Дерево и пень[СИ]

14. ПЕРВЫЙ ЗВОНОК

Андрей ехал в трамвае и смотрел через мокрое стекло на удалявшийся дом Марка и думал о том, в какой западне оказался его друг. Он ощущал свою вину в том, что вовремя не заметил совершенной ненормальности состояния Марка. Мысли об этом не радовали. Трамвай монотонно стучал колесами и скрипел тормозами на подъезде к остановкам. Трамвай обгоняли случайные автомобили увозя чужие мысли и проблемы. Пасмурное весеннее небо постепенно темнело — собирался дождь. В окнах проплывали многоэтажки, школы, магазины. Все это казалось большим серым монстром, поглощавшим все вокруг, чтобы потом расплыться на горизонте. Город играл свою визуальную симфонию, мок под мелким дождиком. Прохожие прятались под зонты и плащи, на балконах женщины снимали сушившееся белье. Весь этот пейзаж только лишний раз напоминал о том, что город вечен — если в одной из квартир происходит конец света, то возможно, где–нибудь, за другой типовой гипсокартонной перегородкой происходит сотворение мира. И новый мир, который открывается в этот момент возможно будет гораздо лучше того, который загибается где–то по соседству. Но Андрей наблюдал за крушением и потому о том, что где–то создается что–то новое он и не подозревал. А если бы даже и подозревал, то наверняка бы не увидел — так сильно были заняты его мысли судьбой больного, тронувшегося умом Марка.

Трамвай вывернул на Смоленское шоссе и двинулся в сторону заветной станции метро. Пейзаж совершенно не изменился, разве что возраст высотных жилых домов на шоссе был немного более почтенным, чем на свежепостроенном Лисьем Острове.

Вскоре трамвай, немного накренившись, свернул с шоссе и остановился на кольце у метро. Андрей быстро спустился на «Бухарестскую» и минуты две ждал поезд на север. Вскоре он подошел, архитектор нашел свободное место в углу. Двери закрылись, и поезд оторвался от платформы и начал быстро набирать скорость. Вскоре состав оказался в туннеле. За стеклом проносился причудливый рисунок из труб и кабелей. Андрей наблюдал за ними и продолжал погружаться в свои невеселые размышления… Так он доехал до дома, не отвлекаясь от невеселых размышлений о судьбе Марка. Выйдя на поверхность Андрей прогулялся пешком от метро и, оказавшись в своей уютной берлоге, называемой типовой двухкомнатной квартирой, принялся готовиться к долгожданной поездке в командировку. Андрею совершенно точно требовалась перемена места и неважно что это будет в итоге — Вологда, Новгород или Иркутск — где угодно, только не в Озерске. Здесь все слишком еще неустойчиво. Надо окружать себя совершенно новыми людьми, которые, может быть, не будут смотреть ему в рот и говорить за глаза любезности, но по крайней мере они создадут совершенно новый объем, и появится возможность обновить свое жизненное пространство. Андрей забрался в душ и встал под острые прямые струи воды. Ему хотелось поскорее отмыться от того что он видел, но это не так уж и просто сделать, особенно если очень хочется избавиться от этих мыслей.

Вскоре он выбрался из ванной и принялся собираться в дорогу — небольшой дорожный чемодан на колесиках — в нем уместится все.:

— Алло, — сказал Андрей трубке, параллельно скручивая выстиранные носки в аккуратные шарики.

— Это Елена, ты сходил к своему другу? — голос ее был взволнованным, хотя определенная сдержанность тоже ощущалась.

— Сходил, — угрюмо ответил Андрей всей своей интонацией давая понять, что ничего хорошего в этой встрече не было.

— Все совсем плохо? — сдержанность стильной Елены полетела к чертям, похоже что она уже малость зависела от своего коллеги по работе, при этом пыталась скрыть это, но от себя убежать не удавалось.

— Все стабильно, но…, — Андрей тянул, пытаясь не сказать слово «ужасно», так как на языке крутилось только это.

— Не договаривай, я так и сама додумала, — ответила Елена, — я думаю что мы поможем ему, как только вернемся в Озерск… Кстати, я взяла билеты на самолет.

— С чем это связано? Кажется ночь до Москвы это вполне нормально, а оттуда в Вологду, — удивился Андрей такому повороту событий. Похоже девушка боялась так быстро оказаться с ним в одном купе.

— Потому что прямого поезда в Киев сегодня вечером нет, — спокойно сказала Елена.

— Киев? Я не ослышался, — это не человек, а ящик с секретом прямо, подумал Андрей, — еще некоторое время назад мы собирались в Вологду…

— Ситуация изменилась, поверьте мне, — сказала Елена очень загадочным голосом.

— Хорошо, — смирился Андрей со своей участью, — где мы встречаемся?

— Приезжайте на Мурманский вокзал, экспресс отходит в 22.30, встретимся в 22.00 у кубического фонтана, вы знаете где он находится?

— Конечно знаю, — ответил Андрей, — кому как не мне знать этот фонтан.

— Ах да, простите, — замялась Елена, — я забыла что он ваш…

— Не совсем мой, — признался Андрей, — его проектировала группа из моего университетского потока.

— Понятно, — сказал Андрей, — значит в 22.00 у фонтана.

— Договорились, — Андрей положил трубку и вернулся к недоупакованному чемодану.

Он следил за собой и контролировал каждый шаг, так как регулярно забывал положить ту или иную вещь и, в итоге, оказывался вынужден искать в продаже в последний момент. На сей раз обошлось.

Через час и десять минут Андрей стоял в центре зала Мурманского вокзала, с той стороны большого кубического фонтана, который назвала Елена местом встречи. Фонтан явно выдавал своих создателей, и то, что они были студентами. Совершенно невозможный объем и игра кубами, с которых стекала вода, приводили гостей города в ужас. Всем казалось, что эта дура рано или поздно рухнет. Елена появилась без опоздания, за собой она тянула эффектный темный чемодан на колесиках.

— Здравствуй, — невесело улыбнулась она, — я смотрю ты совсем раскис.

— Я просто побывал в аду, — искренне признался Андрей, — и то что, я мог спасти человека от этого ужаса меня терзает.

— Нам свойственно обвинять себя в разных несуразицах, я не думаю что ты бы смог самостоятельно спасти его, — ответила Елена, — пойдем лучше на поезд. Там и поговорим об этом, а то еще на регистрацию опоздаем.

Андрей наблюдал за Еленой и поражался ее трансформации. Еще некоторое время назад это был грандиозный железный занавес, который думал только о работе и, немного, своей внешности. Похоже ее что–то или кто–то надломил. Стоп. Вдруг Андрея осенило кем может оказаться этот кто–то. В экспрессе определенно надо быть поучтивей. Может осталось совсем немного капнуть кипятку на эту ледяную глыбу чтобы она расплавилась к чертям. Вот, точно — цель ясна, объект осязаем — так что держись, Елена Волынкина. Андрей повернулся к ней и улыбнулся:

— Давай свой чемодан, — Андрей посмотрел в ее глаза и провалился в них.

Елена чуть не упала и остатки дистанции не слетели прямо на вокзале. Андрей навсегда запомнил этот бешеный страстный взгляд девушки, который она на него направила. Страстный, раздевающий взгляд. О, небо, кажется путешествие будет божественным! Черт, почему она не стала брать билет на поезд! Да боялась она того что случилось на вокзале.

Леха и Света сидели по обе стороны стола в скромной квартирке. Девушка долго и тщательно готовилась к приему молодого таланта — она была уверена — Леха добьется многого, и она станет соучастницей этого фантастического триумфа. Стол был накрыт по высшему разряду, и явно не по доходам бывшей секретарши. Как бы странно это не было — но извлечь из своего романа с дядей Стасиком хоть какой–то экономической выгоды Света не смогла. Или не захотела — что более вероятно и объяснимо. Света всегда предпочитала казаться вежливой и честной дурой, нежели откровенной карьеристкой — правда последние события с участием юной звезды ее будто подменили — ведь не просто так она сорвалась на Арнольда и устроила тому сумасшедший скандал с искрами и взрывами. Неожиданно — зато красочно и ударно.

— Алексей, — мягко сказала Света, взяв в руку фужер, наполненный дорогим бургундским вином, — я хочу выпить за твой успех у публики, ты станешь всемирно известным певцом и превзойдешь всех!

— Спасибо, — замялся Алексей по–детски искренне, краем глаза поглядывая в сторону.

— Спасибо скажешь, когда станешь суперзвездой, — ответила Света, когда они чокнулись.

Алексей ничего на это не ответил — будто все это было само собой разумеющимся и не подлежащим какому–либо обсуждению. Он принялся есть салат из крабов — вершину кулинарного искусства Светочки. Его приготовлению она долго училась — ведь зависит от того какой майонез подобрать, сколько варить крабов, и, главное — какой лук и зелень подбирать и как их обрабатывать.

— Божественный салат, — сказал, причмокнув Леха, — это были крабовые палочки?

Про себя Света конечно оскорбилась, ведь ничего общего с треской, подделывающей краба, этот салат не имел.

— Это настоящий камчатский краб, выловленный на побережье Баренцева моря, — немного обидевшись ответила Света.

— Как камчатский краб оказался в Баренцевом море? — удивился Леха, на секунду отвлекшись от дорогих немецких корнишонов.

— Его туда завезли. Крабы стали бедствием этой местности. Норвежцы уже бьют тревогу, — пересказала Света историю, которую ей рассказали в супермаркете при продаже крабов.

— А зачем бить тревогу, — усмехнулся Леха, — коли крабы появились, они же дорогущие.

— Они весь планктон у дна съели — от этого стала уменьшаться популяция трески, — Света выложила все что знала об этом.

— А! Я понял — значит скоро все крабовые палочки будут делать не из трески, а из краба, — рассмеялся Леха отправив в рот корнишон и громко им хрустнув, — замечательные индийские огурчики!

— Они немецкие, — раздосадовано ответила Света. Похоже ее старания показаться крупным кулинарным талантом провалились с треском — Лехе было глубоко все равно что есть — крабы это или крабовые палочки, из Индии эти корнишоны или из Германии. Все пошло прахом. Зря потрачены деньги. А ведь еще сыр — он к нему даже не притронулся. А ведь еще паста из брынзы с кинзой и укропом. И как много чего еще. Полный идейный провал в общем! Света повернулась к окну и посмотрела на вечерний город, светящиеся в темноте окна соседнего дома…

— Я ненадолго тебя оставлю, — вдруг сказал Леха и встал из–за стола.

— Хорошо, — улыбнулась Света, — но только ненадолго.

Леха прошел через комнату и исчез в уборной, не закрыв за собой дверь. Там он повернулся к стиральной машине, стоявшей рядом с ванной, подвинул на ней вещи и, достав из кармана пакетик с белым порошком высыпал немного на машину. Потом сформировав металлическим уголком прямые дорожки на поверхности бытового прибора, наклонился и начал быстро втягивать носом белый порошок через металлический уголок. Вещество, проникая в его организм начинало вызывать неземные фантазии, однако, почему–то в этот раз вместо фантазий пошел какой–то немыслимый бред. Голова затрещала, Леху начало шатать. Вероятнее всего в порошок попала какая–то примесь, которая вызвала столь странное состояние.

Молодой человек попытался выпрямиться, но это только ухудшило его самочувствие. В глазах на секунду померкло и Леха, потеряв равновесие, упал на раковину, задев стеклянный туалетный столик. Стекло треснуло пополам — в раковину, с грохотом посыпались зубная щетка, тоник для лица, ватные тампоны, депилятор. Леха осел на пол. Он порезался рукой об осколок стекла — из раны текла кровь.

Света услышала странный шум в туалетной комнате и, скомкав салфетку, встала из–за стола и подошла к двери:

— Алексей, — что там случилось? — спросила она, постучав. Дверь не была закрыта. После трех попыток Света открыла дверь. Суперзвезда сидел на полу под раковиной, расставив в разные стороны руки. Из раны продолжала сочиться кровь, на стиральной машине по прежнему красовались две белые дорожки.

— Алексей! Нет! — запричитала Света, — это не может быть!

…Арнольд спокойно сидел в своей квартире и собирался уже пойти спать, как вдруг в дверь позвонили. Он с неохотой прошел по квартире и открыл дверь:

— Света! — удивился адвокат, — что ты здесь делаешь в такое время? Мне казалось что ты все сказала в офисе.

— Не все, — ответила девушка, — совсем не все. Я умоляю тебя, заклинаю, помоги Лехе. Он не сможет без этой помощи!

Они переместились в коридор, но дверь Арнольд не закрыл.

— Света, я хотел идти спать и пока что все таки рассчитываю уснуть поскорее! А ты прибегаешь в третьем часу ночи и просишь чтобы я помог твоему протеже! Но ведь это не мои деньги и я не могу тратить их на его раскрутку!

— Не в раскрутке дела, — почти сорвалась на крик, — он болен — и его надо спасать!

— Больна, по моему скромному мнению ты, — сказал Арнольд, — причем на голову и серьезно больна!

— Леха — наркоман!!! — выпалила Света, — ему нужны деньги, он вылечится, он станет звездой.

— Светик, — не без ухмылки ответил Арнольд, — по моему лечиться надо тебе! На почве увлечения этим мальчиком ты готова поверить в любой, даже самый сумасшедший бред. Сдался тебе этот молодой наркоман, может и умеющий петь, но привлекающий исключительно барышень учительского типа, который получают экстатическое удовольствие от созерцания милого мальчика, поющего тупейшие песенки. Такими мальчиками наши городские дворцы детского творчества переполнены — их скоро консервировать можно будет.

— Сволочь! — завопила Света, — вот из–за таких как ты наша культура гибнет!

— Ох, Света — этот мальчик–зайчик — уж точно не культура, а так — набор костей и мускулов.

Света зарыдала и набросилась на Арнольда с кулаками. В ответ на это мужчина поднял Свету, не перестававшую его дубасить, переставил ее на площадку и закрыл перед ней дверь. После этой несложной манипуляции Арнольд отключил дверной звонок и пошел спать.

Света немного поколотилась в дверь адвоката с истошными воплями, но, поняв, что ее никто особо полезный не услышит, отошла к лестнице и села на ступеньки. Света никак не хотела брать себе в толк то, что просто так деньги на молодых певцов не раздают. Тем более если эти мальчики уже вовсю балуются наркотиками.

Всю ночь Света бродила по городу, надеясь придумать выход из сложившегося положения. К утру у нее появилась идея, которую она сразу же решила реализовать.

В десять утра — причесанная, умытая и уверенная в себе, одетая строго и утонченно, Света появилась в местном отделении одной из крупнейших газет города:

— Вы же знаете, о новой восходящей звезде, Лехе, так вот, помимо того, что душеприказчик дяди Стасика отказался спонсировать его дальнейший творческий рост, он не хочет помочь Лехе излечиться от страшной болезни — наркомании…

На следующий день об этом трубили все газеты.

Марк сидел на диване в гостиной и убаюкивал Ванечку. Он смотрел на ребенка и думал:

А ведь в тебе явно есть что то от Кудрявцева. И Алексей не зря боится гнева Авроры — следовательно ребенка должны воспитывать его родной отец и пусть приемная, но мать. За этими мыслями его застал визит Павла. Тот выглядел очень свежо — и неудивительно — оставившая секту Анастасия устроила мужу такой праздник секса — о каком он и мечтать не мог. Теперь все мысли Павла сдвинулись в одном направлении — какую бы позу покруче изобрести, и как бы еще половчей извратиться — так как жена старалась наверстывать упущенной с бешеной скоростью — в доме быстро появились всяческие мази, смазки, возбуждающие средства. Весь семейный бюджет Павла и Анастасии сейчас работал на их секс–отрыв.

— Ты себе это представить не можешь, — она как всадница… — пыл Павла было сложно охладить, — и… у тебя есть какая–нибудь литература?

