Дерево и пень[СИ]

5. УЖЕ ПЕНЬ

Постепенно власть зимы была повержена и уже к середине марта в Озерске в свои права вступила весна. Рухнувшая башня потихоньку стиралась из сознания жителей города. Вика вспомнила о башне ненароком, когда проходила мимо мемориальных колонн, видневшихся от площадки у входа в метро. Под мрачным влажным весенним небом мемориал выглядел устрашающе. Бетон пропитался влагой и на серых колоннах проступали более темные узоры воздействия воды. Узоры были разнообразными, но большая их часть стекала вниз к основанию — чем ниже — тем темнее рисунок, и тем мрачнее выглядела колонна.

С утра у Вики появилось ощущение, что в этот день произойдет что–то ужасное. Может из–за того что сегодня 13‑е число. Да еще и не пятница — суббота! Чертовы суеверия! Когда пятница 13‑е, бегают туда сюда черные кошки, которых у вас 66, да еще и зеркало разбито куском каменной соли, а в репродукторе играет не кто–нибудь, а Алексей Гоман — плюнь на суеверия — и вперед!

В метро ей удалось сесть и Вика принялась перечитывать свои методические заметки по предстоящему открытому уроку. Возможно, ей и не следовало так беспокоиться перед открытым уроком — но с трудом верилось, что Елизавета Сергеевна отнеслась бы к ее работе с меньшим пристрастием, чем к какому–нибудь другому сотруднику школы. Да, эта старая клуша точно не даст ей спать спокойно до дня открытого урока, а потом еще организует полную проверку какого–нибудь класса, причем желательно — ее, Вики, класса. Зачем она только взялась за классное руководство? Ну не дура ли? А может стоит подумать о смене школы — хотя об этом не может быть и речи — дорогая Елизавета Сергеевна точно не допустит такого поворота событий.

С такими, далеко не весенними думами Вика выбралась на улицу и побрела к школе. Оставляя плащ в учительской раздевалке она заметила незнакомое пальто нежно–синего цвета. Вероятно гость, — подумала про себя Вика, — наверное, дорогую свекровь пришел посетить покровитель из окружного совета по образованию. Только это женщина. Покровитель. Женщина–покровитель для Елизаветы Сергеевны похоже на маразм. Только если она не лесбиянка. Ничего — просто шальные мысли. Чудные дурацкие мысли — какая из Елизаветы Сергеевны лесбиянка — да из нее директора школы толкового не вышло, а уж лесбиянка то, это куда более почетная миссия…

А потом ее догадки были опровергнуты. Она встретила главную школьную болтушку — секретаря Марфу Игнатьевну, и та сразу доложила — красивое пальто принадлежит новому завучу школы, которую назначили из Окружного совета по образованию. Коли так, подумала Вика, следует познакомиться. Долго просидеть в этом кресле Елизавета Сергеевна уж точно не позволит. Не таким она была человеком — предпочитала собирать команду своих, а никак не «левых» приблудных протеже крупных начальников из округа, которых директриса и начальством то не считала. После третьего урока судьба сама столкнула Вику с новым завучем, и они обе пожалели об этом знакомстве. Вот как это произошло:

Вика поднималась по лестнице из учительской в свой класс, а навстречу ей шла…

— Вика! — раздался до боли знакомый голос.

Вику пробил столбняк. Этот голос она не слышала очень давно, с тех пор как уехала из Архангельска. Это была Изольда Михайловна Конисевич — завуч школы, в которой Вика училась до 9‑го класса.

— Здравствуй, моя дорогая! — обрадовалась Изольда, — как ты? Сколько лет мы не виделись?

— Много, — отрезала Вика. Ей явно не хватало призрака из прошлого, — а вы что здесь делаете?

— Я теперь завуч! Я очень хотела работать с директором из родного города. Вот меня и направили сюда, — Изольда излучала детскую непосредственность, — мы правда еще не познакомились.

— Вот сюрприз то будет! — вырвалось у Вики и она тут же осеклась. Это будет страшный сюрприз! А последствия будут еще более кошмарными, ведь появление Изольды в школе может вызвать настоящий взрыв. А первый поражающий фактор может смести Вику, а за ней и Елизавету Сергеевну.

— Я тоже так думаю, — рассмеялась Изольда, — заглядывай ко мне в кабинет. Попьем чаю, вспомним архангельских друзей!

— Хорошо, — Вика попыталась изобразить улыбку. Изольда, похоже поняла, что это подобие — следствие некоторой неловкости. В чем дело?

Вика развернулась и побежала вниз, в кабинет директора, а Изольда, удивленная столь резким изменением направления следования отправилась к своему новому месту работы.

Кабинет был не то чтобы очень просторный, но и не особо тесный. Изольда достала из изящной сумочки дорогой мобильный телефон, набрала номер…

— Алло, Кека! Привет. Слушай, помнишь Вику, до девятого училась. Еще слухи были, куда она делась, не помнишь? Что?

Изольда получила какую–то на самом деле мощную информацию:

— Ничего себе. Похоже я тут скоро разбогатею, — восторгу Изольды не было предела. Она очень хотела получить дополнительный источник заработка и вот он в ее ручках. А она сможет воспользоваться этой информацией по назначению…

Вика пролетела через канцелярию и почти ворвалась в кабинет свекрови. Та была возмущена поведением своей подопечной и сказала в грозном тоне:

— Чего летишь как ненормальная? Ты забываешься!

Вика перевела дыхание, закрыла дверь и выпалила:

— У меня есть вполне существенная причина, чтобы прибежать и предупредить вас. Случилось нечто страшное. Я боюсь что обман раскроется.

Елизавета Сергеевна рассердилась:

— Дорогая моя, у тебя опять мания преследования или случилось что–то более существенное? Прошло уже столько лет, до Архангельска от Озерска почти полторы тысячи километров… Выпей валерьянки и иди на урок.

— Ваш новый завуч, — задыхалась Вика, — она…

— Назначенец из округа, но это не твоего недалекого ума дела, — возмутилась Елизавета Сергеевна.

— К сожалению моего. Вы знаете кто она?

— Нет, а почему это тебя должно волновать, — произнесла Елизавета Сергеевна, и чтобы успокоиться встала из–за стола, взяла хрустальный графин из которого она поливала цветы в кабинете, и начала полив.

— Это Конисевич, — крикнула Вика, — Конисевич Изольда Михайловна. Ваш бывший заместитель в архангельской школе.

В кабинете директора повисла тяжелая пауза. Хрустальный графин выскользнул из рук Елизаветы и разбился об пол. По ковру в разные стороны поползло темное пятно, превращавшее красный цвет в бордовый. Вода впитывалась в ковер и выпускала пары пыли из ворса…

— Что это за штучки ты проворачиваешь? — возмутилась Елизавета.

— Я встретила ее на лестнице. Это была она. Я не забыла ее за двенадцать лет. Ведь она у нас вела русский и литературу, — почти шептала Вика.

— Я помню все это. Уйди. Поговорим дома. Марфа! — завопила Елизавета на весь кабинет, — вызови уборщицу, я разбила графин с водой!

Вика вышла из кабинета и побрела наверх в тот самый кабинет, где ее уже давно ожидали ученики. Зазвонил звонок на урок…

Андрей встал на ноги и прошел курс реабилитации. Это стоило ему множества усилий и времени. Но оно того стоило. Первым делом, выйдя на работу, он приступил к проектировке станций метро на «Лисьем острове». Поскольку место для департамента еще не нашли, всю работу Андрей проделывал дома — это естественно, доставляло ему массу удовольствия. В один из таких спокойных дней работы зазвонил его мобильный телефон.

— Да, я слушаю, — сказал Андрей в трубку.

— Здравствуйте, — раздался веселый и приятный мужской голос, — меня зовут Григорий Бантиков, я брат погибшего спасателя. Меня назначили следователем по делу о крушении башни и гибели большого количества людей. Мне порекомендовали обратиться за помощью к вам.

— Чем могу помочь? — осведомился Андрей.

— Мне нужна помощь профессионального характера. Проще говоря, я рассчитываю на вашу помощь в расследовании. Я сам не смогу расшифровать некоторые данные по вашим документам.

— А, вот в чем дело, — рассмеялся Андрей, — тогда я думаю что без вопросов. Только пожалуйста, от вас тоже должен быть документ, подтверждающий мою помощь вам — а то у нас сейчас очень хитро с рабочим временем.

— Хорошо, — раздалось из трубки, — у вас остались какие–нибудь документы по башне?

— Да, кое–что есть, я возьму с собой. Где мы встретимся?

— Давайте у мэрии через час.

— Договорились, — весело проговорил Андрей и отключил телефон, — где же могут быть эти бумаги…

Андрей полез на стеллаж, где у него стояла вся техническая документация и взял увесистую папку. Открыв ее он начал перелистывать документы. Копия акта сдачи… Так, это.

Тут его внимание привлек документ. Андрей пробежался по его тексту сверху вниз несколько раз:

— Боже мой. Это Бантикову точно нельзя показывать.

Андрей ослабил сшиватель и вытянул нужный документ. Потом пролистал дальше и повторил процедуру еще с несколькими бумагами. Он убрал их в секретер, а про себя подумал:

— Зачем я согласился на это расследование, Андрей, не идиот ли ты? Но разговор самого с собой еще больший идиотизм…

Андрей поднял папку, убрал ее в дипломат, переоделся и отправился на встречу с Бантиковым. Всю дорогу его не покидало ощущение, что он делает это зря. Зачем ему ввязываться в эту историю, ведь теперь он становится хоть немного, но замешанным в ней. А проклятые документы, которые он изъял из своей папки. Да еще и погода, как назло — мерзопакостная просто. Смотреть противно, на подтекающие здания из серых блоков. Ужас тихий. А может и громкий. В маршрутке играла песня.

Улетаешь, Улетаешь

Над каштановым побегом в переплетах Мураками…

Погодка не дождливая, но влажная. А природа только пробуждается от зимнего воздержания. Что–то не то совсем в голове вертится. Вот бы дождь шел, шел, шел, и затопил все. Все доказательства.

Возле мэрии он быстро нашел Бантикова:

— Григорий, здравствуйте, — Андрей решил быстро сразить его своим обаянием. Но у Бантикова своего обаяния тоже предостаточно оказалось.

— Очень приятно познакомиться, — улыбнулся Григорий, — вы очень пунктуальны, это не может не вызывать восхищения!

Обменявшись некоторым количеством любезностей мужчины проследовали к небольшому кафе, находившемуся на территории городской администрации. Там они спокойно расположились в уютных креслах, и, попивая кофе предались рассуждениям о судьбе рухнувшей башни.

— Известны ли вам истинные причины крушения здания, — задал вопрос Григорий.

— Вообще–то да, — Андрей подумал что его проверяют, — просто оттепель и повысилась нагрузка на сваи.

— А предусматривалась ли заморозка?

— Но не зимой, — усмехнулся Андрей, — то что местность болотистая мы знали. Отчеты о гидрографическом состоянии места подписывал ныне покойный Феликс. Исходя из водной ситуации, мы пришли к выводу, что устанавливается насосная станция, которая будет откачивать накапливающуюся воду из подвала по мере ее накопления. В нижних слоях под зданием и вокруг установили довольно мощные подмораживающие машины. Но в том то и дело, что в декабре их не стали включать. Это нерентабельно.

— Кстати, я полагаю, — улыбнулся Григорий, — вы догадываетесь, что это была одна из причин крушения?

— Я читал отчет Стильмана.

— Не надо иронии, я знаю о вашем жаргоне, — немного разозлился Григорий, — я думаю, что нам придется вести расследование вместе, и поэтому — давайте без иронии. Я надеюсь на ваш профессионализм.

— Хорошо, больше не буду называть отчет Стельгина отчетом Стильмана, но его читать тяжело. Вы думаете, что сам Стельгин его читал?

— Это мне не известно. Стельгин не прибегал к документальному исследованию. Просто не до этого было. А сейчас у нас есть директива сверху, чтобы это дело было раскрыто в ближайшие сроки. Нам придется пользоваться отчетом Стельгина, ныне покойного, чтобы сделать нужные выводы. Стельгин знал имя виновного но не успел указать нам на него.

— Количество жертв уже перевалило через 800 человек?

— Да, — вздохнул Григорий, — люди продолжают умирать от того, что выплюнуло из котлована. У нас может быть две гипотезы — либо это выброс геологического происхождения…

— Но это же абсурд, — возмутился Андрей, — для таких последствий там должно было быть месторождение урана…

— А кто вам сказал что его там не было? — спросил Григорий.

— Никто. Если бы там был уран, то выселили бы пол-Озерска, — парировал Андрей.

— Ошибаетесь. В выбросе содержался уран. Просто там оказались изотопы очень быстрого периода распада. Они распались за месяц. Там все проверили. Но вот с чем именно сочетался уран, что накопившись он стал давать такой эффект. Ведь умирающие от странного газа не умирают от рака крови — они просто задыхаются. Как при аллергии.

— Интересно, они все были аллергики?

— Ну, если подумать с этой позиции, то получается, что вся группа спасателей, во главе с моим братом, который был здоров как бык, схитрили на медкомиссии. Не думаю что комиссия пропустила бы аллергиков в группу спасателей.

— Это вариант. У вас есть мысли по этому поводу? Что это было за вещество? И какая вторая версия происхождения этого газа?

— Вторая версия — это то, что пыль содержалась в бетоне, — сказал Григорий, — что же касается вещества…Я не знаю что может вызвать такую мощную аллергическую реакцию, если это вообще она и есть. Может это скоростной вирус пневмонии. Вся загадка в веществе. А оно могло быть в бетоне.

— В бетоне? Это просто невозможно!

— Почему так уверены?

— Я сам его выбирал, — заявил Андрей, — причем я вез его. Думаю что я бы давно траванулся, так как надышался им достаточно.

— Что ж, значит геология все таки. Сейчас есть образцы этой пыли. Результаты экспертизы должны прибыть в скором времени — мы заказали многоступенчатую экспертизу в Швейцарских лабораториях.

— Я привез вам бумаги, которые есть у меня — это копии. Оригиналы хранились в городском архиве, вторые копии в департаменте. Думаю что вам стоит изучить это пока самостоятельно, а потом, когда у вас возникнут вопросы — мы соберемся снова. Вы позвоните мне сегодня вечером и договоримся о завтрашней встрече?

— Хорошо, — сказал Григорий, — но я тогда вас попрошу — привезите к завтрашней встрече оригинал этого досье.

— С удовольствием, — ответил Андрей, — только сделайте мне допуск.

— Сегодня в 17.00 он будет вас ждать в архиве.

— Договорились! — улыбнулся Андрей Григорию.

Они попрощались и Андрей отправился к маршрутке. А про себя он подумал, что все очень даже чудно складывается в этой жизни.

Человек смотрел в зеркало и своего истинного отражения он не видел… За более чем три месяца добровольной изоляции Марк исхудал. Он почти ничего не ел. На лице его проявились животные элементы. Он зарос. Волосы его были грязными. Так как тело он так же не мыл — от него по всей квартире несся зловонный аромат. Вокруг царил полный хаос. Кресла перевернуты, стекло в серванте было разбито, на полу валялись осколки стекла. Постельное белье на кровати не менялось, стирка в данном доме не проводилась ни разу со смерти Василисы. Марк не умирал от тоски по ней… Нет. Он жил, видел, все, переживал. В добровольной изоляции от внешнего мира, как дерево, потерявшее свои корни. Изоляция уничтожила его человеческую сущность, а все что сохранилось — осталось в той части организма, которая еще была человеческой — в разуме. Но всех истинных прелестей своей изоляции он не видел. Все что видел и переживал Марк находилось в другой плоскости, в другом измерении, не том, которое считается реальным миром…

Марк стоял у зеркала и держался за нечто невидимое…

Невидимое…

Ненастоящее…

Невидимое…

Настоящее…

Занавесь приоткрывается и мы переходим в параллельную реальность ставшую для Марка единственно верной…

Марк стоял и смотрелся в зеркало на противоположной стене лифта. Василиса, все так же элегантна и прелестна смотрела на него влюбленными глазами и ничего приятнее этого момента не было:

— Мне так приятно, что тебе стало лучше, — улыбнулся Марк жене и поцеловал ее.

— Я тоже рада, я так испугалась за маленького, — сказала Василиса и погладила свой живот, как бы приласкав еще не рожденного малютку…

— Он будет любимым ребенком, ему будет подвластно все, пока мы сможем это ему дать, — сказал Марк и снова поцеловал Василису…

Аврора увидела бокал из–под лизиного коктейля, которым играла Юля. Мрак… Ее прошиб холодный пот, и затряслись руки. Глазной нерв задергался. Аврора бросилась к столу и спросила девочку:

— Чей это бокал?

— Мой, — ответила Юля.

— Нехорошо врать — сок или лимонад подают не в таких бокалах, — продолжала бесноваться Аврора. Она все еще надеялась что…

— Это пила тетя Василиса.

Вот это удар. Аврору перешибло — в глазах начало двоиться. Пульс резко подскочил — она бросилась к вешалке — Марк ни в коем случае не должен сажать Василису в такси — ведь на остановке у метро будет стоять только одно такси. И независимо от того, какой адрес назовут таксисту — ее привезут на выскабливание.

Она взяла плащ и рухнула на пол вместе с вешалкой. К ней сбежались перепуганные гости. Аврора ненадолго пришла в себя — тут она увидела Лизу.

— Дрянь! Ненавижу! Лгунья! Сволочь! Догадалась! Ты убила Василису!!!!! Ты убила ее ребенка!

Аврора вскочила и впилась своими руками в горло Лизы — та закряхтела, и обе они упали на ковер. Женщины покатились по дорогому ковру прямо к дверям лифта. В самый разгар бойни лифт открылся и из него вышли счастливые Марк и Василиса. Аврора подняла голову и прошептала:

— С тобой все в порядке? Тебе лучше?

Она вскочила на ноги. Лизе помогли подняться и отвели в сторону.

— Что с тобой, Аврора, — удивилась Василиса.

— Ты…

Аврора схватила Василису за руку и потащила к столу, где стоял тот самый фужер:

— Ты пила из этого стакана?

— Да, — удивилась Василиса, — а что такого страшного? Я совершила преступление? Ну, да, ребенку нельзя алкоголь, но там же чуть чуть…

— Ошибаешься, — крикнула Лиза.

Повисла пауза

— Заткнись, стерва! — закричала Аврора.

— Это еще зачем, ну нет, — возмутилась Лиза, — этого я тебе не позволю. Ты меня чуть не отравила. Точнее моего маленького.

— Что за чушь несет эта ущербная девчонка, — встрял Марк.

— Я несу не чушь, — победоносно крикнула Лиза, — и все присутствующие знают что случилось. Не поняли пока только вы. Отчего твоей супруге вдруг стало плохо?

— Заглохни, ненормальная! Я сама признаюсь ей, — взвыла Аврора.

— Признаешься в чем, Аврора, — удивилась Василиса.

— Василиса, только без нервов, я думаю, ты…должна знать, — запинаясь произнесла Аврора, — тот коктейль, что ты выпила. Понимаешь…

— Что было в этом коктейле? — Василиса удивленно смотрела на Аврору.

Повисла еще одна пауза.

— Там был яд.

— Вот те на! — а я жива, — воскликнула Василиса.

— Он предназначался не тебе, — у Авроры началась истерика и она зарыдала.

— Нет, — до Василисы дошел смысл услышанного, — ты…

— Он должен вызвать у тебя выкидыш в течение 3‑х часов, поэтому тебе стало плохо. Этот яд предназначался ей, — она показала на Лизу, — но у нее, как и у ее ублюдка жизней как у кошки.

Аврора снова зарыдала.

Василиса присела на стул и закрыла лицо руками…

6. ЕСТЕСТВЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Василиса открыла глаза. Еще секунду назад она была счастлива и была готова делиться со всеми своим счастьем, а сейчас она рыдала, она рыдала подобно героине дешевых сериалов про любовь, у которых после потери памяти происходит помутнение рассудка, они отдают своих детей злейшим врагам… И список можно продолжать. Но она, сильная Василиса, подчиняет себя каким–то банальным эмоциям. Хотя, разве можно назвать то, что она только что пережила банальным? Руки стали влажными от рыданий. Она посмотрела на зареванное лицо Авроры и держала свой взгляд на ее глазах в течение еще нескольких секунд… К Василисе подскочил Марк:

— Дорогая, не думай сейчас об этом, по моему вы обе перенервничали, — он с трудом подбирал слова, боясь ляпнуть глупость, которая сработает подобно катализатору.

Василиса положила руки на живот, туда, где еще несколько часов находился ее ребенок, о судьбе которого она уже ничего не знала.

— Аврора не напоила тебя отравой, я вовремя подменил жидкости, — продолжал врать Марк, — ты просто выпила алкогольный коктейль… и тебе… стало плохо.

— Не смей мне врать, — резко повысила голос Василиса и вскочила со стула, — эта дрянь отравила меня и убила нашего ребенка, и я убью ее за это…

Марк оказался между двух женщин и по прежнему пытался охладить ситуацию, но это у него, мягко говоря, плохо получалось. Василиса свирепела с каждой секундой все сильнее и сильнее. Аврора продолжала рыдать постоянно повторяя:

— Простите меня, я не хотела.

Тут в беспорядок снова вмешалась Лиза:

— Врежь ей, она хотела убить моего ребенка, а убила твоего.

— Заткнись ради бога, — крикнул Марк, — заткнись я тебя умоляю!!!

— Вот еще! — с еще большей прытью завизжала Лиза, — чтобы я молчала, да я сейчас же вызову милицию и обвиню ее в попытке отравления с целью вызова выкидыша!

Василиса развернулась и быстрым шагом подошла к Лизе. Взгляд Василисы не внушал ничего хорошего, и увидев это Лиза смолкла. В следующий момент ее сбил с ног мощный удар ногой в живот и еще более мощный удар кулаком под челюсть. Довольно легкая девушка Лиза взлетела над рядом стульев и упала на стол… Все гости немой сценой наблюдали за ее полетом. Приземлившись на стол Лиза разбила несколько фужеров, голова ее рухнула в блюдо с цитрусовым пуншем…

— Помогите, — заверещала Лизонька, — у меня аллергия на цитрусы, я вся пятнами пойду.

Но гостям было откровенно пофиг на ее аллергию — девочка–практикантка окончательно уронила свои акции в глазах коллектива.

Василиса таким же быстрым шагом вернулась к Авроре. Марк снова попытался встрять между ними, чтобы хоть как то предотвратить кровопролитие, но это оказалось не так просто — разозленная Василиса грубо толкнула мужа в сторону и вцепилась Авроре в волосы.

Аврора тихо застонала, но терпела и не сопротивлялась, постоянно повторяя:

— Прости меня ради бога, прости меня умоляю…

— Я хотела этого ребенка, я так его любила, задолго до его рождения, а ты… Ты…ты, — в этот момент резка боль снова сразила Василису и она рухнула на пол, выпустив Аврору, которая отскочила в сторону…

Василису несколько раз дернуло, в глазах ее потемнело и потом снова посветлело:

— Нет, я хочу чтобы этот ребенок жил! — продолжала кричать Василиса.

— Дура, после такой дозы даже слон в живых не останется, — вопила со стола Лиза, вымазанная цитрусовым пуншем.

В этот момент Василиса почувствовала, что ее нижнее белье заполняется странной теплой субстанцией и она закричала:

— Марк, я рожаю, Марк, помоги мне, я рожаю.

Марк бросился к супруге, которая по прежнему лежала навзничь на полу. Марк приподнял Василису и взял ее на руки:

— Все будет хорошо…

— Я… я чувствую как он выходит… Посмотри…

Марк наклонился и увидел, что между ног Василисы все залито кровью, которая прибывала и прибывала…

— Я чувствую, — говорила Василиса, — я чувствую что он вышел.

Марк осторожно добрался до нижнего белья и осторожно стянул трусики Василисы, кровь хлынула с большей силой и вместе с ней на полу оказалось то, что до последнего момента было ИХ РЕБЕНКОМ. Василиса это тоже увидела и закричала не своим голосом:

— Это был мой ребенок! Это был мой ребенок.

Одну из женщин–гостей от вида крови и всего остального вдруг затошнило…

Тем временем Аврора отделилась от общей группы и села на стуле, обращенном к балкону. Она незаметна взяла со стола небольшой нож для фруктов и быстрым движением полоснула им сначала по правому запястью, а после и по левому. Аврора так бы и сидела, истекая кровью, если бы не Лиза, которая заметив ее манипуляции на весь зал закричала:

— Лешенька, твоя полоумная женушка похоже себе вены вскрыть решила!

— Что? — Алексей вскочил и бросился к супруге.

Когда он подбежал к Авроре она тихо сказала:

— Я не имею права жить после того, что сделала Василисе…

— Это глупости, мы будем жить долго. Очень долго, — похоже, что все работники департамента были сегодня настроены исключительно на ложь во спасение.

Тем временем кто–то из гостей, не обремененных этими трагическими подробностями вызвал скорую помощь для Василисы и Авроры. Супруги не отходили от своих жен до приезда «скорой»… А в голове у Марка, когда он наблюдал за выходками Лизы, ее криками на столе и, естественно, после ее шедеврального полета на стол, родился хитроумный план. Теперь он абсолютно точно знал, что потеря, постигшая его брачный союз, возможно будет восполнена. Может быть не совсем законным, но верным путем. По крайней мере — по мнению Марка на тот момент — абсолютно верным путем. В его мозгу заиграла музыка — все это время, на самом деле, Марк стоял посреди гостиной, совершенно произвольно передвигался и даже падал, заливался слезами в обнимку с большим манекеном, упавшим на пол — его Василиса использовала для того, чтобы вешать готовый костюм, чтобы не помялся… Марк остался в иллюзорном измерении и никакая земная сила не могла бы вытащить его оттуда. Так как для любого действия с человеком первым решающим фактором является одно — хочет ли этого САМ человек. Если он не хочет уходить — то ничего своими действиями и манипуляциями не добьешься…

Рабочий день подошел к концу. Вика собралась с силами и смогла исчезнуть с рабочего места в обгон свекрови — а это было крупным достижением — не придется выслушивать ее замечательные измышления по поводу случившегося, и особенно, о том, какая Вика дура, и то что произошло — исключительно ее вина.

Елизавета Сергеевна считала себя и своего сына патологически святыми людьми и никакой вины никогда за собой не чувствовала. Хотя Вике давно удалось раскрыть секрет свекрови — никакой святой она не была — на самом деле Елизавета Сергеевна была обычно педагогической сукой, которая прикрывала все свои неприглядные поступки педагогической этикой и прожженным пуританизмом. Коллеги свекровь Вики ненавидели почти в открытую, но за спиной у последней. Также в открытую коллеги сочувствовали Вике, что ей приходится каждый день находиться в обществе замечательной бабушки Елизаветы, которая строила всех на работе, и точно также строила всех дома…

Тихонько открыв дверь в квартиру Вика вошла в прихожую, бросила сумочку на тумбу, которую все называли просто Прыщ и прошла в комнату. Александр сидел на диване спиной к ней и смотрел телевизор.

