Десять тысяч лет до нашей эры (СИ)

Глава 10. Лагерь погонщиков слонов

Через сутки мы снова отправились в путь. Но на этот раз дикарки во главе с Тиной Тёрнер, увешанные ракушечными ожерельями, шли позади повозки. В повозку же вместе со мной усадили глубоко беременных горных женщин, чьи выпирающие животы не прикрывала меховая одежда, а у некоторых и налитая, тугая грудь оставалась обнаженной.

Я тоже хотела сойти, но Эйдер Олар усадил меня обратно. Так мы и тронулись.

Повозка снова покатилась в гору по черному песку и дробленым камням, скрипя от натуги и подрагивая. Груди передо мной колыхались, их кожа была обмазана высохшей и потрескавшейся красной глиной.

Я не присутствовала на вчерашнем пиру, только слышала из спальной пещеры, что праздник приобрел новые обороты. Этих беременных женщин я видела еще вчера, в той же спальне, там-то они и обмазывали выпирающие животы друг друга жидкой глиной. Из одежды на них были только ожерелья из раковин, и после, когда приготовления были окончены, они присоединились к пирующим. Я тоже пошла, но маг велел мне оставаться в спальне, и я не сильно сопротивлялась. Я все еще сторонилась его и тогда, и сейчас, словно это он был виноват в моих способностях.

Я зарылась в меха, к запаху которых успела привыкнуть, и снова заснула, но сильные частые стоны вскоре разбудили меня. И доносились они из пиршественного зала. Я воздала хвалу Эйдеру Олару и тому, что на этот раз праздник продолжается без меня. Но крики продолжались, сменялись голоса, но понятное действие не кончалось довольно-таки долго. Пока в спальню не завели одну из беременных.

По ее лбу катился пот, она стискивала зубы, не давая прорваться наружу крику. Ее уложили в углу, засуетились вокруг. Появились другие беременные женщины, и все еще влажная глина на их телах хранила отпечатки рук и пальцев, а ожерелий на них только прибавилось. Так это... они там?... "зажигали"?

Лежащая навзничь заорала не своим голосом, и ей сунули в зубы полоску твердой кожи. Крик превратился в мычание. Столпившихся женщин растолкала сморщенная старуха, зычным голосом, раздавая приказы, и беременную мученицу подхватили под руки и потащили прочь из спальни. Она исторгнула новую порцию криков, но никто не обращал на это внимания.

Я лежала ни жива, ни мертва. Еще час назад я упивалась своим сказочным необыкновенным даром, хотя и страдала из-за того, каким образом, мне довелось окончательно убедиться в нем. Но теперь жизнь снова поставила меня на место, забыла я что ли, в каком мире оказалась? Забыла об истинном предназначении женщины от первых дней сотворения мира?

Я не могла больше лежать, я подскочила и отправилась на поиски Эйдера Олара, в надежде выбить из него всю правду, куда мы и зачем направляемся. Почему горные туземцы так воспевают дикарок и словно бы поклоняются им? А самое главное, какая в этом всем моя роль? Если еще днем я допускала мысль, что мне предстоит стать волшебницей, обуздать свой дар и вообще повторить путь Гарри Поттера в древнем мире, то теперь, при столкновении с жестокой реальностью, с неприкрытыми мучениями и очевидной дремучестью по части физиологии, все эти "розовые" мечты казались несусветной глупостью. Эти края не были миром антибиотиков, антисептиков и анестезии, но в тот момент я готова была променять или даже отказаться от магии в пользу хоть одного из этих компонентов.

Эйдера Олара я искала с замиранием сердца, боялась, что найду и на его руках следы свежей глины. Но следов не было. Он сидел на земле у входа в пещеру, под темным небом, на котором только зарождалась молодая луна. Перед ним тлел костер и он, судя по виду, молился.

Молитва эта продолжалась долго, пламя в ответ на мысли мага то вздрагивало и стелилось к земле, то, приподнимаясь, освещало его тонкие черты лица и позолотой вспыхивало на рыжих волосах ниже худых плеч.

Я замерзла, пока ждала. И даже успокоилась. Ни в его, ни в моих силах не было хоть что-то изменить из предначертанного. А кроме того, мне нужно было выучить его язык, чтобы озвучить хотя бы один из того множества вопросов, что бередили ум.

