День не задался

2

«Аэрокобра» всем понравилась. В первую очередь, мощностью вооружения, отличной радиостанцией, довольно большой высотностью, отличным обзором. В августе на земле начались тяжёлые бои, немцы стремились вернуть утерянные позиции, притащили большое количество авиации, и попытались сбросить нас с неба. Но это не 41-й год! Ни «фридрих», ни «фоккер» с «коброй» рядом не стояли. Можно драться, в массовой свалке мы сильнее. А 37-мм пушка разваливает любой бомбер! «РУС-2» и хороший оператор всегда даст более выгодную позицию для атаки.

В августе у меня появился сын. Людмила жила в Ленинграде, на площади Репина. Ещё в марте она получила звание младшего лейтенанта, вместе с удостоверением оператора-радиометриста. Поэтому за неё можно не волноваться. Она в декретном отпуске и вернётся в нашу эскадрилью. Во всяком случае, мне так обещали.

Кроме «кобр», пришли устаревшие «Харрикейны», их прозвали «зажигалками», а также довольно удачные Р-40 «Киттихаук», они могли нести торпеды и применялись как торпедоносцы. Но разгром каравана PQ-17 поставил жирный крест на надеждах пополнять авиацию за счёт союзников. Поэтому 4- гиап по-прежнему был на 75 % вооружён И-16. Но начали приходить двигатели со складского хранения, машины ожили. Немцы завязли в боях на Тосно. Их позиции были досягаемы для флотской артиллерии. Поставки стали с Большой Земли позволили увеличить выпуск тяжелых и средних танков, заработали на полную мощь Обуховский и Ижорский заводы. В конце августа немцы выдохлись и прекратили атаки, но заработала их тяжёлая артиллерия, привезённая из-под Севастополя. А на юге гремела Сталинградская битва.

Я собрал эскадрилью и пригласил бывшего военкома Лукьянова, недавно переведённого от нас в 3-й гиап комиссаром полка. Я поднял вопрос о том, что судьба войны решается сейчас под Сталинградом, и что я хочу просить командование откомандировать нас на Сталинградский фронт. Но перед этим хочу узнать мнение личного состава.

— Командир, нашел, о чём спрашивать! Куда ты, туда и мы.

Лукьянов оформил обращение лётчиков, с ним мы поехали к Самохину. Он прочёл обращение.

— Вас же заберут, совсем!

— Если оформить это как командировку, то нет.

Самохин позвонил Трибуцу, тот связался со Ставкой, в 8-й армии Хрюкина был огромный некомплект, в его адрес направили даже 434-й полк РГК на новейших Як-7б. У меня переспросили: есть ли у нас подвесные баки и дали добро на перелёт в поселок Сталино.

Первым отгрузили РУС-2, и половина технического состава уехала вместе с запчастями, напалмовыми бомбами, выливными приборами. Созвонились со всеми аэродромами по маршруту и заказали Б-100. Связались с Хрюкиным, сделали заявку на бронебойные снаряды 37-мм, Б-100, патроны для «браунингов» двух калибров. Всё это было в Баку, обещали доставить в Сталинград. Успел заскочить домой, оставил кучу сэкономленных пайков, сгущёнки, сухарей. Поцеловал Людмилу и Серёжку. Больше времени не было. Заехал в штаб ВВС, получил карты на всех, выслушал о себе кучу «приятного» и пожелания, послал всех «к чёрту», но никто не обиделся. Поздно ночью вернулся, а утром мы вылетели, сели в Костроме, дозаправились и пообедали, взлетели и сели в Сталино, на левом берегу Волги. 434-й полк улетел на переформировку в Саратов. Они потеряли много машин и лётчиков. РУС-2 уже прибыл и был развёрнут. Сходу сцепился с Хрюкиным по поводу использования эскадрильи. 4 сентября — первый вылет. Я приказал снарядить пушки по системе: 3 БЗ, 1 ОФ, 1 ТС. Подвесить 250-килограммовую напалмовую бомбу. Задача: ознакомится с районом, найти колонны противника и уничтожить. Пулемёты не использовать, беречь для воздушного боя.

За полчаса до рассвета взлетаем. Хрюкин к такому не привык, у него нет истребителей-ночников. Идём этажеркой, в три яруса: внизу восьмёрка, затем четверка, и моя четверка на самом верху. Я заметил пыль, поднимающуюся в районе Гумрака: либо взлетают самолёты, либо движется колонна. Немцы рвались к тракторному заводу и мосту через Волгу с севера, от Рынкá. Направил эскадрилью туда. Колонна танков и мотопехоты. Первое и второе звено растягиваются, и штурмуют колонну. Вниз летит напалм, по бронетехнике бьют 37-мм пушки. Первое звено занимает место третьего, третье идёт вниз и продолжает штурмовку. Прятаться здесь негде, степь, второе звено меняет четвёртое, и мы спускаемся для штурмовки. В этот момент из Гумрака начинают взлетать «мессеры». Первое звено немедленно их атакует. Немецкие зенитчики стрелять не могут, так как на старте полный гешвадер «мессеров», а мы проходим вдоль полосы и посыпаем их огнём из шести пулемётов. Запоздалые трассы «эрликонов» мало кого волнуют.

Все 16 машин возвратились в Сталино. Уточняю у Хрюкина положение в посёлке Рынóк. Пока машины заправляют и переснаряжают, съедаем стартовый завтрак и разбираем вылет. Немцы нас называют «канадцами» и требуют немедленно нас сбить. Но в Гумраке у них нет ни одной целой машины. Взлетаем и плотно обрабатываем Рынок напалмом, затем работаем по отдельным танкам 14 танковой дивизии немцев. Части 66 и 62 армии переходят в атаку и соединяются. Третий вылет: нас сопровождают Як-1. Наша цель — Карповка. Яки идут по старинке: на одной высоте с нами. Поворачиваю обратно. Сел и ещё раз поругался с Хрюкиным, вызвал командира полка Яков и высказал всё, что я о нём думаю. На попытку Хрюкина обвинить меня в трусости, я расстегнул комбинезон и ткнул двумя пальцами в две звезды.

— Я людей и машины терять не хочу и не буду!

— Извините, товарищ дважды Герой Советского Союза. Я не это имел в виду.

