Десять поцелуев, чтобы влюбиться

Глава 17 – Шах и Мат

Маша

Вы когда-нибудь задумывались над тем, что лифт – это самое опасное и жуткое место во всей вселенной? Особенно когда едешь в нём вдвоём с парнем, которого на дух не перевариваешь. И, который, на минуточку, такие пожары внутри разжигает, воды мира не хватит, чтобы потушить. Дима Сотников – моё персональное адское пламя. Чёртов Люцифер, пришедший совратить меня.

Серьёзно, лифт – это котёл в Преисподней. В нём задыхаешься, словно разом перекрыли кислород. Душно, невыносимо, страшно.

Не понимаю собственных эмоций и желаний. Того, что тело превращается в кисель рядом с ним, а мозг тупо отключается. Предатели!

Теперь же нам предстояло ехать вместе на дачу к его родителям. Вангую, будет невыносимо долго и мучительно! Может быть, пока не поздно, стоит сбежать куда-нибудь? Мне не нравится, как сердце стучит рядом с ним, как губы ждут поцелуя, как всё теряет значение. Даже то, что я его ненавижу…

А ненавижу ли? Такое громкое слово.

Перевела свой взгляд на Сотню, задумчиво скользя глазами по правильным чертам лица, по идеальной, чёрт его побери, фигуре. Спортивной, атлетической. По его сильным рукам, рельефным мышцам… реально демон. Но нужно понимать, что даже за самым светлым и прекрасным обличием иногда прячется дьявол во плоти.

– Я так понимаю, мы не на электричке поедем.

Огляделась по сторонам, вышагивая рядом с Димой. Мы точно шли не к автобусной остановке и даже не к метро.

– Электричке? – прищурился парень, перехватив меня за руку.

Напряглась, пытаясь вырваться из его железной хватки, но ничего не вышло. Вцепился всё равно, как клещ. Фиг избавишься.

– Слово новое, незнакомое? – с вызовом посмотрела на Сотню.

– Когда я был маленький, родители подарили железную дорогу. Это всё, что я знаю о твоих электричках.

Идиот! Ведь и вполовину не такой клоун, каким притворяется.

– Врёшь по-прежнему паршиво, – усмехнулась. – Пора уже микстурку для памяти начать пить, а то всё забываешь.

– Например?

– Помнишь в одиннадцатом классе мы ездили в Пушкин на экскурсию? На электричке.

Сотников притворно сморщился, словно вспоминал худшие годы в своей жизни. Но дело в том, что это были худшие годы в моей жизни. Элитная гимназия, которую ненавидела всем своим сердцем. И Диму тоже.

Мы даже в той поездке сидели вместе. Правда очень недолго. Сотня кинул мне в волосы жвачку, а учительница его отсадила. Прядь пришлось отрезать. Мама, конечно, устроила потом знатный скандал, да только какой толк? Фиги, факи, кулаки – это признаки любви. У директрисы на всё один ответ был.

– Отстой, Савельева. Мы не будем трястись в общественном транспорте.

Какая неженка, вы только посмотрите.

– Вертолётом полетим?

– Я тачку взял в аренду, – во все тридцать два зуба улыбнулся парень, так что мне даже поплохело немного. – Хорошая идея, признай.

В аренду, значит.

– Всё время забываю, что люди вроде тебя привыкли спускать кучу денег в пустоту ради пары часов сомнительного удовольствия.

Он хватает меня обеими руками за талию и прижимает к себе. Ладони стремительно опускаются на талию, очерчивая мою попу в джинсовых шортах. Лапает её, нисколько не стесняясь общественного мнения.

– Чёрт, я обожаю твою задницу, Маша.

Такой себе комплимент, вы не находите? Но спасибо за честность.

– Не хочешь убрать от неё свои лапы?

– Неа, – покачал головой Дима. – Мои руки ровно там, где должны быть. Не ниже, не выше. Хотя…

Проклятье!

Кожа покрылась мурашками, стоило только его ладони лечь на мою спину. Провёл пальцами выше, заставляя тело биться крупной дрожью. Нашёл застёжку лифчика, оттянул и со всей дури отпустил.

Ауч!

– Если не прекратишь, я никуда не поеду.

– Ты сама хочешь, – прошептал на ухо. Мир медленно и уверенно поплыл перед глазами. – Просто признай это. Нам будет хорошо вместе. Ты ещё никогда так не кричала, как будешь делать это подо мной.

Мальчику двадцать один уже, а корону ему до сих пор никто не поправил. Непорядок!

– Очень сомневаюсь, – нашла в себе силы для отпора. – Ты домогаешься прямо на улице. И я всерьёз думаю, чтобы… ой!

Сотников подхватывает меня на руки и куда-то несёт, при этом плотно прижимая к своему туловищу.

– Дима, ты обалдел?! – вскрикнула, но вынуждена была обвить нахала за шею.

– В чём дело? На руках никто не носил, Маш?

Не носил… меня и не целовали раньше так, что ноги не держат. Вообще не целовали, если исключить Антона. Вот только наглому мажору знать об этом совсем не нужно.

Идём недолго. Сотников ставит на землю, а после открывает передо мной дверь арендованного автомобиля. Белая полуспортивная ауди. Даже тут не смог не выпендриться.

– А мы точно к твоим родителям? – нахмурилась.

– Точно, – коснулся моих волос, аккуратно заправляя одну прядь за ухо. Меня мгновенно током прожгло от его прикосновений. – Точно. Магазин цветочный. Садишься?

Прикусила нижнюю губу, задумавшись.

– Обещай не приставать в машине. Без поцелуев, понял?

– Понял, – чмокнул меня прямо в нос и рассмеялся. – Сама же попросишь.

– Размечтался! – повернулась к нему спиной и села на переднее сидение рядом с водительским креслом.

– Мечты сбываются, – и захлопнул за мной дверцу.

К счастью, доехали мы быстро. Дима слово сдержал, грабли свои ко мне не тянул. Мы слушали музыку, болтали, а я параллельно переписывалась с Мирой. Она через два дня с моря прилетает. Ух, наконец-то! Сто лет уже лучшую подругу не видела.

Дача у Сотни оказалась что надо. Двухэтажный коттедж на берегу озера. Рядом баня, бассейн, обустроенный сад. На террасе с плетённой мебелью и застеклёнными панорамными окнами обнаружили его родителей. Сергей Александрович работал, без остановки печатая статью на ноутбуке, а Анна Тимофеевна просто отдыхала, потягивая из соломинки мохито.

Сначала чувствовала себя очень неловко. Ощущение знакомства с предками парня, понимаете? Словно мы с Сотней какая-то влюбленная парочка. Но потом напряжение ушло. Мы с его мамой резали салаты и готовили лимонад, пока ректор с сыном жарили шашлык. Кушали, купались, загорали во дворе. К вечеру даже в баню пошли. Правда я отказалась, не переношу таких высоких температур.

Спать улеглась окончательно вымотанная, но приятно. Едва голова подушки коснулась, глаза стали безнадежно слипаться. И я бы непременно уснула, если бы не одно «но». Как-то не привыкла ощущать на себе чьи-то руки. И губы.