Боксер вернулся из тамбура, на ходу вытирая руки подвенечной фатой, которую выудил из какой-то коробки.
– Картина ясна, – сказал он и поправил кобуру, болтающуюся на поясном ремне. – Там полно следов – и от ботинок, и от кроссовок. Это исчерпывающе подтверждает, что в тамбуре была драка.
Боксер снял с полки сложенный телескопический спиннинг и его кончиком ткнул Аулису в грудь.
– Ты слышишь, собака? Там следы кроссовок! А кроссовки только у тебя. Всё сходится. Тебе остается только сознаться.
– В чем? – едва слышно выговорил Аулис, чувствуя, что близок к умопомешательству.
– В попытке захвата воздушного судна.
– Да оно мне и даром не нужно ваше говняное судно! Я жить хочу!
– Но-но! – подал голос с другой стороны Интеллигент, занятый тем, что вставлял пальчиковые батарейки в миниатюрный галогенный фонарик. – Не советую плохо отзываться о самолете нашей государственной авиакомпании.
– Это еще одна статья! – сказал Боксер и поднял вверх палец, похожий на сгоревшую кормовую морковь, заостряя тем самым внимание на инциденте.
– Антигосударственная пропаганда, – пояснил Интеллигент. – Это в своей стране будешь языком трепать.
– Уже не будет, – поправил коллегу Боксер и обратил внимание на иллюминатор. – А почему так стемнело?
Аулис обливался потом и втягивал голову в плечи. Он уже с трудом понимал смысл слов, которые ему говорили. Сознание отказывалось верить в то, что самолетом никто не управляет, и он летит подобно снаряду, выпущенному в цель. Аулису было трудно дышать, в голове толчками пульсировала кровь, словно отсчитывала последние секунды перед катастрофой… Эти ненормальные полицейские не понимают, как велика опасность. Сейчас произойдет непоправимое… Чудовищный удар, от которого с оглушительным треском станет разваливаться и сминаться, подобно фольге от шоколадки, фюзеляж, и округлое, наполненное жаркой тяжестью пламя начнет неистово пожирать людей вместе с бесчисленными коробками, баулами и мешками… Сейчас это произойдет… Сейчас…