День империи

♦ ♦ ♦

Такое количество людей, похоже, ещё никогда не собиралось в одном месте за всю долгую историю. Это было что-то действительно невообразимое по своим масштабам и грандиозности. День Империи — главный праздник для всей объединённой Земли в этом году был торжественно объявлен открытым. В воздух взметнулись десятки разноцветных красочных фейерверков, и многотысячная толпа на мгновение замерла от восторга.

На главной площади Центраполиса (настолько огромной, что она с лёгкостью вместила бы в себя целый небольшой город) тем временем готовилось представление, готовое поразить зрителей своим необыкновенным размахом. В окружении невероятного количества танцовщиц сотни актеров, наряженных всевозможными монстрами и олицетворяющих собой всех врагов человечества, противостояли чуть меньшему количеству рыцарей в средневековых доспехах, обороняющихся за пластиковыми стенами бутафорской крепости. В воздухе над ними летали голографические драконы, поражающие своей реальностью и даже десяток особо крупных слонов были специально выписаны из столичных цирков, чтобы вместе со своими наездниками сражаться на стороне армии тьмы.

Волна за волной силы зла налетали на ровные ряды людей и каждый раз, под громкую музыку и крики собравшихся зрителей, те снова и снова умудрялись отбрасывать их назад. С неба на землю падали мощные лучи прожекторов, а по периметру площади пять исполинских статуй, символизирующих собой пять континентов и единство всех народов Земли, казалось свысока наблюдали за всем происходящим. Здесь были: античная красавица Европа, стремительный африканский юноша, слегка изменённая Статуя Свободы из Америки, стройный австралиец с огромным бумерангом в руке и азиатский философ — мудрец. В великолепном лазерном освещении они уже перестали быть безжизненными каменными истуканами. Вместо них казалось, что пятеро титанов стоит здесь на страже вечного мира и порядка.

Театрализованное сражение тем временем входило в свою решающую фазу. Драконы пролетали так низко над головами зрителей, что толпа, позабыв на миг о том, что перед ней лишь мираж созданный человеком, завизжала от восторга.

И в то же мгновение всё вдруг прекратилось. Воины и танцовщицы застыли на своих местах и на Дворце Правительства, находящимся рядом с площадью, засветился специально установленный для праздника, огромный кристаллический экран. Через миг на нём появилось лицо Александра Франкони — нынешнего президента Земной Федерации.

— Здравствуйте, мои дорогие соотечественники, — постепенно вокруг стихла музыка и теперь уже сотни тысяч глаз были прикованы к изображению лидера их государства, — Сегодня мы вместе празднуем самый главный праздник, объединяющий всех нас и делающий людей немного ближе и добрее друг к другу. День Империи настал и я счастлив, что сегодня нахожусь с вами в этот великий день. Год, прошедший с прошлого празднования не был для нас легким. Нам ещё до конца не удалось обуздать преступность в крупных городах и искоренить бедность в некоторых регионах. Но всё это время мы вовсе не сидели, сложа руки. Мы работали. Мы многое успели сделать. Произошло то, о чём уже очень давно так искренне мечтали миллионы истинных патриотов. Это поистине судьбоносные мгновения. Отныне мы будем жить в новом государстве. С сегодняшнего дня все наши поселения на Альфе Центавра и других звёздных системах объявляются нашими неотъемлемыми территориями. Я верю, что придёт время и весь этот огромный, бескрайний космос будет принадлежать нам. Настало наше время быть по настоящему сильными и могущественными. Настало время нашему государству иметь новое подобающее ей название. Гордитесь своей страной, граждане. Отныне мы Великая Земная Империя и этим, пожалуй, уже всё сказано!

Небо взорвалось. Ночь превратилась в день. Тысячи фейерверков одновременно взметнулись вверх и окрасили ночной город в десятки ярких цветов. Грянула торжественная музыка. Народ ликовал. Народ ещё не до конца, правда, понимал, что это такое только что сказал их президент, но слова были красивые. Впрочем… не важно. Было просто весело. Праздник удался!!!

На Дворце Правительства потух огромный экран, и люди внизу вновь обратили свои взоры на, оживших в один миг, актёров. Новый император поднялся со своего места и, поблагодарив съёмочную группу, не спеша, направился к окну, выходящему прямо на площадь. Министр пропаганды сенатор Дольфганг Самерсет стоял там вот уже почти пол часа и всё это время лишь безучастно наблюдал за всем происходящим.

— Не думаешь, Дольфганг, — глава государства остановился рядом с ним и попытался окинуть взглядом всю собравшуюся толпу, — что весь этот маскарад слишком уж смахивает на пир во время чумы?

— Так оно и есть. Но если сегодня хотя бы один негодяй из сотни перестанет грабить и убивать и только на один день вдруг захочет стать порядочным человеком, то думаю все, что мы здесь делаем, имеет немалый смысл.

— Алло, папа…да это я.

— …

— У меня всё хорошо. Недавно, кстати, с отличием сдала экзамены в университете. Теперь пришло время планировать свою дальнейшую жизнь.

— …

— Нет. Насчет какого-нибудь «молодого человека» говорить пока ещё слишком рано. Всему своё время. А как там у тебя?

— …

— Значит, ты сегодня патрулируешь город. А я как раз собираюсь съездить в Центраполис на День Империи. Может, увидимся…

— …

— Не волнуйся, со мной ничего не случится. Я уже не маленькая.

— …

— Ну, тогда хорошо. Пока…

Сола спрятала телефон и напоследок ещё раз подошла к зеркалу. Как лучше? На миг молодая девушка серьёзно задумалась. В очках или без очков? Без очков я, конечно, выгляжу привлекательнее, но мне ведь нужно будет вести машину. Впрочем, какой смысл — с парнями мне и так не везёт и дело тут, скорей всего, в том, что они просто не любят умных и порядочных. Куда проще и для них общаться с красивыми и бестолковыми. А как надоело быть одной…

Девушка ещё раз поправила волосы и уже было, направилась к выходу, но тут, лежащий у её ног Ричард, вдруг сорвался со своего места и зубами схватил её за подол платья.

— Что это с тобой такое? — она присела и легонько погладила его за ушами, — Какой то ты нервный сегодня.

Молодой щенок боксёр крепко сжал свои челюсти, и, казалось, вовсе не собирался никуда отпускать её. В глазах собаки в тот миг была такая тревога, что поначалу Сола даже вздрогнула.

— Не хочешь отпускать меня? Думаешь, что в городе я найду себе парня? Насчет этого можешь совершенно не волноваться. Современные парни выбирают лишь таких, которые сами вешаются им на шею. Ну, прекрати…Я вернусь максимум через три часа. Только посмотрю на салют и сразу домой.

Кое-как, с трудом, освободившись от этой хватки, девушка выбежала во дворик. Ричард с громким лаем бросился следом, но тут прямо перед ним захлопнулась дверь и он оказался заперт в доме. Затем он несколько секунд, словно безумный, метался по прихожей и, не придумав ничего лучшего, бросился прямо в окно и, разбив головой прочный стеклопластик, приземлился на мягкую траву газона. Когда собака, наконец, подбежала к воротам, перед собой она увидела лишь удаляющийся автомобиль своей хозяйки. Несколько сотен метров он безуспешно мчалась следом, а когда машина всё же вышла на автостраду и навсегда скрылась вдали, пес присел на задние лапы и на всю округу громко и жалостно заскулил.

Генерал Уильям Хон проснулся и посмотрел по сторонал. Короткий сон директора военной академии на восточной окраине города прервал громкий и назойливый звонок телефона. Один, мельком брошенный взгляд на экран и в душе тотчас зародилось какое то нехорошее, тревожное предчувствие. Впервые за все последние годы он светился пронзительно ярким кроваво-красным цветом. Правительственная связь… Высшая степень готовности… Да что у них ещё там такое произошло?!

— Генерал Хон, — в трубке послышался резкий испуганный голос командующего ВВС столичного округа, — Высшая степень готовности. Вам надлежит немедленно поднять курсантов и в кратчайшие сроки переправить их к космопорту Центраполиса.

— К космопорту?.. Я не ослышался? К какому ещё космопорту? Это учебная тревога или снова беспорядки в городе? Что же у вас там вообще такое происходит?

Несколько секунд трубка просто молчала, после чего в ней вновь послышался тревожный голос командующего.

— Мы пока ещё сами точьно ничего не знаем. Происходит что то непонятное. Огромный неопознанный флот вторгся в пределы Солнечной Системы и уже уничтожил станции слежения На Нептуне и Юпитере. Сейчас он движется прямиком к Земле.

От услышанного, генерал замер и поначалу даже не мог вымолвить и слова.

— Это что… Война?..

— Пока что у нас нет никакой достоверной информации о том кто это такие и чего они здесь хотят. Известно лишь, что наш собственный флот только наполовину укомплектован личным составом. Поэтому нам сейчас крайне необходим каждый, кто хоть немного знаком с военной техникой и дисциплиной. В том числе и ваши курсанты. Так что немедленно исполняйте приказ, генерал.

— Слушаюсь, Сэр…

Палец неуверенно коснулся кнопки тревоги. Тотчас стены академии в один миг словно взорвались от звона яростной и громкой сирены. Хон свялся с дежурными офицерами, отдал им основные распоряжения и сам спустился во дворик академии. Там уже, один за другим, наружу начали выбегать поднятые по боевой тревоге курсанты. Их сразу же разбивали на группы и, ничего не объясняя, усаживали в автобусы.

Затем была поездка по ночному Центраполису в объезд главных улиц и пробок. Поездка в полном безмолвии. Поднятые среди ночи, сонные курсанты лишь смотрели в окна за красочным фейерверком и украдкой перешёптывались между собой по поводу того, куда же они и зачем вообще едут. Когда город оказался позади, по рядам пошёл слух о том, что возможно где-то началась война.

Война… Какая ещё война… Война с кем?.. Война где?.. Что это вообще такое — Война…

Ну, вот я и вернулся…

Уже на ступеньках, почти у самого входа в ночной клуб «Горелая резина» Виктор вдруг остановился и посмотрел на звёзды. Звёзды… Оказывается, именно их ему почему то больше всего не хватало в последние полтора месяца. Полтора месяца ему пришлось провести в крохотной, тёмной камере, полной клопов и крыс. Впрочем это уже позади. Дядя Вульф всё таки сдержал своё слово. Благодаря его связям, суд в последний момент всё же заменил два года тбрьмы на исправительно-условный срок. Правда с одним очень жёстким условием. Малейшее нарушение закона и он загремит так, что мало уж точьно не покажется. Неужели и вправду придётся, хотя бы на эти два года, стать законопослушным гражданином? Даже и не знаю… Ещё посмотрим… А пока что было бы неплохо просто немного отметить своё освобождение. Наконец то я дома…

Виктор шагнул в, открывшиеся перед ним, двери ночного клуба и, сделав несколько шагов внутрь, оказался в самом эпицентре этого буйного веселья байкеров и всевозможных проходимцев и неформалов со всего Центраполиса. Справа от входа была дископлощадка с, рвущей барабанные перепонки, музыкой, а слева — барная стойка с кучей битых бутылок и несколькими в стельку пьяными и обкурившимися типами, валяющимися у всех под ногами.

Виктор не спеша, осмотрелся вокруг и тут его взгляд вырвал из толпы одного старого знакомого, прежнего распределителя гонок — толстого, бородатого коротышку, издали похожего на гнома. Тот видимо тоже сразу заметил вошедшего и, раскинув руки для обътий, бросился ему на встречу.

— Виктор, малыш, ты всё-таки вернулся! Ты и представить себе не можешь как я рад тебя виде…

Коротышка даже не успел сделать последний шаг, когда сильная рука уже схватила его за сплетённую в косу бороду, а кулак вот-вот был готов хорошенько врезать ему между глаз.

— Эй, ты чево?..

— Знаешь, Вуки, когда я сидел в тюрьме, до меня дошёл слух, что это именно ты, время от времени, сдаёшь гонки легавым.

— Малыш, да ты что? Да я бы никогда… Ты ведь сам знаешь, как я к тебе отношусь. Это всё тот чёртов китаец Ванг Чанг. Слишком уж часто в последнее время с ним происходят такие случаи и как ни странно, полиция каждый раз отпускает его.

— Это точно?

— Спроси у любого.

— Ну, тогда извини, старина.

Виктор отпустил бороду коротышки, после чего тот вдруг громко рассмеялся и, раскинув руки, крепко обнял своего гостя.

— Малыш, как я рад, что ты снова с нами. Все тот же, как и прежде.

Виктор усмехнулся ему в ответ и тут на его плечо сзади опустилась чья-то тяжёлая ладонь. Обернувшись, он увидел здоровенного вышибалу, возвышающегося над ним на целую голову.

— Слушай, приятель, если у тебя какие-то проблемы, решай их лучше снаружи.

— Просто, пошёл бы ты… подальше.

— Ты хоть знаешь с кем говоришь, придуро…

Крепко сжатый кулак мгновенно метнулся вперёд и от сильного удара в солнечное сплетение вышибала вдруг с рёвом согнулся пополам и принялся судорожно хватать ртом воздух. Его лицо в миг приобрело бардово-красный оттенок, а маленькие свиные глазки застыли на одном месте.

— Лучше не лез бы ты ко мне.

— Ну, зачем же ты так, — Вуки искривился в недовольной гримасе, — Неужели кулаки для тебя единственный аргумент в споре?

— Может быть.

— Ладно, черт с ним. Пойдем лучше хорошенько напьемся за встречу.

— Звучит совсем неплохо.

У барной стойки Виктор немного отодвинул в сторону одного уснувшего пьянчужку и занял его место. Вуки пристроился тут же и тотчас щелчком пальцев подозвал к себе симпатичную девушку-барменшу.

— Мне, будьте так добры, виски с содовой, а вот мой друг как всегда предпочитает водку.

— Одну секунду.

Когда жидкость из бутылок, наконец, наполнила собой оба стакана, коротышка поднял свой и обернулся к Эриксу.

— Ты знаешь хотя бы, что сегодня за день?

— Четверг, а что?

— Да нет же. Неужели тебя совершенно ничего не волнует на свете? Сегодня же День Империи, день нашего чёртового государства, которое давно прогнило и вот-вот сдохнет в самые ближайшие дни. За это нам, как добрым гражданам и патриотам, обязательно стоит выпить.

— Тогда давай за государство.

— И за лучших его представителей, что сейчас собрались в этой грязной забегаловке!!!

Они почти одновременно до дна осушили свои стаканы. Вуки закусил шоколадным батончиком и закурил длинную вонючую сигару.

— Кстати ты ещё не знаком с моим сынишкой? Этот балбес несколько лет учился строить космические корабли, а когда ему оставалось всего-то ерунда, он вдруг всё бросил и заявился на мою шею.

Вуки резко развернулся на своём стуле и, отыскав в толпе танцующих тощего подростка в очках и плохо сшитом старомодном костюме, взмахом руки подозвал его к себе.

— Знакомься — это Сентябрь, мой непутёвый сын. Весь в мою бывшую жену: безобразный, длинный и глупый.

— Что это ещё за имя такое, — до хруста в костях пожав протянутую ему руку, Виктор с усмешкой посмотрел на, вдребезги пьяного, едва стоящего на ногах очкарика.

— Да понимаешь, — коротышка закинул голову назад и выпустил в воздух несколько идеально ровных колец дыма, — он родился как раз в этом месяце и я решил, что не стоит лишний раз понапрасну напрягать голову в выборе имени.

— Вполне разумно.

Они выпили ещё по несколько порций, после чего Вуки, размахивая своей длинной бородой в такт музыке, отправился потанцевать. Сидящий рядом Сентябрь ещё некоторое время строил всем подряд свои обезьяньи рожи, после чего вдруг обернулся к Виктору и хлопнул его по плечу.

— Знаеш-ш, друг, а мне здесь нравится, — под стёклами линз его, вконец окосевшие глаза почему-то начали глупо моргать каждую секунду, — Мне здесь просто чертовски нравится. Я два года пытался внести свой вклад в усовершенствование гиперпространственного двигателя пока не понял, что это всё ок-казывается совершенно никому не нужно. Ок-казывается население всех наших звёздных колоний, включая остальные планеты С-солнечной системы составляет менее одной десятитысячной процента от населения Земли. Никто не хочет лететь к этим долбаным звездам. Все хотят жить в Центраполисе, и каждый день, накачавшись спиртным и наркотой, отрываться в его ночных клубах.

— Помолчи лучше, придурок.

— П-понял. Буду нем как рыба.

Сентябрь уронил лицо в тарелку с орешками и на несколько минут уснул там мирным и беззаботным сном. Когда он очнулся, рядом с ним уже сидела сногсшибательная, сексапильная блондинка с коктейлем в правой руке. Протерев глаза и убедившись, что это не сон, он поправил помятый галстук и клоунским жестом поклонился перед ней.

— Привет. Меня зовут С-сентябрь.

Губки этой куколки сложились в великолепную улыбку.

— А меня Ли Ли. Как поживаешь, красавчик?

Некоторое время Сентябрь судорожно соображал, как бы ему продолжить завязавшийся разговор, но очевидно, не найдя лучшего варианта, он лишь натянул на нос упавшие очки и постарался придать себе как можно более серьёзный вид.

— Если хочешь, м-могу рассказать тебе о принципе работы гиперпространственного двигателя Мауса четвёртого поколения. П-принципиальное отличие его от более ранних серий состоит в том, что б-благодаря усиленной мощности центрального ядра, вокруг корабля с-создаётся не одно, а уже целых два силовых поля с отрицательной массой г-гравитации между ними. Т-таким образом, с-снизив внутренние перегрузки при ускорении, мы можем увеличить силу дюз ещё на сто двадцать восемь процентов и совершать более длительные г-гиперпрыжки с малыми интервалами.

— Бедняжка, похоже, ты сегодня здорово обкурился. Подыши немного свежим воздухом и тогда мы, может быть, снова поболтаем.

Девушка помахала ему на прощание своей маленькой ручкой и тотчас обратила свой бесстыдно-похотливый взгляд в сторону, сидящего неподалёку, Эрикса.

— Привет, ковбой. Тебя, наверное, тоже зовут Сентябрь?

— Нет. Просто Виктор.

— Виктор — какое мужественное имя, — её палец коснулся губ и затем медленно начал опускаться по подбородку и шее прямо к груди, — Может угостишь даму? Ты сам никогда не пробовал «белое безумие?»

— Нет. А что это?

— Это просто улёт!!!

Белое безумие, на самом деле, оказалось светло-зелёным напитком с подозрительным вкусом и непонятным запахом. Впрочем, и эффект от него был тоже довольно странным. Уже всего через минуту Виктор почувстововал, что что-то неладное твориться в его голове. Перед глазами всё поплыло и закружилось в бешенном хороводе. Всё вокруг вдруг неожиданно стало таким простым и понятным. Сознание оказалось яснее и глубже всех книг всех древних философов и в то же время безумнее любых ночных кошмаров. Музыка, было просто гениальна. Прстые, однотипные мелодии вливались в него уже не через уши, а напрямую в мозг и сердце. Вдобавок ко всему, мельком взглянув на зал, он тут же заметил, что среди танцующих, оказывается, затесалось десятка два настоящих демонов, а потолок и стены обвешаны гигантсой паутиной с пауками.

— Я знала, что тебе понравится! Вставляет обалденно!!!

Виктор обернулся и посмотрел на Ли Ли. Её язык был почему то похож на язык змеи, а глаза горели ярким красным огнём.

— Малыш, а тебе случайно не нравиться заниматься любовью на крыше автомобиля?

— Это предложение?

— Я хотела сказать — на крыше, мчащегося на всей скорости, автомобиля. Вообще, скорость меня так дико возбуждает.

Ли Ли громко рассмеялась, а затем взяла Виктора за руку и потащила к выходу.

— Выберем себе тачку поитереснее…

Снаружи, словно специально поджидая их, прямо на дороге стояли десятки припаркованных машин самых разных классов, расцветок и марок.

— Может быть тебе подойдёт эта? — Виктор указал на ярко-красную спортивную Пантеру.

— Нет.

— Ну, тогда вот эта?

Рядом с ней расположился массивный сверхсовременный гибрид Митсубиси Некст.

— Не-ет.

— Ну, тогда…

Глаза знатока пробежались по дюжине капотов, пока не отыскали то, что в этот миг подходило больше всего. Чуть в стороне шикарная чёрная Креола так словно и манила всем своим видом, чтобы её поскорее угнали.

— А как насчёт этого?

— О — это подойдёт.

Вставив в замок универсальную электронную отмычку, Виктор через миг уже распахнул дверцу и уселся на кресло водителя. Сигнализация громко отозвалась своим протяжным, истеричным воем и тут же сдохла после хорошего удара кулаком по панели приборов. После нехитрых манипуляций с управлением прямо перед, стоявшей рядом и всё это время дико хохотавшей, девушкой плавно поднялась вверх правая передняя дверца.

— Ну, мистер «плохой парень» — поехали!!!

Автомобиль тронулся с места и, набрав за считанные мгновения скорость в двести километров в час, понесся по ночному Центраполису, разгоняя в стороны незадачливых пешеходов и сбивая с ритма монотонное уличное движение. Через десять минут за ними уже увязалась полицейская машина.

— Это круто! — девушка вдруг откинулась на спинку кресла и завизжала от восторга, — Это самая настоящая погоня.

Правая рука Виктора опустила руль и, не спеша, пройдясь по безупречным коленкам Ли Ли, отыскала затем в темноте ремень безопасности и пристегнула её к сиденью.

— Держись покрепче. Тебе понравится.

Креола добавила ещё скорости и теперь уже казалось, что, на самом деле, это даже не машина, а просто какая-то непонятная, почти невидимая тень несётся вперед, оставляя за собой ураган ветра, срывая головные уборы у мужчин и поднимая юбки у женщин.

— Ну, как тебе?

— Просто отпад!!! Может ещё собьём кого — ради смеха!!!

Земной флот ждал. Почти три сотни блестящих боевых кораблей, словно гигантская рука, прикрывающая собой Землю, были обращены к бесконечной и враждебной космической бездне. Бортовые орудия были заряжены, а дюзы включены на полную мощность. Совсем недавно из академий Центраполиса, наконец, пришли последние подкрепления молодых пилотов-курсантов. Флот, включая пустующие до этого крейсера «Надежда» и «Виктория» теперь был наконец кое как укомплектован и готов к встрече с противником. Осталось дождаться только одного — приказа начать атаку.

В полутьме командного отсека флагмана «Ярость» одиночная фигура командующего космическими силами барона Герхарда Ван Дюна, уже какое время неподвижно стояла перед огромным носовым иллюминатором. На вид это был человек лет пятидесяти, стройный, подтянутый, с правильными, аристократическими чертами лица и гладкими седыми волосами.

О нём часто говорили, что он был не таким как все. Просто странный какой то. Словно осколок даже не из прошлого, а скорей — позапрошлого века. Старомодный, чопорный, слишком требовательный к подчинённым. А ещё у командующего космическим флотом было мало друзей, у него никогда не было своей семьи и уже почти не осталось близких родственников. Он был один на этом свете. «Последний динозавр» как иногда за спиной шутили другие офицеры. Его не любили подчиненные, но он, казалось, вовсе и не стремился к тому, чтобы нравится абсолютно всем. Он никогда не был душой компании. Так — человек сам по себе, человек со своими устаревшими на несколько веков принципами и своим пониманием чувства долга. Кто он на самом деле? Снаружи это бесчувственный камень, а внутри…кто же его, чудака, знает.

Теперь его задумчивые глаза были направлены в одну точку и в то же время они словно охватывали всё звёздное небо, стремясь ни упустить, ни единой, даже самой мельчайшей детали.

Возможно, его враг сейчас точно так же смотрит в даль и думает о предстоящей схватке. Где он? Затаился во тьме космической бездны или идёт прямо на него? Каковы его силы? Кто он вообще такой и откуда? До этого дня учёные упорно твердили, что во вселенной существует только одна разумная форма жизни — человек. Неужели они так глубоко ошибались в своих расчётах?

Неожиданно его размышления были прерваны громким топотом чьих-то ног по гладкому металлическому полу.

— Адмирал.

— Да я слушаю.

За его спиной появился его личный секретарь с удивлённым и недоумевающим выражением лица.

— Сэр, вражеский флот появился на радаре. Похоже, наши компьютеры сбились в вычислении их массы. Цифры, знаете ли, выглядят совершенно запредельными.

На мониторе справа тотчас высветились тысячи точек, движущихся прямо на них.

— Ну, вот, похоже и началось.

Враг действовал быстро. Он не заставил себя долго ждать. Его огромные полчища, словно специально желая покрасоваться своей мощью, ровным шахматным строем выстроились на фоне, сверающего диска луны. Они вскоре заняли всё обозримое пространство, и флот людей по сравнению с ними теперь уже выглядел лишь жалким светлым пятнышком рядом с гигантской грозовой тучей. Эти корабли были разных размеров. Рядом с относительно небольшими истребителями виднелись целые летающие города с непробиваемой бронёй и тяжёлыми пушками.

— Мы обречены, — секретарь открыл рот и, не в силах оторваться от иллюминатора, замер на одном месте, — Этого не может быть. Ни одна цивилизация не может своими руками создать вот такое.

Оба флота на какое-то время замерли друг напротив друга. Каждая из сторон словно ожидала, чтобы противник первым сделал шаг и ринулся в битву. Пока Ван Даклаук пытался тщётно отыскать брешь в обороне врага, главный экран на стене вдруг вспыхнул ярким светом и на нём появилось слегка искажённое изображение гневного лица министра обороны.

— Чего вы там ждёте, адмирал!? Почему, чёрт побери, до сих пор не начали атаку?

— Это будет самоубийством. Они многократно превосходят нас в численности и поэтому как офицер ответственный за жизни тысяч своих подчиненных, я не могу бросить их в бой, в котором у них нет ни единого шанса.

— Чушь. Делайте, что я вам говорю. Разберитесь там с ними побыстрее. У нас здесь на Земле, если вы ещё вдруг не знаете, празднуют День Империи. Миллионы людей вышли на улицы всех крупных городов и если эта толпа вдруг узнает, что у вас там происходит, может начаться нешуточная паника.

— Но…

— Никаких «но», адмирал. Немедленно выполняйте приказ!

— Слушаюсь… сэр.

Отключенный монитор сразу потух. На несколько секунд наступила полная тишина. Взгляд старого солдата обречённо скользнул по, напичканным электроникой, металлическим стенам и затем вновь остановился на иллюминаторе. Там впереди была смерть. Это было уже ясно как никогда. Лично он не боялся умереть. Воспитание в старинном, аристократическом семействе с давними военными традициями приучило его к мысли, что служба государству это не только способ получения званий и наград. Ко всему прочему это ещё и обязанность, если нужно, не задумываясь, рисковать своей жизнью ради тех за счёт кого и существуют вооружённые силы. Он был готов, но вот только готовы ли были десятки тысяч других пилотов, операторов и техников пойти за ним и разделить его участь? Впрочем, выбора у них уже не было. Они ещё и сами не знают о том, что ждёт их впереди. За них всё уже было решено другими и теперь им оставалось лишь только одно — с достоинством принять уготованную судьбу.

— Секретарь, займите своё место. Передайте капитанам всех кораблей приказ о начале атаки.

— Есть, сэр.

Маленький человек с налысо стриженой головой уселся на вращающееся кресло перед десятками мониторов и нацепил наушники. Его пальцы пробежались по клавиатуре, отправляя в бездну закодированный шрифт-сигнал. Совсем скоро земной флот выстроился в идеально ровную линию и, постепенно набирая скорость, двинулся на своего врага. Это была отчаянная и безнадёжная атака. Один шанс из миллиарда на успех. Впрочем, пути назад теперь уже просто не существовало.

Неприятель тотчас встретил это наступление дальним огнём всех своих орудий. Через миг был открыт счёт первым жертвам этой новой ужасной войны. От попадания снаряда один из кораблей замер и рядом с ним на сотую долю мгновения вдруг возникла странная чёрная сфера. Затем носовая часть судна попросту исчезла, словно она была аккуратно отпилена какой-то гигантской пилой.

— О нет. Что это ещё за чертовщина?..

— Адмирал, — секретарь на миг оторвался от своих, заполненных сотнями непонятных символов, экранов и развернулся в сторону, — я только что получил известие о потере крейсера «Спарта».

— Я вижу сам… Похоже, это ещё только начало. Передай остальным, чтобы не прекращали наступления.

Рядом с их кораблём пронеслись новые снаряды, выпущенные пришельцами. На огромной скорости они мчались навстречу своим целям, оставляя за собой лишь длинные белые полоски от сгоревшего реактивного топлива.

— Адмирал, противник уничтожил крейсер «Вендетта» и линкор «Буревестник».

— Продолжайте атаку.

Экран радара вдруг начал бешено мигать, а где-то из космоса послышался тревожный сигнал высшей опасности.

— Сэр! — чтобы заглушить сирену, голос секретаря перешёл на отрывистый крик, — мы только что потеряли связь с двенадцатью другими кораблями. Они нас так скоро всех перебьют.

— Я знаю… и я ничего не могу, чёрт побери, с этим поделать!

Через миг флот Земли на всей скорости вклинился в позиции пришельцев. Все вдруг словно перемешалось в безумной яростной схватке и если бы не безмолвный космический вакуум, все наверняка уже давно оглохли бы от этого адского грохота и взрывов.

Это была битва двух противоположностей. С одной стороны было холодное спокойствие и уверенность в своих силах, с другой — лишь ярость и отчаянье, граничащее с безумством загнанного зверя. Люди не имели шанса на победу. Чтобы уничтожить вражеский корабль им приходилось долго и методично расстреливать его из всех своих орудий, а чтобы потерять свой достаточно было лишь одного-единственного точного попадания.

После мощного синхронного залпа передней линии Ван Дюна огромное, бочкообразное вражеское нечто с толстой бронёй содрогнулось от серии взрывов и разлетелось на куски. Вслед за ним последовал неповоротливый чёрный металлический «краб» с мощными дальними пушками и несколько других, более мелких кораблей. В центре силы фаталоков вот-вот должны были дрогнуть и отступить, но когда барон ещё раз взглянул на свой радар, ему тотчас стала ясна цена, которую пришлось заплатить за это бессмысленное наступление. Левый фланг его флота был полностью уничтожен, а от правого остались лишь жалкие, недобитые остатки. Такие потери за столь короткое время просто не могли уложиться в его голове. Вместо изящных, остроносых кораблей, бывших некогда силой и гордостью Земли, теперь в космосе кружились лишь расплавленные, бесформенные обломки металла, словно зловещие вестники неминуемой смерти.

Он проиграл. Впрочем, об этом ему было известно уже в самом начале. Все закончено. Муравей никогда не сможет сдвинуть с места гору и точка. Скоро наступит конец.

Неожиданно всё пространство вокруг заполнилось небольшими и шустрыми истребителями фаталоков. Это было похоже на стаю гигантской, чёрной саранчи. Пролетая совсем рядом, они сбивали с толку самонаводящиеся турели и своей точной стрельбой окончательно добивали то, что раньше называлось флотом Земли.

Рядом с флагманом «Ярость», не выдержав перекрёстного огня, вспыхнул укомплектованный кадетами крейсер «Надежда». Барон с трудом сдерживался, наблюдая как это судно со всем его экипажем, всего за несколько секунд, превратилось в пепел. Как жаль. Им бы ещё жить и жить.

Неожиданно на стене снова включился экран с изображением министра обороны.

— Что у вас там такое происходит, адмирал? Почему мы потеряли связь с большинством из ваших кораблей?

— Мы просто проиграли, сэр. Почти все они уничтожены.

— Как же так?

— Очень просто. При всём уважении к земным инженерам, наши корабли по сравнению с ними то же, что паровой двигатель рядом с атомным реактором.

Несколько мучительно долгих мгновений тянулось это молчание. Министр два или три раза менялся в лице. Он словно переосмысливал все, чем он жил и во что верил долгие годы, прежде чем смог, наконец, принять такое тяжёлое для себя решение.

— Немедленно отступайте.

— Куда — кругом ведь одни враги.

— Уходите в гиперпространство.

— Вы приказываете нам оставить Землю?

— Да, — опустив голову, министр некоторое время лишь глупо рассматривал костяшки своих пальцев после чего, не решаясь открыто посмотреть в глаза Ван Дюну, тихо проговорил, — Вы уже своё сегодня получили, а нам вы всё равно уже больше ничем не поможете. Уходите отсюда. Вы последняя надежда Земли. Может быть, через несколько лет вы останетесь единственными людьми во всей вселенной.

Последние слова вырвали барона из минутного оцепенения и снова вернули его к реальности. Пора действовать, хотя бы ради тех нескольких тысяч храбрецов, что до сих пор каким-то чудом умудрились выжить на своих кораблях среди всей этой адской мясорубки.

— Секретарь, немедленно передайте всем капитанам приказ о входе в гиперпространство. Мы отступаем.

— Но, адмирал, — сняв наушники, он вдруг резко развернулся на своём кресле и уставился на высшего офицера, — Чтобы вычислить точку последующего выхода нам понадобиться в лучшем случае несколько часов.

— Пусть готовятся к «слепому прыжку».

— Но, сэр…

— Я знаю, — на один миг Ван Дюн заметил глупый и растерянный взгляд своего подчинённого и почему-то это ещё только прибавило ему больше твёрдости и решительности, — Я знаю, что гиперпространство может затем выбросить нас в любом месте галактики, в том числе в центе какой-нибудь звезды или пояса астероидов, но мы должны действовать.

— А как же Земля?

— Не знаю… Мы должны просто выполнять приказ.

— Я все исполню, сэр. Если с нами что-то случится, знайте — я горд, что мне пришлось повоевать бок о бок с таким великим командиром как вы.

Пальцы секретаря быстро пробежались по клавиатуре, посылая сигнал десяткам капитанов о немедленном отступлении. Через миг все как один земные корабли, повинуясь приказу, покрылись полупрозрачными силовыми щитами и на большом ускорении двинулись вперёд.

— Адмирал, теперь осталось только оповестить капитана «Ярости».

— Постой…

Внезапно столько бессвязных мыслей в бешенном и безумном хороводе закружились где-то там, в глубине сознания Ван Дюна. Как же так? Он оставляет Землю на растерзание этих безжалостных пришельцев. Так не должно быть. Пусть все остальные уходят, а он должен остаться. Он должен драться до последнего и встретить здесь свою смерть. Полководец не имеет права жить, если его армия уже уничтожена. Так его воспитали ещё в детстве. Значит решено. Это его судьба.

Взгляд барона с грустью пробежал по стенам и иллюминатору. Все это он видит уже в последний раз. Затем он посмотрел на своего секретаря. Маленький человек за большим пультом, не в силах угадать мысли своего командира, лишь недоумевая, качал головой. Нет! Почему если я хочу остаться, я должен заставить сделать то же самое и его. Его и ещё полторы тысячи человек, весь экипаж «Ярости», которые должны бессмысленно отдать свои жизни из-за того, что какая-то шишка вроде меня хочет выставить себя героем перед смертью. Я не имею права. Я по-прежнему адмирал флота и обязан, заботится о своих людях, что бы там не случилось. Да и кому теперь нужны лишние смерти. Их уже и так достаточно было и ещё больше будет в этот день. Все…хватит! Каким же дураком я был всего миг назад.

— Извините, сэр, вы что-то говорили?

— Да. Немедленно свяжись с капитаном. Мы уходим вместе со всеми.

Десятки оставшихся кораблей укрытые лиловыми силовыми экранами в едином порыве двинулись вперед. Враг даже не успел вовремя отреагировать на это резкое вынужденное отступление. В последние секунды пришельцы, правда, ещё сбили пятерых или шестерых из них, после чего корабли людей на огромной скорости прорвались через самую гущу этих чёрных паукообразных громадин и оказались почти, что на свободе.

Теперь впереди были только звезды, а за спиной осталась старушка Земля. Ван Дюн стёр невольную слезу, наблюдая на экране монитора за своей родной планетой. Теперь он лишь просил у неё прощения за то, что был слишком слаб и не смог защитить ее. Увидит ли он её ещё когда-нибудь? И если увидит, будет ли это тогда уже его прежняя Земля? Что ждёт её всего через несколько часов? Разрушения, смерть и пожарища. Скорее всего, так. Прости…прости, что я оказался таким недостойным твоим сыном.

От огромной скорости корабли уже начали приобретать форму ярких полосок света. Один за другим они включали параллельные экраны и тотчас бесследно исчезали в бездне гиперпространства. «Ярость» шла в самом хвосте этой колонны. Вот она вслед за другими готова была сделать последний рывок и навсегда покинуть Солнечную Систему, как вдруг радар снова пронзительно запищал, обнаружив прямо перед собой неопознанное летающее тело. На такой скорости просто нереально было даже и думать о маневрировании и поэтому уже всего через миг произошло столкновение. От удара Ван Даклаука отбросило назад, в каюте погас свет и протяжно завыла аварийная сирена. Преградой оказался небольшой, неизвестно откуда взявшийся здесь истребитель пришельцев. Его масса была не сравнима с массой первого флагмана и поэтому, протаранив его, «Ярость», даже не сбавив ускорения, продолжала и дальше стремительно нестись вперед. От огромной температуры оба корпуса в миг сплавились между собой, а ещё через пару мгновений огромный земной корабль с крохотным корабликом фаталоков на носу вместе вошли в гиперпространство.

Как в бреду перед глазами Ван Дюна, сквозь пелену едкого густого дыма бешено мелькали вспышки мониторов. Все ещё лежа на полу, он, казалось, даже не замечал всего, что творилось вокруг. Его мысли невольно унеслись далеко в прошлое. Его разум в эти мгновения по-прежнему оставался на Земле.

Центральная часть Центраполиса. То же время.

Герой поверг злодея! Одетый в сверкающие доспехи рыцарь взмахом бутафорского меча сокрушил тёмного колдуна и на земле вновь восторжествовали силы света. Огромный хор из сотен голосов затянул величественную, епическую песнь, возвещающую о победе. Люди поднялись во весь рост, а чудовища вмиг распластались по земле.

Представление закончилось. Небо вновь озарилось салютами, а танцовщицы в бешеном круговороте закружились вокруг места недавнего сражения.

Всё происходящее представляло из себя некоторую идиллию. Гигантский маскарад должен был внушить людям как минимум веру в мощь государства и его благополучие. Действительно те десятки тысяч человек, собравшихся на площади и окружённых плотными полицейскими кордонами, по крайней мере, здесь могли чувствовать себя в безопасности.

Но очевидно рука закона абсолютно не в состоянии охватить собой всё вокруг. В то время как стражи порядка охраняли главную площадь, на соседних улицах уже горели костры и разграблялись магазины. Оттуда доносился дым с едким запахом анархии и бунта. Кто были те люди, что творили эти ужасные беспорядки? Сами себя они нарекли антицивилизалами. Уже от одного этого названия стыла кровь в жилах мирных граждан. Их боялись и презирали. Каждый день многих из них сажали по тюрьмам, но ни смотря на это, с каждым годом их становилось всё больше и больше. Идейные наследники антиглобалистов и футбольных хулиганов конца двадцатого века, эти были на порядок более жестокие и отчаянные. Подростки, не находящие себя в этой жизни, фанатики и, наконец, просто психи и отморозки — они ставили себя в противоположность правительству и закону, состарившемуся и полностью прогнившему за долгие сотни лет своего существования. Некоторые из них по настоящему ненавидели цивилизацию и прогресс, для других это было лишь поводом, чтобы крушить и грабить.

Когда часы пробили полночь, эти толпы постепенно начали стекаться к площади и прилегающему к ней Дворцу Правительства. С северных кварталов сюда направлялись неосатанисты — самая многочисленная и, пожалуй, самая печально известная группировка антицивилизалов. Они имели свою религию и своим богом считали лишь самого дьявола. В этой религии убийство было благом, а страдание ближнего — добродетелью. Была здесь и своя форма одежды: всё черное, плюс разукрашенное лицо, высветленные до пепельного цвета длинные волосы и острые вампирические клыки. С запада и востока двигались почитатели культа огня и хаоса — пожарники и кровавые изуверы — мясники.

Оказывается, антицивилизалы были хорошо организованы. Это были уже не просто очередные погромы. У тех, кто руководил всей этой толпой был свой план. Безумная на первый взгляд затея при внимательном рассмотрении вполне могла иметь все шансы на успех. Площадь была, пожалуй, последним клочком земли, последней точкой на карте города, пока ещё не завоёванной ими. Когда с этим будет покончено, когда будут смяты полицейские кордоны и свергнуто «проклятое» правительство, наконец-то свершится долгожданная революция и Землёй станут править силы ВЕЛИКОЙ АНАРХИИ.

Из окна на двенадцатом этаже Правительственного Дворца, толпы антицивилизалов выглядели особенно впечатляюще. Только отсюда можно было по настоящему оценить эту дикую и необузданную силу. Статистика сообщает, что на самом деле их совсем не много, не более двух процентов от всего населения Земли. Может это и так, но только на секунду попробуйте высчитать эти злополучные два процента из двадцати пяти миллиардов и хотя бы сотую часть из них соберите в одном месте. В результате получится нечто. Это будет целая лавина из орущих и размахивающих оружием типов, способная снести всё что угодно на своём пути.

В эти минуты президент Великой Земной Федерации, не в состоянии вымолвить ни слова, лишь тупо смотрел куда-то вдаль. Там внизу в один миг рушилось все, что он создал за долгие годы своего правления. Всего в нескольких сотнях метров от него вершилась настоящая революция, а сам он был лишь невольным её свидетелем. Только спустя некоторое время он, наконец, обернул голову и тихо спросил, стоящего рядом, сенатора Самерсета:

— Скажи мне, Дольфганг, чего хотят все эти люди?

— Того же, что и все остальные — немного повеселиться.

— Но зачем им весь этот бунт? Неужели антицивилизалы не понимают, что они и сами больше не смогут прожить без этой «проклятой» цивилизации. Или им невдомек, что если победит революция, в их домах исчезнет электричество, а в городе навсегда закроются магазины, ночные клубы и автозаправки? Чего же им не хватает на самом деле?

— Наверное, цели, которой они могли бы посвятить всю свою жизнь. Мы с вами потеряли целое поколение. Им просто больше нечем занятся и от этого и возникают все беды нашего века.