— Настя всю уже забрала у Васьки, — ответил Марк, — вы ударяетесь в крайности — ты не боишься что твоя Настя скоро устанет. И очень быстро остынет.

— Не–е–е-т — эта волчица нескоро устанет. Ей столько нужно наверстать, — мечтательно говорил Павел.

— Это верно, — ответил Марк, — в свой религиозный период она потеряла много времени. Так что твоему орлу придется постараться. Он кстати еще выдерживает?

— Он старается, — усмехнулся Павел, — в таких жарких руках…

— Можешь не продолжать, — остановил его Марк.

— Завидуешь…

— Я? Ты видел мою жену? — усмехнулся Марк, — вот то–то, — сказал он когда Павел кивнул, — эту тигрицу… В общем не та тема. Мы как те девицы из сериала — которые собираются и секс обсуждают постоянно.

— Ладно, закрыли. Я вот теперь смотрю на тебя и завидую, — сказал Павел.

— А чему завидовать? — поднял глаза Марк.

— Отцовству твоему.

— О–о–о! Но тут как посмотреть, — рассмеялся Марк, — Васька же работает, а я вот переквалифицировался в домохозяйку — пеленки менять мне, кормить с бутылочки мне, гулять два раза в день, на молочную кухню ездить — все мне. Вот тебе и отцовство!

— Я все равно завидую! — не унимался Павел, — ведь он твой… наследник.

— Хочу тебе напомнить, что… не совсем.

— Ну… Это такая мелочь! Многие склонны считать, что ребенок обязательно должен быть родным, но это прямо комплекс какой–то, — сказал Павел, — вот ты любишь Ванечку меньше от того что знаешь что он тебе не родной?

— Нет, конечно, я…, — Марк обернулся к сыну, тот тихо спал, — я его очень люблю, и никому не дам его обидеть. Но меня очень беспокоит кое–что.

— Что?

— Мне кажется что Ванечка… сын Алексея. И я не знаю как поступать в этой ситуации.

— Я…, — Павел замялся, — даже не знаю что посоветовать. Ситуация очень странная… но… а с Алексеем ты об этом говорил?

В этот момент Марк понял, что он и так сказал другу СЛИШКОМ много лишнего. Он не хотел лгать, но…

— Нет, я не говорил с ним. Я думаю, что он не хотел бы затрагивать эту тему, тем более, что они с Авророй сейчас так счастливы.

Павел посмотрел на Марка и подумал — когда порядочные люди лгут или делают подлости — у них это как–то совсем коряво получается. Но вслух свою мысль озвучивать не стал. А потом и не успел. Раздался звонок в дверь — Марк пошел открывать:

— Вероника! — раздалось из прихожей, — какая приятная неожиданность!

Встреча с экс–любовницей в планы Павла явно не входила. Он сразу понял — что наилучшим способом выйти из положения будет поспешно ретироваться. Если он задержится хотя бы минут на пять — то она будет висеть на его шее — и сорвать ее будет очень непросто. А потом будут объяснения с Настей и так далее. В общем — надо линять как можно скорее!

Павел встал с дивана — одновременно с этим в гостиную вошла Вероника — она сильно изменилась — лицо немного осунулось, косметики практически не было.

— Здравствуй, Паш… — с надеждой сказала Вероника, но тут же осеклась.

— Я уже убегаю, — ответил Павел, — был рад тебя видеть… Марк, — Вероника проводила грустным взглядом его поспешное бегство.

Павел ушел. Марк закрыл за ним дверь и вернулся в гостиную. Вероника уже сидела на диване и смотрела на спящего Ванечку. Былой лоск этой очаровательной девушки сошел на нет — перед Марком была почти опустившаяся женщина, которая не следила за собой, изводила себя и не находила выхода из тупика, в котором оказалась. Она смотрела на ребенка, на его невинный сон и говорила?

— Как ангелочек… А я уже не смогу… Я теперь пустая порода — ничего во мне не народится.

— Ты тяжело переносишь потерю Павла, — участливо спросил Марк.

— Да, переживала. А сейчас мне скорее все равно — внутри все сожжено — как будто огненный дождь прошел. Внутри вообще пустота. Я только потом поняла, что аборт делать нельзя было — у меня бы так осталось хоть что–то от нашей связи…

Повисла пауза.

— А все потому, что Настя послала свою секту…

— Но Вероника, — сказал Марк, — раз он сразу предпочел тебя ей — значит он любил только ее, а тебя…

— Использовал как временное убежище. Но Марк, — подняла руки Вероника, — он же даже не позволил мне оставить в себе частичку его.

— Подожди, ты сама же захотела…

— А я и хотела, — заплакала Вероника, — я только потом осознала что совершила самую страшную глупость. Я осознала это, когда уже сидела в этом кресле, и в меня входил металл, убивший моего ребенка… Господи, кто же надоумил эту религиозную истеричку бросить ее чертову секту… Кто?

— Я… я говорил с Настей некоторое время назад на эту тему, — сказал Марк и понял что его опять подвело чувство высшей справедливости так как Вероника смотрела на него очень враждебно.

— Ты хочешь сказать что это был ты? Это ты надоумил эту тощую суку бросить ее секту? Это сделал ты?

— Я…, — Марк не знал как выправлять ситуацию — она вышла из под его контроля. И зачем всегда говорить правду — ведь только пострадаешь лишний раз от своей правдивости! Сколько раз он себя за это корил, — да. Я боюсь, что это сделал я.

Вероника смотрела на него глазами полными жаркой ненависти.

Возле тихого сельского кладбища стояли два автомобиля. Темный Вольво, на котором приехали Александр и его мать и черный катафалк, на котором привезли гроб с Денисом. Вокруг безмолвных могил стояли высокие березы с сильными стволами и черно–белым рисунком, который не создавал ощущения траура над пространством. Елизавета настояла, чтобы Дениса похоронили подальше от Озерска — нашли это кладбище — в Тверской области, далеко от Озерска, далеко от несчастной Вики, которая по прежнему мучилась в тюрьме и даже не подозревала, что ее сын уже умер. Свекровь и муж даже не удосужились сообщить ей эту новость — передали в тюрьму сообщение и повезли гроб в глушь — где никто и никогда не поинтересуется, кто покоится в свежей могиле без памятника. Скоро могила зарастет сорной травой, постепенно исчезнет бугор… И будто никого и не было здесь. Не существовало никакого Дениса, который родился от порочной связи, да, собственно и связи то этой не было.

Как только гроб опустили в яму и начали засыпать землей Елизавета вздохнула. Ее тайна теперь зарыта здесь, на этом кладбище. Теперь надо уничтожить данные о том, что этот ребенок когда либо существовал — и тогда Вика уже не сможет ничего доказать и останется в тюрьме до Страшного суда.

Когда Александр и его мама сели в автомобиль, внезапно Сашу разбил сильный кашель:

— Ты чего? — испугалась Елизавета.

— Да поперхнулся, — ответил Александр.

Но кашель снова вернулся, когда они приехали домой. Елизавета собралась заварить чай, как вдруг ее сына снова разбил тот самый тяжелый, страшный кашель, с которого все началось у Дениса… Очень скоро Александр ввалился в кухню, он дергал руками и хватал воздух ртом, как рыба, которую выбросило на берег:

— Ма…ма, — хрипел он, — ввввврраааачааа…

Елизавета от неожиданности выронила фарфоровый чайник, который только что вымыла, вскрикнула — чайник разбился — и бросилась на помощь сыну.

— Сашенька, что с тобой, — запричитала она.

— Вы…зови… врааача…, — хрипел Александр.

— Господи, только не то, о чем я подумала, только не эта страшная болезнь, от которой все умирают, только не это, — бубнила она себе под нос, пока бежала к телефону.

С кухни раздавалось кряхтение Александра и странный свист.

— Алло… скорая помощь? — закричала Елизавета, — мой сын задыхается… НЕТ — сорвалась она на визг — это НЕ ТО САМОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ! Это не оно! — истерика продолжалась, Елизавета никогда не признает за собой ничего, даже то, что ЭТО может быть как раз ТО САМОЕ заболевание! — Приезжайте скорее…

Она продиктовала адрес и положила трубку. Вбежав на кухню, она увидела, что сын лежит на полу без сознания. Он очень тяжело дышал…

На другом конце города в это же самое время шла борьба за жизнь другого человека — и этой несчастной была Вика.

Утром этого дня к ней в камеру заглянула одна из надзирательниц. Она присмотрелась к сидевшей в камере Вике и прищурилась:

— Убийца, можешь расслабиться!

Молчанием ответила камера.

— Эй, ты, ненормальная, — повысила она тон, — я к тебе, сука, обращаюсь.

Вика повернула в ее сторону голову, но не сказала ни слова.

— Ты нормальная вообще? Умом тронулась?

— Сама ты с головой не дружишь, — хладнокровно ответила Вика.

— Ах ты, тварь! Будет мне всякая мразь говорить такие вещи!!! Так слушай, дрянь, можешь свой концерт обиженной матери прекратить.

Вика изменилась в лице.

— Твой ублюдок сдох в больнице!

Вику убила эта новость — она сорвалась — бегала по камере, громко кричала, ревела, пока слез не осталось. Из нее вырвали частичку того, что еще могло спасти от полного сумасшествия — а именно то, ради чего жила — сына. Вся остальная жизнь и все мотивы были благополучно пропущены и проигнорированы. После того, как первый эффект от новости прошел — пошла вторая волна — совершенно собой не владея, Вика забралась на спинку кровати. В этот момент она увидела что оконное стекло скручивается к центру и резко темнеет до темно–коричневого цвета. Вика завизжала и выполнила прыжок вниз головой, вероятно рассчитывая разбиться об угол тумбочки. Но она промахнулась и упала на пол, перевернувшись. В этот момент на шум в камере обратили внимание — Вику практически вынули из петли, которую она связала из простыни.

К спасенной от самой себя девушке пришел Булюкин:

— Я понимаю ваше горе и приношу Вам свои соболезнования, — начал он разговор с Викой, которая в смирительной рубашке лежала на кровати, — но этот мир — для тех кто остается жить.

— Я не хочу жить, — сказала Вика.

— Вы сами себя загоняете в угол — вам это не нужно — поверьте мне — вы еще можете бороться.

— С кем? — безразлично ответила адвокату Вика, — с кем и главное, зачем, я должна бороться?

— С обстоятельствами. С той ложью которая погубила вашего сына, и может погубить Вас.

— Кто вы такой чтобы говорить мне что я должна делать? — возмутилась Вика, — у меня умер сын. Мне больше ничего в этой жизни НЕ НУЖНО.

— Нет! Нужно! Вы же можете ответить тем людям из–за которых страдаете! Ваша свекровь останется безнаказанной — а она ведь даже не была в палате когда Денис умер! Ей было наплевать — она даже похоронила его неизвестно где — никто не знает куда уехал катафалк с гробом.

Пауза.

— Как он умирал? Вы это видели? — Вика напряглась. Ей предстояло узнать ужас того, как умирал в одиночку ее единственный сын.

— ДА! Я это видел, и это было неприятное зрелище — не от того, что сам Денис не боролся — он боролся до последнего вдоха. Вы можете им гордиться… Но… Он умер в полном одиночестве, угасал на глазах! А ваша свекровь заявила, что его смерть избавит ее от того греха, что на ней висел. Она была уверена, что все это смоет ее позор.

— Она… она так и сказала? — Вика не цеплялась за последнюю надежду, она все еще сохраняла реноме правильной семьи, которой никогда не существовало.

— Да, — сказал Булюкин, — она это сказала сразу после смерти вашего сына. Она рассматривала эту трагедию только с позиции собственной выгоды, которую она получала в случае его смерти.

— Вот стерва… Она себе не изменила, — сказала Вика, — что ж, значит я буду бороться с ней до последнего. Она заплатит за то что сделала. Вы можете мне устроить встречу со следователем

Через полчаса в палате Вики сидел следователь и записывал:

— Моя свекровь увезла меня из Архангельска, изменила мне возраст, сделала поддельный диплом — она сделала мне новую жизнь, в которой был только один луч света — это мой сын.

Булюкин стоял в стороне, слушал рассказ Вики, а про себя думал — вот теперь ты заплатишь за все свои злодеяния, Елизавета… Булюкин услышал убаюкивающий звон. Такой приятный и ненавязчивый звонок колокольчика. Он будто предупреждал его — Будь осторожен, ты еще не одержал верх. Могут прийти другие и восстановить свою справедливость. Но адвокат не прислушался к предупреждению звонка. А он все звонил и звонил, будто настраивая адвоката на то, что приговор ему уже подписан.

15. ВТОРОЙ ЗВОНОК

Света сидела в редакции на стуле, схватившись за голову. Ее план дал страшную течь — заявление в газете о пристрастии Лехи к наркотикам имело обратный эффект — радиостанции — все как один — сняли с эфира его песни. Скорее всего сказался воспитательный момент — не может публичный кумир молодежи оказаться банальным наркоманом — все его поклонники тоже бросятся на поиски всевозможной «радости» которую можно понюхать, скурить или вколоть. Радиостанции давно держались такого курса — наркоманов от музыки боялись как огня. В свое время, когда одной педагогической тетеньке стало известно о наклонностях Джорджа Майкла — его песни как ветром сдуло из эфира. В том же направлении улетели Элвис Пресли и Квин. Могло достаться и Битлам, но за них пообещал оторвать что–нибудь нужное руководитель департамента образования — так что все делали вид, что Леннон и сотоварищи ничего запретного не употребляли.

Девочка из музыкального отдела подошла к Свете и подала ей стакан воды:

— Успокойтесь, — как–то по доброму сказала она, — все будет хорошо — мы попробуем собрать деньги на лечение нашего кумира.

— Вы уверены, что кто–то согласится помочь Лехе материально теперь, когда все его песни, все то, что он давал людям, изъято из эфира! Да о нем забудут на следующий же день!!!

— Поскольку случившееся отчасти ваша вина, — сказала девочка и тут же встретила ледяной взгляд Светланы, — но и наша вина присутствует тоже, то мы обязаны сделать это вместе. Мы сейчас постараемся написать текст и разместить его в ближайшем номере. А вы — подыщите ему клинику посолиднее, устройте его туда, а деньги мы сдадим туда, когда соберем.

— Звучит убедительно, — Света услышала слово «Деньги» и ей стало гораздо лучше, — но вдруг не получится? Мне придется платить из своего кармана?

— Не думаю, — улыбнулась девушка, — пока что память о Лехе жива, его песни помнят, а эфир по радио — это не главное…

Через час Света и Леха сидели в такси, которое везло их в сторону кризисного наркологического центра Озерска, расположенного в живописных Баклановских лесах, на берегу озера. Света выбрала странную тактику — она убеждала Леху в том, что это лечение пойдет на пользу его карьере, не сказав о случившемся с радиостанциями:

— …То что ты будешь в клинике докажет нашим потенциальным слушателям и поклонникам, что ты сильный человек, который умеет делать выводы из собственных ошибок.

— А разве я умею делать эти выводы? — удивился Леха, — последнее время все выводы ты делаешь за меня, как будто так оно и должно быть.

— Не говори чушь, Алеша, — возмутилась Света (хотя возмутилась она как раз тому, что Леха был прав — она действительно последнее время делала за него ВСЕ. Разве что не пела, но в этом плане ее спасало отсутствие музыкального слуха как такового), — ты взрослый человек и всегда можешь поступать так как считаешь нужным, — она взяла его за руку и погладила, — но в то же время не стоит забывать, что следует прислушиваться ко мнению окружающих тебя людей, которые очень любят тебя, и хотят, чтобы тебе было очень хорошо.

— Светик, это звучит как контракт с дьяволом, приглашение в ад на варево!

— Не утрируй, ты мыслишь стереотипами, их следует подправить. Важно то, что сейчас может случиться падения твоих рейтингов из–за истории с газетами.

— Вот кстати о газетах, — не унимался Леха, — кому в голову пришло предать огласке этот факт?

