День не задался

8

Не успел толком познакомиться со всеми делами, как пришлось лететь на юг Германии, где начиналось, видимо, последнее наступление Красной Армии: по нашим оценкам Гитлер мог собрать максимум полтора миллиона солдат и офицеров. Остальные либо погибли, либо находились в плену. Армия Гитлера съёжилась, потеряв большую часть своей техники. С востока её обороняли 5-й горный корпус СС, 32-я гренадерская дивизия СС, 11-й армейский корпус СС, 25-я танково-гренадерская дивизия, 712-я пехотная дивизия, 101-й армейский корпус в составе двух пехотных дивизий пехотная дивизия «Берлин» и пехотная дивизия «Дёбериц».

С запада 12-я армия генерала Венка, состоящая из пяти пехотных дивизий, с юга — две армии: 11 армия Грассера и 8-я армия Крезинга, основательно потрёпанная в боях в Румынии и Венгрии. Ему, правда, перебросили последний резерв Гитлера: 4 танковый корпус генерала Клемана, состоящий из одной танковой дивизии СС и трех народно-гренадёрских дивизий фольксштурма. Эти силы противостояли нашим 10 фронтам, общей численностью почти 6 миллионов человек. И с юга не было ни одного естественного рубежа обороны. 16 сентября ударили все фронты. Сорок суток громыхало сражение.

Англичане и американцы, высадившиеся в июле 44 на южном побережье Франции, никак не могли преодолеть горные районы юга Франции. Только после нашего удара, они, двинулись вперёд, проходя в день 20–30 км. Войска двух наших Украинских фронтов, прорвали оборону немцев и двинулись на Дортмунд, Прибалтийские фронты обошли Берлин с севера и ворвались в Данию. 30 сентября в Ставке Гитлера произошёл взрыв, Гитлер был убит. Но, генерал Роммель, объявивший себя новым фюрером Германии, продержался у власти менее трех суток. Он был арестован в Париже рейхсфюрером Гиммлером, и казнён по приговору трибунала. 25 октября во Франции была подписана предварительная капитуляция Германии перед американцами и англичанами, но бои в Германии продолжались, несмотря на то, что дисциплину в немецких войсках удавалось поддерживать только массовыми судами и расстрелами.

Сталин развернул наши Украинские фронты и усилил их Резервным фронтом. Мы вошли во Францию и Бельгию. И двинулись навстречу армиям союзников. После этого союзники официально объявили о том, что Германия обязана капитулировать перед СССР, иначе они продолжат наступление и уничтожение немецкой армии. Гиммлер сложил с себя полномочия главы Германии и передал власть Деницу. В этот момент Прибалтийские фронты были в 15 км от Гамбурга. 1 ноября, Дениц отдал приказ о капитуляции и прекращении огня. 2 ноября, в Берлине, была подписана капитуляция Германии. 3 ноября Совинформбюро объявило о Победе над Германией. 7 ноября Финляндия объявила о своей капитуляции, сделав своеобразный подарок ко дню Великой Октябрьской Революции.

Назначенная на 25 ноября встреча в верхах была перенесена из Крыма в Берлин на 26 ноября, где и состоялось главное сражение II мировой войны.

Жуков и я летели в Москву из-под Парижа, я хотел лететь на истребителе, но Георгий Константинович меня перехватил. У него очень комфортабельный штабной «дуглас», и ему очень хотелось им похвастаться. Нас двоих, в виде «пугал», держали на южном фланге, явно специально для союзников, дабы не дёргались. Причём, «Правда» опубликовала наши фотографии на фоне Ульма, ведь силуэт Ульмского собора Святого Георга ни с чем не перепутать, всё-таки, самая длинная лестница в мире, поместила ещё 18 сентября, с надписью: маршалы Жуков и Титов уточняют дислокацию войск на одном из фронтов. Жуков был расстроен: Берлин взяли войска Конева, а нас держали в стороне. То, что он побывал с войсками в Париже, им не котировалось. Целью войны для него был Берлин. Воздушно-десантные войска десантировались в Норвегии и заняли её. Причём, произошёл очень пикантный случай: ветер занёс десантников 8 воздушно-десантного корпуса на территорию Швеции, где их попытались интернировать. «Передайте Коллонтай, пусть передаст шведам, что если с головы хоть одного десантника упадёт хоть один волос, пусть прощаются со Швецией!» — сказал Сталин. «Товарищ Сталин, но два десантника сломали ноги!» «Пусть шведы и лечат! Это мы им простим!»

Адъютант Жукова сервировал стол, чего там только не было! Явно из лучших парижских ресторанов. Что-что, а комфорт и вкусно покушать маршал любил! Жуков налил в громадные рюмки огромное количество «Наполеона».

— Вздрогнем, Петрович! За Победу! — выпив до дна, он потянулся за бутербродами с гусиной печёнью и трюфелями. — А чё там у тебя было в начале июня? Что-то слухи ходили, что тебя в отставку выпроводили. Я тогда в Польше был, Варшаву брали.

— Нет, спектакль разыгрывали, правда, не предупредив меня об этом.

— Зачем?

— Какая-то операция НКВД.

— Не понял? В Ставке? — я показал ему на уши. — Да тут все… — Он помахал рукой, поняв, что этот разговор закончен. — Дома расскажешь. Что ещё нового в столице?