— Ты пришла?

— Да, — ответила Вика, в интонации голоса мужа ей сразу же что–то не понравилось.

— Скажи, почему я женился на такой идиотке как ты?

— С чего это вдруг? — удивилась Вика.

— А с того, — Александр развернулся на диване и посмотрел на нее, — что только дура может признать человека, которого не должна признавать.

— Я по твоему робот? — я чуть не упала на месте и, к тому же…

— Что, будешь отговариваться? Мама мне все рассказала, ты сама сдала себя с потрохами.

— Я? Что еще сказала твоя замечательная мамочка? — процедила Вика.

— Ой, боже мой, не надо твоего замечательно издевательского тона! Моя мама и ты — это несравнимые вещи — не тебе ее судить и не тебе говорить о ней в уничижительном тоне.

— В таком случае мне с тобой не о чем говорить, — сказала Вика и быстро прошла в свою комнату. Следует заметить — что она уже достаточно давно не делила ложе со своим супругом, естественно по настоянию бабушки Елизаветы. Но Александр похоже не собирался прекращать разговор. Он резко открыл дверь и ворвался в комнату. Вика переодевалась. Она собиралась одеть халат и стояла посреди комнаты в нижнем белье.

— Мы еще не закончили.

— А по моему мы все друг другу высказали, — ответила Вика, — я и не собиралась говорить о ТВОЕЙ МАМЕ, — она выделила эти слова интонационно, — в уничижительном тоне, хотя бы потому, что она в этой квартире — почти божество. Если не больше. Мне не понять причины такого поклонения, честно. Хотя бы потому, что дорогая Елизавета Сергеевна пририсовала мне 5 лет!

— Заткнись, уродина! Все что делает моя мама — все для нашего же блага! — закричал Александр.

— Саша, ты отлично знаешь, что это не так, и что твоя мама делает все только для своего блага.

— Не смей, — крикнул Александр и отвесил Вике пощечину. Вика упала на кровать и заплакала:

— Единственное средство, которое тебе знакомо. Почему ты не избил меня когда я была беременна Денисом? Тогда бы никаких проблем не было. А хотя что я спрашиваю — если бы я осталась в Архангельске, то на репутацию твоей мамы, да и на твою село бы такое пятнышко, которое вы бы никогда не отмыли.

За эту реплику последовали еще три пощечины. После Александр не сказав ни слова вышел из комнаты. В следующий момент туда влетела вернувшаяся с работы Елизавета Сергеевна:

— Попалась! Мало тебе навешал Сашик, на тебе пахать надо! А по поводу пятнышка — если заговоришь — первый человек, который окажется под ударом — твой же сын. Думай об этом прежде чем говорить. И оденься, а то ходишь по дому как девка гулящая…

Вика ничего на это не ответила. Она надела халат, забралась с ногами в кресло, выключила свет и смотрела на вечерний город, глотая слезы и вытирая их следы с лица. От макияжа уже остались одни воспоминания. И эти воспоминания сейчас и посетили Вику…

Это случилось 13 лет назад. Тогда Вике было 14 лет и она училась в 9‑м классе, в обычной школе города Архангельска. Ее родители погибли в авиакатастрофе и маленькая Вика с 6 лет жила у тетки. Проживание у родственницы накладывало определенный отпечаток — тетушка не третировала, не изводила племянницу, но в то же время определенной доли любви ей не доставалось — вся любовь тетушки тратилась на ее многочисленных любовников… В 9‑м классе Вика, неожиданно для самой себя, открыла свою влюбленность в Сашу — 11-классника, которого она знала еще с 1‑го класса. Школьный роман раскрутился очень быстро, и, однажды, в одну из поездок на турбазу случилось ЭТО. Вика переспала с Сашей — это было своеобразным выходом той любовной энергии, которая в нем накопилась. А вот потом начался кошмар. Сначала тетушка угодила в больницу с неведомым диагнозом. Когда Вика оказалась одна — с подачи Саши — ее взяла к ним домой пожить на время сердобольная директор школы, и по совместительству мама Саши — Елизавета Сергеевна. Поначалу девочка произвела на директрису очень благостное впечатление — она быстро обучалась странным обычаям по употреблению пищи с использованием разнообразных предметов, очень хорошо справлялась с домашними делами и даже неплохо училась.

Но очень скоро все эти прелести сменились ужасом — сначала выяснилось с КАКИМ диагнозом угодила тетушка Вики в больницу — у нее оказался СПИД, причем тетке оставалось жить не очень много времени. Второе открытие было еще более ужасающим — Вика ждала от Саши ребенка. Вот это уже было бомбой — что именно делать в такой ситуации никто не знал — Саша впал в панику и все рассказал маме. Та чуть не умерла от ужаса но вовремя взяла себя в руки и, очень скоро все семейство исчезло из Архангельска. Навсегда.

В Москве Вике сделали новый паспорт, в котором изменилась дата рождения — так в один миг Вика стала 20-летней студенткой 5‑го курса педагогического института, который она быстро закончила, естественно не без стараний Елизаветы Сергеевны. Почти перед липовыми госэкзаменами Вика родила Дениса, а Елизавета Сергеевна получила предложение занять место в очень хорошей школе в Озерске. От Москвы добираться до Озерска недалеко, да и город по своей современности с Москвой давно соперничал и Елизавета Сергеевна согласилась. Так Вика оказалась в Озерске. К тому моменту она уже была официально замужем, с ребенком и по образованию — учитель английского языка. Первые три года она сидела с ребенком и шлифовала свой английский, а потом, в реальном возрасте 19 лет она стала учителем в школе. Правда по основному профилю ей удавалось оказаться на учительском месте удавалось редко. Директриса боялась, что ее вычислят… Ведь никто и не знал что Вике 19, а не 24… Так прошло 8 лет. И вот она здесь. Смотрит в окно и не знает пути как спастись из этого семейного праздника…

— Мама, — раздался голос ее сына Дениса.

— Да, дорогой, что случилось, — повернулась к нему Вика.

— Посмотри, у меня что–то глотать мешает…

Вика включила настольную лампу и дневной свет и попросила сына открыть рот.

— Странно, — сказала Вика, — выпей «Стрепсилс» и ложись спать. Ты все уроки сделал?

— Да мама, — сказал Денис и удалился.

В лечении Вика понимала плохо и заметить очевидный симптом новой озерской заразы не смогла…

Супермаркет дяди Стасика, который приходился покойной Василисе родным дядей представлял собой громадное сооружение на северо–западе города. Торговля велась очень бойко, так как супермаркет выделялся очень низкими ценами и совершенно неподражаемым ассортиментом. Второго такого магазина в гигантском Озерске попросту не было. Альтернатива отсутствовала.

Дядя Стасик был довольно необычным человеком. Ему едва перевалило за 60 — но это был бодрый, загорелый и спортивный дедуля со странностями. Он часто выбирался из своего офиса и спускался в торговый зал, пообщаться с покупателями, кому–нибудь что–то посоветовать и тому подобное.

Это утро сорвало с дяди Стасика маску веселья, хотя бы потому, что он был в сильно подавленном состоянии из–за гибели любимой племянницы Василисы. Тоска его естественно проявлялась в причудливых формах — он беседовал с фотографией своего покойного старшего брата, отца Василисы, и просил его быть с ней и ее ребенком помягче, там, на небесах… В общем — дядя Стасик был большим любителем астральных проблем и астральных существ. Естественно, до спиритических сеансов для сотрудников не доходило, но вот его замечательный кабинет, мало того, что был обвешан различными оберегами, но и был обставлен строго исходя из требований фэн–шуй.

В приемную проник топ–менеджер Арнольд, высокий симпатичный молодой человек, который являлся правой рукой дяди Стасика. Он как обычно чмокнул секретаршу Светочку и сказал?

— Дядя Стасик у себя?

— Да, — ответила Света, — но он по прежнему в печали.

— Я пройду к нему, — сказал Арнольд и прошел мимо сексапильной Светочки, которая, как только за Арнольдом закрылась дверь хозяйского кабинета, закинула свои стройные ноги на стол, достала ядовито–бордовую помаду и принялась наводить малярные работы.

— Дядя Стас, — сказал Арнольд, войдя в кабинет, — привезли новые товары, вы не хотите их посмотреть?

— Не сейчас, не сегодня, — дядя Стасик явно был где–то за пределами кабинета, скорее всего на небесах или на кладбище.

— Но вы же сами всегда проверяете приходящий товар.

— Сегодня сделаем исключение, — дядя Стасик посмотрел в глаза топ–менеджера и добавил, — оставь меня, Арнольдик, я в печали. Терминатор ты мой, сам товар осмотри.

На этом разговор был окончен. Арнольд вновь оказался в приемной в обществе секретарши Светочки.

— Ну вот, — возмущался Арнольд, — теперь я буду виноват.

— Скажи, когда ты помнишь, чтобы ТЫ был виноват, — возразила Света.

— Да, ты права, но я не могу его видеть ТАКИМ, — Арнольд чуть не плакал, он обожал своего шефа и держался за него мертвой хваткой — любая его проблема сразу становилась проблемой Арнольда.

— Ну… У тебя больше не осталось средств? — лукаво посмотрела на него Света.

— Средств?

Пауза.

— Света…, — вдруг загадочно сказал Арнольд.

— Да, — одновременно лукаво и удивленно сказала Света.

— Скажи мне две вещи.

— Хоть три, — Света прониклась обеспокоенностью Арнольда и, похоже была готова на все. Сцена со стороны выглядела крайне ненатурально, но все что творилось в супермаркете напоминало один большой и нескончаемый ситком.

— Скажи, какой у тебя размер бюстгальтера?

Света ойкнула:

— А ты никому не скажешь?

— Нет!

— Третий.

— Замечательно, — удовлетворенно сказал Арнольд, — что… правда третий?

— Да. А вторая вещь, — обиженно спросила Света.

— У тебя достаточно вызывающее нижнее белье сегодня?

В следующий момент Арнольду была продемонстрирована Светина задница в достаточно эффектных сетчатых черных трусиках.

— Ого, — сглотнул слюну Арнольд, — сойдет.

— Что от меня требуется? — развратным тоном сказала Света.

— Ну… покажи ему сиськи…

Дядя Стасик сидел в кресле спиной к двери и смотрел в окно на город. Разница с Викой состояла в том, что дядя Стасик не рыдал — он успокаивал себя тем, что Василисе и ее ребенку ТАМ сейчас лучше. С супругом Василисы Марком дядя Стасик пока не хотел встречаться — его подкосил жуткий психоз и когда из него он выберется неясно.

— Дядя Стасик! — в кабинет вошла Света. Она была в вызывающих колготках и шляпке официантке. Бюстгальтер и все что сверху отсутствовали.

— Что Света?

— Вы хотите чего–нибудь горячего? — еще более развратно сказала Света.

— Не знаю.

— Дядя Стасик!

— Что? — аукнулся президент супермаркета.

— Вы любите сиськи?

Пауза.

— Вообще–то, — заскрипел стулом дядя Стасик, — мне нравятся сиськи, но это зависит, — говорил он разворачиваясь на стуле, — от того кому они…

Пауза.

— Принадлежат, — закончил мысль президент.

Света подрулила поближе к дяде Стасику, чтобы он поподробнее изучил ее хозяйство.

— Может хоть это поднимет вам настрой? Весь персонал волнуется и я, от лица коллектива пришла поддержать вас и…

— И что дальше?

— А вам нравится, — снова слукавила Света запихнув мизинец в рот, и сексуально его посасывая.

— Что?

— Ну, как что, сиськи нравятся?

Пауза.

— Знаешь, Света, — сказал дядя Стасик изменившимся тоном, причем чрезвычайно похотливым тоном, — кажется здесь и сейчас произойдет секс…

Через 40 минут дядя Стасик и Арнольд отправились принимать товар.

Андрей поднимался по лестнице высотного здания. Это здание являлось городским архивом. Он прошел через вахту, предъявил свое удостоверение, которое утром выдал ему Григорий. С этого дня он начал работу на прокуратуру. Но прежде чем приступить к совсем честному расследованию следовало подчистить кое–какие концы. Эти самые концы, в случае соединения их Бантиковым могли дать обратный эффект.

Андрея мало беспокоило то, что крушение здания привело к выбросу неизвестного вещества от чего поумирало столько людей. Хотя бы потому, что он и сам не представлял что это за вещество.

Через 15 минут Андрей уже пробирался между полок хранилища, так как Бантиков по собственной наивности выдал ему пропуск ВЕЗДЕ. Пока архитектор скитался по многочисленным коридорам полок в поисках нужных ему досье он вспоминал собственные работы — хотя бы потому что он натыкался на них периодически.

Сначала Андрей нашел документацию по микрорайону Балтика, потом злосчастный переход на «Проспекте Мира». Возле этого томика с бумагами он остановился и вытащил с полки. Осмотрев проект он сказал сам себе:

— Это ж надо было быть таким идиотом. Как только закончу эту чушь сразу же возьмусь за перестройку перехода, — сказал он громко, а потом захлопнул том и пошел дальше. Очень скоро он достиг нужной ему литературы, а точнее двух нужных досье. Взяв их в руку, он прошел к небольшому столику, достал маленький цифровой фотоаппарат, а потом, сняв с досье копии, открыл мусорное ведро, бросил туда два досье, приправил салат двумя таблетками сухого горючего и поджег. Досье очень быстро сгорели…

— Бантиков ни в коем случае не должен видеть этого, — сказал Андрей сам себе. И в этом он был прав. Только что сгорела одна бомба, которая могла унести очень многих…

7. ПРИЗРАКИ ИЗ ПРОШЛОГО

Следующий день принес сотрудникам школы только новые проблемы — и ни одной не разрешил. Все только запуталось еще больше. Вика в тот день, как обычно, приехала на работу раньше свекрови и отправилась преподавать, про себя думая, что если когда–нибудь, не дай боже, один из родителей ее класса узнает, что английский преподает учительница с липовым дипломом, то разразится совершенно ужасный скандал. Словно по заказу, скандал все таки разразился. Вика своими мыслями его практически приманила к себе и свекрови.

Елизавета пришла на работу в свое законное время. Первым же визитером оказалась Изольда. Вела она себя как–то странно и вызывающе — вошла в кабинет и упала на мягкий диван даже не дождавшись на то августейшего благословения директрисы. Елизавета встала из–за стола и подошла к дивану:

— Может быть вы мне объясните, как понимать ваше поведение? — спросила она ее командирским тоном.

— А как хочешь, Лиза, — фамильярно парировала Изольда, — так и понимай, дорогуша.

Елизавета вспыхнула:

— Я что–то не совсем понимаю вашего поведения, это возмутительно…

— Возмутительно ваше поведение, дорогуша, — процедила сквозь зубы Изольда, — мало того что ты фактически похитила бедную Вику, так еще и нарисовала ей в паспорте несколько лишних годков.

Елизавета застыла как соляной столп, руки опустила в карманы пиджака. Она стиснула зубы, чтобы сконцентрироваться и не дай бог не сорваться на крик — ведь Изольда только этого и добивается, чтобы криком было привлечено внимание к проблеме. Спокойно. Все будет в норме. Сейчас немного перевести дух и в бой:

— Я думаю это не совсем ваше дело, тем более что это было совершено по обоюдному согласию.

— Ой, не смеши меня, — хмыкнула Изольда, — представляю что это было за «обоюдное согласие». Девочке Вике и пикнуть не дали как она резко постарела на пару–тройку годков и стала «дипломированным преподавателем английского языка» — эту лапшу ты мне вешать не будешь.

— Хорошо, — обрезала Елизавета, — чего ты хочешь? Ведь ты не просто так пришла сразу сюда?

— А вот это другой разговор…, — обрадовалась Изольда, — я не спрашиваю можешь ли ты, я утверждаю что ДОЛЖНА. Думаю на первое время мне хватит десяти тысяч…

— Рублей, — в голосе Елизаветы просквозила надежда вперемешку с облегчением, но не тут то было.

— Долларов, дорогуша, долларов. Американских, зелененьких, с президентами, неужели неясно, — глумилась Изольда. Ей определенно доставляло немыслимое удовольствие состояние Елизаветы. Сейчас она и правда кипела от бешенства, но каменная сила воли не давала ей взорваться и дать волю чувствам. Конечно, она очень хотела наорать на нахалку и выгнать ее из кабинета, но это могло иметь гораздо более серьезные последствия…

— Какой срок, — холодно спросила Елизавета, — мне ведь нужно время.

— Неделя, — ответила Изольда, — ровно одна неделя, ни днем, ни часом больше, — она встала и, будто случайно, задела горшок с любимым фикусом Елизаветы. Глиняный сосуд сорвался с подставки и разлетелся на осколки, — ах, какая незадача, как такое могло случиться, мне так жаль, — притворно скривилась Изольда, — неделя. Помни.

Изольда прошла к двери и бесшумно вышла из кабинета. Елизавета застыла посреди кабинета обрабатывая все что только что случилось. В следующий момент она заорала:

— Марина Владимировна!!!

В следующий момент в кабинете оказалась секретарь Марина:

— Я разбила горшок с фикусом, найди техничку и пусть уберет землю и пересадит цветок… И пригласи ко мне Вику…

Вика сидела в своем кабинете и проверяла тестовые работы по грамматике, когда появилась Марина и сказала:

— Тебя просят к директору.

У Вики все внутри оборвалось — следовательно случилось что–то плохое. Очередное плохое из которых и состояла вся ее жизнь. Выйдя в коридор она увидела проходящую мимо Изольду. Наклонив голову она поздоровалась — Изольда же прошла мимо и взгляд ее был высокомерен и переполнен странного победного свойства. Это еще сильнее усугубило подозрения Виктории по поводу причины из–за которой ей предстоял визит в кабинет свекрови. Но она даже в страшном сне себе представить не могла что произошло:

— Я тебя убью, сволочь, — начала спокойным тоном Елизавета, когда Вика появилась на пороге, — твое волнение выдало нас Изольде! Она только что была здесь…

— И что она сказала? — спросила Вика совершенно обычным голосом, будто ничего не произошло.

— Она потребовала 10 тысяч долларов.

Вику обуял ужас. Хотя в глубине души она радовалась, что свекровь так круто вляпалась.

— И что вы решили, — все тем же спокойным тоном спросила Вика.

— Мы решим это с Александром сегодня вечером. Все это твоя вина.

Вика промолчала. Так как перечить больной на голову свекрови в ее планы не входило — это могло иметь не лучшие последствия.

— Скажите, это все что вы хотели мне сказать? — спросила Вика.

— Нет, не все.

— А что же еще тогда вы мне не сказали?

— Ты будешь обходить эту стерву стороной, не приближайся к ней на пушечный выстрел, даже если не будет возможности. Ты наше слабое звено и ты можешь допустить ошибку. Если ты ее допустишь — ты больше никогда не увидишь своего сына, а я постараюсь тебя упечь за решетку.

— За что? — испугалась Вика.

— За подлог. Ты ведь работала в школе по левому диплому?

— Но вы же тоже в курсе…

— И что с того? Ты этого не докажешь, — сказала Елизавета и улыбнулась.

— Вы не посмеете, — процедила Вика.

— А почему нет? Ты мне слишком дорого стоила. Какого черта ты вообще легла под моего сына и забеременела. Ты нам всем жизнь этим искалечила!!!

Вот такие вот откровения рождаются под горячую руку. Нельзя сказать, что Елизавета так не думала — скорее всего она сказала правду. Она ведь не умела за собой видеть какие–то провинности. Она считала что во всем виноват окружающий мир. И в чем–то была права…Собственно вся разборка могла продолжаться до бесконечности, если бы не зазвонил телефон. Елизавета взяла трубку:

— Я слушаю. Что??? — она побледнела и упала в кресло, — с какой стати? Что произошло? Не может быть, — ее тон резко слетел с командного на абсолютно уставший и шокированный до глубины души.

Елизавета положила трубку и сказала:

— Денису стало плохо в школе, он начал задыхаться.

Вика вскрикнула.

— Куда его увезли? — спросила она.

— В центральную на «Университет культуры».

— Я поехала, — сказала Вика и выбежала из кабинета.

Елизавета осталась в кресле и перебирала варианты развития событий. В конце концов она никогда не любила внука так как тот был результатом развратных действий ее сына Александра, а признать то, что ее сын — насильник и развратник, для нее было равносильно самоубийству. Нет. Ни в коем случае так думать нельзя. Во всем виновата эта дурочка Вика. Да. Так оно и есть. Александр мужчина и ему гораздо труднее совладать с инстинктами, которые пробуждала в нем молоденькая девочка. Так что во всем виновата только Вика.

— Бог даст, этот ублюдок умрет, — сказала Елизавета вслух, — и платить не придется…

Дядя Стасик вел свой автомобиль по Партизанскому проспекту в сторону западнодвинского заповедника, где Светочка запланировала замечательный пикничок на лоне природы. Так уж получилось, что в этот день выдалась солнечная погода с плюсовой температурой.

Сама организаторша выезда на природу мирно спала на плече дорогого старикана, который, неожиданно для самой девушки, занял все ее мысли и она просто свихнулась на его почве. Никогда в жизни Света не могла подумать, что какой–то старик сможет пробудить в ней такую страсть. Света видела сон в розовых красках — поскольку все это приключение давало ей только позитивные мысли. Хотя, конечно, эти приключения выбивали ее из нормального, накатанного ритма жизни. Вот сейчас она ехала за город с 60-тилетним миллионером, причем данный «пикничок» определенно мог закончиться романтичным свиданием в палатке…

По прибытию на место — в тихий уголок на берегу замерзшей реки они быстро разделили обязанности. От дяди Стасика требовалось развести огонь и приготовить мангал, а Света ловко занялась установкой палатки. Со стороны все смотрелось как будто здоровая семья в лице внучки и дедушки приехали порыбачить и поесть шашлык. Оказалось, что установка палатки, даже в зимних условиях это не очень сложно — и потому скоро Света оказалась возле сооруженного мангала и смотрела как дядя Стасик нанизывал на шампуры кусочки мяса, которые в скором времени должны были стать шашлычком. За время установки палатки Света успела расстаться с курткой и олимпийкой и предстала перед своим объектом вожделения в топе и спортивных обтягивающих штанах. Света смотрела на его руки и сгорала от страсти.

— Дядя Стасик, скажите только честно, — спросила Света облизывая губы.

— Спрашивай что хочешь, — ухмыльнулся дед, выбирая мясо из кастрюли.

— Вас не смущает наша разница в возрасте?

— Детка, — рассмеялся дядя Стасик, — это тебе за свою репутацию смущаться нужно, а не мне. В моем возрасте бояться что кто–то что–то скажет в высшей степени глупо.

— Это правда?

— Самая правдивая, — снова засмеялся дядя Стасик, — а чего ты так беспокоишься?

— Знаете, — плотоядно проглотила слово Света, — мне чего то расхотелось мяса…

— Чего же так вдруг, — серьезно удивился дядя Стасик, — получится отличный шашлык!

Света подняла кастрюлю и выплеснула все ее содержимое в мангал. Дым столбом поднялся вверх вместе с кусочками бумаги, которыми дядя Стасик разжигал костер.

— Что ты наделала? — сердито сказал дядя Стасик.

— К черту мясо…

Света села на колени старика и повалила его на снег. Шампур полетел в сторону. Вскоре на том же месте оказались разодранные шорты и футболка. А еще через некоторое время лифчик и трусики, а двое долго терзали тела друг друга сливаясь в приступе неуправляемой страсти урча от удовольствия и выдирая с корнем, оказавшуюся под снегом, прошлогоднюю траву руками так что мерзлая земля оставалась под ногтями. Света определенно перевозбудилась и выдавила из дяди Стасика почти все соки, которые в нем еще оставались. Однако оба были на вершине блаженства и пожаловаться на потраченное впустую время не могли… Поскольку это было божественно.

Когда они оторвались друг от друга и упали без сил небо затянула туча. Начавшийся снегопад немного утихомирил их тела, к тому же тепло от костра угасло, угасла страсть и они скрылись в машине, чтобы согреться горячим кофе и теплом своих тел…

Арнольд весь день носился по офису как ошпаренный. Утром ему позвонил адвокат Булюкин и сообщил что завещание дяди Стасика пропало из его сейфа. Арнольд подумал, что дядя Стасик забрал его на корректировку, а у Булюкина пробился очередной приступ прогрессирующего склероза. Несчастный обшарил весь сейф, весь стол — но завещания нигде не было. Он даже попытался поднять с ее места заменявшую Свету молоденькую Катю. Но та была не промах и возмутилась:

— Почему вы думаете, что дядя Стасик хранил его здесь? — Катя не могла понять как такая важная бумага как завещание может очутиться в столе простой секретарши.

— А вдруг? — выпучил глаза Арнольд, — ты не знаешь нашего Стасика? Если он регулярно в разных носках в офис является!

— А ты что, всегда замечаешь какого цвета носки дяди Стасика, — пропищала Катя своим фирменным секретарским голоском.

— Почти. Если помнишь — у него почти все брюки не по размеру. Слишком короткие.

— А–а–а… — протянула Катя.

— Так что вероятность того, что оно здесь, — с этими словами Арнольд встал на четвереньки и пополз под стол, — очень велика.

— Арнольд, Арнольд…дайте я вылезу, вы же мне под юбку смотри…те…

— Поздно — осекся Арнольд и вылез между двух милых ножек секретарши наверх…

В этот момент в приемную вошла бухгалтер — Галина Валерьевна, старая дева которую боялся весь универмаг. Она и застала эту пикантную сцену под столом и завопила:

— Развратники! Что за безобразие! Вы бы хоть обеденного перерыва подождали!!!

— Это не то что вы подумали, — запищала Катя.

Арнольд вскочил из–под стула, но вероятно не рассчитал сил… Когда он вскочил секретарша Катя оказалась у него на плечах. В качестве завершения картины разврата ему на лицо сползли эффектные кружевные трусики…

— Какая гадость!!! — завопила бухгалтерша и вылетела пулей из приемной.

— И после всего случившегося ты просто обязан на мне жениться! — пропищала Катя.

— А я и не против, — сказал Арнольд посмотрев наверх, — вот только завещание найду…

Андрей сидел дома и гонял велотренажер. Похищенные бумаги валялись на письменном столе. Читать их не было никакого желания. Он прекрасно знал что там написано. Теперь, пожалуй, самым важным будет убедить этого Григория Бантикова в том, что… Хотя сам Андрей пока что и не придумал кто будет этим козлом отпущения. А в данной ситуации это рогатое и бородатое животное было очень и очень нужно. И вот в разгар этих размышлений раздался телефонный звонок. Андрей не слезая с велотренажера взял с журнального столика трубку:

— Алло!

