того, что я в спешке, наверняка, что-нибудь пропустил, максимум семь. А откуда же тогда брать еще пятьдесят три?
- Я как раз тоже над этим думал. Скажи… - в голосе Владимира Всеволодовича послышалась тревога. – Они не ограничили тебя историческими и географическими рамками?
- Нет, - припомнив разговор, ответил Василий Иванович. - Я точно помню: Соколов сказал, что ему нужна коллекция античных монет, связанных с христианством.
- Слава Богу! – обрадованно воскликнул Владимир Всеволодович. – Этим они полностью развязали нам руки. Ведь тогда это могут быть монеты почти всех государств первого века и даже гораздо позже!
- Как это? – не понял Василий Иванович и услышал:
- Очень просто! После воскресения Христова его апостолы обошли с проповедью едва ли не весь тогдашний античный мир! Дошли до Египта, до Афин… Кстати, у тебя есть прекрасная тетрадрахма, можно отдать и ее!
- Нет! – словно испугавшись, воскликнул Василий Иванович и поспешно пояснил: – Я решил оставить ее себе…
- Ну, как знаешь... Нам и без нее монет теперь хватит! – слегка удивленно согласился Владимир Всеволодович и продолжил: - Ведь апостолы дошли до Британии, Испании, даже Индии… Кроме того, тогда нам подойдет император Нерон, который начал первые гонения на христиан. И, наоборот, Константин Великий, при котором христианство стало государственной религией. Наконец, золотые византийские монеты десятого-одиннадцатого веков с изображением Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы! Материала – хоть отбавляй. Лишь бы только у них денег хватило!
- Чего-чего, а с этим проблем у них, кажется, нет! – усмехнулся Василий Иванович. – Завтра еще обещали привезти.
- Тогда так, - уже деловым тоном сказал ему Владимир Всеволодович. - Я займусь организацией поиска монет, а ты пока нажимай на повесть!
- Не беспокойся, за этим дело не станет! Спасибо тебе! Что бы я без тебя делал?
- Что-что… Жил бы спокойно! Ведь это же я тебе такой заказ сосватал. Значит, и ответственность за него тоже несу я. По крайней мере, перед тобой! Но помни, что я сказал в клубе: к повести на такую тему надо отнестись очень ответственно, даже если она пишется и для одного человека. Хоть мы с тобой не филологи, но должны знать пословицу «То, что написано пером, не вырубить топором!». Вдруг он захочет ее опубликовать? Представляешь, какая тогда на тебя ляжет ответственность, а если точнее сказать, грех за возможные неточности?
- Ты говоришь так, будто бы сам веришь в Бога! – с удивлением заметил Василий Иванович.
- Как бы тебе сказать… - даже слегка растерялся Владимир Всеволодович. - Не так, чтобы очень, но скажем так – как ученый историк, вполне доверяю! А ты?
- Я? – в свою очередь тоже не нашелся, что сразу ответить Василий Иванович. – Вообще-то я всегда считал, что вера – это удел старушек в храме, которым нечем уже больше жить, и которые лишь заглушают этим страх перед скорой смертью! Двух таких я постоянно встречаю в автобусе, когда еду в клуб. Представляешь, сегодня дал им пять копеек на свечку и…
- Алло! Алло! Что замолчал?
- Да так - случайное совпадение…
- И все же?
- Представляешь, дал сегодня пять копеек на свечку и вот – получил этот заказ! Но давай лучше по существу. О чем мы с тобой говорили?
- О том, веришь ты сам или нет!
- Если по правде, то просто никогда не задумывался над этим всерьез… - уже прямо признался Василий Иванович.
- Вот и у меня вечно не хватает на это времени! – согласно вздохнул Владимир Всеволодович. – Учеба, преподавание, то одна диссертация, то вторая, и еще каждое лето – раскопки… Все, не смею тебя больше отвлекать! – оборвал он себя на полуслове. – И себе самому не советую отвлекаться!
Настя тоже, давая возможность мужу заняться работой, не стала донимать его обычными вечерними разговорами. Даже не попросила повторить ей рассказ про Максимина Фракийца.
Уединившись в своей комнате, Василий Иванович разложил на столе взятые в библиотеках книги и принялся изучать их одну за другой.
Все в них, на первый взгляд, казалось, было логично и правильно. Но его опытный взгляд ученого историка сразу уловил, что с научной точки зрения здесь было явно что-то не то. Одни и те же цитаты. Одни и те же формулировки. И выводы одни и те же. Книг много, а все в них одно и то же. Будто хор под управлением одного дирижера…
Когда же он решил на всякий случай перепроверить цитаты по первоисточнику, то возмущению его не было границ. Одна цитата была искажена до неузнаваемости. Вторая оборвана на половине, что придавало ей прямо противоположный смысл. А третья… третьей не было вообще!
Закончилось все тем, что Василий Иванович бросил эти книги обратно в портфель и снова принялся за Евангелие.
Все здесь было чуждо и непонятно ему. Более того - вызывало резкий протест, ведь он с детства не верил ни одному слову, которое говорилось тут. И, тем не менее, давняя привычка больше доверять первоисточникам, чем составленным на их основе книгам, невольно взяла верх, заставляя продолжать чтение Евангелия…
Рядом, напоминая о повести, лежала открытая тетрадь с авторучкой. Нужно было найти хотя бы название. И тут его глаза остановились на словах: «Во время оно…» Когда-то он уже слышал их. Но когда, где?.. И вдруг вспомнилось: все в том же самом детстве! В единственном на всю округу храме, куда однажды возила его из Покровки соседка бабушка Поля.
Смутно припомнились темные лики икон, свечи… крестившиеся и кланявшиеся люди, много людей - судя по всему, наверное, это был какой-то большой церковный праздник. И громкий, протяжный, на весь храм голос священника: «Во время оно…». То есть, в то самое время, если перевести эти слова на современный язык.
Сомнений больше не оставалось. Вот он – готовый заголовок!
Василий Иванович быстро вывел на листе: «Время оно» и усмехнулся:
- Как говорили древние римляне, тот сделал половину дела, кто уже начал его!..
9
- Ну, ты сравнил! – даже задохнулся от возмущения Василий Иванович.
Однако, прошел вечер, ночь, за ними – день, другой, третий…
Новая комиссия еще больше хвалила Василия Ивановича и обещала пригласить на урок заместителя министра образования.
- Твои рассказы произвели эффект взрыва сверхновой звезды! – сообщил подменявший заболевшего учителя астрономии директор. – Приезд замминистра в нашу школу встревожил все областное начальство, но только не меня. Лично я так же бесконечно уверен в тебе, как бесконечна наша расширяющаяся Вселенная!
Василию Ивановичу и впрямь позвонили из столичного журнала и попросили прислать его рассказы в машинописном виде, через два интервала. Владимир Всеволодович тоже то и дело сообщал, что у них все больше и больше нужных монет. Беда пришла оттуда, откуда ее не ждали.
Прошло еще два дня, миновала неделя, а лист как был, так и оставался чистым.
- Начинай! – умоляла его Настя.
- Пиши! – требовал Владимир Всеволодович.
С Настей было проще: он обещал ей непременно успеть с повестью в срок и даже делал вид, что что-то пишет. А что касается друга, то его провести было куда сложнее…
- Ну не могу я писать, не веря в то, что пишу! – признался он, наконец, шепотом, чтобы не слышала Настя, в телефонную трубку и услышал в ответ недоуменное:
- Но ведь сочиняешь же ты без труда прекрасные рассказы о Гомере, Пифагоре, Сократе…
- Ну, ты сравнил! – даже задохнулся от возмущения Василий Иванович. – Это ведь реально жившие люди. А тут – легендарная личность!
- Ты так считаешь? – задумчиво переспросил Владимир Всеволодович. – А я вот читал в очень серьезных научных журналах, изданных, правда, за рубежом, – тут он сам перешел на шепот, словно боясь, что его тоже могут подслушать, – что надежных доказательств историчности Иисуса Христа в десятки, сотни раз больше, чем доказательств реальности существования того же, к примеру, Сократа…
- Сократа?!
- А почему бы и нет? Ведь, если разобраться, то о Сократе мы знаем лишь из трудов Платона. Да и то по рукописям времен Средневековья! А уж то, что касается Пифагора, Гомера и многих других, в ком мы уверены, что они жили, то тут вообще наши знания основываются подчас на одной-единственной строке, причем, порой из весьма сомнительных источников! А тут – свидетельства римских, иудейских, греческих писателей, современников Христа и, наконец, – Евангелие. Кстати, многие великие ученые нисколько не сомневались, да и сейчас не сомневаются в этом!
- Например?
- У тебя есть минутка?
- Да хоть целый день!
- Тогда подожди…
День не день, но прошло не меньше получаса, пока в трубке снова послышался торжествующий голос Владимира Всеволодовича:
- Вот, нашел! Надеюсь, тебе, как историку, имя академика Бузескула о чем-нибудь говорит?
- Еще бы![3] – даже слегка обиделся Василий Иванович.
- Тогда слушай. Вот что он пишет: «Воскресение Христа подтверждено историческими и археологическими находками с такой несомненностью, как и существование Иоанна Грозного и Петра Великого»… Далее: «Если отрицать воскресение Христа, то нужно отрицать (причем, с гораздо большим основанием) существование Пилата, Юлия Цезаря, Нерона, Августа, Траяна, Марка Аврелия, русских князей Владимира и Ольги, Александра Невского, Ивана Калиты, Даниила Галицкого, Юрия Долгорукова и многих других». Алло! Алло! Что замолчал?
- Я не молчу, я слушаю… - только и смог сказать Василий Иванович, и его друг, пошелестев страницами, продолжил: - А вот тебе и другие имена самых умных людей всех времен и народов, которые верили в Бога: Коперник и Кеплер, Паскаль и Ньютон, Ампер, Вольт, Кювье… Причем они не только не скрывали свою веру, но и открыто проповедовали Бога. Например, какими, знаешь, были слова самой первой телеграммы, переданные азбукой Морзе?
- Какие?
- «В начале сотворил Бог»! Однако, я немного отвлекся. Далее следуют: Ламарк, Максим Планк, основоположник генетики Мендель, Чарльз Дарвин…
- Дарвин?! Но ведь он… - с возмущением начал было Василий Иванович, но Владимир Всеволодович с несвойственной ему нетактичностью перебил:
… был глубоко верующим человеком. И когда у него однажды спросили, а кто, собственно, стоит у основания созданной им теории эволюции, он, не задумываясь, ответил: «Конечно же, Бог!» Вообще вся эта теория, заметь, теория, а не закон, с ее ничем и никак не доказанным происхождением человека от обезьяны, которая принадлежит не столько Дарвину, сколько его ученикам, – тема особого разговора. А сейчас я лишь продолжу: - Ломоносов, Софья Ковалевская, изобретатель радио Попов, Менделеев, академик Павлов, великий педагог Ушинский, который писал, что человека, не верящего в Бога, нельзя близко подпускать к ученикам, Фридрих Энгельс…
- Как… и он тоже?!
- Да, в конце жизни даже он вынужден был признать, что факт воскресения Христа следует считать неоспоримым. Правда, эти его слова ни разу не были переведены на русский язык, но я читал их в подлиннике.
- Вот тебе и удел старушек! - озадаченно протянул Василий Иванович и, подумав, сказал: - Ладно, поверю тебе на слово, но предупреждаю: при первой же возможности – проверю!
- Непременно проверь, - охотно согласился Владимир Всеволодович. - Я тебе даже ссылки на нужные книги и журналы дам, чтобы ты зря не терял время! Только давай, не тяни!
- Сегодня же начинаю писать! - твердо пообещал Василий Иванович.
Однако прошел еще день, а работа так и не началась. Застигнутый Настей перед чистым листом тетради, он, разводя руками, признался еще в одной трудности:
- Никак не могу понять - как увязать в повести воедино все города и государства, монеты которых будут в коллекции?! Ведь их – несколько десятков!