Открыв глаза, он не удивился мне. Кивнул и позволил сесть напротив, а после снова принялся за мое обучение. На этот раз оно не касалось стихии, только язык. Новая порция слов и оборотов. Невероятно сложных, алогичных, на первый взгляд. Я вникала, повторяла, забивала голову глаголами и существительными, чтобы вытеснить из нее те животные, первобытные стоны и крики, которые последовали за ними.

Я женщина. В этом все дело. Мне уже повезло, что я родилась в той эпохе, когда многие права женщин были отвоеваны до меня другими, и мне оставалось только наслаждаться привилегиями. Здесь, среди океана и скал, как я догадывалась, прав у женщин было немного. А общее предназначение - короткое и ясное. И оно ужасало.

Конечно, тем вечером я не задала важных вопросов и не получила ни одного ответа, проливающего свет на дальнейшее наше путешествие. Даже если Эйдер и начал бы рассказывать мне о традициях этого мира, я бы не поняла ни слова. Но я была прилежной ученицей. И когда мой учитель устало вскинул руки, словно умоляя остановиться, я только нахмурилась. Я не чувствовала усталости.

На следующее утро той самой беременной женщины в повозке не было. Но четверо других, так и не смывших глины со своих тел, бодро залезли в повозку и, помахав соплеменникам, отправились вместе с нами сначала в гору, а затем по зеленой равнине.

На первом же привале я упросила Эйдера прояснить мне времена глаголов и взялась за конструкцию вопросных предложений. Вопросы свои они строили непривычным мне образом, и я хотела знать, как делать это правильно. Ведь мне нужны были ответы и как можно скорее.

Кое-что я уже начала понимать. Беременность была Даром Матери-Солнца. Солнце огненный маг, разумеется, солнцем-то и не звал. Светило обозначалось таким трудно выговариваемым словом, что я и повторить-то его не смогла. Просто запомнила, что оно означает солнце.

Итак, солнце было матерью и благословляло женщин. Как-то этот Дар был связан с огнем, но как точно я не поняла. Дикарки, следовавшие за повозкой, тоже были Даром для Матери, но они не выглядели беременными, и сомневаюсь, чтобы первобытные люди могли определить беременность раньше, чем она станет очень уж очевидной. Моя роль в этом была еще более непонятна.

Эйдер продолжал настаивать на том, что я - "мастеа", и впервые я стала догадываться, что очень даже ошибалась, переводя это слово, как "женщина". Эйдер однозначно ответил отказом, когда я указала на беременных женщин, значит, они не могли считаться "мастеа", как и неандерталки. Неизвестной "мастеа" из всех была только я. И это пугало. Это звание так же не было связано с огнем и моими способностями, потому что дар повелевать стихией обозначался тем, что я поначалу приняла за фамилию Эйдера - Олар. Он мог быть Эйдер Огненный, хотя сам огонь звался иначе. Это слово я выучила еще в пещере возле горячего источника.

Голова моя пухла, мягко говоря. Неспособная записать хоть что-то, мне все приходилось запоминать на слух и повторять десятки раз одно и то же слово, чтобы четко запомнить чередование звуков. Пару раз на привалах я расчищала землю и, вооружившись палкой, к удивлению мага принималась записывать его слова в русской транскрипции, чтобы запомнить их хоть как-то.

Мои записи привели Эйдера в неистовство. Он стер их ногой и до самой ночи отказывался снова браться за обучение. И только пообещав, что больше не буду творить подобного, он с хмурым видом согласился продолжить.

Так я осталась даже без таких конспектов.

По плоским равнинам, мы двигались на запад, строго по направлению к солнцу, изредка держась правее его красного диска. Трава местами на обочине была выше повозки, а протоптанная колея то и дело терялась в зарослях. Упрямый вол и раньше не горел желанием тащить тяжелый груз, теперь же, при виде сочных лугов, и вовсе то и дело останавливался, с самозабвенным хрустом уминая все, до чего мог дотянуться.

Смеркалось. По озадаченным лицам солдат из конвоя было понятно, что становится лагерем посреди этих равнин, им не хотелось. Я видела в небе и на земле птиц, каких-то гигантских, как и всё кругом, травоядных, сбившихся в стада, но ветер доносил чье-то рычание, а значит, страх их был оправдан. Эйдер приказал двигаться дальше. Вол, повинуясь приказу, с неохотой оторвался от сочного пастбища.