— Это Григорий.

— День добрый, — Андрей удивленно посмотрелся в зеркало, — что вы хотели?

— Я только что из архива.

— Ого, — Андрея пробил холодный пот. Что мог раскопать этот тип в архиве. Явно мало что хорошего. Но в этом как раз Андрей ошибался, — И что же вы там нашли, чего не нашел я?

— Я был не совсем в таком же архиве. В общем меня заинтересовала смерть этого человека, Феликса.

— А это еще зачем, — Андрей удивился услышанному.

— А потому, что слишком удачно этот человек умер.

— Да? С чего бы это вдруг? Ведь он покончил с собой, — сказал Андрей. Он все меньше понимал логику Бантикова.

— Понимаете, а вдруг Феликс понял что именно он сделал и…

— Вы хотите сказать, что Феликс виновен в крушении? — Андрей возмутился про себя: почему ему то сразу не пришло в голову это. Ведь Феликс подписал все бумаги. Зачем что–то придумывать если козел есть прямо под носом.

— Я пока не знаю. Но вполне возможно. Пока что я вынужден оставить это дело на время. Когда я вернусь в город — то сообщу вам.

— Куда вы собираетесь наведаться? — поинтересовался Андрей.

— Еду в Смоленск — там можно получить бумаги по гидрографии местности. Почему их до сих пор не перевезли в Озерск понять не могу.

— Удачной поездки, — сказал Андрей, — мы встретимся до вашего отъезда?

— В этом нет смысла, — ответил Бантиков, — до свидания.

— До свидания, — аукнулся Андрей и выключил телефон. Значит козел отпущения найден самим Бантиковым. Осталось только сделать несколько манипуляций и все будет прекрасно. Андрей спрыгнул с велотренажера. Его настроение было превосходным. Теперь он нашел выход из ситуации…

— Марк. Мне нужно увидеть Марка, — сказал Андрей сам себе и побежал в спальню одеваться.

Марк сидел у постели в своей комнате. Его настоящее тело сложилось на полу, а локтями он уперся в диванную подушку и смотрел он вникуда… Хотя на самом деле… ТАМ…

Марк смотрел на Василису. Она лежала на застеленной кровати в подушках и дремала. Он смотрел на нее влюбленным взглядом и как мог успокаивал ее своими мыслями тем самым достигая гармонии. И это полное взаимодействие приводило Марка в восторг… Это было великолепно. Василиса открыла глаза и сказала:

— Мой ребенок. Он умер…

— Успокойся, дорогая, — сказал Марк. Он всегда смеялся над фразами–штампами в кино и вот сейчас сам произносил нечто совсем ординарное. Марк погладил ее по лицу, — все будет хорошо. Я тебе обещаю.

— Правда? — спросила его жена слабым голосом.

— Да. Я же сказал, что обещаю…

— Сказал, — ответила Василиса, — а вдруг ты солгал?

— Нет, я сказал правду, — произнес Марк полушепотом, — чистую правду. И я готов тебе это доказать прямо сейчас, — он осторожно опустился на кровать рядом с Василисой, сбросив тапочки.

— Чего ты хочешь, — безразличным голосом сказала Василиса.

— Я хочу чтобы тебе было хорошо.

Марк начал осыпать ее тело поцелуями. Сначала он целовал ее шею, а потом, подвинув шелковое одеяло добрался до груди. Страсть съедала его. Вскоре он освободился от сдерживавших его тренировочных штанов и футболки. Нежно опустившись возле тела Василисы он запустил свою руку ей под ночную рубашку и осторожно прикоснулся к ее плоти…

Василиса ровно дышала:

— Ты уверен что это поможет? — сказала она.

— Уверен, — сказал Марк и продолжил осыпать ее поцелуями.

Он обволок ее своим телом и опустился на нее сверху. Нежно поглаживая ее обессилившее тело он собирался сделать наконец–то ее счастливой, чтобы забылся этот кошмар с потерей ребенка, в конце концов все будет хорошо. Еще лучше прежнего.

— Я сделаю тебе столько детей сколько пожелаешь, — сказал Василисе Марк и вошел в нее.

Василиса широко открыла глаза и вскрикнула.

Андрей выбрался с «Тургеневской» и побежал к маршрутке. Всю дорогу его снова преследовала песня. Та самая… Улетаю… Улетаю… Мураками… Непонятно почему вдруг она снова прицепилась. И с чего все это.

Смеркалось. Солнце уже уходило за горизонт. Над городом заканчивал свою жизнь очередной день переполненный грязью, пробками, пылью и бессмысленностью. Городская грязь взлетала из под колес маршрутки чтобы забрызгать случайных прохожих и асфальт. Все это вкупе создавало очень мрачное зрелище и даже красивые яркие фасады высоток Лисьего острова не спасали положения.

Когда Андрей подошел к дому Марка и посмотрел наверх он увидел, что в окнах не горит свет. Это был первый момент, когда ему показалась что не все нормально.

В лифте его снова посетило это странное ощущение. И, опять прицепилась эта песня про Мураками…

Он вышел на площадку и открыл дверь. Уходя в прошлый раз он прихватил их для себя, все равно Марк был невменяем. Пищу ему приносила какая–то соседка и у нее был свой ключ. Ел он что либо или нет Андрей не знал.

Когда он вошел в квартиру ему резко ударил запах сырости и запустения. Такой пустой и пронизывающий — как будто в этом доме все уже давно умерли. Оставив это ужасное ощущение Андрей вошел в гостиную. Диванные подушки раскиданы в разные стороны, зеркало разбито и на полу валялись осколки. Пища на кухне в коробке была вскрыта и даже немного съедена. Вероятней всего в тот момент когда Марк возвращался к реальности.

— Похоже все гораздо хуже чем я мог себе представить, — сказал Андрей сам себе и в этот момент услышал громкий скрип кровати в спальне и крики Марка:

— ВАСИЛИСА!!!

И снова скрип.

— ВАСИЛИСА!!!

Андрей прошел в спальню. Увиденное им зрелище ужасало и шокировало. Марк лежал на животе на диване, одетый в джинсы и футболку. Босые ступни были изрезаны в кровь, скорее всего осколками зеркала. На подушечках виднелись синяки и нагноения.

Джинсы Марка были расстегнуты и приспущены. Он держал в кулаке свою плоть, которая от возбуждения расширилась и увеличилась. Он делал резкие движения вверх–вниз отчего на подушку, в которую он упирался выбрызгивалась белая жидковатая масса. Марк орал.

— ВАСИЛИСА!!! — а по его лицу струились слезы.

Кровать скрипела.

— ВАСИЛИСА!!!

Андрей отвернулся. Он не мог смотреть на то как Марк насиловал свою плоть, представляя себе бог знает что.

— Господи, какой кошмар, — сказал Андрей и ощутил позывы к рвоте. Он бросился в туалет и его вырвало. Он смотрел в бездну фаянсового аксессуара, а в глазах все еще стояла сцена мастурбирующего Марка. Из спальни продолжали слышаться крики:

— ВАСИЛИСА!!!

— Василиса!

— Я люблю тебя, Марк… Я люблю тебя, — говорила Василиса и обнимала своего мужа. Он утопал в своем чувстве и это было лучшее что было с ними…

Самое лучшее и гармоничное состояние.

8. ЭХО ТРАГЕДИИ

Андрей продолжал смотреть в унитаз и старался не слышать крики Марка.

— Это временно, — говорил Андрей сам себе, — он в любом случае не сможет находиться в таком состоянии долго. Это временно…

На самом деле он просто себя успокаивал, он просто не хотел принимать как данность сумасшествие Марка. Ведь он остался один на этом свете. Андрей подошел к раковине и умылся. Крики из спальни прекратились. Андрей вернулся в комнату и увидел что Марк спит.

— Все будет хорошо, — сказал он в пустоту и вышел из комнаты, — надо идти и работать. Это лучший способ забыться.

Андрей вышел из квартиры и закрыл ее на ключ. Он окинул взглядом пустую лестничную клетку и пошел вниз пешком. Боязнь снова услышать ту самую песню в своем сознании брала верх. В лифт категорически не хотелось!

— Это были лучшие моменты моей жизни!!! — сказала Василиса откинувшись на подушку, — мне стало так легко.

— Правда? — посмотрел ей в глаза Марк, — так будет всегда.

— Очень хочется в это верить, — произнесла жена и закрыла глаза… И вдруг Василису посетило видение — она едет в такси и ей навстречу падает дом, башня…

— Нет!!! — закричала она и открыла глаза.

— Что случилось? — заботливо спросил ее муж.

— У меня было странное видение…

— Что–то серьезное?

— Нет, — мотнула головой Василиса, — ничего серьезного.

— Тогда давай оденемся, и съездим в ресторан с Кудрявцевыми.

— Согласна, — сказала в ответ женщина и встала с постели.

Марк смотрел на обнаженное тело жены и просто съедал его взглядом. Это было верхом блаженства — обладание таким бесценным творением природы. Через некоторое время они уже сидели в ресторане вместе с Алексеем и Авророй. Супруги уже помирились — Алексей не смог долго обижаться на Аврору за ее выходку. Василиса тоже простила ее и они в замечательной обстановке ждали главного блюда. Вдруг в ресторане появилась Лиза.

— Не обращай на нее внимания, — сказал Алексей.

— Собственно, почему нам может испортить вечер какая–то малолетняя потаскушка, — сказала Василиса, — Аврора, не загружай себя совершенно ненужными мыслями — так будет гораздо лучше и для тебя самой и для окружающих.

— Она права, — поддержал жену Марк, — чем меньше ты будешь показывать свою слабость, тем меньше она будет на твоей слабости играть.

— Я поняла, — отрезала Аврора, — вы нянчитесь со мной как с ребенком.

— С очень красивым ребенком, — завлекающим тоном сказал Алексей и, так, чтобы Лизонька видела страстно поцеловал жену.

В этом же ресторане появились Анастасия и Павел. Увидев знакомых они подошли поздороваться:

— Я смотрю вы идете к оптимальному варианту? — осведомилась Василиса.

— Павел сказал, что у него есть аргументы переубедить меня, — улыбнулась Анастасия и они ушли за свой столик.

Аврора и Марк посмотрели им вслед:

— Полагаешь у него что–то получится, — загадочно спросила Аврора.

— Как знать, как знать, — усмехнулся Марк, — может Паша и придумал парочку эпитетов чтобы отвлечь свою бешеную супругу от ее религиозного бреда.

— А нам все равно, — сказал Алексей и снова демонстративно и страстно прильнул к супруге и поцеловал ее.

Смотревшая на это Лизонька, сидевшая за столиком держала в руке салфетку и нервно ее мяла. Подали главное блюдо и наши герои углубились в трапезу. Лизонька вскочила из–за стола и пошла по направлению к столику Авроры:

— И вам не стыдно сидеть за одним столом после случившегося? — возмутилась Лиза.

— А что случилось? — зевнула Аврора.

— Как что? Мы в кои то веки вместе наведались чтобы пообедать, а кое–кто, не будем показывать пальцем, — иронично играл словами Марк, — хочет нам испортить вечер.

— Катись подальше, — процедил Алексей.

— Еще чего! — крикнула Лиза на весь ресторан, — слышите все??? Эта гадина пыталась меня отравить, чтобы я потеряла ребенка, которого заимела от ее мужа.

— Заткни свою пасть, стерва, — крикнула Аврора, швырнула на стол вилку, вскочила и вцепилась Лизе в волосы. Соперница не заставила себя ждать и ловко наступила Авроре на ногу. В ответ несчастная женщина нанесла сильный удар в живот Лизе. Девушка отлетела в сторону и рухнула на соседний стол. Посыпались приборы, тарелки, фужеры.

— Мой ребенок! Она убила моего ребенка! — кричала на весь ресторан Лиза, держась руками за живот.

— Успокойся! — громко сказал Марк, державший вместе с Василисой Аврору, — ничего с твоим ублюдком не случится! А будешь снова задирать ее или Алексея — я сам затолкаю в тебя этот коктейль! Уяснила?!

На лице Лизы отразился панический ужас.

— А если и у него не получится, — продолжила за мужа Василиса, — то добавлю я. Хватит ломать семью. Тебе определенно нужно подумать — от кого ты залетела, а не спихивать вину на уважаемого человека и хорошего семьянина.

— Но я была девственницей! — заплакала Лиза, сидя в куче разбитой посуды.

— Знаем мы какие вы девственницы и бедняжечки, — сорвалась на крик Аврора, — как дело до чужих мужей доходит, так все такие невинные! Ненавижу тебя!

— Уходим отсюда, — сказал Алексей, и подал знак официанту, чтобы тот принес счет, — а за бой посуды заплатит наша девственница — он показал на Лизу.

В гардеробе они столкнулись с Павлом. Похоже он пропустил зрелище в ресторане:

— А где Анастасия? — спросил Марк.

— Ушла. Она не приняла моих доводов. Я в полной заднице, — сказал Павел, — хочу позвонить Веронике, а у нее занято…Настя опять говорила много про религию, про ее принципы и прочее. Жить не хочется. Да почему у нее занято, — он в раздражении швырнул мобильный телефон.

— Похоже сегодня не у нас одних такой неудачный день, — промолвила Василиса и повела супруга к выходу, где их уже ожидало такси.

Вика вбежала в приемный покой центральной больнице и подбежала к стойке.

— Добрый вечер.

— Здравствуйте, — улыбнулась ей медсестра.

— Сегодня привезли мальчика, остановка дыхания. 306‑я школа, — проговорила Вика.

— Вы ему кто? — холодным тоном откликнулась женщина.

— Я его мать.

— Подождите секундочку. Дайте пожалуйста ваш паспорт, я оформлю вам пропуск в реанимацию.

— Куда? — Вику как холодной водой окатило? — в реанимацию, — протянула она это слово медленно, почти по слогам.

— Да, — он подключен к аппарату искусственного дыхания. Мы пока что не знаем в чем дело — все скажет врач, — машинально проговорила медсестра набирая что–то на компьютере.

Вика перевела дух и стала себя успокаивать — все будет в порядке, ничего страшного не произойдет, все будет хорошо.

— Ваш пропуск, — сказала, хлопнув на бумажку печать, медсестра.

Вика пошла по длинному коридору, как объяснила ей женщина в приемном покое. Она перебирала в голове все варианты — что же могло случиться? Ведь вроде еще вчера все было в порядке. И вдруг ее осенило — она вспомнила как Денис подходил к ней и говорил что ему больно глотать. Господи, какая же она плохая мать после этого…

Вскоре она нашла лечащего врача Дениса. Тот сказал, что на данный момент ничего определенного сказать не может — следует подождать результатов анализа крови, чтобы в дальнейшем определить диагноз.

— Он жаловался вчера на боли в горле, глотать было больно, — сказала Вика.

— Странные симптомы, — ответил врач, — тем более что ваш сын начал задыхаться прямо на уроке и потерял сознание. Дыхание восстановилось скоро, однако в сознание он так и не приходил. Мы на всякий случай подключили его к аппарату, в случае если странный приступ повторится.

— Вы полагаете это возможно?

— Очень может быть, — пожал плечами врач, — в нашем случае лучше перестраховаться.

— Хорошо, — согласилась Вика.

— Присядьте пока здесь, — врач показал ей на угловой диван возле окна, из которого открывался вид на вечерний город с его огнями, — успокойтесь. Я попрошу медсестру принести вам зеленого чаю. Это лучшее средство.

Вика опустилась на диван и стала смотреть на город. Нельзя сказать что это быстро ее успокоило, однако немного полегчало. Абсолютно точно что это просто странная случайность. Вика постоянно говорила сама себе, что все будет хорошо. Это начало превращаться в навязчивую идею. За окном кипело движение одной из крупнейших площадей города. Автомобили выворачивали с Березугского проспекта на развязку в сторону Партизанского проспекта и Осташковского шоссе. Толпа людей спускалась в подземный переход станции «Университет культуры»…

Через 40 минут снова появился врач. По выражению его лица Вика заметила — он взволнован и очень озадачен:

— Я не буду вас обманывать, и, честно говоря, не удивлен результатам анализа крови.

— Что вы хотите этим сказать, — Вику трясло.

— Это не ошибка и прошу вас принять это героически.

— Что вы хотите мне сказать? Не издевайтесь и не жалейте меня!!! — сорвалась на крик Вика.

— У вашего сына в крови найдено вещество, выброс которого произошел при крушении здания департамента. Он болен той же заразой от которой умерли спасатели.

— Нет, я не могу в это поверить.

— Вы должны сохранять спокойствие ради сына, — ответил ей врач, — ради того чтобы он не понимал что с ним. Хотя бы потому что от этой заразы еще никто не излечивался.

— Нет! Никогда! — у Вики началась истерика, — за что мне это? За что мне это наказание, — кричала она. В следующий момент она ощутила что пол под ней заходил ходуном, ноги отяжелели. Изображение начало расплываться…

Вика упала на пол без чувств.

— Сестра! Нашатырь! — закричал врач…

…В потолок бил фонтан бешеной силы и потоком тело прижимало все сильнее и сильнее. Виктория громко кричала и пыталась как–то изменить свое положение относительно потолка, но тело ее не слушалось, голос тоже — вместо крика вырывались только пары горячего воздуха. Потоки воды постепенно замораживали ее тело и она ощущала как начинали обледеневать ее груди, постепенно становясь твердыми и недвижимыми… Вику снова мучил этот кошмар. В ее кошмаре она снова видела обрушивающееся здание… И эхо от грохота рассыпающихся конструкций отдавалось в ее ушах и поглощало ее. Сильный звук вибрировал и отражался от стен. Она могла видеть это много и много раз. Кошмар продолжал преследовать ее подобно проклятью, как будто Вика чем–то провинилась перед небесами в этой жизни. Небеса же продолжали смотреть на ее несчастье со снисходительным спокойствием, как будто все должно было произойти именно так, а не иначе…

Тем временем в магазине дяди Стасика Арнольд уже снял с себя Катю и благополучно вел с ней задушевную беседу на тему — куда могло деться завещание:

— Я думаю, — мечтательно сказала Катя, — что он мог купить водонепроницаемый пакет и запихать завещание в него, а пакет с завещанием спрятать, например в бачке унитаза.

— Ну это уж слишком! — ответил Арнольд, — согласись, что дядя Стасик человек эксцентричный, но не настолько. И потом у него не так много наследников.

— Что правда, то правда, — сказала секретарша, — ты кстати в курсе?

— О чем?

— О нашей бухгалтерше.

— В смысле? По моему она больше не совалась в приемную после того как увидела тебя на мне верхом, — рассмеялся Арнольд.

— В том то и дело, она не совалась потому что ее больше не видели в бухгалтерии.

— Как? — она уволилась?

— Нет — ее увезли на скорой с сердечным приступом! — весело сказала Катя.

— Не пережила бедняжка, — скорчился Арнольд, — давай пошлем ей цветы.

— Ага, каллы, а в них запихаем резиновый член, — продолжала глумиться секретарша.

— И вазелинчику, вазелинчику, — раздался голос в приемной.

Катя и Арнольд обернулись. В дверях стоял адвокат Булюкин. Немолодой господин с отменным чувством юмора:

— Чуть не уморили бухгалтершу и веселитесь? — сказал он.

— А то, — ответила Катя, — она не перенесла зрелища, когда Арнольд искал завещание у меня под юбкой.

— А оно ведь так и не нашлось, — сказал Арнольд.

— Я тоже безуспешно перерыл все свои папки, сейф…

— А в бачке сливном не искали, — сказала Катя и прыснула.

— Какая хорошая идея, ведь Стасик вполне мог запихать его туда. Хорошее место для хранения завещания…, — изрек Булюкин.

— У меня есть ключ от президентского сортира, — сказала Катя, — пойдем посмотрим?

Трое направились в клозет и вскрыли бачок. Разумеется там ничего не оказалось. Вернулись в приемную они раздосадованные:

— Да, мы плохо думали про дядю Стасика, — запихать завещание в сортир было бы чересчур, — сказал Арнольд.

— Разумеется чересчур, — раздался в приемной голос счастливого и помолодевшего дяди Стасика. Он стоял посреди помещения в спортивном костюме и излучал в разные стороны. Его желанию жить в этот момент можно было только позавидовать, настолько шикарно он смотрелся, — я его уничтожил.

— Что?!!! — хором сказали все трое. Причем скорее их шокировал не факт гибели несчастной бумажки. Они осознали что весь день гонялись за некой химерой. Причем у этих поисков были случайные жертвы.

— Ну… Я подумал что оно теперь не нужно, — ответил дядя Стасик.

— Как вы могли… Мы беспокоились, — сказал Арнольд, — перерыли весь офис.

— Ага, даже у Кати под юбкой посмотрели, — сообщил Булюкин.

— И что, там тоже ничего не оказалось? — восхитился дядя Стасик.

— Ну… Там вообще–то есть кое–что, — прикинулась дурочкой Катя.

Все расхохотались.

— Я хотел послать Галине цветы в больницу…

— Ах, да, правда, — защебетала Катя.

— Ее увезли с сердечным приступом, — сказал серьезно дядя Стасик.

Катя и Арнольд переглянулись:

— Можно это сделаем мы? Нам так жаль что с ней такое приключилось, — и посмотрели друг на друга как два заговорщика.

На том и порешили.

На следующее утро Елизавета приехала в школу в ужасном расположении духа. Ее бесило что Вика осталась ночевать в больнице. Ее сильно разозлило, что Александра не было ночью дома, а его мобильный телефон не отвечал. В общем — поводов злиться на весь мир у нее было более чем предостаточно. Двигаясь по коридору к кабинету, как на последний и решительный бой, она налетела на Изольду, которая скривилась в притворной улыбке и сказала:

— Как здоровье внука? Говорят он совсем плох?

— С ним Вика, — отрезала Елизавета, давая понять что разговор закончен. Но у Изольды были совсем другие планы по развитию событий:

— Я слышала ты даже в больницу к нему не съездила.

— Откуда ты все это знаешь? — набросилась на нее директриса, — тебе не кажется что это не твое дело.

— Да просто ты спишь и видишь, чтобы он умер — ведь тогда будет гораздо меньше доказательств твоей вины.

— Что ты вообще за человек, — начала Елизавета свою нотацию, — паразитируешь на чужом горе и еще получаешь от этого удовольствие.

— Я может и паразит, — закатила глаза Изольда, — но это горе Вики, я ей сочувствую. А все остальное — только вывеска, ширма. Ни ты, ни твой сынок особо не страдают по этому поводу.

— Кто тебе это сказал?

— У тебя все на лице написано, — парировала Изольда, — до больницы у нее сил доехать не было. Благо что она на той же ветке метро. А сынок твой — это вообще песня отдельная.

Елизавета застыла. Что ей известно про Александра?

— Твой дорогой Сашенька сегодня не ночевал дома. В курсе где он был?

— Он был дома, — закричала Елизавета, она была разъярена, — и хватит разводить поклеп на мою семью.

— Нет, моя подружка, его не было дома. Я своими глазами видела как в шесть утра он выходил из гей–клуба возле Мурманского вокзала в обществе очаровательного мальчика. Они сели в такси и уехали в неизвестном направлении.

— Что за бред? — Елизавета постаралась оттолкнуть от себя даже возможность что это правда.

— Ну… А ты спроси его сама. Мне очень повезло, что этим утром, мой муж фотографировал с балкона нашего дома утренний пейзаж. Я когда у него на компьютере все это узрело меня как током ударило. Какое разочарование! Сын супердиректрисы, правильной женщины, в обществе мальчика. Ты меня слышишь? Мальчика, — не мужчины — а именно мальчика…

— Что ты имеешь в виду, — процедила Елизавета.

— Я хочу сказать что этому мальчику на вид было лет четырнадцать–пятнадцать, не более. Так что пошарь ка в его тайной жизни. Может еще что раскопаешь… А я пока что приобщу это к своему досье…

С этими словами Изольда развернулась и ушла. Елизавета поднялась в кабинет и там дала волю своим чувствам. Она упала в кресло и горько разрыдалась. Ей не хотелось принимать эту правду, тем более, что теперь Изольда крепко держала ее в своих лапах. В кабинет вошла Марфа Игнатьевна:

— Добрый день… О господи, успокойтесь.

— Уйди пожалуйста, — сквозь слезы сказала Елизавета. Секретарша выскочила.

Через некоторое время проходя мимо канцелярии Изольда услышала разговор Марфы и Марины:

— Я думала она совсем сухарь, — говорила Марфа, — она даже когда внук в больнице оказался вела себя строго, будто ничего не случилось. Как я заблуждалась! Ты бы видела как она сегодня ревела в кабинете. Просто ужас! Мне ее так жалко.

Изольда подумала про себя: «Ничего, скоро этот цирк прекратится, ведь я знаю истинную причину того, что Елизавета так рыдала сегодня у себя в кабинете. Ей пофиг на внука. Ей противно осознавать что ее сын — педофил». И с переполнявшим ее чувством одержанной победы она удалилась.

В магазине дяди Стасика с утра как обычно царила атмосфера праздника. Света вышла на работу посвежевшая и похорошевшая. Катя прыгала от радости — Арнольд сделал ей предложение, а сам дядя Стасик задумал заняться каким–нибудь новым проектом. Как по заказу этот проект сам свалился им на голову.

В тот момент когда секретарши закончили окраску лица в приемной появился молодой блондин в драных джинсах, кожаной куртке, кепке, с пронзительным взглядом и очень мягкими чертами лица. Света и Катя посмотрели на этого Аполлона и им стало очень интересно, что же это за явление. Как тут по приемной прокатилось пение юного Аполлона:

Слепой Амур стрелой меня сразил

И забурлило, закипело!!!

Из своего кабинета высунулся Арнольд. Поющий Аполлон подошел к секретаршам:

— Меня зовут Леха. Я подающий надежды певец…

— Мы успели это заметить, — сказала Света, — только у нас магазин!

— Если вы конечно успели это заметить, — закончила Катя.

— Я знаю, — шикарным легким басом сказал Леха. Секретарши прямо провалились в его замечательный бас, — я хочу попросить помощи. Я хочу чтобы дядя Стасик сделал из меня Суперзвезду.

— Суперзвезду? — удивилась Катя, — а по моему вам и так неплохо!

— Да уж, — сказал из кабинета Арнольд, — в нашем полку фриков прибыло. Пройдите ко мне в кабинет, юное дарование.

Леха удалился. Секретарши переглянулись.

— Надеюсь, он не полезет к нему искать завещание дяди Стасика, — сказала Катя и они рассмеялись.

Тут появилась кассир — Зина.

