Этот день, когда мы последний раз видели Лизу, я, по всей вероятности, запомню навсегда. Вначале этот день был совсем обыкновенным, как множество других дней, — «была жара, в июнь катилось лето». Нет, в этот день никто, кого я знал, не умер и даже не попал под машину. Просто все, что началось почти два года назад, вдруг закончилось именно в этот день. Не мной заведено — запоминаются начало и конец, а все, что было между, с каждым днем становится все короче и короче и со временем может превратиться в какую-нибудь маленькую букву «и». Ну, например: «Они встретились в сентябре „и“ расстались в июне». А потом, по прошествии многих лет, сентябрь можно будет запросто перепутать с августом, а июнь с июлем. И все будет совсем просто: «Они встретились „и“ расстались».
Не могу с уверенностью сказать, о чем с раннего утра думал он, но у меня лично было какое-то предчувствие — что-то должно было случиться. Точнее, даже не «случиться», а «завязаться» или «развязаться»…
И поэтому, когда после короткого стука в дверь в кабинете Александра Сергеевича появился Андрей, я, признаться, даже не удивился.
— Разрешите? — Он осторожно прикрыл дверь и сделал несколько шагов к столу. — Добрый день.
— Добрый день, — ответил Александр Сергеевич, дочитывая какую-то бумажку. — Какие проблемы?
— Ну-у, заявление, — не очень уверенно ответил Андрей. Он сделал еще несколько шагов, положил на стол заявление и как-то странно наклонил корпус вправо — как будто специально, чтобы мог лучше видеть своего «хозяина».
— Заявление — это не проблема, — сказал Александр Сергеевич, «оторвавшись» от бумажки. — Это попытка решить ее… или создать новую.
Он машинально выключил кондиционер, взял заявление и стал читать вслух: «Декану… Факультета… Заявление… В связи с бракоразводным процессом прошу разрешить выезд на родину сроком на три дня и сдачу госэкзаменов с группой № 2… Шестнадцатого…» Стало быть, завтра… Родину вспомнил в связи с бракоразводным процессом?..
— Так получилось, — ответил Андрей.
— Гуляет, что ли?
Андрей промолчал.
— Присаживайся. — Александр Сергеевич показал пальцем на стул.
— Да я триста раз присяду, только отпустите. — Андрей положил свою кожаную папочку на указанный стул, «демонстрируя готовность начать приседания».
— Триста? Ну-у, можешь попробовать, если сильно хочется.
— Очень хочется. — Андрей стал приседать, вытянув руки вперед. — Раз, два, три…
— Какой-то странный переход к физике, — заметил Александр Сергеевич.
Андрей не реагировал на замечание и продолжал считать: Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать….
— А если после триста я скажу нет? — тихо спросил Александр Сергеевич, когда счет пошел «за пятьдесят».
— Так нечестно. — Андрей остановился. — Зачем же я тогда приседаю?
— Наверное, чтобы стать еще сильнее. Сам напросился… Мне даже нравится — красивый, нестандартный ход: «Добрый день, разрешите триста раз присесть?» — Александр Сергеевич улыбнулся.
— Не смешно. — Андрей взял свою папочку. — Спасибо. До свидания. По крайней мере, я имею право все бросить. — Он почти развернулся, чтобы уйти.
— Тем более второе высшее, двадцать семь лет (десятого мая исполнилось — если я не ошибаюсь). В армию уже не надо. — Александр Сергеевич встал. Андрей «остановился».
— Про десятое мая даже не ожидал, — сказал он. — Вы все дни рождения… всех студентов знаете?
— Нет. Выборочно.
— Очень приятно.
— Спасибо… Кстати, развод — не уголовное дело, можно и перенести на недельку. Тем более, будет время все еще раз обдумать.
— Все давно обдумано, — возразил Андрей.
— Ну, раз так. — Александр Сергеевич развел руками. — Если других вариантов у вас нет…
— У меня? Да у меня их десять. — Андрей «чирикнул» молнией своей папочки. — Может, даже двенадцать. Только вас все равно ничем не прошибешь. — Он положил на стол пачку листочков.