- А ты введи какого-нибудь вымышленного героя и отправь его в путешествие! – не долго думая, предложила Настя.
- Легко сказать! – усмехнулся Василий Иванович и вдруг прищурился: - Постой-постой, а ведь в этом что-то есть… Только зачем тогда ограничиваться одним путешествием? Можно написать о том, как главный герой всего за несколько лет проходит путь, который прошло человечество за несколько тысячелетий в поисках истины. Для этого он и ездит по всему миру. И в конце концов приходит к Христу. Но – что побудило его к этому?.. Что заставило стронуться с места?..
- А ты начни писать, и у тебя сразу же все получится! Обязательно! Непременно! – с непреклонной уверенностью в голосе сказала Настя. - Ведь ты у меня – настоящий клад!
- Как ты сказала – клад? – как-то странно взглянул на нее Василий Иванович и, с криком «Эврика!» впервые обняв, закружил по комнате. Потом, застыдившись, опустил на пол и сказал: - Конечно же, клад! Будет для увлекательности и клад, и пираты! Все будет! И как я до этого сам не додумался?!
Он сел за стол и взял в руки купленную для отца Соколова лепту – зеленую от патины медную монетку древней Иудеи, как раз того самого года, когда был распят Христос… На одной ее стороне были имя и титул императора Тиберия, на другом две греческие буквы, обозначавшие время его правления, по которым и определялся этот год.
Настя потихоньку, на цыпочках вышла из комнаты. А Василий Иванович отложил монетку, взял авторучку и, то и дело заглядывая в Евангелие, старательно принялся покрывать первый лист аккуратным учительским почерком…
ВРЕМЯ ОНО[4]
«С высоты мраморной лестницы римский трибун хмуро наблюдал за подчиненной ему когортой. Сотня легионеров, в полном вооружении, красных плащах, готовилась сопровождать к месту казни группу бунтовщиков. Остальные центурии усеяли двор роскошного замка в надежде позабавиться дармовым зрелищем.
Осужденных на смерть было четверо. Троих уже вывели из узилища и, не снимая цепей, окаймили шеренгами воинов. Метровые наконечники пиллумов-копий сверкали на солнце так, что было больно глазам. На четвертого, приговоренного к распятию несколько минут назад, сыпались удары бича с вплетенными в сыромятную кожу стальными колючками. По обычаю, каждый конвоир мог принять участие в обязательном перед самой позорной казнью бичевании, и мало кто отказал себе в удовольствии блеснуть перед соратниками удалью.
Щелкал бич. Бряцало оружие. Стучали молотки – прямо под лестницей, на глазах осужденных сколачивались кресты. Все это трибун видел и не раз. Он зевнул и с раздражением посмотрел на ворота, за которыми, ни на миг не успокаиваясь, бушевала толпа, на дышащее зноем небо. Солнце палило, словно был не апрель, а середина лета. Оно, кажется, было готово запечь его в собственных доспехах, как эвксинского угря на раскаленных камнях!
«И чем я прогневал богов, что они заслали меня сюда? – говорил его блуждающий по сторонам взор. – Эта невыносимая, с пустыней за ней страна, ее дикий, не управляемый даже единственным их богом, народ… А моя когорта? Разве это боевые легионеры – сирийцы, финикияне, каппадокийцы, одно слово: вспомогательные войска!»
Презрительно усмехнувшись, римлянин приосанился – пальцы правой руки легли на круглый набалдашник меча, кулак левой картинно уперся в бок. Золотой лик Горгоны на груди, где рядовые воины носили простую бронзовую пластину – «защитницу сердца», пурпурный плащ, дорогой шлем с орлиным оперением подходяще смотрелись, по его мнению, на фоне замка, напоминавшего крепость. Когда откроют ворота, он предстанет толпе, точно живая статуя бога войны – Марса!
- Лонгин! – окликнул он возвращавшегося от ворот центуриона. – Чего еще хочет эта толпа?
Коренастый, в перекрытом кожаными ремнями панцире командир отряженной для конвоя сотни остановился и поднял изуродованное шрамами лицо:
- Они требуют скорее открывать ворота и казнить осужденных!
- Свои – своих?!
Такого трибун не встречал в местах своей прежней службы. Там, наоборот, старались выкупить преступников. Если не получалось – отбить силой. А тут, не хитрость ли? Может, уловка, чтобы усыпить бдительность?..
- Сказал, что слышал! – огрызнулся центурион. – Особенно они жаждут смерти того, что мы взяли сегодня ночью!
Он указал глазами на столб, к которому за обе руки был привязан истязаемый. Несколько минут римляне неотрывно смотрели на бичевание. Так глядят на костер, не в силах отвести глаз от пламени.
Осужденный держался стойко, снося удары без единого стона.
- Ставлю сто денариев против десяти, что он взвоет, когда к нему приложится вон тот, похожий на Геркулеса, солдат! – предложил пари трибун.
- Келад?
Трибун нехотя отвел взгляд от окровавленной спины, осмотрел ворота, подступы к замку. Ворота были бронзовые, литые, не всякий таран возьмет. Подступы – лучше не придумать: гладкие, поставленные под уклон плиты. По таким и на локоть не подняться – сразу поедешь вниз.
- Боишься? – с усмешкой спросил он. – А может… этого пожалел?
- Я?! – отпрянул центурион, понимая, что даже сочувствие к приговоренному может иметь плачевные последствия. – Нет! Хотя… если честно, сегодня ночью он удивил меня – как лекарь! Клянусь Марсом, он в мгновение ока исцелил раненого при попытке взять его силой! Кстати, услыхав его голос, многие из храмовой стражи пали перед ним ниц, а некоторые бросились наутек. Верными долгу остались лишь мои легионеры. Потом… он сам сдался!
- Эх-х! – увидев, что и самый страшный удар осужденный перенес молча, с досадой хлопнул по рукояти меча трибун. – Твоя взяла!..
- А еще… - центурион, казалось, даже не обрадовался выигрышу, равному полугодичному заработку. – Я слышал, как он сказал, что если бы захотел, то получил в подмогу от своего отца… - он приблизил губы к уху трибуна: - Двенадцать легионов! Клянусь небом и землей! А что, если он, действительно, царь или сын какого-нибудь царя?
- Может, самого цезаря? – с угрозой спросил трибун. – Что сдался – хорошо. Что врач – тоже неплохо, будет теперь кому лечить подагру старику Харону! А что касается царя, ха-ха, – засмеялся он. – Пожалуй, ты прав! Смотри!
Центурион последовал взглядом за пальцем трибуна и покачал головой. Пока они беседовали, воины свободных центурий набросили на плечи осужденного старый солдатский плащ, надели на голову венок из росшего в расщелинах плит кустарника, отломили сухую ветку иссопа и, вложив ему в руки, издевались над ним. Они кланялись, падали на колени, словно перед настоящим базилевсом и, поднимаясь, плевали в лицо, отвешивали звонкие оплеухи, вырывали из стянутых веревками рук иссоп и били им по голове…
Осужденный, казалось, не обращал на них никакого внимания. Взор его был устремлен в небо. Искусанные во время бичевания губы шевелились – было видно, что он творил неслышимую издали молитву. Из-под устрашающе длинных колючек венка, вонзившихся в лоб, ползли ручейки крови.
- Разреши мне лично заняться им! Толпа… – не выдержав, напомнил сотник.
- Мягкий ты для центуриона человек, Лонгин! – поморщился трибун. – А, впрочем… может, ты и прав. Его ведь еще надо довести до места казни!
Расценив эти слова как согласие, центурион заспешил к столбу, на ходу подавая команды. Воины, которые не воспринимали приказы в момент подобных занятий, как и следовало ожидать, пропустили их мимо ушей. Тогда Лонгин угрожающе замахнулся ивовой тростью. Это был уже не шутовской знак власти, как из иссопа. За поломку жезла центуриона рядовому воину полагалась смертная казнь. Такая мера мигом остудила даже самых горячих воинов.
Не прошло и минуты, как два легионера повели к строю бледного, в натянутом на изуродованную спину хитоне бунтовщика. Кусок синей ткани был кое-как наброшен на его плечи. Шел он спокойно, стараясь держаться прямо.
«Ишь – гордый! – удивился трибун, с недовольством ловя себя на мысли, что думает о нем с уважением. – Мы, римляне, и то не всегда идем на казнь с таким благородством!..»
- Эй, ты, посмотри на меня! – окрикнул он.
Стараясь угодить начальнику, воины схватили приговоренного за плечи, развернули в сторону лестницы. Один крепкой рукой пригнул его в почтительном поклоне. Второй приподнял грубой солдатской пятерней подбородок:
- Так стоять! Это же – трибун!
Римлянин с любопытством взглянул на стоящего перед ним человека. С измученного лица на него смотрели внимательные, вопрошающие глаза – в них не было и тени страха. Зато было нечто такое, что трибуну стало не по себе. Он вдруг отвел взгляд и знаком велел поскорее уводить бунтовщика.
Лонгин поднес к губам витой рожок, каким подают в боевом лагере сигналы знаменосцам, и, глядя на солнце, уверенно разделил день на две половины…»
10
Стас посмотрел на Григория Ивановича и осекся...
…За окном послышался морозный скрип шагов, потом раздался грохот обиваемых о крыльцо сапог, затем звук открываемой двери и, наконец, по всему дому загулял зычный голос Григория Ивановича:
- Эй, работнички!
Стас мигом вскочил с кровати и испуганно заметался по комнате…
Первым его желанием было выскочить в окно. Но тут он вспомнил, что его верхняя одежда висела на вешалке в прихожей. Да и дом все равно уже не продать, а значит, и прятаться теперь незачем!
Он сразу же успокоился и с самым независимым видом – насвистывая, руки в карманах - вышел навстречу гостю.
Тот уже был на кухне.
- Что же вы это не пришли? Я вас ждал-ждал… Пришлось самому все делать! – с упреком начал он и вдруг увидел перед собой Стаса. – Ничего не понимаю! А где….
- Таджики, что ли? – как можно небрежнее уточнил Стас и беспечно махнул рукой за окно: - А они съехали!
- Как это? – не понял Григорий Иванович.
- Очень просто! Взяли свои вещи и тихо-мирно ушли.
- Когда?
- А когда темно еще было!
- Не может быть! Я хорошо помню, что уже посветлу с ними разговаривал!
- Да не с ними вы разговаривали, а со мной! – буркнул Стас и, посмотрев на ничего не понимающего Григория Ивановича, усмехнулся: - Не вэриш хазаин, Лэнку, спроси! Она тут была, всьё слишала!
- А-а, вон оно что! - сообразил, наконец, Григорий Иванович и внимательно посмотрел на Стаса: - Погоди! А ты, случайно, не… Стасик? Не хозяйский ли сын будешь?
- Он самый!
- Надо же, как вырос! - как взрослому затряс руку Стаса Григорий Иванович: - А родители где - в магазин пошли?
- Ага! В ГУМ!
- В какой еще ГУМ?
- В Московский, разумеется! Или у вас в Покровке тоже есть Государственный универсальный магазин?
- Так ты что – один, выходит, приехал?! – Григорий Иванович вопросительно посмотрел на Стаса: - Что молчишь?
- Так я вам все взял да сказал! – насупился тот.
- А почему бы и нет? – удивился Григорий Иванович.
- Так вы же им сразу позвоните, если всю правду узнаете!
- Да нет, - пообещал гость и почему-то вдруг хитро улыбнулся: - Не буду я им звонить!
- Честно?
- Сказал же – не буду.
Стас набрал полную грудь воздуха, чтобы разом высказать всю ту обиду, которая заставила его отказаться от праздничного стола и в новогоднюю ночь сломя голову помчаться сюда, но, встретив серьезный, участливый взгляд Григория Ивановича, вместо этого лишь вздохнул:
- Сбежал я от них!