— Какая теперь разница?

— Большая. Я же должен знать кому сказать спасибо, за то что меня запихивают в этот бакланистый санаторий смерти. Я не просил себе такого счастья, а кто–то, — он посмотрел на нее подозрительным взглядом, как бы намекая, что догадывается о ее роли во всей этой истории, — испугался за меня… слишком сильно, что я такая заблудшая овечка и ничего сам за себя решить не могу. Э, нет, я тоже мальчик умный, я… — Света приложила пальцы к его губам и он замолчал.

— Все что я делаю — я делаю только ради тебя, и точка. Потому что ты можешь стать звездой всемирного уровня. Я вижу в тебе это и горы сверну, чтобы так оно и было!

— Спасибо тебе, о, мой Мефистофель! — Леха сам не заметил как выдал себя. Но Света не заметила этого. Оба сидевших в машине строили свои планы, и друг друга в эти планы посвящать не хотели.

Вскоре вблизи показались белоснежные 16-этажные корпуса Кризисного центра. Его открыли около пяти лет назад на волне борьбы очередного нового начальства Озерска с наркоманией и подростковой токсикоманией. Некоторые считали, что деятельность центра несомненно полезна для общества. Однако, сам центр находил сию полезность совершенно в другом — но не будем забегать вперед.

Леха и Света шли к корпусу по дорожке, усыпанной гравием и галькой. Покрытие красиво похрустывало под ногами и настраивало на романтический лад. Даже у Лехи мысли неожиданно приняли иное направление и он подумал, что можно в этом хрустящем царстве найти королевское ложе из кустов кипариса и там… в общем натянуть Светку по самые гланды.

Света же шла, и постепенно успокаивалась от того, что видела — внешне здесь все давало понять — это место МОЖЕТ изменить человека. Другое дело, что для этого человек САМ должен этого ХОТЕТЬ. И никакие нотации, настояния и любовные потуги тут не помогут. Все неправильные мысли Света благоразумно смела в кучку и выбросила за пределы своего ограниченного сознания. Просто потому что так удобнее — Хочу думать что ОН изменится ради ее, любимой, одумается, славы ради. И может что–то гениальное напишет. Пока лечиться будет.

С такими мыслями они и вошли внутрь. Холл центра представлял собой просторное двухсветное помещение со стеклянным потолком, засиженным голубями. В углу холла был диванчик, на который быстро упал Леха. Он открыл один из валявшихся на столике поучительных журнальчиков и углубился в постижение собственной ограниченности.

Света подошла к стойке регистратуры и сказала женщине в белом:

— Добрый вечер. Я вам звонила сегодня.

— Вы — Светлана? — улыбнулась женщина.

— Да. Это я.

— Очень рада познакомиться, — она протянула Светке свою руку и они обменялись рукопожатием, рука была усыпана кольцами разного калибра — похоже что зарплата в центре была очень солидной, — наш клиент здесь?

— Да.

Она показала на Леху. Он сидел на диванчике, а ноги, положил на столик. Туфли валялись на полу. Картина представляла собой сочинение на произвольную тему «А я СРАААААТЬ хотел на ваше лечение. Я приехал ОТДЫХАТЬ». На его лице это достаточно внятно читалось, но… Светка не умела читать по лицу. Особенно если это — физиономия Лехи. Смерть мордовским партизаном — читалось на его лице. Света не смогла прочесть даже этот бред. Похоже, что ее мозги окончательно сравнялись с куриными от испытываемых ею чувств. Женщины всегда превращаются в кур в состоянии влюбленности. Некоторые, правда, больше напоминают овец, а некоторые — крольчих — и то и другое — мрачное зрелище, с той разницей, что вторые помешаны на сексе, а первые — на отмазках от секса. И то и другое — зло — но, к сожалению, совершенно неистребимое.

В ответ на зов Светы Леха поднялся с дивана и подошел к стойке.

— Этот клиент я, — галантно сказал Леха, — очень рад знакомству.

— Я бы надеялась на знакомство в иных обстоятельствах, но что поделаешь, что есть, то есть, — улыбнулась женщина, — у меня есть ваша запись — вы очень хорошо поете.

— Ох, спасибо, — ответил Леха, — заходите вечерком и приносите гитару, развлеку.

Свету в этот момент озаботил этот факт — чем же в действительности собрался заниматься Леха в этом, с позволения сказать, заведении.

— А это у вас допускается? — робко спросила она.

— Что именно? — хором сказали женщина и Леха.

— Ну, как его, это… неформальное общение персонала и пациентов.

— Это часть нашей программы, — громогласно выдала женщина, — человек полностью меняет социум — и этим социумом становится персонал…

Далее последовал грандиозный спич о достижениях современной наркопсихологии.

Сидя в автомобиле Света пыталась переварить весь объем залитого в ее мозг спама о значении личности и персоналитета в личностном формировании новых контактов. Получалась полная абракадабра, но если ее не понять — нельзя было спасти Леху. В этом Света была уверена на сто процентов.

Тем временем, расположившегося в своей палате Леху навестила уже знакомая дама в белом, кстати ее звали Эвелина. Леха уже переоделся в «домашнее» и ждал дамочку с гитарой. Когда она вошла он сказал:

— Надеюсь твоя богадельня располагает запасами коки, а то, что то нос чешется…

— Сколько угодно, — ответила Эвелина.

В общем они поняли друг друга.

Вика вышла за ворота тюрьмы. Она была свободна. Новые показания вывели следствие в новом направлении, понадобился примерно месяц на то, чтобы уладить все формальности и выпустить Вику на волю. Она шла по направлению к автобусной остановке и думала о том, как ей жить дальше и что делать. То, что связывало ее с мужем и свекровью, а именно — сын — ныне не существовал. Вика даже не знала где он похоронен. Она не подозревала и того, что свекровь уже попалась на подделке документов, и очень скоро, ей грозил арест, о котором, сама Елизавета и не подозревала.

Все же Вика не удержалась — через час она стояла на площадке дома на Балтике и открывала дверь в квартиру своим ключом. Вошла, разулась и оказалась в тесной гостиной. Здесь ничего не изменилось с того момента как она ушла на работу в то роковое утро. Из комнаты вышла Елизавета. Ее брови взмыли вверх, когда она увидела Вику — подурневшую, с осунувшимся лицом и следами от порезов на запястьях — автографах двух попыток самоубийства.

— Что ты здесь делаешь? Ты сбежала из тюрьмы? — пошла в атаку Елизавета.

— Нет, — спокойно ответила Вика и села в кресло, — меня сегодня выпустили. С меня сняты все обвинения.

— И ты поехала сюда в то время, как твой муж умирает в больнице.

Вика решила сохранять холодность до конца:

— Я этого не знала. Очень сожалею. Странно, что вы не в больнице. Наверное хотите, чтобы он тоже умер один?

— Не понимаю что ты имеешь в виду, — отмахнулась свекровь, — у тебя очередной бред.

— Не совсем бред. Ты предпочла скрыться когда умирал твой внук…

— У меня никогда не было внука, — прошипела Елизавета, — все это плод твоей воспаленной фантазии.

— Странности то какие, — рассмеялась Вика, — а кого же я тогда рожала?

— Это лучше тебе знать, — закричала в ответ обезумевшая от спокойствия Вики свекровь, — что ты вообще здесь забыла — вали отсюда прочь, уличная девка!

Лицо Елизаветы дрожало от судорог:

— Какая прелесть, — Вика продолжала вести линию, которую ей рекомендовал Булюкин, — если я — уличная девка, — то ты — бесстыжая стерва, кичащаяся собственной персоной, хотя персона эта — пустая и порочная.

Свекровь бросилась на девушку с кулаками и завопила:

— Неблагодарная крыса, я тебя уничтожу.

Но Вика оттолкнула ее и сказала:

— А знаешь ли ты, что о всех твоих преступлениях уже всем и все известно. Ты попалась на подделке документов, твой арест — уже дело времени. Я успела рассказать всю правду о том, как ты пририсовала мне лишние годки и сдерживала меня обвинениями в совращении, хотя прекрасно знала, что не я совратила Сашу, а наоборот — он меня изнасиловал!

Вика была довольна произведенным эффектом — Елизавета повалилась на диван. Ее лицо перекосила гримаса ужаса, рот был приоткрыт, глаза синхронно моргали. Она тяжело дышала:

— Иуда… Сука! Ты испортила мне всю жизнь! — вскочила и отвесила Вике пощечину. В ответ была сбита с ног резким ударом кулаком в челюсть и снова упала на диван.

— Чихать я хотела на твою жизнь, — заорала на нее Вика, — ты меня оставила без жизни. У меня не было ничего, после того как твой сын меня изнасиловал! А ты что, он же твой Сашенька, он не мог изнасиловать — это все паскуда виновата. Так ведь? — разъяренная львица смотрела на поверженную пожилую женщину и упивалась превосходством.

Елизавета сидела на диване полностью раздавленная. Вика посмотрела на нее и ей стало жалко свекровь. Не умела девушка из себя строить злодейку, но показывать своей жалости она не собиралась и, не прощаясь, вышла. Она хотела повидать Александра, если он еще жив конечно.

Елизавета еще некоторое время сидела и смотрела в одну точку пересчитывая все варианты спасения из ситуации. Наконец, собравшись с мыслями, она медленно встала и подошла к комоду. Повернула ключ, запиравший ее ящик и выдвинула его. Сверху лежали несколько бумаг — это были настоящие документы Вики. Она взяла их и сказала:

— Надо было сразу их уничтожить.

Она подошла к журнальному столику и взяла с него зажигалку. Метрика вспыхнула поднимая густые клубки тонкого сизоватого дымка.

— Вот и все. Ты больше ничего не докажешь, — убеждала сама себя Елизавета. Она не хотела признавать, что загнана в угол. Безвыходных положений не бывает. Когда бумаги догорели Елизавета вернулась к комоду и достала из него другой предмет. Более черный и холодный.

Это был пистолет.

Тем временем Вика уже спустилась в метро и ехала к «Университету культуры» в больницу. Ту самую где умер ее сын и сейчас умирал муж. У нее не было к Саше ненависти — все что он делал было так или иначе связано с мамой. Даже изнасилование произошло потому, что Саша попросту хотел досадить любимой мамочке — никакого злого умысла. Просто маленькая детская месть. Этим Вика всегда проступок этот и оправдывала — он был глупый и не понимал что творит.

На полпути от «Лесопарковой» к «Левобережной» поезд ненадолго остановился. Через открытое окно вагона в поезд брызгала вода — похоже в обшивке тоннеля образовалась трещина, через которую просочились грунтовые воды. Вика на секунду задумалась о том — как это страшно — оказаться в таком тоннеле, полном воды — и не выплыть — не спастись. В горло попадает вода, которая все прибывает и прибывает. Предчувствие показалось ей невероятно зловещим и ужасным. Она будто за доли секунды пережила этот потоп. Она тонула в воде. От мыслей ее отвлекло продолжение движения поезда и о воде в метро в тот день она не вспоминала, до некоторого рокового часа икс.

Вика вышла из метро и направилась к больнице. Александр лежал в отдельной палате, солнечный свет не попадал в нее из–за широких, прикрытых штор. От света у Саши болели глаза. Когда Вика вошла в палату ее муж повернул голову и, поначалу, не узнал ее:

— Вы, должно быть, ошиблись палатой, — сказал он.

— Нет, Саша, — сказала Вика, — я не ошиблась палатой.

— Сбежала из тюрьмы? — равнодушно спросил Александр.

— Нет, — отрезала Вика, — меня выпустили. Я все рассказала. Хотя, боюсь, что тебе это уже навредить не сможет.

— Я списан, — откинулся на подушки Александр, — меня списала эта проклятая болезнь, — Александр начал сильно кашлять и взял в руки белую простынку, на которую отхаркнул сгусток крови. Простыня быстро впитала красную субстанцию и пятно кровавого цвета разбежалось в разные стороны.

Вика подошла к кровати и подвинула стул:

— Ну что, поговорим? Тебя ведь мама не навещает.

— Палату оплатила и исчезла, — отозвался Саша, — на что ей списанный сын?

Они говорили около часа. Узнавали друг друга заново. По окончанию беседы Саша сказал:

— Вика. Прости меня за все, я хочу умереть спокойно.

— Я прощаю. Не потому что ты умрешь. А потому что ты раскаялся…

Но тут раздался голос:

— Проклятый предатель! Как ты смел пресмыкаться перед этой дрянью?

В дверях стояла Елизавета. В ее руке был пистолет, который она направила на Вику собираясь выстрелить.

Двое по прежнему стояли в гостиной и смотрели друг на друга взглядами полными ненависти. Марка раздражало то, что он вынужден страдать из–за своего чувства обостренной справедливости — он просто сказал правду и ничего поверх этого не имел в виду. Вероника была в бешенстве — выходит Марк, своей правильной правдой уничтожил и ее чувство и ее ребенка.

— Подонок! — выпалила Вероника, — да как же я сразу не догадалась! — она сорвалась на крик, — скотина сраная, ты отомстил мне за то что я тебя тогда послала!

— Вероника, — пытался урезонить ее Марк, — ты придумываешь себе бредовую идею.

— Э стой! — по прежнему нарочито громко говорила Вероника. В ней заклокотала жажда разоблачения и возмездия, — шесть лет назад. Мы же тогда… Господи, как же я сразу не поняла! Злопамятное животное. Я не была обязана спать с тобой!

В этот момент вошла Василиса. Она само собой все эти прелести слышала и сделала соответствующие выводы:

— О чем ты? — сказала она.

— Твой муж — подонок, — продолжила свое сольное выступление обезумевшая Вероника, — он отомстил мне, шесть лет назад я отказалась с ним спать, он трижды подкатывал ко мне. Слышишь? Трижды! А за это он отплатил мне, вернув эту чокнутую сектантку в семью.

— Я хотел помочь другу! — крикнул Марк.

— Так уж и помочь. Лжец! — продолжила кричать Вероника.

Василиса смотрела на эту безобразную сцену каменным лицом. Потом она приняла решение:

— Я ухожу, — сказала она.

Эти слова упали как гром. Скандал прекратился.

Марк стоял как пораженный электрическим разрядом молнии. Даже воздух наэлектризовался до предела и искрил. Бледно серые вспышки искр возникали то там, то тут. Неужели это происходит…

…В реальности Марк стоял посреди пустой гостиной, один….

…Вероника смотрела на Марка победительницей:

— Теперь мы квиты! — сказала она и отправилась в прихожую.

— Стой, сука! — завопил Марк, вскочил и бросился за ней. Он нагнал ее у двери, схватил за волосы и дернул на себя. Вероника закричала. Марк держал ее за волосы и тащил с собой. Развернувшись он ударил ее кулаком в челюсть. Девушка отскочила и упала возле двери. После этого Марк подбежал к ней и нанес три удара ногой в живот. Вероника продолжала кричать от боли, захлебываясь кровью. В этот момент в прихожую на крики прибежала Василиса:

— Отстань от нее! Животное.

Марк снова ударил Веронику ногой. Василиса бросилась между ним и ней. Марк застыл:

— Уйди. Без тебя я не смогу жить. Без тебя и Ванечки мне не жить.

— И ты поднимешь потом на меня руку? Для этого мне надо остаться? Чтобы потом ты сделал со мной то же самое???

— Нет! Нет! Нет!

Марк рывком ворвался в уборную, закрылся и застонал. Он слышал как Василиса вынесла лед, помогла Веронике, потом собрала ребенка и ушла из квартиры.

Он бы так и сидел в уборной, если бы в дверь не позвонили. Марк не хотел открывать. Но позвонили снова. Тогда он решил открыть… В дверях его ждала Виола:

— Марк… Что случилось?

Марк привлек ее к себе и обнял.

— Марк… Что с тобой?

— Я хочу тебя, — отозвался он и взял ее голову в руки. Он начал жадно целовать ее шею, ее губы, ее тело. Виола распустила ширинку его штанов и проникла в расположение его главного достоинства, которое начало наливаться кровью и увеличиваться, становясь все больше, сильнее и прочнее.