Я глядела на босых и притихших дикарок, которые смирено шли позади нас, и думала о том, что Тигр и его соратники почему-то связали их, пока вели к океану, словно там они еще могли сбежать, а здесь - уже нет. Они и не собирались бежать. Они шли, увешанные дарами, едва ли не согнувшись под тяжестью ожерелий и браслетов, и килограммы ракушек словно бы заменяли им кандалы. Я покосилась на прикорнувших будущих мам, снова подумала о том, что только я одна среди них не могу похвастаться никакими украшениями. Даже у Эйдера на шее были три вязанки бус. У меня же - только пришитые к юбке крошечные ракушки. Я с тоской разгладила кожаное платье, как вдруг ощутила на себе тяжелый взгляд Тины Тёрнер.

Она глядела исподлобья, сведя черные брови, и при этом что-то шептала на своем. Их язык даже близко не был схож с языком мага. Но ведь она должна бы понимать, что мне неведома их участь, что я не выбирала своей и если бы могла, то тоже шла бы рядом с ними, а не ехала верхом. В ее взгляде улавливалась жгучая ненависть, но она, впрочем, на все и с самого начала глядела именно так.

Я отвернулась от нее, едва находя в себе силы следить за дорогой. Ежесекундно мне хотелось обернуться и проверить, перестала она пялиться или нет?

Я так увлеклась этой демонстрацией деланного равнодушия, что и не заметила, как стемнело, а затем, как из темноты вдруг откуда-то сбоку раздался трубный оглушающий звук.

Солдаты закричали. Из тьмы на дорогу, подминая под себя заросли травы, выступил мощный, как бульдозер, слон с массивными пожелтевшими бивнями, украшенными плетенными из цветов венками. На головокружительной высоте, позади колышущихся, будто два веера, ушами-локаторами, на слоновьей спине высился треугольный павильон, тоже увитый цветами и освещенный факелами.

У меня отвисла челюсть.

Из травы на обочине, в опасной близости к столпам - слоновьим лапам, вынырнули темнокожие люди, в их руках тоже были факелы.

Они опустились ниц в пыль и траву, сложив руки над головой, перед нашей повозкой, только их предводитель громко приветствовал Эйдера Олара, оставаясь на ногах. Маг спрыгнул наземь и возложил правую руку на голову тощего туземца. На его груди были ожерелья из когтей или зубов хищников, а в руке он держал, очевидно, что-то вроде посоха.

Вдруг слон затрубил изо всех сил. Я едва успела зажать уши. В ответ с окутанной тьмой травяной равнины донеслось высокое хрипловатое рычание.

Вождь озабоченно покачал головой и ударил посохом о землю, возвращаемся, мол, кого надо встретили, а с ночными прогулками пока повременим. Не могу с ним не согласится. Эйдер вернулся в повозку, остальные туземцы тоже поднялись. Земля вздрогнула, слон потоптался на месте, разворачиваясь, и медленно, величаво двинулся вправо от дороги, по которой мы ехали. Павильон на его спине шатался, словно на волнах. Боже, как там, должно быть, укачивает!

Еще несколько раз на равнинах раздавалось задиристое рычание, но так, для проформы. Сегодня хищник явно не был голоден и не собирался нападать. По звукам, похоже, кто-то из кошачьих.

Слон, добравшись первым, остановился, согнул сначала передние лапы, потом задние и тяжело лег наземь... рядом с другими слонами! Это словно была остановка для передвижных домов только не на колесах, а на слонах. На спинах всех слонов крепились павильоны, каждый украшенный по-своему - черепами животных, цветами, даже черепами... неандертальцев. Нельзя было не узнать эти характерные черепа. Я обернулась и тут же наткнулась на острый, как бритва, взгляд Тины Тёрнер. "Понимаешь? - читалось в ее взгляде исподлобья. - Теперь-то ты понимаешь?!"

Понимала я по-прежнему мало.

Я ведь даже не знала, был ли этот лагерь слоновьих кочевников конечной нашей точкой или нет.

Нас встречали, как и в пещерах так, словно мы привезли долгожданные и радостные вести. Снова звучала барабаны и, в сравнении с пещерной музыкой, в музыке равнин даже мой слух улавливал некий простенький ритм.