- Сбежа-ал? Ну, брат, дела…
Григорий Иванович покачал головой, обвел взглядом дом, задержался глазами на вешалке, где одиноко висела куртка Стаса, со свисавшей из кармана шапочкой и прищурился:
- А не тебя ли я видел сегодня утром на станции? Точно – тебя! Только тогда, кажется, этого синяка не было. Когда успел?
- С таджиками познакомился…
- Поня-ятно… - протянул Григорий Иванович, хотя по тону ему еще было многое неясно в этой истории. – А я им тут огурчиков соленых, помидорчиков маринованных опять же принес. Еще вот сухофруктов с курагой и изюмом…
- Зачем? – удивился Стас. - Они ведь вас так подвели!
Григорий Иванович с недоумением посмотрел на Стаса:
- Ну и что? Люди же! По дому скучают. Думал, компот будут пить, так будто бы дома побывают… Жаль, что все так получилось! Куда хоть они съехали-то?
- Да не съехали они. Выгнал я их!
Сам не понимая почему, Стас вдруг захотел говорить только правду, чего давно уже с ним не было. На душе был такой груз, который уже не под силу было нести одному. А тут – чужая деревня… чужой человек… Почему не пооткровенничать? К тому же взгляд Григория Ивановича – был такой понимающий, добрый, что просто невольно располагал к этому…
И он честно, без утайки рассказал Григорию Ивановичу всё. Даже то, что утаил от Вани с Леной – про глобальный вирус.
Григорий Иванович молча слушал. Он не осуждал, не ругал и, только когда Стас замолчал, лишь вздохнул:
- Да, зря ты, конечно, так с ними… Ну да ничего, ты попросишь прощения, они порадуются, узнав, что ты жив-здоров, на том и помиритесь!
Он утешительно потрепал Стаса по плечу и спросил:
- Одного только не понимаю: а этот грипп тебе для чего?
- Не грипп, а вирус! – невольно усмехнулся Стас.
- Да какая разница… Одно слово – зараза! Зачем он тебе?
- Как зачем? – изумился Стас. - Чтоб власть иметь. Да не над какой-то областью, как вы когда-то, а над всем миром. А еще чтобы заработать много денег, очень много денег, столько – чтобы всю жизнь жить в свое удовольствие, ни в чем не нуждаясь! Что вы так на меня смотрите? Теперь все об этом мечтают!
- Передо мной сейчас не все, а один только ты! И я смотрю на тебя так, потому что никак не могу понять – и откуда только у тебя такие мысли?
- Как откуда? – В Стасе вновь заворочалось что-то мстительное, чужое, и он со злорадной ухмылкой сказал: - От вас!
- От меня?! – отшатнулся, как от удара, Григорий Иванович.
- Ну да, это ведь вы меня этому научили!
- Я?! Когда?!!
- Три года назад на этой самой кухне! Вы здесь сидели, а я тут! – для большей убедительности принялся показывать руками Стас. – И когда я спросил, в чем смысл жизни, вы мне сказали, что это – власть! Что ради нее одной и стоит жить!
- Я… это… говорил?!!
- Не верите, сходите в мою комнату! Там вся стена в портретах генералов и президентов. Я их сразу после нашего разговора из журналов вырезал и повесил, разве что не молился на них! С тех пор и висят! Можете сами полюбоваться!
- Господи, помилуй!
В голосе Григория Ивановича послышался ужас. Он положил ладонь на грудь. Стас вспомнил, что у Григория Ивановича было больное сердце, из-за чего он тогда и приходил к его отцу-кардиохирургу, хотел остановиться, но уже не мог удержать себя.
- Тогда я даже подражать вам сразу начал. И вообще с тех пор к власти стремлюсь. И не только к ней. Потом здесь, на вашем месте сидел дядя Андрей. Он сказал, что жить надо только для удовольствий, для чего, собственно, и дана нам жизнь. Затем я посмотрел, как живет отец Ника – Игорь Игоревич и понял, что подражать нужно и ему… Вот так мало-помалу я и пришел к своей идее глобального вируса! А чего мелочиться?
Стас посмотрел на Григория Ивановича и осекся, увидев его глаза. Они были наполнены болью и сожалением.
- Ну и намешали мы, взрослые, каши в твоей голове… - сокрушенно покачал головой гость и тихо сказал: - Ты вот что… Ты прости меня и постарайся забыть тот наш разговор. Поверь, я теперь думаю совершенно иначе!
Стас растерялся.
Первый раз перед ним всерьез, по-настоящему извинялся взрослый человек. Но на всякий случай – ведь речь шла об очень важных для него вещах – уточнил:
- И что – если бы вам теперь опять предложили должность губернатора, то вы бы от нее – отказались?
- Разумеется!
- А… премьер-министра?
- Само собой!
- И даже президента?!
- Ну разумеется!
Стас озадаченно покрутил головой:
- Надо же… Вы совсем как тот император Диоклетиан, о котором мы тогда говорили! Вы еще сказали, что не можете понять, почему он, обладая такой властью, какой не имел до него ни один римский император, вдруг решил сам, добровольно отказаться от нее. А теперь, значит, поняли?…
- Да, - подтвердил Григорий Иванович. - И знаешь, почему? Толку-то теперь ему от этой неограниченной власти. Она вместе со всем земным давным-давно для него закончилась. Главное - где его душа теперь и что с ней? Ведь он такое гонение на христиан устроил! В одной только Никомидии двадцать тысяч христиан сжег в храме! Впрочем, ты, наверное, и без меня это знаешь!
- Я? Откуда?!
- Ну, хотя бы из школьной программы!
- Да вы что! У нас совсем другие предметы!
- Как! – не поверил Григорий Иванович. – Неужели самому главному до сих пор не учат в школе?!
- Нет! Нам там до сих пор говорят, что человек произошел от обезьяны! – засмеялся Стас и, вспомнив тетрадь отца Тихона, решил щегольнуть полученными из нее знаниями: - Хотя это всего-навсего никем не доказанная теория, а не закон!
- Надо же… - огорченно вздохнул Григорий Иванович. – А я думал, что только наш директор Юрий Цезаревич делает все для того, чтобы не допустить на уроках ни одного упоминания о Боге!
- Ну почему, у нас иногда упоминают! Батюшка приходил раза два, и учительница пения – она в церковном храме поет – нам много о Нем рассказывает…
- Слава Богу, хоть у вас понемногу начинают говорить правду!
Стас согласно кивнул и с любопытством взглянул на Григория Ивановича:
- А правда у вас костыли есть?
- Зачем? – удивился тот. – Рано мне еще, вроде, на них становиться!
- Да я не про вас! – быстро поправился Стас и объяснил: - Ванька сказал, что тут на днях один мужчина от гангрены, у могилки отца Тихона, исцелился, и вы его костыли, как реликвию, у себя оставили!
- А-а, вон ты о чем! Все верно! Зачем ему было их с собой брать? А нам они для укрепления веры еще пригодятся. В этом, то есть в духовном, смысле, эти костыли нам еще, ой, как нужны! Многие, брат, еще, хромают… От них же первый есмь аз…
Григорий Иванович помолчал, задумавшись о чем-то своем, потом вспомнил о Стасе и спросил:
- Обратно-то когда думаешь ехать?
- Не знаю… - пожал плечами Стас и просительно взглянул на соседа: - А вы мне с билетом поможете?
- Конечно же, помогу!
Григорий Иванович вновь помолчал и заговорил об отце Тихоне, о паломниках, а потом – о церковных делах. Внешне он совсем не изменился, разве что сильно похудел. Стас смотрел на него и начинал понимать, что он, действительно, живет теперь совсем другим. Все его мысли были о храме. То нужно, этого не хватает, того не забыть приобрести… Собственный дом заброшен… Помидоры и огурцы покупные – своим огородом заняться некогда…
Перед уходом он поставил на стол банки с маринованными огурцами, помидорами и кулек с сухофруктами.
- Так что извини – все из магазина, не свойское! Компот-то себе сам сваришь?
- Не знаю! Не пробовал… - беспомощно развел руками Стас.
Григорий Иванович только и вздохнул на это:
- Да, избаловали, как я гляжу, тебя родители! Надо будет сказать им, чтобы были с тобой построже.
- Ну вот, - расстроился Стас. – А говорили, не позвоните!
- Конечно, не позвоню, – кивнул Григорий Иванович. – Во-первых, я же ведь обещал. А, во-вторых, - снова хитро прищурился он, - даже если бы и захотел, не смогу: у меня ведь нет номера их телефона. Это я им при встрече скажу, если они сюда снова приедут. Очень хотелось бы повидаться. Хорошие они у тебя. Поверь, тебе очень повезло на них. Я тут в райцентре приют для трудных подростков курирую и на таких, с позволения сказать, «родителей» насмотрелся… А у тебя отец – кандидат наук…
- Доктор… Уже профессор. Говорят, академиком скоро будет! – не без гордости уточнил Стас.
- Вот видишь! И мама в тебе души не чает! Ну, ладно! Оставайся и подумай-ка о смысле жизни еще раз. С учетом того, о чем мы только что говорили. А компот тебе и Лена сварит!
«…Долгожданный звук трубы заставил кричащих на площади людей умолкнуть на полуслове и разом податься вперед.
Ворота медленно открылись. Взорам предстал широкий, темный проем. В нем, словно зубы акульей пасти, блестя доспехами и остриями копий, стояла центурия кесарийского гарнизона. Посередине ее, на гладком языке мрамора – четверо бунтовщиков.
Крестов было только три.
Глаза людей устремились на трибуна.
Тот надменным – поверх голов – взглядом обвел площадь и, взвешивая слова, точно меняла то золотые, то медные монеты, объявил:
- Согласно римскому обычаю, в честь вашего праздника, прокуратор милостиво дарует прощение и отпускает на свободу Иисуса… - он заглянул в услужливо поднесенный скрибой лист папируса, - вар-Авву!
Глашатаи принялись переводить сообщение на арамейский, но толпа уже поняла, в чем дело, и подняла торжествующий рев.
Опытный Лонгин, свесившись с коня, дал команду воинам быть начеку. Он знал, что из четырех осужденных на казнь двое носят распространенное в Палестине имя Иисус: один – мятежник, подстрекавший народ выступить против Рима и считавшийся здесь героем, вроде римского Сцеволы, и другой – поразивший его лекарь, как многие говорили – пророк. Некоторые называли его даже «Богом», о чем он не рискнул доложить трибуну.
Услыхав свое имя, мятежник зажмурился, веря и не веря сказанному, с трудом дождался, пока тюремный кузнец собьет с него оковы, и, протягивая изуродованные пытками руки, бросился к толпе, которая тут же поглотила его.
Легионеры, возложив кресты на спины оставшимся бунтовщикам, снова сомкнули строй.
В этот момент на балконе дворца появился римлянин в белой тоге с красными всадническими полосками. Это был сам прокуратор Иудеи - Понтий Пилат. Его глаза оглядели площадь, не упуская, казалось, ничего.
Толпа вновь зашумела, заволновалась, узнав ненавистного прокуратора. Трибун поискал глазами Лонгина и увидел, что тот сам поднимается к нему по ступеням, ведя за собой иудея в голубом священническом виссоне.
- У него к тебе важное дело! – доложил он.
- Что может быть важнее решения прокуратора, объявленного им? – нахмурился трибун. – Чего тебе нужно, жрец?
- Ты велел вести преступников по главной улице, через весь город? – с подчеркнутой вежливостью уточнил иудей, отводя взор от богини на груди язычника.
- Да, чтобы всем неповадно было!
- Прошу тебя, вели гнать их кратчайшим путем и как можно быстрее!
- Странная просьба! – вслух удивился трибун и с подозрением покосился на иудея: - Зачем это тебе?
- Мне? Нам!