Я набросал схему нашего прикрытия. Пока техники дозаправляли самолёты, договорились с командиром полка: кто что делает и о сигналах, и о том, что в воздухе командую я. Взлетаем, Хрюкин добавил полк Пе-2. Они ударили первыми, затем мы ударили напалмом. Оператор выдал, что от Калача идёт большое количество самолётов противника. «Пешки» развернулись и пошли назад, а мы начали набирать высоту. Идём с превышением 1000 метров. Навстречу прут 7 девяток и около двадцати истребителей.

— Двадцатый! Бомбёры — наши, твои — истребители!

— Вас понял, четвёртый! У меня двадцать минут по топливу!

— Понял! Коса, коса, я четвертый!

— Слушаю, четвёртый.

— Есть возможность нарастить силы через 15 минут? Вопрос!

— Сделаем!

— Двадцатый! Спокойно работай и отходи! Первый, вали ведущего первой! Второй, третий! Правого и левого, соответственно. Я работаю по четвёртой.

— Первый понял!

— Второй понял!

— Третий понял!

— Всей тринадцатой! Пропустить вперёд двадцадку!

Уменьшаем обороты, Яки проскакивают вперёд. Их много, больше двадцати. И мы выше немцев. Немцы, форсируя моторы, начинают тянуться к Якам.

— Двадцатый! Атакуй!

— Выполняю!

В эфире сплошной гвалт, крики, команды, ругань. Проходим над бомбёрами. В первой волне — «Юнкерсы-88».

— Тринадцатая! Атака! — и сваливаюсь налево вниз. Переключаю оружие на одну гашетку. Юнкерс в прицеле, залп, иммельман. Повторяю атаку, но ведущего уже нет. Залп, и снова ухожу на боевой разворот.

— Первый, второй, третий, Сбор!

— Сбор, командир!

— Берём следующие девятки! Я добиваю оставшихся! Внимательнее за хвостами!

— Поняли. Работаем!

С восточной стороны появились точки, видимо — смена. Ниже нас дикая свалка 40 истребителей. Я разделил 4-е звено, и мы выбиваем оставшихся бомбёров в первых девятках. 4-ая девятка сбросила бомбы и с пикированием развернулась назад, иду к третьей, Витя Парамонов атакует второе.

— Четвёртый, «мессер» сзади!

— Вижу! Иван, оттянись!

Внимательно слежу за «мессером», но успеваю дать очередь по «юнкерсу». Он взрывается. Падают ещё два соседних, девятка сбрасывает бомбы. Опускаю нос и даю форсаж. «Мессер» не отстаёт, но скорость сближения резко упала. Косая петля на форсаже, в верхней точке выключаю форсаж, смотрю назад. «Мессер» потянул за мной, Иван у него сзади. Он чуть подстроился и дал короткую из всех стволов. У «месса» отвалились крылья.

— Ваня! С походом!

— Спасибо, командир!

— Идём к первой!

— Понял, прикрываю.

Заставив первую девятку отбомбиться по собственным войскам, даю команду «сбор». Не очень довольные ребята трёх первых звеньев вяло откликнулись.

— Тринадцатая! У нас 4 минуты по топливу. Поторапливайтесь! Отходим!

— Отходим, командир!

Бой с истребителями внизу продолжается. Есть ещё немного патронов, но топлива маловато. Докладываю «Косе», прошу подкрепления.

— Через 15 минут будет в районе. Четвёртый, вам отход!

— Выполняю!

Массированный налёт на Сталинград мы сорвали. На месте сбора выяснилось, что не всё так замечательно. Двух самолётов нет, ушли раньше, получив повреждения. За одним из оставшихся тянется серебристая полоса: утечка топлива. Сбросили ход, чтобы он мог дойти. Копьёв сел сходу и застрял на полосе. Но поле широкое, он нам не мешает. Одна «кобра» стоит, её маскируют, но второй «кобры» нет! Кто-то не вернулся! Вылез из машины, иду на КП. Не вернулся младший лейтенант Киреев. Ведомый второй пары 2-го звена. Он у нас с сентября 41-го. Довольно опытный лётчик. Что-то не так! Спустя два часа Особый отдел Сталинградского фронта объявил о задержании немецкого шпиона на неизвестном самолёте и в неизвестной форме, имевшего документы на имя Деодора Киреева. Гора с плеч! Хрюкин сменил тон, пообедал вместе с нами, пообщался с лётчиками, потом пригласил ещё нескольких командиров полков своей армии и провёл тактические занятия по эшелонированному построению при сопровождении и барражировании. Наш опыт быстро передавался в полки. Процентов 60 самолётов 8-й армии было радиофицировано. Но, не на всех стояли передатчики. Полностью радиофицированные машина имели командиры звеньев и некоторые ведущие пар. Хорошо, хоть построение шло от пары. До ужина выполнили ещё два вылета полным составом.

Выливными приборами мы снабдили эскадрилью ночного полка У-2. Пальмовое масло из Ирака и автомобильный бензин из Баку подвезли довольно быстро. Изготовление напалмовых бомб Сталинградский фронт освоил мгновенно. Протекающий жидкий огонь в развалинах быстро делал своё дело. Донской и Сталинградский фронт соединились и оттеснили немцев от железной дороги. Мост через Волгу взрывать не стали, через него шло горючее и боеприпасы с Кавказа и из Средней Азии. Попытка немцев атаковать нас, сняв армию Гота с кавказского направления, не удалась. Мы перехватывали колонны танков у Котельникова, последней станции выгрузки. Отлично работала фронтовая разведка, давая время прибытия эшелонов. Днем работали мы, ночью — По-2. Немцы пробились к Волге между Сталинградом и Красноармейском. Продержались больше двух недель, но откатились к Абганерово. Мы выработали ресурс двигателей, у нас двое раненых, три машины не ремонтнопригодны. Получили добро на перелёт на переформирование, в Ленинград. Наше место опять занял 434 полк, которым стал командовать Саша Семёнов, вместо раненого Клещёва. Перед вылетом домой навестили в госпитале Иван Ивановича.

— Павел! Оставь локатор!

— Иван Иванович, не могу! Не списать будет! Попросите Василия, вам мигом сделают!

— Что у тебя с потерями?

— Безвозвратных нет. Двое раненых, один из них тяжело.

— Удачненько, удачненько. Не хочешь ко мне комэском перейти?

— Нет, буду формировать 13-й гвардейский истребительный авиационный полк ВВС КБФ. Приказ уже получен.

— Нравится тебе число 13!

— На том и стоим! Оно врагам несчастье приносит, — улыбнулся я.