— Я не могу позволить им убивать только ради веселья. Неподалеку от Центраполиса расквартирован бронетанковый корпус. Надеюсь, они ещё могут успеть вовремя добраться сюда и очистить город от всей этой мерзости.

— Бросить танки на своих же граждан?

— Вот именно! Это больше не наши граждане. Это мразь и отбросы, которые хотят уничтожить всё то, что мы так долго создавали!

Последние слова были сказаны особенно громко. Министры все как один замерли на своих местах и с недоумением уставились в угол, в котором находился глава их государства. Было ясно — с этого дня с Республикой в её прежнем виде покончено раз и навсегда. На смену Федерации придёт Империя, а победивший на последних выборах этот милейший человек — Александр Франкони станет первым в истории диктатором объединённой Земли.

Министр госбезопасности поднял трубку телефона и, набрав номер, коротко отдал приказ офицеру на другом конце провода. Затем наступила тишина. Президент обернулся к окну. Пальцы сплелись в тугой замок, а дрожащие губы прошептали лишь одну отрывистую фразу:

— И простят мне этот грех мои будущие потомки.

Ближе к часу ночи произошли первые стычки полиции с бунтовщиками. Перед этим они демонстративно сожгли прямо посреди улицы несколько пробитых кольями тряпичных кукол, изображающих президента и его ближайшее окружение. Затем в шеренгу стражей порядка полетели камни и мелкие обломки от разрушенных зданий.

Полицейским был дан приказ сохранять спокойствие и поэтому, прикрывшись прозрачными пластиковыми щитами, они пока что лишь просто оставались на своих местах, крепко сжимая в руках оружие и пропуская мимо ушей изрядную ругань и оскорбления, доносившиеся с другой стороны.

Но вскоре в толпе появилась группа молодых людей, вооруженных «коктейлями Молотова». Старые стеклянные бутылки с глухим звоном вдребезги разбивались об асфальт, оставляя на нём обширные пылающие лужи. Одна из таких бутылок угодила прямо под ноги молодого прыщавого сержанта и уже через миг, полностью объятый пламенем, он с душераздирающим криком бросился прямо на середину улицы. Сложно сказать, что точно произошло в следующее мгновение. То ли сверху поступили новые указания, то ли, может быть, просто не выдержали нервы у одного из товарищей погибшего. Просто сразу же одна короткая автоматная очередь была выпусчена прямо в эту бешенную и орущую толпу. За ней сразу последовали другие и вскоре все передние ряды антицивилизалов были буквально скошены этим смертоносным свинцовым градом.

Одна молодая, вдребезги пьяная и совершенно голая девушка трясла кулаками и визжала громче всех остальных. Пуля угодила ей прямо между глаз. Вскрикнув, она упала на спину и тотчас сотни бегущих ног превратили её мёртвое тело в сплошное кровавое месиво. В первых рядах антицивилизалов бежали новички, непосвященное пушечное мясо, прикрывающее собой словно живым щитом их основные силы. Обезумевшая от вида крови толпа рванула вперёд и схлестнувшись с ровными рядами полиции. А уже всего через несколько минут, благодаря своему огромному численному перевесу живой поток антицивилизалов смял последний строй защитников и попросту втоптал его в землю.

На самой площади началась дикая паника. Зрители смешались с актёрами и танцовщицами в тщётной попытке спастись отсюда. Но они были окружены со всех сторон сотнями тысяч безумцев. Они были в кольце, выхода из которого теперь уже просто не существовало. Лошади, участвовавшие в представлении, фыркали и метались в разные стороны. Даже огромные слоны и те испуганно топтались и трубили в свои хоботы.

Но было, похоже, что этих громадин испугали вовсе не люди. В конце концов, человек для них это всего лишь мелкота, бегающая и суетящаяся где-то там внизу под ногами. Животных беспокоило нечто другое. Они почему-то всё время смотрели в небо с выражением тревоги, граничащей с беспомощностью и чистейшим ужасом загнанного зверя, почувствовавшего, наконец, настоящего хищника.

В этот момент в президентский кабинет неожиданно ворвался министр обороны. Остановившись на пороге, он некоторое время лишь глупо рассматривал всех собравшихся. Пальцы на его руках нервно дрожали, дыхание было отрывистым, а в бегающем по сторонам взгляде явно читалось потрясение, близкое к безумству.

— Наш космический флот разбит и уничтожен. Эти пришельцы, кем бы они там ни были, сейчас уже совсем рядом с Землёй.

Все присутствующие одновременно, словно по команде обернулись в его сторону. Оказывается даже весть о бунте антицивилизалов и скором появлении танков на главной площади Центраполиса на самом деле была лишь лёгким испугом. Услышанное же сейчас было полным потрясением.

До этого никто даже не считал появление пришельцев чем-то, что может представлять реальную угрозу для всех их. Многие даже были уверены, что этот флот на самом деле всего лишь крупное скопление метеоритов, хаотично блуждающих внутри Солнечной Системы. На этом всё и закончилось. Кому хочется заниматься метеоритами, в день главного праздника Земли. Президент, правда, несколько часов назад слышал что-то подобное в телефонном разговоре с главнокомандующим, но тогда в силу разных причин он не придал этому особого значения. Какие-то инопланетяне. Кто они и, что здесь делают? Абсолютный бред. Кто-то из звёздной разведки наверняка страдает шизофренией. Неужели он до сих пор ещё не знает, что люди единственная разумная форма жизни во всей вселенной? Слишком уж нереально всё это тогда звучало. Слишком похоже это было на сюжет дешёвых комиксов, чтобы оказаться правдой. Пускай пока разведка ещё раз всё высчитает и перепроверит, а у него самого слишком много других дел. За окнами уже вовсю гремели салюты и веселились сотни тысяч человек, а на столе прямо перед главой мира лежал истинный труд всей его жизни — книга Новой Конституции его новой Великой Империи.

Президент ещё тогда буркнул что-то насчёт того, что когда появиться время, он непременно разберётся во всём этом, после чего напоследок поздравил собеседника на другом конце провода с Днём Империи и тотчас на несколько ближайших часов напрочь забыл о недавнем разговоре.

Так иногда в одно мгновение рушатся великие иллюзии. Миф об их исключительности и непобедимости рассыпался прямо на глазах. За эти несколько часов земная цивилизация оказалась на краю полной катастрофы. Всем стало вдруг ясно — люди вовсе не единственные и главное далеко не самые разумные существа во вселенной.

Мертвую, тревожную тишину кабинета неожиданно нарушил резкий звонок телефона. Десятки глаз одновременно посмотрели на президента и он, все ещё находясь в шоке от услышанного, несмело подошёл к столу и снял трубку. Кто-то громко и долго о чём-то говорил, а он лишь что-то мычал в ответ и кивал головой. Когда, наконец, разговор окончился, президент дрожащей от волнения рукой положил трубку на прежнее место и лишь затем, подняв голову, медленно осмотрел всех присутствующих.

— Господа, мне только что сообщили, что Лос-Анжелес, Токио, Москва и другие крупнейшие города мира почти полностью уничтожены. Теперь, думаю, настала очередь Центраполиса. Нам нужно быть готовым к самому худшему.

Снаружи, тем временем продолжалась своя война. Антицивилизалы со всех прилегающих улиц огромной толпой хлынули на площадь и устроили там свою ужасную резню. Если бы кто-нибудь в тот миг поднял голову, то он, может быть, заметил бы в окне одного из этажей одиноко стоящую фигуру президента, безучастно и отрешённо наблюдающего за всем происходящим внизу.

— Теперь я уже ничего не могу сделать. Да и стоит ли? Ради кого? Лучшие люди планеты уже всё равно погибли, защищая Землю в космосе. Мой народ всегда люто ненавидел тот мир, который я пытался для него создать. Что же — это их право. Пускай же теперь все вместе вдоволь наслаждаются своими долгожданными: хаосом, анархией и разрухой.

Ночное небо над городом внезапно покрылось яркими огненными вспышками. Затем откуда-то сверху раздалось странное, неземное гудение турбин, спускающихся с орбиты кораблей. Миллионы человек: антицивилизалов и мирных граждан, полицейских и преступников, сторонников и противников нынешнего правительства вдруг одновременно замерли и с тревогой обернули свои взоры ввысь. Это уже не было похоже на голограмму. Это уже не было представлением. Игры закончились — началось что то ужасное.

Одновременно десятки светящихся шаров были сброшены в разных частях Центраполиса и через миг десятки ужасных взрывов содрогнули землю.

— О нет, — вздрогнула ещё совсем молодая девушка рядом со станцией метрополитена, — Неужели это конец? Я не хочу погибать в таком раннем возрасте.

— Давно пора, — тотчас прохрипел сгорбленный старик прямо посреди площади, — У этого чёртового нового поколения всё равно не было будущего.

— Неужели дождался, — одновременно с ними ухмыльнулся разукрашенный антицивилизал с факелом в одной и здоровенным тесаком в другой руке, — Подумать только — своими глазами увидеть конец света. Ну и повезло же мне сегодня, придурку.

Огромная взрывная волна, несущая перед собой обломки зданий, трупы людей и, кувыркающиеся в воздухе, автомобили пронеслась по улицам, разнося в пыль шпили гигантских небоскребов. Оказавшийся на её пути длинный товарный поезд был в один миг поднят вверх и словно огромный, извивающийся металлический змей брошен на землю уже в сотне метров от железной дороги. Неподалеку от центра взрыв разнёс массивное и старомодное здание национального банка. Зловещий ураган выпотрошил его главное хранилище и на город медленно посыпался белый снег из пяти и десятитысячных купюр. Еще пол часа назад за эти деньги можно было купить целые континенты, теперь же они вдруг сделались просто бесполезной бумагой. Наконец в восточном районе, не выдержав чудовищного удара, словно символ крушения всего этого мира, рухнула вниз и рассыпалась на сотни мелких обломков главная достопримечательность Центраполиса — исполинский, крылатый каменный архангел с карающим мечом в правой руке.

Чудом выжившие жители великой столицы в панике метались в разные стороны и лишь только один человек из миллионов в те мгновения был абсолютно спокоен. Впрочем, это был скорее даже не человек. Так — существо. Нечто горбатое и безобразное, в лохмотьях, с грязными волосами и изуродованным серной кислотой лицом, приоткрыв крышку канализационного люка, молча наблюдало за происходящим концом света. Он давно уже видел эти картины Апокалипсиса, он был готов к тому, что должно было произойти. А ещё он твёрдо знал — все, что сейчас происходит — это пока ещё только начало.

Виктор по прежнему был в машине, когда всё это началось. Он по прежнему уходил от погони, когда мир вокруг вздрогнул и земля смешалась с небом. В первые мгновения он даже ничего не заметил. Но когда вокруг вдруг одновременно погасло всё освещение, а дорогу впереди накрыло взрывной волной, несущей тонны пыли и обломков, он наконец остановился. Панель навигатора вспыхнула предупреждающим красным светом, а компьютер монотонно бубнил что то о разрушении участка дороги впереди. Уши заложило от ужасного грохота. Поначалу он даже не мог сообразить что произходит. Он просто вылез из машины и с изумлением смотрел по сторонам. Казалось, наступил самый настоящий конец света. Город… он лежал в развалинах. Он весь был объят пламенем и укутан чёрным дымом и пылью. Что случилось… Что это вообще вокруг такое происходит?

Ли Ли стояла рядом. Она не могла сказать ни слова. Просто несколько минут испуганно озиралась по сторонам, а затем с видом сумашедшей бросилась куда то бежать. Виктор не стал её останавливать. Затем откуда то появился полицейский. Возможно тот, что преследовал его на дороге. Он что то громко кричал и размахивал кулаками. Потом зачем то, наверное чисто автоматически, достал наручники и пристегнул ими свою левую руку к руке Виктора.

— Что это… Это землетрясение или террористы?

— Я не знаю…

— Это война…

— Война с кем, папаша?!!!

Страж закона несколько секунд просто смотрел куда-то вдаль. Затем он вдруг, казалось, что-то вспомнил. Вспомнил нечто чрезвычайно важное, так как в один миг он полностью переменился в лице, руки начали нервно дрожать, а глаза судорожно всматриваться за горизонт.

— Там моя дочь… прямо на площади перед Дворцом Правительства.

— Врят ли в центре города кто то ещё остался в живых.

— Замолчи! — ствол пистолета снова был направлен на Виктора и палец почти изо всей силы вжался в спусковой курок, — Мы сейчас идём спасать мою дочь или я пристрелю тебя здесь как собаку!

— Как знаешь. Электронный ключ от наручников хранятся в отделении полиции, а если я буду мертв, то тебе придётся затем тащить меня через весь город.

Полицейский оскалил зубы и в зрачках его вспыхнул безумный, бешеный огонёк.

— Я прошу тебя, слышишь! Позволь мне спасти мою дочь. Я прошу. Я умолю тебя, парень!!!

Для него теперь уже всё внезапно отошло на второй план. Все потеряло смысл и больше уже не имело никакого значения: бомбёжка, миллионы других погибших, наконец, крах всей его цивилизации. Остался только древний инстинкт сохранения рода. Важно было только одно — спасти родного человека, который сейчас находится в самом пекле этой новой Мировой Войны.

— Ты пойдёшь со мной?

Вместо ответа Виктор лишь слегка кивнул головой. Он отлично знал, что это такое — потерять своих близких.

— Нам нужно поторопиться.

В ответ полицейский больше уже не мог вымолвить не слова. Глаза стали влажными от слёз и, посмотрев на человека которого он только что арестовал, он лишь тихо, словно сам про себя прошептал одно короткое слово «Благодарю».

В тусклом ночном свете две фигурки, связанные между собой прочной цепью наручников, бегом бросились к полицейской машине. Их было только двое. Двое безумцев, зачем-то движущихся против людского потока, туда, где от взрывов дрожала земля, и плавились камни. Здравый смысл не смог взять верх над ими обоими. Эти действия теперь даже трудно было назвать просто безумием. Гораздо больше всё это уже было похоже на чистое самоубийство.

Машина резво тронулась с места и на всей скорости понеслась вперед. Как здесь всё изменилось за каких-то пол часа. Виктор смотрел по сторонам и не узнавал прежних улиц. Вдоль городской магистрали не осталось почти ни одного целого здания. Разве что чудом, уцелевший центр аттракционов, построенный в виде огромной, придурковато улыбающейся головы клоуна, одиноко возвышался над этими руинами и словно олицетворял собой всё безумие и нереальность происходящего.

На их пути иногда ещё попадались живые люди. Перепуганные, грязные, полные отчаянья они уже не знали куда им дальше бежать и где спасаться от всего этого ада. Какой-то старик, видимо тронувшийся рассудком, стоял прямо посреди одного из перекрестков, размахивал руками и громко кричал что-то насчёт справедливой кары человечества за тысячелетия жестокости и лжи. Ближе к центру им уже попалась целая толпа. Человек двесте или триста. Антицивилизалы и обычные граждане смешались в одну кучу и вместе пытались найти выход отсюда. Вот они превратности судьбы — оказывается только большое общее горе может заставить людей прекратить их внутреннюю вражду. Дальше цепочка беженцев становилась всё шире и шире. Многие пытались остановить машину, а некоторые от безысходности готовы были даже броситься ей под колёса.

Виктор чуть-чуть обернулся к своему новому напарнику и, стараясь перекричать доносящиеся снаружи грохот и стоны, впервые за всё время поездки попытался заговорить с ним:

— Как ты собираешься найти здесь свою дочь? Вокруг ведь столько народа. Да и, вдобавок, ещё и телефоны не работают.

В ответ полицейский лишь слегка пошевелил губами.

— Буду просто искать, пока у меня хватит на это сил.

— Ясно. Кстати, как тебя хотя бы зовут?

— Джагар Крид.

— Виктор… просто Виктор.

Полицейский вдруг резко остановил машину и отворил боковые дверци.

— Дальше пойдём пешком. Мы уже почти на месте.

Новая волна бегущих людей внезапно налетела откуда-то из-за ближайшего поворота. По большей части это уже были бывшие антицивилизалы, не меньше остальных напуганные концом света, которого они до этого сами так долго ждали. Джагар схватил за плечо и сильным рывком остановил одного из них.

— Ты не видел здесь мою дочь, среднего роста со светлыми волосами…

Вместо ответа тот поспешил поскорей вырваться из его хватки и, не оглядываясь, побежал дальше. Напрасно он пытался задать тот же вопрос десяткам других беженцев. Люди просто не замечали убитого горем отца, в бессилии мечущегося прямо посреди улицы.

Неожиданно где-то неподалёку раздался непонятный звук. Это было словно рёв мощных турбин, потрескивание электричества и свист воздуха одновременно. Место, откуда он исходил, было окутано густой пеленой дыма и когда он, наконец, рассеялся, Виктор всерьёз подумал, не начались ли у него снова галлюцинации. Прямо на площади перед Дворцом Правительства приземлился странный, абсолютно чёрный летающий аппарат. Издали он был немного похож на древний дирижабль, но стоило только рассмотреть его поближе, как все его формы и строение начинали казаться настолько чуждыми всему земному, насколько это вообще только можно было себе представить.

Затем произошло нечто ещё более невообразимое. Один из боковых люков «дирижабля» бесшумно отворился и наружу выбрался один из пришельцев. Издали его почти совсем не было видно. Он словно слился с темнотой и только по его быстрым и скоординированным движениям можно было примерно угадать, где он. Эти движения — в них совсем не было жизни. Скорее что-то вроде механических рефлексов огромного насекомого, вставшего на задние конечности.

Несколько человек на свою беду оказались совсем рядом с ним. Они просто хотели перебежать площадь, чтобы затем укрыться в развалинах на другой её стороне. Пришелец молниеносным движением взмахнул рукой и короткая очередь из длинной сверкающей трубки, по всей видимости, служившей ему оружием, тотчас скосила их прямо на бегу.

Услышав шум стрельбы, Джагар обернулся и на некоторое время просто замер на месте. Он даже не взглянул на это странное чёрное существо. Он лишь смотрел в одну единственную точку и робкая надежда на его лице вдруг сменилась на недоумение и ужас.

— Наконец-то я нашёл тебя. Наконец-то…

Виктор проследил за взглядом полицейского и ему тотчас стала понятна причина его странного поведения. В сотне метров впереди, под горящим фонарем, прямо между ними и этим беспощадным полумеханическим чудовищем на асфальте лежала девушка. Ей было лет восемнадцать — двадцать, у неё были длинные светлые волосы, и тяжёлые старомодные очки на глазах. Она не кричала и не звала на помощь. Для этого она была слишком напугана. Возможно, во время паники она неудачно подвернула ногу и теперь, оперевшись на один локоть, лишь недоумевая, озиралась по сторонам.

«Вот она какая на самом деле — эта война».

Якус сделал ещё несколько шагов по новой незнакомой планете и остановился.

«Похоже я на месте. Это их площадь, а это — главное здание их „правительства“.

На лицевом экране вокруг одновременно двигалось несколько сотен точек, означающих враждебные живые существа».

«Но почему никто из них даже не пытается оказать мне сопротивления? Почему они так бестолково убегают при одном моём виде? Похоже, отец был прав, мы имеем дело с обыкновенными дикарями».

Дворец Правительства — первоначальная цель десанта находился совсем рядом от места их посадки.

«Не понимаю, зачем здесь понадобилось пол сотни бронепехотинцев. Мне одному вполне по силам выполнить всю их работу. Столько солдат может понадобиться разве что для захвата всей этой планеты».

Неожиданно внимание молодого фаталока привлекло одинокое испуганное существо, лежащее неподалёку от него.

«Недостойная жизнь должна быть ликвидирована. Не стоит тратить снаряд на такую незначительную цель — лучше просто раздавить её там, где она лежит».

Обернувшись, Якус опустил руку с оружием и, не спеша, двинулся прямо на свою жертву. Никакой личной неприязни к этому бедному «животному», просто без неё эта планета станет ещё чуть-чуть чище.

Увидев издали, что происходит, Джагар вдруг от ужаса замер на одном месте. Тело в самый решающий момент просто отказалось ему подчинятся. Он отчётливо различал впереди силуэт своей дочери и монстра, идущего на нее, но сам был не в состоянии пошевелить даже мизинцем. Это был какой то столбняк. Жизнь оставалась только в глазах, в то время как плоть оказалась полностью парализована.

Виктор обернулся и с тревогой посмотрел на своего напарника. Куда делся, арестовавший его полицейский с неиссякаемым потоком отваги и решительности? Что с ним случилось? Перед ним был зомби, уже абсолютно не способный на действие. Решение пришло быстро. Один небольшой шанс из сотни. Впрочем, ничего лучшего он придумать уже просто не мог. Действуй, раз задумал…

Правая рука Виктора выхватила пистолет из кобуры полицейского, и палец мгновенно щёлкнул по предохранителю. Прогремел выстрел. Пуля вылетела из гладкого ствола и, разорвав цепь наручников, застряла в наполовину расплавленном асфальте. Казалось, стальной браслет вырвал запястье, но у Виктора в тот момент совершенно не оставалось времени даже для того чтобы испытывать боль. Он лишь пошевелил пальцами и, убедившись, что они, как ни странно остались на прежнем месте, вложил пистолет обратно в кобуру Джагара и бросился к центру площади.

Неподалёку стоял кем-то и зачем-то оставленный автобус. Но то чтобы усесться на место водителя и включить зажигание Виктору понадобилось всего несколько мгновений. После этого заревел мотор и мощная машина на всей скорости понеслась наперерез идущему пришельцу. Противник поначалу даже не обратил на это никакого внимания. После всего того, что он здесь увидел, опасность от ещё одного «человека» казалась ему теперь совершенно маловероятной.

Через миг произошло столкновение. Вначале Виктор думал, что он просто подомнёт под колёса эту безобразную механическую бестию, но оказалось, что тот имеет гораздо большую массу и гораздо прочнее стоит на своих ногах. От удара заднюю часть автобуса подбросило вверх, а сам он, перелетев через руль, разбил головой лобовое стекло. В глазах одновременно словно мелькнули десятки ярких вспышек, после чего на смену им пришёл мрак. Виктор чувствовал, что сознание покидает его. Он вот-вот провалится в тёмную зияющую бездну беспамятства и остановить это было уже просто невозможно. По лицу стекло несколько струек тёплой красной крови. В это время из инопланетного «дирижабля» выбрался ещё один убийца. Это было чудовище чуть поменьше ростом первого и вооружённое массивным огнемётом.

Ну, как же так? Поднимайся, парень. Доведи до конца то, что задумал. Виктор говорил сам с собой. Он просто заставил себя открыть глаза и подняться на ноги. Затем он мельком взглянул на валяющееся рядом, поверженное чудовище, Это был словно огромный металлический кузнечик только весь черный, с продолговатой головой и длинными передними конечностями. Он лежал прямо перед ним и всё это время, судорожно извиваясь, не оставлял тщётных попыток подняться с земли.

Второй пришелец был уже совсем неподалеку. Он просто шёл вперёд, стараясь поскорей выйти на расстояние, откуда его огнемёт смог бы в одно мгновение превратить в пепел этого глупого и дерзкого варвара, осмелившегося на его глазах причинить вред его офицеру.

Рядом с автобусом валялась странная, толстая металлическая трубка. Похоже, это и есть их ужасное орудие убийства. На самом деле она оказалась чертовски тяжёлой даже для Виктора. Он с трудом поднял её двумя руками и положил на правое колено. Теперь осталось только заставить её выстрелить. Пальцы пробежались по десятке непонятных переключателей и кнопок, но ручная пушка в ответ лишь издавала странное гудение и на ней одна за другой вспыхивали и снова гасли ярко-красные лампочки. Огнемётчик стремительно приближался. Их уже разделяло всего метров тридцать — сорок. Ещё два шага и будет слишком поздно что-то делать. Наконец где-то сбоку он обнаружил блестящий, продолговатый рычаг. Виктор сжал зубы и начал шептать какие то бессмысленные слова, обращаясь, то ли к самому себе, то ли к этому своему оружию, то ли к богу. Ну давай же!!! Затем он закрыл глаза и нажал на курок. В следующее мгновение раздался тихий приглушённый хлопок, а из ствола вылетело нечто отдалённо похожее на молнию. Пришелец тотчас остановился. Массивный снаряд пробил зияющую дыру в его металлическом плече и от удара развернул его самого чуть-чуть в сторону. Следующий выстрел поразил монстра уже прямо туда, где его напичканный электроникой мозг крепился к техноплоти. Из баллонов, питающих огнемет, с громким шипением наружу повалил белый густой газ. Одно мгновение и сам он превратился в яркий огненный факел, неподвижно замерший на одном месте и освещающий ночной мрак на многие десятки метров вокруг.

Виктор отбросил в сторону эту тяжёлую железную болванку и выпрямился во весь свой рост. Девушка лежала на асфальте совсем рядом. Подняв её на руки, он затем обернулся назад и, отыскав среди толпы её отца, теперь еже не спеша, направился прямо к нему. Позади по-прежнему что-то стреляло и взрывалось, но у него уже больше не было сил даже на то, чтобы оборачиваться.

«Что же это со мной такое происходит?»

Уже, какое время Якус пытался подняться на ноги, но вместо этого его техноплоть совершала десятки беспорядочных и бессмысленных движений. Теперь он лежал на асфальте, рядом с разбитым автобусом; беспомощный и беззащитный. Это был какой то сбой. Прямо на затылке, там, где раньше находилась электронная система координации движений, теперь ощущалась лишь абсолютная пустота.

Как он, представитель высшей расы, мог позволить победить себя «животному». Уже только за одно это его ждёт вечный позор и пренебрежение других фаталоков.

Где-то позади послышался грохот примитивных механизмов аборигенов. Дюжина тяжёлых танков класса «Черепаха», все что осталось от целой колонны, вызванной президентом ещё для разгона антицивилизалов, медленно вкатила на площадь. Якус кое-как обернулся и с тревогой посмотрел на свой десантный корабль с пятью десятками пехотинцев, запертых внутри его словно в консервной банке.

— Выбирайтесь наружу…выходите немедленно.

Что-то вдобавок произошло с системой связи. Он по-прежнему отчётливо слышал каждого из них, но в ответ не мог сказать им ни слова. Один за другим тяжёлые снаряды, выпущенные из земных танков, забарабанили по толстой обшивке. Корабль долго так не выдержит. Солдаты без приказов своего командира просто останутся на своих местах и вскоре будут просто уничтожены.

Перед глазами, яркими слепящими вспышками мелькали сигналы недоумения от других офицеров. Все они исходили с орбиты. Это был один и тот же сотни раз повторяющийся вопрос о том, почему же он бросил своих подчинённых в самый разгар боя. Ответа не последовало. Недоумение постепенно сменялось негодованием. Теперь среди них Якус уже ясно различал угрозы и оскорбления.

— За что?! Неужели вы не понимаете, что со мной здесь произошло? Отец…прошу тебя, ты руководишь всей армией… мне страшно. Защити меня от всех их.

Неподалёку раздался взрыв. Десантный корабль и все кто находились внутри его в несколько мгновений сгорели и превратились в пепел. И тотчас, словно уже давно дожидаясь этого момента, двери главного входа Дворца Правительства распахнулись и президент Земли вместе с некоторыми министрами, в окружении плотного кольца охранников, спешно покинули здание.

— Нет! Стойте. Не уходите…я приказываю.

Оружие валялось всего в пяти метрах от него. Якус сосредоточил все свои силы и попытался доползти до него. Бесполезно. Несколько минут он, словно раздавленный жук лишь беспорядочно карабкался по гладкому чёрному асфальту. Тем временем министры, которых он должен был схватить, давно уже покинули площадь и смешались с остальной толпой.

Он проиграл. Только сейчас Якус сполна ощутил свою полную беспомощность. Из глубины наполовину электронного разума раздался немой крик боли и отчаянья. Как же я несчастлив. Какое же я ничтожество. Отец, ты тщательно готовил вторжение и ты доверил мне самое простое, что только могло быть в этой войне. Я опозорил тебя. Мне просто не повезло. Если можешь — прости-и…

Где-то сверху раздался рёв ещё одного спускаемого десантного корабля. Бронепехотинцы под командованием уже другого офицера быстро и слаженно один за другим выбрались наружу. Они без особых проблем разнесли на части земные танки и рассеялись по всему периметру в поисках президента варваров.

Якус теперь уже просто неподвижно лежал на одном месте. Где-то неподалёку послышались быстрые и тяжёлые шаги фаталока. Расстроенная зрительная оптика кое-как выхватила из темноты массивную титановую техноплоть. Он шёл прямо на него.

— Отец…генерал Сириул Сицилау, это вы? Я ваш сын, заберите меня отсюда, пожалуйста.

Вместо ответа металлическая ступня вдруг с силой отбойного молота ударила по, склонившейся перед ним, голове. Треснуло лицевое стекло. По центральным платам пронеслась волна коротких замыканий и через миг сознание Якуса уже надолго провалилось во мрак забвения.

— Жалкий, ничтожный выродок. Как я вообще мог взять с собой на войну это бездарное животное.

Площадь, наконец, то осталась позади. Вбежав на широкую улицу, все ещё полную народа, Виктор на миг остановился у стены полуразрушенного дома, чтобы хоть немного передохнуть и осмотреться по сторонам. Перед Дворцом Правительства, с яростным механическим рёвом спускался второй корабль пришельцев. Снова завязалась битва. Девушка на его руках, наконец, очнулась, после чего открыла глаза и пристально посмотрела в лицо своего спасителя. В тот миг внутри Виктора словно что-то шевельнулось. От этих больших зелёных глаз он вдруг почувствовал себя таким робким и нерешительным. Что это со мной такое? Она ведь совсем не красивая. Обыкновенная… самая обыкновенная.

— Спасибо, мистер, что спасли мне жизнь. Я до сих пор не могу в себя придти.

— Был рад помочь.

Он медленно и осторожно опустил её на землю. Ее отец, наконец, отыскав их среди бегущей толпы, через мгновение был уже рядом и со слезами обнимал свою дочь.

— Благодарю вас.

— Да, ладно…

Люди десятками пробегали мимо их. Впереди виднелась станция метрополитена и сотни человек теперь уже спешили поскорей укрыться в этой тёмной бездне, уходящей прямо под землю. Джагар, наконец, отпустил дочь и правой рукой схватил Виктора за плечо.

— Поскорей уходим отсюда пока эти демоны ещё не захватили весь город.

— Да, конечно.

Виктор сделал ещё несколько шагов и только сейчас он сполна ощутил всю ту боль и усталость, внезапно сковавшие всё его тело. Голова раскалывалась от недавнего удара о лобовое стекло, а в желудке ощущался острый приступ тошноты. Всё. Я больше не могу. Ноги подкосились и он упал на одно колено, прямо посреди улицы.

— Ну что же это ты? Не вздумай помирать здесь.

Полицейский, который ещё совсем недавно угрожал ему пистолетом, теперь подхватил его руку и с невероятным упорством потащил его вперёд. Его дочь, все ещё прихрамывая, изо всех сил придерживала Виктора с другой стороны. Некоторые люди останавливались и указывали друг другу на полумёртвого парня со стриженой головой и в рваной одежде.

— Это тот самый…парень настоящий герой…подумать только, я и не думал, что в наше время ещё остались такие…

Глядя сквозь пелену полуобморока на эти расплывающиеся перед глазами фигурки, Виктор в ответ лишь отрицательно качал головой.

— О чём вы говорите? Я вовсе не герой. Я просто…человек.

Мимо пробежало десяток, одетых во всё черное, вооруженных охранников, державших в плотном кольце президента и нескольких министров. Этот недавний глава мира почему-то долго и пристально смотрел на Виктора и когда их взгляды, наконец, встретились, кивнул ему головой в знак благодарности.

— Спасибо тебе. Сегодня ты спас своего президента. О тебе ещё долго все будут говорить на этой планете.

Виктор споткнулся и готов был снова упасть на землю, но какой то совершенно незнакомый человек тотчас подхватил его и потянул вперёд.

— Держись. Мы не позволим тебе остаться здесь.

Кое-как они всё же успели добраться до станции метро. За ними следом уже шла погоня. Десяток фаталокских пехотинцев обшаривали окрестности, истребляя всех на своём пути. Внутри этого подземелья, как ни странно, по прежнему горел свет, работал эскалатор, а к перрону (о чудо) даже подошёл электропоезд. Вагоны в одно мгновение были заполнены беженцами, но когда внутрь вошли Джагар и его дочь, поддерживающие под руки полумёртвого Виктора, люди тотчас расступились и освободили им одно из ближайших сидений. Виктор уселся у окна и рукавом вытер кровь с лица. Поезд тронулся. Перед глазами мелькали вспышки фонарей, монотонной чередой проносящиеся снаружи. Неужели на поверхности идёт война? Или всё это, лишь какой то ужасный кошмар, приснившийся ему в бреду? Чем люди заслужили себе такое наказание? Куда все бегут? От чего спасаются? Спасения нет. Все мы просто обречены…

Виктор и сам не заметил, как он уснул. Ему снилось его детство. Эта часть его жизни теперь была настолько ясной и подробной, словно она была записана на плёнку.

Он был один в большом светлом доме. Вокруг была только глухая, мёртвая тишина. По телевизору крутили ещё какой то старинный чёрно-белый фильм без звука. Он был уже вполне взрослый, но именно сейчас ему было почему то очень страшно. Он даже не мог понять почему. Просто какая то скрытая и навязчивая тревога. Ему было уже пятнадцать лет. Кто-то громко стучал в окно. Это был сорок третий этаж жилого небоскрёба в центре Центраполиса. Виктор выбежал на кухню и отдёрнул занавески. Это была чайка, огромная белая чайка, которая как сумасшедшая билась о прозрачный стеклопластик. Он хотел прогнать ее, но птица в тот миг, словно совсем не замечала человека. Он убежал. Переключил телевизор на другой канал и сделал погромче звук. Тогда он даже не услышал, как кто-то открыл дверь их квартиры, прошел в спальню и, остановившись чуть позади, положил ему руку на плечо. Виктор вздрогнул и обернулся. За спиной стоял его дядя Вульф. Его лицо — оно было такое бледное, словно предвещающее какую то страшную беду.

— Твои родители погибли, малыш. Их машина взорвалась пару часов назад.

Пальцы подростка вдруг сжались в крепкие кулаки.

— Нет! Я не верю тебе. Уходи отсюда!!!

Виктор продолжал смотреть телевизор. Когда дядя, наконец, ушел, он бросился набирать номер их карманного телефона. Никто не снимал трубку. Он набирал его снова и снова, несколько часов подряд, пока за окном не сгустились сумерки. Затем Виктор ушёл в свою комнату, уткнулся лицом в подушку и заплакал.

Кто теперь позаботится о нем? Кто каждый день будет отправлять его в школу и следить, чтобы у него были сделаны уроки? Кто направит его в жизни и объяснит ему, что такое добро, а что — зло? Никто. Детство закончилось. Он остался совершенно один во всём этом огромном, жестоком и безумном мире.

♦ ♦ ♦

Младенец открыл глаза.

Голова огромного виртуального младенца, безукоризненной голограммой зависшая между двумя прожекторами, наконец, ожила. Пустой и вместе с тем гипнотизирующий взгляд без чувств и эмоций скользнул по стенам и остановился на одинокой механической фигуре фаталока, стоящего чуть в стороне.

— Император… — на этот раз против своих правил Сириул склонился гораздо ниже, чем обычно и даже припал на правое колено.

— Поднимитесь, генерал — я настаиваю.

— Как пожелаете.

Скрипя шарнирами, старый солдат поспешил повиноваться. Что-то случилось с ним в последнее время. Что-то словно сломало его изнутри и теперь вместо гордого офицера перед Императором стоял лишь покорный слуга.

— Что с вами, генерал? Вас совсем не узнать. Вы словно чувствуете за собой какую то вину. Может быть, вы пытаетесь что-то скрыть от меня?

— Я допустил ошибку, — не в силах больше выдерживать этот по детски наивный и вместе с тем такой острый и пронзительный взгляд, Сириул тотчас опустил голову вниз, — Я доверил командование одной из операций совершенно некомпетентному в этих делах солдату. Мой подчинённый…точнее сказать мой младший клон-сын, провалив задание, упустил правителя местных варваров и опорочил на глазах у сотен землян силу фаталокской военной машины. Теперь они не будут считать нас такими уж неуязвимыми. Абориген, победивший двоих наших пехотинцев, теперь станет у них героем. Люди будут поднимать восстания и вести партизанские вылазки. Нам следует ожидать новых потерь и нестабильности на этой планете до тех пор, пока всё местное население не будет полностью истреблено.

— Я знаю, — лицо младенца оставалось по прежнему невозмутимым, — Я знаю все, что вы хотите мне сказать. Я знаю все ваши мысли и переживания. Мне известно и то о чём вы даже не смеете думать. Вы хотели, чтобы ваш наследник добился славы в этой войне и с честью продолжил некогда великий род Сицилау. Вы заблуждались. Ваш род это отработанный материал. Когда-то он порождал величайших генералов и инженеров Империи, но это время навсегда ушло. Сицилау — это прошлое, у которого нет будущего. Вы, Сириул, последний из этого семейства и таких как вы, у вас уже больше не будет никогда. Впрочем, даже и вы на этот раз допустили ошибку. Это должно было произойти рано или поздно. Фаталокский генетический код, к сожалению, пока ещё не безупречен. Ваш полуорганический разум на десятки миллионов верных решений обязательно допускает одну оплошность. Это печально, но пока ещё неизбежно. Ступайте, генерал, накажите виновного и всегда помните об одной важной для вас вещи — однажды вы уже ошиблись, вторая ошибка станет для вас роковой.

Сириул ещё некоторое время неподвижно стоял на одном месте. Виртуальное лицо Императора постепенно меркло и теряло краски. Вскоре оно сделалось прозрачным и, наконец, исчезло словно дымка. В последний миг он даже заметил на нём усмешку. Ехидную, злобную усмешку полную высокомерия и превосходства. Нет. Наверное, это ему просто показалось. У этой программы по её природе просто не может быть эмоций. Он единственное абсолютно совершенное существо в этом мире. Впрочем…кто знает. Наказанием он для меня выбрал самое худшее, что я только мог себе представить. Я остался жив. Я даже сохранил за собой своё звание и свой статус, но вот только мой род с этого дня уже навсегда вычеркнут из списков великих патрицианских семейств Империи. Сегодня погибла главная цель всей моей жизни. Мое дальнейшее существование без продолжения рода потеряло всякий смысл.

Сириул медленно развернулся и двинулся вперёд по длинному узкому коридору. Это было здание бывшего Дворца Правительства Земли. Жалкая, хрупкая постройка с хаотичной планировкой. Символ и олицетворение всего этого варварского мира. Как же я теперь всех их ненавижу! Отрывистые и беспокойные мысли сами собой зарождались где-то в мозгу и навсегда откладывались в его памяти. Перед глазами один за другим вспыхивали сигналы недопустимого противоречия, и генерал тотчас отключал их непрерывным усилием своей воли. Хватит. К чему все эти размышления. Я не могу опускаться до животных эмоций. Особенно теперь. Снаружи меня ждут судьи и я должен наказать виновного. Все равно, что есть того уже никогда не изменить. Впереди виднелся выход. Сириул прикрепил к своей металлической голове специальную пластину из матового, солнцезащитного стекла и потянул на себя входную дверь. Лучше теперь думать о чём-нибудь другом. Снаружи в тот день была просто отменная погода. На чистом синем небе ярко светило большое и жёлтое солнце. На одно мгновение, взглянув на него краем глаза, старый фаталок поморщился и содрогнулся. Проклятый дневной свет. Как можно вообще жить и не ослепнуть в этом ужасном мире. Первым делом нужно будет обязательно подвесить над городом чёрный защитный купол. Хорошо для нас и очень плохо для тех остатков дикарей, что ещё по-прежнему скрываются здесь.

Его уже ждали. Тысяча бронепехотинцев была построена в идеальный геометрический квадрат. В центре этого построения ожидало своей участи жалкое существо в помятой техноплоти и с испорченной, безвольно болтающейся вдоль туловища, левой рукой. У него вдобавок очевидно были неисправности с глазными оптическими линзами, так как он постоянно оглядывался по сторонам и выдвигал вперёд голову, пытаясь рассмотреть то, что находиться на расстоянии всего нескольких метров.

Увидев это, Сириул внезапно замер. Перед ним был его младший клон-сын, поверженный и униженный. Он уже не мог больше бороться с противоречиями, возникающими в его электронном мозгу. Он просто стоял на одном месте и смотрел на него. Это было уже нечто совершенно другое, чем всё то, что он испытывал раньше. Он уже даже не думал о сохранении своего семейства. Это были глубинные дикие эмоции животного, защищающего своё потомство. Как бы он теперь хотел оказаться на его месте. Он перенёс бы все, что угодно, только бы эта частица его ДНК, несколько десятков лет назад оторвавшаяся от него и ставшая затем самостоятельным организмом, перестала страдать.

В голове заревел сигнал тревоги. Электроника, не в силах выдерживать такие перегрузки, отключалась и тут же автоматически переходила на альтернативный режим. Стоящие перед ним ближайшие офицеры, очевидно, уловили исходящие от него сигналы и тотчас, словно по команде, обернулись все в его сторону. Один даже подошёл на несколько шагов и сквозь тёмное солнцезащитное стекло попытался заглянуть ему в глаза.

— С вами всё в порядке, генерал?

— Да… немедленно вернитесь в строй, солдат.

Подождав немного пока улетучатся глупые и опасные мысли, Сириул двинулся вперед. Ровный строй, словно безупречный механизм, тотчас расступился перед ним и точно так же сомкнулся за его спиной. Старик прошёл поближе к своему сыну и остановился. Прямо напротив его, из противоположных рядов одновременно навстречу ему вышли трое других знатных фаталокских офицеров. Это были трое присяжных, а также трое судей, трое обвинителей и трое защитников. Они остановились точно на том же расстоянии от центра квадрата, что и генерал. Строгие геометрические формы всегда были в большом почёте у фаталоков. Присяжные стояли с одной стороны, Сириул с другой, а осуждённый Якус — в самом центре всей этой конструкции. Он был один: растерянный, испуганный и раздавленный пристальным взглядом сотен своих соотечественников, для которых ещё несколько дней назад он был важной фигурой, а сейчас — самым низким и презираемым животным.

Трое офицеров внимательно осмотрели свою жертву. Первый глядел на него с ненавистью, второй с негодованием, третий — с презрением. Суд начался.