— Привет, Зиночка, — сказала Света.

— Здравствуй, я только что из больницы…

— И как Галина? — спросила Катя.

— Отлично, она была в восторге от цветов. Сказала, что таких бесподобных и безумных цветов она еще никогда не получала!!!

Андрей сидел за письменным столом и перебирал документы. Все сошлось на сей раз. Причем слишком хорошо сошлось — и теперь не нужно думать как выйти из сложившейся ситуации. Андрей отложил в сторону карандаш и взял мобильный телефон.

— Алло, Григорий? Как успехи? Когда назад?

— Думаю что скоро, — ответила трубка голосом Бантикова, — еще пара формальностей и я вернусь в Озерск.

— Всю ночь я копался в бумагах.

— И что?

— Вынужден признать, что ваша гипотеза оказалась верной, — сказал холодным тоном Андрей.

— Что вы имеете в виду.

— Бумаги которые я изучил вполне явно указывают, что виновен в крушении башни покойный Феликс…

9. РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

Вика сидела у постели сына и смотрела на аппарат, который поддерживал в нем жизнь. От одной только мысли что ее сына хочет забрать с собой страшная болезнь, которую принесло в Озерск крушение башни департамента, ей становилось тошно и слезы подкатывались к горлу. Но Вика была внуждена глотать слезы и рыдания, чтобы себя не выдать. Именно такое жестокое испытание уготовила ей судьба. И Вика была готова противостоять трудностям и бороться с собой. Иначе никак — назад пути просто нет, и теперь уже к сожалению не будет никогда. Ни Александр, ни Елизавета так и не появились в больнице — их состояние Дениса, похоже, не волновало. И это было не заблуждение. Хотя через 10 минут представилась возможность убедиться в обратном, при этом, правда, в очередной раз убедившись, что семья — это не всегда родное, желанное и любимое.

В окошечке у палаты показался Александр. Вика положила на столик книгу, которую перечитывала и вышла в коридор. В первый момент на нее нахлынули чувства:

— Саша, я не могу терпеть, — она упала ему на грудь и разрыдалась в голос, — наш сын умирает!

— Что за трагедия, ну подумаешь, задохнулся в школе. Вылечится, — совершенно безразлично сказал Александр. Было видно что эмоции Вики его не волнуют. Похоже мамочка уже дозвонилась до сыночка и устроила ему пропесочку по поводу его ночных похождений.

— Саша! У него то же самое, чем заболели спасатели на завале башни департамента! У него нашли в крови то самое вещество. Эта штука скоро задушит нашего сына! — Вика подсознательно была готова умереть вместо сына, чего нельзя было сказать об Александре.

Александр оттолкнул жену:

— Слышать не хочу. Он не сопля какая–нибудь. Выкарабкается. Иди сиди с ним, а я буду в приемной. Подожду маму.

Вот тебе и еще один удар. Любящему мужу абсолютно пофиг на то, что его единственный сын лежит под аппаратом искусственного дыхания и может в любой момент умереть от асфиксии. Вика развернулась и пошла назад в палату. Она хотела провести рядом с сыном как можно больше времени, чтобы не потерять ни единой секунды остатка его жизни. Этим и были заняты ее мысли, когда она возвращалась на скромный стульчик в углу палаты. Вика достала кружевной шелковый платок и вытерла выступившие слезы. Этот платок сын подарил ей на день рождения. Она вспомнила тот замечательный день, когда свекровь вместе с сыном уехала в Москву за покупками, а Вика устроила дома скромный день рождения, пригласив двух подруг. Денис, вместе с одной подругой из школы нашли для нее очень красивый дорогой шелковый платок. Она была очень тронута в тот день. Вика прижала платок к груди и снова неслышно заплакала. Внутри у нее висела тяжесть и ей было очень плохо в этот момент.

Тем временем в приемной появилась Елизавета. Увидев сына она сказала:

— Ты уже здесь, развратник. Что это был за мальчик, с которым ты выходил из гей–клуба?

— Это… а ты откуда знаешь? — удивился Александр.

— Знаю. Если бы мы были не в больнице, я бы тебе не такое устроила, — Елизавета перешла на шипящий шепот, — да я тебя паскудника скорее кастрирую, чем позволю меня позорить. Видите ли он мальчика себе нашел молоденького. Надоела потаскушка которую ты повалил еще в школе?

— Знаешь мама, ты была права когда сказала, что это не место для выяснения подобных отношений, — ответил ей Александр грубым тоном.

— Надо же! Ты хоть в этом мою правоту признаешь! — победоносно произнесла Елизавета.

— А вот в остальном — это моя жизнь и не тебе решать что мне делать, а что нет! — отрезал сын.

— Что??? Да как ты смеешь мне такое говорить!

— Заткнитесь мама, врач идет к нам…

По направлению к Елизавете и Александру действительно приближался врач. Они поговорили, но ничего нового он им не сообщил. Елизавета крайне спокойно отнеслась к близкой кончине внука и про себя подумала что все складывается как нельзя лучше. Похоже в очень скором времени можно будет избавиться от невестки и сбежать из города.

— Ты в курсе что мне вчера заявила Изольда, — сказала Елизавета, когда врач отошел.

— Не представляю! — ответил безразлично Александр.

— Она меня шантажировала! Потребовала 10 тысяч долларов. У меня нет таких денег! И я хочу попросить их у тебя.

— А ты думаешь я так легко дал тебе такую сумму? Да и с какой стати, — нагло встал в позу любимый сыночек.

— Ты это серьезно?

— Серьезней не придумаешь. Решай свои проблемы с Викой и Изольдой сама. Ты все это заварила — ты и расхлебывай, — Александр спокойно смотрел на то как мама медленно расползалась у него на глазах. Такого предательства от сына Елизавета явно не ожидала. Но заслуживала.

— Позови Вику из палаты. Она и так уже два дня в школе прогуляла.

Александр отправился за женой и через некоторое время они стояли перед мамочкой.

— Ты оформила на себя бумаги?

— Да, мне выписали больничный по уходу за сыном, — спокойно ответила Вика.

— Изольда потребовала у меня 10 тысяч долларов. Таких денег у меня нет, так что придется и тебе поднатужиться, — спокойным тоном сказала Елизавета, — сегодня сидишь с сыном. Как только ему станет лучше — сразу же выходишь на работу. Я не собираюсь оплачивать твои бесконечные больничные через школьную кассу. Александр со мной в этом солидарен.

Вика остолбенела.

— Как вы можете мне такое говорить?

— Могу и хочу, — отрезала Елизавета, — семье нужны деньги, а школе — учительница английского языка. Так что мое решение не обсуждается. Как только врач скажет что Денису стало лучше — ты выходишь на работу.

— И только попробуй ослушаться мою мать, — добавил Александр, — в противном случае вообще никогда его не увидишь!

Вика потупила взгляд и посмотрела себе под ноги. Кажется кошмар продолжал ее преследовать и только усугублялся. И никакого просвета…

Арнольд провел беседу с Лехой и отправил его на ковер к дяде Стасику. Сам же он остался в приемной посплетничать с секретаршами. И повод для сплетен был — его ужасно волновало чем именно занимались Света и дядя Стасик на пикничке. Но начать он решил издалека:

— Интересный парень, — сказал Арнольд, — но со странностями.

— Что ты имеешь в виду, — на него уставилась пара удивленных глаз Светы, сзади на него же уставились глазки Кати.

— Я хочу сказать, что они могут найти со Стасиком общий язык, — произнес в ответ Арнольд.

— И что же позволило сделать такой вывод? — сострила Катя, — ты искал у него завещание.

— Нет конечно, — сказал Арнольд и поцеловал ее, — этим я теперь занимаюсь с одной очень красивой секретаршей.

— Да уж, — отмахнулась Света, — про вашу вчерашнюю выходку судачит весь магазин.

— Пусть судачат, раз им нравится, — заявил Арнольд, — а вот ты, Света, могла бы и поделиться — чем именно вы занимались с дядей Стасиком на пикничке?

— Ух! — восхитилась Света, — как быстро запрягаешь! Не будешь против если я отвечу одним словом?

— Это каким? — пропищала Катя — Шашлык?

— Нет, — отчеканила Света, — СЕКС!

— Что? — ужаснулся Арнольд, — зимой в лесу?

— А что в этом такого? — мечтательно закатила глаза Света, — я ставила палатку и так… разгорячилась, что повалила его прямо у мангала. А потом мы согрели друг друга в машине… Это было умопомрачительно!

— Как я тебе завидую, — мечтательно пропела Катя и тут же осеклась, — я не то хотела сказать.

Арнольд обиженно на нее посмотрел — мол, чем он хуже старика Стасика? Вроде бы вчерашнее приключение ее должно было убедить в том, что все просто восхительно получается. Когда очень захочешь разумеется. Немую сцену прервал сам дядя Стасик. Он и Леха вышли в приемную:

— Арнольд, — сказал дядя Стасик, — мы с молодым человеком обсудили наши планы и, знаешь, оказалось что в чем то они сходятся.

— Интересно, а чем это нам грозит? — спросила Света.

— Тем, что мы поможем начинающему таланту стать суперзвездой, — пафосно протянул дядя Стасик, — я готов оплатить запись и раскрутку на радио нескольких песен. А дальше — посмотрим как пойдет.

Да уж, подумалось Арнольду, похоже цирк дяди Стасика дополнился еще одним клоуном. На сей раз — поющим. Ничего хорошего в этом нет. Но если подумать — и плохого в этом тоже не особо много. Так что не вешать нос и вперед:

— Молодой человек, — сказал Арнольд, — пойдемте в кабинет и я очищу вас как банан!

Они удалились.

— Он что, действительно очистит его как банан? — пропищала Катя.

— Нет, — ответила Света, — он поможет ему написать резюме.

В истинной реальности Марк сидел за столом и смотрел в окно. Но он его не видел… На самом деле его разум видел совсем другое — и самое время нам снова углубиться в эту «вторую реальность»…

Лизонька сидела за столиком дешевого фаст–фуда. Вскоре к ней подошел Марк. Он поставил перед ней стакан с капучино и сел напротив:

— А теперь слушай меня внимательно и не перебивай, — сказал он, — я буду говорить долго и нудно, но тебе лучше принять то что я скажу как должное.

Лизонька кивнула.

— Я тебе друг и воевать с тобой не хочу. Алексей — не та партия которой ты заслуживаешь и этому есть масса причин. Помимо того что у него есть Аврора, существует еще и разница в возрасте. Подумай, что когда тебе будет тридцать — ты будешь порхать как сейчас — а Лешке в это время будет уже под 50. И что тебе с этим антиквариатом делать? Ты не думала? Да и денег у него не так уж и много.

Лизонька опустила глаза:

— Но ведь ребенок…

— Заладила, ребенок, ребенок. Он решаемая проблема, твой ребенок. И я тебе помогу решить эту проблему.

— Как? — Лизонька посмотрела на Марка своими глупыми глазенками.

— Ты отдашь его в приют. Анонимно разумеется. Я помогу тебе с оформлением формальностей и чтобы это ни коим образом не отразится на тебе.

— А такое возможно?

— Конечно, — продолжал он, — мы оформим бумаги так… будто твой ребенок родился мертвым.

— Но ведь, он не родится мертвым?

— Разумеется нет, — Марка слегка раздражала тупость Лизоньки, — все будет так только по бумагам. Поняла глупенькая? — он потрепал ее по щеке, — если бы я не был женат, то наверное заинтересовался тобой. Ты красивая. Правда.

— Спасибо. Алексей тоже…

— И забудь про Кудрявцева и его жену, — снова отрезал Марк, — сейчас для тебя главное — смыть с себя это пятно. И я, как твой друг — помогу тебе. И прости меня за мои слова, сказанные тогда в ресторане. Я погорячился.

— Ладно, я не обиделась, — лицо Лизоньки залилось краской.

— Тогда как только у тебя возникнет проблема — ты звонишь в первую очередь мне, — договорились?

— Договорились, — ответила девушка.

Марк вышел из кафе в очень хорошем настроении. Он прошел два квартала и свернул за угол. Там в машине его ждала Василиса:

— Поехали, — сказал Марк и они тронулись с места.

— Ну как успехи? — спросила Василиса.

— Она согласилась на мой план. Когда она родит я оформлю бумаги так, что ребенок родился мертвым, ей скажу что отдал его в приют, а на самом деле…

— А на самом деле, — закончила Василиса, — мы оставим этого ребенка себе, — она усмехнулась, — кто бы мог подумать что эта дурочка так легко купится на такую несложную подставу.

Марк расплылся в улыбке:

— Но тебе стоит оценить ораторские способности своего любимого мужа. Ведь я так легко ее расколол!

— Да я и не отрицаю. У меня гениальный муж! От твоего плана я в восторге, — сказала Василиса.

Вернувшись домой Василиса пошла в спальню, а Марк решил принять душ. Пока он стоял по тонкимим струями воды перед ним стояло улыбающееся лицо Лизоньки. Черт возьми, а девчонка и правда очень красивая. По крайней мере может выглядеть милой, красивой и беззащитной, когда захочет разумеется. А сегодня она определенно хотела так выглядеть! Марк отвлекся на кафель в ванной. Он был нежно розовым с красными прожилками. Вдруг он увидел как через прожилки стала проступать красная жидкость. Она потекла по кафелю в ванну. Кафель продолжал сочиться кровью все сильнее и сильнее пока не слился в единый поток. В следующий момент он исчез и в ванной не было следов крови…

Василиса выглянула в зал, убедилась, что Марк в душе, взяла телефонную трубку и набрала номер Кудрявцевых:

— Алло, Аврора?

— Да, — раздалось на другом конце провода.

— Это Василиса. Мой муж встречался с вашей потаскушкой.

— И как успехи? Она клюнула? — в голосе Авроры чувствовалась нескрываемая надежда.

— Да.

— И ты… Позволишь мне модифицировать его план. Совсем чуть–чуть, — спросила Кудрявцева неуверенно.

— Как договаривались. Все делаем вместе. Мужиков посвящать в дело не нужно — они все только испортят.

— Это верно, — отозвалась Аврора, — у меня есть два медицинских халата…

Спустя некоторое время в квартире Марка раздался телефонный звонок. Марк снял трубку:

— Алло.

— Марк, это Лизонька. Мне кажется… мне кажется я рожаю.

— Вызывай такси — я буду у тебя через десять минут.

Марк обулся и накинул пальто. Выбежал из подъезда, пересек двор и побежал через дорогу к дому Лизы. Василиса выглянула в окно, достала из сумочки мобильник и набрала номер:

— Алло. Слушай внимательно, — сказала она холодно, — мой побежал к этой. Похоже рожает. Подбери меня у метро.

И выключила связь. Василиса вышла из подъезда и пошла к остановке трамвая.

Марк позвонил в квартиру Лизы, она открыла. Вид ее был перепуганным, заметно что она страшно нервничала перед родами:

— Ты вызвала такси? — спросил ее Марк.

— Да, будут через минуту, — через боль сказала Лиза, — господи как больно, я не думала что это так больно!

— Не думала она! Теперь будешь знать, — недовольно сказал Марк, — ты вещи собрала?

— Да. Вон они, — она показала на небольшую спортивную сумку.

— Переоделась?

— Так и поеду.

Марк оглядел ее с ног до головы. В принципе приемлемо. До больницы в таком виде доедет.

— Сойдет, — сказал он.

Телефон зазвонил, Лизонька взяла трубку.

— Да? Выхожу.

— Бегом, — сказал Марк и выскочил на площадку вызывать лифт, перекинув на плечо спортивную сумку. Через 10 минут такси уже мчало их к больнице в Михайловское. Боли немного отпустили Лизоньку и она задремала на плече у Марка. Он снова подумал, что это существо, по сути, не очень то и опасное, а во многом даже и безобидное. Жертва обстоятельств. Наверное стоит заняться ее судьбой. В хорошем смысле этого слова. Найти ей неплохую партию. Стать для Лизоньки чем–то вроде старшего брата, которого у нее никогда не было. Вот — точно. Он поможет ей в этой жизни, чтобы она больше никогда не оказалась в ситуации, подобной этой. Он будет чутко направлять ее и не допустит чтобы она снова оступилась. Ведь девочка находится почти на краю пропасти — и он спасет ее от падения. Марка обуревали правильные мысли и чувства…

В этот момент они подъехали к клинике. В приемном покое их уже ждала тележка из родильного отделения. Марк поздоровался со знакомой акушеркой, сунул ей сто долларов и они уложили Лизоньку на каталку и поехали по больнице. Все это время Марк шел рядом и держал Лизоньку за руку. Он не замечал что медсестра в марлевой повязке смотрела на него как–то странно. Слишком странное было любопытство у этих глаз, но в тот момент ему было не до глаз какой–то мумии в белом. Лиза смотрела на него и говорила:

— Не бросай меня, мне страшно.

— Ничего не бойся, все будет хорошо!

— Ты обещаешь? — глаза ее наполнились слезами.

— Обещаю, — ответил Марк.

Медсестра посмотрела на него совсем страшным взглядом, но он и этого не заметил. Вскоре они подъехали к процедурной.

— Дальше нельзя, — сказала Марку акушерка и они скрылись за двойными дверями. Марк сел в кресло и стал ждать.

Тем временем в процедурной приготовили все для родов. Боль Лизы усилялась и она начала кричать. Через некоторое время ребенок пошел. Когда медсестра взяла на руки ребенка — а это был мальчик — ее взгляд наполнился каким–то очень странным чувством.

… Мальчик! Я всегда мечтала именно о мальчике! Я ведь даже имя ему уже выбрала! Но мне очень не повезло с обстоятельствами! А теперь у меня есть мальчик! Сын! Первенец!!!

Лиза же разродившись отключилась. Ей сразу же поставили капельницу и никто не заметил, как медсестра со странным взглядом достала из кармана ампулу и разбила ее — подменив ее на ампулу анальгетика. Очень скоро странный заменитель анальгетика из кармана странной медсестры был введен Лизе, а сама пациентка переведена в палату.

Марк сидел у ее постели и держал за руку. Лиза пришла в себя:

— Уже все? — спросила она слабым голосом.

— Да, — я уже все оформил, — ответил ей Марк.

— И уже не вернуть назад?

— Нет, — сказал Марк.

— Жалко, а я тут подумала… что это такое… Все плывет и дышать тяжело…

— Лиза, — повысил голос Марк.

— Мне кажется лихо, — слабеющим взглядом сказала Лизонька.

— Что с тобой…

— Не знаю… Все расплывается… Ты расплыва…

Ее взгляд остановился. Рот остался приоткрытым.

— Сестра! — Марк выскочил в коридор и позвал на помощь. Прибежавший на зов Марка врач констатировал, что Лизонька умерла от остановки сердца.

Марк вернулся домой в совершенно раздавленном состоянии. В гостиной Василиса баюкала маленького мальчика:

— Смотри–ка Ванечка, кто у нас пришел, — Василиса игриво посмотрела на мужа, — у нас папа пришел. Он у нас очень умный. И ты будешь умным. Весь в папочку…

Марк прошел через комнату.

— Что с тобой, — посмотрела на него Василиса, — на тебе лица нет.

— Лизонька умерла после родов, — бросил он, — я устал — пойду прилягу.

— Хорошо… А папочка устал, — продолжила баюкать ребенка она, — а папа приляжет отдохнуть. А мы хотим спать? Нет? Наверное мы есть хотим…

Марк вошел в спальню и упал на кровать. В его глазах все еще стояла Лиза в палате. Ее застывший взгляд и приоткрытый рот. И ее слезы, которыми она заливалась, когда ее везли на роды… Этот призрак преследовал его. Марк обвинял себя в ее смерти и никак не мог успокоиться…

Андрей сидел дома и работал за компьютером над планировками многоэтажной жилой секции, которые следовало сдать в короткий срок, поскольку новое место работы требовало оперативности и быстрой реакции. От этого занятия его отвлек телефонный звонок. Андрей взял трубку:

— Я слушаю.

— Это Григорий, — сказала трубка, — нужно встретиться.

— Буду через 40 минут на старом месте, — ответил Андрей и положил трубку. Он быстро собрался и спустился в метро. В пути он размышлял над тем что еще раскопал Бантиков и не вышел ли он за пределы того, которые ему сам Андрей позволил, ведь тогда может произойти непоправимое. Но об этом он подумает тогда, когда это самое непоправимое непосредственно произойдет. Это единственный приемлемый в данном случае выход — решать проблемы по мере их поступления. Размышляя таким образом он подъехал к кафе, где его уже ждал Бантиков. Он нервно помешивал в чашечке кофе. Андрей сел за столик:

— Итак, я вас внимательно слушаю.

— А тут и рассказывать нечего, — сказал Григорий и бросил на стол папку. Андрей открыл ее и увидел бумаги — среди которых были ведомости из архива — и довольно много важных бумаг, которые могли открыть суть произошедшего с башней — но все они были изъяты из архива. Причем изъяты больше года назад, покойным Феликсом, — что вы об этом думаете? — спросил Бантиков.

Что кое–кто очень легко покупается на чужие подставы, — подумал про себя Андрей и улыбнулся Григорию.

10. СТЕКЛО

Андрей смотрел на Григория в упор и молчал.

— Почему вы не отвечаете на мой вопрос, — повторил Бантиков, — что вы можете сказать об этом?

— А что тут теперь говорить? — ответил Андрей, — все и так понятно. Документы, которые вы привезли из Смоленска, и бумаги взятые в архиве вполне очевидно указывают на виновника случившейся катастрофы. Вопрос в другом — что теперь делать?

— Общественность хочет знать правду, — сказал Григорий, — и это ее право, — Григорий закашлялся.

— Гриппуете? — осведомился Андрей.

— Да нет, боюсь что ангина начинается, — отмахнулся собеседник, — просквозило в экспрессе.

— А–а–а, — протянул Андрей, — берегите горло. Оно вам понадобится.

— Постараюсь. Я поеду писать отчет о проделанной работе, попрошу вас сделать то же самое. Встретимся вечером.

— Снова здесь?

— Нет, — отрезал Григорий, — давайте в прокуратуре, на Площади Гагарина. Я закажу вам пропуск. Подъезжайте к пяти часам вечера.

Андрей вернулся домой, включил компьютер и уставился в монитор. Теперь ему нужно было свести все сведения которые он подсунул Бантикову, не ляпнуть лишнего, распечатать, подписать и отвезти в прокуратуру. И тогда дело будет закрыто. Скорее всего придется появиться на пресс–конференции, но это его особо не пугало — ему не привыкать к встречам с журналистами, — особенно после крушения, когда первое время вся пресса делала из Андрея чуть ли не антигероя. Потом уже, когда он взялся за расследование мнение поменялось и его имя оказалось рядом с фамилиями спасателя Бантикова. Текст отчета получался на удивление легко и Андрей не заметил, как закончил его. Перечитав его несколько раз он снова удостоверился, что не написал ничего лишнего. После двух проверок он распечатал и подписал семистраничный документ, после чего приколол к нему некоторые документы, которые можно было предать огласке и довольный содеянным уселся на велотренажер. Он снова вспомнил Марка и ту сцену которую он застал, когда последний раз приходил к нему.

Держись, дружище, — думал он, — даст бог, когда буря уляжется мы выведем тебя из этого клинча и все будет как прежде. Найдешь себе новую Василису, нарожаешь с ней детей, вернешься в департамент. Жизнь успеет наладиться и мы забудем эту историю как страшный сон…

Незаметно подкрался вечер и пришло время ехать в прокуратуру. За 45 минут Андрей доехал до Площади Гагарина и без пяти пять вечера уже был на крыльце городской прокуратуры — высокого ультрасовременного здания, построенного по проекту одного европейского архитектора. Андрей очень любил это здание, так как этот дом ругали все подряд за то что он уродовал облик одной из центральных площадей города. Он подошел к вахте и сказал:

— К Бантикову на пять часов, он обещал заказать пропуск.

— А Бантикова нет в здании, — ответил милиционер, дежуривший у входа.

— Как?

— Его увезли на скорой, у него случилась остановка дыхания.

— Что? — Андрей ужаснулся, — в какой он больнице?

— В Центральной, у Университета культуры, — ответил милиционер.

Андрей выбежал из прокуратуры и помчался к остановке маршруток — на метро до университетского городка добираться в это время слишком долго. На бегу он задел какую–то бабку:

— Бегают тут! — разворчалась старуха.

— Извините! — крикнул ей Андрей и рванул дальше, а старуха еще минут десять стояла и возмущалась о неуважении к пенсионерам. Увидев что ее никто не слушает, она развернулась и пошла своей дорогой.

Андрей успел вовремя — через минуту «Газель» уже мчалась на юго–запад — в сторону Центральной больницы. Осведомившись в приемном покое о состоянии Григория Бантикова, Андрей побежал наверх. Через 10 минут он уже был в палате. Григорий был в сознании:

— Я принес свой отчет, — сказал Андрей, — как вы?

— Нормально, — ответил Бантиков, хотя по его виду было видно, что все очень плохо.

— Вы успели подписать свой отчет?

— Да. Давайте сюда ваш, я подпишу его…

Григорий взял отчет Андрея, пролистал его и поставил свою подпись:

— А теперь идите в приемный покой и найдите там Виктора Петрова, это мой ассистент. Он уже созвал пресс–конференцию. Вы выступите вместо меня, — он зашелся в приступе кашля.

— Но…Я…

— Вы справитесь, — боролся с кашлем Бантиков, — я уверен, вы справитесь.

Андрей вышел из палаты и прошел по коридору. К нему подошел высокий стройный блондин в форме:

— Вы, Андрей?

— Да, — ответил архитектор, — я так понимаю — вы — Виктор.

— Совершенно верно, — улыбнулся блондин и пожал Андрею руку, — через сорок минут в конференц–зале, в старом корпусе больницы.

— Вы созвали пресс–конференцию в больничном зале?

— Не было достаточно времени подготовиться, — ответил Андрею Виктор.

— Понятно, я пойду тогда в кафе, соберусь с мыслями…

— Хорошо.

Виктор проводил Андрея взглядом и подумал — как же ему тяжело в такой ситуации, ведь он потерял всех в этом крушении. Вдобавок его первоначально обвинили в катастрофе, как потом оказалось, несправедливо. Он глубоко несчастный человек…

Света пришла этим вечером составить компанию дяде Стасику. Влюбленные ощущали себя на седьмом небе от счастья и ловили невероятный кайф от того, что судьба предоставила им возможность любить друг друга, не взирая на разницу в возрасте и прочие придуманные ханжами предрассудки.

Они сидели на диване и пили ликер из тонких фужеров. В работающем телевизоре замелькали кадры городских новостей. Света с интересом отвлеклась от дяди Стасика и оба услышали следующее:

— Сегодня в центральной городской больнице была созвана пресс–конференция по итогам расследования причин крушения здания департамента градостроительства, произошедшего 25 декабря прошлого года.