Священник обвел рукой площадь и с горячностью зашептал:
- Здесь собрались истинные друзья римского цезаря! Но если о приговоре узнают те, кто называет царем этого… - его тонкий, холеный палец указал на согнувшегося под тяжестью креста Иисуса. – То ни твое оружие, ни мой сан не спасут нас! Чтобы не дать совершиться непоправимому, синедрион заседал всю ночь, утро, принял все меры безопасности! – Иудей пробежал глазами по табличке, которую, ухмыляясь, обмотал вокруг горла Иисуса скриба, и ахнул: - Что это «Царь Иудейский»? Позволь сделать в этой надписи одно уточнение!.. Пусть напишут, что это Он сказал, что Он – царь иудейский!
- Лонгин, веди центурию кратчайшим путем! – скомандовал трибун. – А что касается титулума, жрец… - Он со значением показал глазами на опустевший балкон. – Его заполнял лично прокуратор, с ним и разговаривай!
Снова запела труба. Раздались подстегивающие окрики конвоиров. На площади хорошо было видно, как приподнялись, заколыхались кресты.
Самих приговоренных не было видно. Их закрывали рослые легионеры первой шеренги. Они шли, не торопясь, звеня доспехами – подлаживались под нетвердые шаги несущих кресты.
Жители Иерусалима и приплывшие, приехавшие, пришедшие со всех концов Ойкумены на праздник паломники – иудеи, финикияне, эллины – вставали на цыпочки, некоторые даже подпрыгивали. Но видели лишь красные плащи и шестигранные щиты, украшенные связками молний...»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Прозрение
Глава первая
Крушение надежд
1
- Ник?! И, правда, ты! – ахнул Стас.
В картины и голоса древней Иудеи ворвался и загулял по комнате один из самых привычных звуков начала 21-го века – сигнал мобильного телефона. Стас радостно подскочил на кровати, услышав мелодию, которая так понравилась Лене. Что Ленка – ему самому она еще никогда не была так приятна!
- Ну наконец-то!
Стас бросился к телефону, схватил, взглянул на цветной экранчик – и лицо его разочарованно вытянулось:
- Ничего не понимаю…
Это были не родители.
Да и сам номер оказался незнакомым. Мало того, что не московским, так еще и международным. Судя по нему, очень даже международным! Звонили не меньше, чем из Англии или Америки…
"Неужели у Ленки есть подруги в дальнем зарубежье, и они тоже решили ее поздравить? – мелькнуло в голове Стаса, и он мстительно ухмыльнулся: - Ну сейчас я им такой юный Новый год покажу - до Старого в себя приходить будут!"
Стас нажал на кнопку принятия вызова и удивился еще больше. Вместо девического голоса он вдруг услышал юношеский басок с небольшим акцентом:
- Алло-у! Стас?
- Да… - растерялся Стас. - Кто это?
- А ты угадай!
- Что я бюро прогноза погоды? – буркнул Стас, но в трубке не унимались:
- И все-таки попробуй с трех раз: кто я и где? Спорим, что не сумеешь? На один рубль!
- Это я не сумею?
Стас сдвинул брови, прикидывая, кому бы мог принадлежать этот голос. Что-то было в нем знакомое, совсем из недалекого детства, причем, он слышал его именно здесь, в Покровке… Но мешал этот басок и акцент…
- Ну что-у, сдаешься?
- Я?!
Стас быстро просчитал в уме все возможные ситуации и, почти не думая, выпалил:
- Это ты, что ли, Ник?
- Да… - растерянно пробормотали в трубке. Но тут же опять оживились: – А – где?
- В Америке? Нет… В Англии? Погоди, сейчас скажу точно!
Стас снова наморщил лоб, но тут распахнулась дверь, и в прихожую ворвался загадочно улыбающийся Ваня, из-за спины которого привычно выглядывала Лена.
- Постой, не до тебя! – отмахнулся от него Стас. Но тот, сбрасывая на ходу валенки, подскочил ближе и закричал:
- Здорово мы тебя разыграли?
- Вы? – с изумлением посмотрел на него Стас. – Так это вы мне сейчас звонили?!
- Нет! - аккуратно сняв валеночки и поставив на пол сумку с едой, ответила за брата Лена. – Для нас телефон – это недоступная роскошь! Да и зачем он нам, если на почте есть? И в медпункте обещают скоро поставить…
- Ага, уже третий год! – оборвал ее Ваня и с нетерпением оглянулся: - А звонил тебе…
Дверь снова открылась, и на пороге появился молодой человек
- Ник?! И, правда, ты! – ахнул Стас.
- Он самый – в России - Никита Игоревич. А там и здесь для друзей – Ник! – подтвердил тот, взглянул на часы и деловито сказал: - У меня ровно 17 минут!
- Какой же ты стал… Ник! - покачала головой Лена.
- А ты как думала? – с уважением глядя на Ника, оборвал ее Ваня. – У Никиты Игоревича…
- Да будет тебе! – снисходительно остановил его тот.
- Вот я и говорю, у Ника Игоревича каждая минута больших денег стоит! – поправился Ваня. - Понимать надо!
- Кстати, о деньгах! - Стас порылся в кармане и протянул Нику рубль. – Держи, выиграл!
- Только наполовино-у!- возразил Ник и тоже достал из кармана мелкую монетку.
- Что это? - не понял Стас.
- Сдача. Два евроцента. Ведь ты же определил, что я – это я! Держи – новенький! Как раз в твою коллекцию!
- Да я только старенькое собираю!
- Давай тогда мне! – попросил Ваня и, получив монетку, с уважением стал ее разглядывать. - Это ж сколько на наши?
- Всего-навсего пятьдесят копеек! – пренебрежительно махнул рукой Стас. - Зачем они тебе?
- Все равно – валюта! Как говорится, евроцент – доллар бережет! А тут целых два! – важно заметил Ваня и бережно спрятал монетку.
- Осталось 15 минут! – напомнил о себе Ник и с сочувствием посмотрел на Стаса: - Говорят, ты от своих сбежал? Может, помочь чем?
- Да чем ты можешь помочь? – бросив на Ваню укоризненный взгляд, отмахнулся Стас. – Хотя… можешь! Купи этот дом!
- Зачем? – не понял Ник. – У меня есть. Как бы это сказать по-русски… А! Более чем предостаточно! Даже один здесь! Помнишь, как мы с тобой его три года назад покупали?
Он вздохнул, вспомнив, как покупал, будучи наркоманом, тот дом из-за того, что его двор зарос коноплей, которую за ночь выполола хозяйка, чтобы все было в порядке, и снова стал деловитым:
- Больше мне такого не надо! А помочь я тебе могу, доставив обратно в Москву самолетом, на котором мы сюда прилетели.
- Да нет, - посмотрев на снова замолчавший телефон, вздохнул Стас. - Я собственно, пока не так тороплюсь, чтобы так сразу - самолетом… А ты здесь какими путями? Тоже - сбежал?
- Нет, я здесь с отцом, – то ли не понимая, то ли не принимая юмор, серьезно ответил Ник. - У нас очень серьезный контракт. Решили заключить его вдали от шума, чтобы все хорошо-у обдумать. А заодно встретить на природе Новый год и отдохнуть! Между прочим, с этого контракта хороший процент и мне положен!
- Да, здорово ты изменился! – покачал головой Стас. – Весь в делах, в бизнесе! Даже иностранный акцент появился!
- Акцент… евроцент… процент… Да что вы все о валюте! – возмутилась Лена. – Неужели о чем-то другом поговорить нельзя?
- Почему? – усмехнулся, поддевая девушку, Стас. – Есть еще доцент, пациент, коэффициент…
- Официант! – поддакнул Ваня, но, сообразив, что сказал что-то не то, сконфуженно замолчал.
- Холодно здесь! – точно выручая его, зябко передернула плечами Лена и с упреком взглянула на Стаса: - Ты что, холодовку решил объявить?
И не дожидаясь ответа, принялась умело растапливать печь.
- Растет молодежь! – улыбнулся Ник и, повернувшись к Стасу, продолжил то, с чего начал: - А ты со своими зря так! Пока не оперились – куда мы от них? Они ведь только для нас и живут! Вон, мой отец – заработал уже столько, что человеку за десять жизней не потратить. Даже если очень постараться! Спрашивается, для кого? Для меня! Так мало этого – еще и графом стал.
- Зачем? – от удивления едва не выронила полено Лена.
- Чтобы в большой свет меня вывести. Так что теперь я виконт! – степенно поклонился Ник и, видя, что Ваня не совсем понял его, пояснил: - Ну, у Дюма еще роман такой есть: Виконт де Бражелон!
- Выбражелон! – фыркнула Лена. – Ну и воображала ты, Ник!
- Вот что могут делать деньги! – невольно вырвалось у Стаса, подумавшего, что если не власть, так деньги будут продолжать оставаться для него главным в жизни.
При этих словах Лена с Ваней переглянулись. Одна с выражением негодования, другой – с восхищением. А Ник, снова становясь тем самым Ником, которого они знали три года назад - даже акцент куда-то девался - только поморщился.
- Давайте хоть здесь не будем о деньгах!
- А что так? – не понял Стас.
- Да надоели они мне! Хоть у вас от них отдохнуть!
- Разве деньги могут когда-нибудь надоесть? – изумился Ваня.
- Да, - подтвердил Стас. – Тем более, если они большие?
- Вот большие как раз и могут! Ну что мы видим с отцом? Эти миллионы? Миллиарды? Да мы их и в глаза-то не видели! Все время: перелеты, переговоры…
- Приговоры! – подсказала Лена.
- И не без этого тоже! – кивнул Ник. – Разве это жизнь? Да каждый такой евроцент столько сил, чтобы его заработать, таких нервов стоит, что даже не знаю, как после этого его и назвать!
- Очень просто - нервоцент! – подала голос Лена.
- Во-во! - одобрительно кивнул ей Ник. – Вот и сейчас, все люди Новый год встречают, а мы с отцом должны сидеть и обдумывать такой бизнес-план, по которому вести переговоры, чтобы...
- Не попасть в бизнес-плен! – снова послышался голос Лены.
- Что, сложная сделка? – понимающе посмотрел на Ника Стас.
- В том-то и дело, что нет – сплошные плюсы!
- В чем же тогда проблемы?
- Так вот это как раз и настораживает! Сам партнер-то, вроде, ничего. Проверенный человек в большом бизнесе. Но помощник у него, если что будет не так хоть на каплю с нашей стороны – не пощадит. Говорят, умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. А этот просто берет и сравнивает любую гору, как бульдозер. Мертвая хватка!
- Все ясно – бульдогзер! – зевнула Лена и, видя, что ее не до конца понимают, пояснила: - Смесь бульдога с бульдозером!
- И знаете, сколько с этим бизнесом трудностей и проблем? – с горечью усмехнулся Ник. – В каждой стране, в каждом городе! Так что все это наше богатство… Ленка, молчи, я и так знаю, как правильно его называть, - остановил он уже раскрывшую рот Лену, – нам давно уже не в радость, а в тягость! Да мы с отцом, если честно, просто в рабстве у этих больших денег, будь они трижды прокляты! И рады бы избавиться от них – да как? Это ведь даже страшнее наркотиков! Поверьте мне, хорошо знавшему и то, и другое!
Озадаченный Стас хотел было расспросить Ника подробнее, так как то, что он сказал, обеспокоило его. Но тот, снова делаясь деловым и строгим, показал часы и сказал:
- Всё-у! Мое время вышло-у! Через пять минут я должен быть в вашем магазине.
- Ты что и у нас решил бизнес делать? – с уважением посмотрел на него Ваня.
- Нет, мы договорились встретиться там, чтобы купить мясо на шашлык.
- Какой шашлык? Пост ведь! – возмутилась Лена, но брат остановил ее.
- Они путешествующие. Таковым пост послабляется! – весомо сказал он и, просительно заглядывая в глаза Нику, зачастил: - Да разве мясо на шашлык для таких людей в магазине покупают? Хочешь, я покажу вам, где настоящего барашка можно достать.
- Конечно, обещаю тебе за это свой процент!
- Тогда что же мы тут стоим? – засуетился Ваня, чуть ли не запрыгивая в свои валенки. - Ленка, ты здесь остаешься или как?
