Дети гарнизона

Жил-был офис

Вслед за поклонением "звонкой монете" и мифическому "счастливому" капиталистическому будущему» на руинах социализма, население полуостровной приморской обители поддалось влиянию бесчисленных сект, хлынувших на освобожденные от старых догм и постулатов территории. Один новоявленный мессия-маг, так тот «накачивал» толпу на стадионах, упал, поднялся, и невзгод-как не бывало! Другой с легкостью "заряжал" воду "позитивом" с телеэкрана, третий хаял оприлюдно конкурентов и настоятельно призывал, вуалируя словеса псевдонаучно, пить мочу для здоровья...

Какая там связь времен? Какая историческая память? Мультяшный Парадокс новейшего времени – полный возврат к средневековому мракобесью, суевериям и мату как упрощенной и всем понятной форме общения. Тотальное оболванивание продолжалось. И Тит Захарыч, свежий персонаж на местечковых телеэкранах «С лопатками – все на Луну!». Уж тут поневоле у кого угодно ум за разум зайдет. Но только – не у Лены…Что-то подсказывало – не так все. На тех, у кого душа по-настоящему болела, для кого знаменитый песенный призыв: «Что же будет дальше с Родиной и с нами?! – был не пустой звук – косились, как на чудаков. Ленка была из того же чудного теста «слеплена» – да не с того – наследовала мамашину решительность и целеустремленность – верила в себя!

Лето провела дома, в гарнизоне, окутанная заботой отца. Отдохнула, даже слегка успокоилась. Подружки, правда, агитировали: «Возвращайся!»

Но куда? На пепелище разбитой с Кротом семейной жизни? Если бы не занятия на факультете, может быть, никогда не сдвинулась бы с места. Взяла бы академку, зализывать душевные раны? Город в чаше манил к себе неумолимо, роскошный и жестокий. В нем, как в тигле, плавились, перерождаясь, желанья и мечты. Тонька за это время оперилась. На рынке вымутила пару мест с палатками, смотрела за павильоном, Наладила связь с мамой Светой, таскала ей и Севику модные вещички. Оксанка заимела свою клиентуру и снимала с Лешим квартиру.

Пришла бумага о переводе на следующий курс. И Лена вернулась в Южную столицу.

Скажи раньше ей, что после столь блистательного старта в деловых кругах, положенного замужеством за крутым, очутится в положении секретарши в хиреющей фирмы? Да, кто бы поверил?.. Вот так всегда: жизнь полна неожиданностей. Не скажешь, что безутешна вдова была, но что солоно хлебнула в свои неполные девятнадцать, так это да. В съемной квартирке, оплаченной покойным на полгода, достаток сыпался песком сквозь пальцы. Бизнес, который крышевал Крот, ларьки, рынок, машины – перешел другим, по доверенности. Остаток съели всплывшие мужнины казиношные долги. Его парадную цепь турецкого золота с массивным крестом, пару внушительных золотых изделий с камнями, колечки свои снесла в скупку…

«Амба», – приговаривал в таких случаях преждевременно сошедший в могилу ее импотент. Откуда было ждать помощи? От родных? Мама от Севика родила. Появился у Ленки братишка. Севик ей все названивал: «Как назвать новорожденного?» Ну да, супилась Ленка, нашел у кого спрашивать. Крыша у него, что ли, поехала? Назвали без ее подсказки – Денис.

Это очень важно – в нужном месте, в нужный момент – и такой звонок! Вся встрепенулась. Позвонила мамина подруга – доцентша: «Не хнычь, подыскала тебе профитное местечко…»

Утром, подготовив себя духовно и физически, поехала по продиктованному адресу.

Капище Гермеса

Офис в центре города занимал первый этаж здания сталинской архитектуры, с отдельным входом и небольшой парковкой, на которой стояло несколько крутых тачек. Отреставрированный фасад, кондишен, камеры наблюдения. Возле двери небольшая бронзовая табличка с выпуклыми матовыми буквами – СП «АРГИМПАСА». Сердечко вздрогнуло: вспомнила, скифская богиня, Севик рассказывал когда-то. Она нажала пуговку звонка, раздался мелодичный звон.

– Кто? – рявкнуло переговорное устройство.

– Это я звонила…

– Вижу. К кому?

– Назначено.

Пауза, щелчок и команда:

– Заходи!

Мрачный и серьезный охранник, с дубинкой и наручниками на ремне поверх камуфляжа, пропустил во дворик, провел в коридор, утопавший в мягком покрытии, стены в модных акварелях.

– Впустить! – скомандовал визгливый женский голос из приемной.

Лена вошла, увидела, как у настенного зеркала сухопарая женщина подкрашивала себе губы. Что более всего в ее облике было примечательного, так это собранные к затылку отросшие до плеч жиденькие волосики, опутывавшие волосяную куксу, чем чрезмерно удлинялось ее хищное личико и делалось похожим на птичье. И все это сооружение с подвижной накрашенной мордашки клонилось пирамидкой, угрожающе покачиваясь.

– Так, деточка, – дамочка нацелила на гостью вострые глазки, встряхнула волосяной фальшью. – Много говорить не надо. Твоя забота – телефон, ксерокс, факс, а не секс. Ни с кем. Как сразу поставишь себя – так тебя и будут домогаться. Или уважать. У нас, знаешь, какие бывают? Оторви и выбрось. Ну и на компьютере, надеюсь, умеешь? А то у нас с этим не очень, пока, – и немного смутилась, но тут же приказала: – Покажи!

Кандидатка в секретарши присела за персоналку, выловила в поисковике Интернета тексты.

– Ну что там возишься? Читай! – нетерпеливо скомандовала.

– Сейчас, загрузится. Вот, про Агримпасу.

– Про нас, что ли?

– «Аргимпаса… – не без улыбки считала Лена текст с компьютерного набора. – Крылатая богиня, покровительница зверей и птиц, охотников и скотоводов…»

– Соображаешь! Наши сплошь скотоводы.

– «Все живое рождалось и помирало только велениями Аргимпасы…»

– Про наших скотоводов – не в бровь а в глаз.

«К свиноводам попала», – переиначила Ленка про себя выводы офисной начальницы.

– Большего от компьютера тебе у нас не потребуется, – хищно оскалилась в полуулыбке женщина. Будущая офисная служащая начинала ей нравиться. – Сейчас, конечно, у нас не лучшие времена. Бизнес многопрофильный, всем занимаемся: импортно-экспортными операциями, инвестициями в сельское хозяйство, торговля по бартеру – «ты – мне, я – тебе», этим еще… франчайзингом, шайтан бы им занимался… Не горюй, – похлопала ее по плечу. – Ну, и благотворительностью: поддерживаем современных художников, помогаем вести археологические раскопки всюду. Приходит много посетителей, люди разные, – дамочка налила себе кофе. – Часто бывают иностранцы – наши деловые партнеры, а также представители родственных бизнес-структур. Отношение к нашим гостям должно быть вежливое, уважительное. Предупреждаю: все, что увидела и услышала, – оставила здесь, все это коммерческая тайна, за утечку информации будут строго наказывать, вплоть до…

– До чего? – переспросила Ленка, облизнув пересохшие губы – так кофейку захотелось!

– Не облизывайся, надеюсь, до этого дело не дойдет! – отхлебнула кофе. – Наш шеф – Колотай. Слышала такого? Он сейчас директор, и соучредитель фирмы! Прошу любить и жаловать. Впрочем, сама увидишь. Начало рабочего дня ровно в 9, конец работы в 18, – и машинально вытянулась в струнку, держа на отлете чашечку кофе с оттопыренным мизинчиком. – Бывают ситуации, что нужно задержаться, поработать – за это доплата. Каждая вторая суббота рабочая – по графику. Да, приготовить шефу и гостям чай или кофе, следить за пепельницами, слетать за сигаретами-тоже твоя забота. Телефонная линия должна быть на контроле, без присмотра оставлять нельзя. Если услышишь иностранную речь, сразу переходишь на английский, говоришь: «Аргимпаса офис слушает, чем могу помочь?» И нажимаешь вот эту кнопочку на факсе, записываешь. Как кассета в аппарате закончится – меняешь на другую. А эту в шкаф, вот сюда. Это понятно? – и снова обеими ручками подбила, направила кверху, к потолку, фальшивую волосяную прическу.

«Ну да, – подумала рассеянно Лена. – Интересно, а как косматую зовут?»

– Лала Николаевна меня зовут, – словно подслушала та, – Лена, а чего не спрашиваешь про зарплату? Или деньги тебя не интересуют? – Лала замерла, только кончик пирамидки волос слегка подрагивал, как гребешок у курочки в ожидании петушиного наскока.

– Что вы, конечно, интересуют, очень интересуют, – Ленка остро ощутила глубину собственной финансовой бездны, нервно массируя бледную полоску от обручального кольца на пальце.

– За все про все двести зеленых в месяц. Плюс, если все нормально, – премия.

Так началась Ленкина работа в офисе.

Офис Аргимпасы походил на капище языческого Гермеса – покровителя воров, ремесленников и торговцев. Нагло уставилось капище своими зарешеченными глазницами окон, вылупилось телекамерами, ожидая жертвоприношения. С утра закипала жизнь. Стучали машинки телетайпа, пищал и натужно выерзывал сообщения факс, трещали телефоны, сопел компьютер, пыхтел электрочайник. Каждые несколько минут билась входная дверь, впуская кого-то, и этот безликий несся, гулко топоча по извилистой кишке коридора, на проработку в один из отделов, пропуская вперед местный персонал. Кончалась кишка кабинетом директора. Туда попадал тот, кто реально мог расчехлиться. За дверью смельчака ждал Богдан Михалыч Колотай, татуированный качок средних лет со сломанными ушами. Он косил под персонаж из американских боевиков, в кожаной куртке, сапогах со шпорами, и отзывался на «Бодя»…И всегда и всем любил предложить жевательную резинку, приговаривая: «Пожуй чуингама, чувак, может быть, последний раз в жизни, кто его знает, мля…»

Бывало и так, что неделями офис пустовал. Только пыхтели от безделья, перепив чаю, охранники на диване, да секретари, записывая телефонные звонки, сообщали: босс в командировке. Хотя ни в какие командировки Бодя не ездил, а просто вообще не любил в офисе появляться. Лень было решать различные хозяйственные и бизнес-вопросы. А если и приходилось бывать, то к концу трудового дня, вконец издерганный, ворчал: «Вот, из-за хреновины этой, мля, тренировку пропустил…»

Плотный, накачанный Бодя явно впрыгнул в директорское кресло, подсаженный крепкой рукой. Поэтому все дела вела Лала Николаевна. Бодя ставил ее всем в пример:

– Слышь, ты, новенькая, че там по почте нам приходило? Чего, нет, мля? С Лалы бери пример. Чаю сбацай по быстрому. На, пожуй чуингама, может, напоследок, мля, – и кидал на Ленкин столик белую пластинку. За первые дни он ей столько побросал, что пришлось жвачку эту складывать в отдельный ящичек стола.

Но приходил час «Х», и во внутренний дворик съезжались машины, в директорском кабинете (или как его еще называли – терочной) собирались авторитеты и шумя вели разборки, вызывали каких-то несчастных коммерсантов с виноватыми лицами и делали предьявы, взимали доли с чужих дел, а потом делили. И секретари не переставая таскали туда кучу чистых пепельниц и целые подносы кофе и чая.

– Ворушись! – командовали из директорского кабинета трое накачанных парней.

Их за глаза прозывали Мишки-гамми, как персонажей из мультфильма. Как щенки из одного помета, одинаковые в своих спортивных костюмах, агрессивные, коротко стриженные.Различались только цветом своих ворованных «меринов». Гордо въезжали во дворик офиса под вечер. По документам проходили как менеджеры грузового отдела. Можно представить себе, как, кого и куда они грузили. В свободное от «погрузки» время слонялись по кабинетам, гоняли пинками долговязого менеджера Весеннего с застенчивым, робким личиком Пьеро, пытались задирать Вагифа Музафировича, начальника коммерческого. Часами забавлялись играми на Ленкином компьютере, не отгонишь, и подолгу трепались по телефону. Мешали работать. Главным занятием в офисе у озорных хлопцев было обсуждение свежих футбольных матчей, правда, в своеобразной манере. Кричала первая голова: «Как с углового заху… мячиком на башку братану, типа капитану. Чувачки, полный атас!» Вторая: «А братан запи… по воротам мимо,ишак, прое… момент!»

По субботам в терочную стекались то ли арабы, а может, турки, или греки, а скорее, все вместе, Их считали иностранцами, крутыми фирмачами. А они задаривали хозяев фирменными бутылками, зажигалками, сигаретами. Бакшиш приносили. Одни надеялись сбыть залежавшийся товар, другие – кинуть расторопного конкурента или провернуть криминальную схему. Оставалось только удивляться, чем занимаются на самом деле эти схожие на кочевников-степняков варвары, занявшие чужие владенья.

Последний хазарин

Чтобы запудрить мозги проверяющим, изредка несмело посещавшим офис по доносу обиженных коммерсантов, а также поддержать реноме фирмы в бизнес-кругах, «трудился» коммерческий, отдел, который возглавлял бодрый усач Вагиф Музафирович, по прозвищу «Хазарин». Непоседливый и неунывающий переросток коммунистической глубинки, аккуратно-опрятный, лет после сорока, с пластичными и сильными руками факира, смотрелся в зеркало жизни просто и естественно, и не искал в отражении угрызения совести. Уходил в шуточки от задиристых пацанов, подстраивался на приблатненную волну. Травил анекдоты, заразительно смеялся, и потешно блестел грустными глазами.

Мамаши с детками в колясках, в соседнем с кафе скверике, куда Кузьмич наведывался в обед выпить портвейна, пугали своих чад: «Умолкни, а то дядя-пират заберет, не реви!» Был чадолюбив Хазарин, и часто доставал случайную молодую мамашу: «Кто знакомый в кино есть? Рекомендую снять на кинопробы дочурку – шестилетка, а выглядит… Мерлин Монро отдыхает!» И угощал оставшейся от портвейна конфеткой.

…Когда Ленка несмело приступила к своим обязанностям, Вагиф галантно положил перед ней плитку турецкого шоколада и, подмигнув, обратился по-свойски, почти по-отечески:

– Доця, не ломай свой прелестный язычок моим именем. Для своих я просто Хазарин, последний… Есть претенденты на звание последнего кагана? Я – последний. Я – ваш каган, ха-ха!

Ленка быстро расставляла с подносика с чай и печенье, следом за ней жадно вкатилась бабулька Шуйская – бухгалтерок, маленькая и сухонькая мышка, прозванная «Шуйским колобком», или просто «Колобком».

Колобок схватила с подноса чашку трясущимися лапками, отхлебнула, заворчала по-доброму:

– У тебя, новенькая, чай хорош! О, хорош! Хазарина не слушай – врет все. Предшественница твоя спитой заваривала, потому как дура была. Ей с мужем-братком подорвали в «ауди». Свои же… А кто еще? И хоронить было нечего. Неделю потом трепались обрывками, как порванные газеты на деревьях. Вороны с веток их и склевали. Сама видела. Ой, чо говорю? Побегла, побегла, отчет в налоговую кончать пора…

Зав.отделом Хазарин с помощниками занимался хлопотливым делом – обрабатывал информацию торговой номенклатуры, сбагривал ходовые темы бродячим агентам и вел прокладку денежной маржи во всех операциях. Без разницы: прокат, автомашины, чай или противогазы… Не брезгуя ничем, первопроходцы капитала Бодя, Хазарин, Лала, Мишки-гамми, с ними еще с полтора десятка обслуживающего персонала, торили шлях личного обогащения. «Менеджмент» европейский – это было что-то из «заоблачных высот». Именно им и занимался упеченный за решетку прежний директор полумифической «Аргимпасы». Остальные работали на маржу, ею жили, обирая одних, одаряя других.

Телефонные реплики Хазарина Лала, фыркая насмешливо, перебивала:

– Ой, Хазарин, ты даешь! Не могу! Уже который месяц сидим без реального контракта, а тебе все шуточки! Узнают учредители о твоих коммерческих успехах – дадут тебе по почкам! Смеяться будешь, дорогой, потом, с аппаратом искусственной почки! А-ха-ха!

– Вот контракт на поставку сжиженного газа на десять лимончиков, – лебезил перед директором Хазарин.

Бодя вертел в руках подаренное коллегами охотничье ружье, протирал бархоткой ствол. Но при объявлении суммы бросал в сторону и ружье, и ручку, и грозно бурчал:

– Слушай, чо ты мне паришь? Что, чувак, мальчика ты нашел? Ну ты вообще!