— Что? — удивилась Света, — они все расследовали так быстро?

Дядя Стасик впился глазами в экран — его ничего не волновало больше.

На экране появился Андрей. За кадром продолжал вещать комментатор:

— На первом этапе общественность и средства массовой информации обвинили в крушении архитектора здания Андрея Ковалева и инженера проекта, ныне покойного Леонида Лыча. Однако вскоре выяснилось, что крушение произошло совсем по другой причине.

Включился звук в конференц зале. Ее начал Виктор:

— Добрый вечер, мы собрались здесь для оглашения результатов расследования крушения, которое поразило нас своими масштабами и человеческими потерями. Сегодня мы узнаем правду о случившемся. Я передаю слово Андрею Ковалеву, архитектору.

Кадр зафиксировал Андрея. Выражение его лица было спокойным.

— В первую очередь, я хочу сказать, что вместо меня должен был выступить человек, с которым мы бок о бок провели это расследование, но он не смог прийти сюда по состоянию здоровья. Я говорю о Григории Бантикове, брате покойного спасателя Ивана Бантикова. Мне очень тяжело будет рассказать вам правду о случившемся, тем более, что первое время, в этом преступлении обвинили меня. Сейчас я точно могу воссоздать картину произошедшего. Как мы все знаем, департамент был построен в болотистой местности, однако экспертиза показала, что объемы воды не препятствуют установке свай в этом месте. Как выяснилось, это было не так. К сожалению, руководитель гидрологической службы департамента Феликс Лопатин, проигнорировал тот факт, что, согласно разведке недр, объемы воды превышали допустимые в 10 раз. Была сооружена насосная станция, которая откачивала воду из под здания. Однако зимой, в целях экономии электроэнергии нагрузка была снижена. Расчет делался на то, что из–за морозов вода будет поступать в фундамент в меньших объемах. Это был просчет. Ночью 25 декабря, как вы помните, установилась неестественная для наших климатических условий температура воздуха. Подмороженная на зиму плита воды начала таять, насосная станция не справилась с нагрузкой, так как 75 % ее ресурсов были перекрыты. Вода прорвалась в подвальные помещения, выбила часть опорных конструкций. В следующий момент насосная станция отключилась и вода начала поступать в подвал с большей силой. После этого начались волнения поверхности, были пробиты канализационные тоннели, вода пошла под здание. Сваи пошли вниз и здание рухнуло…

Андрей замолчал.

— Я вынужден сказать, что единственным виновником крушения здания был старший гидролог департамента, Феликс Лопатин, погибший в автокатастрофе. К сожалению, это была преступная халатность. Если у вас есть вопросы я могу на них ответить.

— Скажите пожалуйста, — раздался голос из зала, — а с чем связан выброс странного вещества, который повлек такое количество человеческих жертв?

— Вещество содержалось в конструкциях здания. Вынужден признать, что нам не удалось выяснить где именно добывался песок, который был использован при строительстве здания. Большая часть бумаг была похищена Лопатиным из архива и они не подлежат восстановлению. Сейчас можно сказать что в песке содержалась урановая пыль. Уран очень быстрого периода полного распада. Потому зону выброса открыли очень быстро — через месяц на месте крушения ни осталось ни одной частицы вещества…

Телевизор погас:

— Дядя Стасик! — возмутилась Света, — зачем?

— Не хочу больше ничего слышать! Этот Лопатин даже после смерти смог сломать жизнь моей девочки!

— Что? Как это?

— Очень просто! Лопатин ухлестывал за Василисой! Он хотел отбить ее у Марка. Да и самого Марка он изводил до сумасшествия. От такого начальника можно легко свихнуться!

— Господи, так что же это получается? — испугалась Света.

— Он ушел в могилу, но унес ее с собой, причем очень необычным образом. В жизни не поверю что это была халатность. Никогда в жизни не поверю в эту сказку! Да сам Ковалев не верит в это — по лицу видно! — возмущался дядя Стасик, — Света, прости меня, но… мне нужно побыть одному.

— Как скажешь, — не скрывала своего разочарования Света, — может мне лучше остаться?

— Нет, — отрезал дядя Стасик, — я сейчас чересчур взвинчен.

Света отправилась в прихожую, оделась и посмотрела на себя в зеркало. Ну и пусть — в конце концов, сегодня не конец света. Отошел от гибели племянницы, значит и от этого легко отойдет!

— Я сама захлопну дверь, — махнула на прощание Света, — Я люблю тебя.

Дядя Стасик остался в комнате. Он пил ликер и смотрел в одну точку.

Мы снова возвращаемся в квартиру Марка. Там собрались на праздничной вечеринке Аврора и Василиса. Обе не могли нарадоваться на малыша Ванечку — так он был прекрасен. Дети всегда радуют родителей — особенно когда это долгожданный ребенок. Материнство поглотило Василису и увлекло как какой–нибудь хороший роман. Она с завидным удовольствием вставала покормить ребенка ночью, качала его, бегала по магазинам, скупала всевозможные пеленочки, бутылочки — одних только сосок пустышек в доме у нее насчитывалось десятка три. А приходившие в гости друзья приносили еще и еще. Казалось концу этим пустышкам не будет — какие только государства не были представлены в этой коллекции сосок. К гордости Василисы Ванечка предпочитал те пустышки которые купила его дорогая мамочка.

В этот момент ребенок уснул. Василиса уложила его в роскошную кроватку, поцеловала и вернулась к Авроре:

— Материнство тебя изменило, — сказала Кудрявцева, — ты преобразилась до неузнаваемости! У меня такое ощущение что у тебя крылья выросли!

— И правда, — довольно отреагировала Василиса, — я за эти три недели как будто переродилась. Я обожаю моего ребенка, как будто сама его родила.

— Не вспоминай.

— На самом деле меня успокаивает то, что у меня есть ребенок, — сказала Василиса, — а вспоминать то как Марк держал за руку эту гадину и успокаивал ее… Мне легче думать что он просто хороший актер.

— Он сильно изменился за это время. Стал замкнут, резковат, — произнесла Аврора пригубив вино, — вроде курить бросил…

— Да, мы бросили курить, чтобы Ванечке было лучше. Никакого табачного дыма в квартире, — властно выдала Василиса, — и никаких отрицательных эмоций. Последняя отрицательная эмоция со мной была в больнице, когда я вогнала этой дуре в вену наш маленький секрет.

— У меня родился тост, — вдруг оживилась Аврора, — выпьем за проблему, которая нас больше никогда не побеспокоит!

— Салют! — ответила Василиса, — и я ничуть не сожалею что убила эту дрянь…

Они чокнулись.

Обрывок последней фразы слышал вернувшийся Марк. Он застыл в прихожей и поначалу пытался переварить услышанное. Как такое возможно? Его Василиса? Она убила Лизу? Нет, может он ошибся, ему послышалось… Ему вспомнился разговор, который произошел с ним буквально двадцать минут назад.

У подъезда он столкнулся с Анастасией, которая сидела на скамейке и молилась. Поначалу он хотел пройти мимо, но потом, сам для себя неожиданно сказал:

— Настя, тебе людей не надоело своей верой пугать? Ты же в старуху на глазах превращаешься.

Анастасия не отреагировала.

— И Павлу ты в таком виде совершенно не нужна…

Он провоцировал ее так еще минут пять пока она не удержалась и вскочила со скамьи, засыпав Марка упреками. Но все, в итоге, свелось к совершенно неожиданному исходу. Настю пробило на сантименты и она зарыдала. Марк ей только сказал в напутствие:

— Посмотри что с тобой сделала твоя религия — выбери — семья или братья по вере.

После этих слов он скрылся в подъезде…

Теперь он снова перестроил себя и преднамеренно грохнул ботинком.

— О, кажется муж пришел, — сказала Василиса радостно и пошла в прихожую, — Привет! Где тебя носило?

— Держи, — подал жене Марк сумку с фруктами, — мой вклад в ваш скромный стол. Да вот, всяких религиозных дев наставлял на путь истинный!

— Ты видел Настю? — спросила подошедшая Аврора.

— Да, видел. Она у подъезда молилась. Сказал ей пару ласковых — она сначала про веру бред несла, а потом ее как будто прорвало. Вот. В общем может сегодня у Павла будет первая брачная ночь.

— Слушай, — кокетливо сказала Аврора, — где ты был раньше? Тебе надо открывать на дому психологическую помощь!!!

— Скажешь тоже, — возмутился Марк, — как поживает наш наследник?

— Наследник нажрался и спит довольный, — ответила Василиса.

— Смотри не переусердствуй! — сказал Марк, — что пьем?

— Ну мы пьем полусладкое вино, — сказала Аврора, — но тебе лично я принесла «Вана Таллинн».

— Где ты его откопала? — удивился Марк.

— Подруга из Эстонии привезла, так что у тебя будет сегодня праздник гурмана.

Вскоре трое уже сидели за столом и вели дружескую беседу. Марк успел позабыть случайный обрывок фразы Василисы, который так больно его ранил. Его душевную рану явно залечил эстонский ликер.

— Вот я думаю, — сказала Аврора, — мне тоже надо забеременеть! Просто экстренно. А то гляди, Кудрявцев найдет себе еще одну Лизоньку! Он у меня такой тип!

— А разве у него было что то с ней? — осведомилась Василиса.

— Он утверждает что нет, и я склонна верить ему, — сказала Аврора.

Раздался звонок в дверь.

— А это кто? — удивилась Василиса и посмотрела на Аврору, — ты же сказала что Леша только к семи подъедет!

— Сейчас узнаем, — загадочно сказал Марк и пошел открывать.

— Ага, — сказала Аврора, — это Павел пришел морду тебе бить, за то что его женушке мозги прочистил.

Но это оказалась Виола. Она быстро повесила плащ, разулась и прошла в комнату:

— Привет! — сказала она всем, — я только что из прокуратуры.

— Ты очень странно весела, — сказала Василиса, — это не к добру.

— Дык, к такой ситуации лучше с иронией относиться — я Андрея послала к черту.

— В который раз! — с сомнением сказала Аврора.

— В тринадцатый, — ответила Виола, присев на кушетку, — но на сей раз точно навсегда. Василиса, налей мне вина.

— А тебя ликер не устроит? — осведомился Марк.

— Твое эстонское зверство, дико сладкое при этом, пей сам, — сказала Виола, — я лучше вина.

Василиса налила вина Виоле.

— Ну так что же такое произошло на сей раз в вашем непрочном союзе? — спросила, сгорая от любопытства Аврора, — и почему на сей раз так категорично то, мол, навсегда.

— Все очень просто, — ответила Виола, оглядев коллег, — Андрей виноват в крушении здания департамента, а я не могу спать с человеком, на совести которого столько смертей.

Повисла пауза. Все определенно были шокированы сказанным Виолой.

Андрей шел по больничному коридору в сторону отделения, где лежал Бантиков. Его нагнал Виктор:

— Телевизионщики просят интервью.

— Позже, — ответил Андрей, — я хочу увидеть Григория и сказать что я все сделал так как он хотел.

— Тоже дело, но телевизионщики настаивают, — не унимался Виктор.

— Позже, Вить, позже!

— Хорошо, хорошо, — устранился он.

Андрей вошел в холл отделения и подошел к стойке:

— Я могу пройти к Григорию Бантикову, — спросил он у медсестры.

— К сожалению, нет, — ответила медсестра.

К стойке подошла симпатичная девушка, она стояла за Андреем и ей тоже нужно было что–то спросить. Вид ее был усталый. Архитектор бросил на нее взгляд и спросил:

— А почему не могу?

— Понимаете, Григорий Бантиков десять минут назад скончался, — неловко пожала плечами медсестра, — мне очень жаль.

— О… боже…

Андрей отошел от стойки. Господи — и он тоже ушел. Что же это такое — почему все так быстро уходят от этой проклятой заразы… Завтра же надо навестить Марка, подумал Андрей и пошел к выходу.

Симпатичная девушка, кстати это была Вика, посмотрела на медсестру и спросила:

— Это друг того следователя, который умер?

— Да. Кажется это Ковалев, архитектор той башни. Он вместе с покойным расследовал причину крушения.

— Понятно, — ответила Вика и пошла назад — в палату к сыну. Там ее ждал сюрприз. Денис пришел в себя. Взгляд его был бодрый и довольный. Вика была счастлива, что небеса сжалились к ее горю. Но в следующий момент вся радость была испорчена появлением свекрови и мужа:

— О! — раздался голос Елизаветы, — наш главный больной пришел в себя! Теперь мама сможет вернуться на работу!

Вика обомлела от наглости свекрови, но тут все испортил Денис:

— Мам, и правда, чего ты со мной как с лялечкой маленькой сидишь, сходи в школу, хоть от больницы отдохнешь, развеешься! А со мной папа посидит.

— И бабушка! — гордо завершил семейный совет Александр.

— Ну… у бабушки тоже дел выше крыши, хотя мысль здравая, — улыбнулась Елизавета.

Препирательство было окончательно сломлено и решили, что завтра Вика пойдет на работу.

Ночью Вике приснился кошмар: она шла по ночному городу по Смоленскому шоссе. Вокруг не было ни души. В стороне от нее она видела крушение башни департамента и то как поднялось пылевое облако, а от грохота стояло эхо и был слышен гул, и он не прекращался. Иллюминация над шоссе моргала — она то включалась, то выключалась погружая всю округу в темноту. Ноги плохо слушались Вику — ей подсознательно хотелось бежать. Вдруг она увидела того архитектора, с которым столкнулась в приемном покое. Он сказал ей голосом Изольды:

— Очень скоро твоя жизнь изменится, но это будет напоминать сделку с Сатаной, — внезапно его взгляд стал очень страшным, а сам он оскалился и громко расхохотался, так что эхо заглушало гул от рухнувшей башни. Глаза архитектора налились кровью и он зарычал, — и ты сама не будешь знать этого милочка, это будет для тебя как смерть заживо!!!

Архитектор растворился, осталось только эхо от хохота. В следующий момент Вика увидела мост через железную дорогу — по нему шли Елизавета, Александр и Денис. Денис посмотрел на нее и сказал:

— Я больше не могу, мама…

Свекровь и муж схватили его и бросили с моста под проезжавшую электричку. Вика громко закричала и бросилась к мосту. Последнее что она видела это то как Елизавета и Александр, взявшись за руки прыгнули под следующий поезд. Вика бежала по шоссе и ноги по прежнему плохо ее слушались, будто они были ватные. Добежав до рельсов она увидела останки своей семьи, выбежав на середину пути она увидела поезд. Он шел ей навстречу, и в тот момент когда он должен был раздавить ее — исчез, а Вика оказалась на кладбище. Она стояла на плите. Вика посмотрела под ноги и увидела что надгробной плите высечено ее имя. В этот момент она проснулась. За окном стояла темнота. Вика повернулась на другой бок и постаралась снова уснуть, но подступивший к ней кошмар не хотел отпускать ее и стал более масштабным. Она снова видела себя в другом облике, другом городе,… Но это была она…

…Снег. Первое что увидела Вика — был снег. Он был белый–белый. Как на картинках. Дорогие зимние сапоги взрывали рыхлый снег и он разлетался в разные стороны, прилипая к различным частям тротуара, который уже давно слился с проезжей частью и превратился в одно общее жидкостно–снежное месиво. А они бежали и продолжали разбрасывать снег в разные стороны. Это было не то ликование обувных мастеров над непогодой, не то странное поражение стихии над стройными дамскими ножками. Естественно ножки были запихнуты в те самые сапожки, а к ножкам прирастало не менее стройное тело студентки Жени, которая опаздывала на троллейбус и потому неслась со скоростью гепарда к остановке, от которой уже собирался отходить троллейбус. Но в самый долгожданный момент, когда до задней двери транспортного средства оставалось каких–то шагов пять двери безжалостно захлопнулись. Троллейбус отъехал. Вика чертыхнулась, собралась было затормозить — это оказалось делом нелегким. Она пронеслась еще метра два, а потом споткнулась о бордюр и совершила немыслимое сальто на глазах у восхищенных пассажиров, таких же неудачников как она сама.

Вика больно ударилась копчиком. Ее приземление вызвало мощный взрыв снега. Когда она упала, то поняла, что снег проник везде — от сумочки и карманов дорогой дубленки, до, естественно, по закону подлости — шиворота. Она поднялась и, провожаемая взглядами проследовала под навес остановки. Там она встряхнулась.

— Вы хорошо рухнули, — раздался из глубины павильона скрипучий старческий голос, — где вы учились так изящно падать?

— А вам не все ли равно, — огрызнулась Вика, это была вполне логичная реакция. Задним зрением она попыталась изучить ТОГО кто завел с ней беседу, но в прозрачном павильоне, именно в том углу было темно и силуэт говорившего еле угадывался. Она видела только перчатки. Дорогие перчатки. И сигарету. Тоже из недешевых.

— Хотите сигарету? — спросил мужчина.

— Нет, спасибо. Достаточно того, что я доставила вам удовольствие своим шедевральным падением, — ответила Вика в надежде, что на этом разговор закончится.

— О каком падении вы говорите, — спросил мужчина, — я не мог видеть как вы падали.

Тут Вика обратила внимание, что стенка павильона, которая вроде бы была прозрачной — она была, а точнее стала непрозрачной. Такое случается с оргстеклом и оно заплывает, становится цвета сгущенного молока.

— Но ведь вы только что сказали, что я хорошо…

— Хорошо что, — проскрипел мужчина.

— Хорошо рухнула, — процитировала Вика, совершенно не понимая того, что именно происходит.

— Я только предложил вам сигарету, — спокойно процедил мужчина.

Жене стало интересно, что какой–то неизвестный тип просто играет с ней. Что ж, мы принимаем игру.

— Давайте свою сигарету! — решилась Вика.

Тут она увидела как в полумраке оскалились в улыбке белые зубы — теперь она видела силуэт и улыбку. Пауза тянулась секунд десять.

— Какую сигарету? — спросил мужчина, — я не курю.

— Вот идиот, — подумала про себя Вика и увидела подъезжающий троллейбус. Стоп! Она снова видела через прозрачное стекло павильона. Девушка не обернулась в сторону странного мужчины и побежала к подъезжающему троллейбусу…

…Вика открыла дверь и вошла в прихожую. Быстро сняла сапоги и забралась в домашние тапочки. Открыла дверь в комнату. Подошла к окну и распахнула шторы. Потом развернулась и включила свет. Выключатель не сработал. Вика снова щелкнула два раза — безрезультатно. Тихонько прошла в коридор и выглянула в глазок. Света не было и в подъезде — все счетчики встали. Вика вернулась к окну и посмотрела на улицу — освещения не было и там — не горели уличные фонари. Не было машин. Город был мертв.

Вика отвернулась и посмотрела снова — ей показалось что все это галлюцинация. Однако все оказалось сложнее — стекло перестало быть прозрачным, оно приняло мягкий коричневый оттенок и рисунок, подобный рисунку агата медленно сворачивался по центру.

— Что это такое? — удивилась про себя Вика.

Моргнула люстра. Дом задрожал. Люстра моргнула еще раз. Рисунок на стекле продолжал сворачиваться к центру и тут оно лопнуло и тысяча осколков впились в ее лицо. Она видела как ее глаза вытекают. Как лицо превращается в кровавый гуляш. Прекрасный дубовый паркет вмиг оказывается заляпанным кровью. Тюль тоже в крови. Люстра снова моргнула и качнулась. Вика упала на пол и отключилась…

В окно под порывом ветра стукнулась голая ветка рябины с остатками листвы. От удара распахнулась форточка. Зазвонил будильник. 7 утра. Вика протянула руку к будильнику и стала шарить по стулу — зря — будильник стоял на стеллаже. Из–под одеяла высунулась сонная голова, с не наведенным макияжем. Вика вскочила к зеркалу. С ее лицом было все в порядке. Она не помнила как она добралась до кровати и как она переоделась в ночную рубашку, но на ее лице не осталось следов вчерашнего взрыва стекла. Вика подошла к окну — никаких следов экстремальных снежных заносов. Обычное осеннее утро. Вот странности то — подумала Вика и пошла приводить себя в норму…

…Потом был монотонный путь на работу. Но по законам сна Вика ехала вместо метро на троллейбусе. Она висела на поручне и старалась не заснуть, как могла. Тут она услышала разговор — беседовали странная женщина — очень толстая и неповоротливая, с ребенком на руках, и старушка:

— Вы бы видели, как эта бедненькая девочка рухнула через этот бордюр, — я сотни раз ругалась, чтобы там сделали пандус, а они говорят для пандуса нужно обоснование. Вот сломала бы эта девочка шею себе вчера. Ведь при таком снеге бордюра не видно.

— Вот, блин, — подумала Вика, — надо подальше от этой бабули пройти, а то сейчас пандус попросит поставить.

Она прошла в начало салона и протиснулась к передней двери. Тут она заметила, что боковое стекло троллейбуса непрозрачно, а на переднем сидении сидит мужчина, держит в перчатке сигарету. Его лица она не видела. В этот момент она выскочила из троллейбуса в открывшуюся дверь. Странный транспорт уехал, а Вика стала ждать следующий. Вскоре подошел новый троллейбус. Вика с надеждой, что в нем не едет ни один свидетель ее вчерашнего падения…

На работе ее ожидало открытие.

— От вчерашнего снега я чуть с ума не сошла, — рухнула на остановке, копчик отбила.

— Какого снега, — изумилась Бэлла.

— Как это какого снега? Вчера же был сумасшедший снегопад.

— Кто–то вчера перепил, и, кажется, это была ты, — заявила Марфа Игнатьевна.

От такого Вика чуть не села. Но отвечать не решилась.

Вечером выпал снег. Но на этот раз она не опоздала на троллейбус и не рухнула на остановке. В троллейбусе, Вика как обычно отметилась перед кондуктором своим проездным и прошла вперед по салону. И тут ей снова в слух врезался разговор двух старушек:

— Она падала красиво, но я подумала, что если она свернет шею, то на этом месте сделают съезд или пандус. Знаешь, так падать надо уметь! Как она падала…

Вика открыла дверь и оказалась в прихожей. Лампочка под потолком зажглась и качнулась — с нее соскочила нахальная муха. Толстая жирная муха. Она пролетела в комнату и скрылась где–то там… Сапоги, измазанные свежим снегом повисли на изогнутой батарее в ванной комнате, а сама Вика прошла в гостиную. Бросила сумку на письменный стол. И пошла к окну.

Когда до подоконника оставался ровно метр погас свет. Вика метнулась к окну — ее глазам предстала темная бездна. Все в точности как в прошлый раз. Та же темная неосвещенная улица, ни одной машины и безмолвные дома вокруг. Жуткое зрелище. Проверять освещенность подъезда Вика не рискнула, но развернулась лицом в комнату. Дом задрожал. Девушка обернулась назад и увидела, что стекло снова приобрело коричневый оттенок и оно скручивалось к центру. Раздался гром, за окном сверкнуло — но это было видно только по тому что за окном, за коричневыми разводами неожиданно появился и пропал свет от вспышки…Вика сместилась вглубь комнаты.

Комнату озарил свет качавшейся люстры. Она моргнула два раза. Дрожание дома и гром нарастал. В дверях раздался звук ключей. Кто–то открывал дверь своим ключом. Дверь, к которой не существовало второго ключа. Через время в проеме выхода из прихожей в комнату появился силуэт. Люстра моргнула. Вика не разглядела лица, закрытого шляпой, но увидела перчатки и сигарету. Те самые перчатки и сигарету. И эта самая улыбка засветилась в темноте, как будто зубы вошедшего были натерты фосфором. К Вике вернулся дар речи:

— Что вы здесь делаете?

В темноте стали различимы контуры глаз — они тоже светились. Лицо улыбалось доброжелательно, но от этой доброжелательности бросало в дрожь. Контур подскочил к Вике и схватил ее. Она закричала. Он держал ее голову под мышкой и носился по комнате с бешеной скоростью. Он кружил и кружил. Вика тряслась от страха и рыдала:

— Спасите! Помогите!

А Незнакомец молчал и на его лице выражение доброжелательности не изменялось.

Тут Вика ощутила, что ЕГО руки коснулись ее ляжки:

— Нет, только не это.

В темноте раздался треск рвущегося белья.

— Нет, помогите.

Все произошло моментально. Через мгновение пол был залит кровью. Все было кончено. Силуэт остановился у шкафа. Вика лежала на полу. Рисунок на стекле начал застывать и стекло взорвалось. Незнакомец схватил Вику и свернул ей шею. Хрустнул позвонок. Тело шлепнулось на кровать. И тут она увидела, что у него лицо Изольды Конисевич…

В окно под порывом ветра стукнулась голая ветка рябины с остатками листвы. От удара распахнулась форточка. Зазвонил будильник. 7 утра. Вика подскочила на кровати и посмотрела перед собой. Что за черт? Это повторяется? Опять осень и первый снег еще не выпал? Она посмотрела на календарь — она не ходит по кругу — сегодня 15 октября. А падала она 13‑го. Тут что–то не так… Но, черт побери, надо идти работать! Вика вскочила с постели и побежала приводить себя в норму.

Она вбежала в ванную комнату и встала напротив зеркала. Начала причесывать свои длинные русые волосы и тут. По телу пробежал холодок — ее шею пересекал страшный шрам. Рукой Вика начала ощупывать шею и позвоночник. У нее не было верхнего позвонка — он болтался чуть ниже.

Расческа упала с туалетного столика в раковину. Следующим ударом Вика разбила туалетный столик и зеркало. Осколки посыпались на пол. Некоторыми она умудрилась поранить ноги.

Окровавленная Вика вышла на улицу в ночной рубашке. А на улице никого не было. Стояла ночь. Нигде не горел свет — и Вика пошла наощупь в сторону троллейбусной остановки. Ударил гром. Уличное освещение моргнуло. Так она добралась до остановки. Здесь тоже никого не было — но отсюда был виден ее дом и ее окно. Она посмотрела в том направлении. Ударила молния и грянул гром. В окне своей квартиры она увидела…Себя! Вторая Вика смотрела в окно и в ее взгляде было видно что она озабочена. И тут сзади второй себя Вика увидела Незнакомца — очертания его улыбки и линии глаз смазанных фосфором. А потом и лицо Изольды, которое теперь перемигивалось с лицом Елизаветы.

— Нет, — закричала Вика.

Окно внезапно окрасилось в светло–коричневый цвет и скрутилось в рисунке. Со следующим ударом молнии и вспышкой огней уличного освещения Вика увидела, как стекло лопнуло и из окна вылетела Вторая Она. Тело летело вниз как в замедленной съемке. Но не долетев до земли испарилось. А окно ее квартиры при следующей вспышке фонарей было целым и нормальным. К остановке подъехал троллейбус. Двери открылись и Вика вошла вовнутрь. Троллейбус был пуст. Не было даже кондуктора.