— А вдруг… — Александр Сергеевич взял бумажки, жестом пригласил студента присесть.
— Опять?
— Извините. — Он снова сел за стол и стал читать. — Заявление… Прошу разрешить… в связи с выездом на похороны… Старо… Еще и накаркаешь. В связи с тем, что старший брат, которого я не видел шесть лет, прилетает из Америки всего на один день… Не проходит… потому что из Америки почти всегда через Москву. Здесь бы и встретились… В связи с болезнью… Тоже не проходит… В связи с необходимостью выступить в суде в качестве свидетеля… Что-то есть в этой тупой простоте. Отсутствие личной трагедии, что ли… но… если бы не личный бракоразводный процесс… Здравствуй, сынок. Что случилось, почему не звонишь и не пишешь? Не хочу тебя расстраивать, но хороших новостей у нас нет… — Александр Сергеевич замолчал, посмотрел на Андрея и после короткой паузы протянул ему листок: — Это вообще не ко мне. Сам-то ты его читал?
— Я же говорил, что вас ничем не прошибешь. — Он «небрежно» забрал со стола остальные листки и снова «чирикнул» молнией. — До свидания, товарищ декан.
— Подожди. — Александр Сергеевич встал с кресла, обошел стол. — Я случайно прочел письмо до конца — и все понял.
— Так быстро? — «удивился» Андрей.
— Школа такая.
— A-а, значит, правда, что вы сюда не просто пришли, а вас сюда прислали. — Андрей смотрел куда-то в пол.
— Хотел бы дать несколько советов, как мужчина мужчине, — сказал Александр Сергеевич, как будто не слышал последней фразы.
— Даже интересно, даже не ожидал.
— Почему бы и нет? Со мной в этой жизни тоже, может быть, что-то было. Кстати, мой развод откладывался четыре раза. Так вот, во-первых, все, о чем пишет мама, — только слухи. Ваша жена встречается со своим непосредственным начальником, который старше ее на двадцать два года… А во-вторых, вы проиграете.
— Почему?
— Потому что таков закон джунглей… Она обманет и тебя, и его. Я даже могу расписать сценарий, как ты будешь вести себя вечером, а потом утром… а потом днем, когда будешь искать встречи с ним… Мало того, она попытается даже обмануть саму себя…
— Очень весело, — заметил Андрей. — Только я не пойму, при чем здесь джунгли?
— Извини, джунгли здесь, может быть, даже и не при чем. Как тебе объяснить?
— Как-нибудь объясните — а вдруг дойдет?
— Хорошо, — согласился Александр Сергеевич, — если «как-нибудь» — попробую. Джунгли, Андрей Борисович, — это когда все до ужаса прямолинейно тупо. Когда над всем доминирует только инстинкт самосохранения… Когда игра в «Двенадцать заявлений» — это третий класс, вторая четверть… — Александр Сергеевич надолго задумался. Поднялся, вышел из-за стола, подошел к Андрею. Посмотрел ему в глаза, взял за локоть и сказал почти шепотом: — Извини, но в данный момент я, например, ужасно хочу сломать тебе челюсть. Может быть, я даже за себя не ручаюсь.
— Не понял. — Андрей дернулся корпусом, освободился от захвата и сделал несколько шагов назад, пока не уперся в стул.
— Сядь, — сказал Александр Сергеевич.
Андрей сел.
— А теперь встань.
Андрей встал и неуверенно спросил:
— Как-то я не понял — это продолжение рассказа или вы так резко сменили тему?
— Встать в стойку, студент, сейчас тебя будут бить. Бить будут по-настоящему. За что — ты знаешь.
Андрей выставил левую ногу вперед и принял какую-то «боевую» стойку.
— Готов? — спросил Александр Сергеевич.
Андрей снова промолчал.
— Готов? — еще раз спросил Александр Сергеевич.
— В каком смысле?
— В прямом.
— В прямом — это как?
— Все, Андрей, сядь, расслабься.
— Будете бить сидячего?
— Расслабься. — Александр Сергеевич вернулся к столу и сел.