— Да я уже сорок пять дней дома не был! А так, мотался по всему Союзу. Получил новое назначение, знакомился с делами. Вообще думал, что на фронт больше не пустят. Но, отпустили, только летать запретили.

— Совсем?

— Нет, на боевые запретили. Ни одного вылета не сделал.

— Оно, может быть, и правильно, Петрович! Не дело маршалу в атаку ходить. Помнишь, чем для Ворошилова это кончилось? Так и командовал потом партизанами. Эх, в отпуск хочется!

— Зима же на носу!

— А, чтоб ты понимал! С ружьишком, да на гусей! С утречка, по морозцу. Пять лет на охоте не был! Устал, слов нет! Но, скорее всего, отдохнуть нам так и не дадут. Не зря же нас опять срочно вызвали. Вроде и война кончилась, а всё срочно и срочно. А ты что не ешь? И не пьёшь? Давай! Такую зверюгу завалили!

Я приподнял бокал, и мы чокнулись. Я смотрел на него, маршала Советского Союза, оставшегося в душе лихим кавалеристом, бабником, и любителем «красиво пожить». Он ещё не понимал, что дальнейшая наша судьба зависит от итогов скорой встречи в Берлине. Что война ещё вовсе не закончена, она только начинается. Мне, как и ему, тоже хотелось в отпуск, понежиться на ласковом солнышке у тёплого моря. А приходилось в уме подсчитывать количество По-3к и «кобр», единственных самолётов, которые мы могли выставить против 8-й армии США. Ведь нет никаких «Лондонских соглашений», мы оккупировали практически всю Европу, и неизвестно, чем закончится эта встреча. Флот Германии, в основном, ушёл к союзникам. Те, кого мы потопить не успели. Кроме того, у нас было около 1000 Ме-262, для которых у Германии не было топлива, и они стояли на складах, и три завода, которые могли их выпускать. Но, ни одного лётчика, которые бы умели на них летать, кроме трех испытателей НИИ ВВС. И, надо срочно переделывать плоскости у него, для того, чтобы он мог нормально летать.

— Ты о чём задумался, Петрович? Почему не радуешься?

— Сейчас в Ставку прилетим, узнаешь!

— Так ты, всё-таки, что-то знаешь! Ну-ка, отошли все от нас! Давай, выкладывай!

— Могут быть очень серьёзные тёрки с союзниками. Мы хапнули много больше, чем они рассчитывали. Они думали, что Гитлер продержится гораздо дольше, потом они его свалят, поставят вместо него Роммеля, и продолжат эту войну с ними против нас.

— Ты шутишь? Они же наши союзники!

— Были, пока был Гитлер. Сейчас — не знаю. Пока, мы с вами их сдерживали на юге. Поэтому у нас с вами и было столько войск. И сейчас ставка перебрасывает нам подкрепления.

Жуков потянулся за «Наполеоном», плеснул немного в рюмку, выпил, провёл рукой по верхней губе.

— Им не удержаться на том клочке, который они держат сейчас.

— Меня больше беспокоит их авиация, чем наземные войска. Надо срочно переучивать лётчиков с «Яков» на трофейные «мессершмитты».

— А я думал, что то, что Гитлера грохнули, это местная возня немцев.

— Скорее всего, англичане, но и американцы, тоже, поучаствовали.

После этого Жуков отставил бутылку с коньяком и больше к нему не прикасался. Впереди был серьезный разговор с Верховным. Он замолчал и насупился. Давненько я его таким не видел.

Экипаж сообщил, что через 20 минут мы сядем на Центральном. Жуков очнулся от своих мыслей.

— Тебя кто-нибудь встречает?

— Наверное.

— Вместе поедем.

Сразу после посадки, мы пересели в «Хорьх» Жукова, который он держал в Москве.

— Что думаешь, Петрович? Удержим?

— Хрен его знает. Серединка на половинку. Но шансы есть.

Он связался с Верховным, нам было приказано ехать в Ставку. Сталин был на месте и ждал нас. Жуков начал докладывать, но Сталин оборвал его, причём излишне резко.

— Помолчи. Без тебя знаю. Товарищ Титов! Мне нужна ваша оценка ситуации.

— Здравия желаю, товарищ Верховный! (Сталин только мне позволял к нему так обращаться.) На территории Голландии нами создано соединение в полторы тысячи истребителей По-3к, «Аэрокобр» Р-39 и «Кингкобр» Р-63. Радиолокаторы развёрнуты, всё на «товсь», но сил явно недостаточно. Требуется срочно в течении двух недель подготовить примерно 1000 лётчиков для полётов на Ме-262, и, столько же, механиков. Мною задействовано около 320 механиков «мессершмиттов». Пилотов, согласно вашему приказанию, я не задействовал. Хотя, в этих условиях, я считаю это необходимым. Мотивировка для пилотов: «Если мы это не сделаем, погибнет несколько миллионов ваших женщин и детей!»

Сталин нервно заходил по кабинету.

— А может быть, стоит просто отдать то, что они будут просить?