Они опустились на пол в прихожей, продолжая целовать друг друга. Марк проник в ее нижнее белье и стал ласкать языком ее розовое ущелье так что девушка застонала от блаженства…

…Марк лежал на полу в прихожей и держал в кулаке свою плоть совершая ритмичные движения вверх–вниз. Он задыхался от удовольствия и стонал. Белая мутная жидкость выплеснулась из плоти на немытый пол. В воздухе растворился сладковатый запах свежей спермы. Он медленно заполонял собой помещение превращая обычную прихожую в храм священной мастурбации. Марк продолжал движения и получал от это ни с чем не сравнимое экстатическое удовольствие. Такое удовольствие стоит очень и очень дорого. Следующий выброс жидкости пришелся на дверь в уборную. Марк опустился на корточки и начал слизывать ее с деревянного покрытия. Внутри него что–то клокотало. Раздавались стоны…

…Он довел Виолу до исступления. Она взяла его плоть себе в рот и загадочно улыбаясь начала энергичные движения, каждое из которых проваливалось в нутро его естества заставляя все фибры нервной системы страстно трепетать. Дрожание нервной системы соединилось в одно целое. Тряслось все. Нежно лаская и подергивая. Сладкая истома оргазмического восторга сковывала тело и пускало в пучину блаженства и наслаждения.

Оба находились на вершине человеческого удовольствия пока не упали на пол без сил…

…Марк лежал на полу и держал в кулаке свой детородный орган. Все стены прихожей были забрызганы спермой. Глаза Марка закатились от восторга. Рядом с собой он видел тело, которым мгновение назад овладел. И только в реальности можно было видеть, что это тело — всего лишь обычное одеяло…

В жизни Светы не было более счастливого дня до этого момента, когда ей передали кейс с деньгами на лечение Лехи. Весь месяц он находился в клинике под честное слово главного редактора газеты. Почти в аналогичных условиях, с чувством победительницы и в состоянии абсолютного счастья. Вот в окне показались корпуса наркологического диспансера. Вокруг асфальтированной аллеи, проложенной в центре большого лесопарка, склонялись высокие сосны, и небольшие кустарники. Сквозь их листву проникал солнечный свет — листья фильтровали его, отделяя и рассеивая в разные стороны. В этот момент корпуса центра не казались Свете столь мрачными и отталкивающими. Хотя в прошлый приезд она оказалась здесь в пасмурную погоду — и, скорее всего, — это и стало причиной ее мнения об этом здании. Сейчас оно было приятным, под лучами этого солнца.

В приемной ее никто не встретил. Это даже показалось ей очень странным, но, в любом случае, она знала куда ей идти, пропуск был с собой и беспокоиться об отсутствии встречающего не было никакого резона.

Света прошла через просторный холл, ажурный потолок которого опирался на массивные колонны в классическом стиле. Оказавшись в лифте она нажала кнопку четвертого этажа. Мягко прошуршав по шахте он поднялся и бесшумно открыл свои двери.

Света ступила на натертый до блеска паркет и пошла к палате, где последний месяц жил Леха. Она шла и думала о том какие блестящие времена наступят, когда она, наконец–то, вылечит своего возлюбленного от наркомании, он станет знаменитым певцом, популярнее всяких Гоманов и Колдунов…

Такого рода мысли крутились в ее голове до того мига когда она вошла в палату и увидела… это.

Леха стоял на четвереньках перед столом и через нос втягивал в себя белый порошок… Света похолодела — ей стало страшно. Она некоторое время пыталась переваривать увиденное. Потом она поняла:

— Что все это значит? — вырвалось у нее.

— А что такого? — Леха обернулся. Первый шок у него прошел и дальше он уже в наглую попер против Светы, — и что с того? Деньги принесла? Мне товар за месяц оплатить надо. Столько дури я еще нигде не употреблял. И при том столь высочайшего качества.

Света так и застыла на пороге и крепко вцепилась в чемодан с деньгами.

— Давай сюда чемодан, — грубо сказал Леха.

— Нет. Их собирали на лечение, а не на оплату драгдилера…, — Света сорвалась на рыдания, — ты меня больше никогда не увидишь, — закричала она и выбежала из палаты.

Леха громко засмеялся. Потом присел на диван и понял, что крупно влип. Так как деньги ему все таки нужны — причем помимо лечения надо платить за дурь. А денег нет.

Света пробежала по ажурному холлу и выскочила на улицу. Ее такси, как и было оговорено, ожидало ее у входа. Она вскочила на переднее сидение и сказала:

— На Смоленский вокзал. И живо.

Света крепко держала в руках чемодан. Уж теперь то она знала что воспользуется деньгами так как надо и никаких наркоманов она спасать не будет. Слава богу, контролировать свои чувства она сможет и так, без посторонней помощи и поддержки. И не надо говорить, что совершается кража — этого тупого мальчика не надо спасать от него самого, ибо ему это попросту не нужно. Если уж даже в центре он нашел себе кокаинчик…

Такси прибыло на вокзал. Света расплатилась и скрылась за стеклянными дверями вокзала. Купила себе билет до Киева и через два часа скоростной поезд уже мчал ее на юг подальше от Озерска и подальше от Лехи… В этот момент Света услышала звонок колокольчика. Он разливался переливами по залам вокзала и проникал в уши пассажиров поднимая настроение и настраивая на странный пессимистичный лад. Этот колокольчик звонил не радостно. Точнее это была странная радость. Радость того, что все будет хорошо. Но от того что будет хорошо всем станет только хуже. Света не поняла этого. Ей не совсем ясно как какой–то дурацкий колокольчик может изменить всю ситуацию и выправить проблему. Колокольчик вынес свой приговор Свете и ей было некуда от него деваться. Она дала себе честное слово никогда не возвращаться в Озерск. А колокольчик ей как бы намекал — на зарекайся — у тебя еще остались нерешенные дела.

… А тем временем, вода, вышедшая из грунтовых источников болот за озером Дго продолжала крошить обшивку туннеля второй линии озерского метро с тем, чтобы сотворить новую страшную трагедию большого города…

16. ТРЕТИЙ ЗВОНОК

Трое смотрели в глаза друг другу. Паузы не было — всего какие–то три секунды с того момента, как вооруженная и взбешенная Елизавета ворвалась в палату и направила свой пистолет на Вику. Она, возможно, и не осознавала целиком, что ее игра полностью проиграна и осталось только сдать фигуры и подать свои руки под наручники. Это все потенциальные действия, ожидавшие женщину в ближайшем будущем. Елизавета была в ярости и готовилась к выстрелу.

— Довольно убивать, мама, — сказал Александр, — лучше попроси у Вики прощения. Мы оба перед ней виноваты!

— Молчи, Иуда, я ни перед кем ни в чем не виновата, — отозвалась Елизавета, — и я никого не убивала… или ты тоже отрекся от меня?

— Ты убьешь ее как Изольду? — вопрошал к матери сын.

— Саш! Довольно! — вступила в перепалку Вика, — пусть стреляет. Здесь она уже не отвертится — ее вот вот арестуют.

— Тварь! Неблагодарная сволочь, — в горле у свекрови клокотала ненависть, глаза наливались кровью, как два спелых яблока…

Она бы убила Вику, если бы в этот момент в палате не появился санитар, который, увидев вооруженную женщину, поднял шум. В палату прибежали охранники, вызвали милицию. Елизавета подбежала к Вике, схватила ее сзади за волосы и приставила к ее виску дуло пистолета.

— Вот и конец, — шипела окончательно свихнувшаяся женщина, — я убью тебя, но сначала спасусь сама!

— Господи, как ты думаешь это сделать? — удивилась Вика.

— А ты теперь моя заложница!

— Ты совсем с ума сошла? Ты же не сможешь оправдаться, у тебя не останется смягчающих обстоятельств для суда.

— Не останется, и черт с ними!

В палату вбежали двое сотрудников милиции. Они направили оружие на Елизавету.

— Мама! Попроси прощения! — взмолился Александр.

— Молчи, неверный, — ответила мать, — я никому и ничего не обязана. И никогда не была обязана!

— Ты говоришь чушь! — откликнулся сын.

— Оставь ее, — зарыдала Вика, — ты что не видишь, что твою маму уже ничем не переубедить??? Она совсем спятила!

— Не смей! — завизжала Елизавета, — не смей называть меня ненормальной!

— Но ведь так оно и есть! — Вике уже было все равно — больше всего она хотела, чтобы свекровь побыстрее ее пристрелила и этот кошмар, выдаваемый за жизнь прекратился раз и навсегда. Большего ей уже не было нужно. Ничего и никогда — все это безобразие утомило и осточертело. Пусть стреляет и все. Пуля прошьет теплым металлом ухо и ворвется в серую субстанцию, которую некоторые называют мозгом. Зато все закончится.

Напряженная сцена усугубилась — Александр схватил простыню и снова начал кашлять и отхаркивать кровь. Простыня быстро пропиталась кровью, но на сей раз приступ был более сильный.

Вика вырвалась от Елизаветы и бросилась к Саше:

— Держись, — она подала ему еще одну простыню, а окровавленную бросила на пол. Елизавета продолжала держать ее на прицеле, а саму Елизавету держали на прицеле два милиционера.

В перерыве между приступами Александр снова сказал:

— Попроси прощения у Вики, мама…

Начался новый приступ. Простыни не хватало и сгустки крови выбрасывались на одеяло, оставляя за собой темные разводы. В разгар приступа Александра резко дернуло и он выплюнул на кровать большой сгусток крови и после этого последовал мощный выплеск крови, после чего Саша отключился и перестал дышать.

— Саша!!! — закричала Вика.

Раздалось два выстрела — Воспользовавшись замешательством Елизавета пристрелила обоих милиционеров, потом подбежала к кровати сына:

— Иди прочь, — она скинула с кровати Вику, которая успела измазаться в крови. Обняла сына и сказала: — прощай, я не смогла простить тебе предательства, — и отвесила бездыханному сыну звонкую пощечину.

Потом выскочила из палаты и побежала прочь не разбирая дороги.

Вика выбежала из палаты следом за свекровью и закричала:

— Помогите! Мой муж совсем не дышит.

Выглядела она в этот момент соответствующе — окровавленные руки, волосы, лицо… В общем выглядела Вика так, будто упала в кровавую ванну.

В палату вбежали двое врачей отделения. Со стороны это уже не напоминало борьбу за жизнь. Скорее это была констатация факта. Все что было потом в мозгу Вики слепилось в один кровавый ком, с которого зловонно капало и несло тухлятиной.

— … У вашего мужа заболевание сопровождалось отеком дыхательных путей и выбросом крови из легких. Он умер при приступе — попросту захлебнулся кровью…

Сознание что муж умер выбило Вику из колеи и она упала в обморок…

Елизавета выскочила из больницы, спустилась в метро и поехала домой. Если она хочет успеть сбежать — то осталось очень мало времени — скоро каждая блоха в городе будет иметь ее портрет и описание подвигов. А до этого надо успеть скрыться.

С этого момента все, кого видела Елизавета вызывали у нее подозрение. Каждый напрашивался на пулю и рисковал быть убитым только за подозрительный взгляд в ее сторону. Волка загоняли в угол, но в этот момент он становился смертельно опасен для всех окружающих.

Поезд быстро проехал через метромост и прошел «Левобережную» — на ней в вагон вошел милиционер и начал рассматривать пассажиров. Вагон был заполнен примерно на две трети — Елизавета переместилась из середины — ближе к хвосту — ее начал подводить инстинкт самосохранения. Она дернула ручку двери вагона и она оказалась открытой. А милиционер уже шел прямо на нее — похоже Елизавета опоздала с бегством. Значит надо действовать. Как только она оказалась на подножке между вагонами — затаилась и стала ждать. Как только в проеме появился милиционер, принявший ее за обычную хулиганку, она схватила его за шиворот и не дав опомниться вытащила в межвагонное пространство и сбросила под колеса. Раздался глухой удар — колеса потащили тело, разорвали форму, дубинка и табельное оружие попали под другое колесо. Из под вагона ударил фонтан крови который залил подножку и окно следующего вагона. В поезде началась паника и тут его резко дернуло — в голове состава зазвенело стекло. Поезд остановился.

В следующий момент бурный поток воды и песка пошел по вагонам поднимая их вверх и выбивая стекла. Люди, оказавшись в смертельной ловушке плывуна, пытались плавать, но их затягивало внутрь. Через пять минут весь поезд оказался во власти стихии. Вдоль тоннеля раздавались стоны и вздохи. Из вылетевшего окна, прямо к Елизавете подплыл мужчина, а она не разобравшись, выстрелила — оружие находилось внизу, но этого хватило для того, чтобы из его рта хлынула липкая кровь, которая постепенно смешивалась с песком. Мужчина захрипел:

— За что?!

И как в замедленной съемке начал уходить вниз. Из уголков его умирающего рта продолжала хлюпать кровь. Вскоре в песке скрылось его лицо и о крови напоминали только пузырьки темно–красного цвета, поднимавшиеся на песчаной глади.

Елизавета с ужасом смотрела на происходивший на ее глазах ужас. Это полностью отрезвило ее и вернуло к реальности.

Что же такое я за чудовище, думала она, я лишила девочку молодости, я убила шантажистку, наплевала на внука и сына когда они смертельно заболели. Вот я и наказана. Я умру страшной смертью.

В тоннеле раздался грохот — это поступала вода. Уровень резко начал подниматься — очень скоро тоннель был заполнен так, что Елизавета могла только держать на поверхности голову и дышать. Резкий спазм скрутил ее и она погрузилась в глубину. В рот и нос сразу набралось воды и песка. Песок попадал меж зубов и противно скрипел и хрустел. Женщина оттолкнулась вверх и снова всплыла на поверхность выплюнув изо рта песок и воду.

Вдруг она увидела неподалеку трубку, свисавшую с потолка тоннеля. Елизавета принялась грести, чтобы схватиться за него, но… в тоннель продолжилось поступление зловонной болотной воды и она затопила его целиком.

Плавать в этой смеси долго не удалось. Скоро в рот снова набралось песка, он скопился в носу и проник до дыхательных путей. Дышать не было возможно. Захлебываясь в песке Елизавета просила Вику о прощении, но та ее уже не слышала…

Просветление наступило и для Лехи. К нему явилась Эвелина и безапелляционно заявила:

— Когда ты принесешь деньги, за тот товар, что я поставляла тебе?

Леха молчал. Вчерашний фортель со Светкой его отрезвил. Не надо было с ней ссориться. Почему он забыл об осторожности? Ведь он бы заплатил за все — не застукай его Светка с кокой на столе.

— Света принесет, — соврал Леха.

— Не принесет она ничего, — рассмеялась Эвелина, — ее видели как она вчера с чемоданом бабла улепетывала отсюда. Ты потерял ощущение осторожности? С ума совсем сдвинулся?

— Она вернется…

— Не вернется, — отрезала в ответ врачиха, — я уже в курсе, что твоя благоверная купила билет в Киев и уехала вечерним поездом вместе со всеми денежками.

А вот это совсем уже задница — подумалось Лехе, но вслух он это не рискнул сказать.

— Значит так, дружок, — сказала Эвелина язвительно и очень подозрительно, — я подумаю над твоим поведением… И возможно прощу тебе твои долги…

Это забрезжил свет в конце тоннеля.

— Но тогда ты, твои песенки, твое имя и твоя задница будут принадлежать мне, и я смогу делать с ними все что заблагорассудится.

— В смысле? — Леха не понял прикола до конца.

— За свой долг ты продаешься мне ВЕСЬ. Я отмою тебя от наркотического скандала, дам возможность подняться, но все это я заберу себе. В обмен… На возможность и дальше сидеть на моей дури…

Эвелина удалилась, оставив Леху в полном недоумении. Ему было о чем подумать в данной ситуации. В любом случае он в ловушке — и это факт. Клинике Леха должен сумасшедшие деньги, даже под честное слово редактора газеты который деньги передал и свой долг выполнил, снова получить это честное слово не получится — дважды в одну реку войти не сможешь.