Андрей продолжал стоять в «своей боевой».
— Как стиль называется? — спросил Александр Сергеевич.
Андрей опустил руки.
Александр Сергеевич молчал.
— Извините, конечно, — сказал Андрей после некоторой паузы, — но я, кажется, испугался за ваше психическое здоровье.
— Не дождетесь, уважаемый Андрей Борисович. Чай? Кофе?
— Нет. Спасибо. — Он присел на стул.
— Итак, — Александр Сергеевич постучал пальцем по столу, — в этом «стиле» разговор не клеится. Может, продолжить в стиле «Двенадцать заявлений», если хотите?
— Мне кажется, что вы все очень сильно усложняете, — сказал Андрей.
— От сложного к простому, от простого к примитивному — обычный путь познания истины.
— Кто это сказал? — спросил Андрей.
— Это сказал я, только что. — Александр Сергеевич улыбнулся. — А хотите маленькую историю?
— Снова про джунгли?
— Нет, про белочку.
— Про какую белочку? — Андрей встал. — Может, я пойду?
— Иди, — ответил Александр Сергеевич. — Но в этом случае получится — приходил решить какую-то задачу, а сам сбежал. Хотел «поиграть», но испугался.
— Ничего я не испугался, — возразил Андрей.
— Так ты «игрок» или «бегун»?
— Ну, допустим, «игрок».
— Игрок, а уходишь не с тем, за чем приходил.
— За чем же я, по-вашему, приходил?
— По крайней мере, не за тем, чтобы подписать заявление, — ответил Александр Сергеевич.
— Хорошо, ладно, я готов слушать про белочку. — Андрей снова сел и демонстративно положил руки на колени. — Готов долго вас слушать.
— Серьезное решение. Ценю.
— Спасибо.
— Предлагаю следующий сценарий. — Александр Сергеевич снова встал, заложил руки за спину и стал ходить от стола к двери, не глядя на Андрея, как будто разговаривал сам с собой. — Для начала я задам тебе несколько вопросов и сам же на них отвечу. Если ответ неточный — исправь. Согласен?
— Да.
— Очень хорошо! Кстати, оцени, как я помогаю тебе решить те вопросы, с которыми ты приходил.
— Спасибо.
— Итак, — продолжил Александр Сергеевич, — поехали… Заявление — это только повод к разговору? Да! Вначале ты слегка растерялся, а теперь тебе хочется доказать, что ты взрослый мужик? Да! Если в конце наших задуманных бесед ты еще и оценку по госэкзамену получишь — что как бы и не планировалось, — то будет очень хорошо. Да! По крайней мере, хотя бы потому, что, если ты сдаешь госы с группой № 2 или выбиваешь оценку сегодня у меня, то уже в понедельник я никакого влияния на твою судьбу не имею. Да! Из всего вышесказанного следует, что вы с Лизой в субботу расписываетесь и начинаете оформлять документы, чтобы уехать в Америку. Да! Ну вот, ни одного «нет». Давайте, сударь, зачетку. Поставлю хорошую оценку за откровенное молчание.
Александр Сергеевич снова ушел за свой стол и взял авторучку.
— Как-то все очень просто, — сказал Андрей. — Вы знали про субботу?
— Нет. Точнее, я это понял в самом начале нашего разговора. Давай зачетку.
— Почему-то не в радость такая оценка. — Андрей достал из своей папки зачетку, повертел ее в руках и снова спрятал. — Нет. Слишком дешево.
— Почему? — удивился Александр Сергеевич.
— Не знаю. Пожалуй, я приду со своей группой. До свидания. — Андрей медленно пошел к выходу.
— Красивый ход, — сказал Александр Сергеевич вдогонку. — Слишком дешево не устраивает, а слишком дорого — ты не потянешь.
Андрей остановился.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду продолжение разговора.
— А смысл? Все точки уже расставлены.
— Я не уверен, — не согласился Александр Сергеевич.
— Вы хотите сказать, что до сих пор встречаетесь с Лизой?
— Нет, не встречаюсь, расслабься. Я хотел сказать только то, что точки нужно расставлять втроем.