— Будешь где-нибудь рядом, залетай! Всегда буду рад видеть!

Он погиб, спустя два или три месяца, на посадке в сложных метеоусловиях.

По прилёту в Кронштадт все машины поставили на смену двигателей, начали поступать новые «аэрокобры Р-39N». К сожалению, с более слабым двигателем, чем «К», которые у нас были, но нам сказали, что нам ещё повезло, потому, что в другие полки идёт «Ку» серия, это вообще «ку-ку»: склонна к плоскому штопору, вручную приходится усиливать балку хвостового оперения и укладывать под пушку дополнительный вес. Кроме того, часть из машин вооружена не 37-мм пушкой, а 20-мм «Испано-Суиза», капризной и маломощной. Но в первой эскадрилье остались машины серии «К», недостающие три заменены самолётами той же серии.

Людмила вышла из декрета, и Серёжка переселился к нам в землянку. К ноябрьским обещали построить нормальный дом. Но в землянке было безопаснее.

Почти полтора месяца шло формирование полка. Мне всё это смертельно надоело: сплошные бумажки, заявки, дерготня, никакой боевой работы, люди тоже расслабились, несколько раз устраивали пьянки. В ноябре началась операция «Уран». Немцы были окружены под Сталинградом. Под Ленинградом затишье, но, появился генерал Самохин и поставил задачу произвести разведку и фотографирование позиций немцев в районе Гатчины. Один из самолётов первой эскадрильи оборудовали фотоаппаратом, и с раннего утра до позднего вечера 1-я эскадрилья выполняла аэрофотосъёмки для командования Ленинградского фронта. А я «гонял» вторую и третью эскадрильи и добивался слётанности, овладения новой для большинства лётчиков тактики. Было довольно много молодых сержантов, без боевого опыта. Но немцы значительно ослабили авиацию на нашем фронте. Основные силы немцев опять были под Сталинградом. В конце ноября пришёл приказ сформировать из лётчиков-ночников сводный полк КБФ и перебросить его под Сталинград. Полк стал именоваться 14-м гвардейским. 10 декабря перебазирование было завершено.

Хрюкин поставил нам задачу: сорвать ночные полёты транспортников к окружённым немцам. Немцы, зажатые в степи между Доном и двумя железными дорогами, отчаянно сопротивлялись. Днём наша авиация имела абсолютное господство в воздухе, поэтому, длинные ночи использовались немцами для снабжения их войск. Мы подвесили дополнительные топливные баки, сбрасывать которые запрещалось, поэтому по инструкции, не зарядили крайние малокалиберные «браунинги». Основная нагрузка ложилась на операторов РЛС. Наведение было очень сложным: Ю-52, основной транспортник немцев, имел очень небольшую скорость, но достаточно высокую живучесть. Их аэродром находился в станице Морозовской, откуда немцы и летали в Сталинград. Мы собирались перехватывать их в 20 км от Морозовской, ещё за линией фронта. Такие полёты очень выматывают лётчика. Малейшая ошибка или изменение погоды, и есть шанс не вернуться.

В первый вылет пошёл сам. До линии фронта всё было хорошо, и даже какая-то видимость. Потом повалил снег. За линией фронта, слоистая облачность. В первый день всё сложилось удачно: Людмила дала курс, я вышел с принижением на 200 метров, немец шёл с включёнными навигационными огнями. Атаковал его снизу, он сразу вспыхнул, видимо перевозил бензин. Но успел сообщить об атаке. Люда дала курсовой на новую цель. Этот шёл без огней, это был не Ю-52, таких машин я не видел. Я вышел на него сверху. Его скорость дала Людмила: чуть больше 200 км/час.

Пять двигателей выбрасывали небольшие язычки пламени, сзади на довольно длинных тросах летело два двухвостых пузатых планера Go-242. Сообщил об увиденном, мне сказали, что это Хейнкель-111Z «Цвиллинг».

— Бей в средний двигатель! Там бензобаки рядом!

Очень слепит пушка! И носовые «браунинги». Атака получается очень короткой, потом довольно долго приходишь в себя и промаргиваешься. Очень тяжело вслепую управлять. Решил сверху больше не атаковать. Сообщил об этом «Косе», приказал передать всем. По спине течет струйка пота. Я увидел землю очень поздно, чуть не врезался. Люда дала курсовой на «Близнеца», но я его и так вижу, он горит, а планеров уже нет! Отцепились. Одного обнаружил прямо по курсу и снизу обстрелял его. Горит! Опять промаргиваюсь, пошёл на «близнеца». Снизу у Хейнкеля-111-го пулемёт. Значит у этого — два. Решил близко не подходить, стрелять одиночными из пушки. Навелся на пламя, чуть влево. Одновременно закрывая глаза, выстрел! Вот бы трассер! Нет! Но на борту «хейнкеля» сильный взрыв! Попал осколочно-фугасным. Ещё выстрел! Мимо! Навожусь, скорость небольшая, угловой скорости совсем нет, даю очередь из всего бортового. Ни хрена не видно. Перед глазами круги удлинённой формы. Левый глаз замечает падение горящего объекта и взрыв на земле. Всё, хватит экспериментов, иду домой. Но по дороге дают курсовой на ещё одну цель. Такая же каракатица. На этот раз бью из крыльевых по одному, а потом — по второму планеру. Оба загораются: бензин. Опустил нос, чуть снизился, поймал в прицел «Цвиллинг», тот пытается скользить, огрызается огнём. Включил фары, и дал несколько очередей. Горит! Выключил всё, сделал поярче свет в кабине. Наконец-то вижу приборы. Уменьшаю яркость, постепенно восстановилось ночное зрение. Запрашиваю Людмилу, что с «Хейнкелем»?

— С экранов исчез! Курс домой 35 градусов! Давай, Пашенька.