– Богдан Михалыч, сперва проформа, не втираю!

– Ну, а бабки, бабки когда, проформа, мля! На, пожуй чуингама, успокой нервы, потом поздно будет, мать твою…

– Ну, это уже вопрос не ко мне, – заворачивал Хазарин. – Я не в долях партнерских. Мне сказали заниматься бизнесом – я созвонился, договорился, все подготовил. А кто там сколько кому – не моя компетенция.

– Ты чего гонишь? Ой, пробить тебя по печени мало, мля буду, – в сердцах подписывая бумаги, рычал, отбрасывая ручку, Бодя.

Хазарин подобострастно пятился и бесшумно исчезал из директорского кабинета, а потом втихую жалился Ленке:

– Ну что я могу сделать? Эх, доця, попала бы к нам на фирму эдак с годик назад…

– А что было год назад? – поинтересовалась Лена.

– Ладно, проехали, – смущенно замолкал…

Что было на фирме год назад? О, об этом существовал «заговор молчания»! По обрывкам разговоров, репликам персонала можно было догадаться, что еще год назад фирма не «чахла», как теперь, держась на «плаву» благодаря поборам и редким сделкам коммерческого отдела, а наоборот, набирала мощные обороты. Чувствовалось отсутствие лидера, настоящего хозяина, главнейшим талантом которого было дорожки торить – куда средства вложить, что полить и с того получить. «Мистер Иск» – так про себя несколько опереточно прозвала эту таинственную личность Ленка.

Офис оживлялся особенно бурно, когда приходили художники, приносили свои картины, скульптуры, эстампы, предлагали выставки, просили издать альманах. Пришел седой, как лунь, дед и требовал снарядить экспедицию на поиски Ноева ковчега, на Кавказ. Заслушали деда вечером на терке. Решили сперва отправить в командировку не на гору Арарат – а в Константинополь, на патриаршее подворье, получше «разнюхать» все…

Обычно картины и другие произведения современного искусства покупались скопом по твердой бросовой цене, главное – яркость и размер! И шли на подарки многочисленным партнерам, братве для украшения квартир. Слали за рубеж для организаций выставок современного искусства, чтобы поднять имидж фирмы. А оттуда ввозили контейнеры сэконд-хэнда. Половину – в продажу, другая – творцам, компенсация вместо гонораров.

По правде говоря, эти смешные акции по вывозу за границу десятков картин современного поп-арта носили больше маскировочный характер. Под их прикрытием продавали или выменивали иконы, сарматские пряжки из раскопок, дряхлые восточные ковры. Удачи были редки. Лишь однажды, войдя в кабинет шефа прибрать следы небольшого фуршета, Ленка заметила на стенах несколько полотен, на которых были изображены знакомые по репродукциям в учебниках истории батальные сюжеты гражданской войны.

– Что, нравится? – улыбнулась Лала, протирая сухой тряпкой холсты. – Самокиш, из запасников музея, барахла налево не сплавляем… Лично отбором занимаюсь, слежу по ценникам каталога «Сотбис»…

Перебивались чем могли, но в отсутствие своего главного мотора, «мозгового треста», прозванного Ленкой «Мистер Икс», постоянно «аргимпасовцы» хромали на обе ноги…

Воздушный поцелуй

Массивный фирменный конверт на имя директора был обклеен заграничными марками.

– Что в нем? – директор шомполом прочищал дуло очередного охотничьего подарка.

– Не знаю, – пожала Лена плечами.

– Феня английская? Читай, ты же у нас по-иностранному ботаешь, – Бодик взрезал конверт охотничьим кинжалом и кинул ей на коленки тисненый золотом лист.

– «Дорогой мистер Богдан…»

– Мистер? – повторил обрадовано приосанился. – Дальше, дальше валяй!

– «Ваша фирма по результатам всемирного анонимного исследования, – медленно переводила секретарша, – проведенного нашим фондом совместно с ЮНЕСКО, Красным Крестом и Полумесяцем, признана одной из самых перспективных и успешных на постсоветском пространстве в номинации «За укрепление бизнеса, человеколюбия и защиты прав потребителя». Исходя из рейтинга, вы имеете право на получение безвозмездного гранта в виде кредитной линии Всемирного банка развития бизнеса в размере 1 млн. долл. США, который по условиям должен быть потрачен Вами на развитие системы хозяйствования по своему усмотрению…»

– Сколько, говоришь, бабла причитается? – Бодик застыл с ружейным шомполом в руке. – На наше усмотрение??!

– Один миллион долларов.

– Ага, ну дальше, дальше давай! Не спи, чувиха! – и взмахнул шомполом.

– «Получение гранта состоится в торжественной атмосфере в городе Кастракис, штат Кентукки. Готовы оплатить расходы на авиабилеты и Ваше содержание в период почетных церемоний в комплексе Мариотт. Наилучших пожеланий – Почетный президент Фонда экс-президент США Рональд Рейган. Секретарь Хулио Магнезия. Ответственный Франческо Малина».

– Ух ты! – Бодя не верил своим ушам. – Дай-ка посмотреть! Малина!

Красивая плотная, тонально расцвеченная бумага с давленой печатью вызывала уважение.

– Вот буржуи молодцы! – восхищался Богдан, нюхая конверт и внимательно прочесывая взглядом каждый сантиметр бумаги. – И что, самого Рейгана, этого милитариста, закорючка? В натуре? А где миллион? – быстро спросил так, словно ей этот миллион и занял.

– Не знаю я ничего, Богдан Михалыч! Вы же сами открывали конверт. Вот только еще одна бумага.

– Нет, ты вслух мне прочитай! Я так лучше врубаюсь…

– «Необходимые условия для приглашения и открытия визы в посольстве США в Москве…» Также дан перечень необходимых для оформления транша документов, часы приема в посольстве, указан мобильный телефон для связи с неким мистером по имени Заец (с ударением на последний слог). И счет на оплату мелких оргвопросов в размере… 10 тысяч долларов.

– Оборзели, что ли? – возмутился директор. – Вот с миллиона моего пусть и берут!

Он почесал затылок. Озадачился: за миллион десять штук – вроде не дорого? Как ты считаешь, дорого? Не спать! Это дело надо с братвой перетереть. На, пожуй чуингама, классный, мля, штатский…

Вечером приехали Мишки, привезли в подарок Колотаю новую двустволку от коммерсантов. Думали долго. Заманчиво. Выпили целый чайник чаю. Решили позвонить по указанному номеру. Ленка соединила и автоматически нажала на факсе кнопку записи и спросила по громкой связи:

– Мистер Раед Заец?

– Ес, Заец, Заец – бодро откликнулась трубка, с ударением на втором слоге.

Ленка говорила с мистером Раедом, и у нее возникали какие-то подозрения. Что-то знакомое. Что-то она где-то слышала. Не от Лешки ли?

– Действительно ли нужно десять тысяч? – переводила она вопросы Богдана мистеру Заецу.

– Аргимпаса – финансовый проблем? – удивлялись на том конце провода.

– Ноу, ноу проблем, – замахал руками Богдан, – найдем бабки, из-под земли вынем…

Мистер Раед говорил скупо, выбирая английские слова. Ленка синхронно переводила:

– В вашей стране есть несколько претендентов, а список счастливцев ограничен, – из трубки прозвучали названия нескольких крупнейших фирм и предприятий. Готова фирма оплатить мелкие незначительные расходы, или ее вычеркивать из рейтингового листа?

– Нет! – после секунды молчания возопил Колотай. – Спроси, а может, дадут нам скидочку? Слышь, спроси, какие у чуваков гарантии, если нас кинут?

Мистер Заец ответил на ломаном русском:

– Скажите ваш босс, ноу дисконт, как по-русски: торг здэсь не уместен. Наш репрезентатив, представитель, быть у вас через один неделя. Можно ему отдать документы и этот маленький деньги. Он видаст ордер. Риал, ЮСЭй гарантии. О’кей?

Лена ждала ответа.

– А, черт с ним, где наша не пропадала! Скажи О’кей, отдадим бабки гостю ре-презервативу, если еще и ЮСЭй гарантии даст…

– О’кей, бай! – на том конце связь оборвалась.

Всю неделю гудел офис. Колотай готовил деньги, вытряхивал из должников и грузил коммерсантов. Лена подготовила целую папку документов. Конечно, никому не говорила о своих подозрениях. Внутренне только смеялась, догадываясь, что за круто замешанный разводняк…

Через неделю в офисе появился представитель мистер Раяд Заец, седовласый человек средних лет, солидный, похожий на загримированного артиста. Он недолго говорил с Богданом в его кабинете на ломаном русском. Получил от него деньги, и весело подмигнул секретарше. Оставил на столе папку документов миллионного транша, душистую визитку, и кучу проспектов фирм и компаний, о том, как стать сказочно богатыми благодаря фондовскому траншу.

Богдан проводил гостя до двери. Говорил:

– Переведи этому, что я… что мы… это… мля… очень рады такой чести и возможности. Десять штук, как никак. Ну ты, слышь, сама лучше меня знаешь, чо втереть иностранцам в таких случаях… Талдычь, не спи… А то чуингама на дам.

Прощаясь, гость улыбался Лешкиными лукавыми глазами.

Почтальонша через неделю принесла очередное фондовское послание, в котором в очень вежливых тонах просили оплатить на оффшорный счет дополнительно четыре тысячи, на мелкие благотворительные цели.

– В натуре, оборзели заокеанские братки! Говенные бразерс, – схватился за винтовку Колотай. – Еще четыре куска им подавай!

– Милитаристы! – услужливо поддакнули Мишки. – Пеналь засранцам!

В конверте прислали плотную бумагу, похожую на грамоту, на готическом английском на имя Богдана, в которой указывалось, что Колотай – лауреат международного форума «Пламя Кракатау – 20 век», избран почетным членом Лос-Анджелесской академии частного бизнеса, и ему присвоен персональный номер в рейтинге крупнейших бизнесменов мира, о чем свидетельствовала роскошной выделки проставленная золоченая печать с переливающимися голографическими буковками внутри: «Пикчерс энд бразерс».

Богдан «бразерсам» больше не доплачивал, одел грамоту в дорогую серебряную рамку и гордо поставил на столе, чтобы все видели: и Бодя Колотай признанный в мировых кругах бизнесмен, а не хухры-мухры, не лыком шитый!

Кореша новому лауреату преподнесли по такому случаю автомат «Узи», израильскую изящную миниатюрную скорострелку.

– Пользуйся, Бодя, от души! – напутствовали свой подарок.

– С нашим удовольствием, с нашим удовольствием… – энергично кивал Колотай, вдвойне обрадованный – липовому лауреатству и заграничной скорострелке, – дал пристрелочную очередь через форточку по Луне: пах! пах! пах! пах!..

Так, под канонаду, в офисных трудах и секретарских заботах, Ленка вышла на сессию, сдала экзамены, и перешла на следующий курс.Вернулась в офис ободренная. Пока не все так плохо складывалось в ее жизни после трагической гибели мужа: заработок нормальный, на еду, квартиру хватает, шмоток осталось от лучших времен на три платяных шкафа, сессия позади… Ни постоянных друзей, ни закадычных подруг у нее на вечернем не было – без остатка все время съедала служба: тут ей было гораздо интересней, тут ждала она своего «часа». И «час» пробил!

Нежданный звонок

Спрашивали по телефону по-английски мистера Вика. Лала моментально изменилась в лице, перекинула трубку Лене, зашептала, оглядываясь:

– Нет, скажи, мистера еще нет…

– Мистер Вик, плиз, – упорно настаивал голос в трубке.

– Тетеря глухая! Я ж тебе сказала по-русски: передай по-английски, чтобы перезвонили позже, завтра.

Лена исполнила приказание.

– Кто спрашивал? – отойдя от первого испуга, спросила Лала.

– Какой-то мистер Донгрей. Наверное, ошибся номером.

– Чо еще сказал?

– Положил трубку.

– Тьфу ты! Ясно, Белан выходит – на волю.

– На какую волю? Кто?

– А, – отмахнувшись, Лала судорожно набирала мобилу шефа, поделиться последними новостями.

Лена о чем-то смутно догадывалась. Не о «Мистере Икс» велась ли речь по телефону? Побежала с подносом в коммерческий, с чашками крепко заваренного кофе. Узнала у Хазарина, что Вик и был их прежний хозяин, основной директор, которого упрятали в СИЗО. Ага, лихорадочно соображала она, не тот ли самый, о котором на новогоднем банкете «лунатиков» бедный покойный муж вскользь заметил как о каком-то несговорчивом директоре, которого упрятали за решетку, чтобы провести в его отсутствие смену власти?

– Обычная схема, – Хазарин отхлебывал кофе, топорщил мокрые пики усов, разъяснял: – Да, то, доця, сначала хозяину фирмы делают предложение, от которого нельзя отказаться. О дружбе, крыше и любви. Если дружба не проходит, пытаются запугать силой. Нет? Тогда приходят уже два следователя. Заканчивается это арестом и изъятием документов и наличных средств. Сидишь на нарах до тех пор, пока не сойдешься в цене с прокурором и судьей. Это зависит от того, насколько ты всем дорог и сколько за самого себя не жалко. А покаместь ты на нарах, здесь идет переоформление владельцев. Вернулся – а тут уже новый хозяин. Не первый раз босса ломают. На этот раз почти год держали. По подозрению в нарушении финансовой дисциплины и оборота валюты. Хотя это у нас повальное явление. Тяжело это переносить. И физически, и морально.

– Как? Неужели прямо в тюрьму, запросто так, по подозрению?

– Просто так, доця, за окном ничего не растет. Все это не нашего ума дело. Меньше будешь болтать – больше будешь жить. А он – он выкрутится, уверен. Мощный мужик. Наверняка на крайняк у него и заготовка есть какая-нибудь. Этот Донгрей, банкир с Кипра. Видно, выкуп за Вика уплатил. Братаны надеялись, что на нары упрячут – и весь бизнес достанется. Получили, – белозубо ощерился, скрутил своей ручищей смачную дулю. – Чтобы с голоду фирме не помереть, черт знает чем занимались, зато дипломы золотые шаромыжные на столах… Совсем снулились. Остановились практически и трейдинг, и арт-тема. Раньше мы, знаешь, впереди Европы всей… Быстро реагировали на любую конъюктуру. Сейчас доедим последние деньги – и можно разбегаться. Гады. Обанкротили ни за что такое дело!

Ленка, дуреха, не могла удержаться, чтобы не спросить, краснея:

– Вагиф, а Вик красивый? Женатый, дети есть у Белана?

– У босса? А как же? У какого воина нет детей? Вот бабье! – поморщился Хазарин, впрочем, молодецки расправил усы. – А чем же я не гож?..

– Да ну вас, Вагиф Музафирович!

– Постой, не трещи! – воскликнул, напряженно всматриваясь в окно, за которым разворачивалось такси…

… Сильный, волевой, немного грустный, босс прошел по коридору в свой бывший кабинет неторопливой, уверенной походкой победителя, на ходу разматывая белоснежное кашне на кашемировом пальто. Как будто и не из СИЗО вовсе вернулся, а из долгой успешной загранкомандировки. Бросил походя:

– Мой кофе, пожалуйста!

Ленка сразу догадалась, кто заглянул в приемную. Подумала: правы, правы были ее сослуживцы: там, где появляется Вик Белан, он моментально заполняет собственной персоной все пространство – в общении, делах, мечтаниях и надеждах. Лена улыбнулась. Господи, какой кофе? Что любит?

Обрадованный Хазарин просто и со вкусом ей растолковал, что любит вернувшийся босс крепкий бразильский настоящий кофе с щепотью сахарку и непременной долечкой кисловатого лимона.

Вик не успел у себя в кабинете допить первую чашечку, как примчался Бодя с Мишками. Мишки остались в коридоре и чувствовали себя скованно. На факсе послышалась трель набора. Быстрехонько зазвонили телефоны. В директорскую дверь нырнула Лала с на диво распущенными волосиками (приказания нового шефа – закон), потом главбух с пачками бумаг вошел, за ним – кто-то с малиновой папочкой… Последним тиснулся Хазарин с отчетами…

Позвали Ленку, принести побольше кофе, чая и чистых пепельниц. Разговор шел на повышенных тонах.

– Удивительно: всего за пять с небольшим месяцев вы сумели практически остановить так хорошо закрученную машину! Богдан, ты мог просто подкручивать колесики, и все. Просто тупо подкручивать! – гремел за директорским столом Белан.