Тогда что же делать? Идти в рабство к жирной стерве Эвелине. Она давно старалась дать Лехе понять, что он сильно ей нравится и ничего с этим поделать ей не удается, а ему врачиха была не нужна. Тем более в качестве «партнерши по преступлению». Секс с врачихой в возрасте его не прельщал. В связи с этим Леха принял решение — бежать. Он связал две простыни и пододеяльник и привязал получившуюся веревку к решетке балкона.

Когда начало темнеть Леха начал спуск по стене с четвертого этажа. Вокруг никого не было, потому в сумерках ничто не вызывало опасению у молодого дарования. Когда он проходил второй этаж раздался глухой хлопок — веревка оборвалась и Леха оказался на чем–то мягком. В глаза ему ударил луч фонарика. Это была Эвелина, в сопровождении двух Амбалов.

— Какой умный мальчик! — сказала врачиха строго посмотрев на Леху, — сбежать хотел… Или просто, острых ощущений с полетом?

Леха не ответил.

— Я так и думала, — сказала Эвелина, — что ж, я думаю что у тебя будет еще время подумать… А мальчики тебе помогут само собой… Только ребятки…

Амбалы посмотрели на нее вопросительно.

— Пожалейте лицо, а то я на гриме и тональнике разорюсь.

— Обижаешь, мы его только для небольшой профилактики, — протянул басом Амбал № 1.

— Даже ребра не сломаем, — добавил Амбал № 2.

Эвелина удалилась, а амбалы остались. Сейчас начнется. Первый удар ногой последовал в живот от чего Леха согнулся циркулем. Второй — опять же ногой — под зад. И это было только начало экзекуции. В результате «профилактических работ» На Лехе, помимо драгоценного лица, не осталось ни одного живого места. Когда он проснулся утром следующего дня — все тело ныло и болело. Спина разрывалась на части. От сгибания колена все тело прошивала дичайшая боль.

Встать на ноги он смог только на четвертый день. Его навестила Эвелина.

— Дай мне… коки, — сказал Леха.

— А ты уже принял какое–то решение? — изумилась она?

— Нет… но мне нужно… для стимуляции мыслительного процесса, — ответил Леха, тело которого по прежнему ныло.

— Так меня не устраивает совершенно, мой дорогой певец, — ответила Эвелина, — вот надумаешь — и будет тебе кока.

Она вышла из палаты и закрыла дверь снаружи.

На шестой день Леху начало бить со страшной силой. Его выворачивало наизнанку — он прыгал по палате и кричал как сумасшедший — словно из него вытравили все человеческое и пересадили животное. К вечеру шестого дня его разбила мигрень и сильнейшая депрессия. Он резко вспомнил про Свету и ее чувства. Стоило Лехе закрыть глаза — и он видел Свету. Значит она успела запасть ему в душу — это была любовь, на которую Леха наплевал — и изменил ей с наркотиками. Предпочел кайф излечению и популярности. Талант — мимолетному удовольствию химического характера.

Ночью депрессия завладела им целиком.

Он упал с кровати на пол и начал рыдать:

— Света! — орал он на всю клинику.

Из его тела вырвался животный вопль. Леха схватил стул и швырнул его в окно. Стекло со звоном вылетело из рамы, рассыпавшись на куски. Большая часть осколков оказалось на балконе, а в палату упал небольшой острый обломок. Леха схватил его и посмотрел на свои руки. Света его бросила и он сам виноват в этом.

САМ ВИНОВАТ!!!

Леха взял стекло и провел острым куском по запястью. Стекло прошло по белой коже как раскаленный нож по холодному маслу. Мгновенно открылась рана — из лопнувшей вены забила фонтаном бурая кровь. Леха смотрел на происходившее безразличным взглядом. Теперь уже все равно. Слишком уж много ошибок допущено и совершенно нет ни времени ни возможности их исправить. Об этом надо было думать раньше — месяц назад. А сейчас уже поздно что либо вернуть.

Леха провел стеклом по второй руке и откинулся на кровати. Кровь быстро впитывалась в белоснежное постельное белье. Вскоре в этом убежище ей стало крайне тесно — кровь закапала с кровати. Леха безмятежно уходил в себя, сознание медленно отпускало его, затуманивалось. Потерянная кровь согревала тело и пробивала осязание странным запахом смерти.

Неужели все должно было закончиться вот так просто и глупо? Просто вскрытыми венами и морем крови на полу? Задавая себе эти вопросы Леха, постепенно отходивший в мир иной, искал ответ, но, почему–то, задачка не хотела сходиться с ответом. Вот просто так — раз и все.

Приговоренный к смерти он лежал в окровавленной постели и медленно умирал. Картинка его взгляда стала медленно тускнеть и, наконец, рассыпалась.

Голова Лехи упала на грудь, и дыхание остановилось. Тело обнаружили через полтора часа, когда кровавая лужа протекла под дверь в коридор. Спасти певца уже не было шансов.

Эвелина долго рыдала над его телом и возносила проклятья на небеса и на себя, глупую, алчную стерву, очень хотевшей молодой, не подпорченной возрастом невинной плоти молодого певца Лехи. Ведь он, в сущности, оказался ограниченным бездарным трусом. Даже такую не очень безвыходную ситуацию, из которой само собой можно было найти выход, перенести не смог. Его песни никогда не были неземными шедеврами — они просто оказались к месту, но их быстро заменили другими — еще более подходившими, более ритмичными и мелодичными.

Герои умирают и остаются в памяти. Леху могли запомнить по двум идиотским песенкам по радио, не достойным звания мирового хита. Ему просто повезло с друзьями, но он не смог с умом воспользоваться этим и предпочел дружбе свое эго и искусственный кайф, уносящий тело и душу к высотам эфемерных воздушных замков…

Скоростной поезд Москва — Озерск прибыл к шестой платформе Московского вокзала по расписанию. Андрей и Елена выплыли из вагона как два ангела после продолжительного отпуска. Их держали вместе общие идеи, общие интересы, общая работа и общий секс. За время поездки они сумели настолько сплотиться, что теперь можно было с уверенностью сказать — Да, такие пары живут до гробовой доски вместе. В сторону ушли экспрессивные взрывы эмоций, умопомрачительный секс и несерьезные игры в словесные кошки–мышки. За время поездки они пережили период молодой любви и теперь постепенно входили в стадию зрелых отношений. Во всяком случае Андрей очень хотел поскорее оформить эти отношения:

— Я не дождусь этого дня, — мечтательно говорил он и добавлял, — надеюсь и ты тоже.

— А как ты думаешь? — удивленно поднимала брови Елена, — я смогу утерпеть? Я не знаю как проживу этот месяц.

— Давай не через месяц? Давай хоть завтра… — Андрей снова улетел в фантазии. По нему нельзя было сказать что полгода назад Виола, с которой он встречался довольно долго, погибла при трагических обстоятельствах. Да о какой Виоле может идти речь, он и не вспоминал о ней. Хотя один раз он просто вспомнил о трагедии и разговорился о ней с Еленой. Они припомнили Марка и Андрей проболтался об одном древнем эпизоде, связанным с человеком, которого обвинили в крушении башни — покойным Феликсом.

Позиция Елены по вопросу оказалась неожиданной:

— Я не считаю что твой Марк такой уж чистенький. Может быть он и боролся за честь жены и подруги, но, прости меня, это не повод чтобы делать такое.

— Но ведь он наказан по полной программе! Из–за крушения и гибели всех он заперт у себя дома и живет тем, что представляет себе, что все живы! У него даже есть мнимый ребенок… Диванная подушка.

— Нет, — отрезала Елена, — не может быть никакого оправдания соучастию в убийстве. Или ты со мной не согласен?

— Лен, — удивился Андрей полным расхождением их взглядов на проблему, — Марк свихнулся. Зачем сейчас вытаскивать все эти кружевные подробности давно прошедших дней? Кому вообще это может понадобиться?

— Прежде всего жертвам крушения.

— При чем здесь крушение? Ведь вся эта история не касалась его в принципе. Она произошла до крушения и не имела к нему прямого отношения.

— Как знать, как знать. Нет у меня такой уверенности. Хоть убей, — ответила Елена и этим вроде бы тогда и закончился спор.

Возобновился он, когда влюбленные голубки, вернувшись в квартиру Андрея стали разбирать чемоданы. Елена приступила к освоению территории и уборке в ванной.

— Не понимаю, как вы мужчины, можете жить в таком свинарнике, — возмущалась она, — у меня в голове не укладывается.

— А что собственно не так? — осведомился Андрей заглянув в ванну.

— Твоя ванна, — Елена показала куда–то в ванну, но Андрей не удосужился посмотреть что там такое оказалось.

— Моя ванна, вот диво! И что теперь?

— Когда ты последний раз ее чистил? — встала в позу Елена.

— Полгода назад, когда из больницы выписался. А до этого за год до события. А к чему это?

— Ванна должна быть белая… а не желтоватая!

Елене по всей вероятности хотелось выпустить пар. Андрей не стал ей в этом потакать и просто и четко сказал:

— Не нравится эта, купим другую — я все равно хотел ремонт делать.

Сам Андрей задумался — он четко решил съездить к Марку и убедиться в том, что он хотя бы жив. Как минимум — он должен быть жив — ведь не просто так Андрей нанял человека, чтобы тот приносил в дом продукты. Голодная смерть не грозила Марку. Как максимум — он излечился от своего психоза и постепенно приходит в себя.

Легко сказать приходит! Скоро уже будет первая годовщина крушения. Почти год прошел — а Марк все не приходит в себя. Но на Марка надо как–то вывести разговор — ведь Елене не нравилось участие Андрея в жизни друга, так как тот был по сути убийцей. Пусть и из благих побуждений, но все же.

— Ты слышала что случилось в метро? — Андрей резко перебросил разговор в другую сторону.

— Только отдаленно. В поездке было не до этого.

А до чего еще нам было в этой поездке? — подумал Андрей, вспоминая паузы между походами по департаментам в гостинице. Это были штурмовые паузы. Страстные паузы. Весь мир сошел с ума, — думал он.

— Там плывун тоннель пробил. Куча пострадавших, но погибших не так уж много — человек пятнадцать.

— А масштаб разрушений?

— Исправили. Там обход по поверхности сделали. А внутри был сущий ад. Не повезло тем кто был в первом вагоне. Еще как я понял погиб милиционер, престарелая женщина и мужчина.

— Это ведь все то же самое болото, на котором стояла ваша высотка? — спросила Елена.

— Да, это оно.

— Осушить его надо было, — процедила Елена, — куда смотрели гидрологи?

— Наши гидрологи были одними из лучших. Экспертиза в свое время показала что эти болота не осушаемы. Это невыгодно и небезопасно.

— Слушаю тебя и прихожу в ужас, — безапелляционно ответила Елена, — какая же это экспертиза тогда. Любая нормальная бы давно запретила строить на проклятой водой земле. Чем вам другие места хуже? Почему ветку метро не стали строить глубокой?

— Из–за глубины озера, — отозвался Андрей, он сам в свое время вызубрил это как какую–то аксиому.

— Ну конечно, оно у нас такое глубокое что не обойти. Вас всех что за идиотов держали.

— Нет, — обиделся Андрей, а сам начал вспоминать — как, зачем и почему случилось именно так. Ведь пройти глубоким заложением и озеро и болото было возможно, так как на глубине 60 метров были вполне прочные слои земли без различных подарков судьбы вроде плывунов или им подобных.

— Просто вы бились за идею? — спросила Елена.

— Да! За идею! Построить так — как требуют и никак иначе. Приказали — мы сделали.

— Этот ужасный переход в центре ты тоже построил по приказу? — съехидничала женщина.

— Веришь? Когда мы его строили — то не планировали таких масштабов. Там же даже платформа на шесть вагонов рассчитана была, ее уже потом удлинили.

— Все мы такие идейные и правильные. Города на перспективу не планировали, переходы на большой пассажиропоток не задумали, а теперь локти кусаем и ждем, когда у нас в тоннеле свищ откроется.

— При чем здесь тоннели? — Андрей не ожидал столь странного хода логики Елены. За любовными приключениями он как–то не успел разглядеть ее жесткий практицизм.

— Из–за таких как ты и твой Марк и случаются катаклизмы.

— Ты обвиняешь меня в том, что вторую линию потянули по болоту? Хочешь сказать что я должен был бегать и кричать о том, что вся эта музыка уплывет к чертям собачьим?

— Нет! Я ни в чем тебя не обвиняю. Ты лишь часть всей системы, но ты мог попытаться хоть что то исправить в ней! — Елена продолжала наседать на своего любовника и входила все в больший раж. Это был не спортивный интерес — это уже клокотало что–то из области жесткого практицизма благополучно мутировавшего на почве невымытой ванны.

— А ты сама то могла бы против нее восстать? С тех пор как мы уничтожили советский режим и все учреждения только поменяли вывески, а суть осталась та же — ты ПЫТАЛАСЬ ВОССТАТЬ ПРОТИВ СИСТЕМЫ???

Такого политического поворота разговора уже никто не ожидал. Получите, распишитесь. Давайте срочно сочиним памфлет политического содержания и растиражируем его на каждом столбе. Не прокатит думаете? Мы все бросились перекрашиваться на разный лад и изображать из себя критиков существующего строя, но при этом, заметьте, ограничиваемся лишь критикой. Андрей переварил возникшую паузу и четко сказал.

— Черт побери. Я перевел разговор с ванны на метро только для того чтобы сказать что мне нужно отлучиться. А получился какой–то сумасшедший бред.

Елена поняла что начинает медленно остывать.

— Куда ты собрался идти? — наконец выдохнула она.

— Мне надо повидать Марка.

Пауза. Снова красивая театральная пауза. Такая женская, и, в то же время, такая тягостная и неприятная, словно кусок пережаренного лука в овощном рагу. Пауза, идеально подходящая для романтических объяснений.

Елена притянула Андрея к себе и крепко поцеловала.

— Иди, — сказала она ему, — я тебя не понимаю, но ценю твою заботу о друге. В этом ты весь.

— Ты меня отпускаешь? — покорно спросил Андрей.

— Да. Конечно, — улыбнулась окончательно остывшая Елена, — но учти — к твоему возвращению я приготовлю тебе каталог, с которым мы поедем выбирать ванну!

О боже, — подумал Андрей, — скорее всего через три месяца я свою несчастную квартиру не узнаю. Но вслух не сказал — порой он боялся Елены и ее активности. Ну ничего, вечером он ее дезактивирует порядочной порцией секса!

С этими мыслями он выскочил из подъезда и направился навстречу ранней золотой осени, захватившей Озерск.

Погода была совершенно неподходящей для похорон. Светило яркое сентябрьское солнце. В воздухе, казалось, растворился аромат счастья — это совершенно не вязалось с кладбищенским пейзажем.

Со смерти Александра от болезни и гибели Елизаветы в страшной аварии в плывуне прошло полтора месяца. Вика не могла похоронить их раньше так как ей попросту не хотели выдавать тела. Пришлось серьезно постараться и привлечь к делу Булюкина и доказать родство, восстановить уничтоженные Елизаветой документы.

Теперь все мытарства были позади. Два гроба стояли возле свежевырытых могил. Вика тупо смотрела на них и не знала как ей жить дальше — ведь после всех раскрывшихся обстоятельств ее никто не возьмет работать — она же не закончила даже среднюю школу! Ее к себе не возьмет ни один институт. От нее все отвернутся и не будут помогать. Такая уверенность укрепилась в Вике в процессе борьбы с чокнутыми чиновниками, которые не хотели подтверждать родство Вики и ее мужа.