В воздухе ещё даю приказание полностью зарядить крыльевые пулемёты трассирующими и бронебойно-зажигательными, все четыре, и стараться использовать только их. Атаковать только снизу! Несмотря на отданные распоряжения, два самолёта не вернулись на аэродром. Связь с ними прервалась после атаки. Злой и недовольный самим собой, весь день конструировал из жести шторки с приводом от гашетки. Потом вместе с инженером полка Герасимовым монтировал их на своей «кобре». Получилось несколько громоздко. Герасимов доделал дополнительно аварийный сброс устройства. В 7 часов испытали со стрельбой в темное время. Вроде бы работает. На середину фонаря поставили штатную шторку из черного материала. Взлетел, но испытать на противнике не удалось. Опять пошёл сильный снег, пришлось возвращаться. Ещё раз вылетел уже после 4-х утра. В воздухе две цели, но идут в облаках. Ползу за ними. Наконец, один из них пошёл на снижение и выскочил из-под облаков. «Дорнье». Тоже морские лётчики. Атакую! Не горит! Пошёл на второй заход, а он шмыг в облака и на обратный курс! Второй тоже развернулся. Пришлось передавать их Макееву. У меня кончалось топливо. Макеев одного сбил, а тот, которого я атаковал, сел на брюхо в расположении наших войск. У него вытекло топливо. Но мне его не засчитали, так как по нему якобы стреляла зенитная артиллерия. На этот раз оружие не слепило, но корректировать стрельбу по трассе, а это обычный приём у лётчиков, было невозможно. Но, на безрыбье… В результате, ночные перевозки немцев были сорваны. Только в облачную погоду они могли выбрасывать на парашютах небольшое количество продовольствия и боеприпасов, большая часть которого не попадала к немцам. Немцы сдались 25 декабря. Меня наградили полководческим орденом «Александра Невского». 30 декабря пришёл приказ прибыть в Гумрак, и лететь в Москву для награждения. Хотел взять с собой Людмилу, но мне отказали. В самолёте полно генералов, пристроился на чехлах и уснул. В Москве поселили в гостинице «Метрополь», по 4 человека в номере. Нам, привыкшим к нарам и землянкам, условия показались просто райскими. 31 числа, в 17 часов, нас повезли в Кремль. В шесть вечера началась долгая процедура награждения, длившаяся без малого 4 часа. Хмурое настроение меня не покидало до конца процедуры. Ордена вручал Шверник. В Президиуме был Сталин, Шапошников, Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович и Хрущёв. Получив орден, повернулся в зал: «Служу трудовому народу!» и пошёл на место. Сталин оживлённо переговаривался с Молотовым. Небольшого роста, с мешками под глазами, уставший, но улыбающийся. На лице Хрущёва застыло восторженное выражение. Ест глазами начальство. Сегодня его триумф. Смотрю на него и вспоминаю, что произойдёт через 10 лет. А сейчас они в одной упряжке. Хрущёв через стол что-то отвечает Сталину. Потом завертел головой и замахал кому-то рукой. К столу подошёл Хрюкин. Наклонился к Хрущёву, слушает. Потом повернулся в зал и кого-то начал искать глазами. Наши взгляды пересеклись. Он повернулся столу, ещё раз наклонился к Хрущёву, взял какую-то бумажку и пошёл в зал. Через минут 15 награждение закончилось, нас пригласили перейти в другой зал, где нас ожидали накрытые столы. На выходе меня перехватил Хрюкин.

— Постой! С тобой познакомиться хотят.

Идут Сталин, Молотов и Хрущёв. Маленький Хрущёв, он мне едва до подбородка достает, что-то рассказывает, перемежая рассказ матерком. Остановились напротив меня.

— Майор Титов, командир 14-го гвардейского истребительного полка ВВС КБФ.

— Здравствуйте, товарищ Титов.

— Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий.

Сталин с интересом рассматривал награды у меня на груди.

— За что? — показал он на первую звезду.

— За прикрытие «Дороги Жизни» зимой 41–42 года, 4 гвардейский авиаполк, вторая — за деблокаду Ленинграда летом 42-го года, 13-я гвардейская отдельная авиаэскадрилья.

— А за Сталинград?

— Орден «Александра Невского», только что вручили.

Сталин удивлённо посмотрел на Хрюкина и Хрущёва.

— Насколько я помню, по докладам Василия и Клещёва… — начал Сталин.

— Их эскадрилья была прикомандирована к нашему фронту, товарищ Сталин, — залепетал Хрущёв. — Мы посылали представления, но где они, и что с ними произошло, мы не в курсе.

— За действия на Сталинградском фронте ни один человек, ни в 13-й отдельной эскадрилье, ни в 14-й гвардейском полку, ни одной награды не получил. Кроме этого ордена.

Сталин изменился в лице, повернулся к Хрущёву и Хрюкину:

— Вы почему государство и партию нашу позорите? Как теперь этим людям в глаза смотреть?

На банкете ко мне подошёл адмирал Кузнецов.

— Здравия желаю, товарищ нарком!

— Сидите-сидите, майор, — и попросил подвинуться моих соседей справа. — Как успехи?

— Двоих потеряли. Не успели подготовиться в Ленинграде, и погода была совсем паршивая. Всё срочно, всё бегом. Как обычно.

— Нас с вами на завтра товарищ Сталин вызывает. В чём дело знаете, Павел Петрович?

Я пересказал, что случилось на выходе из Георгиевского зала. Николай Герасимович заулыбался.

— Ну, ради такого и заходить не стыдно. Завтра в 16.00 за вами заедут в гостиницу, майор. Просьбы или пожелания какие-нибудь есть?

— Направьте полк в Туапсе, — адмирал внимательно посмотрел на меня.

— Думаете, там будет жарко? — я чуть прикрыл глаза и утверждающе кивнул головой. — Хорошо, майор, бросим вас на усиление. Ну, не буду больше мешать вашим соседям, — он встал, извинился перед ближайшими моими соседями и пошёл вдоль столов. Через полчаса наступал новый 43 год. На столах появилось шампанское и высокие фужеры.

За мной заехали в четыре и повезли в штаб ВМФ. Там к нам подсел адмирал Кузнецов, и мы поехали в Кремль. Кузнецов был сама любезность, но командующего авиацией флота с собой не взял. Закономерность. Авиаторы в ВМФ не в почёте. Всесильный нарком их забивает одной левой. Хотя на долю авиации приходится большая часть побед. Да бог с ним. Он решил воспользоваться моментом. В приёмной довольно долго ждали. Потом нас пригласили. Сталин был не один, с ним был его сын Василий. Мы с ним коротко встречались под Сталинградом в первой командировке. Тогда он был капитаном, сейчас полковник. Изображает радостную встречу однополчан. Потом, повернувшись к отцу, радостно говорит:

— Да, это он, я тебе о нём рассказывал! Они сменили наш полк и действовали эскадрильей за весь наш полк. И не теряли людей. Майор — зверь, а не лётчик! И ребята у него в эскадрилье, как один! Летающая смерть фашистам. Благодаря им удержали мост, Мамаев курган и завод, разбили танковую группу Гота.

