Дети до шестнадцати

Глава 4
ПРОФЕССОР КОЛЕСОВ

Легко сказать: «Подожди, я когда-нибудь расскажу тебе обо всем…» А если я себе места не находил, так мне хотелось узнать, кто такой этот Осинин и что же он все-таки сделал?

В моем воображении рисовались картины одна ужаснее другой: то мне представлялось, будто он предал кого-нибудь из наших во время войны, и об этом теперь не знает никто, кроме моего отца, а у отца нет никаких доказательств, то я сочинял длинную историю о том, как Осинина послали в разведку, а он испугался, не дошел до цели, а потом доставил командиру, наверное, выдуманное донесение. Почему-то я был уверен, что история эта наверняка произошла во время войны.

Я несколько раз приставал к отцу, все просил рассказать, но он отшучивался:

- Усмирить собственное любопытство труднее, чем укротить льва, - так, кажется, говорили японцы в древности?

Ничего подобного древние японцы не говорили - я это знал точно, - просто отец любил придумывать пословицы, когда хотел отшутиться. Иногда такую придумает, что и не отличишь от настоящей!

Я тоже хотел ему в ответ придумать какую-нибудь пословицу, - мол, нечестно так мучить человека, раз уж заикнулся, так договаривай, - но выходило как-то нескладно, сразу видно - собственного изобретения…

Впрочем, мучаться, изнывать от любопытства мне пришлось недолго.

Что-то на третий или четвертый день после нашего культпохода в театр к нам пришли гости, папины сослуживцы: Галина Аркадьевна - она работает младшим научным сотрудником - и лаборант Миша Мельников. Миша высокий и ужасно худой. Он похож на школьника-десятиклассника, хотя уже успел кончить университет. Галина Аркадьевна зовет его Мишенькой, и его, по-моему, это всегда сердит, ему, наверно, хочется, чтобы его называли по имени-отчеству. Я его понимаю, мне бы, конечно, тоже хотелось.

Вообще и Галина Аркадьевна и Миша - это не настоящие гости, потому что даже здесь, у нас дома, они все время говорят о своих лабораторных делах, о каких-то опытах, схемах и приборах. Я ничего не понимаю в этих разговорах и потому ухожу на кухню и кипячу чай или варю черный кофе так, как меня учил отец. Иногда помочь мне прибегает Галина Аркадьевна. Она называет меня «друг мой Колька» и расспрашивает о школе, об учителях, расспрашивает, какие танцы мы танцуем у себя на вечерах и какие песни сейчас в моде, а потом, когда мы возвращаемся из кухни, вздыхает и говорит отцу:

- Подумать только, даже не верится, что я тоже была такой же. Как быстро летит время! - но говорит она об этом с удовольствием, по-моему, ей очень нравится, что время летит так быстро.

- Алексей Николаевич, - спрашивает она, - вы хотели бы вернуться в детство?

- Хотим мы этого или не хотим, - смеется отец, - а впасть в детство нам еще предстоит в старости. - Когда приходит Галина Аркадьевна, он и шутит и смеется чаще, чем обычно.

- Нет, вы знаете, у нас все было как-то по-другому, - говорит Галина Аркадьевна, - я помню, когда пошла в восьмой класс в сорок шестом году, у меня даже пальто не было, я целый год в ватнике ходила, и ничего, не стеснялась… А теперь моя племянница целый скандал устроила, что ей какие-то там особые чулки не купили, у всех девочек есть, а у нее нету…

Не знаю, может быть, в восьмом классе Галина Аркадьевна и правда ходила в ватнике, но теперь чуть ли не каждый раз она появляется у нас в новом платье, и платья у нее, по-моему, одно красивее другого. И сама Галина Аркадьевна кажется мне очень красивой - если бы я не знал ее и встретил на улице, я бы никогда не подумал, что она - научный сотрудник, кандидат биологических наук и делает опыты на лягушках, крабах и крысах - я бы, наверно, принял ее за артистку.

- Друг мой Колька, ты тоже небось модничаешь? - спрашивает она и смеется. - И за девочками уже ухаживаешь? А? Или еще нет? Ага - покраснел! Ну, значит, да…

За вечер она умудряется задать мне кучу вопросов. Я даже не успеваю на них отвечать. А когда уходит, в комнате, в коридоре еще долго плавает легкий запах духов, и мы с отцом почему-то и разговариваем и ведем себя так, словно в квартире есть еще кто-то третий…

И мне кажется, что когда-то, очень давно, это уже было - и легкий запах духов, и женские шаги в коридоре, мне даже кажется, что я отчетливо помню смеющееся лицо молодой женщины - моей матери. Но это неправда. Когда умерла моя мама, мне только-только исполнилось полтора года, все говорят, что я не могу ее помнить…

В этот раз я не дал Галине Аркадьевне накинуться на меня с вопросами. Как только мы остались в кухне вдвоем, я спросил первым:

- Галина Аркадьевна, а кто такой Осинин?

