Что было дальше?
Ничего.
Обморок ли, или новое глубокое забытье? Или… Или было все это сон, больная уродливая греза?
Сразу в ней вдруг стало темно: сознание померкло. Тьма воцарилась в ней. Ужас, наполнявший ее, раздавил ее и растоптал, бросил в пучину мрака, которая в первые мгновенья казалась полной образов, тоже сотканных из мрака, отвратительных и страшных, полной отзвуков слов и угасающих мыслей…
И потом она уж ничего не видела и не слышала.
Солнце светило ярко в окно, когда она очнулась. Было утро. Дарья Ивановна лежала навзничь на своей кровати, заложив обнаженные руки за голову. Но теперь она была уже в рубашке. Венка из черных роз на голове не было. Она спала.
Обычно до сих пор она просыпалась раньше Иволги.
Дверь в комнату была открыта. Во всем доме была тишина.
Иволга быстро оделась и вышла в парк.
Застегивая на ходу кофточку, непричесанная, она сперва шла по аллее, потом побежала.
Она решила, что сегодня же непременно уйдет отсюда. Переберется как-нибудь через забор и попробует найти дорогу домой.
Конечно, это было глупо, что она не запомнила дороги, когда ее сюда везли.
Она опять пошла шагом, перекинув волосы через плечо на грудь и заплетая их в косу. «Ведьма» требовала, чтобы волосы у ней были непременно заплетены. Теперь, раз она решила бежать, можно было обойтись без этого. Но она сейчас ни о чем другом не могла думать, как только о побеге. Она заплетала косу совсем машинально, не замечая, что делает.
— Конечно, это было глупо…
Она остановилась и встряхнула головой, чтобы перебросить косу назад, на спину… И дико вскрикнула…
Прямо перед ней у забора, над старой, зеленой от плесени скамьей, на натянувшейся туго веревке висел человек, без шапки, плешивый, с реденькой с сильной проседью бородкой. Глаза были широко открытые и тусклые, с неподвижно остановившимися зрачками. Губы потемнели. Подбородок упирался в грудь. Казалось, он смотрит исподлобья.
Он был мертв. Веревка плотно захлестнулась вокруг шеи. На скамейке лежала бумажка и на ней было что-то написано… Всего несколько слов. Скамейка стояла у дерева, разбитого молнией, без листьев, без верхушки, с обожженной корой. Черный, голый сук протягивался над скамьей. Он висел на этом суке.