– Ну, я не это, типа, не Копенгаген, – злился Бодя.

– Для чего купил себе диплом? На терках щеголять? Каким надо быть. Короче, бизнес – дело добровольное. Не можешь – скажи. – Вик грузно осел в кресло, задумался.

– Че, в натуре, согласен, типа не того… – Колотай был явно не в своей тарелке. – Мля буду, просрал момент.

– Моменты, моменты, мистер Колотай…

– Зато лауреат, – Бодька, как щит, прижимал к сердцу диковинный пергамент.

– Шаромыжный, – Белан задумался. – А вы, Лала? Управляющая делами! – поманил к себе поближе. – Неужто трудно вовремя информировать зарубежных партнеров? Это так просто. Одно у вас кидалово и аферизм! Еще полгода – и вас, Шура, просто будут бить!

– Пусть попробуют, – нахмурился Бодя, разрывая пальцами свежую нераспечатанную пачку сигарет. – Порву пасть…

– Будет поздно. Имиджа фирмы кулаками не купишь. Крышуешь на долях – ну вот и занимайся. Филиалы совсем от нас отбились. Куда смотришь, Богдан?! Бодрее, бодрее надо смотреть!

Белан, кажется, немного отошел, вспомнив неувядаемого «Золотого теленка», подумал, как же похожи его собеседники на озорных щенят, временно выгнавших из собачьей будки волкодавов. И оттого пребывающих в перманентной растерянности.

– Типа… куда бодрее? – почувствовав слабинку в Белановом гневе, заулыбался Бодя. – Наладим. Все усовершенствуем. Мы ж снова вместе! Типа, за одно!

Лала, красная и испуганная, помогла Елене поставить чашки на стеклянный столик и выпроводила ее за дверь:

– Если нужна будешь – позову, – прошипела вслед.

Выходили из кабинета, кто – вздыхая, кто – отдуваясь, будто из парной.

Ленка юркнула в директорскую дверь навести быстрый порядок. Белан работал с бумагами за огромным, из стекла и дерева столом. Изредка посматривал на нее с интересом, спросил, будто мимоходом:

– Что, давно планерок не проводилось в «Аргимпасе»?

– Неа, – покачала понуро головой Ленка – Растерялись без грозного скифского Папая, отца Аргимпасы.

Белан заинтересованно посмотрел на нее своими цепкими волевыми глазами:

– Да, в каком-то смысле я, как тот ваш исторический бог Папай – батя «Аргимпасы». Создал два года назад. Крылатым именем богини нарек. Я вижу, увлечены историей? На историка учитесь?

– Нет, на английской филологии.

– Переводчицей сегодня прибыльней. Впрочем, читал, что скифы почитали Папая как священного предка – прародителя. Может быть, и у меня эта миссия? Научить наших бездельников трудиться и зарабатывать!

Она выпрямилась, напуганная неожиданным вопросом:

– Зарплату задерживали?

– Немножко…

– Теперь больше не задержат, – улыбнулись за столом. – В вашей жизни уже случилось нечто. Как, должно быть, это тяжело было перенести…

Белан говорил просто, тихо и душевно. Дружески перешел на ты:

– Наши с тобой ситуации в чем-то сходны. Хотя бы в том, что все то, что случилось, – уже в прошлом. И надо жить дальше. Барахтаться и бороться. Как на той карикатуре над входом офиса. «Никогда не сдаваться!» – пискнул червячок в хищном клюве. Так, – задумался, усмехаясь. – Все в прошлом. Нужно будет отпечатать новый бизнес-план, ознакомить с ним соучредителей. Экземпляров десять. Да, считай, теперь знакомы. Я и есть Белан. Виктор Иванович Белан…

После того сумбурного вечера в офисе, связанного с возвращением прежнего хозяина, самого трудно было застать на месте – носился по всему полуострову, мотался по заграницам, а возвращался в кабинет – не выпускал из руки мобильник.

Вик обожал работать. Планировать, готовить тексты соглашений, проформы счетов и бизнес-балансы. Удивляла его уверенность в достижении цели. Казалось, все еще сегодня вечером на бумаге – а завтра уже корабли уходили в море за товарами. У Ленки кружилась голова…

Гадания на Вика

Бабушка внучке одну судьбу нагадала – а что напророчат современницы – гадалки? Ленка, натура неуемная, решилась, поддалась соблазну. На консультацию к ворожке собралась. Почему к ней? А к кому еще?. Жизнь задавала неожиданно вопросы, на которые не было ответов,. ведь парткомов с их поведенческим контролем не стало, родительские установки рухнули вместе с прошлым огромной страны, и шаманские советы казались верным,волшебным средством разобраться в жизни, и представлялись как нельзя к лучшему. А церковь, "святая Вера"? Она казалась чем-то неконкретным, застарелая, заклейменная умершим атеизмом. Поэтому гадалка как раз подходила мятущейся душе. Глубоко внутри в душе, в бессознательном это у женщин. Уже мечтала о визите к нечистой силе с вожделением.

В воскресенье подруги перлись через облупленные кривые улочки к телевышке. Мостовая струилась весенней жирной грязью. Мысли все заняты Беланом, выходные дни их разъединили, но в голове – все только о нем. И дорога по мрачным старинным проулкам,можно сказать, соответствовала путаности в мыслях. Ну и забралась, гадюка!

Облупленная карга, не спрашивая, кто и зачем, повела по затхлому и темному коридору. Усадила на потертый диван, спросила:

– Вот так, вдруг, захотелось ей погадать на свою судьбу: что впереди? После Крота ждать гибели Белана? Что, и правда, карма у нее такая – навлекать на головы возлюбленных погибель? Очень, очень хотелось в этом разувериться. Да, пусть гадалка, пусть средневековье, суеверия, но может, ей лучше отстать от Белана ради его же счастья?

– Правильно, что пришли, голубки. Денежки давайте, – кружила перед девчонками старая карга.

– Ой, чего-то жутковато, – протягивая деньги, съежилась Тонька, шепнула: – Девочки, черт с ними, с деньгами, лучше пойдем отсюда…

– Нет! – решительно отрезала Ленка. – Раз уж пришли, давайте послушаем…

Гадалка спряталась в боковой комнатушке, закрылась.

– Заходите, блин, – из-за распахнутой двери раздался глухой, но завораживающий голос.

Ленка решительно открыла дверь и вошла в полутьму.

На столе горели свечи, свет с улицы еле проникал через занавешенное окно. Невдалеке послышалась песнь муэдзина, зазвонили к обедне в соседнем храме.

– Дай мне правую руку, красавица, а сама рассказывай, не бойся, – гадалка взялась за ее руку крепкими пальцами, перевернула вверх ладонью: – Ты рассказывай, рассказывай…

– Что именно?

– Что именно, что именно… – заворчала. – Раз сюда пришла, значит, подперло, дело какое неотложное до меня, до старой? – и пронзительно посмотрела ей прямо в зрачки. – Великая богиня Табити! Слышала про такую? Степные цари – главные ее служители, жертвоприношения делали богине. Но…

Ленка насторожилась:

– Что «но»?

– Но нельзя требовать от Табити выполнения своих желаний, как могли бы поступить повелители демонов. Нельзя вызвать инфернальное существо и сказать: «А ну-ка сделай». Можно просить о чём-то... Но ответ не обязательно будет таким, на какой ты рассчитываешь, девонька…

– Зажигать свечки файерболами не получится? – пошутила не вовремя Ленка.

– Зря смеешься, детка! Магия применима только в серьёзных ситуациях. Наколдовать бутылку вина из ниоткуда, или, скажем, букет цветов – не получится. Духи просто посмеются над тобой и в лучшем случае – не ответят. В худшем – пошалить решат.

– Как это? – Ленка пыталась воспринимать гадалку критически, как классическую язычницу.

Запаливала дурманные травки гадалка:

– Закрой глаза, милая. Говори, говори…

Ленка вдохнула ароматный дымок. Едва ворочая язычком под гипнозом бормотала про убийство в баре, как сама чуть не умерла, как потеряла ребенка…

Пронырливая гипнотизерка тем временем осматривала ее волосы, разгребая на затылке длинными красными ногтями.

– А темечко не одно у тебя, целых три. Трижды выйдешь замуж. А родимые пятна, родинки на теле есть?

Ленка смутилась, разделась догола.

– Не стесняйся, показывай! Родинки на теле – это звездочки твоей судьбы, – гадалка внимательно осмотрела ее обнаженное тело. – Так, одевайся. Случай интересный, но не смертельный. – Придвинула фарфоровую тарелочку с водой, попросила: – Смотри внимательно и о нем думай! О том, кто в сердце твоем занозой застрял!

Гадалка написала на листке, сложила надвое. Зашептала, разрывая на мелкие клочки, подкинула на тлеющие травы. Разгорелись небольшим жаром. Сунула клиентке в пальцы свечку:

– Разжигай быстрее на пламени!

Пламя ярко занялось, закапало горячим соком, гадалка выхватила горящую свечку, помахала над блюдцем с водой, сдунула на расплавленный воск, плавно покапавший.

– Владычица Табити, покровительница огня и обновления, хозяйка очага, к тебе обращается… Как тебя?..

– Лена… – прошептала клиентка.

В блюдце зашипело, дымком заклубилось.

– Так, девонька, запомни, Елена: случайности нет, есть непознанные закономерности. – громким шепотом захрипела весталка древней скифской богини, – Как день входит в ночь, так и жизнь твоя, как полоса белая и черная, туда-сюда входить-выходить, будет длинная, но трудная, полная испытаний. И в бедности будешь ты, и в богатстве… Много любви на твоем пути, сильной и мимолетной, и желанна ты будешь для многих. Окрыленная будешь и опущенная. – Видишь крылышками воск ложится? Вижу: три мужа, только двое из них – и не умерли, и не живы. Тьфу, тьфу, чур, чур не меня! – гадалка застучала в маленький бубен когтистыми пальцами. Потом опять лила воск в воду. – Видишь чудовище в воске? Смотри, смотри…

– Нет, то есть – да, – испуганно прошептала, глядя на застывающие в воде комочки расплавленного воска, слепившиеся в бугристую бурульку.

– Побить чудо-юдо не могу, нет у меня такой силы. Но ты сильная, сама сможешь сбросить навьи чары… Не бойся ничего, ступай смело. Ослабеет старинное заклятье от других, только будь верна себе: не двурушничай, лживым похвалам не отзывайся, от дармовых денег отказывайся – бесплатный сыр только в мышеловке. Усекла, окрыленная? Но ты люби его. Он хороший!

Ленка сидела зачарованная. Пришла в себя уже в тесном коридоре. Девчонки обступили:

– Ну, как?

– Все нормально. Сказала, что окрыленная я, – и сама смутилась, ясно почувствовав, как маленькие крылышки за спиной затрепетали в предвкушении чего-то хорошего, душевного. А в голове приятно похрипывали гадалкины слова: «Люби его, он хороший!". – Даже не знаю, девочки...

– Окрыленная, значит. И только-то? – Тонька засмеялась. – И за этот диагноз тридцатку платить? Да я тебе за гривню то же напророчу. Придумали доильный аппарат, лошиц разводить!

После гадалки совершенно уверилась: с Виком все будет нормально. А что же сам объект гаданий? Не сидел на месте, летал в Москву, в Стамбул, Никозию, Афины. Вернувшись, гонял по всем портам республики на своем «Мерседесе», возвращался затемно и садился за наброски и подсчеты. Обсуждал визиты с Хазарином, прикидывал критически все плюсы и минусы. И даже газетная информация вдохновляла. А наутро в банке завораживал управляющего смелыми и выгодными быстрыми оборотками. И шел вперед, зарабатывая сам, обогащая других. Каждый раз в конце месяца привозил самолетом наличные, целый дипломат, велись расчеты с партнерами и персоналом.

Ленка трудилась, как пчелка, засиживалась допоздна. Куда спешить? Вик вдохновлял, и не потому, что босс. Просто как интересный и энергичный человек, да еще видный, представительный по-мужски. В общем, отвечал всем ее требованиям. Но Ленка сделала над собой усилие, чтобы не показать вида, что запала на него всерьез. В самом деле, ну кто она для него, известного бизнесмена Белана, – обычная секретутка, которую каждый из братвы может ущипнуть за попку. Тем более, что по городу ходили разноречивые слухи про этого Белана. Одни говорили, что он жесткий, крутой, безжалостный. Не понятно, то ли коммерсант, то ли бандит. И вроде за время становления своего бизнеса не раз устраивавший стрельбу при разборках. Другие – что он чуть ли не Робин Гуд, защитник бедных коммерсантов от беспредельщиков из братвы. Третьи – что слишком много занимается благотворительностью. Помогает художникам и беспризорным. Вроде как пускает пыль в глаза. Отмывается от былых грехов, чистеньким хочет выглядеть. Может, и так. Ленка уже ничему не удивлялась.

«Ладно, посмотрим, что за зверь, – подумала она. – Пусть сначала ко мне привыкнет, не сможет обходиться без меня. Надо заняться своим внешним видом. Ведь уже 19, даже чуть больше. В жизни хлебнула всякого. Кстати, работаю в солидной фирме, и пора одеться посолидней. И эти длинные волосы – девичья гордость… Надо, как советует Лала Николавна, сменить имидж. Ничего, заметит как миленький!»

– Деньги требуют уважения, – наставлял персонал шеф. – Если хотите подружиться с ними – уважайте их. Вот он, мой первый доллар, – показывал Ленке серебристый кругляш.

В предчувствии больших денег персонал только и твердил о них. Пробовали каждый свои приметы. Боялись спугнуть. Лала делала замечания «Мишкам», появлявшимся в офисе:

– Не свистите, денег не будет!

И еще постоянно поучала уборщицу:

– Чтобы в доме завелись деньги, веник нужно ставить в угол ручкой вниз.

Все «аргимпасовцы» мечтали о повышении зарплаты. Еще ничего не сделали – а уже мечтали о прибавке и повышении. Шуйская всех поучала:

– О повышении лучше просить в среду днем. Не занимайте деньги в понедельник, не одалживайте во вторник и не отдавайте долг в пятницу.

– Отдавать и давать взаймы-только утром. Вечера сулят разорение, – вставлял свои «пять копеек» Хазарин, и продал «Мишкам» верные амулеты – китайские монетки с дырочками, нанизанные на красную веревочку. – Поглаживайте талисман – и отзовется с прибылью.

Колотаю Хазарин объяснил старинный караимский ритуал приманивания денег – трясти мелочью на молодой месяц и просить, просить… Бодя охотно наменял мелочи и в полнолуние трусил на месяц мелочь жменями на месяц, приговаривая: «Ловись, денежка, ловись большая, ловись малая!..».

Грезы «Клеопатры»

Этот калейдоскоп бизнеса, осененный мифической Аргимпасой, не позволял и минуту расслабиться. «Внешность, пока, – прежде всего! – сообразила Ленка и в первую же свободную субботу помчалась в «Клеопатру», салон, где работала теперь Окси, набив себе неплохую постоянную клиентуру. Была очередь, нужно было немного подождать, и тетя Люда, хозяйка, душевная симпатичная тетка, покровительствовавшая молодым девчонкам, пригласила ее в маленькую подсобочку – потрындеть, попить кофе.

– Леночка, ну ты хорошеешь с каждым днем, – подбадривала, общаясь по-матерински душевно. С ней было уютно и спокойно, тетя Люда умела раскрутить разговор в дружеское русло, такой легко было доверить девичьи тайны.

– Вот, теть Люд, пришла сдаваться в ваш салон…

– Давно пора изменить имидж, Лен! А то ты заработалась в последнее время. Сделай себе новую причесочку, укоротись для солидности, промелируй. Будешь как куколка, моя золотая. Вон Оксанка у нас – мастер экстра-класса, хоть на киностудию вези. Делает все, любой каприз! Уже девки от нее стонут: уводит клиентов. А я им говорю: сами виноваты, клуши, она старается, постоянно учится чему-то новенькому, есть свободная минутка – сразу нос в модельные журналы, инструмент себе справила фирмовый, немецкий, сама, как лялечка – аккуратная, в голубеньком шелковом халатике… Лен, вот смотрю на вас с Оксанкой и удивляюсь: откуда у вас в деревне появились девчонки такие?

– Не деревенские мы, а гарнизонные, – из открытой двери поправила Оксана, ловко орудуя ножницами над чужой головкой.

– А, гарнизон, офицерская порода!