Первый присяжный сделал шаг вперёд.

— Офицер Якус Сицилау, как вам известно, вы обвиняетесь в преступной халатности и в отказе от выполнения приказов, повлекшие за собой гибель пятидесяти ваших подчинённых и провале тщательно подготовленной операции. Что вы теперь можете сказать в своё оправдание?

Его мысли в тот миг были отрывисты, гордость сломлена, а воля подавлена. Нужно что-то говорить. Может быть, у него ещё есть небольшой шанс оправдаться. Нужно отрицать обвинения. Только бы не дать себя запутать этим троим судьям. Они профессионалы во всем, что касается законов Империи. Они будут цепляться за каждое неверное слово и если он позволит себе сказать что-то не так — он пропал.

— Я не виновен. Я просто решил уничтожить это животное, которое лежало неподалёку от меня.

Первый присяжный отступил назад и его место занял Второй.

— Уничтожение животного — это второстепенная работа. Второстепенная и в вашем случае совершенно необязательная. Вашей главной целью было их правительство. Таким образом, вы сейчас сами на своих словах подтвердили, что вы сознательно решили вместо основной выполнить второстепенную задачу, подвергая неоправданному риску себя и своих подчинённых.

От напряжения Якус почувствовал сильную боль в затылке. Какой же я бестолковый. Об оправдании теперь можно уже и не думать. Я сам своими словами толкаю себя в пропасть.

Вместо Второго присяжного теперь заговорил Третий:

— Давайте пока опустим вопрос о том, почему вас так легко победил какой-то варвар на своём примитивном движущемся механизме. Это характеризует вас как ничтожного бойца, но само по себе это пока ещё не преступление. Скажите лучше, почему вы не отдали приказ своим солдатам выгружаться из капсулы, в то время как земные танки уже въехали на площадь?

— У меня было неисправно переговорное устройство.

— А почему вы в таком случае не приказали им выгружаться ещё раньше, сразу после приземления?

Перед тем как дать ответ Якус вдруг подсознательно засомневался. Судьи готовили ему новую ловушку, но тогда может быть из-за волнения и страха он просто не смог вовремя разглядеть её.

— Я решил, что меня и ещё одного солдата-огнемётчика вполне будет достаточно для захвата Дворца Правительства.

— А вам известно кто отдал приказ о том, чтобы использовать во время штурма все пятьдесят пехотинцев?

— Мой отец — генерал Сириул Сицилау…

Судьи переглянулись. Вперед снова вышел первый из них.

— Таким образом, вы пренебрегли его решением. Вы посчитали, что вы более компетентны в военном вопросе, чем генерал, победивший в сотнях сражений, и поставили себя выше его. Теперь мне остаётся только выдвинуть против вас новые обвинения. Это уже гораздо больше, чем просто неподчинение приказу. Вы без всяких на то оснований поставили под сомнение военные способности одного из величайших полководцев всей нашей Империи.

— Нет, — перед глазами Якуса поплыли красные круги. Он искал в строю офицеров Сириула, но не мог найти его и почувствовать его поддержку. Даже совершенная автоматическая система защиты мозга была не в состоянии в тот миг справиться с недопустимым кровяным давлением. Его захлестнул порыв эмоций. Вся техноплоть вдруг начала дрожать, а голос сорвался на дикий и истерический крик, — Чего вы все здесь от меня хотите! Неужели вы не видите — я всего лишь ребенок. Я только несколько месяцев назад стал фаталоком.

Голос судьи в противовес ему был необычайно спокойным и холодным.

— То есть вы хотите сказать, что из-за своего возраста вы были пока не готовы к войне. Но вы знали об этом раньше и, не смотря на это, все же согласились принять на себя командование столь важной операцией. Вам было сразу известно, что под вашим руководством план захвата правительства в любом случае потерпит крах, но вы не отказались от этого. По-моему это ни много, ни мало звучит как умышленное вредительство вооружённым силам Империи.

— Мне просто не повезло.

— Император по этому поводу говорил: «Нет злого рока, есть только лень и слабоумие». Вы только что перед всеми, без всяких на то оснований, принизили способности генерала Сириула Сицилау, неужели вы теперь ещё и хотите поставить под сомнение слова самого Высшего Разума?

— Нет…

Якус судорожно обвёл взглядом ровный строй пехотинцев. Он не мог видеть их, перед ним были только их слабые и размытые силуэты. Но он мог их чувствовать. Он словно читал их мысли, в которых было лишь презрение самой высшей степени. Его вдруг охватила невероятная жалость к самому себе. Моя судьба предрешена. Моя жизнь закончилась. А я ведь так хотел раньше стать великим генералом и прославить своё семейство. Глупец. У меня никогда не было будущего. Какая то ужасная ошибка, какое то скрытое уродство было во мне с самого моего рождения и ждало своего времени. Я недостоин носить великое имя фаталока. Лучше бы уж мне навсегда оставаться животным или беспомощным калекой, чем всего несколько минут терпеть такой страшный позор. Хватит…когда же всё это, наконец, закончится.

— Вы хотите сказать что-то еще, офицер?

— Уже нет, — Якус опустил голову вниз, — Я виновен. Делайте со мной все, что пожелаете нужным. Присяжные обернулись к нему спиной. Затем они долго о чём-то переговаривались между собой и, наконец, спустя некоторое время, один из них снова шагнул в его сторону. Якус боялся и вместе с тем ждал наступления этого рокового момента.

— Обвиняемый, по нашему общему мнению вы являетесь абсолютно неспособным к военной специальности. Чтобы хоть частично компенсировать затраты государства на ваше обучение, а также на создание и ремонт вашей техноплоти, вы будете направлены в одну из добывающих систем Империи, в качестве рабочего низшего десятого социального статуса без права карьерного роста. Также вы будете навсегда лишены вашей фамилии и любой принадлежности к роду Сицилау, а вместо имени вам в самое ближайшее время будет присуждён личный порядковый номер.

Якус закрыл глаза и с силой сжал кулак своей единственной работоспособной руки. Судья выждал короткую паузу и затем продолжил всё тем же ровным, безжизненным голосом:

— Но поскольку планета, на которой состоялся данный суд, пока ещё находится на военном положении, приговор присяжных может носить только рекомендационный характер. В нашем случае главное слово остаётся за командующим армией и губернатором этих территорий.

Все взоры в один миг обратились на Сириула. Подождав несколько секунд, он затем подошёл вперёд и остановился всего в метре от своего сына.

— Итак, генерал, вы подтверждаете наше достаточно гуманное решение по отношению к осуждённому?

— Нет.

Судьи переглянулись.

— И какой же в таком случае будет ваш личный приговор?

— Ликвидировать преступника.

По рядам прошёл приглушённый ропот. Второй присяжный снова сменил Первого. Он поднял правую руку, призывая соблюдать тишину, а сам внимательно посмотрел на генерала, пытаясь уловить в нём растерянность или эмоции. Но это было напрасно. Старый солдат в этот миг, как ни странно, был абсолютно спокоен и невозмутим.

— В таком случае, когда вы прикажете начинать операцию казни?

— Незамедлительно. Как только у нас появятся для этого все необходимые технические возможности.

Сириул сделал ещё один шаг вперёд и с высоты посмотрел на того, кто ещё совсем недавно был его самым способным и самым любимым клон-сыном.

— Видеть тебя больше не могу, ничтожество.

♦ ♦ ♦

Виктору снился сон. Второй сон за ночь, в котором он уже не был перепуганным подростком, потерявшим своих родителей. Он вырос. За одно мгновение повзрослеть почти на двадцать лет можно было только во сне. То, что он видел уже не было столь чётким и реальным как прежде. Никакого смысла — одни ощущения. Чертовски приятные, кстати, ощущения. Он ощущал рядом с собой женский образ неземной красоты; со светлыми волосами и мягкими чертами лица. До чего же теперь не хотелось просыпаться и покидать этот мир.

Виктор открыл глаза. Сон улетучился. Где это он вообще? Его окружали унылые серые стены, сплошь изрисованные граффити. А ещё тут были люди. Сбившись в кучки, они сидели и лежали на длинных скамейках. Кто-то кричал, кто-то метался из стороны в сторону, не находя себе места. Совсем рядом орал грудной ребёнок, неподалёку, обхватив лицо руками, тихонько плакала убитая горем немолодая женщина. Что это вокруг за безумие такое? Почему они не идут домой? Что они вообще все здесь делают? Виктор поднялся на ноги и осмотрелся. Он был на станции метрополитена.

Теперь он вспомнил. Неожиданно в памяти пронеслись взрывы, разрушенный Центраполис и война. ВОЙНА!!! На поверхности сотнями тысяч гибнут люди и плавится бетон. Неужели всё это случилось на самом деле. Ему вдруг стало не по себе. Почувствовав внезапное головокружение, Виктор присел на край скамейки. Страшная реальность со всей её болью, негативом и безысходностью навалилась на него. Стало так холодно и жутко. Что будет со всеми этими людьми? Неспособные прожить и дня без своего привычного комфорта, изнеженные, страдающие постоянными депрессиями из-за плохой погоды, испорченные цивилизацией и извращённые современной поп культурой, многие из них просто вымрут без своих кондиционеров и служб доставки товаров на дом. Выживут единицы. Скорее всего, кто и до войны привык ночевать в разрушенных зданиях и картонных коробках.

Где-то рядом мелькнул силуэт молодой девушки. Всего не одну секунду она остановилась и как-то странно посмотрела на него. Когда их взгляды встретились, она тотчас смущённо отвела глаза в сторону и снова исчезла в плотной толпе. Где же он видел её раньше? Может, это она причудилась ему во сне? Наверное, нет. Та была совсем другая. Почему же тогда её черты кажутся теперь такими знакомыми?

Люди всё прибывали. Они приходили по рельсам с других станций и рассказывали страшные вещи о том, что творится снаружи. Чудовища охотятся за ними как за дикими животными. Одиночек расстреливают, группы сгоняют в специальные контейнеры и увозят, похоже, для пыток и каких то генетических экспериментов. Снаружи все станции метрополитена уже завалены обломками для того, чтобы те, кто остался под землёй, поскорей вымерли от голода и болезней. Среди сотен отрывочных рассказов уже сложно было отличить правду от вымысла, порожденного напуганным воображением. Многие всерьёз верили, что захватчики — это нечистая сила. Переубедить их было почти невозможно.

Между рядами людей ходил молодой человек с длинными волосами и белой одежде, выдающей в нём приверженца секты О'Жея. Он громко кричал и водил по сторонам глазами, в которых явно читался фанатизм, близкий к душевному помешательству.

— Конец света настал. Ад уже распахнул перед всеми нами свои врата. Сам сатана с бесчисленными легионами спустился на землю, чтобы уничтожить вашу плоть и забрать себе вашу душу. Спасения нет. Антицивилизалы так долго просили Люцифера, чтобы он пришёл к ним. Он исполнил их просьбу. Теперь мы обречены. Мы все скоро погибнем.

Где-то рядом снова заплакал грудной ребенок. Виктор вдруг почувствовал леденящий холод, сковавший всё его тело. По-прежнему болела разбитая голова. Хотелось, есть и хотелось…остаться одному и больше не слышать этих криков и причитаний. Что происходит?.. Неужели весь этот абсурдный кошмар и есть реальность?

— Рад, что ты всё-таки остался жив, парень.

Виктор обернулся. За его спиной стоял Джагар, в полицейской форме, с пистолетом в кобуре и, по-прежнему, с одним браслетом от наручников на правой руке.

— Ты не в обиде за то, что я сразу хотел пустить тебе пулю в лоб?

— Ты далеко не первый кто приставлял ствол к моему виску.

— У тебя было бурное прошлое?

— Вроде того.

Джагар поднял глаза и внимательно посмотрел на этого молодого человека, совсем недавно спасшего его дочь. Странный он какой то. С виду обычный неформал и бездельник. Таких он десятками давил и сажал по тюрьмам. Но этот, если внимательно присмотреться, какой то совсем другой. Было в нём что-то особое. Он не часть серой, агрессивной и безумной толпы. Он личность, причем личность, как ни глупо и старомодно это сейчас звучит, способная иногда на благородные поступки. Неожиданно перед глазами вновь пронеслась площадь перед Дворцом Правительства. Крики, заглушаемые взрывами, чудовища, идущие растоптать его дочь и этот молодой человек, который, рискуя своей жизнью, не раздумывая, бросился её спасать. Странно. Или я совсем не разбираюсь в людях или просто он какой то совсем не такой как другие.

— Кстати, как я здесь очутился?

— Приехал на метро с другой станции. Ты проспал всю дорогу и ещё целый день здесь на скамейке. Моя дочь всё время была с тобой рядом. Она теперь просто боготворит тебя.

— Где же она сейчас — твоя дочь?

— Она немного стесняется. Понимаешь, она врят ли похожа на тех девушек, с которыми ты был знаком прежде. Детство она провела не на улице, а за книгами и учебой. Из-за этого она до сих пор ещё немного стесняется парней.

— Могу я, в таком случае, её хотя бы увидеть?

— Думаю, что да. Она уже давно ждёт здесь.

Полицейский обернулся назад и, отыскав в толпе молодую девушку, махнул ей рукой.

— Сола, что же ты там стоишь? Подойди к нам на минуту.

Виктор сразу узнал ее. Это с ней они встретились взглядами, как только он проснулся, и это ради неё он тогда на простом автобусе бросился наперерез вооружённому до зубов инопланетному монстру. Девушка медленно шла вперед, опустив голову и не смея взглянуть на своего спасителя. Ей было около двадцати лет и в своей ещё совсем детской застенчивости, а также без прежних тяжёлых очков и с распущенными волосами она выглядела вполне привлекательно.

Когда она подошла поближе, их взгляды, наконец, встретились. Эти большие зелёные глаза — они словно притягивали и затем обжигали изнутри. Виктор не мог оторваться. Точно! Это её он видел в своём сне.

Джагар куда то исчез. Они остались наедине, если не считать толпу, которой в тот миг было абсолютно всё равно до того, что двое молодых людей просто стоят и, не отрываясь, смотрят друг на друга.

— Ты герой, — тихо проговорила Сола тихим, застенчивым голосом.

— Я?..

— Да. Ты спас мне жизнь, а ведь мы с тобой тогда даже не были знакомы.

— Я и сам не знаю, как это всё произошло.

— Не правда. Я всё хорошо помню. Ты знал, что делал. Ты ведь герой. Не понимаю, почему отец после всего того, что случилось не самого высокого о тебе мнения.

Виктор вдруг усмехнулся.

— И, что же он обо мне говорит?

— Он сказал, что ты один из неформалов, что ты угнал машину и, чуть было, не сбил несколько человек. Я не верю всему этому. Я знаю, что ты не преступник.

Недавняя улыбка мгновенно сошла с лица Виктора. Он отвёл глаза в сторону и сделал шаг назад. В эти секунды ему вдруг стало так мучительно стыдно и неловко за всю свою прошлую жизнь. То, что не удавалось его дяде, то, что не удавалось его родным и близким, а позже — полицейским и адвокатам на протяжении многих лет вдруг получилось у какой то совсем незнакомой девушки. Да, что в ней вообще такого?

— Кто же ты такой на самом деле?

— Теперь я уже и сам этого не знаю.

На стенах погасли осветительные фонари. У людей отняли ещё одно достижение их цивилизации. Станция погрузилась во мрак и вокруг ещё громче, чем прежде стали слышны стоны и плачь. Это событие словно отрезвило Виктора. Он вновь вспомнил, что наверху по-прежнему идёт война. Зачем я это делаю? Зачем пытаюсь оправдаться в чём-то перед этой дочкой легавого? Зачем мне меняться — я ведь всё равно скоро умру, если не от снаряда пришельца, то уж точно от голода. Это неизбежно. Чудес не бывает.

Неподалёку загорелся костер. Кто-то ломал сиденья в вагонах и использовал их как топливо. Потянуло горьким запахом горелого пластика. В темноте Виктор потерял Солу. Может, это было и к лучшему. Он медленно подошёл к огню и присел чуть в стороне от всех остальных. Люди пытались согреть в пламени свои прозябшие руки. Как они теперь были похожи на призраков, такие же печальные и безжизненные.

— Тебя что-то тревожит, парень?

Это снова был Джагар. На миг Виктор взглянул на него и затем снова обернулся в ту сторону, где горел костёр.

— Следишь за мной?

— Зачем? Просто хочу поговорить. Скажи что-нибудь, облегчи свою душу.

— Я самый последний идиот на этом свете. Сколько я себя помню, я всегда сам ломал и калечил собственную жизнь.

— Таких как ты, много.

— Это врят ли.

♦ ♦ ♦

Тяжёлые монотонные шаги металлических ног по каменному полу грохотом разносились по длинному узкому коридору. Этот грохот эхом отражался от гладких стен, смешивался со скрежетом шарниров и затем с утроенной силой бил по слуховым сенсорам.

Их было трое. Точнее сказать двое полноценных фаталоков и одно несчастное упирающееся существо, которого они, схватив под руки, силой волокли в кабинет могильщика.

— Отпустите меня, прошу… пожалейте.

Якус, было, с надеждой взглянул в лицо одного из своих сопровождающих, но под маской из тонированного стекла, он не увидел и капли жалости к своему горю. Какой же я дурак. Зачем я верю в несбыточное? До этого, находясь в камере, я каждый раз с надеждой вскакивал с места, только издали, заслышав чьи то шаги. До последней минуты я верил, что отец откроет передо мной дверь и отменит свой приговор. Теперь я надеюсь на этих двоих, но они ведь всего только исполнители. Хватит пустых иллюзий. Я живу лишь до того момента, пока иду по этому коридору. За порогом могильщика эта жизнь навсегда оборвётся.

Якус попытался идти чуть медленнее и сделать шаги чуть короче, но в ответ на это один из сопровождающих с силой толкнул его в спину.

— Пошевеливайся, животное. У меня достаточно гораздо более важных дел, чем трата времени на такое ничтожество как ты.

Почему вся прошлая жизнь не проносится перед моими глазами? Может я жил ещё слишком мало на этом свете и мне просто нечего вспомнить. Хотя нет. Я вспомнил, как недавно меня точно так же вели на операцию «второго рождения». Впрочем, в этом так мало общего. Тогда из меня хотели сделать фаталока, сейчас — кучу искорёженного металла.

Коридор заканчивался всего, через каких то два десятка метров. Я не хочу туда! Кто нибудь, прошу вас, остановите это безумие!!!

Я чувствую боль. Странно. С тех пор как я примерил техноплоть, я, казалось, навсегда забыл об этом чисто физическом ощущении. Да и как может болеть напичканный электроникой кусок железа. Но, похоже, во мне ещё осталось кое-что от моего прежнего Я. Это мой мозг. В экстремальной ситуации он начал отвергать чужеродные искусственные элементы, а те в ответ посылали в него лёгкие разряды электричества.

Двое фаталоков остановились. Его путь подошёл к концу. Они отворили перед ним дверь и втолкнули Якуса в кабинет с ужасной громоздкой машиной, которая уничтожит в нём органическую жизнь и извлечёт из него детали ещё пригодные для других, более достойных граждан «Великой Фаталокской Империи».

Внутри его уже поджидал могильщик. Фаталок-рабочий в ржавой стальной техноплоти нажал на несколько рычагов, после чего обернулся и внимательно посмотрел на свою жертву.

— Постарайся в точности выполнить мои указания и попусту не тратить моё время. Сегодня мне ещё нужно установить несколько пулемётных турелей в городе.

Якус попятился назад. С какой лёгкостью он говорит о моей казни. Неужели для него лишить жизни офицера, при виде которого ещё несколько дней назад он покорно склонил бы голову, это обычная и рутинная работа. Как я ему завидую. Как бы я теперь хотел быть этим, может быть самым последним гражданином во всей Империи. Но, похоже, «не судьба».

Механизм могильщика начал медленно шевелить своими щупальцами. Щупальца-ключи и щупальца-зажимы, словно живые существа, тянулись к техноплоти Якуса, желая поскорей разобрать его на мелкие части.

Я не хочу туда! Как это жутко и противно — медленно умирать. Тысячи гигабайт информации за несколько мгновений в последний раз пронеслись в памяти осуждённого на смерть. Одновременно он радовался и грустил, восторгался и презирал, любил и ненавидел. Но вскоре все чувства ушли. Осталось только одно. Он НЕНАВИДЕЛ!!! Ненавидел своего отца, ненавидел офицеров, которые были рады, что главный наследник из знатного семейства вдруг оказался ниже последнего животного, ненавидел судей, ненавидел Императора, начавшего эту войну, но больше всего он теперь ненавидел ту смутную и расплывчатую тень дикаря внутри автобуса, что так легко оборвал его блестящую карьеру и лишил его права жить на этом свете. Если бы не ты, идиот, я прожил бы совсем другую жизнь. Из электронной памяти мгновенно всплыл его образ: безобразный примат со стриженой головой, нахальным взглядом и придурковатым выражением лица. Жалкая тварь! Миллион, таких как ты, не стоят одной моей жизни.

— Прошу вас, осуждённый, ведите себя спокойно. Своим поведением вы затрудняете мою работу.

Взгляд Якуса метнулся в сторону могильщика, все ещё манипулирующего какими то кнопками на клавиатуре.

— Ненавижу!!!

На какое то время он вдруг перестал контролировать свой разум. Эмоции, миллионы лет назад присущие его органическим предкам. Эмоции, которые за многие поколения «настоящих фаталоков» были так безжалостно задавлены и задушены строгим воспитанием и хитроумными электронными устройствами, вышли наружу из самых тёмных закоулков сознания и завладели его механическим телом. Якус и сам не знал, что с ним теперь происходит. Он уже не был сам собой. Вместо него другой Якус — дикий зверь, ужасный и хаотичный вырвался на свободу из своей старой клетки.

Могильщик повернул голову и тут же с ужасом отшатнулся от этого ненормального и обезумевшего фаталока. Последнее, что он увидел, была сжатая ладонь, метнувшаяся в сторону его лица и с лёгкостью пробившая прочный стеклопластик герметичного головного шлёма.

Ярость тотчас ушла. Она исчезла в одно мгновение, и только прежнее лёгкое электрическое покалывание где-то в затылке ещё напоминало о пережитом сумасшествии. Якус открыл глаза. Он посмотрел на свою правую руку и вздрогнул. По пальцам медленно стекала кровь и остатки фаталокского мозга.

Что же я наделал…

На коридоре снова послышались шаги. Это было ужасно. Разум на грани полной истерики пытался ещё найти выход из этой ситуации. Я убийца. Я убил гражданина Империи. Что же сейчас со мной будет? По сравнению с этим все прежние обвинения лишь детские шалости. Мое имя станет ругательным, а мой род — навсегда проклят.

Рядом с ним, словно статуя, лишённая жизни в неестественной позе замер рабочий-могильщик. Шаги на коридоре стали громче, но затем они начали удаляться. Кто-то просто прошёл мимо этого кабинета, даже и, не предполагая, что рядом произошло преступление равного которому уже не случалось в фаталокской истории многие и многие сотни лет. Как же это тяжело — бояться каждого шороха.

Затем Якус обернулся и снова взглянул на труп. В его глазах неожиданно промелькнула новая робкая надежда. Может это и есть его шанс избежать смерти. Взять себе чужое имя, чужую жизнь, чужую…техноплоть. Стать самым незначительным и незаметным гражданином в огромной Империи. Покорно исполнять свою работу, не строить великих амбиций и не высовываться, лишь бы только не дать повода кому-нибудь даже заподозрить себя в том кто он такой на самом деле.

Он по-прежнему ещё плохо соображал и поэтому его действия теперь были чисто механическими. Подняв стоящую техноплоть могильщика, он затем уложил её внутрь машины и начал с бешеной скоростью перебирать кнопками на панели приборов. На то чтобы перепрограммировать устройство понадобилось всего несколько минут. Механизм быстро отделил изуродованную голову рабочего от его техноплоти. Шлем теперь, правда, уже никуда не годился, но к счастью в хранилище было несколько запасных. Якус ещё немного постоял на одном месте и затем прилёг на кушетку рядом с тем, кого он только что лишил самого ценного на этом свете — священной фаталокской жизни.

Какие страшные вещи я совершаю. Сначала я ослушался приказа. Такое вообще то иногда случается среди офицеров и солдат, но это очень редко и их всегда строго наказывают. Затем я совершил убийство себе подобного. Это нонсенс. Такие преступления за тысячи лет существования Империи можно сосчитать по пальцам и тех, кто совершил их, презирают до сих пор и будут презирать всегда. Наконец теперь я готов сделать нечто ещё более ужасное — солгать, выдать себя за другого и жить его жизнью. Ложь противоестественна для разума фаталока. Как я смогу существовать дальше? Находиться внутри огромного государства — системы, где личная жизнь прозрачна, а старшие абсолютно всё знают о своих подчинённых. В этом мире ради порядка и спокойствия даже мысли перестали быть секретом. Эмоции передаются на короткие расстояния, а память, встроенная в техноплоть, исправно записывает всё о чём ты думаешь и сохраняет это для того, чтобы затем в случае необходимости кто-то мог запросто залезть туда и от начала до конца прочитать всю твою личность.

Меня скоро поймают. Я это знаю. Какой позор мне тогда придётся перенести. Я действительно ничтожество. Впрочем, может быть, мне повезет, и я ещё сдохну прямо здесь, во время пересадки техноплоти.

Якус лежал на спине и, не мигая, смотрел на потолок. Над ним, словно живые змеи кружились и извивались блестящие металлические щупальца. Операция продлится несколько часов, за это время кто-нибудь обязательно может зайти сюда и увидеть, что здесь происходит. По крайней мере, это будет моя месть для всех их. После этого всё высшее руководство земного гарнизона за халатность и невнимание полетит вслед за мной куда подальше. Многих разберут прямо здесь, в этом кабинете, а некоторых (в том числе и моего отца) словно трупы, в металлических ящиках отправят на Нагу и там, в Центральном Ярусе казнят на глазах и миллионов зрителей.

Бешеный круговорот этих нелепых и хаотичных мыслей внезапно был прерван тихом щелчком. Затем наступила пустота. Старая техноплоть была отключена и питание мозга переведено на альтернативный режим. Якус чувствовал, как будто его разум был подвешен в центре какой то бесконечной, темной бездны без капли света и звука. Это был словно сон. Странно, ведь фаталоки никогда не спят. Это удел животных, а представители высшей жизни не могут позволить себе тратить драгоценное время на такое пустое и бесполезное занятие. Но другого объяснения этому просто не существовало. Вокруг был сплошной мрак, но затем из этой темноты вдали вдруг вышел ровный строй элитных фаталокских пехотинцев. Четко чеканя шаг, они шли прямо на Якуса.

— Убийца…

Их было ровно пять десятков. Пять десятков превосходных солдат, погибших по его вине около главного здания правительства варваров.

— Остановитесь!!!

Все они тотчас замерли, после чего одновременно в знак приветствия своему офицеру вытянули вперёд свои правые руки и что-то громко и отрывисто прокричали на непонятном языке.

— Что вы все от меня хотите?!

Ответом была лишь тишина. Якус вглядывался в их лица, но за толстыми матовыми стёклами он увидел лишь белые черепа мертвецов. Затем среди них внезапно появился ещё кто-то. Он даже не имел своей техноплоти — так призрак, изуродованная и бестелесная тень, плывущая где-то над головами всех остальных. Он не подчинялся его приказам, он просто приближался всё ближе и ближе, с каждым разом всё увеличиваясь в размерах. Якус сразу узнал его. Это был тот рабочий, которого он только что убил собственными руками.

— Отдай мне то, что ты забрал у меня, — его голос был хриплым и больным, — отдай мне мою техноплоть, перевертыш.

Якус вздрогнул и закричал. Он, наконец, то очнулся от этого ужасного кошмара. В глаза резко ударил яркий, нестерпимый свет. На самом деле этот свет был словно одинокое мерцание далёкой звезды на ночном небе. Самый привычный и допустимый свет для зрения фаталоков, но после тьмы, что привиделась ему во сне, это было словно сотня гигантских, направленных в лицо прожекторов.

Якус ожидал, что вокруг него уже должны стоять вооружённые солдаты с приказом немедленно арестовать его, но как ни странно комната была абсолютно пуста. Взгляд бешено метался по углам, словно пытаясь найти кого-то кто, может быть, укрылся там и всё это время следил за ним. Но глаза упирались лишь в голые стены. В последнюю очередь он, наконец, обратил внимание на свою новую техноплоть. В отличие от прежней — лёгкой и гидрофатовой эта была сделана из стали: неудобная, дешевая и ржавая.

Кто же я такой теперь? Новая память подключилась к мозгу и уже начала обмен с ним первыми мегабайтами информации.

Возраст: 483 года.

Имя: Фарио.

Фамилия: отсутствует.

Принадлежность к семейству: отсутствует.

Профессия: универсальный рабочий.

Социальный статус: восьмой уровень.

Возможность карьерного роста: существует, но маловероятна и нежелательна.

Кофициент разума: девяносто три процента.

Снаружи снова послышались чьи то шаги. Как же это тяжело и невыносимо жить и вздрагивать при каждом шорохе. Неужели теперь это будет продолжаться вечно? Якус попытался подняться, но каждое движение давалось ему сейчас с таким трудом и было таким неестественным, что его на миг охватил ужас. К новой техноплоти ещё нужно было привыкнуть. У его соотечественников на это порой уходило по несколько дней, а о том, чтобы просто встать и пойти теперь не могло быть даже и речи.

Якус проклинал всех на свете и, похоже, дикая ненависть в итоге придала ему достаточно сил. Он кое-как выбрался из аппарата могильщика и на коленях, медленно и резкими рывками, пополз к центру кабинета. Затем он (как и сразу после своего «второго рождения») огромным усилием сосредоточил весь свой разум и, шатаясь, поднялся на обе ноги.

В тот же миг дверь резко распахнулась. В проёме появился младший фаталокский офицер и сразу, с каким то особым, странным подозрением посмотрел прямо на него.

— Что здесь происходит? Почему ты так долго возился с этим подсудимым?

— П-произошли н-некоторые технические з-затруднения, — Якус пытался придать своим словам твёрдость и уверенность, но расстроенные голосовые динамики могли лишь с заиканием выплёвывать хриплые и невнятные звуки, — В-впрочем теперь все неполадки п-полностью устранены.

— Пойдем. У командования для тебя есть кое какая работа.

Ноги были словно накрепко привинчены к полу. Двигать ими было настолько сложно, насколько это вообще можно было себе представить. Но Якуса уже словно толкала изнутри какая то невиданная, огромная сила. Он только представил себе, что может произойти, если его сейчас раскроют и, тотчас, правая ступня шагнула вперед. Он пошел, пока ещё медленно и, спотыкаясь, но это уже было не просто большим, а поистине великолепным прогрессом даже по меркам его собственной «высшей» расы.

Расстояние по коридору в пятьдесят метров словно растянулись на целую вечность. В эти мгновения Якус, как никогда, вдруг почувствовал себя таким слабым и беспомощным. Приходилось идти с невероятным напряжением всего своего разума. Приходилось идти, ежесекундно ощущая на своём затылке пристальный взгляд офицера. Но всё же он нашёл в себе остатки сил, чтобы кое-как добраться до плотной железной двери, за которой был долгожданный выход. Когда рука, уже было, потянулась к ручке, сзади внезапно раздался резкий и громкий окрик:

— Стоять.

Всего несколькими длинными шагами офицер догнал его и остановился где-то всего в пяти метрах позади. Теперь Якус уже даже мог читать его эмоции. В них было так много жуткого недоверия и подозрительности.

— Почему ты хромаешь?

— У меня п-произошёл обрыв двенадцатого бета-образного к-коленного контакта.

— В таком случае немедленно обратись к технику. Неуважение к своей техноплоти есть неуважение к самому государству.

Якус почувствовал, как будто с его плеч тотчас свалилась тяжёлая ноша. Так будет продолжаться всегда. Чтобы выжить в этом мире ему придётся научиться постоянно лгать. Как это всё мерзко и отвратительно. Лучше всего — это постараться, как можно реже попадаться на глаза другим фаталокам.

— Н-ну я пойду.

— Куда? Или, может, ты хочешь ослепнуть от этого проклятого земного света?

— И что же мне д-делать?

— Просто надень солнцезащитную маску, идиот.

♦ ♦ ♦

Люди теперь уже даже перестали быть похожими на людей. Они были словно тени — измученные и голодные, которые время от времени ещё мелькали где-то там, в кромешной тьме. Сколько времени прошло с тех пор как они все здесь уже находятся? Может быть неделя, а может быть уже и целый месяц. Они уже сожгли все стулья и обшивку вагонов и съели все чипсы и шоколадки из разбитых торговых автоматов. Затем наступил голод. Как жить дальше? Что делать? Теперь этого уже не знал никто.

Как ни ужасно было находиться на этой станции, люди всё прибывали и прибывали сюда из других мест. Недавно сюда притащили несколько полуживых тел с поверхности. Трое несчастных попались на глаза фаталокскому патрулю и их тела оказались полностью изрешечены десятками небольших зубчатых шариков вроде картечи. Они умерли почти сразу и о них тут же забыли. Смерть стала слишком привычным зрелищем в последнее время.

С тех пор как погас свет, Виктор больше ни разу не видел Солу. Он постоянно твердил себе, что это даже к лучшему. Он уже твёрдо решил — эта девушка не для него. Она не из его круга. Он почти забыл ее, но почему-то он по-прежнему ходил между скамеек с беженцами и пристально всматривался в каждое лицо, все ещё надеясь найти этого прелестного ангела в человеческом облике.

Какой то человек, по-видимому, прежде очень богатый, умолял бомжа в рваных лохмотьях поменять сворованный им из магазина пирожок, торчащий из грязного кармана, на свои дорогие бриллиантовые часы. В ответ тот лишь смеялся ему прямо в лицо. Кучка бывших антицивилизалов расположилась чуть в стороне от всех остальных. Из всех беженцев они вели себя, пожалуй, наиболее тихо и спокойно. Великая Революция Хаоса была давно забыта и большинство из них повыбрасывали даже то, чем до войны гордились больше всего — своими вставными вампирскими челюстями.

Виктор присел на скамейку. Какой то тип рядом с ним уже который час безнадёжно крутил свой карманный телефон, пытаясь поймать одну из тысяч существовавших ранее радиостанций. Наконец это ему удалось. Сквозь треск помех и шума, неожиданно громкий голос диктора из динамика разнёсся по всей подземке:

— …должны быть тверже. Мы должны быть сильнее. Мы не можем себе позволить сломаться в этот трагический момент. Война началась — от этого нам уже никуда не уйти. Первые часы бомбардировок унесли около полумиллиарда жизней, то есть в десять раз больше чем погибло во всю Вторую Мировую. Но и эти потери могут ещё многократно увеличиться через пол года, если мы не предпримем ответных действий.

К счастью президент Александр Франкони и его правительство, укрывшиеся сейчас в одном из бункеров под городом, совместно разработали план первоначальных военных действий. Из южных пригородов в направлении Центраполиса уже вышла танковая колонна при поддержке сил полиции и добровольцев. С севера и запада движутся пять дивизий пехоты и одна дивизия элитных гренадеров. По подсчётам министра обороны город может быть освобождён уже в течении ближайшей недели.

За время пока говорило радио, подземка словно вымерла. Затаив дыхание, люди с жадностью слушали последние новости, и только какой то грудной ребёнок где-то вдали, пока ещё не понимая, что происходит, по прежнему продолжал громко кричать.

— Нашему государству теперь, похоже, больше чем когда-либо нужны герои. Оказалось, что они всё ещё остались в нашем обществе. Многие уже знают о подвиге Виктора Моргана, который на Главной Площади без оружия вступил в бой с двумя вражескими машинами и, рискуя жизнью, спас своего президента. Вот он — истинный пример для подражания! Этот человек когда то служил в полиции, но и после своего увольнения продолжал оставаться образцовым и законопослушным гражданином. (Слушая это, Виктор неожиданно сам про себя тихонько усмехнулся). Он от начала и до конца посвятил свою жизнь служению народу и государству. Мы точно не знаем, выжил ли он после этой битвы. Если да — то мы уверены, что его ещё ждут великие дела. Если нет — то память о нём будет вечно жива в наших сердцах.

Вскоре голос по радио смолк. Его снова заглушил шквал помех и невнятного шума. Это был, может быть последний радиоэфир в истории человечества. Виктор поднялся и сделал несколько длинных шагов в темноту. Почему-то сейчас он особенно остро почувствовал весь ужас катастрофы, постигшей его народ. Почему всё это произошло? Неужели люди и на самом деле заслужили себе такое наказание? За всё время, что прошло с начала войны, здесь в подземелье он не увидел ни одного улыбающегося лица. Только боль и отчаянье, а иногда ещё полное безразличие и отрешённость.

Цивилизация, которая медленно и кропотливо создавалась на протяжении десятков тысяч лет, вдруг сгорела и рухнула в течении всего нескольких коротких часов. Люди иногда ещё вспоминали прежнюю жизнь. Это теперь казалось таким далеким, словно с тех пор уже прошли многие и многие годы. Они не говорили о преступности и безнравственности, они, казалось, навсегда забыли о ненавистном многими правительстве и антицивилизалах. По сравнению с настоящим, прошлое теперь казалось почти что раем на земле.

Это был рай, который они навсегда потеряли. Прошлая жизнь не вернётся к ним больше никогда, и даже известия о наступлении на Центраполис уцелевших после бомбёжек войск не могли вселить надежды в эти отчаявшиеся души. Тот, кто видел фаталоков в действии знал, что никакая армия на свете не в силах остановить их. Эти чудовища непобедимы и они будут убивать и мучить их до тех пор, пока на Земле, наконец, не исчезнет самый последний её житель.

Будущего нет. Виктор неподвижно стоял на одном месте, погруженный в свои мысли, когда издали до него вдруг донёсся одинокий крик. Кричала молодая девушка. Он сразу узнал этот чудный, знакомый голос. Голос звал его на помощь. Не секунды больше не раздумывая, расталкивая в стороны полуслепых от кромешной тьмы людей, Виктор бросился вперед. В другом конце подземки, рядом с рельсами железной дороги он, наконец, обнаружил Солу. Она кричала и извивалась, но чья то огромная рука сдавила её за горло и прижала к стенке вагона.

— Кому теперь нужна твоя девственность, дура? Давай, доставь мне удовольствие, скоро мы ведь всё равно здесь все к чёрту сдохнем.

— Убери от неё свои лапы, мразь.

Виктор был уже всего в двух шагах от них. Насильник, не спеша, обернулся и со снисходительной усмешкой посмотрел на своего нового соперника. Это был настоящий великан: огромный, жирный и неуклюжий. Его лицо покрывала густая чёрная борода, а от носа до левого глаза тянулся кривой, уродливый шрам.

— Прочь с дороги, сопляк.

Он уже было хорошенько замахнулся своей свободной рукой, но ещё раньше быстрый и невероятно сильный удар из темноты отбросил здоровяка назад. Виктор сделал ещё один шаг и, теперь уже с каким то особым трепетом, посмотрел на стоящую рядом Солу. Как давно он уже её не видел. Как он вообще смог прожить без неё всё это время. Волосы её были растрепаны, одежда местами изорвана в клочья, а из разбитой губы текла струйка крови. Весь её вид теперь выражал полное несчастье и страх. Несколько мгновений она просто молчала, до конца ещё не веря в своё спасение, а затем просто обняла Виктора, положила свою голову ему на плечо и тихо заплакала.

— Я не могу больше так. Это так страшно и больно — находиться здесь. Ты спас меня уже во второй раз. После отца ты для меня самый дорогой на этом свете человек. Придумай что угодно, ты ведь теперь мой ангел-хранитель.

Они просто так стояли и молчали ещё некоторое время, пока из толпы, окружающей их, вдруг не вырвался какой то человек и не бросился прямо к ним. В этой низкой и коренастой фигуре Виктор тотчас узнал Джагара. Теперь он выглядел по настоящему страшным. Губы его дрожали, а глаза были полны дикого, необузданного гнева. Увидев его, Сола вскрикнула и отскочила в сторону. Бывший полицейский, сразу заметив разбитую губу и разорванное платье своей дочери, не раздумывая, достал пистолет и направил его прямо на Виктора.

— Мерзавец! Подлая, преступная скотина, рано или поздно от тебя этого следовало ожидать!

— Нет, папа, — Сола вдруг бросилась вперёд и закрыла собой ствол, который вот-вот готов был выплюнуть изрядную порцию свинца в её спасителя, — Ты всё не так понял. Он спас меня.

— Этот угонщик машин?.. — Джагар с большим недоверием сначала посмотрел на Виктора, затем на свою дочь и уж после он заметил огромного типа, по прежнему валяющегося на шпалах и вытирающего с лица кровавые сопли, — Чёрт… похоже я снова ошибся в тебе, парень.

Он быстро спрятал пистолет и принялся что-то долго объяснять своей дочери. До Виктора иногда ещё долетали отрывки их разговора. Они говорили достаточно громко и почему-то время от времени оборачивались в его сторону. Даже по одному выражению их лиц можно было узнать достаточно. Во взгляде Солы он отчётливо видел девушку, первый раз в жизни узнавшую, что такое любовь, во взгляде её отца — подозрительную полицейскую ищейку, которая замечала вокруг себя только одних врагов.

— Папа, почему тебе так не нравится Виктор?

— Ты ошибаешься. Он на самом деле не такой уж и плохой парень как я подумал о нём сразу. Я безумно благодарен ему за то, что он спас тебе жизнь, но, не смотря на это, я больше никогда не хочу видеть вас вместе.

— Я уже достаточно взрослая, для того чтобы самой принимать решения.

— Нет. Ты ещё слишком молода. Ты ещё не знаешь, что наше общество делится на две категории: порядочных людей и мразь. К сожалению, этот твой парень принадлежит не к тому миру, что и мы с тобой. Я вижу, в нём есть что-то и хорошее, но этого слишком мало. Между вами пропасть и никто из вас никогда не сможет преодолеть её.

— Ты говоришь, так как будто мы живём в том прежнем, старом мире.

— Мир рухнул — ты права. Нет больше городов и правительств, но люди остались прежними.

— Мне всё равно.