— Это, типа, я должен был прийти вместе с Лизой, чтобы, образно говоря, попросить у вас благословения, как у папы?
Александр Сергеевич промолчал.
— Так вы до сих пор встречаетесь? — снова спросил Андрей.
Ответа не последовало.
— Ладно, разберемся. — Он вышел из кабинета, слегка ударив дверью секретаршу.
Дверь закрылась, но сразу же открылась, и на пороге появилась Света, прижимающая правую руку к щеке.
— Чай, кофе? — спросила она.
— Водки и сала, — ответил Александр Сергеевич.
Дверь закрылась.
— И пушку вместо масла, — добавил он.
Не прошло и трех минут, как снова появилась Света с подносом в руках. Она стала говорить, не успев еще поставить поднос на стол:
— Водки у нас, конечно, нет. Здесь коньяк, сало, хлеб, зеленый чай и три рюмочки.
— Почему три, а не одна? — спросил Александр Сергеевич.
— Ну-у, — Света приподняла большую бумажную салфетку и тут же снова накрыла ею поднос, — не знаю, я почему-то так подумала…
— Вам бы, Светлана Константиновна, психологом работать, — сказал Александр Сергеевич, — цены бы вам не было. — И после паузы добавил: — На подводной лодке.
— Что на подводной лодке? — переспросила она.
— Психологом работать на подводной лодке, — повторил Александр Сергеевич.
Света улыбнулась, закивала головой, но вдруг спохватилась.
— Не смешно, — обиделась она.
— А мне смешно, — сказал он.
— Ну и смейтесь сами с собой. — Она стала быстро уходить, но в дверях снова столкнулась с Андреем.
Он держал за руку Елизавету. Она как бы и не сопротивлялась, но трудно было сказать, что они пришли вместе, «рука об руку».
— Мы можем продолжить разговор, — сказал Андрей, остановившись в нескольких шагах от стола.
— Не вижу в этом смысла, — ответил Александр Сергеевич.
— Так вы же только что сами говорили, что точки нужно расставлять втроем.
— Я уже все расставил.
— А я нет, — не успокаивался Андрей.
— «Проказы женские кляня, выходит, требует коня. Две пули, пистолетов пара…» — Александр Сергеевич встал, убрал с подноса салфетку. — Кстати, у меня обед. Могу предложить коньяк, сало, чай зеленый…
— Коньяк, — сказал Андрей, не дослушав весь перечень.
В это время Лиза несколько раз нервно дернулась и высвободила свою руку из руки Андрея. Она посмотрела на поднос, потом на Александра Сергеевича, развернулась и быстро пошла к двери, но остановилась на полпути.
— Я бы не хотел, чтобы ты уходила, — сказал Андрей.
Она резко развернулась:
— А я бы не хотела видеть, как начнут бодаться два оленя. Все и так ясно. Все решения уже приняты.
— Это ты о чем? — спросил Андрей. — У нас продолжение мирной беседы. Никто ни с кем не бодается.
— Это она, наверное, не про оленей, а про рога, — заметил Александр Сергеевич, разливая по рюмкам коньяк.
— Хорошо, я остаюсь. — Лиза вернулась и села на стул. — Думаю, что у меня хватит терпения пережить ваше шоу.
— Думаю, что у меня тоже хватит, — уверенно заявил Андрей.
— Андрюша, ты совсем не знаешь этого человека. Он за двадцать минут заплетет твои амбициозные извилины в детскую косичку, а ты этого даже не заметишь.
— Это мы еще посмотрим. — Он взял рюмку, «по-гусарски» приподнял локоть и спросил: — За что пьем?
— За светлое будущее. — Александр Сергеевич выпил, закусил кусочком сала, посмотрел, как это делает Андрей, и сел. — Вы бы, Андрей Борисович, присели, что ли. Или будете толкать речь стоя?
Андрей демонстративно послушно присел на стоявший возле стола стул.
— С чего начнем? — спросил Александр Сергеевич.
— Почему начнем? Продолжим. Кажется, мы остановились на белочке.