– А как же, – подыгрывала подруге Ленка.

– Ну расскажи, мне, старой тетке, что там у тебя на любовном фронте, что может такого, что я еще не знаю. Как бандюки в офисе, не пристают?

– У нас офис солидный. Не принято.

– Наверное, у тебя там крутая крыша. Говорят, под Бесарабом ходите?

– Да уж, – фыркала Ленка. – А если честно, понравился мне один молодой человек, красивый, надо, чтобы сам на меня внимание обратил.

– Ох лиса, ну, хитрая! Молодец, сама на него запала, и теперь сделаешь так, что вроде он бы тебя снял… Ой, Лиса Патрикеевна… Только ты смотри, девонька, будь осторожна, разузнай, может женатый он, или пассия постоянная у него есть. А то так – поматросит – и бросит, знаю я этих крутых… А обманутая супруга известью тебе в глаза – брызг… ослепнешь навеки…

– Не, теть Люд, он не такой. Я как посмотрела в его глаза, – они глубокие, бездонные, грустные, – и так жалко мне его стало, аж сердце сжалось.

Ей остро захотелось уехать вместе с Беланом, далеко-далеко, на край света, одним. «Он самый классный из моих», – и примеряла к себе, по-женски. Белан все больше нравился. После Севика и Крота возникло искреннее чувство, та любовь, о которой в романах обожают писать – «с первого взгляда». Да, Елена в нового своего шефа влюбилась. Предвидела, придумала, возжелала – на тебе, получается! Действительно, что тут такого несвоевременного? Наоборот, кстати пришлось это чувство, оживившее потухшее к любви сердечко.

– Романтичная ты, Леночка. И я такая же дура была, – собеседница вздохнула, вспомнив что-то из своей жизни. – Это любовь называется. – Прагматично рассудила: – Ничего, пройдет.

В подсобку забежала освободившаяся от клиентки Оксанка, попить чайку заодно.

– Вот, Лена, и твоя лепшая подруга туда же: нашла себе Лешку, заводилу гоп-бригады. Она к нему всей душой и грудию, а он? Наглый, надменный, глаза блестят, как у наркомана, пошел к нам в женский туалет по малой нужде – весь стульчак обоссал. Это что, по-вашему, по-мужски?

– Теть Люда, вы не правы, – зарделась Оксанка. – И вовсе он не надменный, просто скромный. И не наркоман. Ну, может, пробовал пару раз, чтобы усталость снять, сутками по делам мотаются…

– Да ты мне голову не морочь, подруга дорогая, я в жизни многого насмотрелась.

У Ленки что-то екнуло немного в сердце. Никому никогда не скажешь – а, будучи женой Крота, пару раз изменила тому с этим настырным Лехой. Не то что полюбила этого Лешку-Лешего, этого подлеца, гада, нечестивца, вечного бродягу, а капельку жалела. За что? Бабьему сердцу не прикажешь. Обидно получилось, вроде как она помогла Лешке кинуть Богдана с тем дурацким фальшивым дипломом. И подозрения в соучастии в расстреле Крота не рассеялись, нет… Вот же скотина. Знал наверняка, что она не сдаст его. Бил на порядочность… «Дурно, дурно Леха кончит», – тревожилось ее сердечко и за этого непутевого байстрюка из деревенской глубинки…

– Господи! Как представлю, что молодые девчонки ваших лет – а уже вдовы, – прямо плакать хочется, – у тети Люды повлажнели глаза.

– Ничего, теть Люд, все будет нормально…

– Ну, бегите, наводите красоту…

Надо признать, у Оксанки действительно был талант, открытый гарнизонным прапорщиком Жень-Шенем! В течение одного часа она, помучив, сделала из Ленки журнальную модель. Та прямо краснела от удовольствия, глядя на себя в зеркало.

– Ну вообще, полный писец! – увидев Ленку после сеанса, изумилась тетя Люда. – Надо же? Фирма, прямо щас на обложку!

Признания влюбленного Тельца

…Вечером офис опустел, замолк. Эта необычная пустота и полумрак, и легкое храпение охранника у двери настроили Ленку на романтический лад. Она прихорошилась в зеркальце, вся такая «новомодная» в современной прическе, подмазала губки и решилась заглянуть в кабинет к Белану.

– Виктор Иванович, может, чаю?

Виктор работал за столом в свете настольной лампы и показался ей добрым и красивым волшебником, который может исполнить все потаенные желания.

– Да, заходи, Леночка. Чаю не надо, просто посиди немного. Когда ты рядом, меня посещает вдохновение. Бизнес – это творческий процесс, и ты моя муза… Ну что же, пожалуй, на сегодня все, – он привстал из-за стола, довольно потянулся, бросил ручку на стопку бумаг, испещренных цифрами.

Леночка мимолетно заглянула в настенное зеркало и поправила новую прическу: очень хотелось понравиться разговорившемуся шефу.

– Подбил первые итоги. За три месяца. Неплохие результаты. Даже захотелось отпраздновать. А не махнуть ли нам в Ялту? Я приглашаю тебя отужинать. Ты не против шампанского с омаром? Без тебя у меня в офисе нет никаких других ангелов-хранителей.

– Ой, я никогда не пробовала омаров! – смутилась Лена и пугливо зарделась по-девчоночьи. Не из-за приглашения смотаться в Ялту, а оттого, что снова вспомнила о своей так сказать «карме»: мужчинам с нею заодно несдобровать.

– Ничего особенного. Такие же наши раки, только не речные, огромные. И я бы не отказался от рюмки хорошего коньяку.

Ночная, парящая весенним туманом Ялта! Дурманящий запах распустившихся глициний, шум морского прибоя, изысканный ужин при свечах в безлюдном в межсезонье ресторане, омары под белое вино, шампанское…

Вик ужинал с удовольствием, радовался каждой смене блюд, и был ненасытен, как ребенок на празднике – жизнь удалась, сейчас и здесь! За это стоит выпить!

Чокались пенистыми бокалами…

Задумывались ли над собственным праздником жизни, два влюбленных сердца, инь и янь душевной плоти? Что им до мировых катаклизмов, вечных выяснений – кто прав, кто виноват? Ленка, как женщина, старалась держаться подальше от интеллигентского самоедства. Белан был точнее в определении своего места в жизни. Раз уж история призвала его поучаствовать в крутом переломе, вернуть право частной собственности, освященное мировыми религиями, так от этой миссии ни в жисть не убежишь! А куда еще было девать свои недюжинные силы, свой энергичный талант первопроходца, как не на возвращение одной шестой части суши в лоно мировой цивилизации?

Елена вздрогнула, побледнела, ей даже почудилось, или примерещилось, – родовое заклятие. А не протянулись ли так далеко щупальца из Хвостатого закутка, что захватили, сжали в своих безжалостных объятиях судьбы тысяч и миллионов соотечественников?! «Ну, ты, Ленка, в фантазиях даешь!» – отогнала она прочь назойливое, вяжущее все ее душевные порывы соображения…

Вышли из ресторана на набережную, омытую теплым весенним дождем, в бликах света матовых фонарей. Было сказочно – уютно, романтично и немного грустно. Одинокая, поддавшая компания неподалеку распевала в темноте под караоке модные песни в окружении невесть откуда взявшихся беспризорных пацанят.

– Хочешь, я спою тебе? – вдруг предложил Виктор Иванович.

– Хочу, – ей так хотелось продолжения праздника.

– Когда-то давно, в военном училище у нас был ансамбль, все говорили, что неплохо получалось…

– И ты играл на гитаре?

– Да. Как догадалась?

Тихо брели на звуки караоке.

– У тебя вид человека, который не очень хочет быть зависимым от других. Так, наверное, в ансамбле только гитаристы или пианист могут спеть что-то под собственный аккомпанемент, на трубе или на барабане не очень то себе подыграешь, не посолируешь…

– Ты права, песня под гитару, на привале великолепно сближала с личным составом.

– А почему ты ушел со службы?

Ленке хотелось знать о нем как можно больше. Или хотя бы что-нибудь! Она представляла его себе бесстрашным героическим офицером, воином, благородным и справедливым. И не могла признаться, боялась сказать самой себе, что любит его. Совсем не так, как когда-то Севика, по-другому, чем Лешку-Лешего или Костю Крота.

С каждой минутой общения с Виком чувствовала, как пропадает в безумном омуте страсти. Нежно прижалась к нему. Вел неторопливо по набережной, согревая близостью сильного тела, нежно приобняв за талию крепкой рукой победителя.

– Это давняя история. Нас было трое друзей. Как три мушкетера. Учились вместе, вместе бегали в самоволки, вместе играли в ансамбле. Один за всех, и все за одного. Шульга, Белан, Бессараб.

– Бессараб? – переспросила она. – Это тот, которого все боятся?

– Он. Служба развела нас… Страна всколыхнулась… Встретились мы в Приднестровье. Начинался только конфликт. Снова судьба свела. Там было все безалаберно, непонятно. Кто враг, кто друг?

Вик искренне взглянул Ленке в глаза:

– Шульга служил в комендатуре, я – строевым офицером, а Бессараб оказался в роте охраны. Перед развалом в армии все всем стало до лампочки, никакой дисциплины, сплошное пьянство, воровство. Тогда Бессараб сидел на боеприпасах,сплавлял враждебной стороне. Попался,шел под трибунал. Ждал своей участи в подвале комендатуры. Мы решили спасти товарища. Под честное слово, что старлей Бессараб уедет куда угодно. Устроили ему уход при артобстреле. Только и оставил он по себе, что надпись на стене гауптвахты: «Привет от Беса!»

Шульгу самого едва под трибунал не отдали. Горячо было, вместо гауптвахты послали с батальоном держать оборону моста через Днестр. Там снова встретились с Бессарабом. Тот уже сколотил шайку мародеров. Зверствовали. Оставляли по себе ограбленных, поруганных, избитых.И надписи на стенах: «Привет от Беса!» Провели с Шульгой ночной рейд, разгромили и захватили лагерь наемников, бывших своих, а теперь врагов и живодеров! На войне убийцами быстро становятся. Вчера еще друг и хороший парень, перейдя черту, становится врагом!

Белан за много лет впервые высказывал сокровенное:

– Накрыли Беса тепленьким. В перелеске, в командирской палатке. Пьяный был. Но быстро сориентировался, всадил пулю в плечо Шульге, и деру. Несколько часов гнали беглого старлея по днестровским плавням. Отчаянно отстреливались. Настигли у переправы. «Все, Бес, приехали», – навел ствол автомата. И сердце екнуло при виде жалкого, грязного, окровавленного бывшего товарища… «Витька, отпусти!» – взвыл Бессараб.

– И ты отпустил его? – вдруг страшно побледнев, спросила Лена.

– Отпустил. Товарищ боевой был, как никак.

– А дальше?

– Что дальше? Ушел на гражданку. Дальше никому был не нужен. Держался до последнего, спустил на хавку все, что еще имело цену, пришлось даже гитару продать. Подвизался на толкучке, кому что поднести, погрузить. Вступился за торговку на рынке. В матери годилась, вынесла на продажу последнее из дома – а «крыша» требовала с нее долю, вещи раскидали, босота. Я научил этих быков хорошим манерам. Зауважали, приметили.Сколотил свою бригаду. Рэкет и все такое. Сказался боевой опыт. Только не по душе было. Противно, не мое: терки-разборки, грузилки-стрелялки-догонялки… Что еще?

– А бизнес с чего начал?

– Самостоятельно. Это оказалось очень интересно хоть и муторно. Потянулись коммерсанты. Да, я отбивал их от ошалевшей братвы за долю малую. И они помогали мне. Пошло потихоньку, поехало. Скажешь – нечестно? Может быть. Постоянно вспоминаю, как нам долбили в училище по политэкономии: все крупнейшие капиталы нажиты нечестным путем. Но оправдываю себя тем, что не я один, да и жизнь такая. Из нас троих Шульга теперь мент, я бизнесмен, ну а Бессараб…

Добрели до подпевающих караоке на ночной набережной.

– Что будем петь? – услужливо высунулся из полумрака хозяин музыкального комбайна.

– Выбирает дама, – любезно предложил Вик.

Ленка задумалась:

– Ну, судя по тому, что пели в училище, – «Любэ»?

Беспризорники оживились, потихоньку стали сжиматься в кольцо вокруг них.

– «Любэ», «Комбат»! – запищали пацаны. – Тетенька, пожалуйста!

– «Комбата» включите…

Зазвучала знакомая фонограмма, Вик подпел приятным мелодичным баритоном.

Беспризорники смотрели на него, боясь помешать, повторяя вслед текст песни.

– Комбат-е-комбат-е, комбат! – Мальчишки от переизбытка чувств не выдержали, и заодно с Беланом допели песню, старательно подтягивая припев детскими голосками.

– Жалко пацанят, – горбился Белан, отходя после пения. – Вырастут, заматереют, неграмотные и ожесточенные. Станут мстить сделавшему их таким миру. Как было бы хорошо, если бы хоть толику средств, что коммерсанты отдают «крышам», направить на их воспитание. Когда-нибудь открою детский дом и стану содержать. Это будет большая дружная семья. Где один за всех – и все за одного. Вот увидишь. Обещаю. – Белан распрямился, раскрывая перед Ленкой дверцу авто.

– Спасибо тебе большое, Леночка, давно так не было со мной. – Вик устало положил большую свою руку на руль. – На выходные едем?

– Я чувствую себя как на крыльях: ле-ч-чуу… – Лена радостно засмеялась.

– Правда? – он спросил искренне, с надеждой, осторожно ведя машину по пустой в ночи извилистой ялтинской улочке.

– Правда-правда! Мне было очень-очень хорошо с вами!

Вик притормозил, съехал на обочину, заглушил мотор.

– Волнуюсь. Увидел тебя, показалось – новая секретутка, красивая, наверняка очередная подстава. – он взял ее руку в свои сильные горячие ладони. – Ты не такая, ты…

– Какая?

– Ты серьезная, красивая, классная. Ты самая лучшая, – он потянулся к ней, приобнял, – и ты очень нравишься мне!

Их теплые, зовущие губы нашли друг друга, запечатлелись страстным поцелуем…

……………………

…Потом белановское авто стремительно шуршало шинами по Ялтинской трассе. Вик правил руль одной рукой, второй обнимая Ленку, чему-то счастливо улыбаясь. Они останавливались на трассе не раз. Приглушая мотор, подвигались к обочине и целовались, целовались…

А где-то там, в неведомой офисной дали, за лунным Перевалом, озорники Мишки-гамми материли футболистов, Бодя прочищал ствол очередного оружейного подарка, сексуально озабоченная Лала Николаевна стонала в мужском стриптиз-баре, а обделенный вниманием «Шуйский колобок» подслушивал у ночной коммунальной двери. Влюбленной парочке ни до кого из них, из офисных, дела не было: матюкать игроков, коллекционировать стволы, визжать на стриптизах, подслушивать чужие разговоры – где суета сует, любви нет места… Любви желанна тишина.

Капкан

Любви желанна тишина?.. Но где же найти для тишины желанный райский уголок?..

Ялтинские уикэнды с секретаршей окрыляли Вика. Виктория – победа! Эту окрыленность шефа персонал офиса ощутил на себе. Работы прибавилось вдвое больше, чем было – а было после возвращения Белана ее и так невпроворот.

Тишина? Влюбленным только снилась! Офис гудел, вибрировал в ритме рондо, бодро и нескончаемо. Встречали грузы, растаможивали, развозили оптовикам. Закрученная Беланом Аргимпаса перерабатывала неясные, размытые для непосвященных цели, в удовлетворение желанных потребителем услуг. Скрежет и скрип нарождающихся финансовых потоков, воплощенный в туго стянутых банкнотных пачках, избранным было дано увидеть и пощупать. Белан, как колдун, как классный акушер, принимавл все новые и новые финансовые потоки – разрозненные денежные ручейки в его умелых руках рождали Капиталы.

По результатам работы выдали премии. Раздали каждому в конвертах. Чтобы не было зависти в офисе друг к другу. Ленка получила свой конверт. Целое состояние – тысячу долларов! Она скромно спросила вечером у Вика:

– Такие деньги, за что? Или это только мне, за внеурочную, так сказать, работу? – и покраснела.

– Что ты такое плетешь, малыш! – Вик приобнял ее, мягко, с любовью. – Не только тебе. Каждый получил сколько наработал. Ничего удивительного. Прибыль составила столько, что и этого мало. В развитой стране за такой результат ты получила бы в пять-шесть раз больше. А у нас платить такие деньги нескромно. Пока! И так соучредители недовольны. Говорят, я балую работников. Но вы же помогли мне достичь этот результат! Поэтому я решил отблагодарить всех, понемногу. И еще, небольшую сумму отдал детскому дому.