Больших трудов стоило найти могилу Дениса в Тверской области и организовать перезахоронение в Озерске. Но в этой борьбе Вика проиграла — чиновники были уверены в том, что Вика не приходится Денису мамой, и считали что все документы она подделала. Теперь удел несчастной матери — редкие поездки на машине на заброшенное кладбище, где лежал ее мертвый сын.

На похоронах Вика окончательно поняла что осталась одна–одинешенька — на скорбное действо не пришел никто. Даже адвокат Булюкин не смог приехать, так как был в это время в отъезде в Киеве.

Рабочие начали бросать землю, на спущенные в могилы гробы. Вскоре все было кончено — история завершилась.

Вика расплатилась с персоналом кладбища и вышла за его пределы. Вдалеке виднелись корпуса новых домов Лисьего острова — многоэтажных дворцов — победа типового строительства над классическими формами. Стройные многоэтажки выкрашенные в жизнерадостные цвета. Балкончики с ограждениями из металла, переливающиеся на солнце. Окна, скрытые оковами стеклопакетов. Весь этот пир урбанизации потрясал взгляд и радовал. Но он совершенно не вязался с мрачными тенями и призраками кладбища…

Вика побрела к стройным красавцам–домам навстречу. Она смотрела на асфальт и на причудливые узоры лучей света. Праздник природы вводил Вику в еще большее исступление. Она постепенно приближалась к домам и, когда подняла голову увидела что все стекла окружающих ее домов начинают темнеть до коричневого цвета и скручиваться к центру.

Вика громко закричала и побежала по улице прямо к железнодорожному мосту через скоростную трассу. Она уже видела этот мост во сне и полагала что там ее спасение. Но чем дальше она бежала, тем более явно понимала — она бежит туда не спасаться, а умереть. Она прыгнет под поезд и тем самым замкнет цепь. И тут она услышала звон — ее бег сопровождался безжалостным звоном колоколов. Звон яростный, обжигающий все внутри. Обещающий что лучше уже не будет и что все что будет дальше — есть наказание за неправедную жизнь. Небеса гневались на Вику и звонили по ней погребальный марш.

17. ВТОРАЯ ДЕСТРУКЦИЯ

Марк открыл глаза. Пустая квартира приводила в ужас. Из ящиков серванта были выдернуты все ящики, а одежда — преимущественно нижнее белье Василисы валялись, разбросанные по полу. В центре комнаты лежала развороченная духовка, из нее виднелись куски пенопласта. Над комнатой летал странный дух запустения. Марк подошел к комоду и выдвинул ящик. Пистолет Василисы по прежнему лежал на своем месте будто ожидая, что его когда–нибудь смогут пустить в ход. Васька купила его около полугода назад, после того, как ее ограбили. Красивый пистолет. Новый. Из него ни разу еще не стреляли. И не собрались бы стрелять…

Истинная реальность снова его поглощала и стремилась уничтожить, чтобы он не помнил ничего и не хотел ничего. Все разбежались в разные стороны и попрятались кто куда. В этих потаенных уголках скрылись страсти, интриги. Все поглотило крушение, которое, как факт, Марк не признавал. По крайней мере он не верил в факт гибели друзей. Социальная изоляция разъедала его на куски и желала аннигилировать. Но он боролся с ней. До последней капли крови.

Марк посмотрел на стены — квартира походила на ту, в которой он жил с женой. Но сейчас она больше походила на последствия ядерного взрыва. На стене напротив него проступила капля крови и исчезла. На журнальном столике проступила трещина и появилось кровавое пятно. Вдруг он услышал, что открылось окно. Задул ветер и сбил с него давно высохшую герань.

Марк посмотрел на окно. Он резко захотел уйти из этого параллельного ада через распахнутое окно. Шагнуть вперед и уйти вниз. Полет — выйти в полет — пусть он будет быстротечен, а в конце ожидает удар, от которого, скорее всего, лопнет голова. А может и не лопнет. И будешь ты лежать на асфальте с проломленным черепом и уже никогда не вспомнишь как счастлив был когда–то.

Марк сел на пол и вдруг…

Дверь бесшумно открылась и в прихожую вошла Василиса. В одной руке она держала зонт, в другой — ребенка:

— Я поняла, что погорячилась, когда со скандалом ушла, — сказала Василиса виновато, — ты ведь…

— Я на тебя не в обиде, — сказал Марк. Он снова сидел в ИХ квартире и отчетливо видел реальность, которую считал истинной.

— Угостишь меня чаем? А то я устала, пока добиралась на трамвае, — она была до трогательности вежлива и всем своим видом старалась загладить свою вину. Марк был в этот момент готов на любые условия, благо, он был уверен, что не придется из–за этого жалеть.

— Конечно, — растерянный Марк встал с кресла и побежал на кухню поставить чайник и вернулся в гостиную. Василиса устроила Ванечку в кроватку и сидела в ожидании чая. Она была чертовски красива в своем вежливо извиняющемся состоянии. Марк хотел ее съесть как дорогое пирожное.

— Сегодня мы будем вместе. И всегда будем вместе, — сказала Василиса, будто прочитав мысли Марка о пирожных. Она вела себя искренне.

— Конечно, — ответил Марк, — я не дам тебе возможности усомниться — обещаю тебе.

— Я обещаю что больше ни за что на свете не буду не доверять тебе.

Они поцеловались. Вот она — главная похвала. Лучшая из всех.

На кухне засвистел на плите чайник. Марк вышел на кухню заварить чай. Вдруг раздался пронзительный звонок в дверь. Марк сразу заподозрил в этом звонке нечто нехорошее. Неприятное. Как будто над его семьей нависла очередная угроза.

— Я открою, — крикнула Василиса и прошла в гостиную.

Марк вошел в гостиную с двумя чашками чая. Василиса сидела в обществе Авроры. Кудрявцева была чем–то очень сильно обеспокоена:

— …Мы поехали в клинику. Он задыхался…

— И что? Что сказали в клинике? — Василиса смотрела на Аврору крайне обеспокоенным взглядом.

Аврора замолчала. Марк подал ей и Василисе чай.

— Что случилось? — Марк сел рядом с Василисой и посмотрел на подругу. Ее лицо заметно постарело.

— Алексей заболел.

Аврора вступила в разговор:

— У него рак. Я не знаю что делать.

В возникшей паузе повис глас смерти. Снова в этот дом постучалась смерть.

Марк не совсем понял как это произошло, но в следующий момент в гостиной появилась Виола, а Аврора и Василиса исчезли.

— Ты не ждал меня? — соблазнительно заговорила Виола.

— Честно, не ждал, — оторопел Марк. Он очень боялся того, что сейчас войдет Василиса и… начнется. Но Василиса не появилась. И ничего не началось.

— Ты не хотел бы… повторить? — Виола распахнула свои глаза и посмотрела прямо на Марка. Разврат так и вырывался из нее и требовал выхода. Сейчас случится.

Марка по прежнему дергало то, что Василиса может быть дома. С другой стороны возможность разнообразия продолжала радовать и… может быть… Но тут Правильный Марк одержал верх над Злостным.

— Знаешь… — Марк намеренно затянул паузу, — нннЕТ.

— Что? — Виола не поверила своим ушам.

— Нет, — ответил Марк, — я не буду с тобой спать.

Очередная пауза повисла над гостиной. Казалось что слышно как моль стучит челюстями в шкафу.

— Это… Невыносимо! — Виола заорала на весь дом. За стеной должен был проснуться Ванечка. А Василиса бы уже десять раз прибежать успела бы.

— Я тебя ненавижу! — орала Виола.

Она стала бегать по комнате, расталкивая в разные стороны мебель. Пуфик, попавший ей под ноги она жестко пнула, с него посыпались газеты.

— Проклятый, ты мной просто воспользовался!

— Да! Воспользовался, — взорвался Марк, — иди отсюда к черту!

Виола громко заревела.

В гостиной появилась Анастасия:

— Что здесь происходит, — спросила удивленная непрошеная гостья.

— Да так, Настюша, сцена тут происходит. Виола пришла и старается.

— Подонок! — сказала Виола Марку в лицо и выбежала из гостиной, хлопнув дверью.

— Весело у тебя тут, — усмехнулась Анастасия.

— А ты все расцветаешь, я смотрю совсем семейная стала, — заигрывающее сказал Марк.

— Ага. Кажется я окончательно излечилась от своего… религиозного недуга, — ответила Анастасия, — и мне кажется что я счастлива. Я вспомнила Феликса.

— Господи, сегодня все с ума посходили, — возмутился Марк, — не надоело вам всем белье вытаскивать? Я уже слышу как эти мертвецы на арфах играют.

— Я серьезно…

— И я серьезно, — ответила Анастасия, — ведь… ведь мы ему устроили этот несчастный случай!

— Черт возьми, ну и что!!! — взорвался Марк, — ведь он сначала изнасиловал тебя, а потом пытался подкатить к Василисе!

Анастасия села на диван и схватилась за голову:

— Это меня очень беспокоит… Я хочу быть чистой перед всем и ты же знаешь…

— А вот и наши голубки! — раздался голос Виолы. Вместе с Василисой она стояла в дверях. За спиной у них виднелись Павел, Вероника, Алексей и Аврора.

Все гости расселись в комнате и застыли в ожидании.

— Вы ребятки в курсе, что у нас тут обсуждают эти голубки? — победоносно заявила Виола.

— А о чем пойдет речь? — протянула Василиса.

— Ей что то Андрюша настучал перед тем как его повесили, — просмаковал Павел.

— Да нет, при чем тут этот убийца, — сказала Аврора.

— Ну… Мы много ведь помним о смерти… Феликса? — сказала Виола

Над комнатой зависла очередная пауза. Похоже это превратилось в хорошую моду. Вешать паузы в этой комнате.

— Что вы все застыли? — вскочил Марк, — ждете признаний? Разоблачений? Дьявол, да вы же все знаете почему мы с Анастасией устроили Феликсу несчастный случай.

— И что? Ну в курсе мы, — сказала Вероника, — а точнее, дорогой друг, мы знаем вашу версию произошедшего — потому и молчали столько времени.

— Что ты имеешь в виду, бесстыжая? — вскочила Анастасия.

— А то, — ответила Вероника, — что тебя насиловал не Феликс. У тебя крыша поехала не из–за Феликса!

— О–ля–ля! — присвистнул Алексей, — неужели святой дух твоей секты?

— Прекратите немедленно, — сказала Виола, — Марк, Андрей тебя может и долго бы покрывал, но только не я, особенно после того что произошло.

— А что еще тут произошло из того что я пропустила? — спросила Василиса.

— Ах да, ты же еще не в курсе, — усмехнулась Виола.

— Ага, — посмотрела на нее Василиса, — я же встретила тебя у подъезда зареванную.

— Я переспала с Марком в тот день, когда ты забрала Ванечку. Прямо тут в прихожей.

— Уау! — воскликнул Павел, — а я то думал что у нас Андрюша секс–гигант!

— Я бы попросила, — сказала Вероника, — что за намеки?

— Ну по моему побывать у Марка в постели не успела только я, — расхохоталась Аврора, — туда же вроде бы занесло даже покойную Лизоньку.

Атмосфера недосказанности раскалилась. Но тут всю интригу, на которую много чего можно было накрутить, но…

— А пофиг, — сказала Василиса, — да пусть он оттрахает хоть весь дом престарелых в Петровском. Зато он хороший муж, любящий, а в постели…, — Василиса растянулась в улыбке, — так что меня адюльтером с участием моего мужа не смутить. В конце концов Ванечке нужен отец. Настоящий отец.

— Блестяще, — ответила Виола, — а знаешь ли ты дорогая, что твой муж убил Феликса преднамеренно?

— Что??? — это закричала Анастасия, — он помогал мне свершить правосудие!

— И для этого ты убедила Феликса бросить семью и уехать к нему? — вмешалась Вероника.

— Но женская месть сорвалась, так как Марк устроил ему вкусную ловушку испортив тормоза автомобиля от чего машина выехала на проспект и была смята в лепешку, — завершил логический ряд Алексей.

— Это неправда, — завопил Марк.

— Нет… это правда, — сказала Анастасия, — я действительно мстила ему. Я хотела его уничтожить, но… получился прокол, несогласованность. Марк был в бешенстве из–за того что Феликс подкатывал к Василисе.

— Было дело, — сказала Василиса, — но у него без шансов. Не в моем вкусе семейные кретины с тремя детьми. Не так воспитана. Но он подкатывал. А меня это радовало. Так как Марк забавно ревновал.

— Да ты у нас роковая леди, — восторженно протянула Аврора, — просто страх. До всяких Лизонек тебе далеко.

— Этой шалаве до меня, — захохотала Василиса, — как дешевому вермуту до Мартини.

— Кстати о Мартини, — Марк попытался спасти ситуацию, — может быть…

— Марк, не надо. Спасать ситуацию поздно. Я слишком много про тебя знаю. Ты — убийца.

Вот тебе и праздник.

— Я не собираюсь более оставаться с тобой, Настя, — отозвался Павел, — теперь, сопоставив все я…

— Нет! — Анастасия упала Павлу в колени, — я же ради тебя отказалась от этой религии…

— Которой ты спасалась от чувства вины за смерть Феликса? Ведь ты же на этом помешалась.

Вот теперь были расставлены все акценты. Анастасия схватила Павла за ноги и обняла:

— Я не отпущу тебя! Я буду бороться!

— Ты убьешь меня как Феликса? — спросила Анастасию Вероника, подойдя к Павлу.

— А ты молчи, — сквозь рыдания процедила Анастасия, — ты убила своего ребенка…

— Не совсем, — ответила Вероника, — я… солгала. Я по прежнему беременна от Паши…

Анастасия вцепилась в Павла и завыла. Он встал и резко оттолкнул ее. Настя покатилась по полу и свалила журнальный столик.

— Хорошо что мы не достали мартини, а то столько посуды бы перебили, — процедила Василиса и встала, — Настя, вам лучше уйти и никогда не появляться здесь.

— Мы, пожалуй, пойдем, — это сказал Павел, приобнимая Веронику, — хотя, надеюсь, что сможем к вам заглянуть?

— Если до похорон не дойдет, — сказал Марк, — заходите.

— Боюсь тут скоро кладбище будет, — отозвалась эхом Василиса.

Павел и Вероника удалились строить свой очаг заново. Раненая волчица Настя тоже скоро сложила латы и ушла. Чтобы уже никогда не появиться здесь. Вскоре Виола произнесла:

— Я кажется тоже пойду…

— Да. Иди, дорогая моя, — сказал Марк, — ты уже наворотила дел. Сцена и так перегружена эпизодниками. Катись отсюда, а то я реплики перепутаю все.

— Герой сказал свое слово, — Виола поднялась и прошла к выходу, — всем пока. Привет от казненного Андрюши.

Дверь с грохотом закрылась за ней.

— Так, — хлопнул в ладоши Алексей, — не пора ли по мартини?

— А что ты собрался отмечать? — спросила Аврора.

— Как что? — изумилась Василиса, — мой очередной уход с Ванечкой от Марка. Не могу я спать в постели с жестоким убийцей.

— А какая разница? — изумился Марк.

— Моего сына не будет воспитывать убийца, — рявкнула Василиса.

— Ну, — загадочно посмотрел на нее Марк, — во всяком случае убийца совершенно чужого человека и, к тому же, подонка, воспитает его лучше чем убийца его родной матери.

— Что? — пришел в ужас Алексей.

— А то, — мой дорогой друг, — продолжил Марк, — Лизоньку убили Аврора и Василиса чтобы присвоить ребенка.

Василиса застыла на месте от заявления Марка. Она никак не ожидала, что муж попрет против нее столь мощно, в ответ на ее заявление.

— Что ты на меня так смотришь? — сказал ей Марк, — не утащишь ты ребенка отсюда. Он останется здесь.

— Проклятый…, — Василиса смотрела на мужа ненавидящим взглядом, — как ты можешь.