Транспорт набрал скорость. Вика села. И тут она увидела, что стекла троллейбуса начинают закручиваться в светло–коричневом рисунке, а с потолка начали раскачиваться небольшие серые шторы. Скорость троллейбуса начала увеличиваться. Отъехала дверь кабины водителя и из нее вышел незнакомец. На лице была все та же фосфорная улыбка, но она уже не отличалась доброжелательностью. Он быстро подскочил к Вике и в этот момент она рассмотрела его лицо — на сей раз это не было лицом Изольды. Это нельзя было назвать лицом.

Глаз у Незнакомца не было. Вместо них вокруг фосфорной подводки болтались два огрызка мышц, с которых капала кровь. Из носа выпирали аденоиды — их явно не удалили в детском возрасте. Аденоиды шевелились подобно щупальцам. Присмотревшись, Вика поняла, что на концах щупалец есть маленькие глаза. Изо рта Незнакомца выскочил язык — тонкий и черный, с раздвоением на конце — как у змеи. Вика закричала, подпрыгнула со своего места и выпала в проход. Свет в троллейбусе моргнул. И тут — спасение — остановка. Вика в один прыжок выскочила. Двери закрылись — троллейбус уехал. Она очнулась в тени высоченной сосны. Сияло солнце и температура воздуха была явно не осенней. Вика поднялась на ноги. Это был настоящий сосновый лес. Вокруг все сверкало и сияло. Вика пошла вперед — навстречу солнцу. Она шла по лесной аллее пока не вышла к озеру. Она взглянула на свое отражение и увидела, что шрама нет, а она одета! И не в ночнушку. Ее раны на ногах не кровоточили. Это тоже не удивлять не могло. Итак, она в лесу, шрамов нет и ее шея в порядке. Вика разделась и спустилась в воду. Она поплыла от берега, медленно и плавно. Это доставляло ей удовольствие. Удовольствие придало ей сил и она переплыла большое озеро. Она вышла на берег и, к своему удивлению, нашла на его берегу свою одежду. Дальше она пошла по тропинке. Шла она около часа, пока не углубилась в чащу. Вскоре на тропинке она увидела круг, вычерченный мелом. Тропинка превратилась в асфальт, а она стояла на остановке с которой ушла два часа назад. Вика встала в круг.

Вика сидела в ночной рубашке на сидении троллейбуса с заплывшими стеклами. Из будки водителя Незнакомец не появился. Скорость троллейбуса продолжала увеличиваться. Вика слышала как визжат колеса. Она прошла по салону к кабине водителя. В ней никого не было. Свет моргнул. Вика увидела двух бабушек:

— Если бы она сломала шею, то можно было поставить пандус. Я так давно уговаривала этих из управы, чтобы они установили пандус.

Старухи исчезли.

Вика развернулась к кабине и дернула ручку. Раздался грохот — токоприемники сорвало с проводов. Колеса завизжали. Вика увидела, что перед носом у троллейбуса разлетелась в разные стороны ограда.

Транспорт выбил ограждение и воспарил над городом. Он летел долю секунды. Вика зажмурилась. Ее глаза выпали, а в носоглотке выросли аденоиды, которые сразу же заполонили нос и вылезли через ноздри. Но ими она могла видеть!

Троллейбус рухнул на асфальт и разлетелся…

Вика стояла на краю дороги и смотрела на небо. Шел снег. Первый снег и она радовалась ему. Она радовалась первому снегу. ОН спустился с небес чтобы благословить ее. И даже аденоиды в носу не мешали ей дышать…

— Говорила я управе, что когда–нибудь на этом бордюре кто–нибудь шею свернет, — возмущалась старушка, наблюдая за тем, как дворники расчищают место, где только что поскользнулась и разбилась насмерть, свернув себе шею молодая девушка.

Тучная женщина с ребенком на руках беседовала с милиционером:

— Она опаздывала на автобус, — говорила она, всхлипывая, — но опоздала, и вероятно, сбросить скорость решила, — сапоги то осенние. Ну вот у бордюра она забуксовала и рухнула…

Тут они оба повернулись к павильону цвет прозрачного стекла которого стал вдруг светло–коричневым и в нем начал скручиваться рисунок. Тучная женщина, старуха и милиционер застыли и смотрели как зачарованные на это зрелище. Рисунок скрутился и на нем стали проступать буквы.

— Вика, будь осторожна, — прочитала Тучная женщина.

Стекло взорвалось и рассыпалось на тысячи кусков…

Вика с криками проснулась.

Всю дорогу в метро она думала о том, что видела во сне, и эти странные картинки и символы никак не давали ей покоя. С одной стороны ей давно снились кошмары и похуже, но в этом сне явно было что–то не так. Надо найти этого архитектора, подумала Вика, — ведь он один в первом сне не имел ко мне никакого отношения по крайней мере до вчерашнего вечера, когда мы столкнулись в больнице. А еще поговорить с Бэллой и Марфой. Они были во втором сне и, в отличие от Изольды, я знаю что могу поделиться с ними этим. Если держать страхи в себе, то они будут расти и множиться с невероятной скоростью. Но почему я должна быть осторожной и кого мне сейчас опасаться в первую очередь?

С этими мыслями она прошла по школьному коридору и открыла дверь в свой класс, навстречу новой беде…

— О господи, — закричала Вика.

Прямо на полу перед входом в класс в луже крови лежало тело Изольды Конисевич. На лбу красовалось пулевое отверстие. В кабинете еще стоял запах пороха…

11. МЕЖДУ РЕАЛЬНОСТЬЮ И ВЫМЫСЛОМ

Первое время Вика пыталась перебрать все варианты возможного поведения. Она стояла и смотрела на тело Изольды и не могла поверить в то что это происходит наяву, и что сейчас она не проснется. Этот кошмар мог легко оказаться продолжением ее ночного кошмара во сне. Но, к сожалению, это был кошмар наяву.

Вика выбежала в коридор и закричала:

— Помогите! — это было первое что пришло в ее голову, после того как она увидела остывающее тело Конисевич в классе, где через тридцать минут должны были начаться уроки. Но школа еще пустовала, так как дети еще не прибежали к началу занятий, а учителя всегда приходили за десять минут до урока. Вике пришлось бежать с третьего этажа на первый. По крайней мере там точно были охранник и вахтер. Пока она бежала по лестнице, ее терзали мысли о том, кто мог покуситься на жизнь Изольды, хотя было очевидно, кому именно выгодна ее столь своевременная смерть. И если это действительно была свекровь Вики, то последней определенно не позавидуешь.

Вика выбежала в холл и закричала:

— Помогите! В моем кабинете труп Конисевич! Ее кто–то застрелил!!!

Вахтерша и охранник поначалу застыли на месте и смотрели на Вику совершенно сумасшедшими взглядами. Поняв, что девушка не шутит Охранник направился к постовому телефону и вызвал милицию и «скорую». Вахтерша отпаивала Вику чаем и дала ей успокоительное. Несчастную трясло, ее руки дергались, а в глазах все еще стояло зрелище, которое она узрела на своем рабочем месте. Потом, немного успокоившись, она холодным тоном сказала:

— Вызови мне такси, я поеду в больницу. Пусть меня там ищут…, — она свыклась с мыслью что вляпалась по уши и теперь ей хотелось быдь рядом с сыном. Все равно никто уроки в такой ситуации проводить не будет.

Охранник поначалу высказал мысль, что этот поступок будет чересчур необдуманным. Но Вика настаивала на своем:

— Допросят там. Ничего с ними не случится! Если не вызовете такси — я поеду на метро…

Так Вика сбежала из школы и уехала в больницу. Приехавшие представители власти опечатали кабинет и закрыли для доступа третий этаж школы. Занятия были вынуждены отменить. Это решение приняла первый заместитель директора — саму Елизавету никто не мог вызвонить — мобильный был отключен. Милиция допросила охранника и вахтершу. Вахтерша сказала мало важного — она пришла на работу через пять минут после прихода Вики. Охранник же показал, что в школу до Вики никто из преподавателей и детей не входил — она всегда приходила раньше всех, когда у нее были первые уроки. Таким образом, получалось что кроме Вики никто не мог убить Изольду, поскольку забраться в школу через окно практически невозможно — окна первого этажа были перекрыты решетками, кроме того у школы был очень высокий фундамент… Вокруг здания все обыскали — следы на снегу от шагов возможного злоумышленника, который обладал альпинистскими навыками, а без них проникнуть в школу было нереально, найти не удалось. Это серьезно сокращало круг подозреваемых до охранника и самой Вики. Но у охранника было одно замечательное оправдание — камера слежения у входа, которая отслеживала всех визитеров.

Тем временем в больнице Вика напоролась и на Елизавету и на Александра:

— Что ты здесь делаешь? — возмутилась Елизавета. Хотя ее возмущение смотрелось немного наигранным.

— То же самое я могу спросить у вас, — ответила Вика, — у вас же были неотложные дела. Почему вы не в школе? — про себя она отметила что беседует со свекровью как–то чересчур нахально. По крайней мере ее интонация была немного фамильярной.

— Я никогда не приезжаю в школу с утра, если у меня нет уроков! — парировала свекровь. И это была чистая правда — Елизавета никогда в жизни не позволяла себе тратить на школу лишнее время.

— Следовательно вы не в курсе, что вашего замечательного завуча по фамилии Конисевич сегодня утром пристрелили. Аккурат в кабинете где я должна была вести урок! — финальная фраза прозвучала с какой–то долей горькой иронии.

— Что? — ахнула Елизавета, — ты убила Изольду? — И снова фальшивое удивление. У Вики возникло ощущение что свекровь уже в курсе что ее дорогую заместителя Конисевич кто то подстрелил. А может быть… А вдруг это сделала она сама?

— Я? — удивилась Вика, — я только нашла тело.

— Ты что–нибудь трогала в кабинете? — спросила Елизавета. Интонация выдавала некоторое разочарование.

— Я что, совсем полная дура?

— Если бы ты была не совсем полной дурой, — сказал Александр, — то не побежала бы сюда, а была бы сейчас там.

— Если бы я не была совсем совсем полной дурой, я бы тысячу раз подумала прежде чем с тобой переспать, — выдала Вика.

— Помолчи, — осадила ее Елизавета, давая понять что развиваться семейному скандалу она не даст, — Вика, иди к сыну, — неожиданно мягко сказала она, — тебе надо отдохнуть, у тебя шок.

Вика очень удивилась резкой перемене в свекрови, подумав, что это неспроста. Но мысль свою не озвучила, а удалилась в палату к сыну. В этом разговоре итак накопилось слишком много вопросов без ответов, но Вика все мысли гнала прочь — ее интересовал только сын.

Елизавета повернулась к сыну и сказала с облегчением:

— Вот, кажется, и решилась наша проблема.

— Что ты имеешь в виду? — Александр еще не совсем понял логики матери.

— Я поеду в школу, а ты проследи чтобы твоя женушка не слиняла отсюда, — сказала она загадочно.

— Мама, что ты задумала? — испугался Александр.

— Увидишь! И подумай над тем, чтобы развестись с Викой, скоро ничто не будет этому мешать — сказала, улыбнувшись, Елизавета на прощание и удалилась.

Александр остался стоять посреди коридора, так ничего и не поняв. А все–таки стоило задуматься что мог придумать жуткий мозг его мамочки… Но естественно ему не могло хватить воображения, чтобы составить тот план, который соорудила Елизавета. Поскольку он был воистину дьявольским.

Приехав в школу директриса сразу попала к следователю, которому заявила:

— Моя невестка приехала в больницу к сыну, сказав, что она застрелила Конисевич, так как та шантажировала ее.

— А она не сказала чем именно шантажировала ее эта женщина? — спросил следователь.

— Сказала — она знала что Вика работает в школе по поддельному диплому и обещала вывести ее на чистую воду. Изольда потребовала у нее десять тысяч долларов.

— А вы знали об этом? — строго посмотрел следователь.

— Только подозревала. Ведь невестка долго делала вид что учится в педагогическом университете в Смоленске. Пару раз у меня была мысль навести справки, но никак не доходили руки. Сейчас, когда она пришла в больницу и все рассказала, она просила меня никому ничего не говорить, но я давно слежу за ней и знаю, что она плохая мать и плохая жена.

— Из–за этого вы решили не молчать?

— Да, — сказала директриса, — только пожалуйста, когда приедете в больницу, лучше сделайте вид, что увозите ее на допрос. Мой внук очень болен и я беспокоюсь как бы это не отразилось на его состоянии, ведь она может схватиться за Дениса, поднять шум, — проговорила Елизавета заботливым голосом.

— Хорошо, — сказал следователь, — мы будем иметь это в виду.

Елизавета не поехала в больницу, а осталась в школе. Следовало сделать втык завучу, которая посмела отменить в школе занятия.

Тем временем в больнице Денису снова стало трудно дышать, и его опять подключили к аппарату, но он был в сознании. Как раз в разгар беспокойств по этому поводу в палате появился следователь, который приехал за Викой. Он вежливо попросил ее выйти, а Вика сказала сыну:

— Мне надо только съездить и решить одно дело, а ты пока побудь с папой.

Сын кивнул головой. Вика со спокойной душой вышла из палаты и пошла в сопровождении следователя к главному выходу из больницы. Когда они сели в машину, следователь без слов нацепил на Вику наручники.

— В чем дело? — спросила Вика.

— Ваша свекровь во всем призналась. Зря вы считали что она будет молчать. Вы арестованы по подозрению в убийстве Изольды Конисевич. Она ведь вас шантажировала!

И вот тут Вика поняла в какую ловушку угодила. Она посмотрела на окно автомобиля и вдруг увидела как оно резко начало становиться темно коричневого цвета и закручиваться к центру. Вика закричала и потеряла сознание.

Тем же утром почти в аналогичную ситуации оказались вовлечены Арнольд и Катя. Дядя Стасик попросил их подъехать к нему и наведаться на студию, где записывается Леха. По мнению Арнольда, скорее всего Света осталась ночевать у шефа, и потому они вчетвером могли поехать вместе. Подойдя к двери его квартиры — консьержка хорошо знала Арнольда и пропустила их — они позвонили, но ответа не последовало. Арнольд позвонил еще раз. Снова без ответа. Так они ломились в дверь минут двадцать. Все это было очень не похоже на дядю Стасика — он спал очень чутко и всегда быстро просыпался. К тому же дверной звонок в его квартире был очень громким.

Арнольд начал названивать с мобильного на домашний телефон — никакого результата это не дало. Потом он позвонил в магазин, наткнулся на Свету и она сообщила, что дядя Стасик не появлялся в конторе, а вчера она ушла вечером и не осталась ночевать, так как он хотел побыть один из–за неприятной новости о разоблачении виновника крушения башни, который, как оказалось, уже мертв.

Арнольд спустился к консьержке и сказал:

— Мне кажется что–то случилось нехорошее. Телефон не отвечает. Он не уходил сегодня никуда?

— А вы думаете, я бы вам не сказала! — сказала та в ответ, — думаю надо подняться наверх, так как он никуда не отлучался с тех пор как вчера пришел вечером с этой девушкой, Светой. Она хорошенькая, кстати, и такая вежливая. Ушла вчера вечером, — консьержка улыбнулась.

— У вас есть ключ? — спросила Катя из–за спины Арнольда.

— Да, разумеется. В сейфе точно есть.

Вооружившись ключом они поднялись к квартире дяди Стасика и вскрыли ее. Там было тихо, была включена настольная лампа в гостиной. Сам хозяин квартиры сидел за столом. Рюмка ликера стояла полупустая. Арнольд приблизился к телу и присмотрелся:

— Вызывай скорую, хотя боюсь что…, — он еле сдерживал подступающие рыдания, — боюсь что все кончено…

— Нет! — запищала Катя, — только не дядя Стасик…

— Ничего не трогай, — сказал ей Арнольд, — нутром чую что не все так хорошо…

Скоро приехала «скорая» и милиция. Тело увезли. Врачи констатировали что тело пролежало на диване с вечера. Следовательно он умер почти после ухода Светы.

С тяжелыми новостями приехали Арнольд и Катя в магазин и поднялись в приемную. Цветущая Света сидела за компьютером и набивала письмо на радиостанцию для продолжения протекции Лехи. Увидев вошедших она отвлеклась от монитора и улыбнувшись сказала:

— Чего это вы такие будто с похорон?

— Ты только особо не паникуй, — сказал Арнольд тяжело. Слова давались ему с очень большим трудом.

— А где Стасик? Мы же должны были на студию ехать? — все еще не понимала Света.

— Он… не приедет, — сказал Арнольд упавшим голосом, — он… умер.

Повисла пауза. Мертвая и пустая.

— Что? — цветущее лицо Светы резко поменялось на маску ужаса, — это плохая шутка. Черт возьми, это ужасная шутка! Немедленно скажи что ты пошутил!!!

— Это не шутка, — сквозь слезы сказала Катя.

— Нет…Нет!!! — завопила Света, — нет!!! Зачем я вчера послушала его и ушла, зачем, — она упала на клавиатуру и в голос зарыдала, — Зачем??? Почему это произошло в тот момент когда все было так прекрасно…

Катя и Арнольд бросились приводить ее в чувство, но остановить ее истерику оказалось не таким уж и простым делом. Свете дали успокоительное и увели в кабинет дяди Стасика. Магазин закрыли из–за траура. Но на этом все страсти и треволнения не закончились. Очень скоро в магазине появился следователь.

— Добрый день, — сказал он Арнольду, — мне нужно увидеть девушку, которая вчера была у вашего покойного шефа.

— Свете дали успокаивающее, — она отдыхает. Ее чуть не убила эта ужасная новость.

— Надеюсь ее не добьет, то что я сейчас скажу.

— А что случилось? — с сомнением посмотрел на следователя Арнольд.

— А то, что ваша Света, должна быть арестована за убийство вашего шефа! В ликере нашли мышьяк, а девушка, как показала консьержка вышла из дома как раз за некоторое время до примерного часа смерти…

Так что через некоторое время Света оказалась в камере предварительного заключения. Ее истерика продолжалась с еще большей силой, поскольку никто не хотел верить в ее невиновность, кроме Арнольда и Кати, которые разумеется знали о ее отношениях с дядей Стасиком и их большой любви и сопровождали ее по дороге в милицию.

Однако закон был слеп к чувствам, но чуток к фактам — а факты указывали на то, что единственным человеком, способным отравить старика была именно Света.

Сев на топчан, Света увидела в углу камеры на полу девушку. Та поднялась со своего места и подошла к ней:

— Успокойся. Им все равно эмоциями ничего не докажешь. Что им сказали — тому и верят, а ты ничего не докажешь.

— Откуда ты взялась такая умная? Уже наверное здесь не первый день кукуешь! — взорвалась Света.

— Я здесь не больше твоего, — ответила ей Вика, — меня забрали из больницы, где лежит мой сын. Обвиняют в убийстве, которого я не совершала.

— Так уж и не совершала, — завопила Света, — отойди от меня! Убийца, — Света вскочила с топчана, — все вы так говорите.

— Не забывай, — сказала ей Вика, — что ты в аналогичном положении.

— И что с того? — завелась Света, — я его любила! Любила как никто никогда не любил!!!

— И как мне тебе верить, если мне ты не веришь? — спросила ее Вика спокойно.

— Отстань! Отойди от меня! — крикнула Света и оттолкнула ее. Вика споткнулась и ударилась головой о топчан. Света села на свой, — эй, вставай!

Без ответа. Вика лежала без чувств на полу.

— Эй, ты! О, боже! Я ее убила! Помогите! Помогите кто–нибудь! — громко кричала Света.

— Что вы на меня смотрите, как будто я сказала что–то неожиданное, — спросила Виола у друзей, которые сидели с каменными лицами, — вы что, узнали что–то.

— Нет, — проглотила кусок корнишона Аврора, — просто ты это так выдала, без предупреждения, что мы не ожидали.

— Не забывай, — сказала Василиса, — до последнего Андрей был лучшим другом Марка, и ему вообще тяжело признавать это.

— Это правда, — произнес помрачневший Марк, — ведь у меня таких друзей больше нет. Их надо принимать такими какие они есть… И я вообще то до сих пор в его вину не верю.

— О да, — добавила Виола, — но не с такими грешками как у этого!!! Его кстати сегодня арестовать должны. Ему кажется готовят показательную казнь. Ну так что, Марк, ты пойдешь смотреть как толпа линчует твоего друга? И друг ли он тебе после всего этого?

— Это уж я сам решать буду, — сказал Марк. Хотя он уже не ощущал полной уверенности в своих словах. А точнее этой уверенности у него не было совсем. Ему предстояло полностью смириться с тем, что по халатности его друга произошла такая трагедия… И в этот момент — и это Марк ясно видел — как образы Авроры, Виолы и Василисы начали расплываться.

Сначала они больше напоминали застывшую фотографию, а потом начали терять очертания реальности — сначала постепенно на фотографии начали выступать рубцы, похожие на те, что можно увидеть на картинах. Потом краски начали смешиваться. Интерьер ухоженной квартиры постепенно менялся. Это оставалась все та же квартира, но в ней появились резкие признаки запустения. Зеркало было разбито. Одна из диванных подушек выпотрошена. Марк подумал что он спит. Да. Точно. Это просто сон. А то что он начался так странно — какая разница — все что он видит — это страшный сон. Просто кошмар. И все.

Естественно это было заблуждением. То что он принял за страшный сон на самом деле являлось единственной реальностью. Только его мозг отказывался принять смерть жены, ребенка, друзей… И таким образом в качестве оборонительного щита создал все то, в чем Марк жил это время. И он не хотел покидать этой реальности.

Марк пошел по комнате, ступая босыми ногами по осколкам зеркала. Он оказался в кухне. На столе лежал пакет с продуктами, которые раз в два дня приносила соседка, которой заплатил Андрей. Марк сел на табурет и достал колбасу, начал есть. Запах склепа еще больше усилившийся в этом жилище, создавал ужасное ощущение запустения и смерти.

Лицо Марка заросло, сам он был грязный, изо рта воняло. Руки загрубели от грязи. Со стороны могло показаться, что он все это время прожил на необитаемом острове…Он продолжал есть и ждал того, что этот сон прекратится чем быстрее тем лучше…

В этот момент он услышал, что кто–то открывает дверь ключами. Он даже не обернулся — продолжил грызть вареную колбасу. В квартиру вошел Андрей. Он оказался на кухне и молча смотрел на Марка. Внутри его грызло очень странное чувство, ему хотелось рыдать от того что он видел. Его друг превратился из жизнерадостного, всегда веселого человека, в подобие опустившегося создания. Все это было следствием крушения всех желаний. Он фактически умер, а оставшаяся жить оболочка не хотела признавать себя живой.

За окном пошел снег. Снежинки медленно кружились в своем замечательном танце. Они были девственно белого цвета и создавали за окном совершенно неповторимый рисунок. Их вид был невероятно умиротворяющим.

Марк повернулся к Андрею:

— Что ты здесь делаешь, — сказал он отрешенно.

— Это ты что с собой делаешь? — сказал Андрей, — ты больше похож на живой труп.

— Тебе ли говорить, убийца! Ты виновен в смерти стольких людей, ни я, ни Василиса, не хотим тебя видеть. Не хотим, чтобы ты приходил в дом где растет наш сын.

Андрей на секунду оказался в замешательстве:

— Василиса погибла, и твой ребенок тоже! Что за бред?

— Что за бред мне снится о боже, я хочу поскорее проснуться! — закричал Марк и кусок колбасы полетел в стену.

— Это не сон, а реальность. А вот ты похоже провалился в свой сон!

— Неправда!

— Нет правда! — настаивал Андрей.

— Неправда, — снова сорвался на крик Марк, — все что я сейчас вижу — это сон! Дурной сон, частью которого ты являешься! Убирайся отсюда немедленно!

— Даже не подумаю! Ты несешь возмутительный бред!

— Ах бред? — воскликнул Марк, вскочив с табурета, — а то, что по твоей вине рухнул департамент? Это что, тоже бред?

— Ты сам прекрасно знаешь, кто на самом деле виновен в этой трагедии, — спокойно урезонил Андрей Марка.

— Ах знаю? Ну да, Виола сказала, что тебя арестовали и будут судить за это преступление! Ты преступник, паршивый преступник. Ты гнида, которую надо раздавить, и мне стыдно что я до сих пор считаю тебя своим близким другом!!!

— Если бы я не был твоим другом, я бы не пришел сюда и не слушал бы твой безумный бред про все эти глупости! Сон у него видите ли! Абсурд!

— Убирайся отсюда! — завопил Марк, подняв руку для удара, — ни я ни жена не хотим, чтобы в нашем доме появлялся убийца.

— Да уж, — развернулся Андрей к выходу, — похоже тебе еще нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью что их уже нет. Мои доводы похоже тебя ни к чему не подводят — а надо бы.

Андрей ушел в прихожую и вышел на площадку. Он все еще убеждал себя в том, что это помутнение — явление временное. Рано или поздно он выйдет из своего мнимого мира и вернется к нормальной жизни. И Андрей будет способствовать этому. Но сейчас он бессилен. Нужно время.

Архитектор заглянул к соседке, заплатил ей за три месяца вперед и удалился.

Арнольд сидел в кабинете дяди Стасика и перебирал документы. Теперь, после его смерти, все могло очень измениться. Главная проблема, конечно, состояла в том, что у него не было завещания, а родственников кроме Василисы и ее мужа, у дяди Стасика не было.

Арнольд вздохнул, собрал бумаги и подошел к сейфу. Он начал раскладывать бумаги и тут его внимание привлекла одна бумага, которую он, в тот день когда выпотрошил сейф в поисках завещания, не видел. Или не помнил что видел. Положив бумаги на стол он взял загадочный документ и пробежал его глазами:

— Вот черт! — сказал Арнольд пробежав глазами — …находясь в здравом уме… завещаю все свое имущество моей племяннице и ее наследникам…Черт побери… Он не просто его не уничтожил, он даже его не исправил!!!

Арнольд застыл посреди кабинета абсолютно не зная что теперь с этим делать…

12. ДЕЛА ТЮРЕМНЫЕ

Марк открыл глаза. Сон закончился — его квартира снова сияла чистотой и согревала уютом и семейным теплом. Из комнаты вышла Василиса — она укачивала Ванечку и мурлыкала ему колыбельную, слов которой Марк не мог разобрать, но совершенно точно знал — жена поет колыбельную. Он принял ребенка и стал убаюкивать его — так же тепло и нежно, как до этого делала жена…

…В реальности же Марк стоял посреди гостиной, обнимая плоскую диванную подушку и покачивая ее из стороны в сторону. Из его груди раздавались стоны, отдаленно напоминавшие колыбельную. Сам Марк переминаясь с ноги, на ногу, вращался вокруг своей оси…

Ребенок уснул и вскоре Василиса уложила его в кроватку, а сама отправилась в ванну наводить вечерний туалет. Марк расположился в супружеском ложе и стал ждать когда супруга завершит косметические и гигиенические манипуляции и окажется в непосредственной близости.