– А, это тому дядечке, который приходил от Севика? – фыркнула Ленка. – Хотя детскому дому-тому надо. Не понимаю, с какого боку тут Севик?

– Самым непосредственным образом. Обзванивает всех, кто способен раскошелиться, и от громкого имени Мидаса рекомендует помочь деньгами. Хотя обычно Тит Захарыч требует пожертвований на Лунамикосов, на Селеновую республику. На детей-тоже благородно! Бедовый этот твой Севик! Хороший мужик, не только для себя одного старается. Захарыч бизнесменов грузит.

– Пиарит! Захарычу – слава благодетеля, и детишкам хорошо. Такое возможно? – развила Беланову догадку Лена.

– Вполне вероятно, в наше лихое время, с его размытыми понятиями чести. Детскому дому помочь – почему нет? Напрямую, чтобы по дороге не сперли. Эх, как бы хотелось, чтобы все дела встали на европейские рельсы, жили чтобы цивилизованно. Чтобы наелись наконец депутаты, чтобы власть принадлежала государству, а не подкупленным бюрократам, чтобы заработали силовые структуры. Только не в угоду сильным мира сего, а как положено – защищая слабых. Эх, не знаю, будет ли это у нас когда-нибудь?

– Будет, обязательно будет, верю… – Ленка потянулась на цыпочках и нежно поцеловала Белана в трехдневную «гарвадскую» щетину.

Шеф снова укатил в командировку. Ленка без него скучала. Вик ежедневно выходил на связь, руководил делами офиса из-за границы.

– Ты, как Ленин, – смеялась она, разговаривая с ним по мобильному. – То звонишь из Женевы, то из Афин, из Стамбула…

– Великий вождь из зарубежных центров планировал повалить державу, а я работаю на благо свое и своих сограждан, – смеялся радостно Вик.

Шли из-за моря теплоходы, набитые доверху автомобилями. В офисе на них вставали в очередь, сдавали деньги. И уже через несколько дней счастливцы уезжали из порта на новых, ярко сверкающих «девятках».

Уставной капитал фирмы Белан пополнил намного. Выкупили по лизингу грузопассажирский теплоход, взяли в долгосрочную аренду другой. Следом за разноцветными авто поплыло и оборудование из-за моря. Сначала по производству пакетов, еще какой-то упаковки. Потом по производству мебели, пластиковых окон. Виктор разворачивался быстро и умело, чувствуя момент всеобщего дефицита на фоне относительного роста благосостояния среди отдельных слоев населения.

Один Колотай был недоволен, метался по офису, как голодный волк, шипя:

– На хрен эти железяки? Запалили два лимона, не меньше. Столько машин продали – тыщи! Лучше бы разделили по-честному, в натуре…

В этом Богдан был весь. Отнять и разделить. Вот психология тех, кто не может созидать.

Но фирма быстрыми темпами настойчиво двигалась вперед.

Вик вернулся из очередной загранкомандировки. Факсом из офиса переслал документы на лизинг еще одного судна. Его компаньон возмутился, раскричался:

– Не, слышь, ну че творит, мля, все бабки наши разбазарит! Нет, ну куда еще? Вот разогнался! На кой хрен нам эта флотилия? Мля, не дам чуингама, не дам, в натуре…

По натуре своей Колотай был самовольным, капризным в отношении всего, что не укладывалось для него в привычные рамки. Потому и злился, что действовал Вик вопреки его представлениям о путях скорейшего наращивания личного благоденствия. Бодя повел бы дела лучше! Но те, сверху, пока благосклонны к Вику. «Пока, типа…» – задумчиво морщил лоб Колотай.

– Леночка, что ты сделала с нашим недоступным красавцем Беланом? Поистине, в тихом омуте… – изумлялась Лала Николаевна.

А она краснела, как ясно солнышко, тушевалась:

– Да ну вас, Лала Николаевна! Давайте дело делать, – и монотонно отстукивала на компьютере очередной контракт.

Однако Лала как в воду глядела. Вечером Вик попросил Ленку остаться помочь в бумагах разобраться, а у той радостно забилось сердечко в ожидании.

– Я человек взрослый и прямой. Потому хочу признаться тебе. Я люблю тебя и очень прошу: выходи за меня замуж! – и Белан, эта стальная непробиваемая плита, зарделся, словно мальчишка, опустив веки.

– Ты серьезно?

– Предложение окончательное и дальнейшему обдумыванию не подлежит.

Он вынул из пиджачного нагрудного кармана маленький футлярчик, открыл. Кольцо с бриллиантиком заиграло ослепительным блеском.

И дни ее полетели, как одно счастливое мгновение. Хозяин уютного ресторанчика радушно развел руками: сам Белан пожаловал! Ароматный шашлык из осетрины, тушеное мясо в горшочках, обилие овощей, шампанское и водка – море разливанное…

Вик представил Ленке своего друга, серьезного мужчину чуть постарше.

– Знакомься, Леночка, – Александр Федорович Шульга. Из нашей знаменитой троицы. Я тебе в Ялте рассказывал, помнишь?

Лена смущенно кивнула.

– На братве карьеру делаешь, – иронично рассмеялся Вик.

– Витька, прошу тебя, не трынди в такой славный вечер! – Шульга мягко пожал ей руку: – Александр. Очень приятно! – И улыбаясь, кивнул Вику: – Ну, старик, молодец, отхватил такого ангелочка! Впрочем, мое ментовское чутье не подводит. Не думаю, что сильно повезло с Витькой, скорей наоборот, хлопот прибавится. Но если будет обижать – ко мне, я найду как приструнить этого пирата…

– С Сашкой вместе еще с первого курса, в одном взводе, шконки стояли рядом. А как на ударных выделывал, подкидывая палочки – не хуже Ринго Стара, – с удовольствием продолжал улыбаться Вик.

Обоим им, было видно, хорошо вдвоем. Ленка отошла к подругам. Тонька подвыпила, теребила за кожаный рукав Коляна, требовала танцев. Оканка грустила.

– Окси, и где твой Лешка? – переполненная счастьем, Ленка искренне жалела унылую подругу.

– Леший в тюрьмук сел, – мрачно пробубнила Окси, отодвигая фужер шампанского.

– Когда успел?

– Ах, теть Люда, теть Люда, ведь предупреждала, что ничего путного не выйдет с Лехой, да жалко было бросать. Теперь и вовсе бросать не по понятиям. Ведь сам же виноват, идиот. На наркоту, дурак, подсел. Нет, это только у Лешего такое бывает! Поехал за ширевом в притон, возле машины его с мешочком и связали. «Макаров» его любимый нашли в бардачке при обыске. Навесят лет семь… Мне что, все свои лучшие годы его из тюрьмы ждать, передачки носить? Что делать? – она заплакала.

– Окси, ответь мне: за что ты его любишь!

– Честно, сама не знаю. Сначала понравился, моторный парень, веселый, еще и Тонька подзуживала: «Какой Лешка у тебя красивый, не то что мой Кок». А потом как с цепи сорвался. Вон, – она показала оголила плечо, – синяков наставил, когда я начала гнездить за наркотики. Ну и черт с ним, сам к этому катился. Я теперь свободная и красивая, загранпаспорт сделала, вообще, решила: в Турцию, в салон красоты, визажисткой поеду, там оплата-штука зелени, даже больше!

– Серьезно?

– А что, я уже документы отнесла. Молекуле не трепись, и теть Люда еще не в курсе…

Ленка задумалась:

– А может, ты и права. Мой тоже говорит, что в нашей стране хорошие люди сейчас не нужны. Ты хоть писать нам будешь?

– А то, надо же прихвастнуть перед кем-то своими успехами!

– Прошу внимания, господа! – Вик стукнул вилкой о бок тарелки: – Родился тост. Выпьем за Аргимпасу, крылатую богиню, которая связала нас с Еленой вместе. Но главный праздник впереди. Хочу пригласить всех здесь присутствующих на нашу свадьбу! – и обнял ее свободной рукой. – В сентябре все – в Ялту, роспись наша – в Алупкинской церкви, праздновать будем в «Ореанде». А потом – в Массандру, в наш дом. Почти готов, осталась отделка, чтобы все, как у людей. Свадебный подарок!

– Горько! Горько! – оживленно зашумело застолье.

Они целовались прилюдно, но так искренне, и так страстно – будто никого рядом и не было.

А потом… А потом…

Ну, потом счастливые влюбленные носились по полуострову, дожигая последние августовские дни. Благословенный Крым! Объездили весь Южный берег, достопримечательности Севастополя, попали вместе со школьной экскурсией в музее флота, бегали по ступеням Графской пристани, смотрели Панораму, веселились как дети в дельфинарии, удивляясь, что не были здесь раньше.

Вик завез Ленку в Массандру, там вырос их будущий дом, уютный маленький замок в обрамлении вековых кипарисов. Турки-строители кланялись подобострастно, звали на чай.

Вечером, усталые и счастливые, ужинали в «Мариино» – ресторане на набережной Ялты. Вик тихонько наклонился к ней, отставив приборы:

– Хочу сделать тебе маленький подарок… Закрой глаза… Открывай!

Перед ней лежала синяя прямоугольная корочка с выдавленным золочено «Диплом».

– Что это? – спросила, обалдевая. – Диплом?

– Поздравляю с окончанием Факультета, дорогой товарищ, – голосом знаменитого генсека прошепелявил Белан, радостно смеясь.

О, эти чудеса, по семь на каждый день! Ленка, так та просто от великодушия жениха в буквальном смысле сходила с ума. За что? И все это ей одной?! – мельтешили счастливые мысли, она снова и снова тянулась к суженому, покрывая его слегка небритые «гарвардские щеки» страстными поцелуями.

– Украл для меня?

– Ну что ты! Я поговорил с… как его?.. с Крепиловым. Сделал небольшие вливания в вузовский бюджет... Словом, никто не мог мне отказать. А что?

– Ты его загрузил?!

– Вовсе нет! Все законно. Ты окончила экстерном. Ты же беспокоилась, как быть с учебой, когда мы уедем в свадебное путешествие? Вот, я и придумал, диплом для тебя…

– Спасибо, но я не смогу ничего принять. Что я скажу подругам, папе? Как объясню, что окончила Вуз за три года? Нет, не могу… Прости…

– Ну, не сдавать же его обратно? И потом, ты же у меня очень умная и способная девочка, отлично знаешь английский, говоришь по-французски, турецкий начала изучать. А диплом – это проформа, бумажка, по которой оценивают тебя другие. А сейчас еще один сюрприз – морская прогулка с ночным купанием.

На набережной возле причала ждал баркас, разукрашенный, как пиратское судно.

– Прошу, мадмуазель, – подал Ленке на трапе руку смешной толстый человечек в пиратской бандане и тельняшке.

На баке палубе накрыт столик на двоих, шампанское во льду, фрукты. Баркас медленно зачапал в открытое море, в отражении звезд и ярких огней набережной. Толпа зевак провожала с восторженно.

– Киношку снимают. Красивая пара в пиратском фильме…

Выведя баркас за волнорезы в море, заглушили мотор, бросили якорь, и капитан торжественно шепнул:

– Полномочиями, данными мне Нептуном, богом моря, спрашиваю: сын мой, готов ли ты взять в жены эту прекрасную ночную наяду?

– Готов, – Вик, как всегда в суперделах, был краток.

– А теперь ты, дочь моя. Готова ли ты стать женой пирата?

– Готова, – в тоне Вика повторила иронически невеста.

– По древним морским обычаям, объявляю вас мужем и женой! – кэп хлопнул пробкой шампанского, обильно обдав пеной. – Горько!

Целовались, купались в ночном море нагие, ныряя с невысокого борта в лунную дорожку. Море пенилось, искрилось, фосфоресцировало. Было романтично и весело, как в сказке. Потом сидели за палубным столиком, укрывшись пушистыми полотенцами, угощаясь шампанским, а позади лежала светящаяся, мигающая, как детская игрушка, ночная Ялта.

…Намеченная свадьба для Вика стала определенной вехой, пройдя которую, надеялся кардинально изменить собственную жизнь. Рисовал любимой восхитительные картины свадебного путешествия, долгого и разнообразного, полного впечатлений: круиз по Адриатике, перелет на Канары, на яхте под парусом в Австралию. А вернуться – начать жизнь с чистого листа, в собственном доме, завести детей, играть на гитаре, сочинять песни, встречаться за барбекю с друзьями, ходить с палаткой на Ай-Петри, погружаться в аквалангах в Балаклаве и на Тарханкуте, летать на дельтаплане в Коктебеле...

Снова и снова любили друг друга, засыпая в изнеможении.

Разбудили встревоженные крики чаек и шум тарахтевшего движка. За штурвалом стоял улыбавшийся Вик. С первыми лучами восходящего солнца они возвращались. Ялта, стряхнувшая ночную суету, умытая, свежая, радушно принимала к причалу. Хорошо, чудесно, внезапно нахлынувшая волна нежности прижала Ленку к любимому…

…Этот телефонный звонок прозвучал неожиданно.

– Леночка, как дела? Мне необходимо связаться с твоим шефом. Ты можешь устроить этот разговор? – узнала вкрадчивый голос школьного соблазнителя.

– Зачем, Сергей Викторович?

– Хотелось бы обговорить вопрос исключительной важности.

– Продиктуйте свой номер, пан историк… – Ленка, от обиды за прошлое, разве что не позеленела.

– А что, прямая связь с шефом невозможна?

Задумалась. В конце концов, был не самой гадкой сволочью. Не самый худший персонаж в ее юной жизни.

– Свяжу.

– Спасибо, Леночка!

В ближайший сеанс связи Лена равнодушно сообщила жениху о предстоящем звонке, раздраженно добавив:

– С непонятной стороны объявился мой родственник. Отец моего маленького братика, но не мой отец…

…Офисные будни пока текли плавно, по нарастающей. Персонал был при деле, исчезли из офиса лишние люди. Появились энергичные посетители – финансисты, торговцы и крупные поставщики. С теми было солидно, без суеты. Коньяк, кофе, сигары.

Хазарин воспрянул, приосанился. И приходил на службу в «ажуре»: офис-менеджер, в пиджаке, при галстуке. По утрам за Ленкой заезжал, отвозил на службу по Белановской просьбе. И она несказанно обрадовалась, когда вот так, однажды, в тиши и благодати ясного солнечного утра подъехавший за ней воскликнул:

– Доця, Виктор приходит с новыми кораблем в Ялту, в воскресенье! Надо его встретить. Только чтобы никто не знал в офисе. Ни Богдан, ни Лала…

– Почему? – садясь в авто, встревожилась Лена, и приподнятое настроение ее разом сдуло, словно внезапным резким порывом ветра.

Улыбка сошла с усатого лица, слегка даже нахмурилось:

– Еще пока ничего не случилось. Но есть отдельные поползновения отдельных личностей. В офис наведывался Шульга, друг Вика по училищу, помнишь? Позвони майору. Вик очень просил. Мне нельзя. Майорский телефон наверняка на прослушке. А твой голос мало кто знает. Говори, набивай стрелку, – Хазарин притормозил у обочины и самостоятельно набрал на мобильнике номер: – Держи, – протянул невесомый пенальчик пассажирке.

– Шульга, слушаю! – захрипел эфир.

– Алло, это Лена! Белан нас знакомил, помните? На Южнобережье?

– Что случилось?

– Я подумала: а не подружиться ли нам? Ну, вы не маленький мальчик, все понимаете… да?

Хазарин за рулем победно тянул большой палец, шептал:

– Молодец, доця! Конспиратор – высший класс!

– Мы могли бы встретиться? Сегодня, в девять вечера?

– В баре турбазы, – шепотом подсказывали из-за руля.

– Хорошо, подъеду, – прохрипело в эфире, и связь отключилась.

– Что делать дальше? – вернула мобильник.

– Тебе – ничего. Я сам съезжу на стрелу. А ты жди меня в воскресенье раненько с утра, дома. Наш выезд в Ялту в шесть. Проснешься или звонком разбудить?

– Будильник поставлю.

О чем там толковали в турбазовском баре два матерых мужика – Хазарин с Шульгой – Лена, понятно, не знала, но, как и предрекали, в очередное воскресенье их авто припарковалось рано утром у ворот таможни Ялтинского грузового порта. Следом припарковалась темно-синяя «шестерка».