— Всё равно? Ты ведь даже не знаешь, чем он занимался раньше. Все они одинаковы: антицивилизалы, наркоторговцы, байкеры и прочие проходимцы. Ты хоть знаешь что заполняет жизнь этих людей? Разбои, преступления, беспорядочные половые связи, драки, погромы, спиртное и наркотики. Неужели ты хочешь связать своё будущее с одним из них?

— Но, может быть, он ещё изменится?

— Никогда. Пока я работал в полиции, я видел сотни таких как он. Их арестовывали и сажали по тюрьмам, а когда они выходили на свободу, то продолжали заниматься тем же что и прежде. За всю свою жизнь я не видел никого кто смог бы исправиться. Это как болезнь, от которой пока ещё не придумали лекарства.

Сола молчала. Она просто молчала, не в состоянии больше вымолвить ни слова. Услышанное ошеломило ее. Все её мечты, все надежды, весь мир, который она создала сама для себя, вдруг рухнул в одно мгновение. Издали она была похожа на застывшую статую и лишь сплошная, кромешная тьма скрывала от всех её дрожащие губы и глаза полные слёз.

— Ты прав, отец. У нас с ним нет ничего общего. Я никогда больше не увижу его и не позову на помощь. Я никогда больше не встречусь с ним наяву, но вот только и забыть его я уже больше не смогу никогда.

— НИКОГДА!!!

Последние слова Виктор расслышал особенно отчетливо. Сердце почему-то, на несколько мгновений, замерло в груди и затем вдруг застучало с бешенной, удвоенной силой. Сейчас ему хотелось просто исчезнуть из этого мира. Провалиться сквозь землю, испариться, разложиться на атомы, а ещё лучше — никогда не рождаться и не жить этой самой проклятой жизнью. Словно чем-то обиженный ребёнок он закрыл лицо руками и бросился прочь, наталкиваясь в темноте на чьи то тела и спотыкаясь о чьи то ноги.

Какой я был дурак. Как я мог надеется, что у порядочной девушки и уличного бандита может быть что-то общее. Джагар был прав — это пропасть, которую никто не сможет преодолеть. Слушай ты, чертово инопланетное отродье, почему ты не пристрелил меня, тогда когда я ещё только собирался сбить тебя на автобусе?!

Очнулся Виктор в холодном и сыром углу, рядом с разбитым торговым автоматом. Кто-то, уже которое время, сильно тряс его за плечо.

— Просыпайся, приятель, нечего тут распускать сопли. Тебя бросила девчонка — подумаешь проблема. Ты ведь парень не промах, я сам видел, как ты здорово нокаутировал этого тупого, жирного борова.

Перед ним был незнакомый человек, невысокого роста и с короткими рыжими волосами.

— Кто ты такой?

— Скажи сначала — ты голоден или нет?

— Да, я чертовски хочу поесть, а теперь… — Эрикс вдруг на лету поймал его руку и до хруста костей сжал её своей ладонью, — Теперь говори кто ты такой и, что тебе от меня нужно?

— Я тот, у кого есть очень много всякой еды и я хочу, чтобы ты просто отвёл меня к ней.

— Говори поточнее. Я не люблю загадок.

Скрипя зубами от боли, человек всё же как-то вырвался из железной хватки Виктора и тотчас отошёл на шаг назад.

— Я владелец небольшого продуктового магазина на другом конце города. Его, конечно, сейчас разбомбили, но под магазином остался склад и продуктов в нём столько, что хватит нам на пол года, если не больше.

— Как ты собираешься туда добраться? Центраполис, говорят, весь кишит фаталокскими патрулями.

Маленький, рыжий человек почесал голову и усмехнулся.

— Мы пойдём по линии метрополитена и затем через канализацию. Не правда ли — хитро придумано?

— Может быть, вот только я пока ещё не пойму одной вещи — зачем я тебе нужен для всего этого?

— Ну, парень, ты, похоже, совсем ничего не знаешь о том, что вокруг творится. Под землёй гуляют очень плохие ребята и они охотятся за…человеческим мясом, — сказав это, он на миг содрогнулся, после чего смело сделал шаг вперёд и протянул Виктору свою правую ладонь, — Ну, что двигаемся? Из нас получится хороший дуэт. Ты умеешь постоять за себя, я умею находить места, где находится много всякой жратвы. Вместе мы не пропадём.

Виктор поднял голову и тут незнакомец увидел в его глазах ту печаль, которая могла быть только у человека, в один миг потерявшего всё на этом свете.

— Мне жаль, но поищи себе лучше в телохранители кого-нибудь другого.

— А как же ты сам?

— Мне теперь уже плевать, буду я жить или нет, — сказав это, он вдруг поднялся на ноги и, отвернувшись, уткнулся лицом в холодную, гладкую стену. Сжатый кулак в бессильной злобе обрушился на торговый автомат и тот громко зазвенел в ответ остатками разбитого стекла, — Зачем ты предлагаешь мне способ, чтобы избежать смерти? Зачем мне ещё дальше продолжать своё глупое, никчемное существование? Я не хочу этого. Жизнь потеряла для меня всякий смысл. Лучше уж ты держисьот меня подальше.

Так он простоял минут десять. Незнакомец с рыжими волосами также продолжал оставаться на своём месте. Когда прошло ещё достаточно времени, он как бы невзначай тихо спросил:

— Это ведь ты был там, на площади, когда всё началось? Ты, рискуя жизнью, на автобусе бросился в бой, спас девушку и заодно и нашего президента.

— Да, это я.

— Я всё это видел собственными глазами. Поэтому, кстати, я и выбрал тебя из всех остальных. Тогда, у Дворца Правительства я видел сильного человека, который знал настоящую цену жизни. Куда всё это теперь подевалось?

— Я не тот, кем меня все считают.

— Все вокруг не могут ошибаться.

Виктор резко обернулся к своему собеседнику. Он отрывисто дышал, а глаза его горели дикой и необузданной яростью. Но затем злоба исчезла, вот только печаль осталась прежней.

— Я согласен.

— Вот это уже другой разговор.

— Но с нами пойдёт ещё два человека.

Лицо владельца магазина тотчас исказила гримаса недоумения.

— Но в таком случае еды нам хватит совсем ненадолго.

— Ты не дослушал меня до конца. Я проведу вас туда куда будет нужно. Во время всего пути я буду, как смогу, защищать и оберегать вас, а когда мы окажемся у цели, я просто исчезну и вы меня больше никогда не увидите.

Человек с рыжими волосами как вкопанный стоял на одном месте и, не в состоянии больше вымолвить и слова, глупо кивал головой. В темноте были хорошо видны его круглые от удивления, блестящие зрачки. Когда Виктор закончил, он тихо кашлянул и задал только один короткий вопрос:

— Ты обрекаешь себя на голодную смерть только из-за этой девушки?

— Да.

— И как после этого ты можешь сомневаться в том герой ты или нет? Я всю жизнь хотел быть похожим на такого как ты, но, выходит, я был слишком мелковат и слишком труслив для таких поступков.

— Хватит пустых разговоров. Вспомни лучше ещё раз хорошенько весь путь, что нам придётся пройти, а я пока поговорю с её папашей полицейским.

Виктор уже развернулся к нему спиной и собирался идти, когда сзади послышался тихий, сдавленный окрик:

— Подожди.

— Чего ты ещё хочешь?

Незнакомец протянул ему свою правую руку.

— Кстати меня зовут Пол, если тебе вдруг интересно моё имя.

Ответное крепкое рукопожатие заставило его даже чуть-чуть скорчиться от боли.

— Виктор Морган, рад был познакомиться.

Джагар стоял на своём прежнем месте, в углу у пустующего и разбитого вагона. Глаза его, словно глаза дикой кошки, внимательно и спокойно следили по сторонам, а правая рука (ещё по старой привычке) лежала на рукоятке пистолета. Он, казалось, словно сам уже давно поджидал Виктора и когда тот, наконец, появился в поле его зрения, первым сделал шаг ему навстречу.

— Нам с тобой стоит серьёзно поговорить, парень, — его пальцы сцепились в прочный клубок, словно этим движением он пытался раздавить какого-то своего воображаемого противника, — Я хорошо знаю — моя дочь неравнодушна к тебе, да и ты сам вроде тоже. Если это так и ты на самом деле желаешь ей добра, то ты должен прекратить её детские, наивные страдания и раз и навсегда исчезнуть из её жизни.

— Это так. Мне действительно лучше уйти и никогда больше с вами не встречаться, но перед этим я должен для вас обоих кое-что сделать. Я здесь знаю одного человека, он владелец небольшого магазинчика со складом полным продуктов. Он опасается идти туда сам и за то, что я проведу его, он готов отдать мне половину всех своих припасов. Я согласился сделать всё как он говорил, а то, что я получу в награду, я готов полностью отдать для вас с Солой.

— Благодарю, конечно, за такую «трогательную» заботу, но я не могу это принять от тебя. Ты и без того уже слишком много всего сделал для нас обоих.

— Я прошу не ради вас, Джагар. Я прошу ради Солы. Неужели вы хотите, чтобы она погибла от голода здесь в этой чёртовой сырой яме, полной психов и свихнувшихся маньяков?

Услышав это, бывший полицейский вдруг переменился в лице. Как будто в нём сломался старый, проверенный годами механизм и теперь его сознание начала раздирать тяжёлая внутренняя борьба.

— Пойми, мне пока ещё слишком сложно научиться доверять такому как ты. Слишком уж много в своей жизни мне приходилось от имени закона охотиться за вами и ограждать от вас наше драгоценное общество. Я не знаю, что происходит. Я вижу людей, которые ещё совсем недавно, судя по всему, были порядочными гражданами и которые теперь вдруг превратились в диких зверей, готовых перегрызть друг другу горло из-за кусочка пиццы или пакетика чипсов. А ещё я вижу того, кого я раньше посчитал бы негодяем и кто теперь готов бескорыстно отдать всё ради девушки, которая даже никогда не сможет ответить ему взаимностью. Я не знаю, что мне теперь думать обо всей человеческой расе. Я совсем запутался.

Виктор улыбнулся и положил свою руку на плечо полицейского.

— Можете оставаться если при своём прежнем мнении, офицер. Только позвольте мне сейчас спасти ваши жизни.

— Похоже на этот раз мне придётся согласиться. Вот уж никогда раньше не думал, что когда-то человек вроде тебя окажется единственным кому я смогу доверять во всём этом проклятом мире.

Путь до разрушенного магазина оказался, на самом деле, гораздо более долгим и утомительным чем они предполагали сразу. Это только на скоростном автомобиле, да и то без пробок и остановок, пересечь Центраполис можно было за какой то час или полтора. Пешком эта дорога растянулась на долгие дни. Казалось, не будет конца этим длинным железнодорожным рельсам, уходящим в темноту, казалось, нет счёта шагам, пройденным ими за каждые сутки. Во время пути они ничего не ели и почти не спали. Спать было опасно, есть было просто нечего. Скоро они начали выбиваться из сил и только один Виктор, идущий впереди и разведывающий дорогу этому небольшому отряду, казалось, совсем не знал усталости. Словно какая то нечеловеческая сила всё время гнала его вперед. Это было вдвойне странно, ведь для всех остальных конец всего этого пути означал надежду, отдых и много еды. Для него же это значило расставание со, ставшими уже родными для него, людьми и начало новых, тяжелых испытаний.

За всё это время он почти не виделся с Солой. Это был, словно их общий молчаливый договор — оборвать всякую связь между собой ещё до разлуки. Так будет легче расставаться и так будет легче, затем, навсегда забыть друг друга. Когда Виктор оказывался рядом, Сола прятала глаза и отходила в сторону. Джагар был прав — между ними не может быть ничего общего.

Впрочем, любые чувства в это время были просто неуместны. Старый мир вокруг них неотвратимо погибал. Этот мир голодал и коченел от холода. Вдоль линии метрополитена валялись сотни трупов, которые теперь некому было даже похоронить. В этих условиях выживали немногие. Среди них уже не было места изнеженным, мягкотелым гуманистам. Оставались лишь сильные, жестокие и беспринципные люди — настоящие хищники, в которых чувство самосохранения подавляло собой всё остальное. Сложно было теперь сказать кто они: новый биологический вид, следующая ступень в развитии человечества или просто последняя агония угасающей на этой планете жизни — те, кто будут ещё долго бороться за себя и вымрут чуть позже всех остальных. В любом случае с той прежней цивилизацией, существовавшей на Земле долгие тысячи лет, теперь уже было покончено навсегда.

По пути им часто попадались станции метрополитена. Одни были битком набиты народом, другие по какой то причине были абсолютно безлюдны. От первых несло болью и безысходностью, от вторых опустошением и жуткой мёртвой тишиной. А ещё часто они встречали группы людей, рыскавших вдоль линии железной дороги. Это были зарождающиеся под землёй банды грабителей и стервятников. Они пока ещё не рисковали напасть на их отряд (в те времена эти шайки были пока ещё слишком слабы и малочисленны), а лишь издали наблюдали за этими странными путешественниками, косились на пистолет Джагара и затем исчезали в кромешной подземной тьме, ставшей для них теперь защитой и новым домом.

К концу четвёртого дня их путь по линии подземки подошёл к концу. Ветка железной дороги по подсчётам Пола проходила где-то в пяти-шести километрах от его магазина и поэтому дальше им пришлось идти уже через канализацию. Это был последний рывок перед долгожданным финишем, но именно этот отрезок дороги оказался и самым сложным. Мало того, что воздух здесь был просто пронизан густой, ужасной сыростью, перемешанной с запахом плесени и отходов, так ещё и вместо людей их везде, куда ни посмотри, окружали огромные, серые и злобные полчища крыс.

Раньше, еще до войны, когда люди на поверхности жили относительно сыто и спокойно, популяция этих животных выросла просто до фантастических размеров. Крыс исправно кормили подземные мусорные склады и за это время они сделались толстыми, ленивыми и беззаботными. Если раньше кому-то в городе приносили пиццу и она вдруг оказывалась с грибами а не с сыром или на обёртке купленной шоколадки было написано больше калорий чем полагалось при диете, то всё это тут же отправлялось в мусоропровод, а оттуда — прямиком под землю.

Пока специальные машины успевали упаковывать и перерабатывать отходы, крысы исправно выбирали из них всё то, что только могло быть для них съедобным. Теперь же когда Центраполис лежал в руинах и этот поток полностью прекратился, обитатели канализаций вдруг сделались злобными и агрессивными. Они были везде куда ни посмотри, они облепили собой все стены и их маленькие жёлтые глаза, сотнями светящихся точек из темноты неподвижно следили за небольшой группой людей, непонятно зачем оказавшихся здесь, прямо на их территории.

Для Солы это испытание было особенно сложным. Она уже была почти на грани истерики, но крысы чем дальше, тем начинали лишь громче пищать, а когда к ним приближались поближе (словно объясняя, кто здесь хозяин) скалили свои острые зубы и казалось вот-вот готовы были все вместе одновременно сорваться со своих мест и разорвать на части этих непрошенных гостей. Но, похоже, кроме крыс здесь был ещё кто-то. Сола, наверное, была единственной кто хоть как-то замечала это. В сплошной непроглядной тьме она не могла его видеть. Она только чувствовала, что словно какое то странное, уродливое и горбатое существо идёт по пятам и внимательно следит за ними с тех самых пор как они спустились в канализацию. Поначалу она решила, что от страха у неё просто едет крыша, но когда ощущение этого жуткого присутствия, наконец, достигло своего пика, она не выдержала и обо всём рассказала отцу.

Посмотрев на свою дочь и выслушав её рассказ, Джагар вначале не в шутку за неё встревожился, но затем он просто улыбнулся и, словно пытаясь успокоить, похлопал её по плечу.

— Я очень хорошо понимаю весь твой страх. Мне и самому немного не по себе в этом месте, хотя я и повидал в жизни очень многое. Что уж тут говорить о молодой девушке, которая из чистого, ухоженного, элитного университета попала прямиком в ад. Потерпи ещё чуть-чуть. Осталось совсем немного. Кроме нас здесь больше никого не может быть. Из людей здесь только я, ты, Пол и Виктор. Скоро весь этот кошмар закончится. Прошу тебя — держись и не думай больше ни о чём плохом и страшном.

Неожиданно, идущий теперь впереди других, Пол остановился. Он обернулся и неторопливо осмотрел всех своих новых попутчиков, после чего его лицо вдруг озарилось радостной и ликующей улыбкой.

— Друзья мои, если все мои расчёты оказались верны, то мы, наконец, оказались на месте. Добро пожаловать ко мне домой. С каким удовольствием я сейчас съем целую банку превосходной ветчины и запью её литровой бутылкой светлого пива, — его руки вдруг сами собой непроизвольно сжались в кулаки и взметнулись вверх, — Да! Мы, наконец, то прошли весь этот чёртов путь!

Джагар в ответ радостно улыбнулся, а Сола даже захлопала в ладоши. Правда, через миг её веселье тотчас улетучилось. Она посмотрела на Виктора, одиноко стоящего в стороне от всех остальных, и тут же к ней снова вернулась печаль ещё более глубокая чем та, что была ещё несколько часов назад, когда её жизнь балансировала между голодной смертью и душевным помешательством.

Пол уже начал было подниматься к канализационному люку по ржавой железной лестнице, как вдруг сильная рука Виктора схватила его и одним рывком сбросила вниз.

— Ты что делаешь?

— Подожди немного. На поверхности сейчас полно фаталокских патрулей.

Виктор сам поднялся вверх и, чуть-чуть приоткрыв тяжёлый люк, осмотрелся по сторонам. Снаружи была ночь и его уже привыкшие к темноте глаза начали медленно и внимательно осматривать мёртвые и покинутые руины этого некогда величайшего из городов.

Джагар не выдержал и подошёл вперёд на несколько шагов.

— Там есть кто-нибудь?

— Да. По крайней мере, одного из них я вижу достаточно отчётливо.

— Он далеко?

— Может быть метров двесте отсюда.

— А разрушенный магазин?

— Совсем рядом.

Бывший полицейский достал пистолет, снял его с предохранителя и крепко зажал рукоятку в своей правой ладони.

— Что будем делать?

— Подождём пока он обернётся к нам спиной.

Монотонный, словно тиканье часов, шум от шагов металлического чудовища раздавался на всю округу. Фаталокский солдат выстроил себе маршрут в виде правильного квадрата и за всё время патрулирования не сбивался от него ни на один сантиметр. Только что он прошёл на опасно близком расстоянии от этой кучки людей, но похоже его, реагирующие на движение датчики, в этот раз не обнаружили ничего подозрительного.

— Все приготовились. По моему сигналу поднимаемся вверх и быстро двигаемся за мной. На полпути к магазину находится одно полуразрушенное здание, в случае чего на время укроемся там.

Топот железного инопланетного монстра становился всё менее отчетливым. Когда его массивный чёрный силуэт, наконец, скрылся за поворотом улицы, Виктор тихонько отодвинул в сторону люк и ещё раз посмотрел на лица собравшихся внизу людей.

— Вперёд.

Один за другим они быстро выбрались наружу и побежали с той скоростью на какую только были способны. Сола правда от волнения немного замешкалась на железной лестнице, но Виктор вовремя успел её вытащить и во время бега старался держаться так, чтобы в случае чего прикрывать её своим телом от фаталокских пуль.

Патруль, едва виднеющийся вдали, тут же остановился. Он сразу уловил присутствие своих врагов, после чего его правая рука вооружённая тяжёлым пулемётом поднялась вверх и яркие вспышки от длинной очереди осветили перекрёсток на котором он находился.

К счастью развалины пятиэтажного дома были совсем рядом. Джагар первым успел укрыться в них, затем прибежали Виктор и Сола и последним там оказался Пол. Он ещё как-то странно остановился на одном месте, затем присел на одно колено и, наконец, повалился на холодный и мокрый асфальт. Только сейчас все заметили, что его грудь насквозь пробита снарядом величиной в кулак. Он хрипел и кашлял кровью, но в его открытых глазах ещё по прежнему продолжалась отчаянная борьба между жизнью и смертью. Сола тотчас бросилась к нему. Поначалу она ещё пыталась оказать какую-то медицинскую помощь, но, почувствовав затем тщётность всех этих попыток, от бессилия вдруг громко расплакалась. Пол в ответ погладил своими онемевшими пальцами её дрожащую ладонь и перед смертью даже чуть-чуть улыбнулся.

— Прошу тебя, больше не плачь. Не стоит проливать свои драгоценные слёзы из-за маленького серого человечка, если скоро ты потеряешь настоящего героя.

Пронзительный свист пуль заглушил его последние слова. Пришелец шёл прямо на них, извергая из пулемёта целый свинцовый град, уничтожающий всё на своём пути. Прочные бетонные плиты были для него такой же преградой как если бы они были картонными коробками. Даже не останавливаясь, он разносил их на части и с каждым шагом приближался всё ближе и ближе. Казалось спасения уже не было. Смерть была совсем рядом. Пистолет Джагара по сравнению с вооружением фаталока теперь выглядел лишь жалкой детской хлопушкой. Спрятав его обратно в кобуру, бывший полицейский поднял голову и с какой-то особой злобой посмотрел на, сидящего рядом, Виктора.

— Зачем ты привёл нас сюда, спаситель чёртов! Давай… думай, что нам делать дальше, ведь в последнее время именно ты здесь командуешь.

Во взгляде Виктора напротив были лишь спокойствие, сосредоточенность, а также дерзкая и отчаянная решительность.

— Нам нужно разделиться.

— Что?

— Я побегу в противоположную сторону. Может быть, это как-то отвлечёт нашего врага и даст вам время, чтобы найти более безопасное укрытие.

Джагар чуть-чуть высунулся наружу и мельком взглянул на проходящую рядом улицу. Вокруг было сплошное открытое пространство. Любой кто хоть на миг оказался бы здесь, тотчас превратился бы в дырявое решето.

— Это ведь чистое самоубийство. Ты не протянешь там и пары секунд.

— Может быть мне хватит везения, чтобы продержаться чуть дольше. В любом случае я всё равно не собираюсь долго жить на этом свете, а вот вы обязаны спастись. Хотя бы ради Солы.

Джагар опустил голову и начал тихо бубнить себе под нос то ли извинения, то ли недовольство. Затем он в последний раз посмотрел на Виктора и протянул ему свою руку.

— Удачи тебе, друг. Огромной… огромной удачи, ведь только она тебе может сейчас помочь. Если я когда-то был несправедлив к тебе — прости. Ты оказался гораздо лучше, чем я всё время о тебе думал.

Виктор крепко пожал протянутую ему руку и напоследок ещё раз посмотрел на Солу. Она по прежнему горько плакала, отвернувшись в сторону и закрыв лицо руками.

— Мне пора.

С кошачьим проворством выскочив из своего укрытия, он бросился прямо через улицу к соседнему полуразрушенному дому. Пули свистали совсем рядом. Они со всей своей силой вгрызались в асфальт и пробивали в нём огромные дыры, но словно по закону какой-то невероятной, дикой случайности ни одна из них не могла попасть в свою изначальную цель. Ещё миг и Виктор ловко укрылся за очередными развалинами. Это была словно игра в кошки-мышки. Следующие одна за другой безуспешные попытки могли бы вывести из себя любого охотника, но к сожалению, на этот раз, преследователем человека был фаталок, а эти существа не знали, что такое эмоции на протяжении вот уже сотен поколений.

Расстреляв весь боезапас и включив механизм, автоматически меняющий старую пулемётную ленту на новую, патруль бросился вдогонку за своей жертвой. Было удивительно как он вообще может бежать при своей массе и громоздкой конструкции, но как ни странно на деле его скорость оказалась просто фантастической.

Напичканный электроникой, хорошо вооруженный, технически безупречный механизм убийства уже догонял Виктора, а тот в эти мгновения, выбиваясь из сил и спотыкаясь, думал лишь об одном — пробежать ещё несколько шагов, вырвать у чудовища ещё несколько метров, чтобы отвести его ещё дальше от того, кого он теперь любил гораздо больше собственной жизни.

Выглянув из укрытия и обнаружив, что силуэт их врага уже почти скрылся вдали, Джагар пригнулся и как можно тише прошептал своей дочери:

— Нам пора. Пока он не вернулся, мы должны добраться до магазина.

Вместо ответа Сола продолжала оставаться на прежнем месте.

— Ты меня слышишь?! Нам пора идти!

Теперь она лишь подняла заплаканные и отрешённые глаза и отрицательно покачала головой.

— Я остаюсь здесь.

— Ах, вот, что ты надумала?!

Схватив её чуть выше локтя, Джагар резким рывком поднял свою дочь и силой потащил её за собой. Вначале девушка упиралась и пыталась вырваться из его хватки, но затем тело её вдруг обмякло и, прекратив всякое сопротивление, она словно тряпичная кукла пошла вперёд, механически передвигая ногами. К счастью магазин оказался совсем рядом. Бывший полицейский сразу отыскал среди развалин люк, ведущий под землю и, разбив с помощью пистолетного выстрела, висевший на нём старый навесной замок, первым опустился в склад битком набитый продуктами.

Подождав пока Сола окажется рядом, Джагар, наконец, зажёг спичку и осмотрелся вокруг. Такого восторга он врят ли испытал даже если бы вместо продовольственного склада оказался в золотом хранилище Центрального Банка. Маленький, слабый огонёк выхватил из мрака полки сплошь от земли до потолка занятые банками с консервированными продуктами и разноцветными вакуумными пакетами. А ещё там были коробки с яркими рисунками, огромный холодильник в углу и даже кое-что из мебели. Было похоже, что бывший владелец собирался жить здесь или кого-то прятать, иначе как ещё можно было объяснить наличие в складе старинной газовой плиты, соединенной с метановым баллоном и кондиционера, абсолютно бесполезного, правда без электрического тока. Не в силах сдерживаться, Джагар бросился к полке и, схватив с неё первый попавшийся пакет, разорвал зубами полиэтиленовую плёнку и принялся жадно есть, толком даже не разбирая, что там внутри. Когда первичный дикий голод, наконец, прошел, он обернулся и внимательно посмотрел на свою дочь. Сола, как и прежде лишь неподвижно сидела на одном месте и остекленевшими, заплаканными глазами смотрела в пустоту.

— Почему ты ничего не ешь?

— Я не хочу.

— Мы голодали почти целую неделю и после этого ты можешь говорить мне, что не хочешь есть? Это не нормально. Что же с тобой такое происходит?

— Зачем ты прогнал Виктора?

— Так… это уже никуда не годиться, — Джагар вдруг сделал резкий шаг вперёд и, наклонившись над своей дочерью, сильно встряхнул её за плечи, — Давай закончим этот разговор раз и навсегда. Запомни — я никого не прогонял. Он сам для себя выбрал этот путь отшельника.

— Ты всегда его ненавидел.

— Я лишь хотел оградить тебя от всяких нежелательных элементов.

— Человека который вот уже несколько раз подряд спас мою жизнь, ты называешь нежелательным элементом?

— Это всё уже не важно. Все твои переживания больше не имеют никакого смысла. Ты меня, надеюсь, хорошо понимаешь?! Все в прошлом. Того, что было больше не вернуть. Хватит страдать о несбыточном мираже. Все закончилось.

Их лица теперь были как раз напротив друг друга. Сола чуть-чуть приподняла голову. Ее взгляд был совершенно пустым. Так обычно выглядят люди обречённые на неизбежную смерть. Жизнь капля за каплей навсегда покидала молодую девушку.

— Ты прав, папа. Всё закончилось…для меня теперь уже всё закончилось.

Джагар как ошпаренный вскочил на ноги и пошёл прочь, на ходу ругаясь и о чём-то громко разговаривая с самим собой. Проходя через дверь, он вдруг резко остановился и изо всех сил яростно ударил кулаком о бетонную стенку.

— Дурак! Старый, упрямый дурак! Почему если я хочу кому-то помочь, все от этого только страдают? Кто дал мне право судить, что есть хорошо, а что плохо? Зачем я отпустил его? Почему я тогда не оказался на его месте?!!!

♦ ♦ ♦

С неба ярко жгло огромное, жёлтое, земное солнце. Его безжалостные лучи раскаляли всё вокруг, они казалось даже проникали сквозь поверхность техноплоти и приносили свой жар внутрь, в самое скопление микросхем и процессоров.

Якус как раз закончил установку восьмой автоматической турели и, выпрямившись во весь рост, с содроганием посмотрел за горизонт.

Проклятое местное светило! Весь этот климат: такой жаркий и влажный словно способствовал процветанию всевозможных органических вирусов. Все кто обитали на этой планете, без всякого сомнения, являлись вирусами, начиная от простейших одноклеточных организмов и заканчивая людьми. Как я всё это ненавижу: эту планету, этот вероломный и дикий народ, этот город, этих мелких животных, скрывающихся в развалинах, эти высокие безобразные растения, называемые пальмами, эту хаотичную культуру и всю эту тупиковую цивилизацию. Я немного изучал их историю. Я знаю — весь их, с позволения сказать, «прогресс» построен не на служению старшему, государству или Императору, а лишь на удовлетворении своих личных похотей и потребностей.

Лишь на миг, представив себе социальную структуру, существовавшего здесь до их общества, Якус тотчас с отвращением поморщился. Может он и был ужасным преступником и последним негодяем во всей вселенной, но он по прежнему оставался фаталоком, то есть высочайшим и недосягаемым венцом эволюции.

Неожиданно сам для себя он почему-то с особой, горькой тоской вспомнил Нагу. Вот он где — идеальный мир. Мир чётких линий и геометрически точных форм, мир гармонии и миллионов неотличимых друг от друга прямоугольных зданий. Мир безупречный и мир величественный в своей аскетичной простоте и функциональности. Как счастлив я был там и как несчастлив здесь. Как жаль, что я, похоже, не вернусь туда больше никогда.

Внезапно его размышления были прерваны громким хлопаньем открывающейся двери. Из бывшего Дворца земного правительства наружу вышел генерал Сириул в сопровождении нескольких своих высших офицеров. Этот новый губернатор Провинции Земля неторопливо осмотрелся по сторонам и почему-то затем надолго остановил свой взгляд на рабочем, устанавливающем очередную автоматическую турель на перекрёстке.

Почувствовав на себе внимание этих пристальных и словно проникающих в самую глубину сознания глаз, Якус вздрогнул.

«Прошу тебя, отвернись в другую сторону, папа. Каждая секунда, что ты смотришь на меня — это опасность для твоего клон-сына быть раскрытым и вновь преданным суду».

Сириул подозвал к себе одного из офицеров и о чём-то тихо спросил, указывая в его направлении.

«Неужели он что-то заподозрил? Только не сейчас. Я знаю, меня всё равно когда-нибудь обязательно раскроют. Это неизбежно, ведь ещё никому и никогда не удавалось уйти от фаталокского правосудия. Но пускай это случится чуть позже. Я буду самым незначительным звеном твоей великой армии. Мое лицо — оно ведь такое же как и у всех остальных (лица фаталоков после „второго рождения“ вообще теряют все свои индивидуальные отличия). Я буду мало говорить, чтобы никто не узнал мой голос и я буду мало думать, чтобы никто не смог на расстоянии прочитать мои эмоции. Я буду послушным и покорным автоматом готовым к любой работе, только оставьте меня все в покое. Как ни ужасна моя жизнь, смерть я знаю будет ещё гораздо хуже».

Через мгновение Сириул отвернулся в другую сторону и тут же Якус сам, против своей воли, поднял голову и посмотрел ему в затылок. Сила и власть притягивают, но здесь было, похоже, ещё что-то. Ненависть и страх, смешанные с уважением, завистью и безнадёжным стремлением быть похожим на него. Как странно — ещё недавно я воспринимал себя почти как равного с тобой, а сегодня я похож на жалкое насекомое, которое не может оторвать взгляда от огромного великана.

Из здания Дворца Правительства вышел ещё один офицер и прямиком направился к Сириулу.

— Генерал, нам только что пришло сообщение с орбиты. Они подготовили солнцезащитный купол для Центраполиса.

— Давно пора. Местное светило уже начинает нас потихоньку убивать.

Резким движением офицер раскрыл перед ним чемоданчик, в стенку которого был вмонтирован экран с движущимися по нему несколькими светлыми точками.

— Капсула с плёнкой находится на расстоянии десяти километров от поверхности. Мы только что отправили к ней сигнал о начале плавного торможения.

— Когда она достигнет цели?

— Через двадцать минут и три секунды.

Якус насторожил свои слуховые сенсоры и до него издали начали доноситься обрывки этого разговора. Офицеры что-то говорили о солнцезащитном куполе над городом. Он раньше кое-что слышал о таких вещах. Их иногда устанавливали на захваченных планетах в местах большого скопления фаталокских войск. С помощью этих дорогих и сложных устройств можно было оградить достаточно внушительную территорию от яркого света, так ненавистного его соотечественникам и превратить день в сплошную ночь. Похоже, это было первой хорошей новостью за всё последнее время. Может быть, сейчас эта проклятая планета станет, наконец, хоть чуть-чуть похожа на его родную Нагу.

— Генерал, капсула полностью остановилась на уровне семи с половиной километров над поверхностью. Внешние зонды начинают постепенно натягивать плёнку.

Сириул поднял глаза вверх и первым заметил на небе едва различимую маленькую чёрную точку. Стоящий рядом офицер внимательно сверился с многочисленными столбиками цифр на экране и затем продолжил своим ровным монотонным голосом:

— Купол раскрылся на одну целую и восемь десятых процента. Отклонений от нормы не обнаружено.

— Сильные атмосферные колебания в этом регионе не смогут навредить ему?

— На этот случай существует специальный центр гибкого дистанционного управления зондами, который находится на одном из наших кораблей.

— Что произойдёт если связь между кораблём и куполом по каким-то причинам будет прервана?

— Купол полностью разрушится в течении получаса.

— Такое никогда не сможет произойти, — Сириул посмотрел вдаль и его правая кисть тотчас сжалась в крепкий кулак, — надеюсь я контролирую всё на этой проклятой планете.

Купол постепенно увеличивался в своих размерах. Из маленькой точки он превратился в обширное пятно, затем это пятно выросло до размеров огромной чёрной тучи, закрывающей своей тенью половину города и, наконец, эта туча вскоре полностью заслонила собой всё небо. Последние лучи света, словно навсегда прощаясь с этой несчастной землей, вырвались из-за горизонта, сверкнули напоследок где-то там вдали и быстро исчезли.

Центраполис погрузился во мрак. Фаталоки, стоящие неподалеку, как по команде сняли свои солнцезащитные маски и все вместе подняли свои глаза к небу. В темноте из массивных, неповоротливых статуй они словно преобразились в быстрые и неуловимые тени. Они любили темноту также как и люди любили солнечный свет. Темнота была их естественной средой обитания и родной стихией на протяжении вот уже многих и многих тысяч лет.

Якус вместе со всеми посмотрел вверх, но тут же после мгновения радости его снова охватила печаль. Как жаль, что я не могу наслаждаться всем этим как равный среди равных. Он закрутил последний зажим на, только что установленной им, турели и уже собирался перемещаться на следующую рабочую точку, когда до его слуха вдруг донеслись странные звуки. Какой-то тихий шорох вдали, возможно за развалинами длинного, углового дома в двухстах метрах к северу. Раньше он, скорее всего, не обратил бы на это никакого внимания. Когда-то он ничего не боялся, но теперь, когда среди своих соотечественников он начал чувствовать себя словно загнанный зверь, каждый звук приобрёл для него особое значение. Каждый звук он разбирал на многие составляющие и затем долго и тщательно анализировал. Там вдали ползком передвигалась группа аборигенов. Их было несколько десятков и их целью был Дворец Правительства.

Безумие какое-то. Они ведь не собираются столь ничтожными силами захватить весь центр города. Глупо и бессмысленно…если только их задачей не является уничтожение одного-единственного фаталока. Якус повернул голову и посмотрел на своего отца. Тот, по прежнему ни о чём не подозревая, неподвижно стоял на одном месте и смотрел на своё рукотворное, черное небо. Неожиданно почему-то вся та ненависть и злоба, что кипела в нём раньше куда-то исчезла и Якус снова почувствовал себя солдатом и патриотом. В его распоряжении было такое грозное оружие как стационарная пулемётная турель и через миг, вырвав её прямо с платформы, он на всей скорости бросился к новому губернатору Земли.

— Генерал Сириул.

Якус был уже совсем рядом, когда его отец резко обернулся и с недоумением посмотрел на какого-то странного рабочего, бегущего прямо на него.

— Что тебе нужно?

— Вас хотят уничтожить.

Длинная автоматная очередь тут же оборвала его слова. Десятки небольших пуль со звоном ударились о техноплоть Сириула и тут же разлетелись в разные стороны, не причиняя ему самому абсолютно никакого вреда.

— Дикари…

Генерал презрительно фыркнул, рассматривая валяющиеся у его ног расплющенные кусочки свинца, после чего с безразличием махнул рукой, отдавая офицерам приказ ликвидировать нападающих.

— Скорее отзовите назад своих солдат.

— С чего бы это?

— Это ловушка. Люди конечно примитивный народ, но всё же нам не стоит их так недооценивать.

Сириул обернулся и с любопытством посмотрел на этого дерзкого рабочего, осмелившегося вдруг давать ему свои советы. Он долго и внимательно изучал его лицо и в особенности его глаза — такие странные и такие до боли знакомые.

— Немедленно назовите мне своё точное имя.

— Яку…то есть Фарио.

— На каком основании вы, Фарио, вмешиваетесь в дела военных. Незамедлительно займите своё рабочее место, а за повреждённую турель вы ещё понесёте заслуженное наказание.

Свита Сириула тем временем без особых проблем отбросила нападающих назад и начала преследование тех из них кто ещё остался в живых. Сила фаталокского оружия и в этом случае не знала себе равных. Казалось ещё несколько секунд и люди будут уничтожены все до единого, но тут случилось непредвиденное. Самонадеянные фаталокские офицеры ожидали такого развития меньше всего на свете. Когда они пересекали территорию до основания разрушенного во время бомбёжек торгового центра, под ногами одного из них вдруг раздался мощный взрыв. Затем ещё один и еще. Местность на которой они находились была просто уложена противотанковыми минами. Такой тактический промах был просто недопустим для лучших солдат Империи. Слишком легко они до этого одерживали победы на этой планете, слишком слабым они считали сопротивление людей, чтобы вообще относиться всерьёз к этой войне. Взрывы подняли в воздух облако пыли и когда оно рассеялось, уцелевшие офицеры были тотчас все до последнего уничтожены залпом ракет, выпущенных из разных направлений и летящих точно в цель.

Операция была кем-то неплохо спланирована. Первый отряд автоматчиков был лишь наживкой в то время как второй устроил засаду и уже долгое время терпеливо ждал здесь свою жертву. Из развалин почти одновременно выбежало несколько десятков человек в камуфляжной форме и чёрных антиударных шлемах. Они двигались короткими перебежками, укрываясь за разрушенными зданиями и слаженно страхуя друг друга.

Это были элитные гренадёры — лучшие из войск, что ещё остались в распоряжении земного правительства. Хорошо обученные, дисциплинированные и вооружённые компактными, переносными ракетницами они были, пожалуй, единственными кто вообще мог хоть как-то противостоять закованным в прочную броню фаталокским пехотинцам. Их план был прост — уничтожить охрану Сириула, а затем и его самого, парализовав тем самым всё их высшее командование. Это послужило бы сигналом к общему наступлению с разных концов города войск по прежнему верных президенту Франкони. Неожиданность могла обеспечить успех, а впоследствии если и не победу, то, по крайней мере, возможность дорого продать свою жизнь в этой последней, священной битве.

Неужели он не узнал меня. Все ещё с трудом веря в то, что произошло, Якус растерянно и глупо смотрел по сторонам. Он так долго говорил со мной и не смог узнать в своём собеседнике убийцу, перевертыша и, наконец, своего собственного клон-сына. Я не могу в это до конца поверить. Неужели мне можно больше каждую секунду не опасаться того, что меня раскроют? Впрочем, если хорошо подумать в этом нет ничего удивительного. Фаталоки слишком прямолинейные и «правильные» для того, чтобы даже просто допустить мысль о том, что рядом с ними может находиться кто-то кто на самом деле выдаёт себя за другого. Это спасение. Если уж Сириул не узнал меня, то никто другой и подавно не сможет этого сделать. Я и так слишком много выстрадал за свою короткую жизнь. Теперь я стану просто спокойно жить и работать во благо Империи. Хотя…впрочем, пока ещё слишком рано праздновать победу. Возможно, старик что-то и заподозрил. Нужно быть с ним поосторожнее. Он слишком хитёр и умен, чтобы можно было просто так, раньше времени сбрасывать его со счетов.

Генерал тем временем неподвижно стоял на одном месте. Старый солдат в массивной титановой техноплоти словно специально подставлял себя под залпы ракет бунтовщиков. Его лицо в тот миг было суровым, а взгляд тусклым и таким неестественно печальным.

— Давайте же, что вы медлите. Уничтожьте меня, так же как вы уничтожили моего сына.

Ракеты словно заворожённые пролетали мимо. Наконец генерал сделал первое движение. Он шагнул навстречу гренадёрам и направил в их сторону свою правую руку, вооруженную тяжелым, крупнокалиберным пулеметом. Загудела подающая патроны лента, бешено закружилась ось, вращающая шесть длинных стволов и в нападающих, сплошной длинной очередью, полетел смертоносный свинцовый град, уничтожающий всё на своём пути.

— Убейте меня, если сможете. На этом свете меня уже больше ничего не задерживает. Я готов. Что толку сопротивляться, жизнь и без этого с каждым новым днем, капля за каплей, неотвратимо покидает меня.

Якус силой втянул, вяло сопротивляющегося, генерала внутрь Дворца Правительство, после чего слегка остудил пыл штурмующих здание людей очередью из своей турели и плотно закрыл за собой входную дверь. Внутри Сириул тотчас с ног до головы смерил его своим тусклым и безжизненным взглядом.

— Ты, может быть, и отсрочил мою смерть на несколько жалких месяцев, но только какой теперь в этом смысл?

— Смысл в том, чтобы вы потратили эти несколько месяцев служению государству и Императору.

— Похвально, гражданин…очень похвально. Странные вещи происходят в последнее время. Мир словно перевернулся. Простой рабочий оказывается в несколько раз умнее и сильнее всех моих лучших офицеров.

— Я всегда мечтал о том чтобы быть солдатом.

— Считай, что ты им стал с этой минуты. Позже я отправлю информацию о включении тебя в один из своих пехотных легионов.