Василиса же не особо спешила выбраться из ванной комнаты. Она находилась перед зеркалом и методично обрабатывала свое лицо. Она смотрелась в зеркало. Вдруг изображение в зеркале начало расплываться. Василиса на секунду отпрянула и увидела, что в зеркале она видит то как медсестра в маске вводит в руку через шприц. Василиса отскочила…

В зеркале снова отражалась она сама. Быстро стерев с себя остатки макияжа и обработав лицо, она развернулась к выходу…А отражение в зеркале Василисы осталось, будто она и не отходила от зеркала. Лицо перекосилось и неожиданно зеркало лопнуло. На пол посыпались осколки. Василиса закричала.

Марк вбежал в ванную. Он увидел Василису — она сидела на полу. Зеркало было цело.

Марк проводил ее в спальню:

— Успокойся, ты переутомилась, — такое иногда бывает, — говорил Марк, про себя думая — неужели ее мучит совесть за совершенное убийство?

Василиса в ответ ничего не говорила.

Они опустились на постель и Марк начал ее ласкать.

— Не надо, — сначала сказала она, — у меня шок.

— Я помогу тебе преодолеть это состояние. Все будет хорошо, — говорил Марк. Похоже эта фраза. Эти три роковые слова стали просто проклятьем — ему постоянно приходилось говорить что все будет хорошо, хотя он был совершенно в этом не уверен. Более того, он был уверен что еще немного и все разлетится к чертям — преступление Василисы и Авроры раскроется, его заберут как соучастника… Нет — пусть лучше думать, что «все будет хорошо» — это легче. Вообще о завтрашнем дне не думать — рано или поздно все равно настигнет расплата — но если сейчас есть возможность постигнуть минуты счастья — то он этим будет пользоваться до самого конца, и ни одна зараза этому не помешает.

Мысли Марка как бы передались Василисе и она быстро успокоилась, найдя хорошее утешение в сексе, который и случился, когда ласки Марка стали чересчур настойчивыми…

…А в реальности Марк снова насиловал свою плоть грязным, измусоленным одеялом и диванной подушкой, он продолжал мастурбацию и громко стонал грудью. Его стоны взрывали тишину полумертвой квартиры, но стены продолжали безмолвно смотреть на истязавшего себя человека в полутьме, а за окном в ночной вьюге заходились красивые большие снежинки — погода в Озерске снова ухудшалась — начинался снегопад, который может усложнить жизнь автомобилистов и стать большим подарком для многочисленных детишек, которые, выбравшись на прогулку в детском саду обязательно слепят красивого снеговика…

Вика на сей раз увидела нечто совершенно странное — она шла по лестнице и увидела открытую квартиру. Она вошла и услышала в дальней комнате странные стоны. Квартира выглядела очень запущенной — шторы сорваны и валялись на полу, зеркало разбито, диванные подушки разбросаны, одна выпотрошена. В воздухе плавал аромат смерти — именно так его идентифицировала Вика. За окном был солнечный снежный день, во дворе за окном дети лепили снеговика. Стекло в окне поменяло цвет и начало скручиваться к центру.

Испуганная Вика зашла в ту комнату и увидела мужчину, который лежал на кровати и стонал. Она опустилась рядом с ним и ей стало очень хорошо, от исходившего от него тепла. Обняв его она провалилась в его тепло и отдалась ему всецело…

— Виктория, — раздался мужской голос.

Но она не реагировала продолжая падать в эту бездну тепла, исходившую от этого странного и измученного человека…

— Виктория, проснитесь…

Вика открыла глаза и увидела перед собой… адвоката Булюкина в медицинском халате. Она лежала в палате. В окна пробивался солнечный свет. На окнах были решетки:

— Виктория, — снова сказал адвокат.

Стоп. Теперь она уже осознавала где она, кто она и что происходит:

— Как вы здесь оказались? — спросила Вика адвоката, приподнявшись с койки на локтях и сев на подушку, облокотившись на край.

— Ну… Это моя работа, — ответил ей Булюкин, — вы попали в беду, вот я и здесь.

— Да… Только вот кто именно вас НАНЯЛ, — сказала Вика сделав упор на последнее слово. Она отлично знала, что адвокат Булюкин берет очень много денег за свои услуги.

— Вы не поверите, но я САМ себя нанял, — улыбнулся адвокат, — так уж получилось что мы должны были оказаться с Вами на разных сторонах баррикад, однако, я слава богу знаю гораздо больше чем должен был знать. О том что Вас арестовали, — он постоянно давил на это «Вас» создавая впечатление того, что Вика для него очень важный клиент, ужасно дорогой, — мне сказал мой сын, он ведь учится в вашем классе…

— Да, — сказала Вика по прежнему не совсем понимая, почему это светило права находится в ее палате в тюремной больнице, — но ведь это не повод…

— Вы не знаете всего. Я похлопотал чтобы вы находились в отдельной палате, и чтобы Вас не перевели обратно в тюрьму. Хотя с вашей травмой вы проваляетесь здесь еще недели три. За это время я должен Вас отсюда вытащить.

— Меня? — окончательно вышла из себя от непонимания происходящего Вика, — да с какой стати вы со мной как с писаной торбой носитесь? Кто я вам?

— Вы — человек, которого несправедливо обвинили в убийстве моей гражданской жены.

— Что??? Изольда была вашей женой???

— Мы не были расписаны, — сказал Булюкин, — познакомились на курорте, жили вместе три года, она очень привязалась к моему сыну, но узнав что в его школе работаете вы и Елизавета — очень оживилась и заинтересовалась. Вы ведь помните что она хорошо знала вашу тетю…

— И мою мать она тоже должна была знать, — сказала зло Вика, — а ее шантаж только взбесил свекровь, она совсем как собака стала. В ней и так человеческого мало. Машина и все тут. А после этого она просто буйная стала.

— Ведь это она обвинила Вас в убийстве. Сказала следователю, что Вы сами признались ей и ее сыну в больнице, что убили ее, — произнес Булюкин холодно, — именно поэтому вас и арестовали.

— Вот сволочь, — прошипела Вика.

— Поэтому я здесь. Я хочу чтобы вы помогли мне. Расскажите следователю всю правду о подлоге — с вашими словами все будет доказать очень просто — ведь записи о вашем рождении в Архангельске никто не исправлял, и в университете будет несложно доказать…

Со словами «университет» у Вики всплыла в памяти свекровь и ее слова о том, что раскрытие подлога ударит по ней и по Денису в первую очередь, и что если она проболтается, то сначала ее ждет позорное увольнение с большим взысканием, а потом — потеря сына — и в итоге все равно тюрьма…

— Я ничего подтверждать не буду, — твердо сказала Вика.

— Как это не будете? — изумился Булюкин. Было заметно что к такому раскладу он определенно не готов, — вы понимаете что своим молчанием вы повесите на себя убийство?

— Я по любому раскладу оказываюсь в тюрьме, теряю сына и вешаю на него клеймо, — Вика уперлась в свой страх и не хотела поворачивать. Она панически боялась что на ее сына будут показывать пальцем… Хотя на него все равно будут показывать пальцем как на убийцу, но из–за травмы Вика уже очень плохо анализировала ситуацию, постепенно замыкаясь в своем страхе, — а как эта девушка, которая толкнула меня?

— Света? — вскинул брови Булюкин, — она в карцере.

— Пусть ее выпустят. И я хочу ее видеть.

— Это еще зачем? Лучше подумайте о своем положении. Оно у вас незавидное — вы знаете сколько лет тюрьмы вам светит?

— А пусть хоть и смертная казнь, — пусто сказала Вика.

— Ее, к счастью, отменили, — сказал адвокат.

— К несчастью. Это бы прекратило кошмар, которым была моя жизнь.

Булюкин понял, что сейчас он ничего от девушки не добьется.

— Я постараюсь, чтобы Свету выпустили из карцера. И она Вас навестит, — сказал Булюкин, а про себя подумал, что как раз Светку то он и использует чтобы вправить мозги этой дурочке…

Адвокат шел по коридору и думал — следовало сразу остановить Изольду и не пускать ее во все тяжкие. Деньги ведь ей совсем не были нужны, она о высшей справедливости, мол, мечтала. Да не существует ее в природе этой высшей справедливости, а то что «боженька, он все видит», так это только в религиозных сказках бывает. В жизни же, он, к сожалению, слеп как крот и глух как ангорская кошка. И вот теперь во имя этой справедливости ему надо спасать эту бедную девочку, которая стала и жертвой свекрови, и одновременно с этим, жертвой «высшей справедливости» его покойной Изольды.

В карцере Света сидела в углу и глотала слезы. Ее по прежнему держала в узде истерика из–за смерти дяди Стасика. По крайней мере эмоциями она показывала что ужасно переживает ее смерть:

— Незавидная ситуация у тебя, Светик, — сказал Булюкин.

— Я знаю, — сморкнувшись, сказала Света. Глаза ее были красными от слез, под глазами слегка посинело, — только почему не пришел Арнольд?

— Арнольд еще придет, — ответил адвокат, — он ведь твой официальный защитник.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Не поверишь, но я защитник Вики, которую ты грохнула о косяк в камере.

— Если бы ты знал, как мне ее жаль. Я в отчаянии…

— Я знаю, — сказал Булюкин, — уж мне то можешь ничего не доказывать, я тебя как облупленную знаю! Мне нужна твоя помощь.

— Смотря какая, — безразлично сказала Света.

— Я сделаю так что тебя из карцера переведут в больничку, а ты убедишь мою подопечную в том, что ей нет смысла держать язык за зубами. Она себя этим просто топит!

— А в чем дело то у нее? — заинтересовалась Света.

— Много лет назад она залетела от сынка директрисы своей школы. Поскольку родителей у девчонки нет, а тетка была при смерти, директриса взяла девчонку под свою опеку и уехала из города. Потом она пририсовала Вике несколько лет, чтобы сын не угодил в тюрьму. А сейчас ее начали этим шантажировать — и свекровь убила шантажистку, все свалив на Вику. Если Вика признается, что был подлог и ей не было резона убивать — то она свободна, а под подозрения сразу же попадают свекровь и ее сынок!

— Ничего себе вещи в мире творятся! — ахнула Света, — бедная девочка! Я представляю какой ад ей устроила «дорогая опекунша».

— Вот видишь, — сказал адвокат, — так что ты наверное заинтересована помочь ей. А мы с Арнольдом займемся твоим делом. Я думаю что оно тоже решаемо — тем более у тебя тоже нет главного составляющего убийцы.

— Какого? — спросила его с надеждой Света.

— Мотива, — ответил Булюкин, — в таком раскладе он был только у его покойной племянницы. Так что — думаю что скоро ты будешь свободна. Леха и Катя передают тебе приветы.

— Леха записал песни?

— Да, — ответил Булюкин, — похоже он будет жутко известным. Катя просила тебе передать, что они с Арнольдом не поженятся пока ты не выйдешь из тюрьмы.

Света выдохнула — хоть одна хорошая новость.

Вскоре стараниями адвокатов Свету перевели из карцера в больницу. Причем в соседнюю с Викой палату. Очень скоро Света пробралась к соседке в палату. Осторожно, чтобы никто не услышал сказала:

— Ты жива, соседушка? Прости меня пожалуйста, дуру истеричную. Я не знала что творила, надеюсь тебе от контакта с косяком стало лучше!

Специфический юмор Светы мог вывести из ступора любого человека и Вика исключением не стала. После того как красавица–секретарша с геронтофильскими наклонностями, как ее окрестила Вика, долго и трогательно просила прощения, они уже стали почти подругами. Воспользовавшись случаем и выложив абсолютно всю свою историю — и про то как она сиськи дяде Стасику показывала, и то как они на пикник ездили, она завоевала доверие несчастной Виктории, у которой вскоре она выпытала всю ее историю. Теперь предстояло самое сложное — убедить последнюю в том, что молчать не просто бессмысленно, а равносильно самоубийству. Сделать это предстояло максимально осторожно — так как Вика все еще пребывала в состоянии страха перед тем, что ее правда ударит по сыну. Однако дальнейшие события все это сделали бесполезным. Хотя единственная польза была в одном — Вика неожиданно обрела очень близкую подругу которой могла доверить почти все сокровенное и тайное… Так Света получила благословение переехать в палату Вики. В ее голове уже созрел план, как раскрыть это дело. И она втайне гордилась, как будут восторгаться ее способностями друзья и подруги. А Вику по прежнему не хотел отпускать кошмар — скручивающееся к центру потемневшее до темно–коричневого цвета оконное стекло.

День Андрея как обычно начался с велотренажера, занятиям с которым, он теперь посвящал почти час каждого утра. В этот день педали крутились с каким то особым энтузиазмом. Возможно потому, что на днях ему предстояло занять кресло руководителя департамента. От Ковалева требовалось в короткий срок собрать новый штат сотрудников и восстановить всю работу за шесть месяцев — а это означало объездить пол–страны, найти толковых сотрудников, которые согласятся восстановить все из пепла — при этом, обязательным условием поиска являлось то, что новые сотрудники по своему таланту, рвению к работе и желанию созидать не должны уступать погибшим. Андрей очень надеялся что скоро в его команду придет человек, ради которого он готов грызть землю, только бы он восстановился, и ради которого он и восстанавливал все это. Андрей про себя понимал что во многом готовит пост своего заместителя–гидролога для Марка. Но для того, чтобы эта идея стала реальностью нужна была самая малость — чтобы его друг излечился от своего сумасшествия.

Велосипедный выгул Андрея прервал телефонный звонок — со времен Бантикова это стало традицией, вот только странно — Бантиков уже неделю как скончался, а звонки продолжаются. Благо последнюю неделю это были достаточно приятные вести. На сей раз новость была… в общем разноплановая:

— Алло, — сказал недовольно Андрей, привыкать к традиции телефонных звонков во время занятий на велотренажере ему категорически не хотелось.

— Андрей Ковалев? — раздалось в трубке.

— Да, — с кем имею честь?

— Адвокат Арнольд Малинин. Я работаю в супермаркете дяди жены вашего друга Марка. Мне нужно увидеться с вами.

— А какое отношение я имею к дяде жены Марка? — еще более недовольно спросил Андрей.

— Понимаете, я сегодня заезжал домой к Марку…

— Что? — вскочил с велотренажера Андрей, — кто вас пустил туда? Он что нибудь говорил?

— Нет, меня пустила соседка, ваш друг спал, а женщина сказала чтобы я связался с вами. Как я понял что у него сильное помешательство?

— Давайте встретимся! — остановил его Андрей и про себя выдохнул. Ничего ТАКОГО что мог узреть адвокат он там не увидел. Разве что разбитое зеркало и то, что квартира похожа на жилище пережившее атомную войну или, на худой конец, концерт Барбары Стрейзанд или Бритни Спирз.

Мужчины договорились встретиться в центре в кафе. Кстати, в том же самом, где Андрей пересекался с покойным Бантиковым. Бедный Бантиков, не дожил он до финала главного расследования его жизни…

Андрей побежал бриться, чтобы через час оказаться на том самом месте… В этот день он очень быстро справился с растительностью на лице, хотя при этом оставил небольшое ранение, чего кстати, раньше не случалось. Андрей нервничал, так как не мог взять в толк что потребовалось Малинину от Марка. Хотя стоп…

Архитектор выскочил в комнату и начал рыться в газетах… Так оно и есть — как он мог такое пропустить! Дядюшка Василисы скончался в тот вечер, когда… Ого–го — он умер в тот вечер когда была та самая пресс–конференция. Нехорошее совпадение.

Андрей окончил приводить себя в норму и отправился на остановку маршрутного такси. Что–то подсказывало ему что в ней ему опять прицепится эта самая песня. Это в свою очередь может быть повлечет за собой то, что адвокат последует примеру Бантикова. Хотя кажется, все сотрудники супермаркета жили в микрорайоне Ладожский — а это совсем в другом конце города — там не было зарегистрировано ни одного случая «департаментской заразы», как окрестили ее в городе. Все случаи болезни возникли на Балтике, в соседних Велижском и Отрадном — и два случая — в Михайловском. Так что шансы умереть у Арнольда были равны нулю.

Андрей забрался по лестнице и вскоре уже здоровался с Арнольдом. Все таки — адвокат был ужасно приятным человеком, не то что Бантиков, от которого следовательской напористостью и темпераментом несло за версту. Малинин уже взял себе чашку мате и пирожное и осторожно потягивал жидкость через бомбилью. Андрей заказал себе кофе–гляссе и эклер и они перешли к делу:

— Я так понимаю вам есть что мне рассказать, — взял инициативу в свои руки Андрей, — но смотрите — не хочу портить настроение плохими новостями.

— Боюсь что я его вам не испорчу, — улыбнулся Арнольд, оставив бомбилью в покое, — но меня очень беспокоит состояние вашего друга.

— Вы не одиноки, — ответил ему с улыбкой Андрей, — я уже не один раз пытался вернуть его в нормальное состояние, но он завис в себе. Боюсь что ему для того чтобы восстановиться понадобится время.

— Мне от вас нужна бумага. По логике вещей Марк остался единственным наследником дяди Стасика. По завещанию все должно перейти Василисе, но она умерла еще до смерти своего дяди. Таким образом завещание остается недействительным. Но — поскольку никаких других родственников у дяди Стасика нет — то Марк должен в ближайшее время заявить свои права на наследство — а с него в таком состоянии такой документ просто не заполучить…

— Знаете, — давайте сделаем так, — сказал Андрей, — я добуду подпись Марка на этом документе если вы его составите. И составьте еще бумагу, чтобы на период болезни вы управляли его делами — я не смогу этим заняться, а по сути ведь и некому больше.

— Спасибо за доверие, — сказал Малинин, — я думаю что Василиса и Марк поступили так же.

— Потому я сразу предложил вам такой вариант, — надеюсь он вас устраивает?

— Да, — сказал Арнольд, — конечно это немного сокращает мои возможности, но все же, — а тем временем про себя Малинин подумал — наконец–то закончится эта тупая история с этим жутким мальчиком, я ее прекращу…

Мужчины распрощались и поехали каждый по своим делам. Андрей отправился подделывать подпись Марка, а Арнольд размышлял — что этот архитектор — невероятно хладнокровный человек, раз после всего пережитого умудряется так хорошо держаться и принимать решения. Мне бы его хладнокровие, — подумал Арнольд, — когда я скажу Лехе что финансирование его «пения» прекращается!..

В честь крестин Ванечки в доме Марка и Василисы случился небольшой праздник. На него пригласили только Кудрявцевых — как крестных мальчика. Хотя Аврора некоторое время сопротивлялась — здравый смысл победил — все таки следует признать — этот ребенок — сын Марка и Василисы, а то что на самом деле это плод похождений Лизы и какого–нибудь прохвоста — все таки уже давно пора забыть про этот эпизод, и, как любят говорить в таких случаях — жить дальше! Василиса все глубже погружалась в материнство и оно захватывало ее все сильнее и сильнее. От этого она готова была летать как птица и даже слепить во дворе десять снеговиков!

Тему Андрея последнюю неделю не затрагивали в принципе, хотя Марк как–то сказал Василисе:

— Знаешь, я видел сон как Андрей приходил к нам.

— Да уж, прямо кошмар, — сказала Василиса, — забудь. Он еще бегает от властей. Но скоро его поймают и повесят. А мы посмотрим.

На этом разговор был закрыт, но Марка продолжало не покидать ощущение того, что своим поведением он предает Андрея. Ведь доказательства его вины чересчур. Все таки понятие дружбы было для Марка чем то святым и высокочтимым. Он не мог предать, хотя во сне вел себя с Андреем отвратительно… Ладно о нем думать…

Так и закончился тот разговор. Как раз его и вспомнили Аврора и Василиса, когда совместно резали на кухни салаты, пока мужчины ездили в супермаркет за горячительным:

— Моему Андрей уже во сне является, — сказала Василиса, — его можно понять, но я беспокоюсь.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Аврора доставая из банки огурчик.

— Я беспокоюсь, что он может его покрывать. Спрятать в конце концов, а ведь у нас Ванечка…

— Кстати о нашем крестнике, я давно порываюсь спросить, — сказала Аврора загадочно, не отрываясь от расчленения корнишона на кубики, — а почему ты ребенка Ваней назвала, а не Стасом например?

— Во первых — дядя был категорически против, — сказала Василиса вываливая в кастрюлю майонез, — а во вторых — так начальника спасателей погибшего звали.

— А–а–а, — сказала Аврора, — теперь понятно!

Вскоре появились мужчины, быстро достали из кладовки стол, разложили яства и уселись для праздника, предварительно вчетвером уложив ребенка спать.

— Я хочу поднять этот бокал, — сказал Алексей, — за то чтобы жизнь нашего Ванечки была светлой и безоблачной. И даже если в ней и появлялись проблемы — то он всегда мог их без труда решить!

Все поддержали тост и чокнулись. В этот вечер в доме не было место тоске, грусти или страху — все радовались, так как в настоящее время все в их жизни было замечательно. Только Марка продолжало грызть это «Все будет хорошо». Для него уже становилось навязчивой идеей — это то, что Василису рано или поздно настигнет кара, а Андрей — его друг, и он предает его думая о нем плохо.

Вдруг раздался звонок в дверь. И на пороге оказался неожиданный гость, которого все приняли очень радостно. Иван Бантиков восхитился:

— Очень польщен, что в мою честь назвали такого замечательного мальчика.

Он принес в подарок молодым родителям каску — специально рассчитанную на маленького ребенка:

— Он как раз скоро дорастет до нее, — с восторгом сказала Василиса принимая дар.

Марк смотрел на Бантикова и его продолжали терзать сомнения. В этот момент Иван посмотрел прямо ему в лицо и голосом Андрея сказал:

— Все будет хорошо…

13. СМЕРТЬ СМОЕТ ПОЗОР

Прошел месяц. За это время город окончательно зализал свои раны от зимней трагедии. Первые апрельские деньги ознаменовались быстрой оттепелью. Столбик термометра поднялся до 15 градусов, город быстро переоделся в почти летнее. Все потому, что Озерск не сталкивался с таким явлением как резкие изменения погодных условий. В один из таких дней Андрей Ковалев отпраздновал свой первый день в новом помещении. На сей раз департаменту выделили этаж в 16-этажном офисном здании в районе Сити. Преимуществом этого здания было то, что его проектировщиком был, сами догадайтесь кто. А вот недостатком — то что Сити располагался на отшибе — вроде бы и в центре, и в то же время до ближайшей станции метро добираться приходилось по 30 минут, а в период пробок — и час. Скорее всего городская администрация поселила строителей и архитекторов в этот «волчий» район по соображениям — «поездят немного на трамвае и глядишь линию метро запроектируют».

Первое время придется столкнуться со стихийным и долго не прекращающимся ремонтом, однако это ни в коем случае не тормозило энтузиазм Андрея. Обживая довольно скромный кабинет на 8‑м этаже он думал над тем, какие регионы лучше всего посетить в первую очередь. Это стоило обсудить с назначенным ему первым заместителем. Ковалев знал что это назначение произошло, но то, кто это будет еще не выяснил. Хотя, в большей степени, ему было просто лень. Кого назначат — с тем и будет работать, пусть это хоть черт будет!

Дверь в кабинет открылась — в кабинет вошла женщина. Молодая, со вкусом одетая, с пронзительным строгим взглядом больших зеленых глаз. С первого взгляда она производила впечатление человека требовательного и утонченного. По крайней мере ее прикид был невероятно стильным. И стиль этот чувствовался во всем — от изящных туфлей на эффектном каблуке до очень тщательного подбора украшений и косметики на лице. Хотя косметики казалось на даме был минимум!

Андрей окинул ее взглядом и сказал:

— Вы, случаем не ошиблись этажом? — таких стильных штучек в сравнительно небогатом учреждении как департамент просто не могло водиться.

— Неужели? — сказала дама, — вроде за мной таких грешков не водится.

По ее внешнему виду заметно, — подумал Андрей, — и все таки кто же это?

— Я жду назначенного мне на днях первого заместителя, — улыбнулся Андрей.

— О! Тогда я точно этаж не перепутала. Позвольте представиться — Елена Волынкина, Ваш первый заместитель, если, конечно, вы не двойник Андрея Ковалева, захваленного архитектора.

Вот это поворот событий! Какую красивую ему игрушку подкинули. И мозги вроде есть, и эстетическое составляющее тоже, но главное — она очень секси! Андрей решил резко изменить подход и повести себя в стиле «соблазни и трахни».

— Очень приятно познакомиться. Польщен таким очаровательным выбором! — расплылся в улыбке Андрей.

— Да не за что! — осадила его Елена, — только засуньте свои похотливые мысли куда подальше. У нас работы выше крыши, а Вы страдаете сантиментами.

— И в мыслях не было! — соврал Андрей.

— И врать мне не надо, — строго сказала Волынкина, — я получила сегодня документы, — она извлекла из изящного портфеля папку и прошла к столу. Они уселись друг против друга, — нам следует отправиться на поиски.

— Как раз об этом я и думал, — ответил Андрей, — но пока что не могу решить с какого региона начать? В Москву соваться бесполезно — нам не по карману собрать людей там.

— Что правда, то правда, — согласилась Елена, — мне кажется следует прокатиться по северным регионам. У меня есть знакомства со строителями в Новгороде, Вологде и Череповце. И, возможно, кто–то из них согласится переехать в Озерск. Сколько у нас висит заказов от города?

— Много, — честно сказал Ковалев, — очень много. Потому и нужно к маю месяцу собрать штат сотрудников. Ведь не может же город полгода тратить деньги на частных проектировщиков.

— Это правда, — произнесла задумчиво Елена, — мы просто их разорим. И так цены на жилье поднялись после всей этой истории…

— На Балтике упали, — выдал Андрей.

— На Балтике после этой истории жить никто не хочет! — возмутилась Елена, — а зря, хорошо сделан микрорайон.

В Ковалева проснулась подсознательная гордость за свое детище, которое последнее время жители только покидали. И это при том, что квартиры в том самом проклятом районе являлись одними из самых удобных и просторных в городе.

— Не думайте, что это был комплимент, — тут же испортила все Волынкина, — не в моих правилах отпускать комплименты людям, которые могут от этого себя возвысить.