Подношения дикаркам тоже повторились. Окаменевшие, они стояли, сжав губы и глядя поверх голов суетящихся вокруг них людей. Они не обращали ни малейшего внимания на дары - на этот раз цветочные венки на головы, плетенные из трав жилетки, пояса из костей. Они позволяли это все надеть на себя, но стояли как отрешенные манекены.

Тем временем, беременным женщинам помогли спуститься с повозки, а мне Эйдер велел оставаться на месте. К беременным тоже потянулась река подношений, но не такая бурная, а подарки подвергались тщательному изучению. Будущие матери пробовали на зуб обработанные до блеска костяные гребни, подбрасывали на ладонях, взвешивая, сверкающие камешки, которые им подносили мужчины. И затем, выбирали того, чей подарок им пришелся по нраву больше или же, вероятно, имел большую стоимость. С этим мужчиной они поднимались по приставленным к слоновьим спинам, словно корабельные трапы, сходням в освещенные павильоны. О дальнейшем было понятно по доносившимся из павильонов сдавленным стонам.

Эйдер Олар, объяснив Вождю и получив разрешение, отвел меня в дальний с краю слоновьего лежбища древесный шатер, стены которого были сплетены из веток и листьев. На земле лежали меха возле пары черных от накипи камней. Свет в лагере обеспечивали факелы и три высоких костра. Эйдер запретил мне разжигать огонь, косноязычно объяснив:

- Глаза огонь нет!

То есть, следи, чтобы никто не видел, как я приказываю огню, понятно. Сам он присоединился к пиру у костров. Одна из беременных вернулась в повозку, она тяжело дышала и кривилась. Остальных все еще не было видно. Молодой мужчина подскочил к ней, поднося в руках очередной дар, мне было не разглядеть, что именно. Женщина из горного клана долго изучала подарок, но потом, морщась, спустилась к юноше. Вместе они снова двинулись к слонам. Я долго глядела им в спины.

Мне принесли еду, и я забилась внутрь шалаша, стараясь больше не смотреть по сторонам. Я все равно не пойму этих обычаев, твердила я самой себе, я все равно не приму и не пойму этих традиций и никогда в них не поверю.

Я принялась за еду. По рукам тек мясной сок - на равнине ели убитых на охоте животных. Мясо было жесткое и полусырое, хотя и горячее, конечно, несоленое и без специй, но после двухдневной рыбьей диеты и того, что сегодня мы ничего не ели, я с аппетитом съела все предложенные мне куски. Вместе с мясом на другом широком листе, формой похожем на лопух, мне принесли безвкусные белые коренья, с виду один в один имбирь, связку кисловатых листьев, вкусом они напомнили мне те травяные веревки, которые я старательно грызла, кажется, целую вечность тому назад в лагере Тигра и Одуванчика, и склизкий кусок расчлененной улитки. Его я не съела. Хотя принесли бы мне только его, может быть, и проглотила бы, не задумываясь. Голод не тетка.

Скрутившись на меховой подстилке, я и сама не заметила, как заснула после еды, а проснулась я резко и с бившимся в ужасе сердце. Костры лагеря горели, но слабо. Ветер шелестел в траве, кругом стояла тишина. И тут кто-то коснулся моего плеча во второй раз.

- Айгонь, - прошептал кто-то. - Айгонь.

Меня рывком выдернули из сна. Мне понадобилось пару секунд, чтобы унять дрожь и вообще сообразить, на каком языке со мной говорят. Это была женщина и говорила она на языке, которому меня обучал Эйдер Олар. Это явно был не ее родной язык, произношение у нее было ужасное, да и знакомо ей, похоже, было одно только слово, которое она и повторяла, - огонь.

Я всмотрелась в скрытые тенями черты лица сидящей передо мной женщины.

Это была Тина Тёрнер. И она плакала. Размазывала по грязным темным щекам слезы и повторяла один и тот же: "Айгонь". Я подумала, что ей нужен свет или пламя, вспомнила, что на земляном полу были камня для очага, но она перехватила мою руку, зажала мне рот своими руками и, похоже, окончательно слетев с катушек, затараторила на своем, глотая слезы.