— Это, конечно, проще. На два-три года мы «закроем» проблему, товарищ Сталин. Затем всё опять повторится. Но, они будут больше готовы к жёсткому ответу. Я познакомился с проектом «РДС». Мы отстаём на 8-12 месяцев. Но, товарищ Сталин, после окончания войны, неминуем спад экономики США: оборонный заказ огромен, а столько сил и средств не требуется, следовательно, форс-мажор, и все контракты побоку! Это не может не повлиять на экономику немобилизационного типа. Денег на создание массового оружия массового поражения просто не будет. В случае войны, мы блокируем оплату ленд-лиза, немцы, которые под нами, тоже не платят. А у Черчилля за душой ничего нет. Все приплыли! Суши вёсла!

— Товарищ Титов! Вы понимаете, что последует атака, всеми силами и средствами.

— Понимаю, товарищ Верховный. Её нужно сдержать. Кое-что, я для этого уже предпринял. Остальное будем применять по ходу событий.

— Доложите о предпринятых мерах!

— РС-82 уже полтора месяца оснащаются новыми стабилизаторами, налажен выпуск контейнеров для них: каждый По-3 будет снабжен 48 ракетами. Рассматривается вопрос об использовании немецких ракет R-4m нашими самолётами и оснащению их нашими неконтактными взрывателями. Все самолёты этой группировки оснащены новыми прицелами, позволяющими стрелять по цели с любого ракурса, используя вычислитель. Американцы используют подобные прицелы, но они настроены на стрельбу: сзади Ў, только. Немцы не догадывались об этой особенности американских самолётов, поэтому, после уклонения они «мустанги» не преследовали, а продолжали идти к бомбардировщикам. «Мустанг» выписывал букву «S» и оказывался сзади-ниже на Ў от «фоккера», и атаковал его с дальней дистанции, используя преимущества своего прицела и находясь на безопасном расстоянии от противника. Этот метод хорош, если у противника небольшое количество самолётов. Мною подготовлены и разосланы в войска тактические приёмы борьбы американским воздушным соединением. Вторая часть этих предложений, предусматривает перехват целей как можно раньше, так как носимый запас топлива у «мустанга» составляет треть от полного, остальное находится в ПТБ. Сброс ПТБ производится при помощи пиропатронов. Отсюда возникает и наша тактика «двух волн»: первоначально мы атакуем, в основном, истребители противника и самолёты, имеющие локаторы, а затем уничтожаем их бомбардировщики, оставшиеся без прикрытия. Ещё одним уязвимым местом, является невысокая скорость у земли истребителей сопровождения. Ну, и по-прежнему, основной задачей будет уничтожение самолётов противника на земле, на взлёте и на посадке. Проведённые учения показали, что при доведении группировки до 3500 самолётов, эта задача нам по силам. Отдельно отрабатывалось взаимодействие с АДД, вскрытие ПВО противника, противодействие ночным истребителям противника. Процентов на 60, мы готовы. У нас есть две недели до встречи в Берлине, сама встреча. Конечно, хотелось бы надеяться, что наши приготовления останутся только приготовлениями.

— Какие сложности могут возникнуть при обучении наших лётчиков полётам на «Мессершмитте»?

— Срыв потока при скоростях свыше 900 км/час. Самый простой способ избавиться от этого: установить на крыло гребни. А в хвостовой части расположить воздушные тормоза. Но второе предложение сейчас осуществить нереально. Оно больше рассчитано на будущие машины.

— Насколько реально предложение продолжить выпуск Ме-262?

— На 100 %. Мессершмитт, Франц и Мадер дали своё согласие. Рабочих и инженеров интересует только питание, задел для выпуска машин довольно большой. Их очень сильно беспокоили бомбардировки, так как приходились они не на сами заводы, а по жилым зданиям в городах. САО «Авиационные заводы Баварии» уже создано, капитал 600 миллионов рейхсмарок. Руководит им Гудков. Подтягиваем смежников. Достаточно хорошо всё организовано. Немцы сопротивления не оказывают. Единственное что, часть рабочих пришлось отпустить, так как они были пленными или насильственно вывезенными. Но, часть рабочих из Франции, Чехии и Венгрии остались.

— В общем, продолжайте работать в этом направлении, сделайте всё возможное, для того, чтобы довести нашу готовность до необходимого уровня, товарищ Титов. И вы понадобитесь мне в Берлине. А сейчас, отдыхайте. Жду вас завтра к 22 часам.

— Разрешите идти?

— Идите, спасибо за работу.

На следующее утро дали команду приступить к тренировкам на Ме-262, направляя туда полки, ранее летавшие на «Яках». Мессершмитт дал согласие на установку гребней на верхней части плоскостей, а первую же машину опробовал его шеф-пилот Линднер. В этот день был впервые в истории пройден звуковой барьер. Тем не менее, по возвращению из полёта, Линднер сказал, что вернуться удалось только чудом. Окончательное решение проблемы «тяжелого носа» было ещё впереди. Но машина шла гораздо увереннее, чем раньше. Я не стал вмешиваться в их работу, хотя находился на аэродроме. Скорость в 900 км/час нас устраивала, поэтому, порекомендовав Мессершмитту сделать воздушные тормоза, я улетел в Париж. 6 воздушных армий, предназначенных для решения «американской проблемы», разворачивались от Бреста до Олесуна в Норвегии. Время нас постоянно поджимало. Но, в инженерном отношении, всё было готово ещё до нас: Геринг постарался. Но требовалось всё проверить, всё замаскировать. В первой волне — только наши самолёты, Мессершмитты, по готовности лётчиков, займут второй эшелон. Американцы и англичане пытались вести воздушную разведку, но пока всё решалось простыми звонками в Лондон и Лион. На севере Италии было относительно тихо, там линия соприкосновения существует уже давно, и общий язык с «союзниками» найден. Две недели промелькнули, как один день. Ночью 26 ноября я сел в Темпельхофе, и прибыл в Потсдам к Сталину. Доложил о проведённой работе, хотя мы созванивались каждый день. На совещании присутствовала вся ставка. Общие контуры вероятной операции уже были ясны. Точнее всех высказался Жуков:

— Если авиаторы удержат небо, то операция «Оверлорд» будет невозможна. А Монтгомери и Эйзенхауэр будут утоплены в Средиземном море.

Сталин был спокоен. Выслушивал доклады, вёл себя как обычно и очень уверенно. Закончили, как обычно, в четыре по Москве. В двенадцать меня разбудили, где-то в 16 часов подъехал Черчилль и уединился со Сталиным. Затем появился Рузвельт и его команда. Из кабинета вышел Черчилль, подошёл к Рузвельту и что-то на ухо сказал ему. Рузвельт удивлённо вскинул лицо, Черчилль в ответ кивнул. Рузвельт поехал на коляске в кабинет, где находился Сталин. Англичане вышли из комнаты, видимо, посовещаться без нас и американцев. Прошло ещё около часа. Вышли Сталин и его переводчик, выехала коляска Рузвельта. Всех пригласили в большой зал дворца. Напряжённость просто витала в воздухе. Последними заняли свои места англичане. И Черчилль сразу ринулся в бой.

— Господин Сталин, на каком основании вы отказываете нам в контроле над Германией?

— На том основании, что фашистская Германия разгромлена и оккупирована Советской Армией, господин Премьер. Когда в прошлом году вставал вопрос об открытии второго фронта в Нормандии, именно вы сказали, что все операции против Гитлера англо-американские войска будут проводить в районе Средиземного моря. Где их успешно и проводили. Вы разбили Италию, вынудили её выйти из войны, захватили часть Апеннинского полуострова. Высадились в Южной Франции, увязли в боях, и сейчас контролируете примерно треть Франции. Больше вы ничего в этой войне сделать не смогли.

— Но, мы же помогали вам вооружением, боеприпасами, продовольствием.

— Да, на условиях ленд-лиза, вы, в основном американцы, дали нам в аренду вооружения. Но, Германию разгромила именно Советская Армия и наш советский народ.

Начавшийся довольно бурный спор трех руководителей союзников длился около получаса. Закончился он тем, что Сталин спросил у Рузвельта и Черчилля:

— Вам что-нибудь говорит вот такой адрес: Sentier des Rives du Lac. Милый такой особнячок на берегу Женевского озера?

В зале наступила гробовая тишина.

— Истопником там работал некий Шарль Коне. Вот что он привез! — и Сталин достал из-под стола немецкий диктофон. И нажал на кнопку.

— Это говорит полковник Донован, руководитель американской военной разведки, — послышался другой голос. — А это фельдмаршал Кессельринг. И он там не один! Там ещё и второй фельдмаршал: Роммель, за которым вы гонялись всю войну в Африке. Да и это ещё не всё! Чей это голос? Руководитель МИ-6 Мензис! И Аллен Даллес, который и обеспечивал эту встречу. И о чём же договариваются эти господа, в то время, как Советская Армия берёт Варшаву? О том, что они уберут Гитлера, и, объединёнными усилиями, разгромят русских! И после этого, господа, вы просите себе оккупационные зоны? Вопрос о зонах оккупации снят с повестки дня. Есть более насущные проблемы: в первую очередь, это восстановление экономики Германии, потому, что все мы теперь ответственны перед немецким народом, который не виноват в том, что некоторые западные круги активно снабжали партию Гитлера деньгами, разрешили ему вооружиться, и так далее.

Черчилль встал и вышел из зала. За ним потянулась на выход вся его делегация. Рузвельт с минуту думал, потом поднял палец правой руки и повернулся в сторону адъютантов или помощников. В этот момент раздался голос Сталина, когда он злится акцент, становится преобладающим:

— Гаспадын Прэзыдэнт! Пака в этой вайне два проыгравших: Великобрытания, каторую разграмыли Ви, и Германия, каторую аккупировалы ми. «Горе проыгравшым!» Не спешите принимать решение. Мы — готовы! — закончил он уже совсем успокоясь.

Рузвельт внимательно посмотрел на Сталина.

— Я, по-прежнему, считаю, что произошло недоразумение, господин Сталин. Не спорю, очень тяжелое недоразумение. Виновные будут наказаны. А с господином Черчиллем я поговорю. Всего хорошего, господа!