— Это как ты можешь, после всех услуг, которые ты оказала Ванечке? — парировал Марк, — ты же убила его мать!

Василиса посмотрела на него и стала от нервов перебирать волосы:

— Я тебе не дам это сделать.

— Забыл спросить!

Семейный скандал возможно продолжался до бесконечности, если бы в этот момент не добавил масла в огонь Алексей. Он отхлебнул мартини и от этого начал быстро задыхаться. Аврора подбежала к мужу и схватила его за руку:

— Алеша… Что с тобой?

Его рука быстро ослабла. Голова откинулась.

Аврора завопила:

— Алеша! Неееет!

— Вот еще один пополнил наше кладбище, — усмехнулся Марк, — кстати, Аврора, я могу тебя щедро отблагодарить, если ты выйдешь за меня после развода с Василисой.

— Это еще зачем, — ужаснулась Василиса.

— Ну как… Ванечка… сын Алексея, ведь ты хочешь воспитать сына Алексея.

Аврора поднялась от тела мужа и посмотрела на обезумевших супругов. Василиса быстро сообразила что к чему и побежала в спальню, где в люльке спал ребенок. Она взяла его и выбежала в гостиную намереваясь его унести и исчезнуть навсегда. Но ее намерениям не суждено было сбыться. Путь ей преградила Аврора:

— Ты сказала мне, что этот ребенок не сын Алексея. Ты меня обманула, стерва. Я бы никогда не отдала бы тебе этого ребенка! Слышишь?! Никогда!!!

Василиса смотрела на Аврору усмехаясь:

— Но ведь ты хотела. Ты вожделела эту ложь. Если бы я сказала тебе правду…

— Я бы забрала ребенка и растила бы его с настоящим отцом! — ответила Аврора и бросилась в атаку. Женщины сцепились — Василиса уронила Ванечку, он упал на пол, проснулся и звонко заплакал. Пока Аврора и Василиса мутузили друг друга с переменным успехом Марк поднял ребенка с пола и стал укачивать, а потом отнес в колыбельку сказав ему:

— Нас с тобой не разлучат никакие убийцы.

В комнате тем временем продолжалось звонкое побоище лучших подруг:

— Мерзавка!

— Как я только пошла у тебя на поводу!

— Пошла бы в любом случае, никуда не делась!

Вдруг Василиса отпустила волосы Авроры, вцепилась в ее талию и резким движением толкнула ее вперед. Аврора не удержала равновесие и упала спиной назад. Ее голова точно вошла в острый угол стеклянной столешницы журнального столика и осталась там навсегда. Из раскроенного черепа Авроры струилась кровь.

— Браво, дорогая, — сказал Марк, склонившейся над телом Авроры Василисе, — похоже твоими трудами у нас можно открывать персональный склеп Кудрявцевых. Только вот младшего Кудрявцева я тебе не дам. Вдруг ты и его убьешь?

Василиса встала и пошла на Марка. Он понял, что сейчас его очередь в этой битве и потому приготовился. Он уже получил определенный опыт при избиении Вероники и потому нанес Василисе удар в челюсть кулаком. Она осела, но еще продолжала сопротивляться. Следующим ударом по голове он свалил ее на пол и начал дубасить ее ногами в живот.

Женщина лежала на полу и сплевывала кровь.

— Я… ненавижу… тебя…

— Я знаю, — сказал Марк, — именно поэтому ты и хотела сделать аборт. Именно поэтому ты выпила коктейль Лизы. Потому что ты меня ненавидела.

— Да… — протянула Василиса, — за то что ты был весь такой правильный. Даже в ловушку с Феликсом угодил потому что я ее устроила. Ведь это я наняла человека, который изнасиловал Анастасию…

— Ах ты тварь! — последовал еще один мощный удар в живот.

Марк сгреб Василису в охапку и понес ее к окну.

— Я мечтал о полете, дорогая…

Она не отвечала, кровь текла изо рта, носа и ушей. Василиса превратилась в бесформенное нечто:

— Ты не отберешь у меня сына! — сказал Марк и бросил тело Василисы в распахнутое окно. Но в последний момент у нее открылось второе дыхание и она обхватила Марка и повисла над нем.

— Прости меня! Умоляю! — запричитала Василиса, — я останусь с тобой!!!

— Бог простит! — сказал Марк и начал бить ладонями по ее рукам, а Василиса продолжала причитать:

— Умоляю! Богом заклинаю!

Ее охват ослаб и начал отпускать. В следующее мгновение она уже летела вниз. Марк видел как тело Василисы ударилось об асфальт. Голова лопнула и разлетелась в разные стороны оставив на тротуаре большой красный след.

— Бог простит, — повторил, как в бреду, Марк, — ПРОСТИТ, дорогая! Но не я.

Он повернулся в гостиную. Тела Кудрявцевых исчезли, а пятно крови на стекле журнального столика исчезло. Комнату залил голубоватый свет, и в свечении появилась красивая девушка невысокого роста. Ее лицо было до боли знакомо Марку, но кто она — он не помнил.

— Кто ты? — удивленно спросил Марк.

— Как? Ты меня не узнаешь? — удивилась красивая девушка. Она улыбалась Марку какой–то странной, приятной и страшной улыбкой. За ее наивным взглядом скрывалась какая–то опасность и, похоже, Она готова была раскрыть Марку все свои секреты, сколь страшными и пугающими они не были.

— Марк… Я — твоя Совесть…

18. ФИНИШНАЯ ПРЯМАЯ

Марк приоткрыл дверь и вышел на улицу. Светило яркое осеннее солнце, которое отражалось от окон многоэтажных домов. Он не выходил на улицу и не видел настоящего непридуманного солнечного света почти полгода. Прохожие не обращали особого внимания на происходящее вокруг. И на Марка тоже — хотя видок его было достаточно устрашающий — несмотря на вполне приличную одежду — в остальном Марк выглядел ужасно. Как просидевший в бункере сумасшедший, пережидающий атаку марсиан. Почему–то его внешний вид не отпугнул и не удивил окружающих. Они продолжали двигаться в разных направлениях, каждый следуя своим делам, важным, неважным. А Марк продолжал шагать по тротуару — его первые шаги после возвращения из сумасшедшей реальности, в которой он оказался после крушения департамента и гибели всех близких.

Ноги вели Марка на мост через железную дорогу. К нему он и побрел. Больше всего сейчас он хотел одного. Поскорее умереть. Доказать всему миру что он не боится наложить на себя руки — так как он не трус — он перенес все тягости социальной изоляции, но общей ситуации это не изменило. Вся картина трагедии уже давно стерлась из сознания людей. Они забыли своих героев и антигероев. К тому же, как оно порой и случается, некоторые антигерои оказались героями и наоборот. Кто–то сделал на всем этом карьеру, кто–то умер или свел счеты с жизнью, что в принципе одно и то же. Зачем вспоминать сейчас — когда все уже кончено. Один свидетель трагедии оставшийся в живых опустился и собирается покончить с собой. Второй взлетел еще выше, сделал все возможное для спасения себя и вроде бы счастлив.

Марк подошел к мосту с юга и прошел по нему. Вдалеке показался скоростной поезд. В этот момент Марк заметил ее. На парапете моста с другой стороны перил стояла девушка. Ее лицо было до боли знакомо Марку. Девушка рыдала и явно собиралась прыгнуть вниз. Ветер трепал ее волосы, а слезы капали, пробежав короткий путь по щеке и сорвавшись в бездну, ударяясь о камень и разбегаясь еле заметной влажной отметиной на тротуаре.

— Что ты собираешься сделать? — ужаснулся Марк. Его как будто пронзила молния. С ним за этот день это происходило уже не в первый раз, но ЭТА молния была совершенно иная. Совсем другая молния. ПРИЯТНАЯ молния.

— Не видишь что ли? Я хочу умереть. Я осталась совсем одна! — ответила ему Вика. Она еще не повернулась к нему лицом.

— Не поможет, — сказал Марк, — я сам вернулся из ада и не могу сказать что там хорошо. Это наверное слабое утешение для вас, но сегодня я первый раз с момента панихиды по погибшим в крушении вышел на улицу. Я просидел шесть месяцев в добровольной изоляции окунувшись в истерический мир собственных комплексов и истерий. Я не нашел в этом аду утешения или спасения. Так что своим прыжком ты ничего не решишь.

Вика повернулась к Марку и посмотрела на него. Сквозь жутчайшую небритость, немытые волосы она разглядела знак и упала ему на шею, нежно обняв.

Марка пробил холодный пот. Он ощутил прилив сил, как эмоциональных, так и жизненных. Это было как будто ему трансплантировали новую душу, которая снова сможет любить, переживать, быть счастливым…

Вика открыла глаза и посмотрела на дома. Она избавилась от кошмара — стекла больше не закручивались!

Марк выдернул Вику с парапета и поставил на тротуар. Они обнялись так, будто не виделись сто лет.

Двое стояли под осенним солнцем на тротуаре, мимо них пролетали автомобили, под ними проезжали поезда…

… В это же самое время в одной из квартир на Лисьем Острове прогремел взрыв. Языки пламени вырвались на волю выбив стекла и выкинув в окно тело человека, горевшего в полете. Человек погиб на месте. Это был Андрей Ковалев.

Из сообщений СМИ.

…Следственная комиссия под руководством Елены Волынкиной пришла к выводу, что архитектор Андрей Ковалев, виновный в крушении здания департамента строительства и архитектуры Озерска проник в квартиру своего хорошего друга, долгое время находившегося в состоянии посттравматического шока в результате которого развилось активное шизофреническое раздвоение личности, которое было со временем преодолено, Ковалев пытался убить друга, но, не достигнув своей цели открыл газ и осуществил взрыв в результате которого и погиб.

Таким образом все обвинения с человека посмертно обвиненного в катастрофе на Балтике, были сняты.

Прошло еще шесть месяцев.

В скромной церкви, на окраине поселка Бакланово готовилось тайное венчание Вики и Марка. Эти двое смогли пережить личностные катастрофы, смогли преодолеть одиночество и победить обстоятельства. Для свадьбы сняли небольшой домик, в котором жениха и невесту должны были приготовить к венчанию, специально приглашенный чиновник расписал их, а потом они пошли бы венчаться.

Вокруг Вики крутились Бэлла и Марфа. Они помогали привести в порядок ее прическу и роскошное платье. Они сидели в небольшом домике неподалеку от церкви:

— Слушай, как мы тебе завидуем, — сказала Марфа Игнатьевна, — мне, старой деве со стажем это известно очень хорошо.

— Верю, — ответила Вика, — а вам я хочу сказать спасибо, за то, что вы пришли.

— Спасибо, за то что пригласила. Неужели ты думаешь что мы бы тебе отказали? — спросила Бэлла.

— Ну… с похоронами так и было.

— Забудь про похороны, — отвлекла ее Марфа, — глупости все это. Бывает.

Вика предпочла промолчать. В любом случае они уезжают из этого паршивого города, а делами по наследству Марка будут управлять Булюкин и Арнольд.

Адвокаты тем временем занимались женихом. Все это происходило в том же домике, только с другой стороны. Похорошевший и даже помолодевший Марк стоял между ними и пытался внять их бесценным советам.

— Очень хорошо, — пробурчал Булюкин, — смотрю на тебя и нарадоваться не могу. Как повезло Вике. Учти — я ей — как отец — она единственное что есть в моей жизни.

— Как же девочке повезло, — усмехнулся Арнольд, который сам, совсем недавно сыграл свадьбу со своей ассистенткой.

Оба адвоката получили серьезное улучшение своих финансовых тылов. Теперь они партнеры — и управляли наследием дяди Стасика — с августейшего благословения Марка, само собой.

Вдруг в комнату заглянула супруга Арнольда Катюша:

— Мужчины! Вас очень хочет увидеть невеста, — сказала она и задержала взгляд на женихе, — Марк, — обратилась она к нему, — ты восхитительно выглядишь. Черная рубашка идеальна. Пятен крови не будет.

— Что за шутки, — возмутился Булюкин.

Мужчины удалились оставив Марка одного. За окном уже светило мартовское солнышко — радостное и приятное. Вдруг окно открылось и в комнате появилась Света:

— Ах вот ты где, — сказала она, — но от меня все равно не уйдешь.

Света плотоядно облизывалась, будто готовилась к поеданию вкусного.

— Что ты здесь делаешь, дура? — заговорщически зашипел Марк.

— Моя доля денег, мой дорогой друг.

— Не торопись, прошу тебя.

— Побежала, денег за Леху мне пришлось вернуть, так что я совсем на мели. Чертов Булюкин приволок меня сюда. И потом я получила за дядю Стасика только аванс.

— И что? — надменно спросил Марк.

— А то, что если не заплатишь, я расскажу что я его отравила по твоему наущению и ради ТВОИХ денег.

— Молчи! — Марк подскочил к ней и тихонько закрыл ей рот. Света даже не собиралась сопротивляться, так как его объятия были скорее ласковыми и нежными нежели угрожающими.

— Мы займемся этим с тобой здесь и прямо сейчас? — романтично прошептала Света.

Марк шарил рукой за собой, обернулся и увидел канделябр, стоявший на полу. Он взял его в кулак размахнулся…

— … Ты такой романтичный, я уж подумала что с твоей свадьбой на этой серой мышке наши отношения заверша… — на ее голову обрушился канделябр. Марк отскочил от Светы, а она продолжала смотреть на него непонимающим взглядом. Марк замахнулся и ударил ее по голове еще три раза.

Света свалилась на пол.

Марк взял тряпку, обтер канделябр, взял его в одну руку и захватил тело Светы под мышку. Осторожно прошел по комнате и выглянул в коридор. На его счастье там никого не было. Прошмыгнув к черному входу он выскочил. Перед входом стояла машина Булюкина. Канделябр и тело упали на асфальт. Пара ловких движений — и тело, как и канделябр оказались в багажнике.

— Все равно он не откроет его до конца свадьбы так как из ресторана поедет на такси. К черту. Не для того я все это затеял, чтобы какая то глупая сучка все мне испортила в последний момент.

Марк закрыл багажник и отправился в комнату жениха. Там по прежнему никого не было. Он важно сел перед зеркалом и в нем отразилось воспоминание шестимесячной давности, когда в параллельной шизоидной реальности к нему явилась женщина, лицо которой он будто бы видел раньше…

Это была немая сцена. Марк смотрел на женщину и никак не мог переварить только что сказанного:

— Я твоя совесть.

Это заявление как маятник стучало в его голове и не давало сконцентрироваться на том, что же делать дальше, как выбраться из этой западни. Было ли объяснение всему этому. Но заговорить ему не дали. Совесть взяла слово:

— Да уж, — сказала она удрученно, — забыл ты меня совсем. Наверное и не помнишь как я выгляжу.

— Наверное, не помню. Что с того что не помню? — ответил Марк резко.

— Так ведь я то заметила, что не помнишь. С тех пор как ты ввязался в эту грязь и утонул по уши во лжи — так и забыл. А сейчас пришло время вспомнить всех твоих невинных жертв. Выходи из реальности и вспоминай сам.

— Кому оно нужно? Чтобы я вышел из реальности?

— Тебе самому. Ты выстроил ее под свое усмотрение, но она, вот незадача, дала трещину и начала действовать так, как ей заблагорассудится. И хотя некоторые твои жертвы говорили то что ты хотел слышать, это нисколько не отражало истинного положения дел.

— Что ты имеешь в виду? — прищурился Марк, поглаживая в кармане складной швейцарский нож.

— А я тебе расскажу. Сиди и слушай.

Марк опустился в кресло и притворно сказал:

— Я весь во внимании. Удиви меня!