– Подкатил Шульга, – прокомментировал Хазарин, – менты прикатили. Ну, держись, невеста!

Расталкивая толпу, из проходной порта вышел Вик, с дипломатом в одной руке и походной сумкой – в другой. Улыбающийся, давно небритый, нездешний в фирменном прикиде, и немного взволнованный. Подошел к ним, бросив вещи на сиденье, чмокнул в щечку Ленку, крепко пожал руку водителю: «Привет, старый чертяка!» Потом отошел к притормозившей поодаль старой «шестерке» и сунул в открытое окошко связку автомобильных ключей:

– Привет, служба государева! Вот, держи ключи, привез, как обещал. Малиновая «девятка», с форсированным движком, как ты просил. Конкретно маскироваться под бандюков. Ну и твоим попроще, семерка «вазовская»...

– В расчете, спасибо, брат, – пожали из окошка Вику руку. – Зажмем кого надо! – довольная улыбка проскользнула по губам Шульги, офицера столичного УБОПа, выручавшего Белана в разборках. Вот и облагодетельствовали «отдел» новенькой «девяткой». Был Шульга еще тот фантом – персонаж, который на разборках появлялся мимолетно, по долгу службы, не светясь…

– Не кажи «гоп»!

О чем-то таинственно переговорив с «ментом», Вик вернулся к своим, устроился поудобнее на сидении рядом с водителем, бодро скомандовал:

– Фу, с этим порешал. Откупился на время. У них задание полулегальное – произвести мое задержание. Тряхонуть на вшивость. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел-произнес,азартно улыбаясь Виктор, – Да, дома не соскучишься. Все перемешалось – друзья, враги…Мощный контраст с заграницей! Теперь жми, дружище! Через пансионат, вверх на трассу и – ходу! У нас времени свободного всего полчаса, дальше на нас объявят перехват. До перевала успеем?

Что-то гулко оборвалось в ее сердце. «Все! – беззвучно прошептала она. – Сбывается заклятие. Быть беде!» Зажмурилась от страха, побледнела, откинулась спиной, но через секунду-другую справилась с минутной слабостью, положила ладонь на плечо любимого, погладила, ласково сказала:

– Главное, мы теперь вместе…

И совсем не двусмысленно прозвучала эта ее фраза, наоборот, с искренней светлой интонацией любящей женщины.

Хазарин нажал на акселератор, и мощный «Мерседес» резко пошел в гору.

– Опять объявлена война? – хищно осклабившись за рулем, воинственно разведя пики усов в стороны.

– Что ж, этого и следовало ожидать, – шеф рассуждал вслух. – Не понравились им мои вложения. Хотят все то, что наработано за последние полгода, разделить. Под Бодину дуду пляшут. Ничтожества! Взять меня с трапа, в СИЗО загнать для проведения следственных действий по моему старому делу. Мразь!

– Зачем? – встревожилась Лена.

– А затем, чтобы уже окончательно без меня порвать «Аргимпасу». Но скифскую богиню так сразу не порвешь! Она с характером, а с такими шутки плохи. Правда, любимая?

Лена притихла, задумалась. Вик, полуобернувшись к водителю, говорил:

– Принимай, дружище, план рекогносцировки. Основную расстановку сил. Основная группа захвата ждет меня в Ялтинском порту, и контроль за улицей Рузвельта. Шульга нас страхует на полчаса. Пока придержит в порту группу захвата, доложится по начальству, что еще не видел меня. Пока выверяют прибывших по пассажирским спискам. Кстати, Лен, спасибо твоему отчиму, или кто он тебе…

– Никакой он мне не отчим, – надулась Ленка. – Просто отец моего братика малого. Это смешно?

– Нет! Спасибо, предупредил вовремя. Представляю, на какой риск парниша пошел… Впрочем, это детали. Главное – не найдя меня в порту, как погоня поступит? – устремил задумчивый взгляд вперед Вик. – Дадут стопроцентно дорожным постам ориентировку на нашу машину. Эх, машину бы сменить! Пересесть в какую попроще. И пока погоня летела бы за «мерсом», мы тихой сапой с Леной смылись бы на лежку. Пока Шульга не прояснит обстановку. Что, Хазарин, есть идеи?!

– Есть предложение, – встрепенулась Ленка. – «Запорожец» сгодится?

– «Запорожец»? – водители засмеялись. – «Запорожец»?! Вот это так камуфляж! Они ж будут тормозить крутые тачки, думая, что я там, а я в «запорожце»… кому в голову придет, что Белан на «запорожце» разъезжает?

Ленка судорожно на мобилке набирала отцовский номер. Только бы взял трубку!..

– Ало, пап? Ты?

– Лена, это я, твой папа… – Я всегда только жду твоего звонка.

– Пап, а твой «Запор» в порядке?

– На ходу, как всегда. Шланг маслопроводный поменять бы. Да и помпу не мешает, – начал мечтать отец.

– Потом, потом… До Перевала за сколько доедешь?

– Так, до Перевала? Максимум – час с гаком…

– Ну, в общем, папочка, ты мне сейчас срочно нужен! Садись на машину и немедленно, быстро-быстро, как сможешь, дуй на Перевал, но не на сам…

– У поворота на старую дорогу, – подсказал быстро Вик.

– Считай, выехал… Служу Советскому Союзу, охо-хо! – радостно хохотнул отставник через мобилку.

Вик перегнулся через спинку, обнял Ленку, поцеловал:

– Дорогая, что бы я без тебя делал? Трогай, Хазарин!

Покатили к Алуште по горной трассе. Быстро домчались, несколько не доезжая до назначенного места встречи, погони за спиной пока не виделось. Капкан на Белана был распахнут, а, похоже, сквозь прутья просочились невредимыми…

Вик с Леной шустро выскочили из притормозившего лимузина, юркнули, как партизаны, в горный крымский лес на склоне. Хазарин развернулся, поднимая пыль с обочины, и погнал, скрипя на повороте шинами, обратно к Алуште, на Лучистое и дальше, в отрыв на Судак…

В руках у Вика оставался один дипломат.

– Вот, Лена, в этом чемоданчике самое ценное – диски, из-за которых весь сыр-бор. Ленка, когда ты выйдешь за меня, будешь финансово обеспечена. О’кей?

Он напористо поднимался по склону, подруга еле поспевала за ним.

– Виктор Иванович, пожалейте! – ухватилась по-детски за рукав его рубашки.

Он взял ее под руку:

– На этих дисках суперинформация. Если вдруг что-то случится, этим распорядись..

– Укушу сейчас тебя, если будешь так говорить.

Она дергала его за руку, торопила, с тем, чтобы невзначай тепло прижаться к любимому. Ее в этот момент не интересовали какие-то диски. Ее переполняло чувство любви, и эта погоня, горы, темный лес и вообще рисковость происходящего.

Пробирались через горный лес. Наконец из лесной чащобы показались деревянные домики заброшенной турбазы. Отсюда, сверху, с солнечной полянки, открывался вид на трассу, дорожный пост, возле которого у патрульных машин торчали люди в форме, с автоматами, останавливали, проверяли на трассе авто. От вооруженного поста, как два членистых червячка, вытянулись внизу в обе стороны посверкивающие боками вереницы заторможенных машин.

Понаблюдав за бесполезным шмоном на посту, беглецы стали спускаться вниз, ориентируясь на русло горного Салгира. Еще были слышны отдаленные шумы, но пересвисты птиц в ветвях звучали куда оптимистичнее. Они остановились, присели передохнуть на мшистый валун. Вик взглянул на часы.

– Я по тебе так соскучилась, – Лена нежно прижалась к нему. – Я целый месяц не видела тебя! Только во снах, но как наяву, – засмеялась она. – И вот, такая встреча, в отрыве от погони…

– А мне было без тебя тоже грустно…

В их почти первобытной сценке любви было все: и жаркая страсть, с безумно возбуждающим ощущением погони, и мягкий пряный ковер из хвои и листьев вместо любовного ложа…

– Люблю тебя, – шептал он, – ты лучшая, единственная, и что бы ни случилось с нами – хочу тебя и снова люблю…

Время остановилось для них в своем беге, растягивая миг блаженства длинною в вечность. Первой встрепенулась Ленка:

– Господи, что мы делаем? Это ты, сумасшедший! Сумасшедший влюбленный партизан!

Она взглянула на его ручной «Ролекс». Вернулось к обоим острое ощущение опасности.

– Нам пора, Вик. Папа ждет уже…

Еще немного пути, и они вышли прямо на развилку, к «запорожцу», притаившемуся на старой заброшенной дороге. Отец копался в моторе.

– Папа, – Ленка позвала тихонько отца.

Отец не оборачивался, не поднимая от мотора головы, зашептал заговорщицки:

– Быстрее в машину! Два ведра грибов в дороге купил. Пригодятся для камуфляжа!

Они еле втиснулись в тесный автомобильный салон. Ленка села с отцом. Вик сзади. Крошка-авто затарахтела и тронулась.

– Вот это смена декораций! – пробормотал Вик, заворачиваясь в пыльную плащ-палатку на узком заднем сидении.

– Давайте знакомиться. Я Виктор, – протянул через спинку сидения руку.

– Александр Иванович. Грибочки рядом поставьте. Дочка сказала, что из военных. По званию кто будете? Тоже, как и я – в отставке? Или службу несете?

– Капитан, – быстро ответил Вик. – В запасе. Впрочем, и по званию капитан, и по призванию.

– Какая удача! И я капитан! Два капитана. Добрый знак!

Дальше ехали медленно, впереди проносились, обгоняли машины милицейские с мигалками. Погоня, развернутая во всех направлениях, как взбешенная мушка колотилась в пустое запыленное стекло.

– А что переполох такой по трассе. Всех проверяют. Не по вашу ли душу? – спросил он Вика, посматривая в зеркало заднего вида.

– Да уж, прихватить решили, недруги, – признался Белан.

– А чего еще ждать от этих Серых сущностей, – со знанием вопроса говорил опальный контактер. – Хорошего ждать от них бессмысленно. Вы, я вижу, человек настоящий. Не то, что все эти. Иначе моя дочь с вами бы не дружила. Поэтому вам скажу – это все проделки серых мутантов. Может быть это странно звучит, но я глубоко убежден, что все люди смутированы семью расами, всех цветов радуги. Коммунизм – это проделки красных сатанинских сущностей. Нацизм – коричневых, темно-красная смесь. А Капитализм в последнем своем периоде – серых, рептилоидов. В отместку другим, желтым, зеленым. А теперь и эти смутировали,красные с серыми. Каждому времени – свое обличье, свои страшилки.

– Оригинальное виденье, – откликнулся сзади Вик.

– Вот вам яркий пример на местном уровне, – оживился Ленкин родитель. – Страна Лунамикосов. Их типичные проделки. Они целенаправленно занимают землю.На всех должностях эти серо-красные мутанты. Смесь под животными фамилиями. Горобец, Голуб, Волкун. Ведут народ в тупик закоулками. На Западе это уже довольно давно. А у нас с чего началось? С перестройки. Они быстро заполнили информационные ниши. Кино, таблоиды, всякий вредный рекламный пиар! Заразили планету, раскачивают под свою дудочку. И нас всех туда же – в Глобализацию! Чтобы мы, как марионетки, кормились модифицированными продуктами, общались навязанными химерными образами и понятиями. Чтобы легче было нас к ногтю в один прекрасный момент. Устроить конец света. Но ничего, не на тех напали! – хитро улыбался он.

Ленка повернулась к Вику, улыбнулась немного виновато:

– Не слушай его, папа опять со своими теориями!

– Нет, даже интересно, – поддержал отца Вик, – а откуда у вас информация?

– Известно откуда. Ноосфера помогает!

– Началось, – констатировала обреченно дочка. – Ты лучше объясни, зачем гараж спалил?

– Это издержки. Месть инфернальных сущностей. Я в гараже заново укрепил кладовую, «НЗ» – тушенка, галеты, спирт, вода. На случай переходного момента. Смастерил Ковчег – амфибию на базе «запорожца». Хороший получился аппарат. Хоть в серию запускай! «Ихтиандр-АИП» называется – амфибия индивидуального пользования. Аппарат непотопляем, чинит помехи аппаратам серых, зеленых и голубых...

– Круто! – улыбнулся отцу Вик.

– Куда едем, кстати, товарищ капитан? – спросил отец.

– Эх, хорошо бы схорониться на пару дней. Подальше от всех этих красно-серых сущностей. Хоть у черта в заднице.

– У черта, не у черта… – поддакнул папаша, – а чертов уголок такой приищется, потому – милости просим – к нам... – За рулем выдержали важную паузу: – На Тарханкут!

Байки у костра

Судьба свела их всех у края величественного Атлеша. Груз последних событий рухнул с плеч и разбился о камни суровых утесов. Весело трещал молодой огонь и закат пронзительным цветом возвещал переход к прекрасной бархатной ночи.

Вик мирно беседовал с отцом о перипетиях мирозданья. Папа подсел на свободные уши, вдохновленный вниманием слушателя, рассказывал:

– Наконец, в процессе сложного сбора отрывочных знаний, я занялся вопросами сознательного выхода из астрального тела. По крупицам собирал информацию. И познал радость узнавания неописуемо прекрасного тонкого мира! Оказалось, что скорость перемещения в пространстве и времени зависит от напряжения мысли. Представляете?

– Нет, – немного смущенно отвечал ему Вик, – честно говоря, не очень. Только сейчас он понял, что перипетии этого утра уже позади, и слова контактера словно губкой стирали негативизм с доски памяти.

– Что вы! – продолжал Ленкин отец. – И Блаватская, и Циолковский, и Рерих путешествовали к иным мирам без всякой ракеты, еще и подробно описали эти миры, не ведающие смерти, существующие в своей бесконечности не только в пространстве, но и во времени. Тонкоматериальные миры заполняют три четверти Вселенной! А мы, продолжая себя ограничивать, надеемся обжить лишь осязаемую пятью внешними органами чувств всего одну четвертую часть нашего мирозданья!

Ленке вдруг пришло в голову: «Вот они, мои два капитана!» И с нежностью и умилением смотрела на двух так любимых ею людей.

Отец продолжал рассказывать у костра Вику свои невероятные истории.

Однажды он проснулся у себя в гараже, почувствовав рядом женское начало. После непродолжительного, но яркого оргазма видение ушло, выбрав из него семя. Суккуба – подумал папа, враждебная инфернальная сущность. Наверное, выследила его в дороге астральных перемещений! Но как приятно...

Суккуба посещала его несколько раз.И теперь казалось, что отделаться от нее невозможно. В последнюю ночь он увлек Суккубу с собой в светлые миры. Там, при высшем свете она корчилась и утончалась, а потом с визгом исчезла. И больше не доставала его. Тогда отставной капитан еще более уверился в своем месте в этой иерархии сущих. Кто посвящен-тот спасен! Он только радовался этому и приступил к подготовке к Всемирному переходу, последней фазе для посвященных.Готовился на этот раз очень тщательно. Отремонтировал после пожара и углубил гараж, вырыл подземный этаж и заготовил там все необходимое на пару лет автономной жизни: провиант, топливо, генератор.

Он был убежден, что выживут те, кто будет готов. Настоящие, неподдельные, не мутанты! А таких, по его подсчетам, на всю планету всего ничего!

– Нет, ты такое рассказываешь, папа! – удивлялась Ленка складности излагаемого отцом. – Тебя послушать, кажется, может и правда все это, на самом деле так? Хорошо, что тебя посторонние не слышат.

– Понимаю, посвященных раз, два – и обчелся, – оправдывался отец, – но знай, дочка, для тебя с Виктором у меня тоже подготовлено местечко.

– Я в долях, товарищ капитан, – улыбался Вик, – готов оплатить с десяток мест в вашем ковчеге.

– Имейте в виду, посторонних не берем, – серьезно вещал контактер.

– А я тоже серьезно. Только я, Леночка и наши дети.

– Сколько, ты говоришь, настругаешь мне детей? – улыбалась словам Вика Ленка. – Я что тебе, детородная машинка? А как же моя личная жизнь?

– Ленка у меня особенная, – с любовью нахваливал отец дочку. – К языкам склонна, выдумщица, характер пытливый. Неспроста родилась под Рождество на плато Ай-Петри. Только недавно понял, что она одна из первых детей «индиго». Слышали о таких? Так что потомство у нас с вами будет ультрасовременное. Дети третьего тысячелетия! – говорил он Вику, гордо улыбаясь.