- Или как!
- Тогда что ты там копаешься?
- Я девушка порядочная – я порядок люблю! – отозвалась Лена, проворно наводя чистоту около растопленной печи и возле вешалки.
Ваня, угодливо распахнув дверь перед Ником, засеменил следом.
- Смотреть противно! – проворчала Лена, и Стас увидел ее наполненные болью глаза. – Все время говорит одно, а делает… Недавно вон захотел в разгар поста скоромным полакомиться. Так знаешь, что сделал? Накупил колбасы, сыра, молока и купил билет на поезд в райцентр туда и обратно. Сам слышал – путешествующим ведь можно! Сел в вагон, разложил все. Не смог даже дождаться, пока поезд тронется – сразу набросился на все это… А тут Григорий Иванович! Он отцу Михаилу, конечно, ничего не сказал. Только мне, чтобы я с братом поговорила. Но меня он даже слышать не хочет! Ты бы хоть поговорил с ним, что ли… Друг называется!
- Так откуда ж я знал? – развел руками Стас.
- Не знал, так вот теперь знаешь!
В глазах Лены снова загорелись гневные искорки.
Стас хотел тоже резко ответить ей, но окном нетерпеливо засигналила машина. Раз… другой… третий…
Не успел угаснуть последний гудок, как в двери показалась голова Вани.
- Ну, скоро вы там?
- Сейчас-сейчас! Подождет твой Никонт Выбражелон! – отозвалась, неторопливо надевая шапочку, Лена.
- Ты смотри только при нем его так не назови! – ужаснулся Ваня.
- Конечно, не назову – много чести! – согласно кивнула девушка и глаза ее стали такими насмешливыми, что Стас понял – она уже придумала, как ей назвать Ника, когда они сядут в машину!
2
- Что ты! Что ты! – в ужасе посмотрел на Стаса дядя Андрей.
- Нет, ты слыхал, как она назвала Ника – «маллионер»! – возмущался Ваня, идя к магазину.
- А как еще его называть, если, сколько он ни зарабатывает, все ему мало! – пожала плечами Лена и мечтательно вздохнула: - Эх, нам бы один из его миллионов! Хоть самый маленький!
Стас с друзьями – Ник остался в машине дожидаться отца – вошел в магазин и замер, не видя и не слыша больше ничего.
В магазине была его первая любовь – Нина. Она стояла рядом с отслужившим в горячей точке сержантом, которого Лена за то, что ему пришлось повоевать, прозвала сражантом, и так смотрела на него, что все и без слов было понятно…
- А писал, что она ни с кем не встречается! – с горьким упреком шепнул Ване Стас.
- Так то когда было? – напомнил тот. - И не встречалась действительно. Точно говорю. Сам первый раз ее рядом с ним вижу!
Нина помогла выбрать сражанту продукты. Она была так занята, так увлечена им, что вышла из магазина, даже не обратив внимания на Стаса.
- Да-а, дела! – проводил он ее потерянным взглядом. И, хотя между ними все закончилось три года назад, так и не успев начаться, мстительно процедил сквозь зубы: - Никогда не женюсь!
- Я тоже! – поддакнула, успевшая все подметить, Лена.
- Ты-то еще почему? – уставился на нее Стас, и она с вызовом ответила:
- А потому что я замуж выйду. К счастью, не за тебя!
Нина ушла, и Стас увидел в магазине все остальное.
Около прилавка стояла очередь из нескольких незнакомых ему людей.
В углу, около игрового автомата суетились две старушки. Оттуда послышалось несколько звонких ударов.
- Это автомат так людей поначалу заманивает! – пояснила Лена. - А потом, когда они голову потеряют и уже не могут остановиться в надежде снова выиграть, да побольше, отбирает у них и последнее. А вон – дядя Андрей! Что не здороваешься?
- Где? – не понял Стас, оглядывая очередь.
- Вон, в кроличьей шапке!
- Да ты что…
Стас смотрел и не верил своим глазам. Из самого могучего мужчины в Покровке дядя Андрей превратился в какого-то жалкого – не то, чтобы старика, но явно доживающего свой век человека. Плечи его сузились, он весь как-то высох и уменьшился в росте.
Даже голос у него изменился. Это Стас понял, когда очередь дошла до дяди Андрея, и тот слабо, слегка задыхаясь, стал говорить:
- Мне пакетик кефира. Нет, нет, не жирного - однопроцентного! А он у вас не просроченный? И сухариков бы еще. Только таких, что без всякой сдобы!
Придирчиво выбрав самые простые продукты, дядя Андрей стал расплачиваться, и Стас с жалостью заметил, что его руки, которыми он три года назад мог убить быка, мелко-мелко дрожали.
С тощей сумкой он выбрался из очереди и направился к выходу.
- Здравствуйте, дядя Андрей! – подошел к нему Стас.
Тот хотел было пройти мимо, но что-то в лице Стаса вдруг остановило и даже обрадовало его:
- Постой-постой! А ты… не сын ли московского врача, который гостил здесь однажды?
- Он самый! – приосанился Стас.
- И отец тоже приехал? – обрадовался дядя Андрей.
- Нет, они с мамой в Москве остались!
- Жаль! А то посмотрел бы меня… Помнишь, как я к вам на прием приходил?
- Еще бы! Вы нам тогда такую сырокопченую колбасу принесли! Такие бутерброды из ветчины делали! А теперь, что – уже их совсем не едите?
- Что ты! Что ты! Какая ветчина?! Какие колбасы?!! – в ужасе посмотрел на Стаса дядя Андрей. – Это же – мучения и верная гибель!
Стас в свою очередь сам, холодея от подозрения, что, кажется, ломалась еще одна стена прекрасного здания, которое он собирался построить и в нем жить, взглянул на него и пробормотал:
- Но вы же сами учили меня, что нужно жить только в свое удовольствие и наслаждение…
- Может, и учил, но теперь сам не рад, что так жил! – проворчал дядя Андрей. – От того моего удовольствия и наслаждения теперь и страдаю!
- Может, это вы только поститесь? – с последней надеждой уточнил Стас и услышал:
- Какой еще пост? Пост это на время. А у меня теперь диета. Причем, на всю оставшуюся – если только еще что осталось – жизнь!..
- Дела-а-а… - проводив его взглядом, только и покачал головой Стас.
Дядя Андрей вышел, и в магазин вошли трое мужчин.
Рядом с одним был Ник. Но Стас и без этого узнал бы его отца. Того самого Игоря Игоревича, благодаря которому три года назад здесь он понял, что большие деньги вместе с властью и наслаждениями составляют главную цель человеческой жизни.
Вторым мужчиной был высокий толстый человек с полными добродушными губами.
- У-у, Коршунов! – прошипела, увидев его, Лена и принялась объяснять Стасу: - Это его дом самый большой в коттеджном поселке. Отец его еще ничего. Ты его в храме сегодня видел, в инвалидной коляске. А этот… За наш счет жирует. У-у, ненавижу!
Около богатого толстяка стоял энергичный мужчина с цепкими холодными глазами. Его Стас уже видел сегодня. На кладбище. Это он так напугал своим появлением стоявшую у могилы отца Тихона красивую женщину.
Четвертый мужчина – его Стас как-то и не заметил сразу – тенью прошел в самое темное место магазина и замер там.
- Это охранник! – шепнул Ваня Стасу.
- Это?! – удивился тот. – А что он такой хилый и маленький?
- Зато метко стреляет!
Было видно, что Ваня о многом успел расспросить Ника даже за такое короткое время. Да и пообещать тоже. Во всяком случае, Ник что-то сказал отцу, тот кивнул и жестом подозвал Ваню.
Тот просиял и бросился к бизнесменам.
Они коротко переговорили и направились вслед за Ваней к выходу. Охранник снова тенью метнулся вперед, опережая их.
- Куда вы его? - придержала за локоть Ника Лена.
- Показывать настоящего барашка! – засмеялся тот. - Отец за это обещал ему тысячу рублей заплатить.
Услыхав про такую сумму, Лена заметалась между прилавком и выходом.
- Мне и домой нужно кое-что купить и его оставлять с такими деньгами нельзя… Нам они, знаешь, как пригодятся! Целый месяц на них можно жить! - жалобно сказала она и с надеждой взглянула на Стаса.
- Ладно! Я пойду с ними. Верну тебе в целости и сохранности и брата, и деньги! – все поняв, пообещал тот.
И с видом заговорщика кивнул на автомат, который на этот раз молча глотал жетоны, которые бросали в него старушки. Продавщица только и успевала продавать им вне очереди новые…
- Спасибо тебе, Стасик… - чуть слышно прошептала девушка, глядя в спину решительно толкнувшему дверь Стасу.
Если бы он оглянулся, то сразу бы понял, что прощен, и мир с Леной восстановлен, даже… более чем восстановлен.
Но он не оглянулся. Поспешил выручать друга. И его сестру. Неизвестно еще – кого из них больше! Да и у него самого был свой интерес во всем этом деле.
3
С минуту Стас наслаждался произведенным эффектом.
«Свой интерес» Стаса заключался в том, чтобы переговорить с Коршуновым и уговорить его купить дом. Под дачу или хотя бы сарай.
Но едва он назвал его фамилию охраннику, как тот так свирепо взглянул на него и прищурился, а потом даже полез в карман, где что-то щелкнуло, будто взвели курок, что оставалось только попросить прощения и попятиться.
Не вышло ничего и с хозяином баранов.
Узнав от Вани, что это самый богатый человек в Покровском, он предложил купить дом и ему. Но в ответ услышал насмешливое:
- Я что, по-твоему, похож на своих баранов? Ты, наверное, нашу Покровку со своей Москвой перепутал. Это у вас цены на недвижимость. А у нас – тьфу – и ломаного гроша за нее никто не даст!
От двойной неудачи Стас разозлился не на шутку.
Ваня напротив был чрезвычайно доволен. Мало того, что Ник дал ему тысячу рублей, так еще и хозяин баранов в благодарность за выгодную сделку добавил сотню.
- Ласковый теленок двух маток сосет! – объявил Ваня, пряча деньги. Но Стас остановил его.
- Тысячу давай! – требовательно протянул он руку.
- Что? – заморгал Ваня.
- Тысячу рублей, говорю, давай сюда – я Ленке обещал их доставить целыми и невредимыми. Они вам в хозяйстве сгодятся! А сто рублей можешь оставить себе.
Как ни медленно соображал Ваня, но тут быстро понял, что Стас прав.
Он отдал тысячу рублей Стасу, а сторублевую бумажку не стал прятать, а просто нетерпеливо зажал в кулаке.
- Мне и ее хватит, чтобы, наконец, выиграть! - пообещал он, и в его глазах появился знакомый уже Стасу нездоровый азартный блеск.
Да и сам он чувствовал, что выглядел со стороны не лучше.
Злоба так переполняла Стаса, что хотелось отомстить прямо здесь и сейчас. Коршунову, понятное дело, он не мог это сделать ни с какой стороны. Но тут на глаза попался огромный стог сена перед домом владельца баранов.
- У тебя спички есть? – мстительно сощурившись, спросил он у Вани.
- Только зажигалка! – с готовностью отозвался тот.
- Ты что – куришь?
- Нет – чтобы лампады и свечи зажигать! А зачем тебе?
- Зачем-зачем… Чтоб эту солому поджечь!
- Да ты что? – испугался Ваня, оглядел стог и отрицательно покачал головой: – Во-первых, это не солома, а сено. А, во-вторых… нет, это никак невозможно!
- Что, участкового испугался?
- Участковый тут ни при чем, - покачал головой Ваня. – Он сам сейчас боится, чтобы у нас чего-нибудь не случилось, а то в райцентр не переведут. Ходит сейчас, сражанта уговаривает, чтобы тот в участковые подался. А то сказали, не отпустят, пока он себе в этой дыре, то есть у нас, замены себе не найдет!
- Так зачем же тогда дело? – услышав про сражанта, еще больше нахмурился Стас.
