Если все мы созданы по образу и подобию Божию, то каждый из нас становится ближе к Нему в объятиях другого человека.
– Я думаю, мне надо объясниться и попросить прощения, – начала она.
– Я тоже так думаю, – буркнул я, по-прежнему стоя на пороге.
– Ну, входи же, Джим, и закрой дверь.
Я не сдвинулся с места, тогда Лиз обошла меня, сама захлопнула дверь, потом взяла меня за руку и повела в комнату.
– Ох уж эти лейтенанты, – пробормотала она и показала на диван. – Садись и выслушай меня. – Лиз придвинула стул и села напротив. – Хочешь чего-нибудь выпить?
Я покачал головой. Комната была обставлена шикарно. Ничто не говорило о том, что находится она на тридцатиметровой глубине.
Лиз мягко произнесла:
– Знаю, что вела себя отвратительно. Поверь, я ужасно переживаю, но была веская причина.
– Да? И какая же? – поинтересовался я.
– Дело в том… Нет, я не могу сказать. Могу только извиниться. – Она выжидающе посмотрела на меня. – Джим?
Дурацкая ситуация.
– Не знаю. У меня в голове все перепуталось.
Я потер лицо ладонями, потом снова взглянул на Лиз. Нужные слова куда-то испарились.
– Я… просто… Ты сумасшедшая, понимаешь? Она вздохнула и покорно кивнула.
– Может быть. Но только так я могла сдержать его.
– Что сдержать?
Она горестно посмотрела на меня.
– Мое обещание. Тебе.
– Твое обещание?.. – Я шагнул и поднял ее со стула. – Черт побери, что здесь происходит?
Она сжалась в моих руках, но на лице не было злости – один испуг. Неужели она испугалась меня? Неожиданно Лиз воскликнула:
– За мной следили! За тобой тоже! Армейские службы. Это единственное место, где нам гарантировано уединение.
Я в изумлении отпустил ее. Запах духов остался со мной.
– Следили? Почему?
Она беспомощно развела руками:
– А почему нет?
– Значит, небольшой спектакль наверху был предназначен не для меня? Так?
– Мне очень жаль…
– Ах, все-таки для меня?.. – Я почувствовал, как во мне закипает ярость. – Ничего не понимаю. За мной следили и раньше. Каждый на этой проклятой базе знает, как меня напоил Тед. Все давно сплетничают о нас с тобой. И какая разница, если кто-то увидит нас, или увидит' запись, или какие-нибудь улики?
– Ты не понимаешь. Для меня есть разница! – отрезала Лиз.
– Почему же ты мне не сказала?
– Не могла.
– Почему? Неужели я такой кретин или бесчувственное бревно, что общаться со мной можно, только держа меня в неведении?
– Знаешь, действительно трудно быть твоим другом, – парировала Лиз. – Порой ты невозможный зануда.
– А ты самодовольная, толстозадая, непробиваемая, уродливая, рыжая Медуза Горгона, не способная удержать в руках даже пластиковый миксер! И ты желаешь лечь со мной в постель?
– У меня задница не толстая, а желание было обоюдное.
– Вот именно «было»! – завопил я.
– Ладно, тогда… – Неожиданно она взволновалась до слез. Лизард плачет? – Может, ты все-таки согласишься, Джим? Ну, пожалуйста.
– Ага, чтобы поутру проснуться и обнаружить, что ты снова превратилась в мегеру? К черту! Мне и так больно.
– Джим. – Она сжала мои руки. Ее глаза были бездонными. – Я ужасно виновата и страшно жалею, что причинила тебе боль. Ты такой чувствительный. Прошу, поверь, если бы у меня существовала какая-нибудь иная возможность… Но только так я могла устроить нашу встречу.
– Хотелось бы верить, – сказал я. – Правда, хотелось… – Я держал ее руки, они были теплые. – Но я… я просто не знаю.
– Мне хотелось провести эту ночь с тобой, – прошептала Лиз. – Ради этого я пошла на все…
– Я тоже хочу быть с тобой. – У меня сжало горло. – Мне просто нужно услышать, что ты этого хочешь.
– Хочу. – Ее голос был очень нежным. – Поверь мне, я правда хочу.
Она не лгала. Как я желал ее… Я наклонился и коснулся губами ее губ. Очень сладких. Прошла не одна вечность, когда мы, отодвинувшись, посмотрели друг на друга – легко и смущенно.
– Значит, ты останешься на обед?
– Гм… может быть. Смотря что подадут.
– Солдатский паек и консервированную воду.
– Вы обещали омара.
– Послушайте, вы же знаете, как трудно было заказать этот номер…
– Прошу прощения, но либо омар, либо ничего.
– Ну… ладно.
Она повела меня в столовую.
Омар на столе был такой, что в живом виде мог бы до смерти напугать собак, кошек и маленьких детей. Рядом стояло ведерко с охлаждающейся бутылкой. ~ А вы, оказывается, довольно самоуверенны.
Она пожала плечами.
– Еще не наступил тот день, когда я не смогу уговорить лейтенанта…
Я высвободил свою руку.
– Кончай! Давай договоримся: сегодня ни слова о делах!
Полковник армии Соединенных Штатов Лизард Ти-релли из Агентства Специальных Сил согласно кивнула. Она распустила длинные рыжие волосы, и они рассыпались по плечам.
– Приступим, – предложила она.
Обед прошел как в сказочном сне. Лиз была прекрасна. Я не сводил с нее глаз. Мы обменивались смущенными улыбками и нарочно беседовали на посторонние темы.
– Я должен кое в чем признаться, – решился я.
– В чем?
– Я… ревновал тебя. Я думал, что ты и Дэнни Андерсон были… ну, понимаешь… любовниками.
– Неужели? – Лиз рассмеялась. – Глупости: ведь Дэнни голубой.
– Ты не шутишь? Может, поэтому Дьюк?.. Я прикусил язык.
– Вполне возможно.
– Черт возьми!
Я недоверчиво покачал головой. Дэнни?..
– Я тоже хочу признаться.
– В чем?
– Я тоже ревновала тебя к Флетчер. Вы проводили столько времени вместе.
– Нет! – Да.
– Но она… – Я пожал плечами. – Я никогда не думал о ней как о партнерше.
– Я рада.
Потом мы перешли в спальню, и я снова начал нервничать, сам не знаю почему.
В ожидании Лиз меня одолевали мысли новобрачного. Прикрутив свет и музыку, я вернулся к постели, быстро разделся и, скользнув между простынями, стал ждать.
После всего, что было…
Она вышла из ванной в ночной рубашке, над которой пара тутовых шелкопрядов трудилась едва ли больше одного дня, да и то с перекурами. Она легла рядом, а я раздумывал, можно ли до нее дотронуться. Я так ждал этого момента!
Я взглянул на Лиз. Она выжидательно посмотрела в ответ.
– Может, проявишь инициативу? – поинтересовалась она. – Или начинать мне?
– Э… – только и выдавил я. Все оказалось не так просто. – Ты такая красивая…
Она погладила меня по щеке.
– Больше не надо делать мне комплименты, Джим. Это у нас позади, – мягко сказала она. – Теперь – время любви.
Я пробормотал:
– Мне… Я знаю, что это звучит глупо, но ты слишком красивая. Я даже не знаю, смогу ли заниматься любовью с такой красавицей.
Лиз готова была расхохотаться, но из жалости быстро справилась с собой.
– Открою тебе один секрет, – сказала она. – Я самая обыкновенная. В ванной я посмотрелась в зеркало и сказала: «Фу, какая уродина». Правда. А потом я подумала: «Джим заслуживает лучшего. Значит, надо притвориться для него прекрасной». И видишь – ты поверил.
– Ты слегка перестаралась, – заметил я. – Стыдно признаться, но я страшно боюсь.
– Обманываешь, – обиделась Лиз.
– Мне двадцать четыре года. Невинность я потерял в девятнадцать. С тех пор у меня было три девушки, нет, четыре, считая Теда. Вот и весь опыт. У меня никогда не было такой пронзительно прекрасной женщины, как ты. И еще, – добавил я, – никогда и никого я не хотел так сильно, как тебя.
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Ты боишься, да?
– Боюсь… разочаровать тебя…
– Спасибо за честный ответ.
Лиз положила руку мне на грудь. Это было как ожог, как удар током. Какое– то время я не чувствовал ничего, кроме ее руки, нежных пальцев, ногтей. Спустя мгновение она мягко произнесла:
– Послушай, любимый, это ведь не кинопроба. Никто не собирается оценивать твои таланты. Позволь мне на пару секунд стать твоей мамочкой и поведать кое о чем: необходимо вдохновение. У тебя оно есть?
– С избытком, – ответил я. – Боюсь, как бы от него не полопались сосуды.
– Хорошо. – Лиз легла на бок. – Это неверный путь, Джим – так ты можешь только все испортить. Но даже если так случится, я заранее прощаю тебе все.
Я положил руку ей на грудь. Она была теплой, а моя ладонь – ледяной. Я боялся пошевелиться.
– Я… э-э… так не могу. У меня такое чувство, словно я должен попросить разрешения.
Она не рассмеялась; взяла мою руку и стала целовать пальцы, потом вздохнула и прошептала:
– Любимый, расслабься. Забудь о сексе как о работе, которую ты должен сделать для другого человека, и начни думать о том, что ты должен разделить с другим человеком.
– Я бы хотел этого, – признался я, – но у меня никогда не получалось.
Лиз не осуждала меня, а просто слушала, сжав мою руку.
– Послушай меня, дурачок. – В ее устах это звучало ласково. – Я расскажу все, что тебе нужно знать о сексе.
– Кажется, у нас очень мало времени, – возразил я.
– Не беспокойся. Это займет одну минуту.
Она приподнялась на локте и прижала руку к моим губам. Ее пальцы были само совершенство. Я поцеловал их.
– Единственное, чем ты действительно владеешь в этом мире, – твое тело, – начала она. – Им ты можешь поделиться.
– Мне это никогда не приходило в голову, – сказал я.
– Тише, малыш, я не договорила. Ты ведь не ляжешь в постель с человеком, тело которого тебе не нравится?
Я кивнул.
– С другой стороны, и с тобой никто не ляжет в постель, если твое тело ему безразлично. Секс осязаем. Если тебе нравится тело, мой дорогой, он есть, не нравится-и секса нет.
– Да, мне нравится твое тело, – прошептал я и осторожно коснулся ее руки.
– А мне – твое, – улыбнулась она в ответ.
– Не может быть.
– Какой же ты балбес. Милый, но все же балбес. Не следует думать о себе плохо.
Разве ты не понимаешь, что это обижает того, кто собирается с тобой переспать?
Значит, ты презираешь его вкус и относишься к нему потребительски. Понимаешь?
Ты не получишь полного удовольствия от секса с кем бы то ни было до тех пор, пока не почувствуешь собственную красоту.
– Мою красоту?… – просипел я и откашлялся. – Я… всегда считал, что каждый человек должен быть… честным.
Лиз фыркнула.
– Честность – крайняя степень высокомерия и самомнения. Она помогает замкнуться в себе, а это разъединяет людей. Если ты прекрасен – а ты прекрасен, – поделись своей красотой. Разве люди вокруг тебя не прекрасны?
– Конечно. Но только я не прекрасен, как ты выразилась.
Она села и посмотрела на меня в упор.
– Кто сказал такую гадость? – Что?
– Я спрашиваю, кто сказал такую гадость? Поверь мне, ты просто потрясающий.
– Нет.
– Да.
– Мне неловко это слушать, – признался я. – Может, нам лучше заняться тем, для чего мы сюда пришли?..
– Нет, не лучше. До тех пор, пока ты не согласишься со мной. Я считаю тебя прекрасным.
Я отвел глаза. Лиз взяла меня за подбородок и повернула к себе:
– Значит, тебе можно считать меня красивой, а мне нельзя считать тебя потрясающим?
– Ноя не такой…
– Я. Тебе. Говорю. Ты, Потрясающий. – Ее тон делал дальнейший спор невозможным.
– Я слышу, – только и мог произнести я.
– Да ну? Правда слышишь? Соглашайся с этим, глупенький. Я не сплю с замухрышками. Я выбрала тебя. Ты никогда не задумывался: почему?
– Вероятно, у тебя плохо со зрением, – пошутил я. Она ударила меня по лицу.
Довольно сильно.
Когда я проморгался, то обнаружил, что Лиз лежит на мне и смотрит сверху вниз.
– А теперь послушай очень внимательно, – сказала она. – Никогда больше не поступай так!
– Как так?
– Не оскорбляй мой вкус. Я умею выбирать любовников. Ты настолько увлекся самоуничижением, что даже не заметил, как я унижаюсь перед тобой. Ну, согласен или нет?
Ее глаза были так близко, что казались бездной, в которую хотелось прыгнуть.
Я решил было сказать еше кое-что, но растерялся. Хотел попросить ее о помощи, но не думал, что она сможет помочь. Ее пальцы вцепились в мои плечи, ноги обвились вокруг моих ног. Я испытывал невероятное желание – и боялся.
Должно быть, Лиз поняла это по моим глазам.
– Что-нибудь не так, да?
– Я тебя недостоин, – сказал я.
– Конечно нет, – согласилась она. – Я отдаюсь не за деньги. – Она вдруг замолчала и внимательно посмотрела на меня. – Да ты не умеешь наслаждаться сексом, верно?
Я промолчал. Лиз права. Мне доводилось видеть, как смеются и играют другие пары, и я всегда удивлялся, как им это удается. Я же… словно прокаженный какой-то.
– Ладно, сдаюсь, – вздохнула Лиз. – Делай, как привык.
Неожиданно она перекатилась через меня и соскочила с кровати.
– Куда ты?
– Я сейчас.
Она вернулась с флагом – пятьдесят две звезды, тринадцать полос. Я вспомнил, что рядом находится небольшой конференц-зал.
Лиз забралась обратно в постель и начала устраиваться с преувеличенной тщательностью.
– Я предлагаю следующее, – заявила она с серьезной миной. – Я закрою лицо флагом, – она надела его на голову как платок, – а ты сделаешь это ради любви к своей стране.
– Что?
Она не отвечала. Я стянул флаг с ее лица. Лиз улыбалась мне.
– Я не знаю, что еще придумать, – сказала она и снова натянула флаг.
– Ты спятила!
– Ну и что? – Ее голос доносился из-под звезд и полос. – Разве ты не патриот? – Она сжала свои груди. – Представь себе, что это оплоты свободы!
– Лиз!
Она потрясла грудями.
– Это не смешно, – сказал я. Флаг мелко задрожал.
– Тогда почему я хохочу? – поинтересовалась она сдавленным от смеха голосом.
Я сдернул флаг. Лиз снова натянула его.
Тогда я толкнул ее в бок. Она взвизгнула и закрыла живот руками. Я потянул флаг, она вцепилась в него. Я толкнул ее еще раз и еще.
– Эй! Ты хотела патриотизма? Сейчас получишь Перл-Харбор! – Я сопровождал каждый толчок звуком взрыва. Лиз взвизгивала, но хохотать не переставала. Она . прижала коленки к груди. Я завопил: – Банзай! – и шлепнул ее по заду.
– Ты, кажется, начинаешь понимать… – начала она.
– Ага!
Я сбросил флаг. Лиз легла на бок, свернувшись калачиком, но слишком ослабела от смеха, чтобы сопротивляться. Я перекатил ее на спину.
– Оплоты свободы, говоришь? Скорее, двухпартийная система. Сначала я вступлю в эту партию…
– Джим! – удивленно воскликнула Лиз.
– А теперь перейду в другую. А это еще что такое? Раскол в телесной политике? – Я устроился между ее грудями и зафыркал. Лиз хохотала как сумасшедшая. Она подтянула ноги, чтобы сбросить меня, но я уперся грудью в ее колени и хохотал тоже. – А что это там внизу? Роковая щель?
Ее глаза встретились с моими. В этот момент я все понял. И улыбнулся, чувствуя, что излучаю радость. Мой смех отражался в ее глазах.
Я не мог отдышаться, Лиз тоже. Мы хихикали, и посреди веселья ее колени раздвинулись, и я проник в нее. Она крепко обхватила меня руками и ногами. Мы подарили себя друг другу и были счастливы.
Лиз оказалась права – я был прекрасен.
В. Какая разница между хторранином и вулканом?
О. Вулкан повоспитаннее.