– Папа, прекрати! – смущенно останавливала его Ленка. – Может, у меня вообще детей не будет! – грустно вспоминала того, нерожденного тарханкутского выходца...

– Будет, все еще будет у тебя. Я верю. И ты верь! – обнимал ее сентиментально отец.

Их семейное общение прервал хриплый знакомый голос:

– Доброго здоровичка, гости дорогие!

Так и есть – старый морской волк Рачибо! Жилистый, сухой, угловатый, неожиданно и по-деловому, бочком вылез к огню из темноты. Подбросил в пламя пару дровишек и принялся колдовать над парящим котелком.

Казалось, в нем слился весь цвет и соль, вся древняя, никому до конца не известная суть некогда проживавших здесь племен и народов. Судьба побила и помотала маримана. Где только не носило бренное тело? Подростком лишился полутора пальцев – обрубила лебедка, когда молодежь, зацепив тросом колокольню церкви, крушила все. Глаза помутнели после чистки ртутного механизма старого маяка. Нога не сгибалась в стопе после того, как спрыгнул с поезда, увозившего его вместе с другими на чужбину, к черту на куличики. Но двигался легко, чуть прихрамывая, бочком, по-крабьи.

– От я слушаю ваши умные речи, вы шановный, часом, не по газетной части будете? – охотливо спросил Рачибо незнакомого гостя.

– Да нет, с чего вы взяли, дедушка? – смутился отец. – Что, похож на газетного червя?

– Тут как-то був один такой, на вас трохи схожий. Мордатый, як пеленгас. Только в костюме, и с портфельчиком.,в аккурат как у вас. Откуда появился-то не моя справа. Казав, в видрядження, статтю про нас, рыбалок, кропать, из газеты районной направили. Его бригадир наш, Юрочка до меня направил. Ага! Под ногами чтоб не ерзал. Ну и чтобы рыбки скоштувать, баек наших рыбальских послухать, записать. Тот к нам в бытовку. Мол, здрасьте вам, хто Рачибо будеть?А бытовка полная народу. Вси сплять, рыбу чекають. Я приняв його, за стол усадив. Он дзенькнул портфелем, беленькой пляшку достал. Я хлеба, лучку, свеже присоленой кефали. Колыхнули по первой. Он пытает: «А расскажить, будь ласка, про ловлю рыбную? Про труд рыбацкий и все такое». Кажэ, про саму справу. По другой колыхнули. И я ему – про увесь процесс. И как рыба в сети идет. И про дельфинов, русалок, ихтиандра. И чем лобань от ларички видризняеться. Аж парни мои заслухались, со шконок свесились, на нас и угощенье смотрят, слюни пускают. «А что, – спрашивает, – самое главное в вашей справе?» «Справа серьезная”, – кажу, – довольно покосился на Вика рыбак, помешивая аппетитное варево в котелке.

От этих так по-смешному, на путаной мове – русских слов, от всей хитроватой и одновременно простодушной морщинистой физиономии старого моряка на Вика повеяло такими давними, почти забытыми запахами и шорохами приморской полыни, плеска рыбы в свежих сетях, отголосков всех его полнокровных детских воспоминаний, что он радостно и приветливо улыбнулся навстречу Рачибо, тоже заулыбавшемуся, торопливо, услужливо заговорившему:

– А главное в нашем деле – рында. Тики рыбка в сети зашла – и Рында в голос. Кто к лебедкам не успел, проспал или прослушал – без доли рыбацкой остался. А на второй раз и вовсе геть с бригады. Иные порой просются: лучше по морде дайте, токо с бригады не гоните. Но закон рыбацкий суров. Потому кожный спешит и место свое знает. Как собачки в цирке. «Что ж, – говорит той хробак, – как с вашей Рындой познакомиться?» «Не спеши, – кажу, – приде время – почуешь». А сам без задней мысли биленьку разливаю, – рассказчик смачно облизнулся. – Дывлюсь, сомлел чоловьяга мой от водочки, и шляпка набок. И тут: «Бам, бам, бам!..» – голос рынды. Вся каптерка преобразилась. Молодежь сверху послетала и наперегонки к двери рвется. А тут мой гость, встрепенулся – прям на их дороге. Я-то в уголок вжался, знаю: попасть на пути у всей бригады в каптерке, когда рында звенить… Братва у выхода бьется – затор, а тут и гисть на дороге, ничего понять не может спросони, меж них застрял. Помяли его, шляпка – в одну сторону, портфельчик – в другую, сам в очочках помятых – в третью. Так пинками дорогу проложили. И тишина. Сидит мой гость оглушенный на пороге, очи, как у бешеной кефали, ничого зрозумить не може. Питае: «Шо то було, пан Рачибо?» – «Вот то и була рында, – отвечаю. – Казав же я вам, что главное – в ней. С ней вся работа рыбалки починаеться». Сплюнув вин всерцях, отряхнувся, узяв портфельчик, шляпку и пишов с нашого стана не прощаючись. Бильше його не бачили. Ось така балачка.

– Что, опять наш Рачибо травит байки у костра? – улыбнулись из темноты. – О, заговорит любого!

– Я что, я ничего, где что видел, про то и балакаю, – оправдывался старик, вовсю глазея на подошедшего Юрочку, хозяина Атлеша, хлебосола, бабника, балагура, делягу, хозяина рыбачьей артели, собственного баркаса и живописной бухты. Бригадир, властно кивнул деду: мол, давай, трави, добро даю.

Рачибо приосанился:

– У нас как? Как у мурашей. Была председатель сполкома – дородная женщина, по прозвищу Мама. В семье Мамы алкоголик-муж; сынок в городе снаркоманился. При Маме колхозы гудели, как улей. Бабы жужжали как пчилки. Все было подчинено вопросам воспроизводства потомства рабочего скота, хозяйства. И на всех должностях ставила женщин – главбух, завсклад, нормировщицы, зав свино – и молокофермами, зав-детсадом, школой, медпункт, сельсовет – все держалось на бабах. Чистый твой матриархат. Мужики – те – чисто вспомогательный матерьял: инженер, завгар, водители, трактористы, милиционер. Ну, и алкоголикам-мужикам не нужны были бабки, то есть, хотив казаты-карбованцы, ну, и понятно, слабый пол для мужских утех особенно не волновал. Главное – был бы выпивон. Завез сено – бутылка, вывез мусор – бутылка. А потом, надерутся и, ха-ха, дерутся. Все созидательное начало было сосредоточено в матери-женщине. Одного чоловика Мамаша изо всех отличала. Уважала за то, что той був дохтур.

– Кого же? – ехидно улыбался бригадир Юрочка.

– У того фамилия дуже кумедная – Малышок. Потому кликали просто доктор Киця. Киця, в белоснежном халате, который менял еженедельно, потом все реже, приспособил на зимку под грязно-белую непродуваемую плащ-палатку. На нем все радости и печали рода человеческого были: роды, драки, отравления, белая горячка, кто утонул, сорвался со скал, машиной кого побило, камнями, изнасиловали. Так Киця являлся к страждущим навроде Архангела. Необыкновенно большой и круглый доктор, серьезный и беспрекословный. Грубый и решительный. Походный халат на свитер. Или вообще на голое волосатое тело. Мамаша уважала Кицю, а Киця уважал Мамашу. Казав: жизнь, земля, вода – суть женские понятия. Огонь, прах – мужские. Дальше чоловикам воевать – всему миру капут. Жинкам пора в руки власть брать. Може, того, за той, матриархат, по маленькой, а? – жалобно попросил он.

Вик смутился. Ленкин отец, наоборот, обрадовался, полез в бардачок и вытащил на лунный свет дешевую поллитровку:

– Правильно, дед! Для аппетиту, перед ушицей, давно пора!

. – А вы, часом, не знали деда одного тут? На Маяке работал? – вдруг спросил Ленкин отец.

– Деда Василия?А как же!Той дед мне как батька был. – махнул «клешней» старожил. – Приехал по амнистии, из лагерей, больной и слабый, немногословный, подозрительный. Но вид держал! Мамка казала – старый барин наш, Тарханский. На Маяк служить пошел. И меня в помощники с собой взял. Сначала разобрал по стеклышкам, развинтил, потом наладил, дизель запустил. Понимающий был.

«Сходится, – екнуло у отставника сердце. – Сходится, мой дед…»

– Верно, жил такой дед. Старый смотритель, – отозвался Юрочка. – Сам дед древний уже тогда был, а выправка, и взгляд – посмотрит-как обрежет. Мамки детей им пугали. Ходил на самые высокие обрывы. Показать свет мореходам. Умер – и ушла с ним эта традиция. Впрочем, кто-то видел: выходит в ночи загадочная фигура в плаще с капюшоном. Стоит на самом краю опасной кручи и машет фонарем в дальние морские дали, притоптывая, словно пританцовывая...

– Это уже опосля было, – прервал Рачибо, – когда электричество к маяку подвели. Новые люди приехали, нас сократили. Вот и повадился он на скалы с фонарем. Светил своим назад, на родину, дорогу. С тем дедом такая история. Уходили они семьей в гражданскую за море, ну чтобы красные не порубали. А младшую дочку свою с моей мамкой оставили. Заболела она, чи шо? После гражданской я появился. Мы с Надеждой – так ее звали-как братуха с сеструхой. Годков на шесть меня постарше. Уехала потом. Лет сорок не виделись. Мамка перед смертью призвала к себе, и призналась…С дедом этим, когда пораненный, в поместье лежал. Слеглась по молодости. А потом их бегство, эвакуация. А меня записала на фамилию другого, Революционного героя. Так что Надежда была мне в аккурат сестрою.

– Так эта Надежда – моя мать, вот, ее бабушка, – с трепетом в голосе показал на дочь Ленкин отец.

– Вот чешет старый демон! – рассмеялся Юрочка.

– Нет, ну надо же! – всерьез удивился Рачибо. – А я уж думал, один я на белом свете! Наливай, а то заплачу!

Выпив, Рачибо с отцом обнялись, обхватил их своими мощными руками смеявшийся бригадир Юрочка. Так и стояли они в хмельном умилении.

Ленка с Виком улыбались, прижавшись друг к другу. Вик шептал:

– Какие удивительные и простые люди – твой отец, старик Рачибо, Юрочка, рыбаки! И как легко здесь дышится, на Тарханкуте! Точно в сказку попал. И ты из этих мест. Теперь и я. Будем приезжать сюда каждый год.

– Да, любимый, – гладила по щеке, преданно глядя в глаза. – У нас будет много-много детей. И каждое лето будем вместе жить в палатках у Чаши или здесь, на Атлеше. И старый Рачибо рядом. Это и будет нашим Ковчегом.

– А ци демоны – их вокруг полно, – разошелся в ночи баечник. – Во всяком случае, на Тарханкут такое ветром занесет – ховайся. Аркашка, той демон, шабашник местный. Самое откровенное зло. Оно нет-нет, и работае. А так в перерывах неделями ходит наподдатый, сам коричневый, своих вынюхивает. Кентов. Ага! На бомжатнике таких много. Как виллы у моря строить стали, так накатила и этих волна, шабашников. И только пьет с ними може день, а може, неделю. На вылет. Ну и каждый раз из его собутыльников один сгорит в лохмотьях от ночной папироски, а другой онемеет и на утро представится. Или вон, одну бабу ихнюю, снесли на погост – абсолютно синяя, как чернила. И что пила с ним – неведомо. А ему-как с гуся вода!

– Брехня все это. Байки. Стечение обстоятельств, – отозвался Юрочка. – Да ты, старый, сам демон. Да-да, и не отпирайся. Диспансерить тебя хотели лет пятнадцать назад. Никакой истории болезни не нашли. Завели новую на тебя, за державный кошт. И та пропала. Фельдшер не сбрешет. Но я-то знаю, что должна быть. Вот и в сельсовете, когда кинулись – нет про тебя документов. Только слухи, что пропал лет на пять.

– Це я в командировку защурился – усмехнулся Рачибо. – Онуков на Тамани проведував. Ну вы, молодежь, сидите дальше. А я просмотрю ставни, поосвечую. Може, ждуть огонька какие мореходы запоздалые!

Завернулся в телогрейку, прихватил фонарь и похромал уверенно в ночь. И будто слилась хромающая тень с лунной морской дорожкой…

На Атлеше Белан приходил в себя, окруженный заботой Ленки и ее близких, думал, анализировал ситуацию, размышлял. Какие действия спланировать на ближайшие дни? На будущее? Уход от погони, это – что? Волки промахнулись и на время затаятся, и мирной паузой следует воспользоваться? Или волки, учуяв запах свежей крови, неотступно будут преследовать по пятам? Как дальше поступить? После отлежки уходить с Тарханкута за кордон? Все бросить? Или еще можно подмять ситуацию под себя? Да, головоломка…

…Уехал Белан внезапно с Тарханкута, так же, как неделю назад прикатил сюда, скрываясь от погони. Ленка не хотела его отпускать. Никак не могла найти себе места, предчувствуя непоправимое. «Лена, все будет нормально! Я же обещаю! Ты тоже побыстрее возвращайся в офис! Нас ждут дела!» – звучали в ушах последние его слова…

Черная метка

Вик с «верхотурой» сумел договориться: был как всегда прав, заверяя любимую секретаршу еще на Тарханкуте при прощании: „Одни дураки режут курицу, несущую золотые яйца». Впрочем, право на мирный созидательный труд обошлось ему в копеечку. Но деньги приходят и уходят не ради самих себя – у него в дело шли, в конкретное дело... Ну, отстали от него, взялись за других удачливых бизнесменов, оказавшихся менее сговорчивыми. Сперва взорвали одну машину с финансовым тузом, ошметки находили и догрызали собаки. Потом расстреляли другого. Прошитый десятками пуль автомобиль, со следами запекшейся крови, стоял потом возле райотдела милиции. В целях устрашения. Но разве Белана так просто запугаешь? Маршруты его передвижений снова узнавали по авиарейсам, курсам кораблей, заходящих в крымские порты. Автомобили плыли из Стамбула, шоколад из Измира, ткани из Латакии, лимоны из Бейрута. Теперь у Белана украсть по контрактам никто не мог. Все ниточки сошлись в его руках. Пустили слух, что, мол, босс занесся так высоко, в офисе ему делать нечего, сколотил состояние и готовится свинтить за границу навсегда. Особых новостей ждали от Белановской секретарши – Ленка чаще других держала с ним мобильную связь, отдавая полученные распоряжения.

– Богдан Михайлович, теплоход встречайте! Весенний – в торговую палату, документы на оформление! Лала Николаевна, вам приказано доложить сверку по балансу!

Передавая персоналу Белановы наказы; Лена как бы для обслуги персонифицировалась в образ вездесущего хозяина. Ее зауважали, как когда-то носились с подругой бригадира Крота.

Приехал от шефа Хазарин с желанным чемоданчиком. Его заперли в терочной. Колотай звонками обрывал нужные телефонные номера. Трубка нервно дрожала в пальцах, когда орал на курьера, не отнимая мембрану от уха:

– Беланчик переслал бабло? Сколько?.. Сколько, Хазарин?

– Четыреста восемьдесят учредителям и двадцать персоналу, – подмигивал плутовато курьер, и испуганно обернулся, почувствовав затылком холодный, ловящий чужой взгляд.

Трое вошли в директорский кабинет. Первым – главарь, здоровый хромающий мужик, одетый в черный костюм от Версаче, следом двое крепышей.

Вместо всегдашнего „Хенесси» с лимоном и кофе выставили „Абсолют». Для депутата Бессараба.

– Со свиданьицем, – услужливо чокнулся рюмкой с гостем Бодя.

Всезнающая Лала Николаевна заволновалась, доверительно в приемной зашептала:

– Сам за деньгами приехал! Шутка ли – полмиллиона! Бессараб! Наш Богдан Михалыч дело знает! Удивляюсь его прозорливости. Быстро с Бессарабом нашел общий язык!

– А как же Виктор Иванович? – как дура спросила Ленка, машинально вспоминая, что рассказывал ей о страшном госте любимый.

– Я тебя умоляю, – усмехнулась Лала Николаевна, – что те – бандиты, что – эти. Рыба ищет где поглубже, а настоящий бизнес – где позеленее. Нам надо сильных держаться, а то разорвут. Твой – талант, не отнять. Как говорят, коммерсант в законе, уважаемый человек. Но у Бессараба к нам деловые предложения, перспективные. Ход конем в большую политику. А где политика – там и деньги.

В секретарскую ввалился крепыш из Бессарабовской челяди и полез Лале под юбку:

– Чо, метелка, ржешь!