— А вот с начальством у майора не получается, Василий. Я вчера узнал, что кроме майора, за Сталинград никто из лётчиков ничего не получил. Почему, майор?

— Товарищ Верховный Главнокомандующий! Я был командиром эскадрильи, а во второй раз — командиром полка. Вот отчёт, представленный командующему армией Хрюкину, вот все представления.

— Так, посмотрим! — Василий тоже из-за плеча рассматривает бумаги.

— Отец, смотри: более 80 танков, больше 300 автомашин, 110 орудий. Сбито 57 самолётов противника. А во второй раз — 41, и все ночью.

— Может быть, дело в вас лично, майор? Расскажите о себе!

— Здесь есть загвоздка, товарищ Верховный. Ругался я с Хрюкиным из-за того, что людей не бережёт и тактику использует устаревшую. Один раз он меня в трусости обвинил. А меня ещё год назад арестовывали, потому, что не помню я ничего, что было до 21 июля 41 года.

— В чём особенность вашей тактики? — спросил Сталин.

— В построении эшелонами по высоте, использовании радиосвязи и радиолокации на уровне отдельной эскадрильи или полка. «Мессершмитт» превосходит в скорости на пикировании практически все наши самолёты, поэтому их надо встречать на подготовленных позициях, заставлять терять скорость и уходить на горизонталь. В этом случае, наши самолёты имеют больший вес огневого залпа и большую горизонтальную манёвренность. У «месса» шансов не остаётся, только выйти из боя на пикировании. Но на «кобрах» мы их и тут догоняем.

— Вы скрываете эту тактику от остальных?

— Нет. Мы учим всех этим действиям.

— У вас лично, майор, сколько сбитых?

— 32 лично, и 18 в группе. Есть ещё незасчитанные.

— Ого! — присвистнул Василий.

— Просьбы? Пожелания? Замечания есть?

— Недостаточно быстро передаём опыт в войска, товарищ Верховный. И очень мало радиолокаторов в войсках. Замечаний много, товарищ Верховный. Воевать можно гораздо лучше. А пожелание я уже высказывал наркому Кузнецову: до конца февраля перебазировать полк на Кубань. — Сталин вопросительно посмотрел на меня.

— Ростов мы не взяли, товарищ Верховный, война затягивается. Немцу нужна нефть. Плацдарм у него на Кубани. Основная мясорубка будет там, на юге. И нужен ударный самолёт, способный догнать «мессера» на пикировании: И-185 с пушками ВЯ-23. Хотя бы эскадрилью в мой полк.

— А почему не Яки? — удивлённо спросил Василий Сталин.

— Горят они! У Клещёва летчики не хуже моих были, товарищ полковник. И против бомбардировщиков у Яков вооружение слабовато. А бомбёров будет много. Так что: «кобры» и И-185.

— Мне кажется, Николай Герасимович, что майор засиделся на должности командира полка.

— Меньше полугода командует!

— Три месяца, товарищ адмирал.

— Пожелания мы ваши удовлетворим, майор Титов. Я оставлю у себя ваши бумаги. Мы рассмотрим их на заседании ставки. Можете идти!

Я вытянулся, развернулся и вышел в приёмную. Кузнецов остался. Ждал его ещё минут тридцать. Он вышел из приёмной, неторопливо надел фуражку и шинель, махнул мне головой. Мы вышли.

— Рисковый ты мужик, гвардии полковник! Так с Хозяином не разговаривают! Но ты ему понравился! Он подписал представление к званиям Героев Советского Союза всего лётного состава 13-й гвардейской отдельной авиаэскадрильи. Это у тебя третья Звезда Героя! И представления по 14-му полку все подписаны.

— Схлопотать пулю на боевом вылете несколько проще, товарищ адмирал, чем в кабинете Верховного.

Полк получил приказ передислоцироваться под Туапсе в посёлок Агой. Нас доукомплектовали до 4-хэскадрильного состава за счёт лётчиков Черноморского флота: придали нам 10 отдельную авиаэскадрилью. Из Новосибирска пришли первые шестнадцать И-185-71, вторая партия ещё в пути, но, как сказал приехавший с первой партией машин инженер Янгель, в ней самолёты другой модификации И-185-82фн. Получается полная неразбериха со снабжением. Каждая эскадрилья имеет разные самолёты. В первой Р-39К, во второй — Р-39N, в третьей — И-185-71, а в четвертой — 82фн. Аэродром маленький, в расщелине между гор, но хорошо оборудованный: много зениток, стационарный радиопривод с моря, подземные капониры на сто самолётов. Но заход на посадку сложный: две горы — две дыры. В «десятке» пока ЛаГГи, но все лётчики довоенные, летавшие на И-16. Янгель говорит, что «ишак» и «185-й» очень похожи по управлению. Вечером он поделился и известиями о том, что они уже и перестали надеяться на то, что самолёт пойдёт в серию. На все запросы им отвечали, что лётчики предпочитают «Яки». Так что, машины у нас практически «бригадирской сборки», что он захватил с собой хороших механиков, которые быстро подгонят самолёты под лётчиков, и обучат механиков. Для их завода и КБ это очень важный и очень своевременный заказ. «Нас бы расформировали. Шли активные разговоры о том, что завод переведут на выпуск Ла-5 или Як-7б». Неделя ушла на подготовку машин и лётчиков. В это время Макеев и я вели разведку крымских аэродромов противника на Р-39к с подвесными баками. Ведомыми брали с собой командиров звеньев. Вторая эскадрилья дежурила на аэродроме и несла патрулирование района. Третья и четвёртая учили матчасть. На третий день по прилёту к нам прилетел генерал Ермаченков, командующий ВВС ЧФ. Хотя мы ему и не подчинялись, но находились на его снабжении, да и забрали у него целую эскадрилью. Понятно, что он не был слишком доволен нашим присутствием, но, всё равно надо налаживать взаимодействие. Затем прибыл вице-адмирал Октябрьский, командующий ЧФ, и ознакомил нас с планами командования: 4 февраля предстояло прикрывать морской и воздушный десант в Новороссийск совместно с силами флота и ВВС Закавказского фронта. Операция «Горы» должна была начаться через 4 дня. Операция «Море» была привязана к успеху первой операции. К первой операции нас обещали не привлекать, в связи с не укомплектованностью полка, но, козе понятно, что всем этим обещаниям начальства грош цена: мы — ударная сила ВВС ЧФ. Самая новая техника у нас. Кто ж нам даст возможность спокойно изучить район БД и освоить технику. Как «верный сын партии», я, несомненно, «изучал» великое произведение величайшего писателя современности Генерального секретаря ЦК КПСС дорогого Леонида Ильича. И прекрасно помню, насколько неудачным было планирование и осуществление этих двух операций. С тех пор ничегошеньки не изменилось: нас и сейчас расположили в «самом удачном месте»! Мы «всего» в 100 км от места будущих боёв! Следовательно, мы будем вынуждены выходить из боя раньше немцев. А аэродром в Геленджике занят, как вы думаете кем? Конечно, самой боевой частью! Транспортниками и противолодочниками! Двумя эскадрильями много не навоюешь! Поэтому я с ходу атаковал Октябрьского и Ермаченкова на тему «великолепно» выбранного места дислокации.