Я отпрянула, но она напирала на меня, вжимая в древесную наклонную стену тесного шалаша. Кажется, она сбивчиво пересказывала мне то, как она вообще дошла до такой жизни и здесь очутилась. Она ругалась, злилась, ухмылялась и плакала, и при этом, что есть силы, зажимала мне рот рукой, словно вдавливая верхнюю челюсть в глотку.

Ну, и как борются с истерикой у первобытных дам? Если я отвешу ей пощечину, то, что сделает она в ответ и останусь ли я в живых после этого?

Лицо болело невыносимо. Я обхватила обеими руками ее руку, пытаясь оторвать ее от себя, но Тина Тёрнер вдруг и сама отпустила меня. Затрещали костяные и ракушечные украшения - она замахнулась. Я увернулась в последний момент, рухнув на пол. Она вцепилась мне в волосы. И тогда уж я заорала не своим голосом.

Нанизанные на ее руки браслеты, запутались в моих волосах. Она выдирала из моей прически ракушки, вплетенные туда горными парикмахершами, я лупила ногой воздух, попадая в нее в лучшем случае один раз из трех.

Потом древесная стена палатки опрокинулась. Вместо Тины, я угодила ногой по ней. Шатер вздрогнул, пошатнулся и обрушилась на Тину, а та в свою очередь придавила меня. Я выдохнула и не смогла больше вдохнуть.

Кругом мелькали ноги, кто-то орал, а перед моими глазами стремительно темнело. Стену оттащили. Оттащили и Тину, а знакомая белая худая рука Эйдера Олара поставила меня на ноги. Я, наконец, глубоко вздохнула и зашлась в кашле, снова согнувшись в три погибели.

- Эра мастеа джанкойан одоран! - взревел Эйдер Олар.

Погонщики слонов рухнули передо мной на колени. Ненавистная и непонятная мне "мастеа" пронеслась по рядам. Эйдер говорил мне с самого начала, что "я мастеа". Но до этого мига я не помнила, чтобы он говорил о моей причастности к... джанкойан одоран. Именно так Эйден назвал того орлиного всадника.

Господи, какое я имею к нему отношение? Меня что, везут к нему?

Трое уже скрутили Тину Тёрнер, она рычала и кусалась, как дикий зверь. Порванные ожерелья из ракушек хрустели под ее ногами, пока ее связывали. Другие девушки неандерталки, взявшись за руки, со слезами на глазах следили за этой сценой. К ним тоже спешили охранники с копьями.

Погонщики слонов, поднявшись после коленопреклонения, принялись нести к моим ногам подарки. Они оставляли их на земле и, не разгибая спины, пятились назад, иногда даже сталкиваясь друг с другом. Но мне было не до смеха. Они заглаживали свою вину из-за того, что не уследили за Тиной и допустили нападение на меня в их лагере.

Эйдер позволил двум женщинам подойти ко мне и заняться испорченной прической. Другие принесли мне новую одежду взамен изорванной старой. Я хотела было отказаться, единственное, чего я хотела, это забиться в какой-нибудь угол и умереть там, но взгляд Эйдера был неумолим - я должна выбрать новую одежду. Сейчас же.

Я ткнула наугад. Прямо там, в окружении всего племени, с меня сняли изорванное кожаное платье-фартук и облачили на этот раз в тунику из меха, какие они и сами носили. Закрепили на талии кожаный пояс, расшитый орнаментом из костей.

Тина орала и захлебывалась собственным криком. Она несла наказание где-то на границе лагеря от рук тех троих. Таковы были обычаи.

Вместо петухов на рассвете затрубили слоны.

* * *

Поспать больше не удалось. Впрочем, сна и не было ни в одном глазу. Крики Тёрнер стихли не сразу. Даже когда с наказанием было покончено, она какое-то время тихо подвывала.

Из-за меня еще никого и никогда не избивали. Это было новое, странное чувство вины и раскаяния. Обида и злость на Тину прошли достаточно быстро, еще, когда весь лагерь опустился передо мной на колени, вымаливая прощения. Кажется, если бы я знала язык, я могла бы потребовать не только наказания, но и чьей-нибудь смерти. Это читалось во взгляде Эйдера Олара, ему казалось, что одного только избиения было мало. Для чего? Я не знала. Для меня и это было чересчур.

Все раннее туманное утро нас собирали в дорогу. В первую очередь снаряжали слонов - убирали вычурные украшения павильонов, выносили оттуда меховые постилки, на которых женщины гор оплачивали лаской за полученные дары.