— Жил был один Марк. И все у него плохо было — работа скучная, почти безденежная, жена богатая, готовая поделиться, да вот самому не позволяет гордость, или что там у него вместо нее было. Вот живет он и накапливает зависть черную. К начальнику своему Феликсу, который слывет семьянином примерным, трое детей и все такое. И созрел в голове завистливой план сумасшедший. Ты сам изнасиловал Анастасию и обставил все так, что это выглядело проделкой Феликса. Потом настроил ее против него и затеял «месть», замотивировав себя в глазах Анастасии как ревнивого мужа. Настя была девушка неглупая, но купилась. Она разрушила семейный очаг Феликса так что он бросил свою семью. К тому моменту сама семья была накручена настолько что восприняла уход главы семьи бурным восторгом. Вскоре Феликс погибает в автокатастрофе. У Насти проснулась совесть и она сдвинулась на религиозной почве. Да, мой дорогой Марк, крыша у Насти уехала совсем не из–за изнасилования. Она возникла на почве чувства вины. Вот только твой мотив до последнего момента не выходил на поверхность.

Марк помрачнел:

— Ты и это знаешь?

— А что бы я здесь делала иначе? Феликс мешал тебе не потому что он весь такой правильный — ведь и не был он особо правильным, детей и жену третировал, пил, на работе его не выносили. Но вот чересчур он был щепетилен. Особенно в вопросах работы. Марк. Ну я же знаю что именно произошло.

— И что с того? Кому от этого теперь легче будет? Покойнику? Ему все равно!

— Не скажи. Феликс не хотел ставить подпись под приемкой экспертизы обстановки вокруг фундамента будущего здания. Он был против постройки насосов. Он вообще требовал переноса строительства в центр. Но там ведь…

— Да! Да! Да! — закричал Марк, — там земля ужасно дорогая. И денег бы ушло больше на все. А хотели сэкономить. Ведь кусок земли на Балтике в то время стоил копейки.

— Скажи уж на самом деле честно и откровенно, ЧТО хотели сделать. Ведь не в экономии дело.

— Твоя взяла, — ответил Марк, — захапать побольше хотели. Ведь в нашей стране как — приходит миллиард на строительство школы. Пока все не нагреются — его дальше не пропустят. А на строительство пойдет 500 миллионов и точка. И так со всем. А на строительство департамента выделили астрономическую сумму. Даже если разделить ее пополам — все равно оставшаяся сумма будет астрономической. Ты понимаешь меня? Это бешеные деньги. Сумасшедшие деньги! И ими принято делиться. Вот и все!

— Вот ты сам на мой вопрос и ответил. Сколько тебе заплатили за подделку подписи Феликса после его смерти?

— 500 тысяч. Вместе с оплатой трудов по устранению неугодного человека.

Совесть победоносно улыбнулась:

— Хоть здесь ты честен. Скажи, а ты знал что здание в таких условиях будет неустойчивым?

— Знал! Но ты знаешь о запахе денег? — взмолился Марк, — ведь я таких денег сроду не держал в руках.

— Догадываюсь, — расплылась в улыбке Совесть, — я могу продолжать?

— Валяй. Все равно все эпизодники сбежали на натуру, — отмахнулся от нее, как от мухи, Марк. Ему уже было все равно. Вечер откровений и правды уже давно превратился в сумасшедший фарс.

— Ну конечно, — отозвалась Совесть, — все эпизодники давно на кладбище… Твоими стараниями. Вскоре ты снюхался со Светой, работавшей у дядюшки твоей жены. Это знакомство предопределило твои дальнейшие действия — ты узнал насколько дядя Стасик богат. Недооценивал ты масштабов его наследства, а тут понял — что — вот оно. Уставая от Василисы ты начал замечать что она ведет себя странно. А знаешь почему?

— Знаю. Она случайно влезла во всю эту историю с Феликсом и ясно дело начала меня подозревать. Подозрения ее и сгубили — она отдалилась от меня и стала встречаться…

— С кем? — спросила Марка Совесть, — с кем тебе наставляла рога твоя жена? Ты знал кто это?

— Я знаю только что его звали Сашей. Василиса встречалась с ним в каком–то гей–клубе, переодетая в мужскую одежду. Они вместе вели расследование истории с Феликсом, так как работали в одной конторе.

— А потом жена оказалась беременна. И совершенно ясно от кого.

— И тогда я решил покончить с ней, но не знал как. Параллельно с этим внутри департамента началось расследование, так как поступили данные свежей экспертизы фундамента здания. Тогда я решил действовать.

— Слишком много людей знали о твоей тайне и тебе недвусмысленно дали понять, что тебе за это будет?

— Да. За неделю до крушения меня вызвал босс и сказал чтобы я готовил все бумаги, многие люди уже знали что здание может устоять только если морозильники и насос будет работать постоянно, — говорил Марк, — поэтому я понял, что надо решать проблему срочно. Меня выбрали в качестве козла отпущения — ведь так всегда делают с этими деньгами — их надо разворовать и обязательно потом найти крайнего и очень показательно его покарать. Это нормальная практика для всех департаментов Озерска. Банальное воровство в огромных масштабах. Этим занимаются все повально.

Совесть смотрела на Марка с удивлением:

— Давно я от тебя ждала таких признаний!

— Ведь только кажется что времена изменились. Ничего подобного! Просто вывеску поменяли и все. Реформы? Новые времена? Я тоже так думал, пока меня не втянули в эту историю с Феликсом. А потом, буквально за два месяца до этого со скандалом судили директрису городского центра детских общественных организаций, который организовали про департаменте по связям с общественностью. Она, в сущности, украла не так уж и много, но в департаменте очень был нужен козел отпущения, на которого можно было повесить всех собак. Они присвоили около четырех миллиардов за два года. Директриса получила из этих денег всего 50 тысяч, а отдувалась за все. Был очень большой ажиотаж. В таких делах никак нельзя без полноценного козла отпущения. Те кто играют в это по крупному — не попадаются. Влипают те, кто взял поменьше. Я не хотел, чтобы со мной сделали то же самое.

— Расскажи мне, что происходило в тот самый день, — серьезно сказала Совесть.

— Ты имеешь в виду день катастрофы? Хорошо, раз уж дело дошло до признаний. В тот вечер мы со Светой договорились держать связь. Но она запуталась в звонках — позвонила мне на сотовый и, поняв свой прокол, ляпнула что к подъезду подали такси. Потом я, задержавшись на лестнице перезвонил ей и сказал чтобы она шла в бункер под насосной станцией и запустила часовой механизм. Во время салюта там сработала бомба и из строя вышли четыре насоса из пяти. У меня оставался час. Мне надо было как–то выбраться из здания. Нужен был предлог. И тут я увидел коктейль и у меня созрел новый план — Василисе станет плохо — и заодно я избавлюсь от ее ребенка и ее самой. Я знал, что помимо аборта Аврора заказала Лизоньке случайное заражение крови. Это было слишком удобно и выгодно, чтобы не воспользоваться. Я подошел к Лизоньке и намекнул ей что в ее коктейле — отрава. Она не притронулась к нему, а потом по моей же просьбе подсунула моей жене вкусность. Василиса выпила коктейль, ей стало плохо. Я отправился ее сопроводить примерно считая сколько времени осталось зданию. Но получилось даже лучше чем я планировал…

— Департамент рухнул прямо на такси твоей жены…

— Да. Прямо на моих глазах. В этот момент у меня и началось просветление. Я понял что не могу, не смогу с этим жить. Поэтому я и вытащил Андрея из наклонного хода насосной станции.

Марк встал и посмотрел на Совесть.

— Это все. Я стал единственным наследником дяди Стасика, так как в его завещании оговаривалось, что наследство получит либо Василиса либо ее прямой наследник.

— Нет, — загадочно улыбнулась Совесть, — это не совсем все…Есть одна вещь которую ты не знаешь… Ребенок, которого ждала Василиса… На самом деле был твоим.

Марк стоял как молнией пораженный. Он убил собственного ребенка! Он наказал себя сам. Точнее Совесть наказала его по полной программе за то что он совершил. Она покарала его знанием. Все совершенные преступления в сущности Марк направил против самого себя. В этом и состояла кара Совести за содеянное.

— Это ты зря, — прохрипел Марк и достал из кармана нож, лезвие которого сразу выскочило, — нет ничего больнее правды.

Марк бросился на совесть и всадил ей в живот лезвие. Она стояла, смотрела на него страшным взглядом и истошно кричала от боли.

Второй удар последовал под грудную клетку, а третьим Марк перерезал Совести горло. Она упала на пол и задергалась. Паническое настроение продолжало носиться вокруг них. Совесть вопила, пока могла. Марк привычным жестом пнул ее под стол и побежал на крик проснувшегося Ванечки. Он взял его на руки и стал укачивать:

— Папа не даст Ванечку в обиду…

Они вышли в гостиную — тела Совести уже не было. Марк не обратил на это внимания и продолжал укачивать ребенка. Вдруг в комнате возник Андрей:

— Привет, повешенным! — засмеялся Марк, — а я тут только что прирезал свою совесть.

— Здравствуй… А я уж понадеялся что ты отошел от своего шока, а ты меня уже повесить успел… — потерянно сказал Андрей.

— Ошибался, а вешал тебя не я! — сказал Марк и продолжал…качать диванную подушку. Его движения были плавными, неспешными и очень трогательными. Он всецело верил в то, что это — действительно его сын. Казалось, что ничто так не может изменить человека как отцовство. Андрей это увидел на практике. Чувства Марка к ребенку, а точнее к диванной подушке — изменили его.

— Я сам верну тебя к жизни! — резко сказал Андрей и бросился к Марку и начал отбирать у него подушку…, — ты не можешь больше носиться за своими химерами в придуманном мире!

В реальности Марка они разрывали на части ревущего ребенка. В какой то момент Марк ослабил хватку — ребенок выскользнул из его рук и упал на пол. Словно у куклы, у ребенка отвалилась головка и покатилась по полу, к батарее…

Марк застыл от шока.

— Подонок! — заорал он на Андрея, — убийца!!!

Параллельная реальность рассыпалась и самоуничтожилась. Марк стоял напротив Андрея, на полу валялась раскуроченная диванная подушка.

— Это не ребенок, — закричал Андрей, — это просто кусок поролона!

Марк ничего не ответил, развернулся, выдвинул ящик комода и запустил туда руку. Ладонь коснулась металла пистолета Василисы из которого до сих пор никто еще не стрелял. Ловким движением он достал его из ящика и направил на Андрея.

— Вот он, момент истины, — засмеялся Андрей, — я его полгода покрывал. Скрыл его преступление с департаментом…

— Ты знал??? — взвыл Марк. Для него это заявление стало последней каплей вечера признаний. Похоже о его злодеяниях знали все. Но по старому негласному правилу департамента — знали и молчали. Тем самым становясь соучастниками преступления.

— А то мне не знать кто подделал подпись Феликса! Я по твоему кретин? Знал я сразу что ты устроил крушение центра. Но считал что ты расплатился за свой грех сумасшествием.

— Кого ты назвал сумасшедшим? Убийца! Ты убил моего сына и всех погибших в крушении. Тебя за это уже повесили — спроси у Виолы.

— Только сумасшедший может отправить собственную жену на аборт, отчетливо зная, что это для нее будет последним в жизни событием, — Андрей все еще надеялся на то, что Марка можно образумить, но он не догадывался, что за всеми его поступками скрывается нечто большее чем попытка спастись от наказания за воровство и подлог, — только сумасшедший может жить в шизоидном мире, управляемом разумом. Ты ведь сознательно уходил в этот мир и сознательно им управлял!

— Кто тебе это сказал? — сказал Марк и выстрелил в Андрея. Пуля прошила его плечо, на рубашке быстро выросло пятно крови, — я жил этими людьми, этими интригами!

— Я…это… понял, — корчась от боли сказал Андрей. Теперь он уже десять раз пожалел что покрывал Марка, успокаивая себя тем, что обязан ему дружбой. Проклятая дружба! Никаких обязательств не требовалось — был лишь холодный расчет. Марк не нуждался в помощи — он не был безобидным и обиженным судьбой неудачником. Он был монстром, выросшем в насквозь бюрократизированном обществе. В планы этого чудовища не попало только одно — что одиночество превратит Марка в сумасшедшее животное, живущее в параллельном мире и подстраивающим его под себя. Каким же кретином был Андрей. Полным и непробиваемым. Нужно было сразу заметить за этим помутнением следствие чего–то совершенно ненормального и четко задуманного. Ведь хотел Марк сойти с ума. ХОТЕЛ. Чтобы спастись.

— Какой умненький мальчик, — процедил Марк и снова выстрелил. Пуля попала в живот. Андрей согнулся и сполз на пол. Мысли медленно стали покидать его, вот тебе и новая жизнь. Бедная Елена. Она не заслужила. Ведь она так… любит его…

— Я… только хотел… тебя… спасти, — прокряхтел Андрей. Он понял что это конец и нес уже полнейшую предсказуемую чушь, которая уже точно не смогла бы его спасти.

— Ты это сделал. Спасибо, — Марк подошел к корчащемуся на полу Андрею, приставил пистолет к его виску и выстрелил. Он цинично смотрел как лопнул череп и из него устремились, томившиеся в неведении и обуреваемые всевозможными мыслями частицы сознания.

Освобожденные из черепной коробки запасы крови и мозг пышным фонтаном выстрелили на зеркало и застыли на нем неповторимым узором темно–коричневого цвета… Так нашел свой трагический финал талантливый архитектор Андрей Ковалев.

Марк уронил пистолет и посмотрел на себя в это зеркало. Помутнение прошло. Оно прошло. Но теперь он в еще более худшей ситуации. Марк вышел на кухню, открыл газ на плите, прошел в комнату, переоделся и вышел из квартиры захлопнув за собой дверь. Газ быстро захватывал пространство и очень скоро от искры взорвался.

А Марк вышел из подъезда и пошел навстречу своей судьбе, которая ждала его на мосту через железную дорогу. В этом сооружении Марку виделось спасение. То чего он столько времени ждал и вожделел.

— Марк и Виктория, поздравляю вас с законным браком и объявляю мужем и женой!

Эти слова так и застыли у Марка в голове как предвестники нового периода его жизни. После всего пережитого он заслужил свое право быть счастливым и в данный конкретный момент, выходя из церкви и спускаясь к автомобилю — он несомненно был счастлив. Даже без совести он мог быть самодостаточен. В конце концов — что такое эта совесть и какого черта ее придумали? Это комплекс, такой же комплекс как религия, ответственность перед родителями или еще что–нибудь, вроде надобности постоянно мыть пол или посуду. Совесть это комплекс, — думал Марк, — и я счастлив что смог его себе ампутировать раз и навсегда. Человек без совести — это усовершенствованная модель. Он может любить, испытывать эмоции, но при всем этом он совершенно не подвержен внутреннему голосу, который вечно склонен преувеличивать недостаточность человека. Так что совесть — уже атавизм.

Марк обнял Вику и нежно поцеловал ее. Это был сочный персик в сочетании с мятным сиропом. Вика целовалась гораздо приятнее Василисы.

К черту Василису — это уже пройденный этап о котором надо забыть навсегда. В прошлое. Она ушла в прошлое. Впереди у него абсолютно новое будущее — с большими деньгами дяди Стасика, а точнее, Василисы. Теперь он стал единым обладателем всего состояния, которое оказалось намного большим, чем ожидал Марк. Даже и несчастным порой везет очень крупно. А уж тем, кто под несчастного жестоко косит…

Они вышли из церкви и оказались под небольшим дождиком из лепестков роз. Это придумали Арнольд и Катя. Вика смотрела на Марка счастливым взглядом, а перед его глазами все еще стояли глаза его Совести. Столь похожие на глаза Вики. Но перед ним — новый путь, уже усыпанный розами — символом того, что этот брак будет крепким и счастливым. Навсегда. И никакие обстоятельства, несчастные случаи, никакая Совесть — никакой форс–мажор не сможет их разлучить.

Марк потряс головой и вид убитой совести покинул его.

Он смотрел на путь из лепестков роз и сделал шаг навстречу новой жизни, новому счастью и новым… преступлениям.

КОНЕЦ

Сентябрь 2002 — Июль 2007