— Хорошо, начнем с белочки, — согласился Александр Сергеевич. — Хотя, если честно, мне это уже неинтересно. Все, о чем мы можем говорить, уже не имеет значения.
— Когда я хотел уйти, вы обвинили меня в трусости, а сейчас пытаетесь уйти сами.
— Согласен. Наверное, с моей стороны это некорректно.
— Тогда рассказывайте.
— Ладно, расскажу. — Александр Сергеевич снова взял бутылку, разлил по рюмкам, жестом пригласил Андрея поднять бокалы.
Андрей взял рюмку и замер в ожидании тоста.
— Мне, когда разливаю, почему-то всегда хочется петь или читать стихи, — сказал Александр Сергеевич совсем не по теме.
— Например? — Андрей снова приподнял локоть выше обычного.
— Например: «Во ржи дояр доярку трахнет, а после курит и молчит, совокупленьем потрясенный…». Ну как?
Андрей пожал плечами, покосился на Лизу и неуверенно ответил:
— Мне кажется, что пошловато.
— А мне кажется, что очень талантливо. Кто написал, не знаю… Так вот, что касается белочек. — Александр Сергеевич поставил рюмку на поднос, снова сел и стал говорить, не поднимая головы: — Были у меня две белки. Одну звали Стрелка, другую — Луиза. Стрелка была старше Луизы вдвое. И однажды… в студеную зимнюю пору… мне пришла в голову бредовая идея — посадить двух белок в одно колесо. А колесо, уважаемый Андрей Борисович, — это такая штука — когда один бежит, другой не может оставаться неподвижным. Представляешь картину — две белки в одном колесе?
— Представляю, — ответил Андрей. Он выпил свой коньяк и поставил рюмку на поднос. — Я даже представляю себя и вас в одном колесе… И как же чувствуют себя белочки?
— Почти никак. Они некоторое время побегали вместе, и Луиза сдохла.
— А сколько лет было Луизе?
— Двадцать семь.
— Так не бывает… Хотя… Если старушке Стрелке около пятидесяти.
— Сударь, вы делаете успехи. Один балл ваш.
— Почему один?
— Еще два — и экзамен по психологии у вас в кармане, — ответил Александр Сергеевич.
— А отчество у Стрелки — Петровна, — сказал Андрей.
— О-о, уважаемый, я, кажется, вас недооценивал. Ванга, случайно, не родственница вам?
— Нет. Просто однажды я видел вас вместе и…
— Остался еще один балл — и мои поздравления. — Александр Сергеевич не дал ему закончить фразу. — Я даже могу его подарить. Давайте зачетку — и разбежались.
— Так неинтересно, — сказал Андрей, — я его сам, честно заработаю. И вообще, я не хочу тройку. Я хочу больше.
— И как же вы собираетесь зарабатывать эти баллы?
— В процессе диалога, — ответил Андрей.
— Например?
— Например, во сколько баллов вы можете оценить мамино письмо сыну?
Александр Сергеевич молчал, как будто не понимал, о чем речь.
— Письмо, по поводу которого вы давали советы как мужчина мужчине, — уточнил Андрей.
— О! Поздравляю. — Александр Сергеевич встал, обошел стол, протянул студенту руку. — Поздравляю… Здравствуй, дорогой сынок. Пишу тебе письмо медленно, потому что знаю — быстро ты читать не умеешь… Вам бы, сударь, детективы писать или сказочки.
— Так сколько все-таки баллов за письмо? — улыбаясь, спросил Андрей.
— За письмо, уважаемый, вам минус два балла.
— Не понял, — возмутился Андрей.
— Все очень просто, Андрей Борисович. Листочек, который вы выдавали за письмо, прежде всего должен был бы быть сложен вчетверо. Это элементарно, Ватсон. Почти от простого — к примитивному. Так что с письмом вы пролетаете, товарищ сказочник.
— Я сказочник? А вы? Жили-были две белки… Ну ладно, я молодой, глупый, может быть, со временем поумнею. А вам-то это зачем?
Александр Сергеевич не ответил на вопрос.
— Кстати, — продолжил Андрей, — про белочку есть и другой вариант сказки. Рассказать?
