Деревянная девочка, или Ди — королева кукол

Глава первая

Над площадью висел вертолёт с беспомощно болтавшейся на канатах машиной «скорой помощи».

Что-то здесь было не так. Мне очень не нравилась эта машина. Как не нравилось многое за последние три недели: неожиданно кстати и как бы случайно подъезжающее такси; порция мороженого не из автомата; чашка кофе из рук незнакомой барменши; неведомо откуда появляющиеся шариковые ручки в моём портфеле; букет цветов, присланный неизвестно кем… Многое, что могло бы стать роковым, прими я его за чистую монету…

— Встали!.. Живее, девочки! — скомандовала наша классная дама, одним махом пересчитав нас, как цыплят. И мы, обалдевшие после «монорельса», пять минут назад оказавшиеся на суше, постарались проснуться и не забыть свои вещи.

Автобус затормозил у стеклянных дверей отеля, и подошедший швейцар тем временем распахнул дверцу.

В отель мы входили под неусыпным взором второго швейцара и стрекотавшей у меня за спиной телевизионной камеры.

Нас снимали. Идеальная дисциплина, вышитые золотом воротнички и старомодные передники — выпускной класс «Королевского колледжа», да ещё тот, в котором училась сама Наследница, а мне так хотелось выкинуть какое-нибудь коленце!.. Развязать кружевную наколку впереди стоящей девочки… Состроить рожки телевизионщику!.. Я таки оглянулась и, подмигнув ему, показала на вертолёт: не нас ему надо было снимать. Как же я оказалась права!

Вертолёт тем временем снизился со своим грузом, он явно хотел опустить машину в центре благотворительного базара, на единственном пятачке свободного пространства — между шикарным открытым «классиком» с разодетыми дамами- устроительницами и рядами праздничной распродажи, где на столиках сверкали клетки с лучшими экземплярами Королевской коллекции певчих птиц. Умные птахи за золотыми прутьями привычно задирали головки и выводили рулады, почти не слышные в вертолётном гуле.

Я была последней в очереди у дверей. Шум вертолёта уже просто заглушал все звуки, но дамы-учредительницы в просторном автомобиле продолжали ослепительно улыбаться, демонстрируя на весь мир свои туалеты — уж они-то знали, что их снимает сейчас не одна скрытая камера. На площадь выбежал полицейский и, протестующее подняв руки, замахал лётчику.

— Тринадцать! — громко просчитала директриса и на миг запнулась, почти проглотив «четырнадцать», но я услышала и посторонилась, пропуская её вперёд (она всегда шла за Региной). Двери за мной закрылись. Сделанные из прозрачной брони — пуленепробиваемые, звуконепроницаемые — двери отеля… В контрасте с уличным шумом тишина внутри была гнетущая — отель вымер. Всех выселили — как считалось, ради нашей безопасности… Делалось так всегда, поэтому выбирали гостиницу не из дорогих. За три дня перед нашим приездом здание освобождали и опечатывали. Сутки через кондиционеры подавался ядовитый газ… Потом запускали ищеек, вывозили трупики крыс и приблудных кошек. Не знаю, попались ли хоть раз мёртвые террористы… Ещё два дня — дезинфекция и проветривание — и всё это уже при запломбированных дверях, под строжайшей охраной. А потом приезжали мы, со своей кухней, своей челядью, охранниками и наставниками. И конечно же, со службой Королевского Телеконтроля… Поэтому каждые каникулы весь мир глядел на наши физиономии. В кадре, конечно, одна инфанта, но так как я — в паре с Региной, то и моя рожа знакома здесь всем и каждому. Поэтому у нас двоих вшиты к поясу гримировочные пакеты. И все инструкции на случай нападения, похищения и тому подобного приходилось прорабатывать нам обеим. Чему нас только не обучали! С первого класса гоняли на тренировки, курсы развития интуиции и всячески натаскивали по вопросам выживания в обстановке смертельной опасности. Я могла бы справиться врукопашную с любым бандитом, применить «гипноприём» и повалить на лопатки чемпиона по борьбе, разумеется, с помощью подстраховывающего гравиустройства. Оно тоже умещалось в специальном корсете с эластичным бронежилетом. Разумеется, всё это было секретно и сверхсекретно!

— Внимание, девочки! В лифт по парам! — директриса почему-то нервничала и то и дело оглядывалась по сторонам. Я не видела поводов для беспокойства. Ведь Регина в последний миг заболела — её не было здесь! Чего стоило опасаться? О Регине тоже было объявлено в новостях…

Два грузовых лифта работали почти бесшумно. Двери открывались и закрывались… Директриса отдавала распоряжения автоматически и беспрестанно моргала.

Нет, это не был страх за Регину — не то привычное беспокойство сделать что-то не так, допустить промашку, потерять работу…

Регины не было. Это был страх за себя.

Последняя пара шмыгнула в лифт. Створки дверей съехались перед моим носом.