— Большое спасибо, вы производите впечатление человека очень вежливого, — не остался в долгу Андрей. Похоже, что предстояла серьезная и кропотливая работа с этой строптивой дамочкой. Но… Долго она ломаться все равно не будет. И дело совсем не в том, что Андрей такой самоуверенный тип, а потому, что когда человек создает такой заслон, значит подсознательно он надеется, что найдется камикадзе который захочет этот заслончик разрушить и проникнуть к тому, что за этим препятствием скрывается. Ковалев был мастер на вскрытие таких сундучков и про себя абсолютно точно знал, что за удовольствие, когда из такого тайного места, прикрываемого свинцовым забором недоступности выходит истинно ценное составляющее — чувство.

Закончив планирование предстоящей командировки, Елена сказала:

— Я думаю съездить сегодня на вокзал и купить билеты. Вы оставите мне свои паспортные данные?

— Да, конечно, — Андрей медленно извлек из внутреннего кармана пиджака паспорт и быстро переписал все на лист бумаги.

— Пожелания будут?

— Относительно чего, — удивился Андрей.

— Какой вагон, какой предпочитаете поезд…

— С вами хоть в почтово–багажном поезде в общем вагоне, — страстно произнес Андрей, так что Елену как молнией ударило. Она на момент застыла, переваривая в голове только что услышанные слова. Не зная что ответить она сказала в ответ:

— Тогда возьму купе с услугами…

— Я провожу вас, — сказал Андрей вскочив, — мне тоже нужно съездить кое куда.

— Это куда же? — с очень строгой интонацией спросила Елена.

— К одному другу. Он сейчас очень плох. Тяжело восстанавливается после крушения департамента.

— Понимаю, понимаю, — покачала головой Елена про себя подумав — в рабочее время по друзьям шастает, вот сволочь! Была бы я его начальником — уволила. Хотя он очень мил…

Они вместе спустились вниз. Она пошла к маршрутному такси, а Андрей предпочел трамвай — тем более что им предстояло ехать совершенно в разные стороны.

В сознании Марка прошло три месяца. Василиса вышла на работу и он стал больше время проводить с ребенком. В частности сегодня ему предстояло впервые выкупать Ванечку. Поскольку работы у жены стало больше работы — у Марка прибавилось отцовских забот. Он, естественно, не особо сопротивлялся, так как ему по прежнему выплачивалась компенсация за рухнувшую башню и на работу ему предстояло выйти только через 2 месяца.

Купая Ванечку он изучил его всего и обратил внимание на несколько деталей — цвет волос, глаз, подбородок и самое главное… конфигурация носа. Что то в этом было до боли знакомого, даже на не сформировавшемся лице ребенка. Решив не откладывать в долгий ящик свои странные мысли он пригласил Алексея Кудрявцева, который тоже последний месяц пинал балду и решил расспросить того с пристрастием.

Когда Ванечка уснул, Марк пригласил Алексея расположиться в уютных креслах и начал беседу:

— Леш, разговор на самом деле очень серьезный, и я прошу тебя отнестись к этому спокойно в первую очередь. Я долго думал и пришел к выводу… Ванечка все таки твой сын?

Алексей совершенно не ожидал такого шокирующего заявления, тем более что Марк все это проговорил на одном дыхании и совершенно спокойным тоном. Это особенно сильно сбивало с толку и наводило на нехорошие подозрения. Алексей молча смотрел на Марка. Тот настаивал:

— Ты зря препираешься! Он же твоя копия! Ты разве не присматривался к нему повнимательнее?

— Нет, — ответил Алексей, — не присматривался и не питаю желания это сделать.

— Чего ты боишься? Гнева супруги? Но ведь ты обманул ее — ты обманул нас всех — ты спал с Лизой…

— Да, — изменившимся тоном заговорил Кудрявцев, — глаза его стреляли злостью, на скулах заходили желваки. Было видно — он невероятно раздражен тем, что Марк влез в его тайну, тем более что он почти всех убедил в своей непричастности к беременности придурочной практиканточки, — а что с того, что это правда? Этой потаскухи уже нет в живых.

— И тебе все равно? Ведь она добивалась правды, до последнего? Как ты мог заставлять нас верить в то что зло — это она, — а ты — добродетель.

— Ничего ты не понимаешь. Я прежде всего мужчина, и признать за собой то что я бегал на сторону от жены — уже тяжело. Ведь тогда я сажаю на свою репутацию большое пятно. А жить с этой дурочкой я не хотел ни в коем случае. Тем более вешать на себя ребенка! А знаешь почему? Не знаешь, — Алексей был взбешен и перешел на крик, — потому что я не хочу детей. Ни под каким соусом! Я их ненавижу! Я смотрю как ты с Авророй просто спятил от этого ребенка и я не понимаю от чего тут дуреть? Ну народили себе на радость и что с того? Они пищат, шумят, когда подрастут создают еще большие проблемы! Не хочу!

— Слушай, ты можешь говорить потише, ребенок только уснул, — попытался утихомирить Алексея Марк, но было бесполезно сотрясать воздух — Кудрявцева прорвало.

— Не хочу тишины и не буду!

— Скажи мне, — вдруг осенило Марка, — ты был единственным ребенком в семье?

— Нет! Когда мне было 13 родители задумали завести ребенка. Но они не стали его делать, а взяли младенца в детдоме. С тех пор я ненавижу детей!

— Но ведь не все дети одинаковы! Ты себя третируешь дурацким детским комплексом!

— Детским? — завопил Алексей, — этот ребенок превратил мою жизнь в ад, а потом свел родителей в могилу и сбежал в неизвестном направлении! — он перевел дух, — А Аврора мне комфортна еще и тем, что она… Она бесплодна, и никогда меня не осчастливит приплодом.

— Но она живет мечтой завести ребенка, — попытался отмахнуться Марк.

— Она не знает что бесплодна. Я это от нее скрыл. Чтобы не мучилась. Лучше пусть думает что у нее просто не получается и будет пробовать до бесконечности, чем в итоге подберет какого–нибудь ублюдка и выдаст его за моего сына. Кстати — в курсе что еще из одной нашей знакомой никогда не получится матери?

— Что ты хочешь этим сказать? — Марк уже совершенно не понимал что происходит и любая новость его пугала.

— Веронику бросил Павел и вернулся к своей женушке, а она, дура — побежала в клинику и сделала аборт, — пересказывал Алексей, — только ее так хорошо выскоблили, что у нее теперь вообще детей быть не может.

Марк схватился за голову. Весь мир сошел с ума и, похоже только они с Василисой были действительно счастливой парой в этом сумасшедшем потоке событий.

Тут тишину взорвал плач Ванечки. Марк побежал в спальню и вернулся с ребенком.

— Убери этот генератор шума подальше от меня, — сказал Алексей, — и учти — проболтаешься жене или Авроре, хотя это все равно одно и то же, — я тебя пристрелю, — и выскочил из квартиры. Хлопнула дверь.

Марк стоял посреди гостиной и качал проснувшегося ребенка. Он размышлял о произошедшем.

— Правильнее всего будет отдать тебя Авроре, предварительно все ей рассказав. Она не будет терпеть мужа после такого, — сказал Марк ребенку, — ведь она одна имеет моральное право на тебя.

Ребенок не ответил — просто разговаривать не умел. Да и не понимал он еще того безобразия, которое развернулось вокруг него в это время.

В дверь позвонили и он пошел открывать. На сей раз это была Виола:

— Чего это Кудрявцев от тебя как ошпаренный вылетел, меня чуть с ног не сбил у лифта, — спросила она.

— Не спрашивай. Кризис у него, кратковременный, — соврал Марк.

— Слушай, меня на допрос вызывают, — сказала Виола, пройдя в гостиную. Марк продолжал стоять и укачивать Ванечку, но он никак не хотел утихомириться.

— На допрос? — ужаснулся Марк, — по делу Андрея?

— Почти. Но не по поводу департамента.

— Не понял, — мотнул головой Марк, — что он еще натворил.

— Феликс, — сказала Виола, — вот что.

— Но ведь, — Марк не мог понять почему все всплыло только сейчас, — уже полтора года прошло. С какой радости они все это вырыли?

— На него охотятся и спускают всех собак. А смерть Феликса расследована не была, если помнишь.

— Никто так и не понял ведь что это было даже! — не унимался Марк.

Он вспомнил как это было. Они прибыли на стройку впятером — Виола, Марк, Андрей, Феликс и Настя. Феликс забрался на восемнадцатый этаж, чтобы осмотреть там некоторые детали конструкции. А потом его нашли внизу. Феликс сорвался с высоты и разбился. Марк точно знал, что ни он, ни Настя не могли этого сделать. А Андрея с ними не было. Тот правда утверждал, что он находился совсем в другой части стройплощадки, но в это с трудом верилось.

Дело закрыли, а точнее оно просто зависло на год, как оказалось сейчас.

— Почему они опять это вытащили? — все еще не понимал Марк.

— Очень просто, — ответила Виола, — тогда ведь зависло в воздухе все так как Андрей был строительной суперстар, а сейчас — он главное строительное зло города!

И в этот момент в квартиру вошел Андрей. Виола и Марк застыли и посмотрели на него:

— Уходи отсюда, убийца! Теперь ты за все заплатишь, — завопила Виола…

…Андрей видел пустую гостиную и Марка, который держал на руках в руках диванную подушку и укачивал ее, попутно отпуская реплики в никуда. Марк повернулся к нему и сказал зло и очень холодно:

— Уходи отсюда по хорошему!

Взгляд его не внушал ничего хорошего.

— Убийцам не место в доме где растет мой сын.

Андрей понял — что за ребенка он считает диванную подушку. Но в следующий момент он понял с кем беседовал Марк:

— Виола, я выгоню его силой если он не уйдет.

Виола же продолжала смотреть на Андрея глазами полными ненависти. Андрей понял, что лучше уйти — Марк был излишне агрессивен. Он захлопнул дверь и пошел вниз пешком…

Выйдя из подъезда он снова сказал сам себе:

— Бог даст, к моему возвращению он придет в себя. А если не придет — я потащу его к психиатру и тот приведет его в чувство. Даже если силком — я его потащу к врачу.

Андрей пошел к трамвайной остановке…

Певец Леха стоял возле главного выезда городской тюрьмы с большим букетом цветов. В этот день происходило нечто, что и он и многие в супермаркете ждали с нетерпением. Свету полностью оправдали и теперь она была свободна.

Леха уже стал немного популярен благодаря большому число радиоэфиров пяти песен, которые он записал еще на деньги дяди Стасика. Он само собой еще не мог похвастаться толпами рыдающих фанаток, дерущих на себе в экстазе нижнее белье — но при этом перед Лехой уже снимали шляпу солидные хозяева радиостанций — популярность нарастала. Теперь ему нужны были деньги на выпуск альбома, которые можно было достать, если хорошенько надавить на Свету, чтобы та в свою очередь надавила на Арнольда, с которым она была в хороших отношениях. Без альбома у Лехи не было будущего — потому надо было действовать. В ожидании несчастной секретарши в руках которой, возможно, было будущее певца, Леха прикидывал какие потребуются от него действия чтобы сразить Свету наповал сразу же, чтобы она начала работать на его рейтинг уже сегодня.

Самым сложным бастионом несомненно был Арнольд — этот непробиваемый адвокат занял пост директора супермаркета, так как наследник дяди Стасика отсутствовал в Озерске — так по крайней мере сказал Лехе какой–то архитектор, которого он как–то раз видел в приемной…

Когда Света вышла за порог тюрьмы — то ее пробил холодный пот — она увидела Леху, который уже своим первым появлением в приемной поколебал ее женское начало, хотя в то время она еще была влюблена в дядю Стасика… Он держал в руках шикарный букет роз — ее любимых цветов… Она побежала через дорогу и буквально повисла на Лехе, зарыдав:

— Я так тронута…, — и это было чистой правдой.

Вскоре они оказались в недорогом уютном кафе. Света набросилась на завтрак как будто только что сбежала с голодного острова:

— Тебя там не кормили что ли? — усмехнулся Леха.

— Боюсь, ты не поймешь, — ответила Света, — там — совсем другое, нежели здесь.

— Надеюсь, что мне никогда не придется, — сказал Леха каким–то нервным голосом, — извини, — он встал из–за стола. Руки его дрожали, но Света не обратила на это внимание, — я ненадолго отлучусь…

Света проводила его взглядом и снова накинулась на салат. Леха прошел через кафе и скрылся в туалете. Закрывшись, он достал из внутреннего кармана легкой куртки пластину, на таких стоматологи замешивают цемент. Через мгновение он насыпал на пластину прямую дорожку и взяв небольшую трубочку, опустился к пластине. Зажав одну ноздрю он вдохнул порошок через нос в другую и повторил манипуляцию со второй ноздрей… Кайф приходил постепенно. Он поглощал его измученное тело и приводил в бешеный экстаз. По коже бежал холодок. Приятный как летний ветерок. Легкое обволакивающее чувство быстро захватывало весь организм чтобы не отпустить ни на секунду…

Когда Леха вернулся за столик Света уже расправлялась с десертом. Он ощущал себя на гребне волны и готовился к штурму:

— Света, у меня есть к тебе дело, — очень мягко сказал Леха посмотрев на моментально прекратившую от этих слов есть Свету.

— Какое? — интонация Светы ее выдавала с потрохами, между звуков так и читалось — «Я сделаю для тебя что угодно, пупсик!»

— Я становлюсь все более и более популярным, — начал он.

— И я очень этому рада, — интонация Светы продолжала прогибаться полностью повторяя контуры замысла Лехи.

— Но записать несколько песен для радио недостаточно, — грустно сказал певец и изобразил расстройство в кубе, — мне нужен меценат, который оплатит запись и раскрутку полноценного альбома…

Света на секунду задумалась, но, к сожалению, думала она не о том, что ее разводят как последнюю дуру, а о том, на кого следует надавить чтобы решить проблему ее неожиданного протеже. Расчет Лехи оказался максимально точным. Света воспринимала его как спасителя, который пришел к тюрьме один. Откуда ей было знать что молодой певец намеренно подстроил так, чтобы Арнольд, Булюкин и Катя приехали к тюрьме несколько позже. Сначала они просидели минут десять в машине, а потом Катя забеспокоилась:

— В чем дело? Куда она делась?

— Ничего не понимаю, — Булюкин постукивал по рулю и смотрел на ворота, — куда она делась?

— Пойду выясню, — сказал Арнольд, — у меня еще пропуск действует…

Арнольд вернулся в машину через десять минут и сказал:

— Она ушла час назад.

— Что?! — почти хором выдохнули Катя и Булюкин.

— Мне так сказали, — ответил им ничего не понимающий Арнольд, — поехали в магазин, может она туда подалась…

Света же продолжала сидеть в кафе и впитывать в себя план Лехи по добычи денег. Она теперь считалась генеральным менеджером суперстар «Леха» и про себя рисовала розовые картины себя и певца в постели, в какой–нибудь шикарной квартире с видом на Гидропарк…

…Арнольд открыл приемную и они втроем отправились в кабинет руководителя. Все были сильно озадачены исчезновением Светы с порога тюрьмы в неизвестном направлении:

— Куда она могла слинять, — возмущалась Катя, — такое ощущение что либо кто–то специально… Стоп! — Катя уставилась на часы в приемной — что это такое?

— В смысле, — по началу не обратил внимания Арнольд.

— Во сколько ее должны были выпустить? — не унималась Катя.

— В десять, — буркнул из другого угла Булюкин.

— А сколько показывают наши часы?

— Двенадцать! Сейчас двенадцать часов! — не понимал логики Кати Арнольд.

— Смотри сам который сейчас час — показала Катя Арнольду его же наручные часы — мы купились на часы в приемной и на часы на компьютере, — часы Арнольда показывали час дня.

— Что за черт! Как такое возможно? — возмутился он.

— Не знаю, — подал голос Булюкин, — но мне это категорически не нравится!

— Кто перевел все часы? Мысли есть? И кому это было нужно? — кидалась вопросами в никуда Катя, — кому то надо было чтобы мы опоздали на час — и этому кому–то это удалось. Покажите мне эту сволочь и я его убью!

— Убьешь когда мы его отловим. А пока что, — сказал властно Арнольд, — давай ка часики на место установим, чтобы никого с толку не сбить.

— Я пас! — раздалось из угла от Булюкина, — меня ни одна стремянка не выдержит, и потом мне назад в тюрьму надо. К другой клиентке.

— Это которая якобы тетку в школе пристрелила, — осведомился Арнольд.

— Да. Так что часы устанавливайте сами.

Адвокат удалился, а влюбленные занялись часами. Оказалось, что злоумышленник перевел большие часы в приемной и все часы на компьютерах — ровно на час назад:

— Сволочь, — ворчала Катя, — перевел нас назад на зимнее время, как будто мы с него не уходили неделю назад.

— Кстати, Шерлок Холмс, — сказал ей Арнольд, — в твои планы не входит изменение должности?

— А ты что, задумал что–то? — полюбопытствовала Катя.

— Да, — улыбнулся он и поцеловал ее.

— Вместо того чтобы меня встречать они тут сидят и милуются, — раздался голос Светы. Она была невероятно возмущена. Собственно гнев ее был объясним и понятен, так как замечательный Леха заявил ей, что лучшие друзья и адвокат «оказались заняты и доверили право на встречу из тюрьмы восходящей звезде».

— А мы не виноваты, — игриво сказала Катя, — у нас с часами проблема.

Света посмотрела на нее холодно и произнесла:

— Я уже вижу. Арнольд, есть разговор.

— Поздно, — осадил ее Арнольд так же игриво, — пост заместителя по кадрам отходит Кате.

— Я не об этом, — осадила его Света, — пойдем в кабинет. Здесь ушей много лишних.

Катя чуть не упала от такого хамства, но промолчала, посчитав что с подругой просто ступор из–за истории с часами. Пройдя в кабинет Арнольд предложил Свете присесть. Как только они заняли свои позиции «менеджер суперзвезды» начала разговор:

— Я пришла к тебе по важному делу. Как я понимаю, ты теперь отвечаешь за все дела наследника дяди Стасика. Я бы хотела побеседовать с ним.

— Это невозможно, — ответил Арнольд, — его нет в городе. А каков повод?

— Если это невозможно, то я хотела бы получить у тебя ответ — будете ли вы дальше спонсировать продвижение Лехи в шоу–бизнес? Ведь это проект дяди Стасика.

— Ты серьезно думаешь что это нам нужно? — усмехнулся Арнольд, — а вот я — нет.

— Как это — нет? — изумилась Света. До этого момента ей казалось что не все еще потеряно. А вот теперь — полный крах и провал. Почти катастрофа!

— Очень просто. Без разрешения главного хозяина я не могу управлять такими вещами как меценатство. Тем более что в этом году у нас все благотворительные отчисления уже распланированы, — развел руками Арнольд, — так что ничем помочь не могу.

— Ах не можешь, — вскипела Света, — как был простым клерком так считал что можно дружить с секретаршами, а взлетел повыше — и ага — конец дружбе?

— Это не конец дружбе, не придумывай того, чего нет — просто я не могу делать то, за что потом могу схлопотать по башне.

— Ну тогда готовься к войне! Ты не помешаешь Лехе стать суперзвездой.

— Светик! — удивился ее словам Арнольд, — что за змея тебя укусила и ты вдруг бросилась на защиту этого мальчика? Он же посредственен и таланта у него — как в капле горчицы на ноже.

— Ты хочешь сказать, что он бездарен? — взвыла Света, — да как у тебя язык повернулся сказать такую гадость! Я никак от тебя такого не ожидала!

— Это я никак не мог себе представить, что ты поведешь себя таким образом, — ответил ей Арнольд и, не моргнув, добавил, — с завтрашнего дня ты уволена… Света вылетела из кабинета и бросилась к столу — собирать свои немногочисленные вещи. Катя с ужасом смотрела на ее манипуляции:

— Что ты делаешь? — спросила она Свету.

— Я ухожу. А точнее меня выкидывает из магазина твой любовник.

— О господи, что ты ему ляпнула? — в ужасе сказала Катя.

— Объявила ему войну, за то что он отказался помочь деньгами в раскрутке Лехи! — гордо провозгласила Света сваливая в сумку свои чашку, ложку и кипятильник, которым никогда не пользовалась.

— Из–за чего?

— Он утверждает, — отвлеклась от своих вещей Света, — что у него нет полномочий заниматься распределением меценатской помощи, пока новый хозяин не одобрит. Мол вся благотворительность до конца года распланирована!

— Но ведь она правда распланирована, — урезонила ее Катя, — ты же сама набивала приказ дяди Стасика…

— Ничего слышать не хочу, — взорвалась Света., — я найду способ добыть эти деньги. Даже если придется Арнольда подсидеть. Я найду нового хозяина!!! Света схватила пакет с вещами, подошла к вешалке, стянула свой плащ, пнула вешалку от чего та рухнула на пол:

— Еще увидимся, Катюша…

И удалилась. Катя опустилась на стул и задумалась — что же именно так изменило Свету. Что?

Булюкин прошел через пропускной пункт тюремной больницы и оказался в длинном сером коридоре, по бокам которого шли двери, каждая из которых открывалась вовнутрь. Из чрева подвесного 'армстронга' выглядывали плоские светильники тускло освещавшие коридор. Мрачное убранство целиком передавало отрицательную энергию помещения и выдавало полную несвободу его обитателей.

Все это время Вика оставалась здесь — адвокат постарался чтобы ее не вернули в тюрьму назад. Войдя в палату он в очередной раз ужаснулся как отразились эти месяцы на девушке. Волосы ее были похожи на ломкую солому. Под глазами светились синяки. Ногти, на которых когда–то был лучший маникюр в школе, были изгрызены и слоились. На одном из пальцев ноготь сходил уже вторую неделю, что доставляло Вике жуткие страдания. Булюкин присел на стул у постели и сказал:

— Ваша подруга вышла…

— Да, — смотря остекленевшими глазами в одну точку сказала Вика, — я осталась одна.

— Вы по прежнему намерены молчать?

— Да, — повторила Вика, — я не дам показаний против свекрови. Я никогда не увижу сына и все узнают что он незаконнорожденный бастард.

— Виктория, — разозлился Булюкин, — сейчас 21‑й век. Половина младенцев незаконнорожденными на свет производятся — и ничего.

— Это половина. А я когда залетела? Вы помните сколько мне было лет?

— Я помню, — Булюкин понял что в этот раз он снова ничего от нее не добьется, так как Вика уперлась в свой бред как умалишенная. И это не прибавляло оптимизма. Но он не мог понять ПОЧЕМУ эта сильная девушка не хотела бороться…

Просто Булюкин кое–чего не знал. В глазах Вики до сих пор стоял визит ее свекрови…

Это случилось несколько дней назад. Елизавета появилась в палате в темном плаще и мешком фруктов. Пока в палате была медсестра Елизавета вела себя с Викой как с дочерью:

— Дорогая моя, поешь, твой адвокат скоро докажет что это была самооборона…

Но как только медсестра вышла свекровь будто подменили:

— Если ты проболтаешься о том, как мы подменили твой возраст и что у меня есть мотив, я сначала убью твоего сына, а потом увезу его гроб далеко–далеко. Так что ты ни нас, ни своего ублюдка не увидишь!

В ее взгляде отчетливо читалось — она не шутит и выполнит свою угрозу.

Но прочитать этого эпизод в глазах Вики Булюкину было не дано. И он его не прочтет…

— Навестите моего сына, посмотрите как он, — сказала Вика, — придите и расскажите. Я буду ждать.

Возвращаясь назад по мрачному коридору к пропускному пункту Булюкин размышлял на тему возможного суда, которого теперь не избежать, как и того, что приговор будет кошмарным… Елизавета и Александр стояли в палате и смотрели на Дениса. За прошедшее время ему стало гораздо хуже. Кожа стала землистого цвета, дышал он только через специальные трубки. Несколько трубок были проложены по отекавшему все сильней и сильней дыхательному пути, а еще две — были просунуты через отверстия, которые сделали ниже отека. Ребенок угасал на глазах.

— Вот и происходит то, что я так ждала, — сказала Елизавета, смотря на ребенка, — еще немного и его смерть смоет наш позор.

— Мама, — полушепотом сказал Александр, — ты вообще понимаешь что ты говоришь?

— Я прекрасно понимаю что я говорю. И повторю это столько раз сколько посчитаю нужным. На твоих глазах в историю уходит главный промах твоей жизни. Ты не рад?

— Нет! Я переспал с Викой по любви. И ребенка я тоже люблю, несмотря ни на что.

— По любви, — изумилась Елизавета, — а чего ж ты эту 'по любви' ни разу в тюрьме не навестил?

— А кто мне каждый день трындел что мне там нечего делать и тому подобное?

— Ой, — махнула она, — тоже мне — у тебя своих что ли мыслей нет? Все мои? Залез под юбку и рад.

— Мама, тебя не понять совершенно! — обиделся Александр.

— А тут и понимать нечего, — закончила разговор Елизавета. Сын умолк. Мама осталась довольна.

Они бы так и стояли в палате, если вдруг Александр не закашлялся резко и громко. Елизавета испугалась и вывела сына из палаты — они отправились к приемной.

Денис открыл глаза. В пустой палате появился адвокат Булюкин. Мальчик взял со столика лист, на котором он писал, так как говорить не мог.

— Кто вы? — написал он.

— Я адвокат твоей мамы, — сказал Булюкин и осмотрелся. Было видно что мальчик доживает свое последнее время — вокруг было множество трубок. Аппарат искусственного дыхания, осциллограф чертил на экране сердцебиение ребенка.

— Как она? — написал ребенок.

— Хорошо, — сказал Булюкин, — она скучает.

— Когда она приедет? — спросил ребенок.

— Я думаю что скоро, — улыбнулся адвокат, — вот выйдешь из больницы…

Булюкин не закончил фразу. Он увидел, как глаза мальчика поплыли и он медленно задрыгался. Аппарат дыхания встал и громко и протяжно засигналил. Булюкин понял, что воздух не поступает. Он видел как вбежали врачи и начали крутиться вокруг, пробуриться ниже нового отека, чтобы кислород поступал, но все тщетно. Осциллограф рисовал прямую линию уже 10 минут. Врач зарегистрировал время смерти…

Адвокат вышел в коридор. Его распирало изнутри от неописуемой боли и он не мог объяснить почему. Ведь сын Вики по сути был ему никем, ребенком женщины которая убила его жену. Но Булюкину было тяжело, ведь он представлял как скажет об этом Вике и какая будет реакция. Теперь у нее нет мотивов к борьбе… Хотя… Ведь теперь ей некого позорить! Теперь она спокойно расскажет всю правду и сможет выйти на свободу.

В следующий момент он увидел идущих ему навстречу Елизавету и Александра. Ему было достаточно услышать одну фразу женщины, чтобы понять окончательно кто совершил убийство:

— Наконец–то этот ублюдок освободил нас от проблем и задохнулся, — сказала Елизавета и они прошли в палату.

Булюкин был взбешен. Теперь он точно уничтожит эту стерву.