— Что вы, что вы, полковник! Мы имеем прямые указания Командующего не задействовать вас в операции «Горы», дать вашему полку время и возможность освоить район, установить локаторы, разместить охрану, и ПВО возле них.

— «Вашими бы устами, да мёд пить!» Ладно, посмотрим, — но, сразу после отлёта начальства, я начал гонять всех на облёт района. Кроме 10-ки. На их ЛаГГах это — небезопасно. Однако поезд со второй партией самолётов где-то застрял. Они ещё не прибыли в Тбилиси. Оттуда их должны были перегнать заводские лётчики.

Первой в бой вступила вторая эскадрилья 12 января. Две восьмёрки отражали атаку на наш аэродром двух девяток «Ю-87» под прикрытием. Поднятая восьмерка первой эскадрильи успела к «шапочному разбору», когда «Юнкерсы», побросав бомбы куда попало, начали отход. «Мессерам» досталось хорошо, но бомбёры потеряли только четыре самолёта. РЛС на Индюке не работала, его только-только освободили от немцев. Немцы шли от Краснодара, куда начали наступать наши войска. У немцев в Карасуйке большой аэродром. Больше двухсот самолётов. Пока не выжжем это «гнездо» птенцов Геринга, спокойно нам не жить. Связался с Науменко. Его аэродромы ближе всего в Краснодару. Пообещал ему, что прижму хвост немцам ещё до рассвета, а на его аэродромах, восточнее, рассвет наступает на 10–15 минут раньше. Гарантирую, что ни одна падла не взлетит. Подвешиваем осветительные бомбы, бетонобойные и осколочные кассетники: в Карасуйке полоса бетонная. У третьей сегодня первый вылет. Я вылетаю ведущим третьей эскадрильи. С вечера проводим тренировку, всё в порядке, порядок никто не нарушил. Ещё раз уточнили вопросы с Науменко. Лёг спать, спал тревожно, налёт на новой технике у третьей — минимальный. В пять утра подъём, завтрак, постановка задачи. Первыми в сторону моря уходят «кобры», затем взлетаем мы. В воздухе 48 машин. Выясняется, что путевая скорость «185-х» выше, чем у «кобр». Сделали небольшой вираж. Подходим в Краснодару, первая пара сбрасывает осветительные бомбы на парашютах на высоте 1.5 км. Все остальные выше, нам свет бомб не мешает, колонна второй эскадрильи обрабатывает ВПП. Полк, разбившись на звенья, работает по позициям МЗА в Карасуйке. Кто-то успел подавить КЗА в Краснодаре. Томительно тянутся секунды. На востоке вылез красный кончик восходящего светила. В этот момент видим плотный строй «пешек» и орду Ил-2!: воздушная армия Науменко прибыла всего с двухминутной задержкой! Обмениваемся позывными с «Горой». Он где-то тут. Бросаем ещё осветительные. Начинают работать «пешки» генерала Полбина! Наши И-185 подчищают их работу. Аэродром весь в огне и в дыму. Мы начинаем отход по топливу.

— Четвёртый! Я — Гора. Отличная работа! Благодарю за блокировку! Отходите! Мои истребители на подходе!

По воспоминаниям помню, что погода резко испортилась именно 4 февраля. До этого было всё в полном порядке: мороз, глубокий антициклон и полное безветрие. Одна из самых холодных зим в истории. Так как даты взаимосвязаны, значит если ускорить операцию «Гора», то переместится дата «Моря». Всё просто, но что для этого требуется? Надо давить узлы сопротивления. И ещё! Сразу после начала «Моря», авиация встала из-за распутицы. С расквашенных аэродромов было просто не взлететь. Весна здесь ранняя. В первую очередь удалось решить эту задачу. На фронт прибыл лайт-маршал Митчелл с целью познакомиться с ходом боевых действий. В разговоре удалось попросить доставить перфорированные полосы. Благодушно настроенный маршал, после обильного возлияния в Агойе и очень плотного обеда, сказал адъютанту, чтобы тот записал эту пустяковину в план. Перфорацию мы получили ещё в январе. Вторая задача решалась сложнее. «Коммунизм — не за горами!» Но мы-то за горами! А бои идут по ту сторону хребта на равнине. Пришлось адъютанта полка отправить в штаб 18-й армии, для получения точных и своевременных данных о противнике. Записывать вылеты как тренировочные в составе эскадрилий и полка, и наносить штурмовые удары по узлам сопротивления. Флотская авиация, действительно, не была задействована в операции «Горы». Основная задача сводилась к ведению воздушной разведки над Крымом и Таманью. Эскадрилья Макеева успешно работала в этом направлении. Двадцатого, наконец, поступила техника в 4-ю эскадрилью. Янгель, уезжая, обещал подкинуть «россыпью» технику на восполнение потерь. Сплюнули через левое плечо. Хороший мужик! И дело своё туго знает. Оставляет перегонщиков в Тбилиси. Связываюсь с Ермаченковым, задаю вопрос о передислокации в Геленджик. Требуется ведь и позицию РЛС поменять!

— Вопрос о сроках начала ещё не решён, товарищ полковник. Ждите!

— Мне требуется за два дня до начала переместить «РУС-2»! 18-я уже в Славянской! Что, так сложно поднять противолодочников? Нет чужих лодок в Чёрном море, товарищ генерал. А меня беспокоит погода! Антициклон вот-вот разрушится и будет нам на орехи!

— Что вы сказали про антициклон?