Но Ваня даже не заметил этого, а серьезно сказал:
- Знаешь, сколько надо работать, чтобы такой стог получился? Ты сам попробуй целый луг травы сначала накосить, потом просушить, сметать – тогда сразу поймешь, в чем дело! Между прочим, он и денег немалых стоит. И коровкам бедным – что потом есть?
- Ладно! – насмешливо остановил его Стас. – Пусть стоит. А то вы без молока останетесь!
Молча, думая каждый о своем, они дошли до магазина, где Стас терпеливо подождал, пока Ваня проиграет свои сто рублей. И – возвратились домой.
Ужинали тоже поначалу молча.
Но ужин оказался таким вкусным, а Лена благодарно-приветливой, что Стас постепенно пришел в себя, смягчился и принялся говорить о том, что стоит на пороге великого открытия.
- Ты? – недоверчиво посмотрел на него Ваня.
- А ты как думал? Все то, что кажется нам теперь огромным – телевидение, интернет, да хотя бы та же книга дурацких рекордов Гиннеса – выросло до нынешних размеров из крошечного зерна идеи.
- И у тебя есть такая идея?
- Ну, идея не идея, - деланно поскромничал Стас. – Но правильно сформулированная и поставленная задача имеется.
- Какая? – в один голос спросили Ваня с Леной.
Стас с упреком посмотрел на них и сказал:
- Некорректный вопрос. Но вам, как друзьям, так уж и быть… скажу. Такая – что даст мне власть над миром!
Стас хотел лишь приоткрыть часть своей тайны, но так увлекся, что рассказал всё, вплоть до самой идеи глобального вируса.
С минуту он наслаждался произведенным эффектом.
Друзья, и правда, были ошеломлены услышанным.
- Завидую я тебе, Стасик! – произнес, наконец, с чувством Ваня.
Но Лена была прямо противоположного мнения.
- А я так думаю, что ничего из этого дела не выйдет! – решительно заявила она. - Все то, что ты сейчас сказал – просто бред! И в данном случае ты не изобретатель, а уж прости меня неученую – изобредатель.
- Это еще почему? – покосился на нее Стас. – Ты, видно, не вникла во всю глубину вопроса.
- В глупину вопроса! Ну сам подумай: кто сегодня позволит тебе сделать это незамеченным и безнаказанно?
- А ты считаешь, я об этом не думал? Не волнуйся, что-нибудь да придумаю!
- Да как же не волноваться... – уже чуть не плача, проговорила Лена. - Ты что не слышал, что совсем недавно про деньги говорил Ник? А удовольствия? Да стоит только посмотреть на дядю Андрея – так сразу тошно от них станет. Про власть же ты с Григорием Ивановичем поговори. Лучше его о ней тебе никто не скажет! Ну, допустим, даже если у тебя все и получится – зачем это тебе, Стасик?
- Как это зачем? – возмутился Стас, даже не заметив, что Лена назвала его обычным в их отношениях именем. Он хотел привычно начать не просто о власти и деньгах, а о сверхвласти, сверхбогатстве, о жизни в такое удовольствие, какое еще никому не снилось… и замолчал, словно споткнувшись о невесть откуда взявшийся камень на знакомой дороге….
Беседа сразу скомкалась, стала неинтересной.
Ваня с Леной, быстро засобиравшись, ушли домой.
И Стас снова остался один.
4
И только тут Стас понял, что бежал сюда не от родителей, а от себя самого…
Темнело так быстро, как может темнеть только в деревне.
Это в Москве со светящимися допоздна окнами многоэтажек, яркими рекламами и хорошо освещенными улицами и проспектами можно не дождаться темноты до самого рассвета. А тут, где на весь квартал единственный фонарь, да и тот где-то у колодца, вечер такой короткий, что ночь почти без предупреждения вступает в свои права.
Стас сидел, не включая света. И не потому, что опасался быть обнаруженным. Дом никто не хотел купить. Да если бы и захотел – все равно он не смог бы этого сделать… Чего ему теперь было бояться?
От тишины звенело в ушах. Ничто не мешало думать. А думать было, о чем.
Разговоры с Григорием Ивановичем и дядей Андреем, которым подвела итог Лена, никак не шли из головы. И родители как назло не звонили… А он, вспомнив свою реакцию на недавний звонок, понял, что, оказывается, ждет их звонка. Ждет и…боится его! Даже думать о том, что он теперь скажет им, было страшно. И Стас снова переключился на мысли о своей идее, здание которой, совсем недавно казавшееся ему незыблемым и прекрасным, разваливалось прямо на глазах.
Оно дало трещину в самом фундаменте, уже после разговора с Григорием Ивановичем. Потом, после того, как Ник сказал всю безжалостную правду о больших деньгах, поехали стены. И, наконец, после того, как он пообщался с дядей Андреем, стала рушиться крыша…
«Все как три года назад, с точностью, как теперь любят говорить, до наоборот!» – с горечью усмехнулся Стас. Сначала разговор с Григорием Ивановичем, потом с Ником, затем с дядей Андреем. Не хватало только Юрия Цезаревича. Помнится, директор здешней школы тогда сказал, что жить нужно для того, чтобы оставить добрую память, а еще лучше славу в потомках.
Ну, потомкам, понятно, хорошо и удобно от того, что сделали для них предки. А им-то самим каково при жизни, да и потом, после нее?
Всё, абсолютно всё перед лицом Вечности теряло свой смысл. То, что казалось крайне важным, незыблемым, главным – на самом деле не выдерживало проверки одним-единственным вопросом: а что потом?
Да, действительно, можно построить роскошный дом… написать классическую книгу… сколотить несметное состояние… А потом? Ведь через сто лет об этом никто и не вспомнит. А через тысячу и следа от тебя не останется на земле. А через миллион лет? Через миллиард?..
Зачем же тогда жить? И почему до сих пор молчат родители? Ну не могут они так просто молчать!!!
Зачем, зачем, зачем? Сто зачем и одно почему.
И это одно «почему», как только он снова вспомнил о нем, перевесило все сто «зачем».
«Может, в Москве что? Или с самой Москвой?! - неожиданно с тревогой подумал Стас. – Да нет - об этом бы сразу стало известно! Хотя откуда? У Ленки «елевизор», Григорий Иванович вообще наверняка не смотрит его. Ну и что? В магазине бы только об этом и говорили!» - принялся успокаивать себя Стас и ахнул:
«Стоп! Совсем я одичал в этой деревне! А интернет?»
Он торопливо включил ноутбук, подключился через телефон к интернету и с облегчением выдохнул:
- Слава Богу! Стоит златоглавая!
Но не успел он порадоваться этому, как новые сомнения стали одолевать его: а вдруг с мамой на нервной почве что? Но тут папа поможет! Он все-таки светило в медицине. А если что с ним самим? Помнится, мама говорила, что в последнее время у него начало пошаливать сердце…
Стас вскочил и бросился включать свет: во всех комнатах, по всему дому.
Теперь он был бы рад, если бы вдруг пришел участковый и, увидев его, позвонил родителям. Сам-то он никак не мог позвонить им первый…
Это неожиданно напомнило ему давний случай, когда он, еще трехлетним ребенком, случайно запер на защелку маму в ванной и потом не открывал, боясь, что она накажет его. Так они сидели оба весь день и плакали, пока не вернулся с работы папа…
- Что же мне теперь делать? – чуть было не застонал Стас, но тут новая спасительная мысль осенила его:
«Постой-постой… Я не могу позвонить им… Но у меня В Москве есть приятель, сосед, которого я могу попросить зайти и узнать, как там они… Ну, конечно! И как я сразу до этого не додумался?!»
Стас покосился на черное окно.
«А не поздно ли уже? – машинально подумал он и тут же усмехнулся: - Какое поздно? Это тут уже ночь, а для Москвы – еще рано!
Торопясь еще больше, чем когда подключал ноутбук, он набрал номер, поздравил приятеля с Новым годом и осторожно спросил, не видел ли тот его родителей.
- Нет, - отозвалось в трубке. – А что?
- Да погоди ты! Лучше скажи – сегодня ночью или днем ничего такого в подъезде шумного не было?
- Как это не было? Все-таки Новый год! Пели, пили, стреляли, дрались…
- Да я не о том! Я о чем-нибудь необычном… Ну… скорая помощь к кому-нибудь не приезжала?
- Да стояла, вроде, сегодня одна. А что?
«Нет! Только не это…» - похолодел Стас.
- Слушай, будь другом! - взмолился он. – Сходи ко мне домой!
- Зачем?
- Да просто разведай. Посмотри на моих, как там они – и сразу же сообщи мне!
- А чего это я туда ни с того, ни с сего пойду?
- Ну… будто ко мне!
- А ты что – не дома? – только теперь сообразил приятель.
- Нет! Я… далеко!
- Вот новости! Что у тебя там случилось? – заинтересовался приятель. - Ты вообще где?
- Потом, потом объясню! – пообещал Стас. - Скорее иди! Только, смотри, аккуратней, не выдай! И не вздумай говорить, что это я тебя попросил!
- Ладно… хорошо… - - озадаченно хмыкнул приятель, хотел было еще что-то спросить, но Стас, опережая его, отключил телефон.
Минуты, которые потекли, как это ни банально звучало, показались для него вечностью.
Он снова выключил свет… Прижался разгоряченным лбом к холодному стеклу, за которым было видно светящееся окошко в доме Григория Ивановича. Очевидно, он читал или молился.
«Хорошие они у тебя!» - вспомнились вдруг его слова.
Еще бы не хорошие! Если разобраться, то за все время они ни разу даже не выпороли его! Хотя и было за что. Взять хотя бы эту Покровку. После того, как он, нарушив запрет отца не ходить на карьер, чуть было не погиб на нем во время обвала, а потом и мама учуяла, что он покурил, порки, казалось, было не избежать. Но обошлось. Да и потом, когда он закурил уже всерьез, другие родители так бы поговорили с ним, что он на все жизнь забыл бы про сигареты. А они как поступили?
Память услужливо подсказала еще один эпизод, уже не из далекого детства, а из совсем недавней юности…
Над диваном Стаса несколько лет висел портрет Сергея Есенина. Родители купили его сыну, когда тот начал писать стихи. На этом портрете во рту великого поэта была курительная трубка.
Но вот однажды, проснувшись, он привычно обвел глазами стену и… подавился зевком. Зажмурился, открыл глаза и ему стало не по себе от того, что он продолжал видеть. Во рту Есенина не было трубки!
Стаса, словно пружиной, подняло с дивана.
- Мам! Пап! – врываясь к родителям, закричал он. - Там… У меня в комнате… Идите скорее!!!
Не смотря на то, что отношения родителей с сыном были натянуты с того дня, когда мама в очередной раз обнаружила в его карманах сигареты, родители охотно последовали за ним.
- Глядите! Есенин… - показывая пальцем на стену, начал объяснять Стас.
- Ну да, - поглядев на портрет, как ни в чем не бывало, пожал плечами отец. – Сергей Александрович Есенин!
- Да нет же! Нет! – закричал Стас. - Он всегда был с трубкой, а теперь видите – ее нет!!!
- Вот видишь, Есенин – и тот бросил курить! – учительским тоном сказала мама, а папа довольно усмехнулся.
И тогда Стас понял, что это он купил новый, очень похожий, портрет Есенина и, пока сын спал, повесил его вместо прежнего…
- Ну вы даете! – только и смог тогда вымолвить он.
И с того часа раз и навсегда бросил курить!
…Звонок телефона мигом вернул его из далекой во времени и пространстве Москвы в - увы! - близкую нынешнюю Покровку.
- Ну? – заторопил он приятеля. – Как они? Где?
- Дома. Здоровые. Только немного грустные… Будто и не Новый год на дворе! - отчитался приятель. - Бросились на звонок так, будто под дверью стояли. Наверное, тебя ждут! Ну, теперь-то ты можешь мне все рассказать?