Якус хотел что-то сказать в ответ, но его отец к тому времени уже отвернулся к стенке и закрыл глаза. Он связывался с офицерами ближайших к нему отрядов с приказом немедленно выслать ему помощь. Его старческое лицо было совершенно неподвижно и только губы слегка шевелились, тихо произнося про себя какие то названия и координаты.

Странно! Якус уже какой раз напряг свои психосенсоры, безуспешно пытаясь уловить хоть какие то эмоции от старика. Я совсем не узнаю его. В последнее время он так сильно изменился. Он словно умер изнутри, оставив после себя одну только внешнюю, физическую оболочку. Между нами больше нет никакой родственной связи. Он чужой для меня. Он просто командир, которому я должен подчиняться. Неожиданно перед глазами пронеслись события, произошедшие с ним совсем недавно. Центральная Площадь, суд, невыносимая жара, присяжные и заключительный приговор, вынесенный его родным клон-отцом: «Ликвидировать преступника»…«Видеть тебя больше не могу, ничтожество». Вот уж я тогда не думал, что мы ещё когда-то встретимся. С каким удовольствием я сейчас подошёл бы сзади и оторвал тебе голову…Стоп…Хватит. Это всё уже в прошлом. Пора забыть этот кошмар раз и навсегда. Уйди…уйди от меня, дикий зверь, разъедающий мою душу. Я больше не Якус, меня зовут Фарио и все, что я хочу — это с нуля начать новую жизнь. Может быть, у меня это получится.

Внезапно где-то над головой раздался пронзительный рёв турбин. Подкрепление, вызванное Сириулом, наконец-то прибыло к своей назначенной цели. В здании задрожали немногие уцелевшие стекла, а на улицах в воздух поднялись тучи пыли, после того как над самой землёй пролетела тройка малых бомбардировщиков класса X-Z и сбросила на людей тяжёлый груз кассетных бомб. Через секунду с нападающими на Дворец Правительства гренадёрами было покончено. Люди всё ещё не могли привыкнуть к той скорости и ужасной силе с которой фаталоки умеют наносить свои удары. Малые бомбардировщики, снизу чем-то похожие на огромных, черных морских скатов, еще немного покружили над площадью, добивая из пулемётов уцелевших земных солдат, после чего одновременно развернулись и с тем же проворством скрылись за горизонтом. С недавнего времени X-Z стали единственным доступным воздушным прикрытием для армии Сириула в городе. Они были так манёвренны и могли опускаться на столь низкую высоту, что без проблем пролетали под самым куполом, не повреждая его тонкую, углепластиковую плёнку.

Когда грохот от взрывов, наконец, понемногу затих, Сириул вновь обернулся и внимательно посмотрел на рабочего, спасшего ему жизнь.

— Так кто же ты такой на самом деле, Фарио? Ты как будто мне кого-то напоминаешь. Ты похож на меня самого в молодости и ты мог бы быть похожим на моего младшего сына Якуса, если бы тот на самом деле не оказался трусливым и слабым ничтожеством.

При упоминании собственного имени Якус вдруг вздрогнул и с силой сжал свои железные кулаки. Неуправляемая ярость готова была вырваться наружу и он с большим трудом сдерживал её внутри себя. Нет…только не сейчас.

— Я лишь законопослушный гражданин и ваш покорный солдат, генерал.

— Хотел бы я, чтобы таких солдат как ты у меня было как можно больше.

Снаружи послышалось одиночное стрекотание пулемётной очереди. Сириул медленно подошёл к окну и окинул взглядом от начала до конца всю огромную Центральную Площадь. Именно отсюда не так давно и началось их вторжение на эту дикую планету. С тех пор прошло около месяца, но и теперь, как и тогда, в день вторжения развалины вокруг её по прежнему обшаривали фаталокские патрули в поисках недобитых врагов Великой Империи.

— Я всё ещё никак не могу до конца понять этот странный народ. Когда мы на них напали, они просто разбежались в разные стороны, ни оказав нам почти никакого сопротивления. Почему же теперь, когда они полностью разбиты и растоптаны, они вдруг осмелились бросить нам вызов здесь в самом сердце наших новых владений.

— Боюсь это лишь первое звено в цепи их крупного плана, — Якус тихонько подошёл к генералу сзади и словно тень остановился прямо за его спиной, — За нападением на вас стояло нечто большее чем желание просто убить командующего фаталокской армией. Они готовят остатки своих сил, чтобы выбить нас из Центраполиса. Бессмысленная затея, но, тем не менее, думаю, нам не стоит относиться к этому слишком уж легкомысленно. В противном случае мы можем понести крупные потери.

Сириул вдруг резко обернулся назад и словно впился глазами в этого странного рабочего в ржавой, стальной техноплоти.

— Откуда тебе всё это известно?

— Обыкновенная логика и ещё интуиция.

— Интуиция — это ложное учение и ты сам об этом прекрасно знаешь.

— Иногда логика бывает бессильна. Она бессильно объяснить хаотичность, которая является основой этой цивилизации. В этом случае помочь может только интуиция. Нужно прочувствовать местное общество, стать как бы его частью, научиться думать как все эти варвары и тогда ты сможешь с лёгкостью предугадать их действия от начала и до конца.

— Не слишком ли ты много знаешь для простого рабочего?

— Я, прежде всего фаталок, а это уже обязывает меня постоянно постигать знания и самосовершенствоваться.

— Ах, вот оно как…

Сириул очевидно хотел сказать ещё что-то, но тут внезапно внутри его мозга почти одновременно вспыхнуло несколько сигналов срочной связи. Затем, перебивая друг друга, послышались голоса офицеров, находящихся в разных концах города: «Генерал, люди взялись за оружие»…«Генерал, повстанцы напали на нас с юга»…«Они уже захватили несколько северных кварталов»…«Они наступают со всех сторон»…«Их танки уже движутся к вашей резиденции».

Сириул внимательно выслушал всех их после чего отключил связь и, сделав несколько быстрых шагов, подошел вплотную к Якусу. Их лица разделяло всего несколько сантиметров. Для скрывающегося преступника это было слишком опасным расстоянием.

— Ты меня пугаешь, Фарио. Никогда раньше мне не приходилось встречать такие таланты. Ты уже знаешь, что произошло — люди, как ты и говорил, пытаются выбить нас из города. Отправляйся в сектор двадцать четыре в состав сто восемнадцатого пехотного корпуса. Я только что приписал тебя туда в качестве простого рядового. Если ты не разочаруешь меня и в настоящей войне, можешь затем рассчитывать на повышение, о котором ты раньше не мог даже и мечтать.

♦ ♦ ♦

Человек бежал. Бежал на последнем дыхании, выбиваясь из сил и спотыкаясь. У него уже не было надежды на спасение, он даже не оборачивался назад так как знал — расстояние между ним и его врагом с каждой новой секундой неумолимо сокращается.

Его преследователем был фаталокский патруль. Это была огромная, бронированная машина на двух ногах, с полуорганический мозгом и целым арсеналом вооружения. Она не знала усталости. Ее движения были словно тиканье часов, такие же чёткие и размеренные. Там где ступали её тяжёлые ступни, шел трещинами асфальт и превращались в песок остатки кирпича и бетонных плит.

Фаталок уже почти настиг свою жертву. Оставалось ещё только пробежать чуть-чуть, а затем протянуть руку, схватить дикаря и раздавить его в своих пальцах. Но неожиданно он почему-то остановился. Ему пришёл срочный приказ немедленно оставить преследование и направиться в расположение своей части. Где-то на горизонте уже гремели взрывы и сплошное, черное небо озарялось яркими, огненными вспышками. Бунтовщики начали наступление на город.

Фаталок послушно остановился, а затем развернулся и с той же невероятной скоростью двинулся, теперь уже в противоположном направлении.

После этого Виктор пробежал может быть ещё метров пятьдесят, прежде чем, наконец, понял, что его противник почему-то остался далеко позади. Он упал на мраморные ступеньки какого-то полностью разрушенного здания и в первые секунды лишь судорожно хватал ртом воздух, не в состоянии перевести дыхание. Когда биение сердца вновь пришло в норму, а руки перестали мелко дрожать, Виктор поднял голову и с удивлением посмотрел вдаль. Фигура фаталока всё уменьшалась в размерах, пока, наконец, не превратилась в маленькую, черную точку, полностью растаявшую вскоре где-то там далеко в темноте.

— Поверить не могу. Неужели я и вправду остался жив.

Это наступление было неизбежным. Оно уже давно назревало и теперь только и ждало того момента, чтобы поскорей вырваться наружу. Люди ждали реванша и освобождения. Это то же самое, как и человек, набравший разгон для того чтобы перепрыгнуть пропасть. Отступать слишком поздно и теперь можно только вложить все силы в рывок и постараться перепрыгнуть зияющую впереди бездну. Можно ли в таком случае всерьёз надеяться на победу? Кто знает. Шанс, пусть даже один из сотни, все-таки существует и это уже гораздо лучше чем совсем ничего.

В первые дни произошёл сокрушительный крах всей земной цивилизации. Крах армии, крах государства, крах человеческого сознания. Сознание людей вывернулось наизнанку и они больше не могли ощущать себя высшими существами во вселенной. Наступление фаталоков было столь лёгким и стремительным, что вера в них как в армию Люцифера возрастала с каждым днем. Они считались полностью неуязвимыми. Люди миллионными толпами покидали Центраполис и искали убежища в пустыне. Там в течении нескольких дней возникали и сразу рушились новые религии, основой которых в большинстве случаев была ущербность человека и скорейшее исчезновение его с лица Земли. Среди песков возникали поселения беженцев, которые, правда, очень быстро исчезали от голода или под бомбёжками фаталокских штурмовиков.

Казалось спасения нет. Сопротивляться было просто бессмысленно, но тут, как и во все тяжёлые времена нашёлся человек способный идти против течения и повести за собой остальных.

Его звали Зигфрид Кларк. Это был идеальный солдат без слабостей и недостатков. Он был словно воплощением строгости и внутреннего аскетизма. Даже его лицо, хотя оно и не было красивым, всегда считалось идеально правильным: с четкими, немного хищными чертами и коротко постриженными, пепельно-белыми волосами. Он не умел любить и ненавидеть, его невозможно было представить в окружении детей или добрых друзей. Он умел только воевать. История знает немало подобных личностей, но в большинстве случаев о таких быстро забывают. Это странные люди. Они часто бывают гениями, но никогда — народными любимцами. Они не имеют романтического, геройского ореола и им совершенно не нужна слава и долгая память потомков. Это серые солдаты, которые выполняют порой самую сложную работу и затем незаметно уходят. Зигфрид был одним из них. Мало того он был, возможно, самым «серым» из всех серых солдат, которых когда-либо знало человечество.

В первые часы войны база элитных гренадеров, которой он командовал в звании генерала была отмечена на картах фаталоков как одна из первоначальных целей для удара. Когда на неё полетел град из авиационных бомб, оказалось, что враг бомбит лишь пустые, покинутые здания. Целая дивизия хорошо обученных солдат словно испарилась в воздухе. Фаталоки не могли позволить ему просто так уйти. На поиски Зигфрида отправлялись отряды бронепехотинцев, но безупречная тактика и отличное знание местности позволяли ему быть всегда на шаг впереди своих преследователей.

Игра в кошки-мышки затянулась. Фаталоки теряли целые группы солдат в пустыне, в то время как армия Зигфрид росла. Кроме гренадёров он объединил под своим командованием, обреченные на уничтожение: девятую танковую дивизию, несколько дивизий пехоты, а также множество полицейских и добровольцев.

Счёт потерь фаталоков составил около двухсот бронепехотинцев и шесть малых бомбардировщиков. Люди, наконец, узнали, что их враг состоит не из какой-то там адской протоплазмы, а из обычных металла и углепластика. Тем временем, пользуясь своим успехом, Зигфрид совершил короткий рейд по побережью, где благодаря новым рекрутам, его армия всего за неделю увеличилась сразу в несколько раз.

Дальше его тактика не могла оставаться прежней. Под его контролем находились почти двесте тысяч человек, несколько сотен танков и даже десяток залповых пусковых установок класса «Дракон». Как и раньше оставаться незаметным с такими силами было достаточно сложно. Да и фаталоки «повесили» в космосе достаточно спутников для того, чтобы почти полностью контролировать любое передвижение в окраинах города.

Настало время переходить к активным боевым действиям. У Зигфрида могла быть только одна достойная цель — Центраполис. Бывшая столица Земли по прежнему располагала немалыми материальными и людскими ресурсами. Ждать больше было нельзя. Враг постоянно подбрасывал под купол всё новые и новые подкрепления и каждый день промедления мог стоить в будущем огромных потерь.

Осознавал ли до конца этот вечно хмурый «серый солдат» какой крепкий орешек ему придётся раскусить? Скорее всего, да. Скорее всего, он уже давно скрупулезно просчитал все свои шансы на успех в этой операции. Мало того он смотрел гораздо дальше и понимал, что независимо от того победит он или проиграет в этом бою, он всё равно обречён. Даже если он и захватит город и миллионы человек в ответ на это тотчас поднимут оружие против фаталоков, он всё равно в итоге, рано или поздно, будет побеждён. Он не сможет с толпой повстанцев противостоять огромной армии, которая контролирует почти всю остальную планету, воздух и космос и за спиной которой стоит империя о силе которой люди даже не имеют представления.

Он знал, что ему грозит и всё равно он продолжал бороться. Поступить по другому «серый солдат» просто не может.

21 июля, на сорок второй день с начала войны началось долгожданное наступление на Центраполис. Для врага это было полной неожиданностью. Они считали, что с сопротивлением людей покончено раз и навсегда в первые дни бомбёжек и кроме мелких групп партизан им уже больше ничего не может угрожать на этой планете. Но они просчитались. Наступление началось сразу со всех направлений и было поддержано внутри города небольшими группами местных повстанцев. Пока основные силы фаталоков были распылены в сотнях мелких стычек, лучшие силы Зигфрида начали мощный прорыв с запада.

Первый заслон бронепехотинцев был полностью уничтожен огнём из залповых установок Дракон. Оставшиеся в живых отступили поближе к центру и укрепились, но они тут же были снова сметены первой же настоящей атакой. Люди рвались к Дворцу Правительства. Зигфрид уже знал о неудаче, постигшей его отряд во время покушения на Сириула, и теперь он хотел ещё раз повторить попытку. Уничтожением их лидера, он хотя бы на некоторое время парализует их армию и получит ещё один шанс в этой беспощадной битве.

Ударная группировка людей, не встречая почти никакого сопротивления, хлынула вперед. За два часа они прошли шестьдесят километров по развалинам и опустевшим улицам и уже почти достигли своей цели. Вдали уже виднелся Дворец Правительства, но между ним и солдатами-освободителями вдруг оказалось около пяти тысяч закованных в прочную броню фаталокских пехотинцев. Оказалось, что в таком стремительном наступлении были и свои минусы. Армия растянулась по всей западной части города, а гренадёры и Драконы во время прорыва сильно отстали от танков. Засада, подстроенная Сириулом, была обнаружена слишком поздно. Не сумев, как и прежде, сходу сломить сопротивление и понеся первые крупные потери, люди отступили и начали дожидаться прибытия своих основных сил.

Фаталоки слишком быстро оправились от первого шока. Они быстро поняли, что является целью Зигфрида и вовремя перебросили к Дворцу Правительства более половины всех имеющихся в их распоряжении войск. Предстояла нешуточная битва на небольшом клочке земли площадью всего в несколько квадратных километров.

Первое время стороны словно присматривались друг к другу. Фаталоки изредка бомбили расположения людей бомбардировщиками X-Z, люди отвечали им на это залпами своих Драконов. Затем, правда всего не несколько минут, словно по общему сговору наступила мёртвая тишина. Ни один взрыв в округе не сотряс воздух, ни ода пуля не рассекла полностью чёрное, искусственное небо. Все это время Зигфрид, стоящий в первых рядах своих войск, не отрываясь, словно зачарованный смотрел куда-то вперед. О чём он думал тогда не известно, но когда эти несколько минут, наконец, прошли, он обернулся к своим офицерам и коротким взмахом руки приказал немедленно начинать штурм позиций неприятеля.

Странные вещи вокруг происходят. Вот уж я не думал, что когда-нибудь увижу Центраполис таким. Словно я нахожусь на какой-то другой планете.

Опустив голову и лишь изредка оборачиваясь по сторонам, Виктор, не разбирая пути, бесцельно шёл куда-то вперед. Куда делись прежние: блеск, великолепие и размах этого вечного города? Где неоновые рекламы, дорогие машины и хорошо одетые, сытые люди? Все превратилось в прах. Центраполис лежит в руинах и вместо прежних красавцев-небоскрёбов лишь обгорелые, черные обломки кое-где зловеще возвышаются на фоне абсолютно чёрного, искусственного неба. Теперь это мёртвый город или город-призрак. В нём больше нет жизни, остался только истлевший и непогребённый труп от того, что некогда было столицей всей Земли.

Боже, как хрупко и недолговечно оказывается всё то, что было создано руками человека. С начала войны прошло чуть больше месяца, а мне кажется, что всё то, что было раньше, существовало в лучшем случае в моей прошлой жизни. Неужели человечество ещё с каменного века так долго карабкалось вверх только для того чтобы затем, достигнув вершины, так неожиданно сорваться в пропасть.

Вокруг была мертвая, неестественная тишина и только где-то вдали, сотрясая землю, яростно гремели орудия и рвались авиационные бомбы. Словно два огромных титана за чертой горизонта сошлись в смертельной схватке, за право обладать этой несчастной, умирающей планетой.

Виктор прошёл по пустынным улицам вот уже несколько километров, прежде чем ему на глаза попались, наконец, первые люди. Это была группа где-то из тридцати вооружённых человек, скрывающихся в развалинах зданий. Он подошёл к ним почти вплотную, прежде чем один из них, наконец, обратил внимание на этого странного незнакомца.

— Ты кто такой?

В темноте тотчас раздался щелчок от затвора автомата.

— Моё имя тебе врят ли что-то скажет.

— А ты смельчак. Похоже сегодня одним смельчаком на свете станет меньше.

— Спокойно, — из темноты вдруг раздался ещё один голос. Голос уверенный и властный. Виктор смутно различал того кто это сейчас говорил, но, судя по интонации, это был их лидер, — У тебя, парень, есть выбор — умереть прямо сейчас или вступить в наши ряды.

Несколько секунд продолжалось молчание, после чего, то тут то там, начали раздаваться щелчки других автоматных затворов.

— Что и говорить — выбор небогат. Может хоть скажете за что вы все здесь воюете.

— За нашу старушку Землю.

— Вот оно что — группа сумасшедших. Похоже, я смогу найти с вами общий язык.

— Это ведь ты на Центральной Площади в первый день войны уничтожил двоих фаталоков?

— Может быть.

— В таком случае ты нам подходишь.

Человек из темноты сделал шаг вперёд и тут Виктор в тусклом свете, наконец, смог кое-как рассмотреть его лицо. Странный это был тип: высокого роста, худощавый, с чёрными волосами и такой же бородой. На первый взгляд он показался вполне нормальным и даже интеллигентным, но стоило только повнимательней взглянуть в его глаза, как вместо человека он тут же словно превращался в дикого и хищного зверя. Его чёрные зрачки постоянно задумчиво смотрели куда-то вдаль и вместе с тем они словно пылали огнём чистого фанатизма, гипнотизирующего и подчиняющего всех вокруг своей воле. В руках у него был тяжёлый металлический лом, который он тотчас протянул Виктору.

— Держи… для хорошего бойца это может стать грозным оружием.

Виктор продолжал оставаться на прежнем месте и вместо слов благодарности лишь громко и вызывающе усмехнулся ему прямо в лицо.

— Ты наверно шутишь, приятель? Как я понимаю, ты хочешь чтобы я с этой штукой пошёл воевать с пришельцами, которые, как я слышал, за пол часа уничтожили весь «грозный» Земной флот.

— Здесь важно нанести точный удар и вложить в него всю свою силу. Если повезет, ты можешь пробить лицевое стекло фаталока и разбросать по округе его напичканные электроникой мозги. Правда в девяносто девяти случаях из ста он успевает всадить в тебя половину своей пулемётной обоймы, но остаётся ещё один маленький шанс и он стоит того, чтобы рискнуть жизнью.

— Неужели кроме железных ломов и наивной надежды на победу у вас больше нет никакого оружия?

— Не стоит нас недооценивать, молодой человек, — незнакомец указал пальцем куда-то в сторону и тут Виктор впервые заметил, стоящий неподалеку, грузовик, замаскированный обломками и укрытый серым тентом, из-под которого кое-где выглядывали деревянные ящики с непонятными надписями, — Здесь три тонны взрывчатки, сделанной по моему собственному рецепту. Когда здесь появятся фаталоки, мы устроим им большой сюрприз.

— А что если взрывчатка, сделанная по твоему рецепту, окажется лишь грудой безобидных хлопушек?

— Ты пока ещё просто не знаешь, малыш, с кем имеешь дело. Меня зовут Жан и десять лет назад я получил прозвище Биг Бэн, за любовь к часовым механизмам. А теперь запомни раз и навсегда, взрывчатка — это и есть моя главная профессия.

Виктор ещё раз криво усмехнулся. Биг Бэн усмехнулся ему в ответ. Это был смех, от которого у обычного человека стыла кровь в жилах. Затем он бросил ему железный лом и, поймав его на лету, Виктор внезапно смолк и сделал вполне серьёзное лицо.

— А теперь неторопливо и подробно расскажите мне каков ваш план.

— Примерно в семи километрах к центру отсюда идёт сражение. Стороны примерно равны по силам, но если фаталоки и дальше с такой регулярностью будут получать подкрепления, боюсь у людей нет никаких шансов. Таких отрядов как мы в городе сотни и наша задача теперь — отлов и уничтожение всех тех кто вместо одежды носит на себе тяжёлую броню. Мы всего лишь песчинка в общем потоке сопротивления, но кто знает, может быть как раз эта песчинка и сможет перевесить весы победы.

— Кажется, я понимаю о чём вы. Компания психов и самоубийц — это как раз то, что мне сейчас больше всего подходит. Я с вами.

Виктор отошёл на несколько шагов в сторону и присел прямо на холодную и сырую землю. Последний раз в жизни побыть в одиночестве — похоже, это было единственной роскошью, которую он ещё мог себе позволить. Это же надо было так прожить свою жизнь, чтобы в итоге ты оказался совершенно никому не нужен. Как печально, тем более, что мне ещё нет и тридцати пяти лет. Он точьно знал, что не переживёт ближайшие несколько часов. Пошарив по карманам, он нашёл там свою записную книжку и огрызок карандаша. В темноте почти ничего не было видно, поэтому приходилось писать наугад. Он долго думал, прежде чем найти нужные слова. Вскоре они нашлись. Карандаш, одна за другой, начал выводить неровные буквы и на бумагу легко и непринуждённо легли первые строки.

Дорогая Сола. Какое счастье, если после моей смерти кто-нибудь сможет передать тебе это письмо. С тех пор как мы расстались, я почти всё время думаю только о тебе. Скоро меня уже не будет. Я вступаю в бой с людьми, для которых человеческая жизнь не стоит ничего. Прощай. Прощай и передай своему отцу, что я всё-таки решил сполна рассчитаться с государством за всё своё прошлое бессмысленное существование. Если умеешь — помолись за меня, а затем забудь обо мне раз и навсегда. Ты достойна кого-то кто гораздо лучше и порядочней чем я.

Я ухожу. Это неизбежно. Мне и так в последнее время слишком часто удавалось обманывать смерть. Так не может продолжаться бесконечно. Я это знаю. Только ни в коем случае не плачь, когда прочитаешь эти строки. Надейся на лучшее. В душе я верю, что где-то в следующей жизни и может быть на другой планете мы ещё обязательно встретимся, даже если для этого нам понадобиться ещё пройти в одиночку через миллионы долгих и мучительных лет.

Виктор дописал последние слова, вырвал листок и спрятал его в карман. Затем он просто долго и безразлично смотрел в пустоту, прежде чем краем уха не услышал как сзади к нему тихонько подошёл Биг Бэн и, опираясь на приклад автомата, уселся рядом.

— Ты боишься, парень?

— Нет. Разве что я боюсь прожить слишком долго и видеть как гибнет всё то, что мне когда-то было так дорого.

— Ты хочешь сказать, что для тебя в любом случае жизнь закончилась?

— А разве нет? — Виктор вдруг резко обернулся и посмотрел прямо в глаза этому странному человеку, — А что в таком случае движет тобой: жажда славы, памяти потомков или может быть офицерские погоны, лично врученные тебе каким-нибудь генералом сопротивления?

— Ты сильно ошибаешься. Слава, память и тем более офицерские погоны не достанутся мне никогда. Общество всегда считало меня своим врагом и ни один суд на Земле никогда не смог бы оправдать меня, даже если бы я сам освободил Центраполис и победил во всех битвах, которые только существуют. После всего того, что я когда-то сделал, для меня больше не имеет никакого смысла надеяться на какую-то благодарность со стороны своих соотечественников. Ты меня спросишь — зачем мне тогда вся эта война. Я просто верю, что если перед смертью я успею совершить достаточно добрых дел, успею уничтожить достаточно фаталоков и спасти тем самым достаточно человеческих жизней, то может быть когда я попаду в ад, там для меня будет хоть чуть-чуть попрохладней.

— Что же ты такого натворил за всю жизнь, что до сих пор не можешь искупить свою вину?

Правая ладонь Биг Бэна, словно это перед ним была любимая женщина, вдруг нежно погладила холодный и гладкий ствол автомата.

— Мне жаль, но это тема хорошо подходит для нескольких томов мемуаров или килограммов полицейских протоколов, но никак не для одного короткого разговора.

Больше они не проронили ни слова. Просто сидели, смотрели куда то вдаль, думали каждый о своём и молчали. Так в полной тишине прошло может быть около получаса и когда Виктор уже начал чувствовать, что его понемногу клонит ко сну, Биг Бэн вдруг резко вскочил и обернулся куда-то в сторону северной дороги.

— Они идут.

— Кто?

— Да уж точно не Санта Клаус со своими эльфами.

Виктор прислушался. Издали до него доносились странные звуки. Словно десятки огромных гидравлических молотков одновременно ударяли по наковальням. Шум от множества бегущих, металлических ног приближался. Вскоре можно было даже различить вибрацию, расходящуюся от них по земле. Группа фаталоков двигалась вперёд на огромной скорости, даже не сбиваясь со строевого шага.

Виктор быстро поднялся и ещё раз напоследок посмотрел на Биг Бэна. Он с самого начала мысленно сравнивал его с диким зверем, но если некоторое время назад это был дикий зверь, притаившийся в засаде, то теперь он весь ощетинился и был готов к схватке насмерть.

— Пришло время, малыш, узнать чего ты стоишь на самом деле.

Небольшой отряд людей в те мгновения был похож на осиный рой. Несколько переносных гренадёрских ракетных установок и ящик противотанковых гранат были разобраны в мгновение ока, но всё же настоящего оружия на всех просто не хватило. Многие бойцы, так же как и Виктор, были вооружены лишь железными ломами против самых совершенных машин для убийства, созданых чуждой, милитаризированной наукой. Но люди были полны решимости. Какой-то худощавый молодой парень со светлыми волосами забрался в кабину грузовика и прежде чем закрыть за собой дверцу улыбнулся и напоследок помахал рукой всем остальным.

— Прощайте, друзья. Я верю — победа будет за нами.

Перед самой атакой, дожидаясь пока враг подойдёт чуть поближе, все словно по приказу одновременно замерли. Они находились на достаточно высоком холме и сверху даже в темноте уже достаточно хорошо был виден строй, двигавшихся к Дворцу Правительства, фаталоков. В отличие от патрулей эти не осматривались по сторонам и не прислушивались к всевозможным подозрительным звукам. Они, похоже, слишком спешили, чтобы позволить себе такую непозволительную роскошь.

Это была группа из четырнадцати бронепехотинцев, выстроившихся в идеально прямую колонну. Поначалу Виктору сложно было представить себе, что каждый из фаталоков — это отдельная боевая единица. Слишком уж похожи они все были на единый и неделимый механизм, прочно скрученный и сваренный изнутри для большей прочности. Монотонный топот их шагов был уже совсем рядом. От ударов асфальт дрожал и трескался под их ногами, но даже сквозь весь этот грохот Виктор неожиданно сам для себя вдруг почувствовал как сильно теперь от нахлынувшего волнения бьётся в груди его живое человеческое сердце.

— Вперёд!

Словно раскат грома, громкий голос Биг Бэна прогремел где-то сзади. В тот же миг завёлся мотор грузовика и тяжёлая машина, подскакивая на грудах битого кирпича и бетона, на большой скорости понеслась вперёд. Строй фаталоков тотчас замер. Уловив явную опасность, они словно оловянные солдатики одновременно развернулись в сторону новой цели и открыли по ней шквальный огонь из пулеметов. Но было уже слишком поздно. Весь изрешечённый пулями грузовик врезался в самую их гущу и подмял кое-кого под свои колеса. Затем раздался взрыв. Биг Бэн не врал когда говорил, что кое-что смыслит во взрывчатке. Ударная волна имела просто жуткую и оглушительную силу. В разные стороны полетели куски железа, а ту часть улицы, где только что находился отряд бронепехотинцев затянуло едким, густым и чёрным дымом.

Когда, через несколько секунд, пелена немного рассеялась, люди поднялись со своих укрытий и, размахивая в воздухе оружием, бросились в атаку. Кто-то прокричал «Ура». Пулемётная очередь из темноты скосила его первым, но его клич быстро подхватили другие. Казалось маленький отряд в мгновение ока превратился в настоящую армию, способную с ходу снести любую преграду, стоящую на её пути.

Виктор бежал в первых рядах атакующих. Недавний страх и неуверенность словно сняло рукой. Вместо этого пришла какая-то особая первобытная ярость. Он больше не думал о своей жизни, он словно вместе со всеми заразился общим безумием и теперь совершенно не замечал ничего остального.

Впереди показалось несколько уцелевших после взрыва фаталоков в исковерженной техноплоти. Залп из ракетных установок окончательно добил четырёх или пятерых из них, но рядом с ними оставалась ещё парочка. Подбежав к одному из них, Виктор замахнулся своим железным ломом и как учил его Биг Бэн, изо всех сил, словно копьём ударил им в лицевое стекло этой адской машины. Послышался хруст треснувшего пластика. Возвышающийся над человеком словно гора бронепехотинец замер. Жизнь покинула его и лишь пулемет, направленный теперь уже только в одну точку, продолжал одна за другой выпускать в небо тяжёлые и смертоносные пули.

Через несколько минут с фаталоками было уже полностью покончено. Над небольшим отрядом людей вновь пронёсся победоносный клич «Ура», но ещё раньше чем он успел иссякнуть, издали послышались новые странные звуки. Резкий, острый до рези в ушах свист воздуха, издаваемый странными, неземными турбинами нарастал. Когда Виктор поднял глаза кверху он увидел бомбардировщики X-Z,которые словно огромные чёрные птицы на огромной скорости неслись прямо на повстанцев.

Люди бросились врассыпную. Бомбардировщики пролетели так низко, что с земли можно было даже заметить некоторые мелкие детали их обтекаемых корпусов. Через миг улица потонула в десятках мощных и словно слившихся воедино взрывов. Рядом ещё рухнуло несколько оставшихся «недобитых» зданий, а летающие машины смерти уже поливали сверху землю из своих тяжёлых пушек, шипящих и издающих при стрельбе тихое и приглушённое рычание. Затем они пролетели чуть вперед, прежде чем развернуться и зайти на новую атаку.

Ударной волной Виктора отбросило в сторону. В ушах по прежнему слышался непрерывный рев, а в глазах мелькали яркие вспышки. С трудом поднявшись на обе ноги, он протёр лицо от слоя песка и осмотрелся по сторонам.

— Уходи отсюда.

Прямо на его бежал Биг Бэн, хромая и придерживаясь рукой за правый бок.

— С чево бы это?…

— Прочь!!!

Предводитель уничтоженного отряда схватил его за рукав и изо всех сил рванул на себя.

— В здании стоит ящик гранат. Немедленно принеси их ко мне.

— Какие ещё гранаты, папаша?

— Я сказал бегом, — одной рукой Биг Бэн ловко передёрнул затвор автомата, после чего снова обернулся к Виктору, — Не смей возвращаться, пока не найдёшь их.

— Хорошо.

Неожиданно из соседних развалин, словно зловещие чёрные тени появилась новая группа фаталоков. Их вёл средних размеров бронепехотинец в стальной и ржавой техноплоти рабочего. В этот миг словно что-то заставило Виктора поднять голову и внимательно посмотреть на него. Словно в нём было что-то такое до боли знакомое. Конечно, чисто внешне фаталоки до сих пор были для него почти одинаковыми и только подсознание робко шептало ему, что этот какой-то особый. В ответ его противник также остановился и неожиданно направил на него свой холодный, бесчувственный взгляд. Это продолжалось всего несколько секунд и затем с фаталокским пехотинцем словно произошла какая-то странная перемена. Невозмутимые глаза машины зажглись адским огнём и он издал страшный, глубинный крик ярости, если только ярость вообще можно было себе представить в этих коротких и невыразительных механических звуках.

Пулемёт в его руке выпустил первую очередь и тут же, стоящий как раз между Виктором и этим странным фаталоком, Биг Бэн неожиданно вздрогнул и из его рта по подбородку потекла тонкая струйка крови. Лицо этого в прошлом убийцы и преступника исказила гримаса боли, но от этого, казалось, его пальцы ещё только сильнее и с большей яростью впились в приклад автомата. Перед тем как обернуться лицом к лицу к своему сопернику, он ещё немного посмотрел на Виктора и тихо прошептал ему хриплым, слабеющим голосом:

— Беги же, парень. Чего ты ещё ждёшь?

Виктор, теперь уже не раздумывая, бросился к, виднеющемуся вдали, зданию, а Биг Бэн в это же время сделал шаг навстречу фаталоку и, извергая на него все знакомые ругательства, нажал на курок. Это была словно какая-то дуэль. Только дуэль с автоматическим оружием и с короткого расстояния. Никто из соперников не думал уступать, вот только разница между ними заключалась в том, что пули одного лишь со звоном отскакивали от прочной брони, а другого — вонзались и пробивали насквозь хрупкую человеческую плоть. У Биг Бэна первым закончился его боезапас. Дрожащие и окровавленные пальцы пытались сменить магазин, но механическое чудовище тем временем сделало несколько молниеносных шагов вперёд и сильным ударом своей тяжёлой стальной руки словно тряпичную куклу отбросило его в сторону.

Виктор не знал, что происходит за его спиной. Он просто, без оглядки бежал вперед. Теперь он не мог даже слышать предсмертного крика Биг Бэна, его полностью заглушила собой новая ужасная волна бомбежки. Казалось позади него рушится земля и выжить в этой бойне простому человеку было просто невозможно.

Наконец впереди показалось здание, в котором должен был быть спрятан ящик с гранатами. Выбив плечом ветхую, покосившуюся дверь, Виктор ворвался вовнутрь и тотчас принялся в спешке шарить по углам, надеясь найти среди куч хлама то ради чего он сюда и пришел. От взрывов снаружи дрожали стены, а с потолка сыпался песок. Казалось ещё чуть-чуть и дом пошатнётся и рухнет, навсегда похоронив под своими обломками этого дерзкого непрошенного гостя. Напрасно пальцы на ощупь искали то, что хоть отдалённо могло быть похожим на армейский пластиковый ящик. Скорее всего, в этом здании вообще не ступала нога человека с того самого момента как началась война. После нескольких минут бесполезных поисков, Виктор присел на корточки и сам про себя вдруг громко рассмеялся.

— Похоже на этот раз старина Биг Бэн провёл меня как мальчишку. Но зачем? Зачем ему было спасать мою жизнь ценой собственной? Для старушки Земли и для сопротивления он мог бы быть гораздо важнее чем я. Не понимаю. Эта война вообще сделала людей безумцами.

Где-то за стеной всё громче и громче раздавался скрежет металлических шарниров. Фаталоки искали последних уцелевших людей из отряда, который осмелился напасть на их колонну. Вот пришли и за мной. Виктор медленно поднялся на ноги и, не найдя очевидно никакого другого оружия кроме деревянной ножки от стола, поднял её и приготовился встретить нападающих.

Он уже даже собирался сам двинуться к выходу, чтобы ускорить развязку, как вдруг какая-то бесшумная тень, неизвестно откуда здесь взявшаяся, пронеслась вдоль стены и налетела на него сзади. Сложно было сказать сразу человек это или животное. Его руки сильной и цепкой хваткой сцепились на шее Виктора, но было похоже, что нападающий вовсе не хотел душить и убивать. Скорее он хотел остановить и не пустить его на верную смерть.

Незнакомец был поменьше ростом и чуть послабее Виктора, но он легко компенсировал это той дикой и необузданной яростью, что бывает присуща только представителям мира животных. Борьба продолжалась секунд десять. Виктор, наконец, вырвался из этой цепкой хватки и замахнулся ножкой стола, чтобы хорошенько врезать нападавшему. Но когда он, наконец, увидел его поближе, руки выронили оружие и сам он в ужасе сделал шаг назад. Лицо незнакомца было настолько изуродовано, насколько это только может присниться в самых кошмарных снах. Оно было словно изъедено кислотой или обожжено и кроме этого на спине его был горб, в темноте придающий ему сходство с киношным Квазимодой.

— Что тебе от меня нужно?

Вместо ответа недавний соперник тотчас приложил палец к губам, словно советуя говорить как можно потише.

— Я здесь, чтобы спасти тебя.

— Ещё один. Вы, что, ребята, сговорились все сегодня? Кто я вообще такой, что все вдруг одновременно решили меня оберегать?

— Когда-нибудь ты сам это узнаешь. Твое время ещё не пришло, а пока что просто представь, что это небольшой аванс от судьбы, который тебе затем предстоит сполна отработать.

Виктор развёл руками и растерянно посмотрел по сторонам.

— Что ты в таком случае собираешься делать?

— Стать тобой на несколько минут, — незнакомец вдруг молниеносным движением сорвал с него изорванную куртку и надел её на себя, — Я отвлеку их от тебя, а ты тем временем найди себе потемнее угол, заройся в мусор, не шевелись, не говори и если можешь — не дыши.

— И ты готов отдать жизнь за того кого даже совсем не знаешь?

— У меня нет жизни. Я умер перед самым началом войны и то, что ты теперь перед собой видишь, лишь жалкие остатки от красивого и успешного мальчишки, который в свои двадцать с небольшим считал, что он и есть самый счастливый человек на всей земле.

Незнакомец опустил глаза и, ненароком взглянув в них, Виктор вдруг увидел такую ужасную боль по сравнению с которой его собственные проблемы теперь казались просто мелкими и смешными.

— Прощай, друг.

— Прощай, Герой.

Виктор хотел сказать ещё что-то, но тут за стеной, уже совсем рядом снова послышался скрип металлических шарниров и вместо слов благодарности ему пришлось изо всех ног броситься в противоположный угол здания. От чудовищного по силе удара ветхая деревянная дверь разлетелась на щепки и в проёме показалась высокая и массивная фигура фаталока-патруля. Доведённые до совершенства полумеханические глаза и уши, метр за метром тщательно сканировали всю внутреннюю площадь помещения и когда они уже вот-вот должны были заметить человека, укрывшегося за старым книжным шкафом, какое-то странное, похожее на примата существо вдруг выскочило прямо из темноты и бросилось под ноги этой огромной, шагающей машины смерти.

На его беду патруль обладал просто отменной реакцией. Вытянув в сторону руку, он на ходу поймал беглеца и, обхватив его за туловище своими металлическими клешнями, поднял высоко вверх. Из своего укрытия Виктор, стиснув зубы, смотрел как человек только что спасший его, все ещё изо всех сил вырывается из объятий монстра, тщетно пытаясь разжать его смертельную хватку. Его первой мыслью было броситься ему на выручку, но здравый смысл всё же как-то смог удержать его на месте. Он подумал о двух совершенно незнакомых ему людях, которые сегодня пожертвовали собой только ради того, чтобы он мог затем жить дальше. Прямо сейчас броситься в бой и погибнуть такой глупой смертью, было, по меньшей мере, неблагодарно по отношению к ним.

Жертва в руке фаталока, наконец, прекратила своё бессмысленное сопротивление. Издалека могло показаться, что человек мёртв и только его слабое, почти неразличимое среди грохота и стрельбы, дыхание позволяло ещё наедятся на чудо.

Патруль напоследок ещё раз бегло осмотрелся по сторонам, после чего развернулся и, по прежнему держа в одной руке неподвижного Квазимоду, двинулся куда то вдаль. За ним тотчас отправились и другие. Они уже давно посчитали количество напавших на них людей, отняли от этой цифры количество трупов, валяющихся вокруг, добавили к убитым одного пленного и, получив в итоге ноль, спокойно направились к своей следующей точке сбора.

Топот тяжёлых металлических ступней на асфальте был слышен еще, может быть, минут десять. Подождав для верности примерно ещё столько же, Виктор, наконец, оттолкнул от себя повалившийся книжный шкаф и выпрямился во весь рост. После боя наступила тишина, вот только сильный ветер, врываясь в здание, яростно стучал оконными рамами и зловеще гудел в пустых, обезлюдевших комнатах. Сделав несколько шагов по полу, покрытому слоем пыли и усеянному осколками битого стекла, он вышел наружу. Там где раньше была улица, теперь виднелись лишь дымящиеся воронки с десятками трупов внутри. Весь отряд Биг Бэна, в течении всего нескольких минут, полностью погиб здесь, пытаясь внести свой небольшой вклад в общую Великую Победу. Эти люди…они ведь ещё совсем недавно разговаривали и смеялись, любили и огорчались мелким неудачам, а сейчас они все валяются на земле вперемешку с частями чуждой фаталокской техноплоти и никто и никогда даже не сможет как следует похоронить их.

С севера налетел новый порыв ветра. Это был холодный, совершенно непривычный для местного климата ветер. Присев на край вырытой взрывом воронки, Виктор посмотрел вдаль. Где-то там, в центре города ещё по прежнему раздавался грохот последней и возможно самой беспощадной битвы в истории человечества. С сегодняшнего дня он уже никогда не сможет быть тем кем он был прежде. Сегодня он узнал, что такое настоящая война и она оказалась в сотни раз более жестокой и ужасной вещью, чем он только мог себе когда-либо это представить.