— Попробуй.
— Жила-была девочка Лиза, и была у девочки белочка, которую звали просто Белка…
— Извините, — оборвал его Александр Сергеевич, — а вы не могли бы, например, встать и рассказывать это в движении и еще представить при этом, что я лет на десять вас моложе.
— Зачем? — не понял Андрей.
— Во-первых, движение рассказывает мысль, во-вторых, артистизм может рождать образ, а в-третьих, вы талантливый молодой человек, у вас есть артистические задатки, почему бы их не совершенствовать?
— Ничего не понял, — сказал Андрей, но все же встал и отошел от стола.
— Итак, жила-была девочка.
— Жила-была девочка, — повторил Андрей, — и была у девочки белочка, которую звали просто Белка. И встретила однажды девочка мудрого волшебника, который приезжал к ней два раза в неделю рассказывать сказки. Но однажды старая жена мудрого волшебника узнала, что сказочник рассказывает сказки не ей одной. Встретила старушка девочку и просто набила ей морду…
— На этом месте нужно было бы руками показать, как она это делала, — заметил Александр Сергеевич. — Но в принципе для начала неплохо. А дальше?
— Вы меня сбили, — ответил Андрей.
— И с тех по-ор, — «подсказал» Александр Сергеевич.
— Сбили, — повторил Андрей.
— И с тех пор девочка вдруг поумнела и стала смотреть на мир совсем другими глазками, а потом она встретила молодого и красивого юношу, который открыл ей глазки еще шире… — Александр Сергеевич говорил, не поднимая головы, как будто читал с листа. — День ото дня девочка все умнела и умнела и даже стала задумываться о перспективе, и целых полгода она встречалась уже не с одним, а с двумя по очереди. Но мысли о злом волшебнике мешали жить доброму юноше, и тогда он решил написать много заявлений и писем, чтобы загадочным образом проникнуть в душу злодея и убить его изнутри… Да, забыли еще одну фразу про белочку — она тоже любила слушать сказки, за что и была отравлена молодым и красивым.
Андрей молчал.
— Это неправда, — почти выкрикнула Лиза.
— Правда, — тихо сказал Александр Сергеевич. — Установлено экспертизой — белка отравлена крысиным ядом. Продается в соседнем хозяйственном магазине. Стоит всего тридцать шесть рублей.
— Да, я это сделал, да, — спокойно сказал Андрей. — И не собираюсь раскаиваться.
— Зачем? Что она тебе сделала плохого? — спросила Лиза.
— А ничего. — Андрей повернулся к Лизе. — Ничего она мне не сделала. Но я не совсем дурак, понимаешь? Я не дурак. И я знал, о чем ты думала, когда крутилось это чертово колесо. А вас, — он повернулся к Александру Сергеевичу, — вас, уважаемый товарищ декан, хотел бы попросить как мужчина мужчину — исчезните, пожалуйста, из нашей жизни. Мы послезавтра расписываемся, понимаете? Все уже давно решено. Обратной дороги нет.
— И путь наш во мраке, — иронично заметил Александр Сергеевич. Он вышел из-за стола, подошел к Андрею, взял его за локоть и очень тихо, чтобы не слышала Лиза, сказал: — Разрешите и мне — как мужчина мужчине. — Он взмахнул двумя пальцами перед носом Андрея…
— Гяга! — закричала Лиза.
Андрей дернулся и повернул голову на крик. Александр Сергеевич опустил правую руку.
— И все же, как мужчина мужчине хотел подарить стратегическую формулу, — продолжил он, придерживая Андрея за локоть. — Любовью, уважаемый Андрей Борисович, нужно заниматься ранним утром, чтобы всегда быть первым.
Андрей опять дернулся всем корпусом, освободился от захвата и сделал несколько шагов назад.
— Очень пошло. Мне неприятно это слушать. До свидания. Лиза, мы уходим.
Лиза никак не реагировала на его слова.
— Лиза! Мы уходим, — повторил он, держась за ручку двери.
Она встала, перебросила сумочку через плечо и неуверенно сделала несколько шагов.