- После, когда приеду! – усмехнулся Стас и - приятель уже больше был не нужен ему – жестко отрезал: - Все, конец связи!
«Ждать-то, конечно, они ждут, – бросив на кровать телефон, подумал он. - И Григорий Иванович прав – на радостях сразу простят. Но… почему не звонят? Обиделись? Конечно, обиделись! Ну, а как на такого не обидеться?!»
Стас стал припоминать, каким он был со своими родителями. Да и разве с ними одними? Память теперь крутилась перед ним, как калейдоскоп. И с каждым новым воспоминанием ему все яснее становилось, что - сколько он ни жил, что бы ни делал – все делал только для одного себя, в своих интересах. Даже эта его идея с глобальным вирусом, осуществи он ее, и правда, была бы за счет не то, что нескольких других – а всех остальных людей! Ведь всё теперь на этих компьютерах! И что было бы тогда с людьми в самолетах, в больницах, да просто в своих домах?..
Запоздало пожалев, что грубо обошелся и с так выручившим его приятелем, Стас озадаченно покрутил головой….
И только тут понял, что бежал сюда, в Покровку, не от родителей, а от себя самого…
Эта мысль словно обожгла Стаса.
Не отдавая отчета в том, что делает, он машинально оделся, вышел на улицу, долго бродил по темным закоулкам и пришел в себя лишь у того самого единственного фонаря – около колодца.
Очнулся, услышав мяуканье.
Маленький пушистый котенок стоял у колодца и словно звал его.
- Брысь! – по привычке цыкнул Стас, не любивший, когда ему мешают думать и вообще отвлекают.
Но котенок не испугался. Наоборот, замяукал еще громче.
Стас пригляделся внимательно и только тут понял, что котенок не может бежать. Он вообще не мог идти, потому что примерз ко льду!
Незнакомое чувство жалости неожиданно охватило Стаса.
Он подбежал к котенку, опустился на колени и, с помощью домашних ключей осторожно принялся отдирать его ото льда, приговаривая:
- Ты что, тоже от мамы сбежал? Зря! Это я тебе, брат, по своему собственному опыту скажу! И Ник тоже вон правильно говорил. Они же ведь только для нас и живут! Погоди, сейчас мы тебя освободим! И как ты это совсем не замерз-то? Ну, а, если бы я сюда не пришел?
Странное дело – котенок, словно понимая, слушал его и, даже не дергаясь, не мяукая, терпел, пока Стас освободит его из ледяного плена.
- Ну, и куда ты такой теперь? – оглядел он дрожавший от головы до лап живой, пушистый комок. – Замерзнешь же ведь совсем! А вот куда! Ко мне домой! Там я тебя и отогрею! И накормлю! Если, конечно, найду чем…
Дома, к счастью, среди принесенных на завтра Леной продуктов, оказалась банка рыбных консервов. Стас открыл ее, положил в блюдце. Котенок набросился на консервы с такой жадностью, что стало ясно – убежал он от своих родителей гораздо раньше, чем Стас от своих!
- Все, а теперь – спать! – раздеваясь, скомандовал Стас.
И до чего же понятливым оказался этот котенок!
Он тут же забрался на кровать и, деликатно свернувшись в калачик у самых ног Стаса, быстро уснул.
Самому же Стасу спать не хотелось. Он потянул к себе тетрадь и, поглядев на спящего котенка, вдруг усмехнулся от мысли, что хоть кому-то в Покровке было хорошо от его приезда…
«…Особенно старался смуглолицый мужчина в недорогом, запыленном халате. Отчаянно помогая себе локтями, он пядь за пядью пробивался вперед, волоча за собой мальчика лет пяти.
- Дайте пройти… Пропустите же! – слышались эллинские, с сирийским акцентом, слова.
Вдогонку ему неслось недовольное:
- Куда лезешь?
- Сам на крест захотел?!
- Хоть бы ребенка пожалел, сирийское чучело!
- Я не сириец! – возражал с виноватой улыбкой мужчина.
- А кто же: вавилонянин? Эфиоп?!
- Я – грекос!
- Собираясь с силами перед последним броском, мужчина оглянулся и подбадривающе крикнул:
- Держись, Теофил!
Однако, передние ряды были спрессованы, как кирпичи в крепостной стене. Убедившись, что дальше не проскользнула бы даже ящерица, мужчина стал что-то жестами объяснять мальчику, словно тот был глухой, потом вдруг хлопнул себя ладонью по лбу, поднял его на плечи и замер:
- Ну?!
Мальчик бойко завертел грязной шеей, увидел кресты, воинов…
- Отец, – испуганно закричал он. – Там – Иисус! Весь в крови, избитый! За что они так его?!
Мужчина больно ущипнул сына за пыльную пятку:
- Я для чего тебя поднял? Никодима… брата своего – видишь?..
Теофил изогнулся, прищурился от старания, разглядывая несущих кресты:
- Нет!
- Хвала богам! – с облегчением выдохнул мужчина. – А дядю Келада?
- Вижу, вон он! – Теофил показал пальцем на могучего легионера, идущего в первой шеренге. Того самого, на которого делал ставку центурион. – Сказать ему, что мы тут?
Вместо ответа мужчина опустил сына на мостовую и задумался вслух:
- Где же нам теперь искать нашего Никодима? Иерусалим, что пшеничное поле перед жатвой: попробуй отыщи нужное зернышко… Но мы точно знаем, что он должен был искать встречи с Иисусом. Пять дней мы ходим по пятам за этим пророком. Вчера, правда, потеряли его, но, хвала Тихэ[5], снова нашли. Так проследуем же за ним до конца!
Мужчина напряг спину, точно выталкивая сползшую в канаву повозку, отчего лицо его и впрямь почернело, как у эфиопа, и потянул за собой сына назад.
Когда они добрались до края площади, центурия уже сворачивала на одну из ничем не примечательных улиц. Иисус, пытаясь удобнее перехватить тяжелый крест, приподнял голову, и все увидели титулум на его шее.
Площадь в один голос на еврейском, латинском и эллинском выдохнула:
- «Иешуа… Иезус… Иисус Назорей Царь Иудейский!»
- Отец! – воскликнул Теофил. – У нас только рабов распинают. А здесь – слыхал – царей!
- Чш-шш! – в испуге зашикал мужчина. – Как бы они за такие слова и тебя на мне не распяли!
К счастью, голос мальчика утонул в новой волне шума. Потрясая посохами, грозя кулаками, иудеи призывали на голову так надсмеявшегося над ними прокуратора гнев своего Бога.
Молчал, казалось, лишь один человек: кудрявый юноша, лет пятнадцати, в красной накидке поверх зеленого хитона. Он стоял в отдалении от толпы и смотрел на шествие полными слез глазами.
- Послушай! – подходя, окликнул его мужчина. – Ты молодого антиохийца не видел, похожего на меня, только со шрамом на горле?
Юноша отрицательно покачал головой.
Мужчина, догадавшись, что он не в силах выдавить ни одного слова, со вздохом кивнул на кресты:
- И ты паломник к Иисусу? Не бойся нас! Я – Апамей из Антиохии-на-Оронте. Мы ведь тоже приехали к нему. Подумать только: всего несколько дней назад как пышно встречал его этот город! Даже мы с сыном кричали ему «Осанна!». Я голосом, а он пока еще знаками.
- Вот так! – подтвердил Теофил, показывая жестами, как он приветствовал Иисуса.
- Он его от глухоты исцелил! – дрогнувшим голосом объяснил мужчина. – Тебе тоже помог?
Юноша посмотрел на сына, отца. Улыбнулся, словно вспоминая что-то радостное, но утраченное безвозвратно. Наконец, проглотил ком, мешавший ему говорить:
- Нет! Я … его ученик.
- Иоанн! – послышался негромкий окрик.
Из-за угла ближнего здания выглянуло обрамленное бородкой лицо:
- Что там? Как Учитель?
- Ведут на распятие! Говорят, бичевали…
- М-мм… - простонал бородатый, и лицо его исказила болезненная гримаса. – Все пропало!
- Постой! – видя, что юноша собирается уходить, спохватился мужчина. – Ученик Иисуса, ответь мне: а много ли было у твоего учителя учеников?
- Таких, как мы с Петром – нет. Но тех, кто приходили и уходили – сотни, а может, тысячи! – подумав, ответил юноша.
- И сколько времени ученики проводили с ним?
- Кто как! Мы три года, иные – три дня…
- Три дня! – обрадовался мужчина. – А не было ли среди них антиохийца со шрамом? Я говорю о своем сыне! Он… гм-м… потерялся в дороге…
- Отец проклял и выгнал его, за то, что он изменил нашим богам! – вставил Теофил, не пропускавший из разговора ни слова.
- Да, это так, - сникая, признался мужчина и быстро добавил: - Но - простил! Теперь вот хочу сказать ему об этом. Но как найти его, где?..
Мужчина, схватив юношу за рукав, стал описывать одежду сына, другие приметы, как вдруг имя, произнесенное невдалеке, заставило его смолкнуть на полуслове.
- Теофил, ты слышал? – спросил он.
- Да, - кивнул мальчик. – Кто-то позвал Накдимона.
- Так ведь это на иудейском. А по-нашему – Никодим! Это – он!
- Хоть вам повезло! – грустно улыбнулся юноша. – И мне пора. Петр прав, надо бежать. Но как… как покинуть Учителя в такую минуту?..»
Глава вторая
Божий дар
1
Старушка даже руками всплеснула…
…И уступила зима весне.
Все тот же первый автобус принял Василия Ивановича и покатил по широкой сухой дороге.
Та же кондукторша дремала на своем сидении, держа на коленях кожаную сумку, из которой серпантином свисали билеты.
Только старушек на этот раз было не две, а одна. Та самая – добрая. Она улыбнулась Василию Ивановичу, как старому знакомому. Он тоже приветливо кивнул ей и, порывшись в карманах, достал металлический рубль. С недавних пор у него почти совсем не стало водиться мелочи. Хорошо хоть этот рубль оказался… Помня, как ошибся в прошлый раз, он внимательно посмотрел на монету – афинская тетрадрахма была размером как раз с нее – и стал ожидать, когда подойдет кондуктор.
Та тоже сразу узнала его и, еще внимательней, чем он, оглядела плату за проезд. Придраться было не к чему, разве к тому, что в такое раннее время ездят с крупными деньгами, и она, поворчав себе под нос по этому поводу, протянула Василию Ивановичу билет и сдачу.
Машинально проверив еще раз, на месте ли афинская монета – он теперь и ночью не расставался с ней, кладя под подушку – Василий Иванович принялся за изучение списка дел, которые ему предстояло сделать в Москве.
Его рукой был написан только один пункт: «Купить монеты для Соколова».
Зато Настя постаралась. В перечне заказанных ею покупок значились:
«1.Колбаса копченая.
2.Сыр голландский.
3.Две банки сгущенного молока.
4.Банка тушенки.
И, конечно же:
5.Пачка самого лучшего чая».
Василий Иванович, запоминая, сложил листок и спрятал его. Внимание его переключилось на старушку. Все последние дни он провел за изучением Евангелия. Оно казалось ему простым и надуманным, едва ли не сказочным. И он никак не мог понять, что именно в нем вот уже почти два тысячелетия пленяет людей так, что они и слышать ничего не хотят, кроме как о Христе! Шли на костер, подставляли головы под меч, претерпевали бесчисленные муки, о чем свидетельствуют надежные источники – доклады наместников провинций римским императорам и подробные судебные протоколы.
«Как, – недоумевал он, – горстка неученых галилейских рыбаков смогла покорить этой Благой Вестью – ведь именно так называется в переводе Евангелие – весь мир?!»
В итоге повесть шла намного медленнее, чем ожидали того Володька и Настя. Он утаивал от них, что написано всего две странички. Его мучило совсем другое…
И он, глядя на старушку, неожиданно почувствовал, что она знает то, что почему-то закрыто, не ведомо для него. Иначе, зачем было ей месяцами, годами каждый воскресный день вставать ни свет ни заря и, преодолевая недуги и старческую слабость – ведь подруга даже поддерживала ее в последний раз – ехать в храм.