Одиноко догорал остаток восковой свечи. Перед тем как потухнуть, маленький и дрожащий огонёк напоследок выхватил из мрака часть какой то комнаты с серыми стенами, кучей картонных ящиков и двумя людьми, почти неподвижно сидящими друг напротив друга. Это была молодая девушка и старик в полицейской форме. Девушка всё время плакала, устремив воспалённые от слёз глаза в одну точку, а старик опустил голову и думал о чём-то своем. Наконец свет погас. Девушка всхлипнула, старик вскочил на ноги и в темноте начал медленно ходить от одной стенки до другой.

— Неужели, дочь, этот парень для тебя так важен?

— Важнее всего на свете.

— Вот оно что…

Старик остановился. Несколько секунд он принимал решение, после чего резко развернулся и двинулся к выходу.

— Ты куда?

— Я скоро вернусь.

— Ты куда? — девушка поднялась со своего места и повторила вопрос.

— Исправлять ошибки, которые я постоянно совершаю в своей жизни.

Если бы какой-нибудь художник решил вдруг написать картину современного пришествия четырёх всадников Апокалипсиса на землю, битва за Центраполис могла бы стать идеальным задним фоном для этого полотна. То, что здесь происходило, трудно было описать обычными словами. Жестокость и напряжение, царившие здесь, казались просто нереальными. Огненные вспышки были столь яркими и частыми, что почти заменяли собой дневной свет, а от грохота взрывов и непрекращающейся стрельбы нельзя было даже услышать голос того, кто находился совсем рядом.

Вот прямо на перекрёстке двух улиц под пулемётными очередями полёг целый батальон пехоты, тут же валялись остатки десятка фаталокских солдат, а в самом центре, словно памятник всему этому безумию, возвышался горящий тяжёлый танк. Немного справа в земле дымилась огромная воронка, даже не воронка, а целый катлаван, вырытый в асфальте несколькими залпами Драконов, а совсем рядом виднелись обломки, только что рухнувшего небоскреба, похоронившего под собой четыреста добровольцев ополчения — всё взрослое мужское население, рекрутированное Зигфридом в одном из пригородов Центраполиса.

Вот уже почти три часа продолжалось это чудовищное противостояние и ни одна из сторон пока что не могла взять здесь верх. Не сумев разбить противника сходу, люди снова и снова бросались в яростные атаки, но ни одна из них так и не смогла сломить сопротивление «железных солдат». Потери были просто ужасны, в то время как войска Сириула регулярно получали свежие и крупные подкрепления. Вдобавок ко всему этому вскоре армию Зигфрида начали постигать первые серьёзные неудачи.

Брошенные на левый фланг танки на свою беду попали под точный шквальный огонь и вскоре почти все были уничтожены. После этого настало время для ещё одного тяжёлого удара. Вычислив, наконец, местонахождение Драконов, фаталоки тотчас бросили против них свои малые бомбардировщики. Несколько коротких минут и люди навсегда потеряли всю свою тяжёлую артиллерию. Положение становилось всё более безнадёжным и вскоре Зигфриду пришлось отправить в бой свою последнюю надежду.

До этого элитные гренадёры всё время находились в резерве. Их словно берегли для решающей схватки, но, похоже, теперь они остались единственными кто ещё мог сражаться за знамя некогда великой Земной Федерации. Первый их удар был достаточно внушительным. От этой яростной и отчаянной атаки фаталоки готовы были дрогнуть, вот только, к сожалению силы, к этому времени были уже слишком неравны. Оказавшись один на один против всего многотысячного корпуса Сириула, ряды этих лучших солдат Земли таяли как тает снег под ярким, весенним солнцем.

И всё-таки люди не думали отступать. Отступать в этой ситуации было уже просто некуда. Они с обречённым упорством дрались с превосходящим противником и кое-где даже смогли пробить несокрушимую оборону фаталоков. На одном из участков, ценой больших потерь, фронт был, наконец, прорван и несколько сотен гренадёров вышли прямо на Центральную Площадь города. Бой теперь уже закипел у самых стен бывшего Дворца Правительства. Цель казалось была так близко и в то же время так далеко. Укрывшись в прочном и обширном здании, фаталоки поливали огнём из пулемётов кучку оставшихся в живых людей. Даже сам Сириул в те минуты вместе со своими самыми приближёнными офицерами принимал участие в обороне, лично уложив нескольких гренадёров на ступенях, у самого парадного входа.

Примерно через пол часа атака захлебнулась. Весь центр города был просто устелен трупами, оставшимися после этой ужасной мясорубки. Случилось то, что и должно было случиться в итоге таких тяжёлых неудач — армия Зигфрида потеряла свой грозный боевой дух. Здесь не было места панике и трусости, просто люди, наконец, поняли, что они проиграли это сражение. Исчезли тот азарт и надежда на победу, которая казалось вот-вот должна была свершиться. Солдаты не дрогнули, они просто ушли в оборону и словно зверь, загнанный в угол, думали лишь об одном — подороже продать свои жизни, перед тем как навсегда покинуть эту землю.

В то же время противник уже окружал их со всех сторон. Фаталоки к концу сражения уже успели подавить почти все остальные очаги сопротивления в городе и теперь могли спокойно бросить все силы к центру. Остатки армии оказались в железном кольце. С флангов и тыла наступали закованные в тяжёлую броню пехотинцы и патрули, а с воздуха их вовсю утюжили малые бомбардировщики. Бой подходил к своей окончательной стадии. Земля рвалась на части и посреди всего этого невообразимого хаоса никто даже не обращал внимания на высокую и стройную фигуру Зигфрида Кларка. Без головного убора, весь испачканный пеплом и кровью с оружием в руках, под градом пуль он, как и любой «серый солдат» лишь спокойно и незаметно вместе со своими подчинёнными удерживал переднюю линию обороны.

Стрельба и бомбёжки продолжались ещё почти полтора часа. Затем всё закончилось. Полностью сравняв с землёй городские застройки площадью в несколько квадратных километров, фаталоки теперь уже лишь, не спеша, зачищали эту территорию, добивая на ходу раненных и разворачивая обломки зданий в поисках уцелевших.

После адского грохота и взрывов как-то сразу наступила жуткая и мёртвая тишина, нарушаемая лишь скрежетом техноплоти да редким стрекотанием пулемётных очередей. А затем с неба пошёл дождь. Это был невероятно сильный и холодный ливень, заливающий водой пожары и смывающий с асфальта лужи крови. Такого дождя здесь не было уже может быть сотни лет. По разрушенным улицам вперёд неслись целые потоки вперемешку с песком и кусками бетона. Природа словно таким образом надеялась скрыть все следы недавней трагедии. А может быть это сама планета хотела сама уничтожить Центраполис, сделать на его месте море, чтобы этот великий город, бывший долгое время величайшей жемчужиной в короне Земли исчез навсегда, но никогда не достался жестокому и ненавистному врагу.

Странный это был дождь. В нём чувствовалась сила, но не было жизни. Вода просто лилась сверху словно из огромного ржавого душа. Дождь всё шёл и шел. Он оставлял на лице грязные полосы и оставался на губах соленым, металлическим привкусом. Казалось весь дым и пепел, что сегодня поднялись в воздух, вдруг разом хлынули обратно на землю вместе с тоннами испарившейся воды.

Виктор уже почти целый час неподвижно сидел на краю воронки и пустующим взглядом смотрел куда то вперед. Он весь промок и озяб от ледяного ветра. Почему в небе не восходит солнце? Почему так долго длится эта проклятая, холодная ночь? Почему нет ни звёзд ни луны и всё вокруг словно затянуто непроницаемой чёрной пленкой? Или может быть я просто медленно схожу с ума.

Потоки воды проносили рядом окоченевшие трупы. Сколько их здесь было…Сколько человек погибли сегодня, защищая свой мир. А ведь ещё до войны проповедник секты «Очищение» Жей О'Жей говорил, что человечество безнадёжно испорчено. Что на всей огромной планете не найдётся и двух десятков истинных патриотов. Какой идиот! Кто же тогда были все эти несчастные, тела которых сейчас десятками проплывают мимо? Среди них, по татуировкам и длинным волосам Виктор различил немало бывших антицивилизалов. Общая беда, наконец, смогла объединить человечество в одно целое, вот только сейчас, похоже, это было уже слишком поздно. После сражения в Центраполисе его мир просто перестал существовать.

Сквозь шум дождя откуда-то издали послышался топот шагов. Это был топот человеческих шагов, тихий и приглушённый. Тот кто двигался по видимому из осторожности старался производить как можно меньше шума. Их было двое. Заметив, издали сидящего на земле Виктора, они остановились и начали о чём-то перешептываться. Лишь короткие обрывки фраз могли долететь до чуткого уха, но даже из этих нескольких слов можно было уловить смысл всего разговора.

— Что это за бродяга сидит там посреди улицы?

— Может шлёпнем его, вдруг у парня есть что-нибудь пожрать?

— Сомневаюсь… хотя, впрочем, давай посмотрим поближе.

Виктор поднял голову и с явным безразличием взглянул на две приближающиеся, черные фигуры. Негодяи всегда существовали на этой планете во все времена. Вскоре по тусклым силуэтам можно было различить крепкого коротышку с бейсбольной битой в руке и его сутулого, долговязого спутника, плетущегося чуть позади.

— Эй, друг, ты что уснул здесь?

В ответ Виктор ни проронил ни слова.

— Я с тобой разговариваю!

Было в этом голосе что-то такое знакомое, что заставило его повнимательней рассмотреть этих двух непрошенных гостей. Коротышка сделал ещё шаг вперёд и, остановившись в двух метрах от него, вдруг закинул голову назад и громко рассмеялся.

— Виктор, малыш, вот уж никогда не ожидал встретить тебя в такой печали да ещё и в таком месте. Куда ты исчез тогда из «Горелой резины»? Повёз катать девушку на угнанном автомобиле?

— Вроде того. Вуки, а что ты здесь делаешь, старый ты пройдоха?

— Хотим с сынишкой поскорей слинять из этого чёртового города-кладбища. Кстати… у меня для тебя есть одно дело, — на миг Вуки замолчал и погладил правой рукой свою длинную, черную бороду, — Пойдём с нами. Говорят неподалёку от Центраполиса есть городишки в которых ещё не ступала нога фаталока. Местные людишки живут там как в раю и даже не думают делится с теми кто пострадал от войны. Пора устранить эту жудкую несправедливость. Соглашайся, будет весело, впрочем, можешь даже ничего и не говорить, я и так знаю, что ты никогда не прочь был подработать выбиванием чьих-то зубов.

Несколько мгновений они лишь молча стояли друг напротив друга, а затем Виктор поднял на них глаза полные презрения.

— Пошёл ты к чёрту вместе со своим сынишкой-идиотом.

— Кажется, я не расслышал.

— Я сказал убирайтесь отсюда… оба.

— Смотри, какими мы стали праведниками за последнее время. Просто ангел, вот только крылышек пока не хватает. Ты, малыш, всегда был безмозглым придурком, но чтобы так вот со старыми друзьями…

Вуки мельком взглянул на Сентября и тут же в руке у того блеснуло лезвие ножа.

— Позволь, папа, я прирежу его прямо здесь.

— Не будем терять на его время. Он и сам сдохнет в ближайшие дни от голода.

Увидев горящий от злобы взгляд Виктора, отец и сын в начале лишь спешно попятились назад, но затем, поняв, что дело вполне может принять дурной оборот, вдруг одновременно развернулись и бегом бросились прочь с этого места.

Виктор пробежал за ними ещё несколько метров, после чего вернулся и вновь присел на своё прежнее место на краю воронки. Дождь всё лил и лил, с каждой минутой становясь только сильнее и сильнее. Он с надеждой было посмотрел на небо, но оно по прежнему оставалось чёрным и непроницаемым. С севера налетел новый порыв холодного ветра и чтобы хоть немного согреться, Виктор весь сжался в плотный клубок. Он даже не подумал о том, чтобы укрыться в соседнем здании. Да и зачем? Теперь ему было уже всё равно.

Память словно старая кинопленка, начала неторопливо отматывать назад события последнего дня. Побег от патруля-фаталока, встреча с Биг Бэном и его отрядом, битва, наконец, этот странный, уродливый незнакомец, непонятно зачем спасший ему жизнь. Воспаленный разум словно кино, кадр за кадром медленно прокручивал то, что он сегодня увидел, но затем всё вдруг исчезло. Все померкло и перед его мысленным взором возник новый образ. Он видел Солу, так как будто она сейчас стояла перед ним. Оказывается он наизусть знал каждую мельчайшую черту её лица. Как ты мне сейчас дорога. Как бы я хотел совершить что угодно, пройти через любые испытания лишь бы только чуть-чуть оказаться тебе полезным.

Усталость, голод и потрясения постепенно давали о себе знать. Тело слабело, а сознание шаг за шагом погружалось в мутную пелену обморока. Виктор закрыл глаза и тут, словно во сне он снова услышал чьи то отчётливые шаги. На этот раз человек не пытался скрываться, а твёрдо шёл прямо на него. Дождь заглушал собой все звуки, но этот тихий и хриплый голос был слышен так, как будто он шёл откуда-то изнутри:

— Ты и представить себе не можешь, парень, как долго я тебя искал.

Виктор чуть-чуть приоткрыл веки и увидел прямо перед собой смутную, коренастую фигуру в потрёпанной полицейской форме и с пистолетом в кобуре.

— Чего ты от меня хочешь?

— Тебе пора домой.

— У меня нет дома.

— Дом это место где тебя всегда кто-то ждет. Тебе в этом смысле повезло. Еще остались люди которым ты далеко не безразличен.

— Я не верю тебе. Это слишком большое счастье, чтобы быть реальностью.

— Ты сполна заслужил это… пора домой.

Джагар постоял ещё немного, после чего развернулся и двинулся назад в темноту. Виктор поднялся и, стараясь не упустить его из виду, окрыленный неожиданной надеждой отправился следом. На ходу он нашёл в кармане написанную им перед этим записку, скомкал её и, смеясь и плача одновременно, выбросил в сторону. Поверить не могу. Какое это счастье! Я иду домой.

В дали уже почти замолк грохот от взрывов и только редкие одиночные выстрелы ещё напоминали о недавней бойне в центре города. Людям так и не удалось освободить свою столицу. Их благородная ярость и смелость разбились об военное превосходство и холодный расчёт фаталоков. Сам Зигфрид скорей всего погиб в бою, хотя затем ещё ходили робкие слухи о том, что он возглавил сопротивление партизан где-то там в другом конце земного шара. Человечество проиграло эту свою последнюю войну. Великий летописец перелистнул последнюю страницу и, поставив точку, закончил книгу истории земной цивилизации. И всё-таки люди сделали все, чтобы победить. Их ни в чём нельзя было упрекнуть. Они шли до конца, просто силы в этой ужасной схватке были слишком неравны. Битва за Центраполис была поражением, но несмотря на это, память о ней надолго останется в сердцах тех кто смог уцелеть. Бывают такие поражения которые ещё более величественны и легендарны чем любые победы. Косово Поле, Бородино, Перл-Харбор, а теперь ещё и Битва за Центраполис. Пройдут годы, в городских канализациях, горных селениях и непроходимых тропических лесах вырастет новое поколение людей. Что-то забудется, что-то сотрётся с народной памяти, что-то обрастёт легендами и небылицами, но только об этой ВЕЛИКОЙ битве будут помнить всегда и любой, даже самый дикий человек, услышав рассказ о ней, будет необыкновенно гордиться тем, что он принадлежит к этой непреклонной, гордой расе, сумевшей напоследок так хорошенько врезать непобедимым и самоуверенным фаталокам.

♦ ♦ ♦

Ван Дюн открыл глаза. Голова по прежнему болела, а тело дрожало мелкой дрожью, но сознание медленно, шаг за шагом возвращалось в этот мир. Первая мысль была о том где же он теперь находится. Ван Дюн осмотрелся по сторонам. Он лежал на гладком, пластиковом полу, в небольшом помещении полном аппаратуры и с огромным иллюминатором на всю стену. Это был космический корабль, но как он в нём оказался? В памяти вдруг яркими вспышками пронеслись ужасные и дикие картины: вторжение в Солнечную Систему неизвестного флота, тяжелая битва в космосе и отступление. Еще он вдруг так ярко вспомнил Землю. О том как он в последний раз смотрел на неё из этого иллюминатора и как она медленно исчезала вдали.

Затем был гиперпрыжок и, как это всегда бывает с человеческим организмом, кратковременная потеря сознания. О нет… здесь это длилось всего несколько мгновений, но снаружи прошло может быть уже больше месяца. Что за это время произошло с его планетой? Как он вообще мог покинуть её в такой тяжёлый и трагический час?

Кое-как поднявшись на одно колено, адмирал тут же снова замер на месте и пустым, отсутствующим взглядом уставился куда-то в одну точку на стене. Из оцепенения его вывел только голос напуганного секретаря, спешащего к нему изо всех ног.

— С вами всё в порядке, сэр? Вы не ушиблись? И почему вы только во время гиперпрыжка не использовали антиперегрузочное кресло? Это ведь так опасно для здоровья.

Этот маленький человек с налысо стриженой головой уже хотел было схватить его под локоть и помочь встать, но Ван Дюн сам кое-как поднялся на обе ноги и двинулся к пульту. Мы потеряли мир, который наши предки обустраивали тысячи лет, а он не нашёл ничего другого как только беспокоиться о моём здоровье. Какой же ты недалёкий человек, Скрит. Адмирал хотел было в начале обругать своего секретаря, но как только он взглянул на его безобидное и чуть глуповатое лицо, нахлынувшая на него злоба тотчас куда-то испарилась.

— Что случилось с другими кораблями?

— Пять или шесть, похоже, разбросало по всему Млечному Пути. Такое иногда случается при «слепом гиперпрыжке», а вот остальные находятся неподалёку и уже установили связь с Яростью.

— Сколько их осталось?

— Пятьдесят четыре.

Пятьдесят четыре уцелевших корабля из более чем трёхсот — это слишком большие потери для одного сражения. Ван Дюн отвернулся и с грустью посмотрел в иллюминатор. Новый мир в который он попал почти не интересовал его и всё таки опытный глаз старого космического волка поневоле выхватил из мрака незнакомые звёзды и невиданные им никогда ранее созвездия.

— Где мы сейчас?

— По предварительным подсчётам это система Ноя на расстоянии ста тридцати восьми световых лет от Солнца. Похоже, ещё никогда раньше людям не доводилось улетать так далеко от своего дома.

— Выходит мы все теперь ещё и первооткрыватели…

Адмирал хотел было улыбнуться, но эта улыбка вышла кислой и неестественной. Затем он снова взглянул в огромное, круглое стекло иллюминатора. Отсюда, с центрального поста наблюдения передняя палуба Ярости выглядела такой дырявой и помятой. Кораблю здорово досталось в этом бою и вдобавок на самом шпиле его носовой части виднелось какое-то странное чужеродное тело. Ван Дюн напряг память и вспомнил последние мгновения перед гиперпрыжком. Тогда ещё первый флагман земного флота на лету протаранил, неизвестно откуда взявшийся, фаталокский истребитель и уже вместе с ним понёсся дальше. Враг словно не желал отпускать их даже здесь и этот маленький кораблик казался хищным чёрным пауком, мертвой хваткой уцепившимся за блестящую броню адмиральского линкора.

— Сэр.

— Что ещё?

Секретарь Скрит стоял рядом, испуганно озирался по сторонам и тяжело дышал.

— Похоже, у нас гости и они направляются прямо сюда.

Ни говоря больше ни слова, Ван Дюн бросился к приборам слежения. На экране радара светилось два десятка точек, несущихся прямо на них на огромной скорости.

— Прикажете открыть огонь?

— Ни в коем случае. Меньше всего нам теперь необходимо заводить ещё одного врага во вселенной.

Через несколько секунд компьютер увеличил изображение. Было сразу понятно, что эти корабли не фаталокские и уж тем более не земные. С виду они были лёгкими и изящными и в чём-то даже больше походили на стаю большекрылых и длинношеих птиц, летящих куда-то вперёд сквозь ледяную космическую бездну.

Где-то рядом послышался прерывистый сигнал установления связи и тут же, словно в такт ему, на коридоре снаружи прогремели чьи-то тяжёлые и быстрые шаги. Ван Дюн сразу было направился к переговорному устройству, но едва он прошёл и половину пути, как дверь его кабинета резко распахнулась и в проёме появилась рослая и подтянутая фигура капитана Ярости — Ахиллеса Шермана.

— Пушки наведены на цель, адмирал, — он бесцеремонно вошёл внутрь и, на ходу отдав честь, остановился у самого иллюминатора, — Теперь все ждут только вашего приказа.

— Одну секунду, — Ван Дюн в растерянности посмотрел сначала на экран локатора, а затем на грубое и решительное лицо капитана, — а, что если они вовсе и не собираются быть нашими врагами?

— То же самое мы думали и о флоте фаталоков, а в итоге…

Шерман очевидно хотел сказать ещё что-то, но его внезапно перебил чей-то тихий и спокойный голос. Голос шёл прямо из динамиков связи и он не мог принадлежать человеку, хотя слова и произносились на чистом Эсперанто. Было в нём что-то странное и неземное, какой-то особый, чарующий акцент, заставивший в один миг замолчать всех кто находился сейчас в этом помещении.

— Остановитесь, странники. Опустите своё оружие…

Ван Дюн первым вышел из оцепенения и тотчас шагнул в сторону микрофона внешней связи.

— Я говорю от лица флота Земной Федерации. Мы случайно попали в вашу систему и не имеем по отношению к вам никаких агрессивных намерений. Повторяю — мы случайно попали в вашу систему и не имеем к вам никаких агрессивных намерений…

— Мы всё знаем. Прошу вас — следуйте за нами.

— Как мы можем быть уверенны, что всё это не ловушка и вам вообще можно доверять?

— Вам придётся нам поверить. Хотя бы ради вашего же блага в будущем.

— Кто вы, вообще, такие?

— Очень скоро вы сами это узнаете.

На долю секунды Ван Дюн обернулся и поймал на себе тяжёлый взгляд Шермана.

— Думаю, нам будет лучше пока с ними согласиться.

— Как знаете, — капитан Ярости тотчас изобразил на своём лице недовольную и кривую мину, — что до меня, так я на вашем месте вместо ответа лучше угостил бы этих гостей парочкой тяжёлых торпед.

Корабли пришельцев невероятно быстро развернулись и двинулись вперед, указывая людям нужное направление. Громоздкому флоту Федерации понадобилось почти пол часа чтобы только построить строй и двинуться следом. Объемные военные архивы на этот момент мало что могли сообщить о такой удалённой от Солнца системе как Ноя. Разве что можно было прочитать, что местное светило — это небольшой жёлтый карлик с четырьмя спутниками, вращающимися вокруг него. Самая окраина Млечного Пути и вдруг оказывается, что здесь обитает некая странная, высокотехнологичная космическая цивилизация, о которой людям до этого совершенно ничего не было известно.

Через некоторое время флот, наконец, достиг одной из планет этой системы. С орбиты она в чём-то напоминала Землю, вот только от колыбели человечества её отличала какая-то особая нетронутость и девственность. Она была почти полностью покрыта зелёной сушей с невысокими горами, редкими, небольшими морями и крохотными снежными шапками на обоих полюсах. И еще, как ни странно, здесь ни наблюдалось совершенно никаких признаков цивилизации. Как ни смотрел Ван Дюн в телескоп на эти бесконечные леса, болота и равнины, он не смог разглядеть среди них тех огромных, в сотни километров в длину городов, что раньше так часто встречались на его родной планете. Странно. Какой то сплошной, нетронутый и дикий мир, с которого взлетают космические корабли.

Когда они уже подлетели совсем близко, из динамиков связи снова послышался прежний голос:

— Ваш флот пока должен остаться на орбите в то время как экипажи мы просим, с помощью ваших челночных капсул, спуститься на поверхность.

Адмирал пододвинул к себе микрофон и прежде чем ответить, еще раз с недоверием взглянул в иллюминатор на бесконечную, зеленую даль незнакомой планеты.

— Нас здесь почти пятьдесят тысяч. Вы уверены, что сможете разместить у себя всех моих людей?

— Не беспокойтесь. У нас уже всё давно готово к вашему появлению.

— Как это ещё понимать: «всё давно готово?..»

Ван Дюн от недоумения даже вскочил со своего места, но связь с пришельцами оборвалась так же внезапно, как и возникла. Их небольшие, маневренные корабли, все вместе, сделали идеально ровный круг в космосе и перед тем как нырнуть в атмосферу, одновременно замерли, словно решив ещё немного подождать своих новых гостей.

Адмирал ещё несколько секунд молча провожал их своим взглядом, после чего поправил галстук на шее и обернулся к, стоящему рядом с ним, капитану Ярости.

— Вначале отправим к ним одну капсулу с двадцатью офицерами для переговоров. Я лечу вместе с ними… знаю, это слишком уж похоже на ловушку, но другого выхода у нас просто нет. Нам нужен хоть какой-нибудь союзник во вселенной. Мы не можем вечно скитаться по космосу и ждать когда наши корабли разваляться на части.

— В таком случае я иду вместе с вами, — Шерман расправил плечи и, играя внушительными мускулами, выделяющиеся даже под строгой армейской формой, с силой сжал свои кулаки, — Кто-то же должен будет заступиться за цвет земного флота, если тот вдруг попадёт в переделку.

— Только обещай мне держать язык за зубами.

— С этого момента я нем как рыба.

Они оба уже было направились на выход, как вдруг позади их послышался тихий голос Скрита:

— Адмирал.

— Чего тебе ещё?

— Возьмите меня. Как же вы будете вести переговоры без своего секретаря.

— Ладно, давай.

На то чтобы собрать группу из двадцати офицеров и подготовить капсулу ушло ещё около получаса. Когда же все, наконец, было сделано, когда все уже сидели в удобных, антиперегрузочных креслах, а над головой послышался механический скрежет закрываемого люка, Ван Дюн вдруг почувствовал лёгкое волнение. Это было даже не из-за того, что он покидал частицу своего привычного мира, свой корабль и направлялся в мир чуждый и неизвестный. А скорей потому, что он, как будто, каким-то особым чувством понимал — от того, что он в дальнейшем будет делать, как себя вести во многом может зависеть и будущее всей его, некогда великой цивилизации.

На лбу выступили капли холодного пота. Рука, было, потянулась, чтобы вытереть их и только тут главнокомандующий флота Земли заметил как сильно в этот момент дрожат его пальцы. Сидящий рядом Шерман также увидел это и, смеясь, фамильярно толкнул его локтем в бок.

— Не дрейфь, адмирал. Как-нибудь прорвёмся.

Снаружи яростно загудели дюзы и маленькая челночная капсула, рванув вперед, вышла в открытый космос. Позади медленно удалялась блестящая громадина линкора Ярость, а впереди уже всё отчётливей и отчётливей просматривались контуры незнакомой, зеленой планеты. Корабли пришельцев дожидались их чуть в стороне, при этом постоянно маневрируя и, словно вопреки всем законам физики, выписывая сложнейшие фигуры высшего пилотажа.

Кто они? Что это за странный народ, повстречавшийся им на самом краю галактики? С какой целью они так настойчиво зовут нас к себе в гости и откуда они вообще знают наш язык? Похожи ли они хоть немного на людей или внешне это ужасные монстры? Пока я не знаю ничего этого, но может быть в будущем я смогу найти ответы хотя бы на некоторые из этих вопросов.

Когда они подлетели совсем близко к поверхности, Ван Дюн, наконец, увидел их город. Странный это был город. То ли это было сделано в целях маскировки, то ли это был просто их такой особый архитектурный стиль, но издали всё это было гораздо более похоже на какой-то лес и очень сильно отличалось от привычных шумных земных мегаполисов. Даже здания: высокие, стройные и круглые в диаметре казались стволами огромных деревьев, уходящих вершинами к небесам. И ещё в этом городе совершенно не было улиц. Было непонятно как местные жители вообще сообщаются между собой, ведь их дома словно росли из земли, покрытой высокой травой, кустарниками и болотами.

Летящие впереди них, сопровождающие корабли, наконец, сделали последний круг и плавно приземлились прямо на крышу одного из небоскребов. Наверняка и им тоже следовало сделать то же самое, хотя совершить посадку на небольшую платформу диаметром не более сотни метров было невероятно сложной задачей для пилота-человека, привыкшего к огромным земным космопортам. Капсула ещё долго кружила вокруг. Они сбивали скорость и снова разгонялись прежде чем смогли, наконец, благополучно достигнуть гладкой и прочной посадочной полосы. Они прибыли. Путешествие закончилось. Потухли дюзы и остановились турбины. Компьютер сообщил, что атмосфера снаружи не содержит опасных примесей и вполне пригодна для человеческого организма. Новый мир ждал их. Ван Дюн неторопливо поднялся со своего кресла и сквозь открывшийся внешний люк первым ступил на поверхность незнакомой планеты.

Первое, что он ощутил здесь был местный воздух. Адмирал вдохнул полной грудью и на мгновение даже закрыл глаза. После стерильного чистого кислорода корабля и челночной капсулы его буквально сразу опьянили сотни тонких, неземных ароматов. Затем он осмотрелся по сторонам и необычный город предстал перед ним во всех своих красках. Он был словно из какого-то сказочного и нереального мира. Здания имели совершенную с точки зрения эстетики форму и идеально смотрелись на фоне нетронутой, дикой природы. Они были выкрашены в два цвета. Зеленые основы тонули в густой растительности, а золотистые верхушки тянулись к небу и таяли в дымке облаков. Было только непонятно как этот город вообще может функционировать. Сколько Ван Дюн ни всматривался в даль он не увидел там ни одной заводской трубы, ни одной дороги и ни одной свалки старых автомобилей. Здесь не было привычной суеты и беспорядочного движения. Все вокруг словно уснуло и только несколько небольших летающих средств, похожих на дельтапланы, порхало где-то там на горизонте.

Засмотревшись по сторонам, адмирал поначалу даже не заметил самих хозяев этого странного мира. Они тем временем терпеливо ждали их в десятке метров от капсулы. Увидев их, от неожиданности он даже замер. Это просто невероятно, но оказывается они так похожи на людей. Они были все чуть выше среднего роста у худощавого телосложения, на первый взгляд хрупкого, но если посмотреть повнимательней — полного твёрдости и особого достоинства. Кожа у них была светлая и гладкая, а одежда такого же зеленовато-золотистого цвета, как и всё здесь и к тому же необыкновенно подчёркивающая их грациозные, стройные фигуры. Внешне этих существ можно было назвать красивыми даже по земным меркам. Совершенно без изъян, правильные, хотя немного и островатые черты лица, длинные, почти до пояса светлые волосы и большие, задумчивые глаза создавали неповторимое впечатление, граничащее между восхищением их холодной красотой и лёгким недоверием. Единственным чем они отличались от людей были их большие, тонкие уши, настороженные и, казалось, улавливающие любой, даже самый малейший подозрительный шорох.

Когда адмирал вместе со своей группой подошли к ним вплотную, незнакомец в центре, в знак приветствия, склонил перед ними свою голову и заговорил на чистом Эсперанто тем же голосом, что он слышал из передатчика на Ярости.

— Барон Герхард Ван Дюн, от лица цивилизации элиан мы приветствуем вас здесь, на планете Илиака, системы Ноя.

На ум как назло не приходил ни один нормальный и достойный ответ. Странно. Откуда он вообще знает моё имя? Пока мысли беспорядочно складывались в готовые предложения, стоящий рядом, Шерман вдруг бесцеремонно сделал шаг вперёд и вызывающе искривил своё лицо с мясистым носом и, покрытым щетиной, квадратным подбородком.

— Как я понимаю, с этого момента вы держите нас здесь за пленников?

— Ни в коем случае, — тон элианина в противовес ему был спокойным и невозмутимым, — нашей морали и культуре отвратительна даже сама мысль о том, чтобы лишать свободы другое живое существо.

— В таком случае, кто мы для вас?

— Гости.

Опасаясь чтобы тот не наговорил лишнего, Ван Дюн взмахом руки тут же резко отстранил Шермана назад. Подбирая напоследок нужные слова, он посмотрел сначала на небо, а затем в такие же глубокие и бездонные глаза своего нового собеседника.

— Я не хочу, чтобы вы подумали о нас что-либо плохое. Наш флот не представляет для вас абсолютно никакой угрозы. Нас самих недавно постигло огромное несчастье, мы столкнулись с неизвестным противником, многократно превосходящим нас по силе, и теперь мы хотим лишь только на время укрыться, чтобы подготовиться к новой битве за свою планету.

— Нам всё уже известно. Вы оказались здесь не случайно. С недавнего времени судьбы наших народов навсегда переплелись, так как у нас обоих теперь появился один общий враг.

— Вы тоже с ними знакомы?

— К сожалению, да.

— Но откуда?

Несколько мгновений элианин стоял без движения. За это время его большие глаза вдруг наполнились грустью, а пальцы сжались в кулаки. Затем он сделал шаг назад и со сдержанной вежливостью снова поклонился Ван Дюну.

— Я понимаю, адмирал, что у вас есть ко мне множество вопросов. Придет своё время и я, может быть, смогу ответить вам на некоторые из них, а пока что мне нужно идти. Извините. Передайте своим людям на орбите, чтобы они спускались на планету. С этого момента здание, на крыше которого мы сейчас стоим, находится в вашем полном распоряжении. Выбирайте себе комнаты и осваивайтесь, ведь на ближайшее время оно должно будет стать вашим домом.

Сказав это, он развернулся и направился к своему кораблю. Чуть в стороне находился, ведущий вниз, люк и, указав на его, другой элианин, очевидно уже не понимающий их языка, взмахом руки попросил людей следовать за ним. Едва они прошли несколько шагов, как позади них вдруг раздался странный крик. Какая-то крупная, черная птица похожая на птеродактиля неизвестно откуда появилась здесь и сразу напала на группу элиан, с которыми они только что говорили. Положение их было угрожающим. Хищник время от времени взлетал в небо и на всей скорости бросался вниз на своих жертв, а те вместо того, чтобы сразу убить его, лишь отмахивались короткими, блестящими шестами.

Ван Дюн остановился и с удивлением начал следить за этим непонятным поединком. Неужели у них нет настоящего оружия или, может быть, дело здесь было совсем в другом. Птеродактиль с каждым разом вёл себя всё более агрессивно и когда через некоторое время у элиан, наконец, иссякли все возможности мирно прогнать его с крыши, один из них отошёл чуть в сторону и словно из ружья прицелился в него из той короткой палки, которой до этого он лишь так безрезультативно размахивал в воздухе. Из трубки наружу вырвался яркий, тонкий луч и крупная, хищная птица, последний раз взмахнув своими перепончатыми крыльями, замерла в воздухе и замертво упала к его ногам.

То, что произошло дальше было ещё более невероятным. Все кто находился рядом одновременно обступили труп, склонили головы и, закрыв глаза, начали все вместе что-то тихо нашёптывать на непонятном языке. Ван Дюн стоял на месте и всё это время не мог оторвать взгляд от этого зрелища, но тут Шерман подошёл к нему и, остановившись совсем рядом, недоумевая, покачал головой.

— Не понимаю. Они там, что колдуют?

— Похоже, они просто просят прощения у животного, которое им пришлось убить ради своего спасения.

— Какая дикость, — сказав это, капитан Ярости вдруг вздрогнул всей своей крупной, массивной фигурой, — не знаю как вам, адмирал, но лично мне эти ушастые что-то совсем не нравятся.

Утренний рассвет, поднявшись из-за невысоких, белых гор на горизонте, стремительно пронёсся над лесами и достиг города. Затем он окрасил его в новые цвета, разогнал густой туман, проник в окна и своими яркими лучами разлился по помещению.

Настал новый день. Ван Дюн открыл глаза и осмотрелся по сторонам. Интересно сколько же он проспал здесь. Вчера ему пришлось изрядно понервничать, прежде чем почти пятьдесят тысяч человек смогли переместиться прямо из космоса на крохотный пятачок крыши этой высоченной башни. Тогда казалось, что это может занять долгие недели, но после нескольких сложных посадок, они, наконец, смогли точно запрограммировать автопилоты капсул и перемещение людей сразу же ускорилось в десятки раз. И всё равно почти сутки по земному времени ему пришлось без отдыха бегать между группами только что прибывших, проверять аппаратуру и следить чтобы всё шло по плану. Когда всё закончилось, адмирал спустился вниз, отыскал первую попавшуюся незанятую комнату, рухнул на что-то отдалённо похожее на кровать и тут же уснул. В эту ночь он уже не видел снов. Он слишком устал за день, чтобы позволить себе такую роскошь.

Проснувшись, Ван Дюн первым делом внимательно осмотрелся по сторонам. Он находился в помещении, имеющем форму идеальной окружности. Все здесь было так непривычно. Все здесь состояло из какого-то странного материала вроде пробкового дерева, пористого и мягкого на ощупь. Вдобавок вокруг не было ни одного прямого угла. Все было круглым: стол, стулья, даже кровать и только небольшие окна на стенах имели чуть овальную форму. И еще, ко всему этому, его поразила необыкновенная простота и даже аскетичность, царившая в комнате. Никаких бытовых приборов, никаких удобств и ничего, что хоть отдалённо напоминало бы телевизор или шкаф для одежды. Было ощущение, что он попал в пещеру времён каменного века или, в лучшем случае, в средневековое японское жилище и казалось просто невероятным, как цивилизация элиан, освоившая космос, могла жить в таких примитивных условиях.

— Сэр.

В проёме единственной двери, имеющей форму арки, вдруг появилась налысо стриженая голова его секретаря. Несколько секунд он лишь растерянно смотрел по сторонам после чего, извинившись за своё неожиданное вторжение, наконец-таки вошёл в комнату.

— Я лишь хотел спросить, все ли у вас в порядке.

— Благодарю, все нормально, — по быстрому одевшись, Ван Дюн подошёл к окну и с высоты почти двухсотого этажа посмотрел на, раскинувшийся перед ним, неизвестный мир, — Я всё думаю, куда же мы сейчас с тобой попали, дружище.

— Я не знаю и поэтому, на всякий случай, если я вдруг окажусь вам нужным, я поселился в соседней комнате.

Адмирал обернулся, посмотрел на этого маленького человека с глупым выражением лица и улыбнулся.

— Я знаю, ты всегда со мной, куда бы судьба нас обоих не забросила.

— Что поделаешь — это мой долг. Знаете, адмирал, я тут недавно читал одну старую книгу. Точнее я выучил её наизусть, от корки до корки. Она называлась «Дон Кихот и Санчо» Сервантеса. Я понял многие вещи. Оказывается всегда и во все времена были люди те, которые вели за собой и те, которые послушно шли за ними следом.

— Звучит забавно. Значит, ты сравниваешь меня с Дон Кихотом? — Ван Дюн снова улыбнулся, но теперь уже по настоящему, может быть впервые за всё последнее время. Но через миг это прошло, он опустил голову и в его глазах вновь воцарилась прежняя печаль и тоска, — Точное сравнение, вот только как бы я хотел сейчас, чтобы моими врагами, так же как и у этого храброго рыцаря, были лишь простые ветряные мельницы.

Снаружи вскоре снова раздались чьи-то шаги и через несколько мгновений, без стука и предупреждения, в комнату ворвался Шерман. Выглядел он совсем неважно: растрёпанные волосы, черная щетина на подбородке и глаза — красные и воспаленные, словно у человека целую неделю не выходившего из запоя. Сделав несколько быстрых шагов, он остановился и, раскинув в стороны руки, вдруг громко и вызывающе рассмеялся.

— Поздравляю вас, адмирал. Это была безупречная операция. Враг без единого выстрела и даже без переговоров получил наш флот и нас самих в качестве пленников.

— Успокойтесь, Шерман. Эти люди вовсе не являются нашими врагами.

— Люди?.. Да при всём желании я не могу назвать этих ушастых чертей людьми. Зачем, по вашему, они до сих пор ещё держат нас в живых? Ответ прост. Им нужен кто-то кто убирал бы их помещения, чистил им сортиры, если они у них вообще есть, и делал всю грязную работу, которую они сами не хотят делать своими изнеженными белыми пальчиками. Что ни говори — это достойный конец человеческой цивилизации, быть рабами у дикарей, разговаривающих с мёртвыми животными.

— Немедленно прекратите, капитан, — тон Ван Дюна вдруг стал резким и официальным, — я не позволю среди своих подчинённых подобной истерики.

— А вот здесь вы уже ошибаетесь. Мы были вашими подчинёнными пока существовал флот. Теперь его нет и каждый из нас стал как бы сам по себе. Вы лично как хотите, а уж я точно не буду дожидаться пока на меня наденут кандалы. Нас здесь почти пятьдесят тысяч и большая часть — это взрослые мужчины, не понаслышке знающие, что такое оружие. Я ненавижу плен и позор. Драться и, если нужно, погибнуть в бою — вот моё истинное предназначение как солдата.

Сказав это, Шерман тут же демонстративно развернулся. Ван Дюн хотел ещё что-то сказать ему, но через миг он уже видел перед собой лишь удаляющийся затылок капитана. Тот сделал несколько быстрых шагов, но едва он подошёл к выходу, как в проёме дверей, прямо перед ним, словно из воздуха, возникла фигура элианина. Несколько секунд они лишь смотрели друг на друга. Один с едва скрываемой ненавистью, другой — с холодным спокойствием и невозмутимостью. Шерман тяжело дышал и сжимал кулаки. Казалось он соображал, что лучше — сразу наброситься на чужака или пока просто сказать ему что-нибудь обидное. Но гипнотизирующий взгляд больших и бездонных глаз быстро смог потушить этот безудержный гнев. В итоге капитан, шагнув вперед, лишь оттолкнул элианина своим сильным плечом и бросился прочь, в бессильной злобе, на ходу что-то громко бормоча себе под нос.

Когда топот и ругань Шермана, наконец, затихли где-то вдали, элианин спокойно вошёл в комнату. В руке у него было что-то наподобие плетёной корзины и, оказавшись внутри, он тут же поставил её на стол перед собой. Вслед за капитаном Ярости, извиняясь, вышел Скрит и они, наконец, остались наедине.

— В чём-то я способен понять ваших людей, адмирал. Последние дни вовсе не были для вас легкими. Ваше мировоззрение и представление о вселенной слегка деформировалось. Вы столкнулись с новыми цивилизациями и культурами, а новое и неизведанное, как известно, зачастую может вызывать недоверие и даже враждебность.