Мы были на «товсь» трое суток. Делегации Англии и США улетели в Лондон. Никаких известий не было. Радиоразведка донесла об активности американских самолётных радиостанций в шесть утра 30 ноября 1944 года. Они начали подготовку к взлёту. Шесть полков ночных истребителей-бомбардировщиков на минимальной высоте рванулись к «острову». Из воспоминаний американского летчика лейтенанта Джабарры:

С грехом пополам к 10 утра американцы взлетели с 14-ти аэродромов, которые мы накрыть не успели. В момент набора высоты, к ним подошли дневные По-3к и устроили карусель с «мустангами», на набирающих высоту бомбёров они внимания не обращали. Но, стоило «мустангам» отстрелить баки, как По-3 разворачивались, и на пикировании уходили вниз на восток. В итоге, пролив пересекло 400 бомбардировщиков из тысячи и 36 «мустангов». В этот момент их атаковало более 800 «кобр» и опять По-3к. Несколько «пошек» занялись «мустангами», а остальные расстреливали В-29 и В-17. С дальних дистанций, не входя в зону действия оружия противника. Эфир наполнился криками о помощи, руганью, стонами и воплями. Это было избиение младенцев. Но, каждый «младенец» нес 8 тонн бомб. А всё соединение — целую «Хиросиму». Может быть, кому-то из них и удалось сесть на острове, но, 8 воздушной армии США больше не существовало.

На второй день после начала, сижу на КП 3 армии. Входит Львов:

— Пал Петрович! Тут к вам немец просится. В гражданке, но говорит, что лётчик. Обыскали, ничего нет. Пустой.

— Ну, пусть войдёт.

— Господин маршал! Оберст Навотны! Командир 101 истребительной дивизии люфтваффе. Может быть, вы меня знаете по 54 дивизии. Я вас знаю по Ленинградскому фронту. Ваш борт: ЛаГГ-3 с номером «04». Позывной: «Четвёртый». А у меня на фюзеляже всегда был «Маттехорн», горный пик.

— Здравствуйте, генерал. «Мессер» с такими опознавательными помню по ноябрю 41 года.

— Да, вы меня тогда сбили, меня выловили из воды у Петергофа. Второй раз в Сталинграде, третий раз на Кубани. Больше «ноль четвёртый» мне не попадался. К счастью.

— Больше похоже, что вы ему больше не попадались, господин Навотны.

— Не спорю. Я с середины сорок третьего года работал испытателем у Мессершмитта. Вильхельм сообщил мне, что вы ищете лётчиков Ме-262, готовых сражаться за новую Германию. Последнее время я уклонялся от службы в люфтваффе. Не по политическим мотивам, вовсе нет, по личным. Некоторые личности, из ближайшего окружения Геринга, мне были неприятны. Моя семья погибла в Гамбурге под американскими бомбёжками. Если вы, маршал, доверите мне «мессершмитт», я не подведу. И поверьте, это совершенно искренне: у меня есть «шторьх», и живу я в 56 километрах от швейцарской границы. Но я хочу драться.

— Причина уважительная. За день до того, как я вас сбил под Ленинградом, у моей жены умерли от голода родители. Там, в Ленинграде. Если готовы служить, то возвращайтесь в Мюнхен. Там переучиваются наши лётчики, будете помогать осваивать новую технику. Через Мессершмитта найдёте генерала Дзусова и передадите вот эту записку, Маттехорн.

— Яволь, Четвёртый!

Второго декабря стало ясно, что войска Жукова, Конева и Рокоссовского, как консервным ножом вскрыли фронт англо-американских войск во Франции в трёх местах. «При 200 стволах на километр о противнике не спрашивают…» А наши поставили 400 стволов на километр! Тяжёлые ИС-2 и ИС-3 распороли жиденькую противотанковую оборону противника, в прорыв вошли четыре танковые армии. С такой тактикой «союзнички» ещё не сталкивались. Вершинин, Судец и Папивин плотно прижали к земле авиацию противника и уверенно обрабатывали их аэродромы. Похоже, что у них не было фронтовой ПВО, как класса. Вояки! «Последователи генерала Дуэ»! Теперь, с грязными штанишками, они улепётывали по направлению к Ницце и Марселю. За воздух надо зубами держаться! СтратеРги, хреновы! Сталин был в Москве и руководил оттуда. Четвёртого декабря Гарриман сообщил Сталину, что Черчилль, который спровоцировал побоище между союзниками (как же! Так мы и поверили!), отправлен в отставку. Президент Рузвельт вышел из больницы и, как Верховный Главнокомандующий, отдал приказ о прекращении огня, и приказ на эвакуацию американских войск из Европы. Командующий 8-й воздушной армии США отдан под суд военного трибунала за приказ о нападении на войска СССР, согласованный только с британской стороной и некоторыми военачальниками США, но, не согласовав это с Президентом, который находился в госпитале на лечении. В общем, отмазка на отмазке сидит, и отмазкой погоняет! Пытаются доказать нам, что это просто недоразумение, типа июньского инцидента в Югославии. Новый Премьер-министр Великобритании, также приносит свои извинения за инцидент, спровоцированный консерваторами, и сообщает о приказе прекратить огонь, и начать эвакуацию в Египет и Ливию. Второй раз принимаю участие в «пятидневной войне»!

Подвижность наших войск была в два-три раза выше, чем войск Англии и США, мы вошли в Марсель и Тулон много раньше, чем оттуда смогли эвакуироваться «союзнички». В истории этот поход назвали «Освобождением Франции». На всех заборах Тулона эвакуирующие войска провожали надписи: «Господа империалисты! Учитесь военному делу настоящим образом! Придём, проверим!» Это был настоящий праздник, хотя я понимал, что впереди очень много трудных лет. Возвращаясь домой, я откровенно радовался, и мы нахрюкались с Жуковым в самолёте. Не до поросячьего визга, но крепенько.

— Странный ты, Петрович! Гитлера разбили, ты так не радовался. А тут из-за маленькой короткой операции столько радости.

— Не объяснить это, Георгий Константинович. Понимаете, это совершенно разные войны: совершенно разный противник и совершенно разная тактика. Да и стратегия. Про то, что мы сильнее Гитлера и обязательно его разгромим, было ясно с самого начала. Просто учились воевать, осваивали неизвестную нам тактику. Здесь против нас были две мощнейшие по экономике и технологии нации, с практически неисчерпаемыми возможностями. С совершенно другой психологией ведения войны. С упором именно на удобство её ведения. И тем не менее, нашли мы ключик, как это сделать. И с минимальными потерями. Вот теперь можно и в отпуск!

— Дома уже снег лежит!

— Так ведь можно и в Ниццу слетать отдохнуть, Георгий Константинович. Или в Черногорию. Или в Инсбрук, на лыжах покататься, — меня и вправду тянуло посмотреть хорошо знакомые, по другой истории, места.

— Разошёлся ты не на шутку, Петрович! Так смачно рассказываешь об отпуске! Значит, и, вправду, война кончилась!

Удивил Сталин. Он встретил нас на аэродроме, чего за ним никогда не водилось. Единственный раз, когда он приезжал на вокзал кого-то встречать-провожать, был премьер-министр Японии, когда подписали договор о нейтралитете. А здесь. мы выпрыгиваем из Си-47, он же с хвостовым колесом, палуба наклонная, трапик короткий и неудобный. Я спрыгнул первым, поймал Жукова, хохочем, так как приложились мы к французскому коньячку крепенько. Жуков уважал большие рюмки и большое количество. Нас не вызывали, мы просто летели домой. Георгий Константинович тоже в лётной английской куртке, как и я. Отсмеялись, поворачиваемся: Сталин! Чёрт, как неудобно! Жуков доложился. Стоим, уши красные. Думаем, что сейчас устроит нам «разбор полётов».

— Хороши! Нечего сказать! Ну-ка! В машину! — На поле стоял не только «паккард» Сталина, но и ещё две кремлёвские машины. В машине я сунул Жукову таблетки из НЗ со стимулятором.

— Влипли! — сказал Жуков. — Куда нас везут?

— Лубянка в другой стороне, — пошутил я.

— Типун тебе на язык! — ответил Жуков, и проглотил стимулятор.

Нас привезли на ближнюю дачу и усадили за стол. Было довольно много народа. Было очень шумно, но после стимулятора алкоголь нас не брал. Мы сидели трезвые, как стёклышко, и отвечали на многочисленные вопросы. Один из них задал Сталин:

— Товарищ Титов! В операции «Остров» вами было задействовано 1236 истребителей, а вы просили развернуть 3500. Почему?

— Не было уверенности в том, что удастся с ходу прорвать ПВО противника. Кто-то из лётчиков мог ошибиться. В этом случае пришлось бы действовать так тогда, под Курском.

Сталин встал из-за стола, поднял бутылку вина и постучал по ней вилкой, прося тишины:

— Товарищи! Прошу тишины! — все, даже хорошо поднабравшийся Каганович, успокоились и сделали серьёзные лица. Большинству это уже не удавалось, но все крепились.

— Мы — победили! Я не знаю, как это нам удалось, но мы — победили. Можно много говорить о причинах и следствиях: и наших поражений в начале войны, и наших побед. Всё удалось благодаря силе и мужеству нашего народа. В первую очередь, русского народа, который на своих плечах вынес нашу страну из небытия. Из глубочайшего поражения 41 года. И этот народ не потребовал от нас сменить правительство, а сплотился и выдвинул из своих рядов таких бойцов, как Титов, Покрышкин, Жуков и огромное количество других героев. Вот тут сидит уже маршал авиации Титов. А вы знаете, что в сорок первом он был лейтенантом???!!! Обыкновенным лейтенантом. Ты не любишь ордена, и открыто отказывался от них с сорок третьего года, чтоб воевать не мешали. Михал Иванович! Читай!

Я встал, а Калинин прочитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении меня орденом «Победы».

— Это четвертый орден, товарищ «Четвёртый», — сказал Сталин после того, как Калинин закончил читать Указ.

— Служу Советскому Союзу, товарищ Верховный. Огромная честь для меня, товарищ Сталин.

За время моего отсутствия Сухой продул несколько профилей. Сразу по моему приезду, он появился у меня в кабинете и, молча, положил на стол несколько отчётов.

— Что это?

— Во всех этих случаях, на скоростях от 710 до 735 км/час происходил срыв обшивки крыла всех Яков, кроме Як-3. Я продувал серийные машины. В архивах ЦАГИ нашёл данные продувок за 1940–1943 года. Там такого не зафиксировано. Но, серийное крыло толще на 30 мм, чем эталон, который продували, и S сдвинуто вперёд на 70мм. Данных о продувке серийных крыльев нет. Я не совсем понимаю ситуацию. Как можно было не продуть серийную машину? Эталон продувался до скоростей 750.

— Я тоже не совсем понимаю, понятно, что посадочная скорость из-за этого падает.

— Мне «зарубили» три машины, из-за того, что посадочные скорости у них были выше, чем у Яков.

— Причину срыва установили?

— Волновой кризис. Вот кинофильм. Отрыв начинается от задней кромки. Вот видите, полоски встают почти вертикально, — он показал фотографии, сделанные с кадров фильма. — А это эталонные, здесь полоски почти лежат. Я продул эталон на новой трубе, там кризис наступает на скоростях 780–790 км/час. Что будем делать, товарищ маршал?

— Доложу Сталину. Пусть решает. Что по новым профилям?

— Лучше всего ведёт себя острый двояковыпуклый несимметричный и тоже острый двояковыпуклый симметричный. И наплывы в районе фюзеляжа. Всё это позволяет сдвигать зоны уплотнений. И несколько вариантов борьбы с «тяжелым носом»: предкрылки, S-образность, клин. Но, в любом случае, сверхзвуковой полёт требует увеличения эффективности горизонтального и вертикального управления. Требуются цельноповоротные кили и бустеры-усилители. В принципе, на основе имеющихся данных, я готов построить прототип, на основе имеющихся UMO, не дожидаясь готовности ТР-2, но, с расчётом под него. Вот такую вот модель уже продували. Вот отчёт по продувкам. Расчёты показывают, что 1.3М вполне достижимы. Но мне кажется, что на сверхзвуке ЮМО работать будет нестабильно. Требуются продувки работающего двигателя. На это времени пока не было. Чтобы не задерживать остальных, я, как вы и говорили, сосредоточился в первую очередь на профилях и стреловидности, Павел Петрович. Но, надо двигаться дальше, но, пусть этим двигателисты займутся. Я, честно говоря, по планерам закончил. До определённой степени, конечно.

— Спасибо, Павел Осипович. Лавочкину и Янгелю это передали?

— Да, конечно. Два дня назад. Про «Яки» им ничего не говорил.

— Хорошо!

Новости, конечно, не самые замечательные, особенно учитывая, что Сталин сильно благоволит Яковлеву. Вот и сейчас, трофейные движки переданы в бюро Яковлева и Микояна, которые уже делают «реактивные истребители». И, в чём я совершенно не сомневаюсь, они их слепят. Летать и воевать это не будет, но «заказ Родины» они выполнят точно и в срок. «Тяп-ляп». Недаром же лозунг авиации: «Летать выше всех, быстрее всех, дальше всех!».

— Яковлев или Микоян в ЦАГИ на продувках были?

— Нет.

— Интересно, что же они делают?

— Лучшие самолёты II мировой войны, Павел Петрович. Не иначе!

— Поеду, посмотрю. Я же за эти проекты отвечаю! Со мной поедите?

— Нет, товарищ маршал. Потом проблем не оберёшься! Я лучше к себе на Беговую, мы там с Мишей собирались поговорить о новых материалах. Судя по всему, конструкционной прочности дюралюминия будет не хватать для силовых элементов.

И действительно, Яковлев взял планер Як-3 и засунул ему в нос UMO. А Микоян построил новую машину с двумя BMW-003 и носовым шасси. Этот хоть немного походил на реактивный самолёт. У обоих — прямое крыло. Скорость одного — 748 км/час, второго — 910 км/час. Микоян применил двояковыпуклый симметричный профиль с тупой передней кромкой. Гонка у них была такая, что Микоян опередил Яковлева всего на три часа. Разумеется, это были не истребители: они не могли пикировать, более лёгкий Як имел большую манёвренность, а тяжёлый МиГ был неповоротлив, как утюг, эффективности рулей ему сильно не хватало. Но, Як разрушал ВПП и собственный хвост при каждом взлёте. Зашивка низа машины жаропрочной сталью мало чего давало. От резинового хвостового колеса пришлось отказаться, заменив его стальным. Ну, и, результаты продувки говорили о том, что срыв обшивки неминуем. Тем не менее, обе машины уже приняты на вооружение. Все подписи стояли, два завода разворачивали серийное производство «гадких утят», с формулировкой: для переучивания л/с ВВС на реактивную технику. Сухой не стал дорабатывать первый проект Су-9, который получался хуже Ме-262, дальше постройки опытного образца он не пошёл.

Делать нечего, пошёл к Сталину. Доложился обо всём. «Разбор полётов» длился полтора месяца. Я понял, чего боялся Сухой: что его будут таскать по совещаниям, выяснять кто прав, кто виноват. У Яковлева с документацией, а он — опытнейший бюрократ, всё-таки замнаркома уже много лет, всё оказалось почти в порядке, всего два нарушения: документы не хранились в ЦАГИ, а хранились у него в сейфе в наркомате, и второе: продувки серийных машин бюро Яковлева осуществляла без стороннего контроля, всегда вечером, после того, как все работники ЦАГИ разъезжались по домам. Соответствующий допуск в лаборатории ЦАГИ все имели. В сейфе Яковлева по документам все крылья разрушились на скорости 750 км/ч. Задание выполнено. В наставлении по эксплуатации записана величина максимальной допустимой скорости пикирования — 700 км/ч. То, что крыло разрушится на скоростях между 700–750 км/ч Яковлев явно знал. Но виноват будет лётчик, а не конструктор. С чисто юридической точки зрения всё сделано абсолютно чисто: на все решения есть соответствующий документ с соответствующей подписью. Но дерьмом — воняет. А крайне неудачный Як-15, в котором явно прослеживалось стремление просто не отстать от Микояна, подвели окончательную черту под деятельностью Яковлева в Наркомате.

— Нам кажется, что у конструктора Яковлева просто не хватает времени, чтобы делать хорошие самолёты. Мы подумаем, где лучше использовать его таланты! — резюмировал Сталин. Через день стало известно, что Яковлев снят с поста замнаркома авиационной промышленности.

Неудачей закончился и проект Мессершмитта Ме-262 HG III: возросшая стреловидность в 42 градуса, заставила сдвинуть назад двигатели, которые стали глохнуть из-за помпажа при любых манёврах. Плюс огромное давление оказывали успехи англичан и американцев, которым удалось к концу 44 года создать вполне работоспособный компрессорный реактивный двигатель. Попытки Швецова скопировать UMO в Перми успешно провалились: технологический разрыв между Пермью и Баварией оказался слишком велик. Реактивный двигатель требовал высочайшей точности изготовления, а таких специалистов в Перми просто не оказалось. Пермские моторы взрывались на стендах, всё настойчивее звучали голоса помириться с англичанами и взять у них патент на работающий компрессорный движок. Несмотря на то, что и BMW, и UMO находились у нас в руках, продолжали и выпускать, и исследовать свои двигатели. Инерция мышления оказалась очень значительной. Плюс наше «коронное»: хочу всё, и сразу! Желательно, как у Иванушки-дурачка: «По щучьему велению, по моему хотению…» Прямой противоположностью оказался Архип Люлька, который сделал кольцевую камеру, и теперь вплотную занимался продувкой двигателя в ЦАГИ, изучая поведение потока на кромках воздухозаборника, и комбинируя различные методы регулировки входного отверстия. Вместе с ним работали Глушко и Климов. Неприятный разговор у меня состоялся со Сталиным, который был недоволен возникшей задержкой с проектированием новых самолётов. Опять-таки, из-за того, что уже привык к тому положению, что достаточно дать команду, и исполнительный аппарат Авиапрома тут же выдаст новую модификацию.

— Мы не понимаем, товарищ Титов, почему с вашим появлением стали так задерживаться работы по созданию новой техники? И «атомщики» жалуются, что вы создали абсолютно невыносимые условия для работы, требуя создания различных манипуляторов, фильтров, прохождения ежедневного контроля доз облучения. Отстранили от работы на полгода трех человек.

— Товарищ Сталин, они получили полугодовую дозу облучения за четыре дня, нарушили безопасность проведения работ. Сейчас они находятся на лечении, и им не запретили заниматься работой. Им запретили заниматься делящимися материалами. Если за этим не следить, и тщательно не контролировать физиков, то мы быстренько без них останемся. Эти заболевания — неизлечимы! Нельзя допускать случаев избыточного облучения. И требуется соблюдать санитарные нормы. Так что, сами виноваты. Что касается самолётов, то, товарищ Сталин, полным ходом идут исследования переходной зоны дозвук-сверхзвук. Кроме того, наши авиапредприятия вряд ли можно назвать передовыми в технологическом отношении. В особенности, в таких критически важных областях как производство металлических центропланов, многомоторных бомбардировщиков, оптического и электронного оборудования, газотурбинных и ракетных двигателей. Для нас характерен упор на массовость и простоту производства, оправданный в условиях войны, но не мира, плюс невысокая средняя продолжительность жизни боевых самолетов и преобладание малоквалифицированной рабочей силы, поэтому подавляющее большинство выпускаемых машин это — «одноразовые» самолеты. Вон, Швецов, взялся выпускать UMO, пока, кроме взрывов на стенде, ничего не получил. Там — зазоры не выдержал, там балансировку выполнить не смог. А кто-то особо умный дал приказ начать демонтаж заводов в Германии. Зачем? Это — наша территория! И надо загрузить эти предприятия, внимательнейшим образом изучить производственные процессы на них, систему контроля качества, технологии. И внедрять на наших заводах. Там делать оборудование, и поставлять сюда. А не тащить за тридевять земель подержанные станки, для того, чтобы на них фабзайчонка поставить.

Сталин остановился, до этого он ходил по комнате, и внимательно следил за мной.

— Ты понимаешь, что ты говоришь? А если нападут американцы и англичане? А если мы не успеем всё это вывезти?

— В ближайшее время на нас никто не нападёт, товарищ Сталин! Пока они не разберутся, как нам удалось преодолеть их ПВО, они носа с острова не покажут! А восьмая армия регулярно вылетает домой, в Америку, оттуда их перебрасывают на Гуам и Гавайи. Они усиливают свои войска на Тихом океане. Им не до нас. Но они ждут наших ошибок в Европе! Для того, чтобы раздуть недовольство в оккупированных странах. Поэтому необходимо не пускать на самотёк эти процессы, а активно участвовать в экономических процессах. Не грабить, а развивать сотрудничество. Как это сделали с тем же «мессершмиттом». Какой смысл был принимать на вооружение Як-15 и МиГ-9? Пока нам достаточно и «мессершмитта». Зачем выбрасывать деньги на закупку совершенно не нужных нам самолётов?