Мы остались только вдвоём. Так было в первый раз. Обычно мы с Региной, как нечто чуждое, но и как что-то надёжное и дающее нам защиту, ощущали рядом огромную тушу нашей атлетической опекунши. Директриса всегда была для нас «третьей», она ходила с нами на все тренировки… Но она посещала и занятия по интуистике — её натаскивали, как и нас, воспринимать, угадывать невидимую опасность. Поэтому я ощутила сейчас родившийся в ней страх — знакомое, шевельнувшееся и во мне ощущение тревоги.

Лифт опускался вниз — постукивал и поскрипывал где-то совсем близко. Я чувствовала привычный холодок в груди. Вечный ужас, что сейчас перережут трос, взорвут кабину, что откажет гравизащита…

Наклонившись, директриса привычно потрогала кнопку на моём поясе. Это входило в её обязанности — проверить, включили ли мы с Региной механизм гравитационной защиты. Такие пояса были только у нас двоих… Может быть, поэтому мы и последними садились в лифт…

И тут меня осенило… Гравизащита! Я-то хорошо знала: доставкой грузов по воздуху занималась Служба Королевского Телекинеза… Тогда почему?.. Конечно! Вот почему мне не нравилась эта машина! Она висела на самых обыкновенных стальных тросах!

«Скорая помощь» с синей эмблемой службы гравитационной доставки и… простой вертолёт!

Я не заметила, как мы вошли в лифт. Лицо директрисы в свете кварцевой лампы было страшным.

— Закрыть глаза! — сказала она машинально. Голос у неё дрожал. Конечно же, она поняла всё сразу!.. Медслужба подчинялась Королевской власти — все машины «скорой помощи» были собственностью государства. Их не было ни на одном айле. Вертолёт же мог принадлежать и частной фирме, и государственной. Но если бы он принадлежал последней, то грузы бы доставлялись с помощью телекинеза. «Скорая помощь» не висела бы на стальных тросах.

Итак, государственную машину доставлял на айл через кордоны и контрольные службы вертолёт неизвестной фирмы. Вот! Неужели такое возможно? И неужто полицейский этого не знал?

Директриса уже не следила за своим лицом, она была подавлена и растеряна. Рука машинально тянулась к выпуклому карманчику на груди с мобильником аварийной службы.

— Машина? — спросила я одними губами почти неслышно и увидела в её глазах страх.

В такой ситуации мы были в первый раз. Если бы с нами была Регина, директриса бы тотчас же вызвала спецслужбу одним нажатием кнопки на своём мобильном телефоне… Она подняла бы панику, включила блокировку гостиницы, к нам бы уже спешили орды спасателей… Но всем было хорошо известно, какое это дорогое удовольствие! И, наверное, существовали инструкции на случай отсутствия особы королевской крови, потому-то директриса не знала сейчас что делать.

Нет! Знала… Только это у неё не получилось, растерянность в её лице сменил ужас. Она в панике шарила у себя на груди — по нагрудному карманчику для мобильника… Телефона с одной единственной кнопкой вызова спасательной службы, нажать которую могли мы с Региной, даже если директрису убьют… Но карман был плоский. Там не было ничего…

Двери лифта открылись — и я ощутила совершенно особый страх. Это было уже знакомое ощущение — словно я вспоминала конкретный страх, который пережила. Как чувство «уже виденного», «уже слышанного»…

Теперь-то, оставив всё позади и раскачиваясь на волнах, отделённых тысячелетиями от того мира, мне легко сознавать, что всё это уже было. Я знаю, что так оно и случилось — я оставила позади этот страх, я его уже однажды пережила — и сейчас мне действительно под силу извлекать его из своей памяти всего лишь как воспоминание. Неприятное воспоминание, и только. Но откуда я знала тогда, выходя из дверей лифта, что это всего лишь память? Быть может, замкнулся круг — не в тот миг, а когда-то раньше, но в ту секунду, когда я шагнула в открытые двери лифта, — всё последовавшее затем уже было воспоминанием? Быть может, всю свою жизнь, совершенно того не осознавая, мы только лишь то и делаем, что движемся по уже давным-давно не по нашей воле замкнувшемуся кругу? И круг нашей реальной, как нам кажется, жизни есть круг уже свершившихся когда-то воспоминаний… А времени в линейном понимании — не существует! Есть только одно-единственное мгновение, растянувшееся для нас до размеров вечности, имя которой — жизнь. Время — как чётки, которые мы перебираем в своём сознании, и в каждый момент нашей жизни мы — внутри вечности этих чёток, как внутри замкнувшейся вокруг нас судьбы. Мы касаемся своей душой одной-единственной бусины, которая и есть для всех нас это самое «сейчас» — неуловимый миг настоящего, так обманчиво переходящий в следующую бусину перебираемых нами чёток — чёток времени и судьбы.