— Устойчивость антициклонов кратна 2-м неделям, товарищ генерал. Сами посчитайте, разрушение этого циклона начнётся Д-1.

— Чёрт возьми! А вы правы, Павел Петрович. Будьте на связи!

О, зашевелился! Я вызвал инженера и командира БАО, надо проверить готовность к перебазированию. А БАОшников сгонять в Дивногорскую и в Пядь, я там площадки видел. Чтобы хоть чуть-чуть полк рассредоточить.

Через сутки получили приказ выдвигать РЛС к Геленджику. Сам съездил, осмотрел вырытый блиндаж и как замаскировали антенны. 26 января перелетели в Геленджик. Шли над морем на малой высоте небольшими группами. Сразу рассредотачиваем и маскируем самолёты. Полк базируется на трех площадках. К вечеру приехала инспекционная группа из штаба флота. Дату начала «Моря» официально перенесли на 30 января! Сработало! И новолуние! Макеев, с подвесным баком, пошёл в последнюю разведку: в круговую, через Туапсе и Краснодар. Привёз хорошие снимки мест высадки. Отправили всё в штаб флота. Вечером 29-го построил полк и зачитал приказ о начале операции «Море», остановился на задачах полка. Затем выступил замполит Аксёнов. Настроение у всех боевое. Немного волнуюсь за 4 эскадрилью. Там состав неоднородный. Есть очень сильные лётчики, но есть и откровенно слабые. Как они себя проявят в будущих сложных боях?

С наступлением темноты Геленджик превратился в растревоженный муравейник: как из-под земли все улицы оказались заполненными марширующими ротами и батареями. К нам на ВПП прибыли ещё 16 DC-3. А неподалёку в бухте шла погрузка 83-й и 255-й бригад морской пехоты, 165-й стрелковой бригады, отдельного пулемётного батальона, 563-го танкового батальона, 29-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка. Батальон отдельного фронтового авиадесантного полка возле КП нашего полка проверял крепление парашютов. Было очень холодно, я беспокоился, как бы не появилась морозная дымка. Обошлось. По мере погрузки из бухты выскакивали тихоходные суда и корабли с десантом. Они уходили под берегом к входу в Цемесскую бухту, под три горки: Вера, Надежда, Любовь. Мимо проскользнули ещё корабли из Туапсе. Море было тихое, как лужа, только блинчики льда со скрипом ломались друг об друга.

Ровно в час ночи тишину разорвала мощная артиллерийская канонада: Черноморский флот начал обрабатывать позиции немцев в порту в районе волнолома, а вторая группа кораблей расстреливала в упор огневые точки у Мысхако. У нас в воздух поднялись все транспортники. Один из «дугласов» не смог набрать скорость и упал в воду. К месту крушения подскочил катер. Связался со штабом операции, спросил: нужна ли подсветка после окончания артподготовки?

— Запросим после окончания высадки. Будьте на связи и в готовности.

— У меня готовы две эскадрильи с бомбами. А «кобры» могут бросать осветительные.

— Ждите!

Тренькает телефон: «Десант просит подсветить район порта и поработать по огневым за молом!»

— Миша! Зелёную!

Четыре самолёта первой, по очереди, срываются с места, затем взлетает два звена третьей. В воздухе ставлю дополнительную задачу Макееву и Лихолету. Теперь всё зависит от мастерства лётчиков. Напоминаю, что вправо не ходить, отворачивать в сторону Крыма.

Макеев мастерски повесил «люстру» на высоте 700 метров и ушёл на второй заход. Его ребята пошли за ним, а восьмерка Лихолета, растянувшись колонной, по очереди наносит бомбо-пушечные удары по вспышкам выстрелов. Вывод из пикирования на высоте «люстры». Всё это сотни раз отработано, но тем не менее, ночная штурмовка для нервов лётчика это что-то!

— Десант пошёл вперед, атаку прекратил! — послышался голос Карпоноса.

Опять зазвонил телефон, из штаба сообщили, что десант просит перенести огонь на двести метров вперёд.

— Так и будем играть в испорченный телефон! Дайте волну десанта, и им мой позывной: «Четвёртый»!

Настраиваем ещё одну станцию на волну десанта. Установили связь с полковником Гордеевым. Пошла работа по квадратам. До рассвета сделали 20 самолето-вылетов. Десант захватил порт Новороссийск и закрепился. Отвлекающий десант у Мысхако тоже закрепился. А воздушному десанту у Абрау-Дюрсо приходилось туго. И мы мало чем могли ему помочь ночью. Обнаружили довольно большую проблему: наш локатор не видит Крымскую и самолёты оттуда, следующие на малой высоте. Только начиная с полутора тысяч метров. Всё попадает в теневой сектор. Надо менять место, но некуда! Сообщил Ермаченкову. Вот что значит запоздалое развёртывание! Утром восьмёрка «кобр» второй эскадрильи ушла прикрывать корабли флота. Приказали! Зачем впустую жечь топливо и моторесурс, если от нас до них меньше 6 км. Ведь у них есть локаторы кругового обзора. Но с Октябрьским не поспоришь. Он сейчас сидит на одном из этих «корыт», которые и в тихую погоду так и не смогли подавить огонь немцев, и прикрываем мы его задницу! «Всё, Павел! — говорю сам себе. — Не надо заводиться!» Сел за стол возле рации. Вдруг слышу: меня зовут снаружи. «Товарищ гвардии полковник! Смотрите!» Выскакиваю из домика: мимо нас идёт вторая волна десанта. Днём!!!!!!! А немецкая артиллерия на восточном берегу бухты у Цементного завода не подавлена! В этот момент меня дёргают за рукав: «Большая группа самолётов со стороны Крыма, товарищ полковник!» Бегу обратно к рации. Людмила сообщает курсовой и скорость групповой цели, они направляются к кораблям. А у двух звеньев второй эскадрильи через восемь минут отход по топливу! Твою мать! «Боевая тревога! Всем к запуску!» Бегу к самолёту. Подключился к станции, принял доклады. На колене разложил планшет, ставлю задачу всем, даю команду второй идти на посадку и срочно заправляться. «Коса» дала дистанцию. «От винта!» — запускаюсь. Прогреваясь на ходу, выруливаю на старт, сзади пристраиваются остальные. Михаил Иванович дал зелёную. Полный газ, форсаж, взлетаем! Набираем высоту, делаем небольшой круг над кораблями, собирая всех. Погода — миллион на миллион! Ложимся на курс 285, вышел на связь Ермаченков, я попросил отправить катера к месту вероятного боя.