Ван Дюн обернулся и внимательно посмотрел на своего гостя. Хотя пришельцы до сих были для него почти все на одно лицо, в этом он без всякого труда узнал своего вчерашнего собеседника. Его выделял более высокий рост, а также глаза, еще более крупные и выразительные чем у всех его соплеменников.

— Вы, как и обещали вчера, пришли ответить мне на некоторые вопросы?

— Совершенно верно. Ради этого я, кстати, специально принёс с собой кое-что из местных продуктов. Вы голодны и к тому же, насколько я знаю, у людей важные проблемы часто принято решать именно за обедом. Сразу прошу прощения за то, что у вас на столе нет, так любимого людьми, мяса, но убийство животных ради пищи глубоко противоречит всей нашей древней культуре и философии.

Ван Дюн посмотрел на корзину. Внутри её находились большие гроздья чего-то, что было похоже на виноград и круглые, бархатистые ягоды, напоминающие земные персики. Вид ярких, сочных фруктов мгновенно разжёг его аппетит, но вместо того чтобы сразу приступить к еде, он вдруг резко отвернулся и сделал шаг назад.

— А как же насчёт моих людей? Они ведь тоже ничего не ели вот уже двое суток.

— Можете насчёт этого не беспокоиться. По подземным тоннелям к вам уже отправлена первая партия продуктов.

— Под этим городом находятся подземные тоннели?

— Да, причем, таким образом осуществляется почти всё наше грузовое сообщение. Они проходят на глубине около двадцати метров, там где, в отличии от земных дорог, они не могут нанести вреда живым существам и корням деревьев.

«Какая доведённая до абсурда забота о природе», — задумчиво глядя в потолок, тут же подумал Ван Дюн, после чего уже вслух тихо добавил, — До чего же странный — этот ваш мир, который вы сами для себя создали. Как много мне ещё предстоит о нём узнать.

— У вас для этого ещё будет достаточно времени, адмирал, а пока что, прошу вас, попробуйте нашей скромной пищи. Уверяю вас, она вовсе не содержит веществ опасных для организма людей.

Словно собираясь подать, пример, элианин сам взял из корзины гроздь винограда и, не спеша, начал есть. Ван Дюн также протянул руку и, взяв один из фруктов, хотел уже было поднести его ко рту, но в последний миг он почему-то остановился. Сомнения по прежнему смутно терзали его разум. Может ли он до конца доверять этим своим новым союзникам? Было в них что-то непонятное для прямолинейной и открытой земной логики. За внешней доброжелательностью и вежливостью скрывались едва заметные холод и отчужденность. Его собеседник, в каждом слове, в каждом предложении, словно что-то скрывал и недоговаривал. Была ли эта таинственность тревожным знаком или это просто особенность их странной, неизведанной культуры?

Впрочем, в любом случае возможность быть отравленным казалась ему теперь наименее вероятной. Если бы у элиан были причины, они наверняка нашли бы сотни других способов отделаться от своих непрошенных гостей. Поразмыслив ещё несколько мгновений, Ван Дюн, наконец, откусил кусочек персика, которого он до этого лишь с недоверием держал в одной руке. На вкус он оказался кисло-сладким и вполне пригодным в пищу. Затем он взял гроздь винограда и, одна за другой, смело съел несколько десятков крупных, желтых ягод. Когда, через некоторое время, первоначальный дикий голод отступил, он выпрямился на стуле и снова внимательно посмотрел на своего собеседника.

— Вчера вы говорили мне, что мы для вас гости, а не пленники.

— Это так.

— В таком случае какими правами мы можем обладать в этом мире?

— Теми же самыми, что и мы.

— Значит, мы можем, хоть прямо сейчас, свободно выходить в космос?

— К сожалению нет. Нам очень неприятно отнимать у вас частицу вашей свободы, но даже наши корабли, с недавнего времени, прикованы к поверхности и поднимаются за пределы планеты лишь в особых случаях. Фаталоки наверняка уже развернули на орбите Земли свои гигантские сканеры. Они непрерывно, днем и ночью, без устали следят за множеством систем и ждут того момента когда мы появимся на их радарах и раскроем своё местонахождение. Если вы сейчас поднимитесь хоть чуть-чуть выше атмосферы, то тотчас погубите и нас и себя.

— А мы можем путешествовать по вашей планете?

— Я бы вам этого не советовал. В лесах обитает много диких животных, которые могут представлять для вас реальную опасность.

— А как насчёт того, чтобы хотя бы свободно перемещаться по городу?

Некоторое время элианин просто молчал. Лицо его не выражало никаких чувств и только по глазам в тот миг можно было догадаться как серьёзно он обдумывает предстоящий ответ.

— Видите ли, адмирал, устройство нашего государства и образ жизни действительно сильно отличаются от вашего. У нас нет публичных зданий вроде ваших музеев и библиотек. Каждый дом здесь принадлежит определённому семейству и по вашему это вроде называется «частная собственность». Конечно, приходить в гости без приглашения не является у нас преступлением, но этим вы можете доставить некоторые неудобства другим элианам, очень высоко ценящим покой и уединение.

Услышав это, Ван Дюн недовольно фыркнул. Хваленая элианская свобода. Они уверяют нас, что они наши союзники и в то же время держат нас словно в тюрьме, не позволяя сделать и шага в сторону. Может быть, Шерман в чём-то был и прав. Зря я тогда не хотел его слушать. Столько тревожных и нехороших мыслей одновременно кружились в голове, что через миг он уже поднялся со стула и с высоты посмотрел на своего собеседника. Пальцы крепко сжали край стола, а во взгляде, впервые за время разговора, вспыхнул огонёк недовольства.

— Я хочу видеть главу вашего государства.

— Главу государства?

— Да. Как вы его ещё там у себя называете: президент, король или верховный главнокомандующий?

— Зачем?

— Я должен немедленно пойти к нему и обсудить кое какие важные вопросы. Думаю, я имею на это право?

— В таком случае вам не следует никуда идти. Я и есть тот кто вам нужен.

— Вы…

— Вас что-то удивляет?

— Вообще-то нет, — совсем сбитый с толку Ван Дюн снова присел на своё место и, недоумевая, внимательно рассмотрел этого странного, худощавого пришельца с пепельно-белыми волосами и длинными ушами, торчащими из-под них, — Извините, но я просто представлял себе важную фигуру, недоступную для посетителей и окружённую многочисленной охраной.

Объяснение по видимому слегка позабавило элианина и на его спокойном и невозмутимом лице на миг появилось что-то вроде улыбки.

— В отличие от людей профессия «главы государства» у нас не даёт никаких «королевских» привилегий. Напротив, скромность в жизни всегда являлась тем положительным качеством, что всегда отличала элианских правителей.

— Вот оно значит как, — Ван Дюн удивлённо пробубнил что-то себе под нос, после чего машинально протянул руку к корзине и взял из неё один из фруктов. Жёлтый, бархатистый плод был сладким и слегка винным на вкус, — Извините, мы уже давно говорим, а я до сих пор даже не знаю как вас зовут.

— При рождении мне было дано имя Плелеклаул.

— Я хотел спросить… мистер Плелеклаул, когда вы вернёте нам назад наш флот.

И тут с элианином вдруг словно что-то произошло. Внешне он по прежнему оставался спокойным, но в глазах можно было точно прочитать такое чувство как будто он был сильно оскорблён.

— Вы считаете нас ворами, которые присвоили себе чужие корабли? Флот был и всегда останется вашим. Если вы так хотите, то можете хоть сейчас отправляться куда пожелаете и мы не вправе будем остановить вас, даже если от этого будет зависеть наше собственное выживание.

— Нет… я вовсе не это имел в виду, — внезапно Ван Дюну стало так ужасно неловко за свой нелепый вопрос. Он хотел было тотчас извиниться, но Плелеклаул, еще раньше успел его опередить.

— В этом нет вашей вины, адмирал. Всё дело в том, что в последнее время на вас свалились слишком тяжёлые испытания, которые не всем дано выдержать. Я могу себе представить сколько горя вашему миру принесли другие пришельцы. Вполне понятно почему теперь вы испытываете недоверие ко всем тем кто не является представителем вашей расы. Пройдёт ещё немало времени, пока мы сможем по настоящему понять друг друга, а пока что я готов забыть о тех недоразумениях, которые были и которые возможно ещё когда-то будут между нами.

— И всё равно я хочу принести вам свои искренние извинения.

— Извинения приняты.

Затем минут десять они просто молчали. Это было неловкое, тяжелое молчание и когда оно сделалось совсем уж невыносимым, Ван Дюн, наконец, первым прервал его.

— Вчера, как только мы впервые увиделись, вы говорили что-то насчёт того, что наше появление в вашей системе не было для вас неожиданностью. Вы как будто ждали нас, но я не могу понять откуда вы могли знать, что слепой гиперпрыжок выбросит флот именно в Ное?

— Во вселенной нет места случайностям, адмирал, и вы сами когда-нибудь это поймете. Бывают тысячи самых разных непредвиденных обстоятельств, которые вы не в состоянии предугадать, но в сумме они, что бы там ни случилось, все равно приведут к единому результату. Это как элементарные частицы, из которых состоит любая материя. На первый взгляд кажется, что в их движении нет ничего кроме хаоса и неразберихи, но именно из них состоят такие сложные и тонкие вещи как живая плоть, умнейшие микросхемы и двигатели космических кораблей. То же самое происходит и с нами. Нам кажется, что наша жизнь лишь набор случайных отрезков времени, но на самом деле все, от начала и до конца, подчинено нашей судьбе и как бы мы ни пытались, нам не в силах изменить её.

— То есть вы хотите сказать, что нападение фаталоков на Землю, гибель миллиардов людей, разгром нашего флота и, наконец, наше появление на этой планете — лишь часть какого-то высшего, глобального плана?

— Вот именно.

— И вы знали об этом?

— В общих чертах — да.

Странная философия, странный образ мыслей. Если бы ещё совсем недавно Ван Дюн услышал подобные суждения, он бы в ответ, в лучшем случае, просто улыбнулся. Но теперь всё было совсем по другому. Спокойная речь Плелеклаула была столь убедительной, что заставила его если не поверить сразу, то, по крайней мере, прислушаться, задуматься и проникнуться глубоким уважением к такой древней и самобытной культуре его народа.

— Насколько я понял, вы достаточно много знаете о нас людях, но в то же время мы почти ничего не знаем о вас — элианах. Кто вы? Какова ваша история и политическое устройство? Если бы вы хорошенько объяснили мне это, то думаю, между нами появилось бы гораздо больше доверия и понимания.

Несколько мгновений Плелеклаул лишь молча сидел на месте, обдумывая ответ, после чего поднялся и, сделав несколько шагов, подошел к окну в противоположной части комнаты. Отсюда, с высоты сотен этажей открывался какой-то особенный вид на окрестности. Синее небо, густой величественный лес, чуть вдали — невысокие горы с белоснежными шапками и город, который вовсе не выделялся на фоне природы, а скорей гармонично вписывался, составляя с ней как бы единое целое.

— Древняя легенда гласит, что элиане когда-то были птицами, которые строили свои гнёзда на вершинах самых высоких деревьев. Они могли сутками парить в небе и поднимались на такую высоту, с которой их родная планета приобретала форму шара и начинала казаться такой маленькой и далекой. Они словно стремились достичь края света и в ответ на это небеса вдруг разгневались на них и в один миг лишили птиц их больших, белых крыльев. С тех пор они перебрались на поверхность, научились многим ремёслам и начали строить большие дома, но вот только та необыкновенная сила, что всегда влекла из вверх, осталась с ними и будет и дальше вечно жить в их отважных и благородных сердцах.

— Красивая история, — Ван Дюн подошёл к Плелеклаулу и вместе с ним, сквозь прозрачное оконное стекло посмотрел куда-то вдаль, — Может быть именно это стремление к чему-то высокому и непостижимому ставит для вас на второй план некоторые «земные», бытовые вопросы.

— Я вас не совсем понимаю, адмирал.

— То есть я хотел сказать…(как бы это мне не показаться грубым.) В общем, вы достигли немалого технологического прогресса, летаете в космос и строите высочайшие здания, но ваша повседневная жизнь, похоже, мало чем отличается от той, что вы вели на заре своей цивилизации. Неужели у вас нет никаких домашних приборов, добавляющих удобство в ваш быт? Неужели вы не смотрите телевизор, а ваши дети не слушают музыку и не играют в компьютерные игры?

Плелеклаул улыбнулся.

— Вы говорите мне о прогрессе, но ведь это понятие так отличается у разных цивилизаций. Например, для фаталоков прогресс — это самоцель всей их жизни и для них холодный электронный рассудок стал уже гораздо ближе живых чувств и эмоций. Для вас, людей прогресс — это, прежде всего, удобства, которые он может предоставить. С помощью его ваша жизнь становится гораздо легче, а у вас самих появляется намного больше свободного времени. Для элиан же прогресс — это всего лишь необходимость для того чтобы выжить. Мы, в своё время, изобрели луки и ружья, чтобы защищаться от диких животных, а затем и космические корабли, чтобы навсегда не исчезнуть под ударами других, гораздо более опасных существ. В повседневной жизни нам вовсе не нужны умные машины и миллионы киловатт электроэнергии. Гораздо выше всего этого мы ценим духовное совершенство, а для его развития не нужно ничего кроме свободы и полной гармонии с окружающим нас миром.

— Похоже, теперь я начинаю понемногу понимать… — Ван Даклаук посмотрел сначала на величественный пейзаж за окном, а затем на, окружающие его, голые, деревянные стены, — …понимать, что двигает вашей цивилизацией.

— Рад, что с моей помощью вам удалось сделать эти первые шаги. В будущем я постараюсь почаще находить время для таких бесед, а пока что напоследок, перед тем как покинуть вас, я хотел бы задать один вопрос, имеющий для всех нас очень большое значение.

— Я слушаю.

— На носу вашего флагманского корабля мы обнаружили небольшой фаталокский истребитель, словно намертво приваренный к гладкой поверхности обшивки. Как он мог там оказаться?

— Ах, да, — Ван Дюн вдруг так ясно вспомнил недавнее сражение и разгром земного флота. Эти ужасные воспоминания внезапно, откуда ни возьмись нахлынули на его и тотчас мелкой и неприятной дрожью отозвались в каждой клетке его тела, — Кажется, мы сбили его в момент гиперпрыжка.

— Какая удача.

— Я вас не совсем понимаю…

— Вы ведь видели, адмирал, в действии пресловутое фаталокское оружие, то с помощью которого они ещё тысячи лет назад уничтожали флоты величайших галактических империй?

— Это те самые мерцающие сферы, за считанные мгновения пожирающие корпуса космических кораблей?

— Вот именно. Так долго мы не могли разгадать секрет таинственной антиматерии, но, похоже, сейчас, когда у нас есть один образец этого страшного оружия, дела могут пойти совсем по другому.

— И мы сможем на равных бороться с фаталоками?

В душе командующего земным флотом вдруг было так ярко вспыхнула неожиданная надежда, но уже через минуту спокойный и полный глубокой печали ответ Плелеклаула быстро остудил этот ребяческий боевой пыл:

— Похоже, вы ещё слишком плохо знаете своего врага. Они слишком сильны, чтобы можно было в открытую противостоять им. По военной мощи, экономическому потенциалу и техническому развитию фаталокам вообще нет и никогда не будет равных во всей вселенной. Это из призвание в истории — воевать и постоянно подчинять себе всё новые и новые миры.

— Каково же тогда ваше призвание?

— Ждать. Настойчиво и терпеливо ждать своего часа, даже если для этого потребуется время за которое у нас сменится сотни поколений.

— А как же люди? Скажите мне — какова, в таком случае, наша роль во всём этом глобальном космическом противостоянии?

Ван Дюн сделал несколько шагов в сторону Плелеклаула, но когда тот вдруг резко обернулся и посмотрел на него, он в замешательстве тут же отступил назад. Эти слова, похоже, затронули какие-то особые, скрытые струны в душе элианина. Могло показаться даже, что он и сам пока ещё до конца не знает ответа на этот вопрос.

— Будущее людей для меня пока ещё так неясно. Я вижу лишь, что ваши поступки будут сильно влиять и на нас. Не знаю к победе или к поражению приведёт союз между нашими народами, но у нас просто нет другого выбора кроме как быть вместе. Остальное покрыто туманом. Можно разглядеть отдельные отрывки, но они не могут дать чёткого представления о том, что будет впереди. Остается наедятся, что пройдёт время и вы сами найдёте свой путь. Это будет нелегко, но вы должны будете справиться, ведь именно от вашего выбора, как ни нелепо это сейчас звучит, в будущем будет зависеть, возможно, и судьба всего этого мира.

♦ ♦ ♦

Я победитель! Четко чеканя шаг своими механическими ногами, Якус шёл вперёд по длинному, узкому коридору. Я совсем неплохо начал свою новую жизнь. Все осталось позади: страх разоблачения и унижение, неуверенность и позор. В эти минуты молодого фаталока переполняли исключительно положительные эмоции. Битва за Центраполис была выиграна и он не просто хорошо проявил себя в ней, а стал одним из её героев. Теперь очередь Сириула сдержать своё слово и повысить его в звании. Впрочем, этот вопрос был уже почти решён. Остались только лишь скромные фаталокские формальности. На миг, остановившись у, висящего на стене, треснувшего, старого зеркала, Якус невольно полюбовался своей новой внешностью. Он уже получил свою первую награду, его прежняя стальная техноплоть была заменена на ультрасовременную гидрофатовую. Он был доволен собой. Как же это на самом деле приятно — служить своему государству и знать, что оно по достоинству оценивает твой труд.

Проходящие мимо другие фаталоки, еще издали, увидев его, остановились и в знак приветствия тотчас вытянули вперёд свои правые руки. Может быть это даже те самые, что когда-то презирали Якуса-преступника и посмеивались над Якусом-рабочим. А теперь уже они первыми приветствуют его. Фаталокское общество всегда тянулось к силе и власти и отворачивалось от дураков и неудачников. Это правильно. Так и должно быть. Такая система стимулирует граждан и заставляет их постоянно самосовершенствоваться для того, чтобы быть впереди других. Это и есть прогресс и я безумно счастлив, что являюсь его частью.

Якус ещё некоторое время просто стоял на одном месте, рисуя в памяти самые радужные перспективы своего будущего, когда до его слуха вдруг донёсся чей-то страшный, отрывистый крик:

— Убийца!

Тотчас от неожиданного, дикого ужаса всё вокруг него словно замерло. По цепи микросхем пронесся заряд огромной мощности, а мозг внутри металлической черепной коробки словно взорвался и разлетелся на тысячи мельчайших частей. Как ни странно, вокруг совершенно никого не было. С ним словно говорило его собственное отражение в потускневшем, треснувшем зеркале.

— Убийца, лжец и перевёртыш.

Больше уже не соображая, что он делает, Якус сорвался с места и изо всех ног понёсся куда-то вперёд по длинному коридору. Затем он ворвался в первую попавшуюся пустующую комнату, захлопнул за собой дверь и крепко прижал её своим металлическим плечом.

— Ты можешь бежать куда угодно, но тебе никогда не скрыться от меня.

— Кто ты?!!!

— Неужели ты даже не помнишь имени того кого ты убил и чью личность так подло себе присвоил?

— Фарио?…

— Он самый. Как я вижу, ты взял себе новую техноплоть вместо моей старой, но вот блок памяти в ней остался прежним. Эта маленькая, незаметная деталь, которая теперь находится внутри тебя, сотни лет записывала и анализировала каждую мою мысль. Десятки тысяч гигабайт памяти за долгое время сформировали мою вторую личность, которая, оказывается, вполне может жить даже без органического мозга.

— Оставь меня в покое… ты… жалкая программа…

Первой мыслью Якуса было снять с себя грудной щит, вырвать из груди ненавистный блок памяти и раздавить его в своей ладони, но голос, идущий изнутри его, вовремя остановил эту безумную и опасную попытку:

— Стоять.

В тот же миг правая рука словно онемела и совершенно перестала ему подчиняться.

— Если хочешь побороться — давай, но учти, что я прожил долгую жизнь и поэтому гораздо сильнее тебя, малыш.

Внезапно, один за другим, все узлы в техноплоти Якуса начали выходить из строя. Он был не в силах контролировать этот процесс и ещё через несколько секунд его собственное я сократилось лишь до размеров органического мозга, зажатого в голове между чуждыми кусками металла.

— Отпусти меня…

— Мы пока ещё не довели до конца один очень важный разговор, — повинуясь приказам Фарио, механическая ступня сделала шаг вперёд и в эти мгновения Якус почувствовал себя безучастным пассажиром, наглухо замурованным в кабине огромной, шагающей машины, — Знаешь, я мог бы сдать тебя в самом начале и я уже даже было собирался, как и любой законопослушный гражданин, сообщить обществу о твоём ужасном преступлении. Но затем я подумал, а что будет со мной после того как тебя раскроют. Мою устаревшую техноплоть вместе с блоком памяти наверняка пустили бы на переплавку, а это для меня могло означать лишь окончательную смерть. Передо мной стоял нелёгкий выбор и тут я обратил внимание на твою собственную личность. Вначале я лишь просто ненавидел тебя, но вскоре это прошло и я смог трезво разглядеть в тебе необычайную даже для фаталока целеустремлённость и силу воли. Сквозь страх и растерянность внутри тебя я, наконец, отчётливо увидел лик патриота, который больше всего на свете хотел жить и служить своему государству. Это странно, но вскоре я начал испытывать уважение и симпатию к убийце и преступнику. Я тщательно изучал каждую твою мысль, каждое действие и поступок. Вскоре я узнал о тебе больше чем ты сам о себе знаешь. Оказывается ты не такой как все остальные. Весь род Сицилау — это, возможно, результат некого странного генетического эксперимента. В вас гораздо больше всего от животного чем у других патрицианских семейств и это же является залогом вашей необъяснимой гениальности. Вы словно способны чувствовать и предугадывать то, что бывает недоступно обычному разуму. В то же время эта ваша особенность является и вашим великим проклятием. Иногда вы бываете не в состоянии до конца владеть своими эмоциями и тогда эта ваша животная сущность может просто выплеснуться наружу. И если все остальные Сицилау ещё как-то могут контролировать внешние проявления этой психической неуравновешенности, то с тобой дела обстоят уже совсем по иному. Ты совершенно не такой, как все остальные. Ты другой даже по сравнению с ними. Какие-то невероятные комбинации ДНК в твоём мозгу, еще при клон-рождении, в несколько раз усилили, как и твои способности так и твоё дикое, животное начало. Я ещё не знаю, что тебя ждёт в будущем — позор и презрение или же слава и небывалый успех.

Что теперь, в таком случае остаётся делать мне — главной жертве твоего ужасного преступления? Я долго думал об этом. Знаешь кем я был раньше? Я был неудачником-рабочим, который привык слышать в свой адрес лишь насмешки и издевательства. Формально по закону я был таким же гражданином, как и все остальные, но на деле всё обстояло совсем по другому. Старшие фаталоки указывали на меня своим клон-детям и говорили — «Хорошенько смотри и учись каким тебе не нужно быть. Он прожил долгую жизнь и так и ничего в ней не добился.» Я достаточно терпел такое к себе отношение, но тут появился ты и Фарио, которому никогда не доверяли ничего кроме как закрутить гайки, в считанные дни стал сначала солдатом, а затем и офицером. И пусть я сам не принимал в этом никакого участия, но это всё же здорово льстило моему самолюбию. Фарио спасает генерала Сириула, Фарио предсказывает восстание животных, Фарио герой Битвы за Центраполис, Фарио скоро получит повышение о котором раньше не мог и мечтать. Я подумал — может мы с тобой смогли бы стать союзниками. Мой опыт и твой талант в совокупности могли бы дать совсем не плохой результат.

— Хорошо… только поскорей отпусти меня.

— Конечно.

Внезапно сила, державшая в своём подчинении техноплоть Якуса, отпустила его и он снова смог физически ощущать каждый винтик, вкрученный в своё механическое тело. Сознание снова стало ясным, а мозг, как и прежде, был в состоянии сходу запоминать огромные числа и производить сложнейшие расчёты.

— Мне пора идти.

— Подожди одну минуту. У нас с тобой остался ещё один серьёзный разговор.

— Чего тебе от меня нужно на этот раз?

— Я долго изучал тебя и я обнаружил в тебе один сбой, суть которого я не могу до конца постигнуть даже сейчас. Тебя терзает нечто такое, что не свойственно ни одному другому фаталоку во всей Империи. Жгучее желание причинить боль существу, которое в прошлом чем-то тебе навредило у некоторых диких народов называется местью. Сколько я ни пытался я так и не смог понять это чувство, но я ясно ощущаю как это важно для тебя. Твоя ненависть к человеку, опозорившему тебя при высадке десанта у Дворца Правительства, не знает границ. Эта месть тянет тебя назад в прошлое и не даёт тебе возможности с полной силой заняться карьерой и работой. Поэтому я хочу чтобы мы поскорее закончили с этим раз и навсегда. Если хочешь — я помогу тебе.

Якус закрыл глаза и тут в его памяти вдруг так ярко и так отчётливо возникли кадры начала войны, горящего города и проклятого варвара, мчащегося прямо на его на своём автобусе. Но вскоре эта картина потускнела. Прежние переживания неожиданно потеряли весь свой смысл.

— Ты ошибаешься. Мне больше некому мстить. Мой враг погиб при Битве за Центраполис. Мы уничтожили их банду и никто из них не смог выбраться оттуда живым.

— А разве ты лично проверял все трупы?

— Нет, но мне доложили, что число погибших плюс один пленный оказалось равным числу нападавших.

— А ты не мог подумать о том, что кто-то совсем посторонний из людей мог включиться в битву, оказаться на том же самом месте, что и твой заклятый враг и сделать всё для того, чтобы не слишком сообразительный патруль попутал их и принял одного за другого?

— Нет!!! — Якус почувствовал, что с каждой секундой всё сильнее и сильнее теряет контроль над своими эмоциями, — Ни говори мне больше ни слова. Такого просто не может быть!

— Что произошло, того уже не изменить. Но кое-что ещё не поздно исправить. Этот варвар где-то здесь. Где-то совсем рядом. Я это знаю. Ему некуда бежать и поэтому он, словно загнанный зверь, будет оставаться в городе. Мы найдём его, вот увидишь. Ты и я — вместе мы очень сильная команда и никто и никогда не сможет скрыться от нас, как бы он этого ни хотел.

— Ты говоришь правду?

— Разумеется, фаталоки ведь никогда не врут за исключением… хм… некоторых отдельных индивидуумов.

— Я хочу чтобы мы разделались с ним как можно скорее.

— Всему своё время. Пока что просто попытайся забыть об этом. Не отвлекайся на второстепенные цели и сосредоточься на главном — преданном служении своему государству. Кстати, Сириул уже давно ждёт тебя, а фаталокам, как ты сам знаешь, вовсе не свойственно опаздывать.

Якус постоял ещё несколько секунд на одном месте, после чего, наконец, отворил запертую им же дверь и вышел наружу. Путь к кабинету генерала проходил через центральную часть Дворца Правительства. Когда-то, ещё до войны от здешнего неописуемого богатства и великолепия у людей, попавших сюда впервые, буквально перехватывало дыхание. Впрочем, даже и сейчас остатки былой роскоши в виде огромных, свисающих с потолка люстр или, занимающих целые стены, картин, могли впечатлить, пожалуй, кого угодно кроме фаталока.

Проходя рядом со стеной, Якус на миг остановился и обратил внимание на плоское изображение какого-то бородатого человека средних лет, за стеклом и в позолоченной рамке. Некоторое время он бегло изучал его и весьма удивился, обнаружив, что рисунок сделан вручную, в результате долгих месяцев или даже лет кропотливого нанесения красок на полотняный холст. Как глупо и бессмысленно. Если варварам так уж сильно хотелось запечатлеть этот кадр своей истории, то почему бы ни сделать это с помощью фотографии? На это ушло бы гораздо меньше времени да и изображение в итоге получилось бы куда более детальным и качественным.

К счастью западное крыло здания, трудами фаталоков — рабочих, по большей части уже успело приобрести более или менее нормальный вид. Весь хлам вроде старых картин и ненадежной, хрупкой мебели был вывезен и уничтожен, а стены, пол и потолок уже оказались выкрашенными в приятный, однотонный, чёрный цвет. Привычная обстановка, чем-то даже похожая на ту, что существовала на Наге, тут же вселила в Якуса чувство давно забытого покоя и уверенности в себе.

Может быть, когда-нибудь, через долгие годы, этот нелепый, хаотичный мир станет таким же как и его родина. Никаких лишних деталей — одни только чёткие линии и строгие, прямоугольные формы. Никаких животных: несовершенных, болеющих и разлагающихся после смерти, а лишь бетон и металл, служащий домом для самых совершенных созданий во всей вселенной. Если для осуществления этой высокой цели ему придётся воевать — он будет воевать лучше любого солдата, а если работать — он будет работать вдвое больше любого инженера. Он ещё сполна прославит своё новое имя и как любой другой винтик в огромной машине, принесет свою часть пользы его великой и несокрушимой Империи.

Сириула он нашёл в его кабинете. До этого хмурые и безжизненные глаза старика при виде Якуса вдруг оживились. Слегка улыбнувшись своему гостю сдержанной фаталокской улыбкой, он первым шагнул ему навстречу.

— Рад вас видеть, Фарио. Достаточно много в последнее время слышал о ваших подвигах и я очень рад, что мне не пришлось в вас разочароваться.

— Я всего лишь скромный солдат Империи.

— Точнее будет сказать — офицер. Я только что отправил приказ о присвоении вам этого звания и выделении под ваше командование двух тысяч бронепехотинцев.

— Благодарю вас за оказанное мне доверие.

— Нет, это я благодарю вас за безупречную службу.

Сириул почему-то необычайно долго и внимательно рассматривал его лицо, после чего медленно развернул свою массивную, титановую техноплоть к окну, за которым даже сквозь почти непроницаемую тьму отчётливо виднелись развалины огромного, разрушенного города.

— Я хотел бы попросить у вас совета, Фарио, — пальцы старика вдруг в один миг с резким, механическим скрежетом сжались в крепкий кулак, — Как мне дальше вести войну с этими дикарями? Я победил их в открытом бою, но многие из них укрылись под землёй и только и будут ждать там часа, чтобы хоть как-то мне навредить. Мои войска почти полностью очистили от них улицы Центраполиса, но вот канализационные тоннели оказались слишком малы для бронепехотинцев и поэтому бунтовщики будут чувствовать себя там в полной безопасности.

— В таком случае необходимо заставить их воевать друг с другом. Мы можем набирать из людей особые ополчения, вооружать их и отправлять в подземный город истреблять себе подобных.

— Как мы заставим их предать свою расу?

— В их несовершенном обществе ещё до войны наверняка существовало немало тех кто считал себя вне государства и вне закона. К тому же основные потребности аборигенов Земли, думаю, можно будет удовлетворить также легко, как и потребности любых других варваров. Что им нужно так это быть сытыми, сексуально удовлетворёнными и иметь хоть какую-то, пусть даже и не большую, власть над ближним. Дайте им всё это и вы получите столько новых сторонников, сколько вам потребуется.

— Не плохо, — Сириул, похоже, был немало впечатлён ответом недавнего рабочего, — Я бы даже сказал — очень хорошо. Простое и вместе с тем гениальное решение… вполне в духе Сицилау.

— Извините, кажется, я не совсем понимаю.

— Не обращайте внимания. Это просто глупые мысли вслух старого солдата. А вот насчёт создания этого ополчения из местных аборигенов, то, думаю, вам как раз и стоит этим заняться. Я сам скоро покину город и отправлюсь на строительство «Большого Ангара» для нашего флота и если вы и впредь будете действовать также хорошо, как и прежде, то, возможно, мне не придётся долго выбирать приемника на пост губернатора Центраполиса.

— Я губернатор Центраполиса???

От неожиданности Якус даже растерялся и машинально сделал несколько шагов назад.

— Почему бы и нет? К тому же, с вашими необыкновенными способностями пора уже подумать и о создании собственного семейства. Любой патрицианский род, как вы наверняка и сами знаете, когда-то начинались с простых солдат и неприметных инженеров. Дальше я дам вам ещё больше возможностей проявить себя. Когда наши космические сенсоры обнаружат, наконец, таинственную планету элиан, то вы, возможно, и окажетесь тем самым офицером который будет командовать вторжением.

Якус стоял на месте, не в состоянии больше вымолвить ни слова. От открывающихся перед ним перспектив закипал мозг и давала сбои электроника и только тихий, успокаивающий голос Фарио внутри его не давал в те мгновения помутиться его рассудку.

— Скажите только — почему вы так много для меня делаете?

Сириул неторопливо и внимательно, словно рентгеновским аппаратом, осмотрел его с ног до головы и в его усталых, меркнущих глазах поочерёдно сменялись выражения: щемящей тоски, отрешения от всего мира и пока ещё слабой, но растущей надежды.

— Род Сицилау умирает. Не знаю кто в этом виноват, но из десятков клон-сыновей у меня в итоге не оказалось никого, кто смог бы достойно продолжить это некогда великое семейство. Но вот недавно у меня появился последний наследник. Его звали Якус и, глядя на его, я уже думал, что мне наконец-то пришла достойная смена. Он подавал большие надежды и, как мне тогда казалось, рос образованным, трудолюбивым и сообразительным гражданином. Как я ошибался. Первое же пустяковое задание показало, что он глупое и жалкое ничтожество, не достойное даже носить гордое имя фаталока. Так я потерял сына. Впрочем, оказывается, у меня его даже никогда и не было. Якус — это лишь сплошное генетическое уродство, которое я без всякой жалости сам приговорил к смерти. После этого я потерял всякий смысл в жизни и мой воспалённый разум сам придумал для меня нового воображаемого наследника. Его тоже звали Якус, но в отличие от настоящего этот был просто идеален и напрочь лишён всех его недостатков. Так прошло некоторое время и тут появился ты — необычайно умный и талантливый фаталок. Мой воображаемый, идеальный Якус был словно воплощён в тебе и, казалось, обрел, наконец, свою физическую оболочку. Глядя на тебя, я вижу его так ясно и отчетливо, что иногда это меня даже пугает. Ты и есть теперь смысл всей моей жизни и пусть даже ты никогда не сможешь носить фамилию Сицилау, но теперь ты моё продолжение и я дам тебе всё то, что смог бы дать настоящему сыну. Прошу тебя — прими от меня этот дар, стань лучшим из лучших и тогда я со спокойной совестью смогу, наконец, покинуть этот мир.

— Я постараюсь не разочаровать вас, генерал.

— Я верю тебе… Фарио…

Сириул хотел сказать ещё что-то, но тут дверь его кабинета отворилась и внутрь вошли два бронепехотинца, ведущие под руки пленного человека.

— Это он, — неожиданно внутри себя Якус снова услышал тихий голос Фарио, — это тот самый тип, из-за которого ты упустил своего злейшего врага. Ты тогда ещё мельком увидел его, но, похоже, не обратил на подмену достаточного внимания.

Пленник был необычайно уродлив даже для человека. Безобразное лицо, длинные и грязные волосы, рваная одежда и что-то вроде горба за спиной. Было в нём что-то скорей от обезьяны или крысы, а то, что он вдобавок ещё по идиотски и без страха озирался по сторонам лишь усиливало это сходство.

Сириул обернулся к нему и заговорил на чистом Эсперанто, который он выучил неделю тому назад:

— Кто ты такой и как тебя зовут?

Пленник словно не слышал вопроса и вместо того, чтобы ответить, он вдруг начал с детским любопытством рассматривать винтики и зажимы на техноплоти одного из солдат.

— Кто ты такой и как тебя зовут?

— …

— Отвечай, ничтожество!

Якус сделал шаг вперёд и ударил его своим металлическим кулаком прямо в лицо. Голова человека дёрнулась в сторону и он повис на руках, держащих его с обеих сторон, фаталоков. Правда, уже через секунду он снова открыл глаза и глупо улыбнулся, словно даже не почувствовав боли. Затем последовал ещё один удар, способный свалить с ног здоровенного быка, но этот маленький, горбатый человек продолжал ухмыляться и к тому же ещё и замычал себе под нос какую-то незамысловатую мелодию. Якус снова замахнулся, но тут, стоящий неподалеку, Сириул коротким жестом остановил это избиение.

— Он врят ли сможет нам что-то сообщить. Скорее всего, перед нами глухонемой и умственно неполноценный индивидуум. Похоже на какое-то сильное генетическое уродство. У нас таких умерщвляют ещё при рождении, а вот люди зачем-то дают им право на лишённую всякого смысла жизнь. Удивительный случай — низшая ступень их биологического вида. Возможно, я заберу его с собой в Большой Ангар, чтобы там с его помощью изучить всю эту странную, неперспективную цивилизацию.

— Хочешь приобрести себе домашнего шута?

В голосе Якуса неожиданно появились нотки недовольства и злобы, но Сириул, похоже, был слишком занят своим пленником чтобы заметить это.

— Да, что-то вроде этого. Редкий экземпляр. Сплошное несовершенство и примитивизм. В его разуме нет границ между добром и злом, хаосом и порядком.

— На вашем месте я лучше здесь же и убил его.

— …прекрати, Якус, — голос Фарио внутри его на этот раз был уже гораздо более настойчивым, — Зачем тебе этот несчастный, больной абориген? Не он твоя главная цель. Мы ищем совсем другого.

— Он мог бы вывести меня на него.

— Брось. Скорее всего, он даже вообще не знает как очутился посреди той битвы. Посмотри на его внимательно. В этой голове мозгов столько же сколько и у мухи, ползающей по потолку. Тебе несказанно повезло. Перед тобой открываются сказочные перспективы и я не хочу, чтобы ты всё сгубил ради какого-то урода, от которого наверняка отворачиваются даже его соотечественники.

— Но мы ведь сможем отомстить… сможем? Скажи мне!

В этот миг Якуса настолько переполнили собственные дикие и необузданные эмоции, что его мысли чуть было не вырвались наружу громким, истеричным криком.

— Тише… мы всё сможем. Я ведь с тобой, а ты ведь и сам знаешь, что когда мы вместе, то мы становимся абсолютно непобедимы.

— Это точно?

— Можешь даже не сомневаться.

♦ ♦ ♦

Девушка была одна. Одна в темном, мрачном и сыром подвале. Она сидела на одном месте, без движения и вслушивалась в сплошную, мертвую тишину. Проходило время. Ничего не менялось. Ее надежда медленно таяла и когда она вот-вот готова была снова расплакаться, снаружи вдруг послышался грохот открываемого люка, а затем и чей-то топот по металлической лестнице. Она затаила дыхание. В те мгновения словно весь мир сошёлся для неё в этих звуках в темноте. Но зато потом, когда слух отчётливо различил две пары идущих ног, она поняла, что жизнь, горячей и обжигающей волной, вновь вернулась к ней.

Сердце бешено колотилось в груди, а когда дверь отворилась и усталый странник переступил порог, она, толком не понимая, что делает, смеясь и плача одновременно, бросилась к нему на шею и начала целовать его солёными от слёз губами.

— Я так долго тебя ждала… я так боялась… я знала, что ты вернёшься… я больше тебя никуда не отпущу, я больше тебя никому не отдам.

— Ну, может, хватит нежностей, — Джагар стоял чуть в стороне и искоса поглядывал на свою дочь, — лучше бы покормила гостя и дала ему как следует отдохнуть.

— Конечно.

Сола бросилась к полке, взяла оттуда какую-то упаковку, разорвала полиэтилен, положила содержимое на сковородку и поставила её на плиту. Через минуту по помещению разошёлся приятный запах настоящей еды. Виктор сидел на табуретке за столом, до конца ещё не соображая где находится, но ясно понимая одно — сегодня он самый счастливый человек на всём свете. Когда приготовленная для него пища была, наконец, съедена, он вдруг так отчётливо ощутил громадную усталость множества бессонных ночей. Виктор даже не помнил как он добрался до сделанной из ящиков кровати, но когда его голова коснулась подушки, он тут же закрыл глаза и уснул.

Ему снился Центраполис: разрушенный, тёмный, безлюдный и страшный. Лишь ветер гулял по городу, громко хлопая распахнутыми дверьми и неся перед собой по улицам огромные тучи пыли. А ещё вокруг почему-то были сплошные кладбища с тысячами расколотых плит и покосившихся надгробий. Бестелесные призраки погибших людей летали вокруг них, не находя себе покоя ни на этом ни на том свете.

Он был словно в самом центре всего этого безумия и тут (о чудо) с неба вдруг упал один-единственный лучик света и там где он коснулся земли, прямо из пепла вырос удивительно красивый цветок. Он переливался всеми красками и цветами и был столь прекрасен, как будто своим видом он один был готов бросить вызов всему тому ужасу и безобразию, что творились вокруг него на многие тысячи километров.

♦ ♦ ♦

Зачем я живу дальше? Зачем мне это жалкое, лишенное всякого смысла существование, приносящее мне одну только боль? Я не знаю. Раньше меня словно вёл вперёд какой то странный внутренний голос, но после того как я спас Виктора Моргана, он вдруг исчез. Я выполнил свою задачу и теперь оказался больше никому не нужен. Неужели это и есть правда?

Закрутив руки за спину, два огромных фаталока вели куда то вперёд по длинному и тёмному коридору маленького и сгорбленного Квазимоду. Большой Ангар представлял из себя исполинских размеров муравейник, одна часть которого была предназначена для хранения трети всего космического флота Империи, а другая состояла из сотен километров одинаковых длинных коридоров и прямоугольных помещений с голыми металлическими стенами. Также здесь располагался главный штаб сухопутных сил, устройство внешнего слежения, выискивающее в космосе таинственную планету элиан и центр управления всеми солнцезащитными куполами на Земле. Поистине, только сверхтехнологичная цивилизация фаталоков была в состоянии за столь короткий срок воздвигнуть столь огромное здание, размером с крупный город. Оно было собрано из плит и целых блоков, прибывших сюда с Наги и других планет, заселенных фаталоками и представляло из себя почти идеальный чёрный куб на фоне некогда цветущего, а ныне превращённого в сплошную пустыню острова.