— Убедительная просьба, молодые люди, — сказал Александр Сергеевич, — колесо верните, пожалуйста.
— Пустое колесо? — спросил Андрей.
— Да.
— А смысл?
— Вам этого не понять. Верните — и все, не вникая в смысл.
— Хорошо, я верну вам эти дрова. — Андрей посмотрел на Лизу: — Хотите проститься?
Постояв минуту в ожидании ответа, он резко толкнул дверь и вышел из кабинета.
— Спасибо за спектакль, Дорогой Гяга, — сказала Лиза после недолгого молчания. — Все было очень вкусно.
— Пожалуйста. Приходите еще. Целоваться на прощанье не будем?
— Нет.
— Ответ был коротким, как выстрел, — прокомментировал Александр Сергеевич.
— А ведь мы могли бы долго быть вместе, Дорогой Гяга, если бы не твои провокации свободой. Взял бы за руку и держал бы долго…
— Красиво. И умерли в один день. А представляешь, если бы возле красивых женщин хоронили всех мужиков, которые когда-либо были с ними. Какие бы Аллеи славы можно было создавать! Извини. Ты думаешь, я сильно обидел твоего Андрея?
— Переживет.
— Скажу честно, — Александр Сергеевич подошел к столу, налил полрюмки коньяка и выпил, — мне, между прочим, было очень трудно сдерживать себя, чтобы не проговориться про твоего десантника, который приезжал четыре раза за последние полгода.
— Гена мне просто друг, — ответила Елизавета.
— Я так и хотел сказать: Гена — друг.
— Все! Дорогой Гяга, прощай, не поминай лихом. Много не пей…
— Спасибо. До свидания.
— Собаку себе купил бы, что ли… — Она махнула ручкой и исчезла за дверью.
Александр Сергеевич снова вернулся к столу, снова налил и выпил, набрал телефонный номер.
— Света, ко мне никого не пускай, я занят, — сказал он. Положил трубку и впервые за весь день посмотрел в мою сторону. — Ну что, жизнь продолжается?
Он положил голову (вместе со всеми своими прожитыми днями) на руки и, как мне показалось, быстро уснул (или ушел в какой-нибудь из своих прошлых дней).
Минут через сорок телефонный звонок привел его в чувство.
— Слушаю вас… Какая еще передача? Ну внеси, внеси…
Вскоре в кабинете появилась секретарша с тем самым колесом, в котором еще недавно бегала белка по имени Белка.
— Молодой человек передал вам вот это колесико, Александр Сергеевич, — сказала она. — Белочек, к сожалению, нету. Спрашиваю его: «Андрей, а где же белочки?» А Андрей отвечает: «Белочки тю-тю». Так и сказал: «Тю-тю».
— Послушай, поставь колесо на стол и тоже сделай «тю-тю».
Светлана послушно поставила колесо на стол.
— Какой-то вы сегодня, Александр Сергеевич, колючий… Может, погода будет меняться, может, еще чего…
— Света, иди домой, а.
— До свиданья, Александр Сергеевич. — Она ушла, демонстративно покачивая бедрами…
Я очень плохо помню дорогу домой. Помню только красные светофоры — и все.
Дом, в котором мы жили уже восемь месяцев, был куплен лет десять назад. По сравнению с солидными соседними был он совсем маленький: кухня с холодильником, электроплитой и столом, две спальни с деревянными кроватями и зал с камином очень подозрительной конструкции (по всей вероятности, это был чей-то дебют).
Оставив колесо у камина, Сашка принес дров и, не переодеваясь, растопил камин. Мне даже показалось, что «конструкция» вначале была недовольна тем, что ее «разбудили», но потом все же несколько раз «чихнула» и «запела»… Именно в это время Сашка крутанул колесо.
А потом мне ужасно захотелось остановить время: камин, Сашка в белой рубашке и в галстуке, деревянный волк — с простреленной шеей, пустое крутящееся колесо и я на дальнем плане. Нет, я между Сашкой и волком. Нет, я в колесе. Я бегу, я верчу его лапами — и все у них будет хорошо…