Я первой шагнула на мраморные плиты пола, наш лифт благополучно доехал до верхнего этажа, и мы оказались на просторной лестничной площадке перед стеклянными трёхстворчатыми дверями в наш Королевский люкс…

— Жди здесь! — скомандовала директриса, и я поняла, почему её колебания исчезли и она решительно зашагала налево по коридору мимо туалетов к незаметной двери в комнату технического персонала. Я знала: там должен быть секретный телефон экстренной связи со службой безопасности. И ещё я вдруг поняла, что это не Королевский люкс, — да нет, я просто видела это сквозь трёхстворчатые стеклянные двери! А такого не могло быть. Двери и окна в «люксовских» номерах всегда прозрачные изнутри и чёрные снаружи. Напротив меня, за лестницей, что вела наверх, большое окно, в котором ослепительно сиял океан, было, как и положено, прозрачное, двери же не укладывались в привычную картину. Двери, перед которыми я стояла, должны были быть чёрными, и я б не могла видеть сквозь них, что творится внутри… Всё было наоборот!

И что-то здесь было ещё не так… Мне почудился какой-то звук. Шорох. Оттуда, с лестницы, ведущей вдоль огромного окна наверх, исходила опасность. Лестница вела на крышу…

Я почувствовала себя незащищённой. Инстинкт подсказывал, что надо спрятаться. Я подошла к дверям и потянула на себя неплотно прикрытую большую створку посередине. Она подалась вправо, и я распахнула её до отказа, так что она упёрлась в стену, закрыв собой правую, гораздо более узкую створку дверей. Та оставалась плотно закрытой, и я скользнула в замкнутое пространство между двумя створками и стеной. Я оказалась защищена с трёх сторон и была невидима из комнаты и с лестничной площадки, сама же видела всё. Видела, как директриса исчезла за дверью и не появлялась… Видела, как баловались наши девочки, оставшиеся без присмотра: включали подряд все люстры и экраны, резвились на роскошном ковре, устраиваясь в мягких креслах и прыгая на широких кушетках. Это был не Королевский люкс — обычный гаремный номер! Огромный зал на весь этаж, чтобы какой-нибудь нефтяной магнат, приезжающий в Оперу с отдалённого айла, мог разместить с комфортом всё семейство. Прямо напротив меня вдруг заорал огромный телевизор. Он стоял далеко, у непривычно чёрного окна противоположной стены, но я всё прекрасно видела. Начался анонс вечерних новостей. Какая-то помеха исказила заставку — алый пятилепестковый цветок на синем фоне — пять частей света в океане. Потом, как всегда — снятые в натуралку со спустника части света: восемь искусственных Европейских островков, наращенных на естественных возвышенностях левее огромного синего пространства, где ушла под воду Россия. Восточней — Китай: вытянутые в длину острова на месте бывших горных хребтов: Урал, Тибет, Айлы Алтая.

Опять возникла помеха и полностью закрывала экран несколько секунд… Появился ведущий новостей. Г олос диктора успокаивал, как всегда — сперва новости с Европейских айлов… Промелькнули снятые с птичьего полёта крошечные островки Японии. Калифорния: наращен новый участок суши. Новости мировой культуры. Светская жизнь. А это про нас: выпускной класс Королевского колледжа в полном составе отбыл на Айлы Нефтяных Эмиратов в связи с исполнением «Реквиема» Верди первым составом Королевской Оперы…

Если бы дверь была прозрачная, как положено, изнутри, я бы, наверно, увидела себя: съёмка велась камерой от противоположной стенки… Но сперва на экране мелькнуло здание Оперы, наш сорокаэтажный отель — вид не с площади, а, кажется, с крыши оперного театра. И сразу же — гаремный номер… Камера захватила резвящихся на ковре выпускниц напротив двери, за которой стояла я… А потом… дверь открылась, и я просто не знала, куда мне смотреть — на экран, где развернулась бойня, или прямо перед собой, на голубой персидский ковёр, на котором расплывались пятна крови… Девочки падали как подкошенные от ножей махэньзи, одетых в короткие белые сутаны. Везде была та же самая бойня.

Ревел телевизор. Отрывок из реквиема чудовищным образом сочетался с тем, что происходило на экране… Я посмотрела влево через стекло…

С лестницы бесшумно спускалась вереница махэньзи в белых рубахах и коротких шароварах… Так же неслышно, по-кошачьи проскальзывали они мимо меня за дверь к новым жертвам.

Мелькали ножи и руки с синими браслетами на запястьях… Каждый махэньзи находил только одну жертву и тут же исчезал, пробегая мимо меня — обратно и вверх по лестнице… Сквозь рёв телевизора я расслышала гул вертолёта на крыше.

Всё кончилось через минуту.

Тела, лежавшие на ковре, — тела, застывшие на экране… потом появилась заставка вечерних новостей, и наступившая вдруг тишина вывела меня из прострации…

Теперь — поступать строго по инструкции, которая сидела, казалось, не только в мозгу, но в каждом мускуле ног…