Сами беременные выглядели утомленными. Они мало говорили и еще меньше двигались. Они сидели в повозке, уставившись в одну точку. Возможно, сказывалась бессонная ночь. Возможно, что-то еще.

Они покинули лагерь раньше нас. Им было с нами не по пути. Их целью были щедрые мужчины из погонщиков слонов. Повозка медленно катилась по равнине, затянутой низким туманом. Вол впервые бежал на удивление бодро. Он только к утру расправился с горой сочных скошенных трав, наваленных перед ним в огороженных древесными стволами стойлах. Вол покидал равнины сытым, бодрым и оптимистичным. Пожалуй, единственный из всех нас.

Эйдер Олар пылал гневом. Он бросал на меня быстрые, хмурые взгляды и продолжал отрывисто и резко отдавать приказы. Вероятней всего было то, что ему не пришлось по нраву, что я не потребовала ужесточения кары. Он злился на меня и тот доброжелательный мир, который меня породил. Его-то мироустройство было совсем иным. Требовать этого вместо меня он, похоже, не мог, хотя очень хотел.

Вчерашние дары, поднесенные мне погонщиками слонов, остались лежать там же. Я не проявляла к ним никакого интереса, наоборот, старалась всячески держаться от них подальше. Это вызывало недоумение у дарителей, они пытались вкрадчиво обсудить это с огненным магом, что не так, мол, может быть, надо больше, но Эйдер Олар приказал снести их на спину одного слона и на том дело кончилось. Как мне казалось.

Когда слоны были готовы, накормлены и напоены, и готовы к отбытию, в лагере вдруг возник переполох - толпа засуетилась. Вождь принял решение добавить еще даров. Стали преподносить еще меха и шкуры, полосатые и пятнистые, знакомые мне по пещерам костяные флейты. Я стояла возле трапа и мечтала быстрее скрыться от посторонних глаз.

Эйдер недовольно оглядывал дары, хотя некоторые из них были прекрасны, например расшитые широкие кожаные пояса. Они были не в пример красивее вчерашних или того, что надели на меня. Вождь племени беспокойно переводил взгляд с меня на Эйдера и обратно.

Когда поток даров иссяк, Эйдер тяжело вздохнул и приказал мне подниматься. Он сухо попрощался с Вождем и последовал за мной, но окрик остановил нас на половине пути.

Вождь словно бы решился на что-то. Он суетливо отдал новый приказ, и со спины одного из слонов, очевидно, там располагался павильон Вождя, к нашему слону притащили внушительный и тяжелый меховой сверток.

Эйдер Олар просветлел. Спустился обратно, великодушно принял подарок и наконец-то освятил племя и Вождя теми же знаками, что и орлиного всадника. Тяжелый сверток подняли в наш павильон. Им оказался слоновий бивень.

Эйдер поднялся на спину слона с видом победителя, окинул меня гордым взглядом, мол, видишь, сподобились на что-то ценное, а то все несли какой-то ширпотреб. Он все еще чуть-чуть злился на меня, это чувствовалось, но бивень значительно улучшил ему настроение.

Мне, впрочем, было не до подарков и переменчивого настроения огненного мага. Павильон на спине слона казался мне ненадежной и хлипкой конструкцией. Все его части - пол и низкие борта - были собраны из плетеных жестких циновок, которые были связаны между собой и потому вообще держали форму. Вроде бы. Помещение на деле было узким, хотя снизу казалось более просторным. Большую часть импровизированной комнаты занимали дары, так что свободного места оставалось ровно для того, чтобы, сидя, вытянуть ноги. Дары перевязали лианами, чтобы они не разлетелись по всей равнине. Кожаным ремнем меня тоже обвязали за талию, а сам ремень закрепили за бортик.

От любого движения, даже обычного чиха, павильон так отчаянно скрипел, как будто вот-вот развалится. А что будет, когда слон встанет и пойдет?

Я нервничала так, словно меня запускали в космос без скафандра.

Пол дрогнул. Я схватилась одной рукой за кожаный пояс, второй - вцепилась в мага. Уперлась босыми ногами в передний борт. Услышала тихий смех Эйдера Олара. Ему-то не впервой!

Сбоку затрубили слоны. Наш тоже вздохнул, - и, клянусь, я услышала, как он со свистом набирает полные легкие воздуха, - а потом ответил сородичам.