— Четвёртый, вас понял.

Выше и чуть впереди идёт Макеев двумя восьмёрками, затем два звена Володина, а ниже всех идут четыре восьмёрки 3 и 4 эскадрилий. Имеем превышение над немцами в 700 метров. На траверзе пролива Макеев атакует в лоб восьмёрку «фридрихов». Как сейчас не хватает ещё двух звеньев «кобр»! Меня тоже пытается атаковать в лоб «мессершмитт». Куда ты лезешь, глупышка, на три пушки в лоб! Получи! Он разваливается в воздухе! Его ведомый смекнул, что дело не чисто и нырнул вниз. Голос Людмилы: «Четвертый, сзади справа восьмерка самолётов курсом на вас, дистанция 16».

— Четвертый, я — «тринадцатый», идем к вам на подмогу.

— Тринадцатый, на чём?

— «Кобры»!

— У нас «кобры» и И-185.

— Не видел!

— У нас воздушник, на «ишака» похожи, но длиннее. Аккуратнее! У немцев в группе «фоккеров» не видно. Третья! Все вниз. Атака!

С полупереворотом, от солнца, сверху падаем на девятку «хейнкелей». Стрелки лупят в белый свет, как в копеечку. Им солнце мешает. Ведущий нарывается на мою очередь, иммельман и прибавляю газ! Некисло давит! Манёвренность, как у «ишака». Чуть скосил на солнце, затем в правый вираж и повторяю атаку. Строи рассыпались, но пары четко держатся. Оглядываюсь: «мессера» сыпанулись вниз и там образовалась свалка. Можно работать не спеша! Дал команду сбор первому звену.

— Тридцать один! Строй правый пеленг, атакуем!

Разбираем каждый свой «хейнкель», атака! Взрывы внутри девятки, вниз полетели бомбы, уходят с пикированием.

— Берём следующую, в лоб!

Разворот со снижением, идём в лоб следующей девятке. Атака! Три из девяти подбиты. Ну и мощь у наших «мордатых»! Делаем горку, разворачиваемся. Ребята отлично держат строй. Зайти в хвост мы не успели, девятка развалилась и сбросила бомбы. Ох, и рыбы наглушила немчура!

— Четвёртый! Ниже, у самой воды девятка целей! — раздался чистый женский голос в шлемофоне.

— Не вижу! Дай курсовой.

— Курсовой не могу, от вас курс тридцать градусов!

— Тридцать один! Делай как я!

Пикирую, обороты совсем сбросил.

— Курсовой!

— Вправо, двадцать, ниже 1000.

— Цель вижу! Торпедоносцы! Следить за скоростью!

Делаю «полочку», сбрасываю скорость, выпускаю закрылок, опускаю нос машины вниз, продолжаю снижение под меньшим углом. «Хейнкели» идут колонной. По сути, они практически беззащитны. Поэтому нам приходится постоянно следить за собственными хвостами. Они, наверняка, уже кричат о помощи! Даю Васильеву команду держаться выше, оттянуться и следить за нашими хвостами. Немцы прижались к самой воде. Последний делает глупость, и следует строго в кильватер следующему. Не входя в зону действия его пулемётов, даю короткую. Он просел и чиркнул по воде. Обхожу фонтан воды. Второй начал огрызаться из трех пулемётов на таком расстоянии, что он не мог не то что попасть, но просто прицелиться ему было невозможно. Трусят стрелки! Они явно не имеют опыта полётов на такой высоте и над водой! Наберут на флот железнодорожников! Короткая! Левый двигатель немца выбросил пламя. «Хейнкель» сбросил торпеды и полез наверх.

— Васёк! Держи его! Он твой!

— Понял, четвёртый! Сзади чисто!

После того, как был сбит третий, и с огромным фонтаном брызг отметил ещё одну победу, ведущий сбросил торпеды и рванул к берегу, за ним повторили манёвр остальные. Дал команду преследовать, а сам начал набирать высоту. Снарядов оставалось совсем чуть-чуть. Попытка создать строй у немцев не удалась. Оторвавшись от воды, они сами себя превратили в мишени! Ну не могут сухопутные лётчики летать над морем!

Запросил «Осу», будет ли подмога, топливо уже подходило к возврату.

— Четвёртый. Всем отход через пять минут.

Я вижу, что со стороны Геленджика подходит восьмёрка «кобр», явно наших, из второй. А ниже, видны точки набирающие высоту. Наша смена. «Тринадцатый» собирает своих, им лететь дальше. «Мессера» тоже отходят, и только две девятки Ю-87, из хвостовых, деловито направляются навстречу с Нептуном! Уж кто-кто, а Аксёнов, наш «комиссар» и лётчик от бога, ведущий нашу восьмерку, их просто так не отпустит! В кабине жарко, несмотря на мороз на улице, что летом будет! Правда, и я в меховой куртке и в комбинезоне, а под ним бежевый водолазный свитер. Оглядываюсь, все в строю, не дымят. Интересно, как у остальных? Сажусь с ходу, хлопнул по руке Толика: «Всё отлично! Заправляй, заряжай!», бегу на КП. Смотрю за посадкой и считаю машины. Давненько я не видел такого количества немцев! Последний раз под Ленинградом в сентябре 41-го. Видимо, мы своим десантом им здорово на… хвост наступили. Или они решили покончить с нашим флотом именно сегодня. Принимаю обстановку от оператора, это уже не Людмила, а Таня Захарова. Мы специально держим на связи женщин, чтобы голос сильно отличался. Таня до войны работала диктором на ленинградском радио.

— Командир, есть потери! Не сели Иванов, Райзман и Никифоров.

— Который Иванов?

— Лёшка, из второй.

Райзман и Никифоров — они из четвертой, черноморцы. Не успели ребята освоить новую технику!

— «Оса», я — «четвёртый»! Что слышно от «ноль первого»? У меня есть «одиннадцатые».

— Доклада пока не было, немцев ловят.

— Я не про немцев, а про своих.

— Много «одиннадцатых»?

— Трое.

— Были какие-то, но фамилий не сообщали.

— Что так?

— Они не с нами связь держат. Сейчас запрошу.

Чёрт знает что, а не связь!

— «Коса», доложите обстановку!

— На возврате 8 машин, один отстает. В нашем секторе чисто!

— Командир, иди пообедай! — вставляет начштаба. — Я подежурю.