Только ли страх перед предстоящей скорой смертью гнал ее туда?..
Не отдавая себе отчета в том, что делает, быть может, втайне надеясь получить ответ на свой вопрос, Василий Иванович пересел на соседнее со старушкой кресло и спросил:
- А где же ваша соседка - заболела?
- Наоборот, болела она здесь. А теперь – выздоровела! – придавая своим словам какое-то особое, радостное значение, ответила старушка. – Навсегда!
- Как это? – недоуменно посмотрел на нее Василий Иванович.
- Да давление у нее было высокое. Доктора говорили ей, лежи, не вставай! А она – да разве я могу не встретить Господа, как положено? Вот и стала готовить Пасху, куличи, красить яйца… Приготовила и преставилась – аккурат, на самую Пасху!
- То есть, она умерла?! Вот горе!
Старушка даже руками всплеснула от непонимания того, что, очевидно, ее наоборот, только радовало:
- Что вы! Это величайшее счастье, когда верующий человек уходит из жизни в этот День! Говорят, такой идет прямо в рай, минуя воздушные мытарства!
- Простите, минуя - что? – не понял Василий Иванович.
Старушка посмотрела на него так, как, наверное, он смотрит на ученика, не сумевшего ответить ни на один из вопросов на экзамене.
- Как? Вы не знаете, что ждет нас после смерти?!
Василий Иванович с присущей ему честностью и открытостью хотел сказать, что после смерти он, собственно, вообще не ожидает ни хорошего, ни плохого, то есть совсем ни-че-го. Но в чистых, светлых глазах старушки – был такой ужас за него, а главное уверенность в том, что она говорила, что он промолчал. И старушка, словно обо всем догадавшись, продолжила:
- И вас, и меня ждет одно и то же. К нам сразу подойдут два ангела. Один Ангел светлый – с правой стороны. И другой – бр-р! – страшный, черный слева. И поведут нас по мрачным коридорам, где множество комнат. И в каждой из них нам будут предъявлены обвинения. В одной комнате – за всю нашу ложь, которую мы допустили в жизни. В другой – за злые и праздные слова. В третьей – если мы осуждали или клеветали на других. И таких комнат – двадцать. И в каждой мы будем судиться за наше зло и вообще за все греховные и нераскаянные дела. И если мы не сумеем оправдаться, то даже светлый Ангел не сможет ничем нам помочь. И мы останемся в одной из них на веки вечные. Навсегда…
Василий Иванович невольно улыбнулся, пряча улыбку в кулак, чтобы не обидеть эту наивную старушку.
Но она и не смотрела на него. Приближалась ее остановка. Нужно было вставать и идти к выходу. А это было – ой, как непросто!
Старушка с огромным трудом встала, но тут автобус качнуло, и она вновь упала на свое сидение.
- Вам помочь? – невольно вырвалось у Василия Ивановича. Он надеялся, что, проявив обязательную для воспитанного человека в таких случаях вежливость, он услышит и вежливый отказ. Ведь видно было, что он торопился, если ехал в такую рань и мог и так не успеть на первую электричку! Но старушка неожиданно согласилась.
- Да, если можно! – виновато улыбнулась она и при этом почему-то загадочно улыбнулась.
Василий Иванович помог старушке сойти с подножки автобуса. Она не выпустила его руки, и они медленно – «Какое тут на первую, на вторую бы электричку не опоздать!» - досадой думал он, направились в сторону видневшегося между двумя высокими зданиями купола храма с крестом.
Старушка продолжала говорить что-то о мытарствах. Потом сказала, что сегодня после обеда у входа в храм будет принимать старец. Он очень редко приезжает из своего монастыря, и это такая радость, такая радость! Было бы очень хорошо, если бы Василий Иванович – «Надо же с одного раза, в таком возрасте, запомнила мое имя-отчество!» – несмотря на возрастающее раздражение, удивленно покачал головой он, - побеседовал с ним или хотя бы благословился.
- На что? - не понял Василий Иванович.
- Да на всю последующую жизнь. Ведь это же – старец!
- Ну и что?
- Так он на любой вопрос может ответить! А то даже и спрашивать ничего не надо! Человек к нему только войдет, а он уже знает о нем все – и что ему сказать, и чем помочь. Господь открывает! Я сама не раз видела, как он вызывал кого-нибудь из толпы народа по имени-отчеству, хотя ни разу в жизни не видел его! Человек лишь стоит перед ним, глазами моргает, не веря чуду, которое с ним произошло и тому, что его сам вызвал старец, к которому стоит множество людей. Ведь иные к нему месяцами, годами пробиваются, просят, умоляют принять, да так и не могут попасть. Ведь это великое счастье даже одну минуту, одну секундочку побеседовать со старцем!
Василий Иванович слушал старушку вполуха. Раздражение начало охватывать его. Какое ему дело до каких-то старцев и этих сказкок вокруг них, когда он опаздывает, точнее, уже опоздал к началу клуба! А старушка, словно нарочно, шла все медленнее и медленнее. То ли устала. А может, хотела успеть рассказать ему как можно больше об этом старце.
У широко открытой в церковный двор калитки она, наконец, отпустила руку Василия Ивановича.
- Спасибо, сынок! У тебя доброе сердце. А таких любит Господь. И, бывает, сокращает им путь к Себе. Я бы и сама дошла! - на прощанье вдруг призналась она и снова знакомо улыбнулась: – Да уж прости, не захотела отказываться. Ведь этим ты не столько мне, сколько себе самому помог!
Василий Иванович, не столько соглашаясь, сколько вежливо кивнул и, в который раз, незаметно посмотрел на часы.
Так он ничего и не узнал от старушки. Только лишь столько времени потерял. Хотя, как было ей не помочь?.. И, молча, проводив ее разочарованным взглядом, чуть ли не бегом направился к своей остановке…
2
В клубе только и обсуждали происшедшее…
Как ни торопился Василий Иванович на вторую электричку, но успел лишь на третью. В итоге он опоздал в клуб на целых полтора часа и сразу же стал очевидцем вопиющего происшествия!
Едва дежурный начал вписывать данные его паспорта в ведомость, как на лестнице началось какое-то несвойственное размеренному течению клуба движение, и послышались громкие крики:
- Держите его! Украл!!
- Где? Кто?!
- Да вон он, держите!!!
Какой-то военный – Василий Иванович плохо разбирался в воинских званиях – сбегал по ступенькам со второго этажа, где стояли столики с особенно дорогими монетами. За ним, потрясая увесистым кляссером, гнался возбужденный мужчина.
Оба дежурных – один на входе, другой, принимавший деньги и записывавший посетителей – бросились наперерез военному и сбили его с ног.
Подбежавший мужчина заломил ему руку и, разжав кулак, восторженно показал большую серебряную монету:
- Вот он!
Дежурные подняли и повели не сопротивлявшегося больше военного к руководству клуба. За ними, припадая на хромую ногу и опираясь на палку, засеменил помощник генерального прокурора. Вскоре один из дежурных вернулся и, как ни в чем не бывало, продолжил записывать данные Василия Ивановича.
- Что там случилось? – спросил он, получая обратно паспорт и протягивая входной рубль.
- Да вон, у майора «крыша поехала»! Увидел редкий рубль Петра Первого. Денег на него не хватило, а приобрести хочется. Ничего лучшего не придумал, как схватил и бежать! Да разве отсюда убежишь? Тем более что этот случай не первый, и нам дана инструкция быть всегда наготове!
Вскоре вернулся и второй дежурный. Он подвел поникшего офицера к выходу и демонстративно закрыл перед ним дверь, которая тут же открылась перед очередными посетителями.
- Ну, и чем там дело закончилось? – спросил, не переставая заполнять ведомость, его коллега по дежурству.
- Легко отделался майор! – весело отозвался тот. – Отобрали кляссер, что у него при себе был, и отпустили. Решили ни милицию не вызывать, ни в его часть сообщать не будут. Хотели еще на год запретить посещать клуб, но решили, что это слишком жестоко и ограничились одним месяцем.
- Что, председатель сегодня в хорошем настроении? – удивился дежурный.
- Нет, этот выручил! – с уважением показал глазами его напарник на также возвращающегося в зал помощника прокурора. – Пару слов председателю сказал, и тот чуть ли не по стойке смирно вытянулся. Не смотри, что он такой маленький и хромой. Так, оказывается, умеет поговорить, что даже у свидетелей, не то, что виновных, мороз по коже.
Василий Иванович тоже с благодарностью за майора посмотрел на опиравшегося на палку человека.
Действительно, спас майора от жестокого наказания. Страшно представить себе – пропустить даже одно воскресенье. А тут – целый год! Конечно, можно встречаться и на стороне. Но разве сравнишь это с клубом, где собирается общество единомышленников, с которыми тебе интересно и которые могут понять тебя, потому что живут одними с тобой интересами?
Василий Иванович только головой покачал от этих мыслей и прошел в помещение кинотеатра. Пора было начинать заниматься делом!
В клубе только и обсуждали происшедшее. Как часто бывает в таких случаях, новость обрастала все новыми подробностями, и буквально через полчаса рубль стал альбомом с золотыми монетами, а майор вырос до полковника. Причем, почему-то танковых войск.
Но Василию Ивановичу было уже не до этого.
Как оказалось, ему и не нужно было ходить вдоль столиков и спрашивать, нет ли у кого хороших античных монет. Его собственный, а точнее, предназначенный для монет отца Соколова кляссер, только и успевал пополняться новым материалом. Володька поработал на славу. Ему сами принесли и продали, правда, значительно дороже, чем они того стоили: еще две монеты – только других годов - Понтия Пилата, крошечную лепту Ирода Великого, палестинскую монету Октавиана (тогда еще не Августа) с тетрархом Зенодором на обороте, великолепнейший денарий Октавиана, теперь уже Августа…
- Тридцать вторая… тридцать третья, тридцать четвертая… - только и успевал запоминать Василий Иванович.
- Почем опиум для народа? – послышался вдруг рядом громкий насмешливый голос.
Василий Иванович оглянулся и увидел невысокого полного мужчину. В кругу нумизматов это был просто Викентий. Кем он был на самом деле, в клубе не знал никто, за исключением разве что председателя. Зато он знал все обо всех. И не только в клубе. Он обладал поистине энциклопедическими знаниями, что, в сочетании с завидным для любого ученого исследовательским складом ума, помогали ему неплохо зарабатывать на перепродаже монет. Покупая какую-нибудь почти ничего не стоящую монетку, он изучал ее в библиотеках и архивах, определял, что она собой представляет – зачастую это оказывались раритеты – Викентий мог определить, что на обычном ассе Римской республики одно из лиц двуликого Януса представляет из себя портрет Помпея Великого… что на ничем не примечательной медной монете изображен сидящий Гомер… что на, казалось бы, обычной тетрадрахме Александра Македонского – профиль полководца со скульптуры Лисиппа, которому только позволял изображать себя Александр…
Монеты с такой «родословной», мертвым капиталом лежавшие в кляссерах других нумизматов годами, сразу же покупались за любую названную сумму.
«За знания надо платить!» – довольно приговаривал при этом Викентий. И с этим Василию Ивановичу трудно было поспорить. В конце концов, каждый зарабатывает, как умеет. Ведь и он тоже принимает от опытных коллекционеров монеты за услуги. Не нравилось ему в Викентии лишь то, что за его учтивостью и вниманием постоянно чувствовалась какая-то неискренность и фальшь.
Вот и сейчас, услышав его, он невольно нахмурился и с упреком спросил:
- Что за шутки?
- Не принимайте близко к сердцу, вам вредно волноваться! – тут же притворно забеспокоился Викентий. - Это, так сказать, пережиток настоящего и для конспирации! В клубе только и говорят о том, ЧТО вы собираете! Смотрите, как бы об этом не шепнули председателю!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги