День расплаты

Глава 12 Бег на север

Монастырь был скорее похож на деревенский дом семнадцатого века, чем на что-либо еще. А может быть, когда-то так и было. Его окружала кирпичная стена высотой в пятнадцать футов, ворота закрыты наглухо.

Бинни резко затормозил, выскочил из машины и дернул за веревку колокола. Немного спустя открылось маленькое окошко в воротах, и выглянула монахиня. Британские патрули нередко пересекали плохо обозначенную границу по ошибке. И поэтому, очевидно, при виде нашей униформы на ее лице отразилось удивление, смешанное с испугом.

— О, святые небеса! Молодой человек, вы что, не понимаете, где находитесь? Вы в Ирландской Республике. Немедленно поворачивайте и возвращайтесь туда, откуда приехали.

— Бога ради, сестра, послушайте! — взмолился Бинни. — Мы не те, за кого вы нас принимаете. У нас человек при смерти!

Она без колебаний вышла из ворот и подошла к «лендроверу». Бинни забежал вперед и открыл заднюю дверцу. Она заглянула внутрь и была поражена видом раненого, которого я поддерживал в прямом положении. Как раз в этот момент он закашлялся, и кровь хлынула у него изо рта.

Приемная, к моему удивлению, была хорошо обставлена, там были мягкие кожаные клубные кресла, а на кофейном столике лежали разнообразные журналы. С одной стороны комнаты была стеклянная загородка, за которой располагался приемный покой; туда они забрали Корка. Я видел его на каталке, покрытого одеялом. Четыре монахини, одетые как сестры милосердия, оказывали помощь и делали переливание крови.

Открылась дверь, и появилась еще одна монахиня, высокая, приятная на вид женщина лет сорока. Все расступились перед ней, и она быстро осмотрела раненого.

Тут же она отдала распоряжения, и Корка увезли; одна монахиня шла рядом, высоко держа склянку с кровью. Та, которая осматривала его, повернулась, чтобы взглянуть на нас сквозь стеклянную перегородку, и тоже удалилась. Но скоро дверь позади нас открылась, и она вошла.

— Я сестра Тереза, здешняя настоятельница.

У нее был приятный голос, и говорила она скорее как англичанка, чем как ирландка. Было ясно, что она знавала лучшие времена, и я подумал, что же могло привести ее сюда.

Когда она заговорила снова, в голосе слышалось волнение:

— Кто вы такие?

Бинни быстро взглянул на меня, потом пожал плечами:

— Мы из ИРА, перешли границу.

— А тот человек? Он священник?

Бинни отрицательно покачал головой, а она спросила снова:

— Так кто же он?

— Майкл Корк, — ответил я. — Известный также по кличке Коротышка. Может быть, вы слышали о нем?

Она широко открыла глаза от удивления, но тут же овладела собой:

— Я слышала о мистере Корке. Сейчас он в тяжелом состоянии. Пуля пробила легкое и застряла где-то у лопатки. Думаю, что и сердце задето, но ничего не могу сказать определенно, пока не прооперирую его.

— Вы будете оперировать? — спросил Бинни, делая шаг по направлению к ней.

— Думаю, что да, — холодно ответила она. — Я здесь старший хирург, а такие случаи, как этот, требуют опыта.

— Выстрел был произведен в упор, сестра, — сообщил я.

— Я поняла это по пороховым ожогам. Какой калибр?

— Девять миллиметров. Автомат «стерлинг».

Она кивнула:

— Благодарю вас. А теперь прошу извинить.

Бинни поймал ее за рукав и, когда она обернулась, сказал:

— Нет необходимости сообщать об этом властям, да, сестра?

— Как раз наоборот, — возразила она. — В такой напряженный момент, как сейчас, я позабочусь об этом, и моим первым делом будет сообщить военному командованию о присутствии мистера Корка. А у вас, джентльмены, я полагаю, хватит здравого смысла немедленно уехать туда, откуда вы прибыли.

— Мы хотели бы задержаться немного, сестра, — попросил я. — До конца операции, если вы не возражаете?

Немного поколебавшись, она приняла решение:

— Очень хорошо, я пошлю за вами, когда все завершится.

Она открыла дверь, помедлила, держась за ручку, и повернулась к Бинни, который, сгорбившись, сидел в кресле:

— Я пять лет провела в миссионерском госпитале в Конго, молодой человек, поэтому огнестрельные раны хорошо мне знакомы. И все-таки молитва не помешает.

Я давно думал иначе: может, Бог и заботится о нас, хотя, по собственному опыту, я в этом сомневался; но я знал профессионалов и понял, что если сестра Тереза его не спасет, то не спасет никто.

Я оставил Бинни и вышел к «лендроверу» проведать пленника. Когда я открыл дверь, то увидел, что он не только пришел в себя, но пытается перевернуться на спину. Его лицо было перемазано засохшей кровью, а нос, похоже, был сломан.

Он глянул на меня, ошеломленный и здорово испуганный.

— Где я?

Я ответил:

— Ты по ту сторону границы, в руках ИРА. Лежи тихо и спокойно, веди себя прилично, тогда, может быть, спасешь себе шкуру.

Он подобрался и затих. А я вернулся в приемную.

Мы недолго были одни. Минут через двадцать появилась монахиня и отвела нас в умывальную, где мы смогли привести себя в порядок. Потом нас проводили в большую трапезную, где длинными рядами стояли столы. Нам дали поесть; две монахини терпеливо стояли рядом и прислуживали.

Потом нас снова препроводили в приемную. Теперь это было долгое ожидание. Добрых два часа прошло, пока не появилась монахиня и не позвала нас с собой.

Мы прошли за ней по коридору в маленькую комнату в самом его конце. Здесь тоже была стеклянная перегородка, отделяющая нечто вроде больничной палаты. Там стояло полдюжины коек, но только одна была занята. Это был Майкл Корк под кислородным тентом.

Две монахини стояли на коленях возле кровати и молились, две другие наклонились над раненым. Одна из них повернулась и направилась к нам. Это была сестра Тереза, она все еще была в хирургической шапочке и халате, маска висела у нее на шее.

Она выглядела усталой, глубокие складки залегли от носа к уголкам рта. Мне показалось, я знаю, что она хочет нам сказать, прежде чем она открыла стеклянную дверь и присоединилась к нам.

— Он поправится? — спросил Бинни.

— Совсем наоборот, — холодно ответила она. — Он умрет, и скоро. Как я и опасалась, у него повреждено сердце, а не только легкие, но гораздо более серьезно, чем я предполагала ранее.

Бинни отвернулся, а я сказал:

— Он хороший человек, сестра. Очень хороший. Я знаю, что церковь не одобряет действия ИРА. Но он достоин того, чтобы причаститься.

— Я уже послала за священником, — просто сказала она. — Но сначала он хотел бы поговорить с вами.

— Вы уверены?

— Он вполне разумно мыслит, хотя и очень слаб. Просил меня как можно быстрее прислать майора. Осталось совсем немного времени.

Она открыла стеклянную дверь, и я вошел за ней. Я ожидал около кислородного тента, слушая бормотание молящихся монахинь. Корк открыл глаза и посмотрел на меня. Сестра Тереза расстегнула «молнию» на тенте, чтобы мы могли говорить.

— Я ухожу, Воген, — прошептал он. — Настал конец, и я исполнен сомнений. Я не уверен, что был прав. И что все делалось так, как надо. Вы понимаете меня?

— Думаю, да.

— Конноли и Пирс — Большой Ирландец Коллинз. Такие знаменитые имена, и что же дальше? Так ли уж были нужны их жертвы? — Он закрыл глаза. — Я, наверное, был не прав все эти годы. И совесть не позволяет мне рисковать еще одной жизнью.

— Нора? — спросил я.

Он открыл глаза.

— Поезжайте обратно в Страмор, даже если вам придется для этого прорваться через ад. Скажите Берри, что если ему нужно это проклятое золото, пусть плывет за ним. Оно лежит на глубине шести морских саженей в бухте Лошадиная Подкова на острове Мэджил. Вот где я затопил катер. И с тех пор там не был.

Это было интересно; перед моим внутренним взором на миг предстала бухта, какой я ее видел в последний раз: серая, открытая всем ветрам, безлюдная, окруженная голыми скалами, под утренним дождем.

Он смотрел на меня с молчаливой мольбой.

— Я буду там, — сказал я, и вдруг что-то заставило меня добавить по-ирландски: — Я рассчитаюсь с Берри за вас. Коротышка.

Он широко открыл глаза.

— Кто вы такой, парень? Чей вы?

Я ничего не ответил, и он не отрывал от меня глаз со слабой улыбкой, а потом его глаза расширились, и мне показалось, что он понял.

— О, святые небеса! — проговорил он. — Боже, что за ирония судьбы!

Он начал тихонько смеяться, и сестра Тереза мягко отвела меня.

— Пожалуйста, теперь уходите, — попросила она. — Вы же обещали.

— Конечно, сестра.

Она повернулась к кровати, к которой уже подходил священник, а я вернулся в приемную и взял Бинни за руку:

— Уйдем отсюда. Нет смысла продлевать агонию.

Он еще раз посмотрел на кровать, где священник склонился над Корком, повернулся и вышел. Я шел за ним по коридору, а потом во двор, где у лестницы нас ждал «лендровер».

Бинни спросил:

— Куда теперь?

— В Страмор, — ответил я. — Куда же еще?

Его глаза расширились.

— Он сказал вам, где золото?

— Не далее десяти миль от Испанской Головы. Помнишь тот остров, где мы останавливались вчера утром? Мэджил. Он затопил катер там в бухте.

Бинни взглянул на часы и в бессильной злобе ударил себя кулаком по бедру.

— Если бы знать, скольких несчастий можно было избежать!

Он был в полном отчаянии. Он только что потерял человека, которого уважал больше всех, а теперь предвидел, что Нора Мэрфи может наверняка погибнуть точно так же, и он ничего не может сделать.

— Нет никаких шансов попасть в Страмор к шести. Совсем никаких шансов.

— Есть, — возразил я. — Если мы не будем плутать по боковым дорогам и пойдем прямо по главной трассе.

— Но как? — воскликнул он. — Это значит самим напрашиваться, чтобы нас взяли.

— Будем блефовать, Бинни. Два парашютиста в армейском «лендровере» летят по Квинс-Хайвей! Как тебе это нравится?

Он неожиданно рассмеялся, снова становясь самим собой:

— Боже мой, майор, мне иногда кажется, что вы — сам дьявол!

Я открыл заднюю дверь и вытащил юного ефрейтора из машины. Казалось, он плохо держится на ногах, лицо вокруг сломанного носа и глаз почернело от синяков. Я осторожно посадил его на порожке монастыря.

Бинни сказал:

— Что вы собираетесь с ним делать?

— Оставить здесь. Пока монахини найдут его здесь, приведут в порядок, покормят и сообщат о нем властям, будет уже вечер. Он не причинит нам вреда, а мы если собираемся ехать, то должны отправляться немедленно.

Монахиня, дежурившая у ворот, открыла их. Когда мы проезжали, я крикнул:

— Мы там, на пороге, оставили вам еще одного пациента, сестра! Скажите сестре Терезе! Извините!

Она попыталась что-то сказать, но было уже поздно, мы выехали из ворот на дорогу. Через пять минут мы миновали сельскую дорогу, которая привела нас в Ольстер, и свернули на шоссе, ведущее в Страбан.

Улицы Страбана были забиты машинами; казалось, повсюду расставлены дорожные блокпосты. Их было гораздо больше, чем я ожидал. Наверное, власти уже узнали, что среди обломков сгоревшей «кортины» на дне пропасти нас нет.

Но оказалось, что проехать нам до неправдоподобия легко, по той причине, что солдаты были повсюду, а мы были двумя из них. Я сказал Бинни, чтобы он использовал сигнал, чтобы расчистить путь; он так и делал, а в некоторых случаях даже выезжал на тротуар, чтобы объехать длинный ряд легковых машин и грузовиков, ожидающих очереди.

Мы без всяких колебаний проезжали каждый блокпост, приветственно махая рукой, и через десять минут после въезда в город миновали его и вышли на главную дорогу, ведущую к Лондондерри.

Бинни был словно дитя, возбуждение и смех выпирали из него.

— Мне кажется, что они там, позади, кого-то ищут, верно, майор?

— Похоже на то.

— Как мы провели проклятую британскую армию!

Он прищелкнул пальцами, вышел на осевую линию, перегоняя всех, кого только видел.

Я спокойно заметил:

— Не такую уж проклятую, Бинни. Помни, я тоже часть этой армии.

Он посмотрел на меня с удивлением, будто забыл, а потом громко рассмеялся:

— Только не сейчас, майор. Теперь вы один из нас. Ей-богу, все, что нужно — поклясться в верности.

И он загорланил во весь голос «Солдатскую песню», мало подходящую к британской униформе, которая сейчас была на нем, и сосредоточился на ведении машины. А я закурил и откинулся назад, держа «стерлинг» между колен.

Я представлял себе, какое у него будет лицо, когда настанет заключительный момент; или, как говорили в старинных мелодрамах, все откроется. Весьма вероятно, он вынудит меня убить его, что мне определенно не хотелось бы делать, разве только ради спасения собственной шкуры.

Мы с Бинни прошли длинный путь после той ночи в «Баре для избранных Коэна» в Белфасте, и я понял одну очень важную вещь. ИРА состоит не только из террористов и таких, как Берри с его компанией. Там были и искренние идеалисты, следующие традициям Пирса и Конноли. Обязательно должны быть. Люди, подобные Коротышке, да хранит его Бог, и Бинни Галлахеру.

Можно с этим соглашаться или нет, но они честнейшие люди, которые истово верят, что участвуют в борьбе, где ставка ничуть не меньше, чем свобода их страны.

Если будет нужно, они отдадут жизнь, будут убивать солдат, но не детей. Что бы ни случилось, они хотят встретить это с чистыми руками, не требуя особых привилегий. И вся их трагедия состоит в том, что в такой войне это совершенно невозможно.

Фрэнк Берри, конечно, был другим; это он поставил меня в столь затруднительное положение с генералом и Норой Мэрфи, когда мы были в его имении Испанская Голова.

Генерал сказал мне совершенно определенно, что я ни в коем случае не могу вступать в контакт с военными на любом уровне, и я понимал, что ничего не добьюсь, если нарушу его инструкции в таких обстоятельствах. Если десантники ворвутся в имение Испанская Голова, то первыми будут уничтожены генерал и Нора.

С какой стороны ни посмотри, оставалось одно: ехать туда и действовать по обстановке, надеясь лишь на то преимущество, что я знал необходимую ему тайну.

Мы уже были за Лондондерри на прибрежной дороге, когда столкнулись с неожиданным осложнением.

Делая поворот, Бинни вынужден был резко затормозить, потому что дорогу перед нами забили машины. Вдали среди деревьев я разглядел крыши домов и над ними темную завесу дыма.

Раздалось два-три одиночных выстрела, а потом очередь из автомата, как только Бинни попытался объехать стоящие впереди машины. Я услышал беспорядочную стрельбу в отдалении.

— Мне это не нравится, — сказал я. — Тут есть объезд?

— Нет, дорога ведет к главной площади, других путей нет.

Я приказал ему продолжать движение, и мы доехали до окраины деревни, где половина дороги была блокирована «лендроверами» военной полиции; как только Бинни затормозил, к нам подошел капрал и откозырял.

Я спросил:

— Что происходит?

— Бунт, сэр. Местная полиция арестовала парня, который малевал лозунги на церковной стене. Через полчаса у полицейского участка собралась толпа, требующая его освобождения. Когда они начали бросать бензиновые бомбы, полиция вызвала нас.

— Кто задействован?

— Полурота шотландцев, сэр, но еще люди на подходе.

Я повернулся к Бинни:

— Отлично, поезжай!

Как только мы тронулись, капрал побежал рядом с нами:

— Будьте осторожны, сэр! Толпа очень возбуждена.

Бинни нажал на газ, и мы проехали к середине улицы. Люди группками стояли возле стандартных домиков. Когда мы проезжали, головы поворачивались нам вслед, оскорбления становились все более яростными. По тенту машины стукнул один камень, за ним другой.

Но худшее было впереди, когда мы завернули за угол и увидели, что улица запружена разъяренной толпой, а за ней на площади шеренгой стояли шотландские стрелки, защищаясь прозрачными щитами. По воздуху пролетела бензиновая бомба и взорвалась, облив землю под ногами солдат оранжевым пламенем. Они отступили в порядке, а толпа ринулась вперед.

Бинни сказал:

— Плохо дело. Что будем делать?

— Гони вовсю, не останавливайся. Даже если они попытаются схватить нас руками.

И в этот момент кто-то в задних рядах толпы заметил нас и поднял тревогу. Поднялся такой рев, что кровь застыла в жилах. Я инстинктивно пригнулся, когда на нас обрушился град камней, хотя многие из них только гремели о борта «лендровера», не причиняя вреда.

Над крышей пролетела бензиновая бомба. Бинни резко вывернул, и она разорвалась сбоку. Мы оказались в самой гуще толпы. Нам пришлось снизить скорость, а вокруг нас сгрудились люди, мужчины, женщины, даже дети. Они завывали, словно волки, хватали руками «лендровер», когда мы проезжали. Один сумасшедший выскочил прямо перед нами, раскинув руки, и отскочил в толпу от капота, словно резиновый мячик. Бинни нажал на тормоз.

Нас словно поглотила громадная волна. И я нашел единственно возможный выход из положения — высунулся из окна и дал очередь из «стерлинга» поверх голов. Эффект был как раз такой, какой нужен: толпа рассеялась.

Я толкнул Бинни в плечо:

— Давай вперед!

Мы рванули с места, объезжая залегших людей, чуть не врезались в фонарный столб и все-таки прорвались к линии шотландских стрелков. Они расступились, чтобы пропустить нас, и Бинни остановился около машины «Скорой помощи» и бронетранспортера.

К нам подошел и отдал честь молодой лейтенант в маскировочной форме, бронежилете и шотландской шапочке.

— Вы были на грани гибели, сэр! Я уж думал, не послать ли своих людей вперед, чтобы выручить вас. Моя фамилия Форд.

— Майор Паркер, вторая парашютная бригада, — представился я и протянул ему руку. — Сожалею, что пришлось так неожиданно свалиться на вас, но у меня не было выбора. Мне приказано явиться в полицейское управление Колрейна как можно скорее, чтобы взглянуть на человека, которого они взяли в связи с похищением генерала Фергюсона. Если это тот самый человек, которого они ищут, я должен опознать его. Мы здесь проедем?

— Да, там церковь и несколько домов. Людей немного.

Внезапно послышались крики; мы повернулись и увидели, что с полдюжины бензиновых бомб разорвались перед шеренгой стрелков и позади нее. Казалось, пламя было повсюду, всю площадь заволокло дымом. На какой-то момент настало смятение, и шеренга шотландцев дрогнула.

Один молодой солдат с воплем бежал к нам, ноги его были объяты пламенем, а он все еще сжимал прозрачный щит в одной руке и дубинку в другой. Бинни подскочил раньше меня и ловко подставил ему ножку. Мы пытались сбить пламя руками, но тут кто-то с огнетушителем, взятым из «лендровера», окатил парня струёй пены.

Молодой солдат лежал и беспомощно плакал, его лицо было перекошено, как в агонии; двое медиков с носилками уже спешили от машины «Скорой помощи». Один из них достал из сумки первой помощи ампулу с морфином и сделал ему укол в руку.

Бинни с бледным лицом и глазами, полными боли, стоял на одном колене и смотрел на него. Я поднял его на ноги.

— Ты в порядке?

— Какая вонь от горящего мяса! — сказал он, когда медики унесли парня прочь. — Это напомнило мне о Норе.

— Теперь ты увидел, как живет другая половина, — сказал я ему.

Шотландцы перешли в наступление, стреляя в толпу резиновыми пулями и яростно работая дубинками, чтобы заставить ее отступить. Это была сцена из ада, по всей площади полыхали лужи бензина из бомб, валил черный жирный дым, а оттуда, где уже шла рукопашная схватка, доносились крики и вопли.

Бинни смотрел на все с большим интересом, и я вполне его понимал, но пора было ехать, и я подтолкнул его к «лендроверу»:

— Время!

Он сел за руль и завел мотор. Как только я сел рядом с ним, подошел лейтенант Форд.

— Кажется, мы овладели обстановкой; сейчас подойдет еще одна рота. А я хочу показать вам путь.

Он встал на подножку, взялся руками за дверцу, и Бинни тронул с места. Площадь имела форму буквы "L", и когда мы свернули за угол у церкви, то увидели выход в узкую улицу.

— Вам сюда, сэр, — указал рукой Форд.

И вдруг раздался выстрел, судя по звуку, из мощной винтовки; он застонал и свалился с подножки. Я выскочил, схватил его за куртку и затащил за угол, а вторая пуля попала в булыжник мостовой чуть поодаль. Когда Бинни подошел задним ходом, чтобы подобрать нас, третья пуля пробила дыру в левой части ветрового стекла.

У лейтенанта Форда оказалось прострелено правое бедро. Он лежал на мостовой, сжимая рану руками, сквозь пальцы сочилась кровь. Тут же появились медики. Громыхнул гром, и хлынул дождь, который почти немедленно погасил огонь от бензиновых бомб.

Один из медиков наложил тампоны с каждой стороны бедра Форда и начал туго перевязывать. Бинни вышел из «лендровера» и пригнулся у стены рядом со мной.

— Что теперь? — шепотом спросил он.

Я слышал, как Форд скомандовал:

— Джонсон, посмотрите, может быть, вы обнаружите его!

Джонсон, коренастый молодой сержант, подполз к углу и осторожно выглянул. Ничего не случилось. Даже толпа на другой стороне площади поутихла. Джонсон двинулся вперед, но тут же грянул выстрел, и его отбросило назад.

Он чуть не сшиб меня, а потом покатился по земле, хватая ртом воздух, но когда двое солдат усадили его, мы увидели, что пуля расплющилась о бронежилет, а он был только оглушен ударом.

Другой выстрел отбил крошку от угла дома; следующий срикошетил по мостовой с другой стороны от «лендровера». Кто-то попытался выставить стальной шлем на кончике дубинки из-за угла, немедленно раздался выстрел, и пуля пробила в шлеме аккуратную дырочку.

Медики пытались убедить Форда лечь на носилки, чтобы отнести его в машину «Скорой помощи», но он в ответ цветисто обложил их отборной английской руганью.

— Бог мой, этот парень, кто бы он ни был, знает свое дело, — прошептал мне Бинни. — Он тут всех живо возьмет к ногтю!

— Нас с тобой тоже, — добавил я. — Или ты забыл? Нам надо за час добраться до Испанской Головы, а это означает, что, если мы не сможем уехать отсюда в течение десяти минут, Нора Мэрфи погибнет.

Он в ужасе уставился на меня. Я подобрал шлем с дыркой и передал ему.

— Когда я скомандую, брось его на площадь.

Я стащил с головы берет, подполз к углу и выглянул наружу на уровне земли. Наиболее вероятным местом, где укрывался стрелок, была колокольня церкви, что стояла напротив. Я убедился в этом мгновение спустя, потому что, когда Бинни бросил каску на мостовую, на колокольне возникло движение. Каска прокатилась, подпрыгивая на камнях, футов двадцать, и в нее угодил второй выстрел. А следующий раздробил угол дома как раз над моей головой, и я поспешно отпрянул.

— Какова обстановка, сэр? — спросил Форд.

— Он на колокольне. Убьет каждого, кто рискнет приблизиться к церковной двери.

Форд устало кивнул:

— Придется подождать, пока прибудет подкрепление. Мы его быстро оттуда выкурим.

Когда я встал, Бинни встревоженно шепнул:

— Мы не можем оставаться здесь без толку, когда жизнь Норы каждую минуту подвергается опасности.

— Точно, — согласился я. — Но единственный способ выбраться отсюда — это сбить того парня с колокольни.

— Но он один из наших!

— Или он, или Нора Мэрфи. Решай сам.

Он побледнел и взмок. Он озирался вокруг, будто искал другой выход, потом кивнул:

— Ладно, черт побери, что надо делать?

— Очень просто. Поведешь «лендровер» через площадь и отвлечешь на себя огонь. Остальное я беру на себя.

Он тут же повернулся, подошел к «лендроверу» и уселся за руль. Как только он завел мотор, я попросил винтовку у молодого солдата, который припал на колено рядом со мной.

Я сказал Форду:

— Может быть, нам не придется ждать, когда подойдет подкрепление, лейтенант.

Потом прижался к углу и кивнул Бинни.

«Лендровер» с ревом вылетел на площадь, и снайпер на колокольне немедленно начал свою работу. Я дал ему сделать пару выстрелов, а потом выскочил на открытое место, вскинул винтовку, приложился и быстро выпустил шесть пуль по верху колокольни.

Этого оказалось достаточно. Колокола дико запели от рикошетирующих пуль, в воздух взлетела винтовка, потом показался человек в шинели, он пытался сохранить равновесие, не смог и вниз головой полетел на булыжную мостовую.

Я вернул винтовку хозяину и побежал через площадь. Бинни остановился в самом центре. Когда я садился в машину, шотландцы уже бежали позади к телу убитого. Казалось, дым стал еще гуще, как я понял, из-за дождя; видимость на площади снизилась до нескольких ярдов.

Я уселся возле Бинни.

— Думаю, подходящий момент убраться отсюда.

Кожа так плотно обтягивала лицо Бинни, что оно напоминало череп, в его глазах, когда он повернулся, была сама смерть.

— Я не смотрел, — сказал он. — Просто не мог. Он мертв?

— Поезжай, Бинни, — ответил я. — Он был хорошим парнем.

— Бог мой! — проговорил он, отъезжая.

Его глаза стали влажными, я думаю, не только от дыма.