Двигаясь по коридору, Квазимода как бы невзначай рассматривал стены, выискивая на них какие-нибудь особые царапины и пятна, чтобы запомнить путь и затем, в случае чего, знать выход из этого бесконечного лабиринта. Я всё ещё до конца не могу понять, зачем я тогда прикинулся глухонемым и полоумным и до сих пор веду себя словно домашнее животное. Конечно, это спасло мне жизнь, но зачем мне такая жизнь, полная отвращения к самому себе? Солдаты почти перестали обращать на меня внимание. Правда стоит хоть на сантиметр, случайно, преградить кому-нибудь их них дорогу и можно получить оплеуху, от которой затем летишь в сторону на несколько метров. Вот только их предводитель, тот кого они называют Сириулом, по прежнему интересуется мной как необычным подопытным кроликом и постоянно ставит на мне свои физические и психологические эксперименты. Он причиняет мне различные типы боли и следит за моей реакцией, а я в ответ лишь улыбаюсь и глупо смотрю на него, хотя при этом и терплю невыносимые для обычного человека страдания. Я умею играть свою роль. Похоже, ещё никто их них так меня ни в чём и не заподозрил. Ведь даже когда мне приносят пищу, я бегу и яростно набрасываюсь на неё словно голодное, дикое животное.

Но зато сейчас я уже начинаю понемногу понимать о чём они говорят между собой. Похоже, фаталоки настолько берегут своё драгоценное время, что даже придумали собственный язык, в котором за долю секунды можно сказать целое слово или даже предложение. Их речь для человеческого уха — это лишь непонятный набор коротких звуков, но, находясь с ними уже некоторое время, я научился потихоньку разделять эти звуки на многие составляющие и находить смысл каждому из них.

Кстати, прямо сейчас мои сопровождающие что-то говорили обо мне.«…кзуй», — сказал тот, что держал меня справа. «зуй» у них звучит как «животное», приставка «к» означает «больное животное», а так как «к» в этом слове твёрдое и стоит вначале, то получается «умственно отсталое, больное животное». «Ск кзуй шпей аун». На слух это словно секундный хлопок перегоревшей лампочки, но на самом деле это целое предложение, означающее что-то вроде: «Зачем мы так долго возимся с этим бесполезным, больным животным? Его жизнь не стоит потраченного на него времени».

— «Шу хл патал», — ответил ему тот, что шёл справа, — «Взять его в Большой Ангар — это приказ Сириула. Не будем подвергать сомнению его мудрое решение».

Подойдя к перекрёстку коридоров, они остановились чтобы пропустить, идущую им наперерез, другую группу, состоящую из пяти фаталоков и двух десятков пленных смертников. Люди были измучены пытками и тяжёлым трудом и, подгоняемые патрулями, медленно шли вперед, опустив вниз свои несчастные лица. Они с трудом переставляли ноги, а тела многих из них были покрыты глубокими, незаживающими ранами. Квазимода пристально всматривался в каждого из них, но ответом ему были лишь взгляды полные отвращения и ненависти, как к предателю. Они не знали, что ему самому пришлось здесь пережить и только лишь один старик с седыми волосами, на несколько секунд обернувшись в его сторону, вдруг посмотрел на него с жалостью и состраданием.

Жалость от приговорённого к смерти… Он, казалось, был уже готов к любому, но только ни к этому. Колонна прошла мимо. Из груди уродливого, горбатого человека наружу вырвался крик ужасной боли, но держащий его страж воспринял это как очередной припадок полоумного и тотчас отвесил ему неслабый удар кулаком в затылок. Остаток пути они уже прошли молча. В конце коридора перед Квазимодой отворилась тяжёлая дверь и, втолкнув его в камеру, фаталок захлопнул снаружи механический замок.

Он остался один. Один со своими тяжёлыми мыслями и переживаниями. Почему я до сих пор жив? Почему, как многие другие, не погиб в самом начале войны? Почему из миллиардов живущих на Земле, мне достались наибольшие страдания? До этого Квазимода старался ни в коем случае не смотреть на гладкую, отполированную до зеркального блеска стену, чтобы не увидеть там своё отражение. Но, похоже, сейчас ему было уже всё равно. Взглянув туда, он обнаружил урода до того безобразного, что ему самому поначалу сделалось страшно. Каким я был раньше и каким стал сейчас. За что?!!! Неожиданно по щекам потекли крупные, соленые слезы. Плакать было больно, но он больше не мог ничего с собой поделать. Так он просидел до самого утра. Еще одна ужасная и невыносимая ночь, но только уже не во сне, а наяву.

Когда пробило семь часов и солнце вдали поднялось из-за океана, Квазимода вдруг встал на ноги и словно одержимый начал ходить кругами по своей маленькой камере. Он вспомнил себя таким каким он был прежде — молодым красавцем, купающимся в лёгких деньгах и женской любви. Как это было давно. И вообще, было ли это на самом деле? Жизнь — это очень большая ценность. Она даётся для того, чтобы ей наслаждаться в полной мере. Он безвозвратно потерял эту ценность три месяца назад, когда, в один прекрасный день, вышел из казино и сел в машину гангстера Карло. Жизнь бесценна.

Неожиданно Квазимода замер на одном месте. Внутри воспалённого разума мгновенно родился план: бессмысленный и безумный, но вместе с тем продуманный до мелочей. Он припал к полу и, приложив ухо к холодному металлу, прислушался к шагам снаружи. Он ещё раньше знал, что фаталоки-патрули, охраняя здание, всегда ходят по заранее определённым маршрутам. Всего около часа потребовалось на то, чтобы вычислить и запомнить время и направление движения каждого из них. Их хвалёная точность и пунктуальность, похоже, сегодня сыграет с ними злую шутку. Затем Квазимода пошарил в кармане и достал оттуда отмычку, сделанную им недавно из куска проволоки. На то чтобы вскрыть замок понадобилось всего одно мгновение. Его хозяева были настолько уверены в себе, что их система безопасности в Большом Ангаре выглядела совершенно примитивной. Теперь единственную опасность могли представлять патрули. Конечно, всё хорошенько вычислив, можно было скрыться от их глаз, но у них был ещё и отменный слух и поэтому дальше пришлось сбросить с ног рваные ботинки и идти босиком.

В Большом Ангаре всегда царила сплошная темнота и, слившись с этой темнотой, он неторопливо двигался вперед, вдоль гладких, металлических стен. Квазимода знал здесь всё так, как будто он находился в своей собственной квартире. Совсем недавно, к своему собственному удивлению, он обнаружил в себе одну необыкновенную способность. Стоило ему хоть раз пройтись по какому то из отсеков этого огромного фаталокского города и он тут же запоминал здесь каждый поворот и перекрёсток и затем мог безошибочно ориентироваться в этом сложнейшем лабиринте, сплетенном из десятков километров совершенно одинаковых коридоров.

Через четверть часа, пройдя немалый путь и миновав десяток патрулей, Квазимода оказался на месте. Дальше начинался отсек смертников. Это мрачное место с бесконечными рядами камер-одиночек, из-за которых то и дело доносились сдавленные крики и плач, навевало какой-то особый, непередаваемый ужас. Ужас расставания с жизнью, ужас смерти и страдания. Каждый день со всех уголков земного шара фаталоки привозили сюда тысячи пленников. Они ставили на них свои ужасные эксперименты, а затем, всего через одни сутки в специальных огромных машинах уже вывозили наружу тысячи холодных трупов и закапывали их в ближайшем карьере. Для победителей человеческая жизнь не имела совершенно никакой ценности. Нельзя сказать, что они испытывали хоть какое-то удовлетворение от убийства. Они просто чётко и педантично исполняли свою работу, а затем чей-то холодный, наполовину электронный разум каждый день делал заметки: вчера было уничтожено столько, сегодня было уничтожено столько, а завтра будет уничтожено столько.

Квазимода осторожно шёл вперед, вслушиваясь в каждый крик и пристально всматриваясь в каждое зарешечённое окошко на тяжёлых металлических дверях. Наконец он нашёл того кого так долго искал. Старик с седыми волосами неподвижно сидел в углу своей камеры, то ли уснув, то ли просто погрузившись в какие то свои личные мысли. Отмычка за секунду справилась с замком и когда он отворил засов и шагнул внутрь, пленник, наконец, открыл глаза и с какой то странной апатией и безразличием начал рассматривать, появившегося из темноты, непрошенного гостя.

— Кто ты?

— Вы видели меня вчера вечером на перекрестке. Вы шли в конце колонны, а меня наперерез вам вели два бронепехотинца.

— И что ты здесь делаешь?

— Я хочу спасти вас. Шанс уйти отсюда живым, конечно, небольшой, но он всё же существует. Я нарисую вам полный план Большого Ангара со всеми его входами и выходами, а чтобы фаталоки раньше времени не подняли тревогу, останусь вместо вас в этой камере. Через час здесь заступает новый надзиратель. Он пока ещё не видел никого из пленников и поэтому, думаю, ничего не заподозрит, обнаружив здесь небольшую подмену.

— Зачем тебе это?

Некоторое время Квазимода лишь стоял на одном месте. Затем он поднял руки к лицу и, почувствовав под пальцами свою изъеденную серной кислотой, шершавую кожу, обернулся и с грустью посмотрел на старика.

— Посмотрите на меня внимательно. Зачем мне жить дальше?

— Судьба дала тебе шанс выжить здесь, в этом аду и ты выжил благодаря своей внешности. Глупо теперь отказываться от этого необыкновенного шанса. К тому же зачем сдаваться, если часть пути уже пройдена? Я кое-что слышал о тебе от других пленников. Говорили, что ты глухонемой и умственно неполноценный, но это не так и теперь я сам это знаю. Ты ведь обманул всезнающих фаталокских учёных-биологов вовсе не для того, чтобы затем сам себя и раскрыть?

— Я не знаю, что двигало мной в те минуты, когда я вдруг решил прикинуться полоумным.

— Тобой двигал внутренний голос. Он уже подсказал тебе одно правильное решение и будет и дальше вести тебя в нужном направлении. Благодаря своей внешности ты смог сделать то, что недоступно другим. Ты смог обвести вокруг пальца всё их высшее военное командование. Ты проник в самое сердце железного фаталокского осьминога. Врят ли ещё у кого-нибудь из людей, хоть когда-то, появится возможность так близко узнать своего врага. А ещё ты с лёгкостью обходишь их патрулей и за секунду взламываешь их замки. Ты можешь принести нашему народу больше пользы чем огромная армия. Слушай меня, парень, внимательно. Закрой эту дверь снаружи и поскорей иди в свою камеру, пока там тебя ещё не хватились. Затаись. Когда на тебя смотрят фаталоки, оставайся перед ними идиотом, а когда их нет — становись крысой, способной проникнуть куда угодно и узнать все их тайны. Узнай чем живёт эта механическая цивилизация, найди их слабое место и ты, возможно, ещё сыграешь свою особую роль в истории нашей планеты. Я понимаю, что требую невозможного, но что-то мне внутри подсказывает, что ты способен и не на такое.

— Вы шутите?

— Я престал шутить с тех пор как началась война. Теперь моя участь — лишь оплакивать родных и близких, тех кто погиб в этой ужасной бойне. Я слишком стар. У меня больше нет сил для того чтобы сопротивляться врагу и поэтому я даже рад, что для меня весь этот кошмар очень скоро закончится.

— Может я могу ещё что-нибудь для вас сделать?

— Как можно скорей отправляйся к себе, чтобы мне не пришлось беспокоиться ещё и за твою жизнь.

Квазимода напоследок обернулся и посмотрел на, по прежнему неподвижно сидящего в углу, старика. Его зрение уже так давно привыкло к кромешной темноте Большого Ангара, что он без труда смог разглядеть эти открытые и благородные черты лица с доброй, почти родительской улыбкой и большими, светлыми глазами. Было ощущение, что они уже знакомы не несколько коротких минут, а долгие и долгие годы.

— Ну, я пойду?

— Иди, парень, и что бы с тобой ни произошло, никогда не забывай о том, что я тебе здесь говорил.

— Не забуду…

Где-то неподалёку снова послышались тяжёлые шаги патруля и, услышав их, Квазимода быстро выбежал наружу, закрыл за собой дверь и изо всех ног бросился вперёд по коридору. Когда он пробежал десяток метров, позади вдруг раздался женский крик. Квазимода вздрогнул. Крик был до того ужасный, как будто человека живьём разорвали на несколько частей. Он даже не помнил как проделал весь остаток пути, но, наконец, очутившись в своей камере, он тут же обхватил ноги руками и калачиком свернулся на полу. Все тело словно пронзил какой-то непонятный холод и оно дрожало так как будто долгое время находилось на морозе. Этот крик — он по прежнему звенел у него в ушах. Ему в последнее время приходилось слышать много криков, в том числе и своих собственных, но этот почему-то особенно остро вонзился в его душу.

Что с ней сделали эти палачи и мучители? Какой новый эксперимент они придумали над человеческим телом? Убийцы! Дрожащая ладонь неожиданно сжалась в крепкий и прочный кулак. Вы за это ещё заплатите. Вы заплатите за каждый крик боли и за каждую слезу, пролитую человечеством с момента вашего появления. Цена для вас будет очень высока. Вы заплатите. Это я вам обещаю.

♦ ♦ ♦

Вокруг царили тишина и покой. Приятная тишина и приятный покой, как будто войны вокруг и не было вовсе. Это было удивительное место. Некогда тёмный и сырой складской подвал, стараниями женских рук, буквально преобразился в уютную комнатку, сверкающую чистотой и ухоженностью. Посреди комнаты находился стол. На столе стояла тарелка с едой. За столом, на стуле сидел Виктор, отперевшись на спинку и задумчиво глядя куда-то вдаль.

Как мало, оказывается, нужно для счастья. Только самое необходимое: пища, крыша над головой и любимый человек рядом. Все остальное излишне. Высшее блаженство всегда состояло только из простых вещей.

Виктор сполна заслужил это счастье. То, что он пережил было тяжело и местами — ужасно. Он не хотел об этом вспоминать. Он видел горящий Центраполис, пару недель провёл на станции метрополитена, среди обезумевших от войны людей, несколько дней подряд обходился без пищи и сна, участвовал в кровавой мясорубке, устроенной Зигфридом Кларком, слышал всего в сантиметре от себя свист безжалостных фаталокских пуль и множество раз уже мысленно навсегда прощался с жизнью. Но цена за такое счастье теперь не казалась для него такой уж большой. Если бы только вдруг оказалось нужным, ради Солы он вновь пережил бы всё это. Мало того, он ещё сотни раз прошёл бы через все эти круги ада, только ради одного-единственного часа, проведенного с самым дорогим человеком на земле. Но теперь всё это было уже в прошлом. Начиналась новая, светлая страница в его жизни и почему-то казалось, что это будет продолжаться вечно.

Пока он так сидел, Сола тихонько подошла сзади и положила свои руки ему на плечи.

— В последнее время ты начал улыбаться, дорогой. Раньше ты был постоянно такой хмурый.

— Просто моя жизнь наконец-то обрела смысл.

Виктор взял её маленькую ладонь и нежно её погладил. В этой девушке всё казалось ему идеальным. Каждый сантиметр её кожи, каждый изгиб тела и каждую черту лица он любил и обожал больше всего на свете. Сколько они уже вместе — может быть где-то около двух месяцев. Это чудесное время пролетело как миг и вместе с тем казалось целой вечностью. А недавно они наконец-то стали по настоящему близки и эта любовь, пылающая словно большой костер, превратилась в огромный лесной пожар, при этом по прежнему оставаясь необычайно нежной и сентиментальной.

— Сола.

— Что?

— Скажи мне правду, неужели я тебе хоть немного нравлюсь? Я ведь грубый, упрямый и вообще ненадёжный человек.

— Нет. Ты честный и справедливый, ты всегда готов помочь в трудную минуту и способен жертвовать собой ради других.

— А как же насчёт того, что мы с тобой из разных миров? Ты образованная девушка из хорошей семьи, а я неформал и бездельник, который ставит себя вне законов любого общества.

— Это ничего.

— Но я исправлюсь.

— Не стоит. Именно таким я тебя полюбила и таким буду любить всегда.

— Ты просто ангел, — Виктор поднялся и обнял её хрупкие плечи, — Невозможно уже любить так как люблю я. Ты ангел внешне и ангел в душе, а я…

— А ты моя вторая половинка, мой спутник до самых моих последних дней. Как ни жестоко это звучит, но я даже рада, что началась война. Иначе мы, скорее всего, никогда бы не встретили друг друга. Если бы фаталоки не напали на нашу планету, я, возможно, теперь жила в мире и достатке, но я ни на миг не жалею о том, что произошло, ведь жизнь без тебя — это не жизнь.

Их губы внезапно сомкнулись в жарком и страстном поцелуе, длинном как сама вечность. Влюбленные не следят за временем и не обращают внимание на то, что происходит вокруг них. Им просто нет до этого никакого дела. А между тем количество продуктов на складе постепенно уменьшалось, а Джагар, после дележки, часто отворачивался и, пока не видят молодые, украдкой ставил свою порцию обратно на полку. От недоедания он вскоре приобрёл дрожь в руках, впавшие глаза с чёрными кругами и нездоровый кашель.

Виктор и Сола, казалось, не замечали всего этого. Они не были эгоистами, просто в их жизни настал тот самый момент, когда всё вокруг видится исключительно в светлых тонах. Их любовь была словно прекрасный цветок. Каждый знает, что жизнь цветка недолговечна, но пока он цветёт и переливается всеми красками, кто будет думать о том, что когда-то он может завянуть и погибнуть.

♦ ♦ ♦

Центраполис был погружён во мрак. Плотно укрытый солнцезащитным куполом, город теперь был похож на огромное, безжизненное кладбище. Так продолжалось вот уже несколько месяцев. За это время трава на газонах давно пожелтела, деревья превратились в сухие и мёртвые коряги и куда-то навсегда исчезли птицы. Между тем снаружи уже настала осень. Днем было всё также по прежнему жарко, но вот ночи уже стали значительно длиннее, под утро случались заморозки, а с неба, то и дело, часто начинал моросить мелкий дождь.

Шаг… и тысячный строй фаталокских солдат разделился надвое, образуя дорогу для высшего офицера. Шаг…и тысячи механических тел, словно единый, безупречный механизм, одновременно развернулись вокруг своей оси. Шаг…и тысячи тяжелых, бронированных рук вытянулись вперед, приветствуя своего командира.

Якус неторопливо шёл между двумя этими ровными рядами солдат, глядя вперёд и думая о чём-то своем. С этой минуты он, как новый губернатор Центраполиса, официально вступил в свою должность. Парад был дан в его честь, а так как фаталоки необыкновенно берегут своё драгоценное время, то он продолжался всего около двух минут, после чего все бронепехотинцы должны будут разойтись и заняться своими каждодневными делами вроде охраны и патрулирования города. Якус улыбнулся. Его соотечественники редко улыбаются, но в такие мгновения вообще-то можно было позволить себе такую небольшую роскошь, означающую что сейчас он вполне доволен собой. Никаких ужимок и гримас, так распространенных у варварских народов, только лёгкая и едва заметная улыбка, скрывающая за собой тихую и сдержанную фаталокскую радость.

Он прошёл ещё несколько шагов и строй за его спиной снова сомкнулся в идеально ровный квадрат. Торжественное представление закончилось. Якус взошёл на нижнюю ступеньку Дворца Правительства и недолгая улыбка исчезла с его лица. Всё. С этого момента он начинает новую жизнь теперь уже в качестве элиты Великой Империи. Парад остался позади, а впереди его ждёт лишь долгая и тяжёлая работа по наведению порядка в этом диком городе.

— Фарио, — Якус мысленно позвал свою вторую половину, — Ты веришь в судьбу?

— Нет.

— А я верю. Судьба сильно била меня и бросала в разные стороны, прежде чем направила на истинный путь. Я сполна выстрадал в своей жизни и теперь меня должен ждать лишь небывалый успех и слава. По моему это какое-то предзнаменование высших сил.

— Судьбы нет. Каждый сам хозяин своего будущего. Это слова самого Императора.

— Брось. Неужели ты сам никогда не думал о том, что нами может руководить что-то, что выше нашего понимания.

— Вообще-то однажды я слышал одну очень странную историю, слегка пошатнувшую моё прежнее, материалистическое восприятие мира.

— Расскажи мне об этом.

— Это произошло триста двенадцать лет назад, — на миг Фарио замолк, очевидно вспоминая события столь давнего времени, — Тогда к смертной казни был приговорён один офицер за распространение древней Фалианской литературы, написанной в то время, когда Фортана ещё не взорвалась сверхновой, а наши предки не носили техноплоть и до конца жизни оставались животными. Я как рабочий-могильщик приводил приговор в исполнение и перед смертью офицер рассказал мне кое-что об одном древнем пророке, за тысячи лет предсказавшем начало нашей фаталокской эры. Он говорил: и будет великий взрыв и небеса упадут на землю и от этого ужасного пламени нигде не будет спасения. Выживет один из многих тысяч, а те что останутся, вместо ног будут передвигаться с помощью сложных механизмов. Так же он предвидел и то, что когда-то весёлые и беззаботные фалиане начнут бояться дневного света, перестанут принимать пищу и своим железным кулаком подчинят себе тысячи других обитаемых миров.

— Это уже интересно. И что же было дальше?

— Я не уверен, что тебе следует знать некоторые вещи из этого пророчества.

— Не упрямься. Рассказывай, раз уж начал.

— Хорошо. Еще я слышал от него о двух птицах. Одна появилась в самом начале фаталокской эры и привела свой народ к истинному величию. Она даже смогла обмануть смерть и, возродившись после гибели в виде ребенка, взлетела выше всех остальных. Другая могла достигнуть ещё больших высот. Она часто меняла свою кожу и имела два лица. В ней чувствовалась огромная, необъяснимая сила, которая влекла её в небеса, но тяжесть преступлений и собственного безумия тяжёлым грузом тянула её назад. В итоге, так и не достигнув величия первой птицы, она сорвалась вниз и разбилась о землю. Когда это произойдет, это послужит сигналом к началу конца. Началу эпохи хаоса и объединению варварских народов.

— Постой, постой, — Якус резко остановился и задумался, — как я понимаю, первая птица — это наш Император. «Обманул смерть и возродился в виде ребёнка». Он стал бессмертной программой и все его видят только в виде голограммы странной головы младенца. А вот вторая птица… «Она часто меняла кожу и имела два лица». Это же я… Хотя нет! Не собираюсь же я верить всякому бреду, причем написанному животным, жившим десятки тысяч лет назад.«…так и не достигнув величия первой птицы, она сорвалась вниз и разбилась о землю». И какой больной рассудок мог придумать такую нелепость?

Якус вдруг развернулся и быстро пошагал вперёд по длинному, черному коридору.

— С тобой всё в порядке?

— Да.

— Я не хотел говорить тебе это, но ты ведь сам попросил.

— Ладно, оставим это. Я не собираюсь расстраиваться из-за какого-то пустяка. Ну и дурак же был при жизни этот твой пророк. Впрочем… расскажи, что ещё ты слышал о второй птице.

— Едва появившись на свет, она сразилась с могучим диким львом. Тот кто должен был победить в этой битве — стал последним изгоем, а тот кто проиграть — героем и спасителем. Птица будет повержена, но она сумеет выжить и залечить свои раны, чтобы затем начать снова охотиться на своего старого врага. Пройдет время. Лев сам придёт в её логово и между ними начнётся новая схватка в которой никто не сможет победить. Когда бой закончится, мир будет уже другим. Черный щит будет разрушен, а прежние противники получат: один — смерть, а другой — долгую жизнь в полном забвении и одиночестве.

Услышав это, Якус вздрогнул, нервно осмотрелся по сторонам и ещё быстрее поспешил куда-то вперёд.

— Ты куда?

Он молчал.

— Ты куда, я спрашиваю?

— Мне страшно, Фарио. Так страшно мне было только тогда, когда я только взял себе твою техноплоть и впервые вышел из кабинета могильщика. Я боюсь поражения и позора. Однажды я уже испытал такое. Второго раза я уже не смогу выдержать.

— Успокойся. Забудь об этом дурацком предсказании. Судьбы нет, а если она даже и существует, то у тебя достаточно сил, чтобы направить её в нужное русло.

— Как это?

— Не жди пока дикий лев придёт в твоё логово. Найди его сам. Найди и уничтожь.

— Ты прав. Я найду в себе силы, — кулак Якуса вдруг метнулся вперёд и ударил в стену с такой силой, что в разные стороны полетела штукатурка и с потолка вниз посыпались струйки песка, — Я отыщу тебя, глупый варвар! Ты ещё пожалеешь, что связался со мной.

Путь по лестнице до седьмого этажа занял у него несколько минут. Нужная дверь находилась тут же, справа от входа и, распахнув ее, Якус вошёл в маленькое помещение с небольшим столом у окна и, стоящим на нём, непонятным, изготовленным ещё аборигенами прибором с цветными лампочками и, тянувшимися по полу, проводами.

Фаталок-инженер в компактной, хромированной техноплоти при виде его тотчас отложил все свои дела и, обернувшись, вытянул вперёд свою правую руку.

— Хотите посмотреть компьютер, губернатор?

— Да. Мне нужно найти здесь кое какую информацию.

— Может вам необходима моя помощь?

— Нет. Оставь меня одного.

Через миг инженер скрылся за дверью и Якус, подойдя к клавиатуре, принялся одна за другой нажимать на многочисленные, непривычно маленькие и неудобные для фаталокской руки кнопки. Несмотря на своё примитивное устройство и черепашью скорость, аппарат был достаточно практичен и на удивление неплохо справлялся со своей задачей. Вскоре был открыт файл с базой данных всех жителей Центраполиса и на экране, с интервалом в долю секунды, начали мелькать фотографии разных людей. Здесь были миллионы лиц: молодых и старых, красивых и безобразных, белых, чёрных и желтых. Они на огромной скорости проносились мимо и совершенный фаталокский разум за столь короткое время успевал запомнить и тщательно анализировать каждое из них, в надежде найти одно-единственное лицо. Лицо своего злейшего врага.

— Ну, где же он… где же он?

— Наберись терпения, — внутренний голос Фарио как всегда был мягким и успокаивающим, — Ты ведь ищешь не призрака. Это обычный абориген и если он хоть когда-нибудь жил в Центраполисе, то досье на него обязательно найдётся в этой базе данных.

И вновь на экране, сменяя друг друга, начали появляться всё новые и новые фотографии. И вновь Якус, не упуская ни одной малейшей детали, всматривался в разные глаза и изучал разные улыбки. Так продолжалось уже почти час и тут, наконец, он увидел «его». Прямо с монитора на него смотрел дикарь с продолговатой, коротко стриженой головой, светлой кожей, агрессивным, вызывающим взглядом и кривой усмешкой.

— Наконец то… я нашёл тебя.

Через секунду под изображением поползли строки, написанные на Эсперанто.

Виктор Морган. Родился в 2304 году в городе Йоханнесбург (Южная Африка). В возрасте трёх лет, вместе с родителями переехал в Центраполис. В 2319 году в остался сиротой на попечении двоюродного дяди Вульфа Моргана… В 2321 году закончил среднюю школу… С 2324 по 2328 работал в полиции… В 2328 в результате совершённого преступления был осуждён на шесть лет тюрьмы… После освобождения с 2334 по 2339 годы зафиксировано четырнадцать приводов в полицию за различной степени правонарушения… В 2339 получил новый срок в два года с условной мерой наказания…

— Подумать только, — Якус ещё раз, недоумевая, посмотрел на изображение аборигена, — Это же настоящий отброс. Отброс даже по меркам их варварского общества. Это просто хаос и анархия в живом облике. Он работал в полиции, которая здесь на Земле, вместо защиты общества, сама являлась бандой преступников. Но ему и этого показалось мало. Он не хотел или был не в состоянии соблюдать даже минимальную законность. Вот оно — порождение этой тупиковой цивилизации. Как обидно понести поражение от такой мрази.

— Не делай поспешных выводов. В этом мире до нас всё подчинялось лишь законам хаоса и такие как он часто затем занимали высокие посты в государстве. В нём есть сила и это дикая, необузданная сила, которую ты, со своими талантами должен почувствовать и выделить из сотен тысяч других.

— Почувствовать его?

— Вот именно. Ты о нём так много думал, что в твоей памяти, наконец, возникла его точная, виртуальная копия. Сконцентрируй свой мозг. Он находится где-то неподалеку. Лови чувства других людей и в итоге среди них ты отыщешь эмоциональный след своего врага.

— Как это?

— Я не знаю, но тебе самому это должно быть понятно.

— Хорошо… я попробую.

Якус замер посреди комнаты и развёл в стороны руки. Он собрал всю свою волю и всю свою ненависть в один комок и в тот же миг он понял, что разум словно отделился от техноплоти и на бешеной скорости понёсся куда то вперед. Он летел сначала на поверхности, а затем просочился сквозь асфальт и оказался в подземном городе. Среди канализационных тоннелей и пустующих складов он видел миллионы душ других людей. Блеклые, испуганные и дрожащие они и близко не были похожи на душу Виктора. Наконец он нашёл его. Это был пылающий огонь рядом с тлеющими угольками. Остановившись неподалёку и опасаясь приблизиться, он лишь издали наблюдал за ним, ощущая его яркую ауру победителя и лидера. Затем он ушел, прихватив с собой десятки гигабайт бесценной информации. Ушел тихо и незаметно. Проник сквозь стены, выбрался наружу, пронесся над городом и, наконец, снова вернулся в своё тело.

Якус вздрогнул и открыл глаза, к тому времени налившиеся необыкновенной злобой и решительностью.

— Ну, как?

— Я видел его. Он укрылся глубоко под землей. Он чувствует себя в безопасности. Он доволен собой, сыт и счастлив. Но скоро всё это закончится. То чем он сейчас живёт — исчезнет и он, полный горя и отчаянья, покинет своё убежище. Тут я и буду его поджидать.

— Великолепно, — Фарио внутри его усмехнулся и если бы он сейчас управлял техноплотью, то наверняка не удержался бы и от удовлетворения захлопал в ладоши, — Вот видишь, малыш, всё находится под нашим контролем. Терпеливо жди своего часа. Дикий лев скоро выйдет из своего укрытия и тогда мы вместе найдём его и разделаемся с ним раз и навсегда.

♦ ♦ ♦

Джагар умирал. Вот уже целую неделю он неподвижно лежал на кровати и отказывался от пищи. Его постоянно бросало из жара в холод и вдобавок ко всему этому он вскоре начал кашлять кровью. Все это время Сола ни на шаг не отходила от него. Болезнь отца словно отрезвила её и они с Виктором, до этого от счастья словно летающие в облаках, как будто оказались сразу снова брошены на грешную и умирающую землю.

На восьмой день у больного начался бред. Сола плакала и за что-то тихо просила у него прощения. Исчезли привычные смех и шутки. Теперь в их маленьком доме царила тишина. Гробовая тишина, словно вся пропитанная горем и отчаяньем. Еще через несколько часов Джагар, наконец, открыл глаза и, превозмогая боль и слабость, вяло улыбнулся.

— Дети мои, уходите отсюда. Это гиблое место, продуктов осталось совсем немного…

Виктор поднялся со своего места в углу комнаты и, взяв влажную тряпку, осторожно смочил ему губы.

— Благодарю, парень. Ты будешь отличным мужем для моей дочери. Прошу тебя — береги её… Знаешь, я всегда хотел извиниться за то, что раньше был несправедлив к тебе. Похоже, теперь как раз пришло время. Не хочу забирать с собой на тот свет этот тяжёлый груз. Если можешь — прости. Я не мог сразу принять тебя лишь потому, что когда-то и сам был не в ладах с законом.

— Папа, у тебя бред…

Сола хотела было сказать ещё что-то, но взмахом слабеющей руки Джагар тут же остановил её.

— Моё сознание ясное как никогда. Я слышал, с некоторыми людьми такое иногда случается… перед смертью. Послушайте исповедь умирающего старика. При рождении мне было дано имя Дилан Пилиано. Вам обоим это врят ли может о чём-то говорить, скажу лишь, что так звали одного очень ловкого мошенника и авантюриста. С детства я, как и многие, мечтал о красивой жизни. Я много думал и вскоре решил, что так жить можно только если ты живёшь за чужой счет. Это мне подходило, ведь в те времена для меня ещё не существовало комплексов и условностей и меня совершенно не мучили никакие угрызения совести. У меня был талант ко всевозможным махинациям. Я взламывал электронные коды счетов в банках. Я присваивал себе сбережения других людей и опустошал целые пенсионные фонды. Жизнь тогда казалась такой лёгкой и беззаботной. Можно было хоть каждый день летать из одного города в другой, сорить деньгами, покупать шикарные автомобили и посещать самые дорогие ночные клубы. Из-за всего этого у меня очень скоро совсем «снесло крышу». Я потерял осторожность и вёл себя словно кинозвезда. Люди недоумевали. Они удивлялись как этот молодой человек, который совершенно ничего не делает, живет так словно он сын миллиардера. Кто-то что-то начал подозревать. Кто-то настучал в полицию и те тотчас взяли меня «на заметку».

В итоге я попался. Я получил восемь лет в камере-одиночке. Восемь долгих и ужасных лет о которых я до сих пор не могу вспоминать без содрогания. За это время я многое успел переосмыслить. Я возненавидел тот образ жизни, который довёл меня до тюряги и я начал совсем по другому относиться к закону. Дело ещё в том, что я всегда, сколько себя помню, уважал силу и готов был ей подчиниться. До того момента как меня схватила полиция, я считал закон слабым и неспособным бороться с такими как я. Я ошибался. Закон оказался сильнее меня… закон победил меня и я начал, наконец, уважать своего победителя.

За годы, проведенные в тюрьме, я словно вывернулся наизнанку. Я переродился и стал другим человеком. Когда я вышел на свободу, я, правда, позволил себе одну последнюю аферу, но только лишь для того, чтобы это перерождение во мне стало окончательным. Через некоторое время Дилан Пилиано умер. Так, по крайней мере, было зафиксировано во всех официальных документах, а вместо него в Центраполисе появился Джагар Крид — молодой и перспективный офицер полиции. Для меня началась новая жизнь. Я очутился по другую сторону баррикад и теперь уже всем сердцем презирал тот подлый и развратный мир, в котором я сам когда-то вращался. Я служил закону столь ревностно и беззаговорочно, что у моих коллег это часто вызывало лишь усмешки. Они все считали меня карьеристом и не могли догадываться, что причина здесь в клятве, которую я несколько лет дал самому себе. Я поклялся сполна отплатить свой долг государству. Всегда верой и правдой служить ему до самых своих последних дней и одна только смерть могла бы освободить меня от этого долга.

Теперь я умираю и я, наконец то, свободен. Я счастлив, что никому и ничего больше не должен. Все закончилось. Странное это чувство… Вот она какая, на самом деле… эта свобода…

Джагар закрыл глаза. В его груди навсегда замерло дыхание, а руки безвольно опустились на кровать. Он был мертв. Сола тихонько заплакала, а Виктор растерянно сидел на одном месте и почему-то десятки раз прокручивал в памяти последние слова полицейского.

Теперь в их маленьком доме воцарилась пустота. Похоронили его в дальней, пустующей комнате, среди груды битого кирпича, а на могилу поставили маленький, деревянный крест, сделанный из сломанного табурета. После смерти отца Солы, их жизнь полностью изменилась. Те, кто ещё совсем недавно безумно любили и не могли и минуты обойтись друг без друга, теперь уже словно бестелесные тени блуждали в непроницаемой темноте склада и лишь изредка обменивались скупыми и короткими фразами. Горе и безысходность с каждым днём всё сильнее отдаляли их друг от друга. Виктор надеялся, что со временем всё пройдет, но вместо этого Сола лишь всё больше и больше замыкалась в себе и всё меньше и меньше хотела его видеть. С Солой происходили какие то страшные изменения. От слёз и недоедания она стала ужасно худой и нервной. С впавшими глазами и растрёпанными волосами она словно женщина-призрак из старой киноленты бесшумно ходила из одной комнаты в другую, разговаривала сама с собою, кричала и истерично смеялась.

Скоро у них закончились продукты. Последнюю, упакованную в пластиковый пакет индейку Сола кое-как поджарила на гаснущем огне газовой плиты и, положив её в тарелку, злобно бросила на стол перед Виктором.

— Ешь!

— А как же ты?

— Я не хочу.

Постояв ещё немного рядом, она вдруг развернулась и, закрыв лицо руками, бросилась прочь. По щеке Виктора потекла одинокая, соленая слеза. Это было ужасно — видеть как самый дорогой на свете человек погибает прямо у тебя на глазах. Он неподвижно просидел так около получаса, после чего она, наконец, всё же вернулась и, словно извиняясь, присела рядом. Они разделили пополам свой последний завтрак и быстро его съели. После этого снова наступила гнетущая тишина.

— Сола.

— Да.

— Что с нами такое происходит? Мы стали словно чужие друг другу.

Перед тем как ответить, девушка долго и задумчиво смотрела куда то в пустоту.

— Это всё из-за того, что в последнее время на нас свалилось так много несчастья. Я не знаю как жить дальше, но я не должна была срывать на тебе всё своё раздражение. Прости. Я ведь по прежнему люблю тебя. Я знаю — мы все скоро умрем, но я рада, что остаток жизни проведу именно с тобой. Пока ты рядом, мне ничего не страшно… даже умирать.

Виктор пододвинулся ближе и нежно обнял её дрожащие, худые плечи. Сегодня они были пока ещё вместе, а что готовит им обоим завтрашний день — было уже не важно.

Через некоторое время они узнали, что такое настоящий голод. Виктор ещё кое-как пытался раздобыть еду. Он перебирал кучу пустых пакетов, вытряхивая из них последние крохи, а однажды даже поймал несколько крыс, но этого явно не хватало. Скоро их жизнь начала напоминать такой кошмар, который не мог присниться ни в одном, даже самом ужасном сне. Вначале Сола начала разговаривать со своим умершим отцом, так как будто он сидел рядом с ней. Затем её больной рассудок придумал себе ещё более обширную компанию из бывших школьных подруг, двоюродных братьев, сестер и каких то совершенно незнакомых людей. Она приглашала их в гости, усаживала за пустой стол и долго рассказывала какие то несуществующие истории. Слушая эти разговоры с самой собой, он и сам понимал, что начинает медленно сходить с ума, а когда он пытался заговорить с ней о её вымышленных друзьях, то в ответ получал лишь громкие издевательства и оскорбления.

Однажды, после почти суток непрерывного молчания, Сола вдруг вбежала в главную комнату и со сверкающими глазами и странной, радостной улыбкой на лице.

— Милый, ты говорил мне, что у нас совсем закончились продукты. Это не так. Пойдем же со мной и ты сам это увидишь. У меня столько еды, что хватит на целый праздничный стол. Там апельсины, виноград и ветчина, мало того я видела даже несколько бутылок отличного шампанского.

Взяв, ничего толком не понимающего, Виктора за руку, она с силой потянула его к двери. Пока они шли, девушка всё время смеялась и несла что-то несуразное, а когда оба, наконец, оказались в соседней комнате, подняла указательный палец на белую, отштукатуренную стену, где и апельсины и виноград и шампанское были лишь грубо нарисованы чёрным углём.

— Угощайся, милый.

Виктор, словно парализованный, замер на месте и в эти мгновения был не в состоянии сдвинуться ни на шаг.

— Угощайся, я тебе говорю! Ешь или, может быть, тебе больше не нравится как готовит твоя Сола?!

— Тебе нужно прилечь и успокоиться.

— Молчи!!! Я не собираюсь здесь выслушивать всякое от негодяя, который угоняет чужие машины и затем возит в них по городу дешёвых шлюх! Убирайся! Я тебя ненавижу!!! Кто вообще просил тебя спасать меня там на площади?! Зачем? Чтобы затем жить в этом дерьме.

Переполняемая яростью, Сола вдруг бросилась на Виктора, чтобы вцепиться ему в лицо своими пальцами, но ещё раньше сильная, мужская рука перехватила и крепко сжала её запястье.

— Успокойся, я прошу тебя… я умоляю. Как ты такое вообще можешь говорить?

Первые несколько мгновений девушка ещё как-то пыталась вырваться, но затем она всё же оставила эту бессмысленную попытку. В глазах померк безумный блеск и с лица в миг исчезла злобная, истеричная усмешка.

— Как я такое могу говорить… как я такое могу говорить… как я…

Сола побледнела и чуть было не упала в обморок, но Виктор тут же подхватил её и прижал к себе.

— Прости меня. Я не знаю сама, что я говорю. Что-то ужасное со мной происходит в последнее время. Я не могу с этим бороться.

— С тобой всё будет хорошо, нам нужно только поскорей уходить отсюда. Твой отец был прав — это гиблое место. Покинем город, отправимся к океану или в горы, где нас никто не сможет найти. Мы начнём новую жизнь и будем счастливы так, как были счастливы когда-то.

— Нет, — Сола подняла голову и посмотрела прямо в глаза Виктора. Она вся дрожала и всё же напоследок, последним усилием, смогла подарить ему свою настоящую хоть и слабеющую с каждой секундой улыбку, — Я никуда не пойду. Снаружи полно фаталоков и я не вынесу ещё одной встречи с ними. К тому же у меня больше не осталось сил. Я ухожу… Прости за все, что было не так и знай, что я всегда любила одного только тебя. Ради тебя мне стоило жить, а теперь — прощай. Прощай, моя любовь…

Мёртвое тело девушки начало медленно сползать вниз и Эрикс, все ещё отказываясь верить в то что произошло, по прежнему изо всех сил поддерживал ее. Когда Сола повисла у него на руках, только тогда он медленно положил её на кровать и, присев рядом на корточки, еще долго сжимал в своей ладони её маленькую холодную руку, десятки раз вспоминая каждый миг, каждую секунду, что он когда-то провёл с ней. Жизнь больше не имела никакого смысла. Он потерял самого дорогого человека на земле.

Неожиданно чистая, необузданная ярость затмила всё его сознание. Ноги сами понесли куда-то вперёд и, остановившись в проёме двух комнат, Виктор с силой дикого зверя вцепился пальцами в дверной косяк так, что из него посыпались опилки.

— За что?! За что мне одному досталось столько боли и страдания?! Где ты, справедливость? Где — я спрашиваю? Тебя нет. Ты отвернулась от меня, а может тебя никогда и не было вовсе. Зачем мне жить дальше? Я ненавижу тебя — жизнь!!!