Боже. От этого рева я заорала в ответ, потянулась было к ушам, но слон пришел в движение, и пришлось снова хвататься хоть за что-нибудь. Эйдер громко рассмеялся.

Пол скрипел, будто разваливался, стонали лианы, которыми перевязали подарки. Застонала и я, когда пол круто наклонился вниз.

- Мамочка, мамочка, м-а-а-амочка-а-а!

Голову резко откинуло назад. Слон, видимо, поднялся на задние ноги и теперь выравнивал передние. Содержимое желудка подступило к горлу. Совершенно некстати вспомнился склизкий кусочек улитки, пусть даже и не съеденный. Рядом хохотал Эйдер Олар.

Слон встрепенулся, похлопал веерообразными ушами по павильону, от чего меня окатило новой волной ужаса, и вызвало новый приступ смеха у мага, и только потом, повинуясь погонщику, который сидел еще выше, на выступе крыши, двинулся вперед. Поначалу медленно.

Мы будто угодили в шторм. Влево-вправо, влево-вправо - весь мир наклонялся то в одну, то в другую сторону. Я запихивала подальше в сознание воспоминания о поедании сырых рыбьих глаз и мозгов Одуванчиком, но они почему-то настырно лезли в голову и ни о чем другом думать было совершенно невозможно. Благо, что желудок был пуст. Хотя еще час назад я думала возмутиться из-за отсутствия завтрака.

Было не до красот вокруг, было не до разговоров, хотя маг пытался провести очередную общеобразовательную лекцию, но наткнувшись на мой ошарашенный взгляд, снова хохотнул, завернулся в меха и тут же заснул. При такой-то качке! При таком-то шуме и грохоте!

Я нашла в себе силы оглянуться по сторонам, когда солнце уже висело высоко в небе. Равнины давно пробудились от ночной спячки. Вопили птицы, огрызались издали на слонов хищники.

Но океана, сколько я не вглядывалась в горизонт, больше видно не было.

Слон увозил меня все дальше, вглубь неведомого мне первобытного континента. Я разжала пальцы и отпустила кожаный ремень. Коснулась мешочка на шее, в котором сохранила глиняный черепок.

Я хотела коснуться его на пляже Спящих Драконов в надежде, что он перенесет меня обратно домой.

А теперь, как мне найти этот пляж? И где окажусь я, когда путешествие наше будет, наконец, окончено?

А слон не останавливался. Ко всему привыкаешь, и мне тоже пришлось привыкнуть. Даже удалось впихнуть в себя немного вчерашнего мяса. Прожевать его холодным была та еще задача, мне казалось, начни я грызть один из надаренных мне кожаных ремней, и то вкуснее и легче будет. Но к вечеру голод стал нестерпимым.

Солнце, как у него и заведено, опять садилось, но небо этим вечером было невероятно огненного цвета. Оно простиралось во все стороны, насколько хватало глаз, мощное, огромное и неспособное скрыться за высотками и небоскребами. Небо подавляло безграничной властью над этой первозданной землей, где изумрудно-шелковые равнины не знали конца и края.

Лесов по-прежнему не было видно. Можно было решить, что весь день погонщики гоняли слонов по широкому кругу - к вечеру ничего ровным счетом не изменилось в окружающем пейзаже. Я видела черные силуэты неведомых мне животных, и понимала, что всего лишь обман зрения делает их такими крошечными и знакомыми мне. Покрытые множествами рогов головы были вовсе не носороги, а длинные мощные шеи не принадлежали жирафам, ведь следом за шеей из травы вздымались и длинные хвосты.

Короче говоря, сафари по древнему миру нравилось мне определено больше, чем то, что довелось пережить до этого.

Погонщики решили не останавливаться на ночь. Слоны продолжили ход и во тьме, по цепочке друг за другом. Может быть, они даже держались за хвосты друг друга, кто знает. Мне видно не было, но представлялось это именно так.

Когда ночь стала беспроглядной, погонщик зажег факелы на крыше павильона. Стало чуть светлее. Мне удалось разглядеть выспавшегося огненного мага. Он опирался спиной о бортик и явно ждал разрешения приступить к лингвистике. Он его получил.