- Осинин? Сергей Геннадьевич? Кандидат биологических наук и порядочная свинья. Достаточно?

- Нет, а почему мой отец его так не любит?

- Странно было бы, если бы он его любил, - усмехнулась Галина Аркадьевна. - Это довольно давняя и длинная история…

Я уже испугался, что сейчас она добавит: «И я расскажу ее тебе как-нибудь в другой раз», но Галина Аркадьевна села поудобнее на кухонную табуретку и продолжала:

- В твоем возрасте полезно знать, что люди, нас окружающие, бывают не только благородными героями. Так что навостри уши и слушай. Я в те времена была студенткой, кончала первый курс, а отец твой и Осинин были аспирантами, оба были учениками профессора Колесова, продолжателями его дела, его сменой и так далее и тому подобное, как это принято говорить в подобных случаях. По-моему, тогда же появилась их первая совместная работа, статья в солидном научном журнале, подписанная тремя фамилиями: Колесов, Осинин и Овсянников. И Осинин и твой отец очень гордились тем, что их фамилии стояли рядом с фамилией Колесова. Как-никак, а профессор Колесов - это имя звучало! Доктор биологических наук, лауреат, заведующий кафедрой, короче говоря, ученый с мировым именем. К тому же он был разносторонним человеком: мастер спорта по теннису, любитель музыки - ни один хороший концерт в Филармонии без него не обходился, знаток живописи. Студенты любили его, на его лекциях всегда было полно народу. Так что Осинину и твоему отцу многие завидовали - работать с таким ученым! В те годы Колесов как раз выдвинул новую, очень смелую теорию. Как бы тебе рассказать попонятнее?.. В общем, она по-новому объясняла важные процессы, происходящие в живой клетке. Впрочем, не важных процессов в клетке и не бывает. Это заметь себе так, на всякий случай, если вдруг надумаешь стать биологом…

Эх, друг мой Колька, я тогда была девчонка, студентка-первокурсница… Что я понимала?.. И когда я встречала профессора Колесова в университетском коридоре - высокого, грузного, бритоголового, когда я робко здоровалась с ним, я думала: вот человек, окруженный всеобщей любовью и уважением, вот человек, жизни которого можно позавидовать. Мне казался он особенным, совсем не таким, как все, и тот мир, в котором он жил, мне тоже казался особенным, удивительным. ..И я не подозревала, что именно тогда, именно в то время для Колесова уже наступали самые трудные дни в его жизни…

Почему?.. Как бы тебе объяснить попроще? .. Видишь ли, в науке всегда идет борьба, всегда сталкиваются разные взгляды, разные мнения, так и должно быть, в этом нет ничего страшного… Но представь себе: если вдруг находится группа ученых, которые считают, что правы только они, что только их направление единственно верное, безошибочное, плодотворное и так далее и тому подобное, то, само собой разумеется, что все остальное, всякое другое направление будет объявлено вредным, бесполезным, ненужным, ошибочным и так далее и тому подобное… И к чему таким ученым проводить научные дискуссии, споры - ведь в спорах может выясниться, что и их работы не так уж безошибочны, - куда проще запретить, отбросить, уничтожить все, что не отвечает их взглядам. Знаешь, как в той сказке, где у короля была безобразная дочь… И чтобы никто не замечал ее безобразия, король велел изгнать из своего государства всех девушек. Поневоле его дочь стала самой красивой. - Галина Аркадьевна усмехнулась. - Примерно так вот получилось в те годы и в биологии…

- А как же… - начал было я, но Галина Аркадьевна перебила меня:

- Ты хочешь спросить, как же все-таки могло получиться такое? Тебе не очень понятно? И знаешь, друг мой Колька, это очень хорошо, что непонятно! Потому что теперь уже другое время, и теперь такого уже не может быть. Честное слово, это очень хорошо! Но мы с тобой, кажется, немного отвлеклись. Слушай дальше. Так вот, для профессора Колесова наступили трудные дни. Его обвиняли в ошибках, которые он когда-то совершил, и в ошибках, которых он никогда не совершал. Всегда находятся неудачники, завистники, бездари, которые в своих неудачах и бедах винят других. Такие типы готовы воспользоваться любым случаем, чтобы только свести счеты. В чем только они не обвиняли профессора Колесова: и в идеализме, и в низкопоклонстве перед буржуазной наукой, и еще бог знает в чем! От профессора требовали, чтобы он признал ошибочность своих взглядов, чтобы он публично рассказал о своих заблуждениях, чтобы он покаялся. Он отказался. И тогда на факультете устроили общее собрание преподавателей и аспирантов. Нас, студентов, на него, конечно, не пригласили, но уже на другой день с утра мы знали, что произошло невероятное: аспирант Осинин, ученик профессора Колесова, последователь профессора Колесова, выступил против своего учителя. Весь факультет только и говорил об этом. Мы не верили своим ушам, мы не хотели верить, но факт оставался фактом: аспирант Осинин выступил против профессора Колесова. Это был последний и, пожалуй, самый тяжелый удар, нанесенный Колесову. Я, помню, грешным делом, в первый момент даже подумала: может быть, действительно профессор неправ, может быть, действительно правы те, кто его обвиняет, если даже его ученик выступил против… Ну, в чем я тогда разбиралась!.. Только позднее я поняла, что перед Осининым стоял выбор: либо уйти из аспирантуры, распрощаться с мечтой о диссертации, либо выступить против Колесова. И он выбрал… Конечно, он наверняка нашел всякие высокие мотивы, чтобы оправдать свой поступок, возможно, он даже убедил себя, что это было необходимо, но суть дела от этого не меняется… В жизни каждого человека, по-моему, обязательно бывает такой поворотный пункт, такой момент, когда приходится выбирать…

- А отец? - спросил я хрипнущим, почти беззвучным голосом. - А мой отец?

- Что мог тогда сделать твой отец? Он пытался выступить в защиту Колесова, ему не дали слова… На другой день он принес заявление с просьбой отчислить его из аспирантуры. Его и не собирались удерживать. Месяца три он мотался без дела, устраиваясь на работу, наконец ему удалось поступить лаборантом в научно-исследовательский институт. Ему тогда тоже пришлось нелегко. Да разве он сам никогда не рассказывал тебе об этом?

Я покачал головой. Нет, мой отец никогда не рассказывал мне об этом. Наверно, он просто не любил вспоминать то время.

- Года через четыре твой отец защитил диссертацию. Осинину это удалось сделать, разумеется, гораздо быстрее. Защитив диссертацию, он стал видным факультетским деятелем - так мы обычно называем подобных людей. Вот, кажется, и все дела давно минувших дней…

- А профессор? - спросил я. - Что стало с профессором?

- Профессору Колесову тогда сразу же, конечно, пришлось уйти из университета. Он уехал в Среднюю Азию и преподавал в небольшом медицинском институте. Там он и умер. Незадолго перед смертью его приглашали снова заведовать кафедрой, и он собирался вернуться, но не успел… Теперь скоро выйдет книга воспоминаний о нем, твой отец тоже пишет статью…

- А Осинин?

- Что Осинин? Извиняюсь за выражение - дерьмо всегда отлично держится на поверхности, - Галина Аркадьевна любит неожиданно сказать что-нибудь вот такое резкое, грубое. Раньше я очень смущался, даже пугался в таких случаях, а теперь ничего, привык. - Такие люди, как Осинин, не теряются ни при каких обстоятельствах. Сейчас он работает в одном из институтов, жизнью доволен наверно, подумывает, как бы снова объявить себя учеником профессора Колесова. Теперь это выгодно…

Все-таки мне было непонятно: человек совершил подлость, и все знают об этом, а человек тем не менее живет себе припеваючи, и получает зарплату, и ходит по театрам, и здоровается со всеми, и все здороваются с ним - как это может быть такое? Почему его не разоблачат до конца? Мне хотелось спросить об этом у Галины Аркадьевны, но она вдруг спохватилась:

- Ой, друг мой Колька, да у нас весь чайник за разговорами выкипел! И наши мужчины, наверно, нас совсем потеряли!

Но когда мы вернулись в комнату, отец и Миша набрасывали в блокноте какую-то схему и были так увлечены, что, кажется, даже и не заметили нашего отсутствия.

- Алексей Николаевич, - сказала Галина Аркадьевна, - я сейчас рассказывала вашему сыну об этой истории с Осининым и опять подумала: как незаметно идет время! Мы ведь уже стареем. Даже не верится, что я первый раз увидела вас, когда была студенткой… Помните, вы пришли к нам проводить политинформацию? Помните?

- Помню. Еще бы не помнить такое знаменательное событие!

- Вы всегда шутите, - сказала Галина Аркадьевна и нахмурилась. - Почему вы всегда шутите?