Во время этого урока явно проявилась спешка моего учителя. Раньше он позволял мне повторять неизвестное мне слово, сколько угодно раз. Теперь он торопливо переходил к следующему, каждый раз начиная нервничать, когда я упрямо повторяла уже пройденный, по его мнению, материал.

Возможно, это говорило о том, что конечная точка нашего маршрута близко. А может быть, ему просто надоело учить такую тупенькую ученицу, какой была я, если честно. Звезд с небес я не хватала, хотя в обычной жизни, считалось, владела почти четырьмя языками. Но раньше никто не заставлял меня учить иностранный язык на слух. Эйдер не использовал письмо. Запретив мне вести конспекты, он и сам не прибег к этому, хотя мог бы догадаться, что мне очень не хватает учебников. Я могла бы перечитывать их на досуге. ЧИТАТЬ ПОЛНУЮ ВЕРСИЮ https://lit-era.com/book/desyat-tysyach-let-do-nashei-ery-1-b14929

Хотя с досугом в древнем мире, похоже, напряжёнка.

Либо с письменностью у этого языка дела обстояли еще хуже, чем с самим произношением. Мне вспоминались египетские иероглифы. Или языки еще более древних майя, которые и расшифровать-то никто так и не смог, разве что частично.

Уникальный метод обучению древнему языку непосредственным погружением в этот язык. Ура. Если вернусь, сразу запатентую и открою курсы.

Эти мысли сбивали меня с толку, но Эйдер Олар был настроен категорично. И я решила, что пора идти ва-банк.

- Джанкойн одоран, - вдруг сказала я, не сводя с него взгляда.

Он вскинул одну бровь, мол, уверена, что хочешь поговорить об этом?

- Джанкойн одоран, - настойчиво повторила я.

Маг закатил глаза. Рано, мол, не по плечу тебе высшая математика, когда и с арифметикой не в ладах.

Я смотрела на него в упор. Эйдер процедил по слогам:

- Джан-ко-йан.

Ах ты, черт. Дело снова в неправильном произношении. Ничего он от меня не таит, как мне показалось поначалу.

Я повторила правильно, чтобы умаслить учителя, а потом снова задала волнующие меня вопрос:

- Che a mastea?

Эйдер покачал головой. Все-таки скрывает, гад.

- Che a mastea?

Эйдер облизнул губы, шумно выдохнул и повалил меня на спину. Вот так прямо, да. Я оказалась под ним. Его рыжие волосы спадали мне на лицо.

- Che a mastea? - повторил он.

Потом нагнулся и стал меня целовать. Так же напористо и требовательно, как еще минуту назад добивался от меня правильного произношения. Мне потребовалась секунда. Чтобы вообще понять, что происходит и закончили ли мы на сегодня? Или это часть урока?

А рука Эйдера Олара уже задирала на мне меховую тунику.

- Che a mastea? - услышала я, когда он на мгновение оторвался от меня. - Thera a mastea. Mastea a jankoian odoran.

Последнее он говорил, снова сидя напротив меня. Он поднялся, оправил свой сбившийся красных халат и откинул волосы на спину. Смотрел он на меня при этом самым невозмутительнейшим образом. Как будто... Ну как будто да. Это был всего лишь урок. Крохотный урок того, что мне предстоит впереди.

Я села, подтянув ноги к груди. Его взгляда я избегала. Он тоже молчал какое-то время. Потом заговорил. К сожалению, я улавливала одно слово из четырех, но с учетом только что произошедшего и того пиршества плоти в эти дни в пещерах и в лагере погонщиков слонов, общий смысл мне вдруг стал понятен.

Меня везут, чтобы я стала женой орлиного всадника.

До самого утра Эйдер Олар, как и я, не проронили ни слова.

А на рассвете меня разбудили радостные крики погонщиков. Я поглядела на мага, под его глазами залегли темные круги. Он указал рукой вдаль.

За ночь местность вокруг, наконец, изменилась, стала холмистей, лесистей. На смену травам пришли деревья с необхватными стволами. Я увидела еще одну широкую вытоптанную тропу, чуть поодаль от той, по которой шли слоны. И она тоже была заполнена людьми и волами с тележками. Люди везли дары и беременных женщин. Надвигался большой праздник Дара Матери.

На горизонте темнела высокая гора.

- Candal'Orayo, - тихо сказал Эйдер Олар.

Кто бы ни ждал меня дальше, он ждет меня там.