Лала, действительно, довольно хихикала, видать, получила от Колотая установку ублажать гостей.

– А тебя как звать, кобылица-небылица? – крепыш ткнулся к секретарше, та брезгливо отпрянула.

– Тебе ж хуже будет. Ты че, не траханная?

– Ну что вы, она нормальная девчонка, талантливая, спец по переводам, языками владеет, – обиделась Лала, что от нее так быстро отвязались.

– Языком, говоришь, здорово владеет? Гы – гы...

– Может, чайку хотите? – прогнулась Лала. – Леночка, приготовь гостю чайку...

А тем временем в директорском кабинете гостю вызвонили Белана.

– Как дела, брат? Можешь не отвечать, – хладнокровно бурчал в трубку хромой. – Любишь ты меня, и жизнь сохранил в днестровских плавнях, вот и долю прислал вовремя, спасибо! Только встретиться надо, за будущее перетереть. Вопросы накопились. Слух прошел, что свинтить хочешь? Тылы готовишь? Потому – до завтра. Звони мне из своего офиса. Позвонишь, брат, приеду, чарку поднимем, подниму настроение!

Колотай, провожая гостей, велел Лене офис не покидать, дождаться приезда Белана. Пробовала несколько раз выйти с любимым на связь – был в зоне недосягаемости. Уснуть долго не могла, и не оттого, что мешал густой храп охранников. Оттого, что чувствовала себя как под арестом? Ни с того ни с сего в телефонной трубке объявился мамин голос, растревожил:

– Мой Севушка попросил предупредить тебя, что твоему надо быть осторожнее. Большими деньгами ворочает. А друзей больших не ценит. Вообще, я тебе скажу, уезжай ты оттуда от греха подальше, детка! Да и мой, дурак, связался с твоим. Как бы чего не вышло!

– Ну что ты каркаешь! – со слезами на глазах ответила дочь.

– Ой, дочка, закрутили наши мужички, и сами запутались. Тут такое может произойти! Моего второй день нету. И на связь не выходит. Ну ладно, если что узнаю – перезвоню.

Ту страшную ночь ожидания в офисе Лена провела не одна. Буквально через стенку, в директорском кабинете, остался на ночлег Колотай, закрылся, налил в рюмку коньяка до краев, тупо уставившись в евроспорт по беззвучному телевизору. Обстановка была натянутая, словно в воздухе витало тяжелое предчувствие чего-то неминуемого. Кто бы Боде Колотаю раньше сказал, что будет так мучиться, переживать за содеянное им? Он подсознательно, интуитивно чувствовал, что сделал многое не так, что наломал дров, что ничего не возможно теперь вернуть назад... Он опрокидывал рюмку за рюмкой, пока тяжесть, обручем сдавливавшая сердца, ослабела, в мозгу как будто что-то вспыхнуло: а, где наша не пропадала!.. И, хлопнув бессчетную рюмку, повалился из кресла на ковер мертвецки пьяным.

На рассвете тревожно зазвонил мобильный зуммер. Лена не спала. Звонил Вик:

– Где ты?.. В офисе?.. Почему там? Никуда не выходи – они меня на тебя, как приманку ведут… Лена, все очень серьезно! На светофоре обстреляли машину из двух стволов. Хазарин ранен, меня немного зацепило.

Ленке вдруг показалось, что она говорит с Беланом в последний раз. Слезы брызнули из глаз.

– Витенька, милый, – шептала она в трубку.

Он говорил хрипло, с надрывом:

–...Почти ушел от них. На подъезде к вам. Проси, чтобы двери держали открытыми. Подъезжаем!

С улицы послышался визг тормозов. Лена в шоке, помертвелая, бледная как воск, держала на отлете мобильный пенальчик, в пальцах невесомый и оттого становящийся совершено бессмысленным в эти тяжкие мгновения. Раздался громкий стук в бронированную дверь, крики Вика:

– Открывайте!!! – Белан тяжело дышал, стараясь удержать тело друга. Послышался визг тормозов другого автомобиля.

Предательские, пьяные вопли Бодика, трясущимися руками сжимавшего винтовку из своей коллекции:

– Не отпирать! Не отпирать! Стоять! Нас всех завалят! – Его сильные жилистые руки впихнули секретаршу обратно в приемную.

Она плечом билась о дверную створку, страшно закричала, бросилась к входу. Снаружи резанула воздух автоматная дробная очередь, зацокавшая по бронированной стали, резкие хлопки других одиночных выстрелов в ответ. Там, снаружи, за закрытыми бронированными дверями, шел бой…

…………………………

Милиция прибыла почти мгновенно – автоматная стрельба в самом центре! Выбежала Лена, расталкивая зевак, бросилась к простреленной машине, к навзничь распластанному телу. Большая лужа крови разливалась под Беланом... Капкан на Белана захлопнулся? Защемив безвинного весельчака Хазарина? Стреляли в Белана – стреляли в любовь, убивали влюбленного в дело, женщину, влюбленного в жизнь?!

– «Скорую», вызовите «скорую»! – закричала Лена.

– Спокойно, девушка, – верткий опер закрыл ей доступ к расстрелянным телам. – Так, четко сработано. Этот, в маске – киллер. Уже ничего не скажет. Два попадания, одно смертельное. Этот Белан кучно ложил! Тут не «скорую» – вызывать труповозку надо…

– Пропустите… – Молоденький судмедэксперт, бегло осмотрев поверженное тело Хазарина, констатировал: – Усатый мертв, как колода. – Нагнулся над лежащим Беланом: – А этот, помоложе, пока дышит. В рубашке родился. Башка не вся расколота. В хирургию забираем!

……………………………

Колотай после луж крови под бронированной дверью офиса забросил свою оружейную коллекцию, испугался совсем. Запил... Традиционный русский способ был забыться, свершить, так сказать, языческий обряд покаяния огненной водой...

……………………………

Хирургическая операция длилась несколько часов. Потом – реанимация. Лену к пациенту не впускал милиционер в форме и при оружии. Сердобольная сестричка пожалела:

– Этот кто тебе, муж? Как фамилья?

– Беланов, Виктор...

– Схожу узнаю, как с ним, бедолагой...

Сестричка вышла, промокнула салфеткой краешки глаз, невесело сообщила:

– Пока ни жив, ни мертв... Полная декортикация, будет как растение. На аппарате.

Это может продолжаться и месяц, и год, и пять... Ну иди, иди, не жди, милая...

Месть Осилеса

Влюбленная, пережившая со своим мужчиной все перипетии бегства, сцену расстрела у офиса, безоглядно доверяла, верила, никогда любимый не подведет. Но роковая и трагичная цепь обстоятельств охватывала со всех сторон. Была как в прострации: сначала пристреленный Крот, потом Белан с дыркой в черепе и перспективой вести жизнь растения…

В Белановской квартире хозяйничали две тетки – его бывшая супружница и теща. Появились как чертовки из табакерки, по мановению кошмарной волшебной палочки.

– Все, рыбка, закончилось, «финита ля комедия», убирайся из моей квартиры! – кричала по-базарному бывшая жена Белана.

Пожилая женщина, теща, картинно плакала на кухне, причитая:

– Витенька, мой Витенька!..

Стерва жена, злоязычная теща, визгливо терзали ее:

– Ты, ты, проститутка, довела Витеньку!.. Ты, б..дь, на чье имущество заришься?

После первых срывов интуитивно начала опасаться за собственное психическое здоровье. Искать помощи у мамы, у Севика?

Севик приехал домой заполночь. В спальне сопели Света с маленьким Денисом. Он устало присел на тумбу в прихожей и развязывал шнурки ботинок. Неотвратимость чего-то жуткого и необъяснимого саднила душу. Тем более после возлияний и слета единомышленников. С одной стороны все шло по – накатанной, теоретик, он оплачивался из казны этой партии неплохо. И еще влияние на различные гос – и бизнес – структуры. С другой – не смог привыкнуть к трагедиям вокруг происходящего. Господи, Мидасов превратился в диктатора тирана Малой родины! Решал судьбы людей-как в «Чапаева» на шашечной доске играл. Пух щелчком по фишке – и нет человека! Севик все с большим ужасом понимал, что ничем никому помочь не может. Было жалко Белана – хороший мужик, не повезло, попал. И всплывал за Мидасом Бессараб, первый лунный архангел. Но ничего, он еще повоюет, вооруженный бесценными знаниями!

Шлема он не нашел. Затерялись его следы в пространстве и времени. Теперь шаманская корона не отпускала воображение Сергея Викторовича. Зарывшись в мифах и эзотерике, историк прослеживал путь этой короны уже на тысячелетья. Думал мучительно: «И после поражения скифского царя лежали в кургане до времени эти древние артефакты влияния – шаманская корона и бубен с колотушкой, а теперь моя очередь настала».

Шаманскую корону достал Мидасу в запасниках краеведческого музея. В научной записке к ней было написано: не из раскопок, а конфискат многолетней давности. Но он то знал, как попала она туда! Безродную корону легко взяли на Лунный фонд в аренду. Выполненная из легкого белого металла, она не казалась ценной. Спереди головка грифа, а с боков два колокольчика.

И Мидас частенько надевал ее и радостно смеялся, когда она стучала бубенчиками. Севик был уверен, что если к короне добавить бубен и бить по нему колотушкой, то можно достичь высшего влияния силы желаемого. Мидас был очень доволен новой атрибутикой. Даже наградил его несколькими акрами на Луне, и при случае напоминал, чем тот владеет. Лунамикосом сделал. Босс был уверен, что через двадцать лет лунная поверхность будет стоить миллионы. Может, поэтому впал в лунатический сон, чтобы быстрее время скоротать?

Снова вспоминалась тарханская легенда. Когда Петр нашел, а генерал примерил атрибуты скифского шамана. Потом бубен с колотушкой остались в пионерском музее, а корону увезли в тридцатых вместе с учителем. Коронует и делает глашатаем воли судьбы. Но вводит хозяина в перманентный транс, сопровождаемый видениями. И только бубен с колотушкой могли «разбудить» дух Осилеса. А надо ли? И все больше убеждался:Надо!

О, это будет большой козырь в руках референта! Бывший педагог теперь чувствовал себя в роли скифского шамана. И все то, что теперь происходило в офисе занемогшего лунатизмом царствующего в республике Мидаса, походило на трагический фарс из жизни древнескифского общества. Особенно последняя терка, где обсуждали заочно судьбу удачливого и не покорившегося Беланова.

Эти сходки все больше напоминали ему историю, которую вычитал у Геродота. Речь идет о гадателях, с помощью которых царь обнаруживает и истребляет злоумышленников. Того, на которого укажут, объявляют клятвопреступником. Причины какие угодно. Ложно поклялся божествами царского очага, например. Не по понятиям! Ввиду упорства обвиняемого цари приглашают других гадателей в двойном числе; и эти на основании своих гаданий все равно обвинят несчастного в клятвопреступлении, и ему немедленно отрубают голову, а первые гадатели по жребию делят между собой его имущество. Вот и все. Просто и гениально.

Так поступили Колотай с Бессарабом, наговаривая Мидасу на Белана. Им бы отнять и разделить. О средствах достижения своей цели не очень-то задумываются. Лунамикосы! Севик пытался защищать Белана, втолковывал Мидасу весь его позитив, доказывал, что Белан талантливый и успешный бизнесмен, развивает экономику, создает рабочие места, занимается благотворительностью. И платит долю немалую на общак. Но эти, Бессараб с Колотаем, были неумолимы в своем желании приговорить Белана к смерти.

Сергей подогрел чаю, достал из стенного шкафчика коньяк и налил себе рюмку. В спальне заплакал ребенок. Он выпил залпом рюмку и уныло побрел к маме-Светке, сдаваться.

«Если же какие-то гадатели оправдают того, на ком другие остановили выбор, – вспомнились снова древние строки, – то первые гадатели сами присуждаются к смерти». Я тут ни при чем. К смерти. Чушь! Конец двадцатого века на дворе!

В комнату через открытую форточку влетело что-то тяжелое, закрутилось волчком на полу.

«Граната!» – сработала у Севика автоматически в голове догадка. Конец. А сын за хлипкой дверью спальни?

Он накрыл «гостинец», схватил, попытался быстрее выбросить в окно. Самодельная шутиха разорвалась в руке. Вдруг вспыхнуло перед глазами. Не убило – сильно покалечило, отбросило на стенку. Рука болталась на сухожилии. Саднило рваную рану на голове, в обожженных глазах отсветы вспышки.

Все комнаты наполнились едким дымом. Стекла выбиты, горит занавеска. Из спальни вылетела испуганная Света, заголосила:

– Сережа, что это, нас убивают?

Контуженный и оглушенный, референт Мидаса схватил целой рукой бейсбольную биту и выполз из квартиры в шоковом запале наказать обидчиков. Соседи смотрели в окна, не зажигая света. Кто-то звонил в милицию. Только на улице понял, что ему почти оторвало руку...

Звонок на мобильный. Раздался хриплый уверенный говорок:

– Это Шульга, Леночка! Ты уже знаешь? Тут такое происходит! Соболезную! Очень жаль. Необходимо встретиться. Касается Виктора. Давай в кафе «Парус», в парке, через полчаса. Подходит?

Когда вошла в кафе, майор в гражданском уже сидел за столиком. Помахал приветственно рукой, услужливо пододвинул стул.

– Лена, я как никто другой понимаю тебя, – начал осторожно беседу Шульга. – Ты практически потеряла любимого, я – друга, – мрачно вдруг прохрипел. – И мой долг разобраться в этом трагическом событии. Я уверен, что это не криминальные разборки, а четко спланированная под них акция. Вспомни, может, произошло накануне в офисе что-нибудь странное?

Сыскаря интересовали записи международных переговоров ее шефа. Заехали к Лене, нашли в оставленных Белановских вещах пленки. Переводила Лена, сидя в наушниках в салоне Шульгинского авто. Спустя час монотонной прослушки нашлось то, что искали. Колотаю отвечал ливанский партнер. Богдан отклонил просьбу о перечислении трех миллионов долларов на зарубежные счета по старой схеме. Предложил новый вариант: слать на счет в австрийском банке.

Ливанец опешил, слушая личного переводчика: «Гарант, олрайт?»

«Да, да, олрайт! Типа, будем работать по другой схеме, новый номер счета и реквизиты скину на е – мэйл».

Шульга нажал на панели кнопку «стоп».

– То, что нужно, – довольно потер ладони, вскинулся, как гончая. – Записи, правда, обрывочные. Для начала сгодится. Так, картинка проясняется. Пока одной доказательной базы маловато. Следовательно, Колотай решил вывести Белана из игры? И кинуть араба за его спиной, от его же лица, на три лимона. А номера счетов и пароли были у Белана. Так, так, очень любопытная выстраивается версия... Жаль только, что сейчас с Колотаем толком не поговоришь – запила сволочь, зашхерился где-то у своих... Кстати, твой шеф не оставлял тебе ничего на хранение? Ты вообще поосторожней. Вообще лучше куда-нибудь уехать на время, а?

Вещдоки – это слово резануло по кровящей горем душе! Ни за что бы не рассталась с Белановскими вещдоками, спрятала бы в заветный отцовский портфельчик, там будут целее, вместе с бабушкиными записками и оберегами! Но где они, эти диски? После Тарханкута ни разу не напоминал о них…

Прощание славянки

Когда вернулась с работы возбужденная Оксанка, Шульги и след простыл.

– Так, Ленчик! Первое. Заходил Лешкин адвокат, за деньгами, доложил, что суд через неделю. – Оксанку неудержимо несло поделиться свежими новостями.

– В лучшем случае пятерка общего режима. Но это все теперь фигня! Самое главное, меня таки берут на работу, в Стамбул, в крутой салон где-то в Лалели, там где много русских туристов, ну и требуется знание русского. Как раз, тем более что я другого не знаю. Кстати, есть для тебя вакантное место секретаря-переводчика в турецкой фирме, сначала контракт на полгода, оклад – шестьсот баков плюс фирма платит за жилье – представляешь? Ну, как ты, немного отошла? Молодец, так что пьем мою отходную, и субботу теплоход из Ялты.

– Что, так скоро?

– Ну да, завтра. А что тянуть!

Лену от такой перспективы окатило холодным душем, словно под ледяными струями трезвела в крымских кровавых буднях. Сколько еще исковерканных судеб будет положено к монументальному постаменту Золотого Тельца, символу возрожденного капитализма! Кровавой пеной заплатили за гражданскую войну, за убийство царской семьи, объединяющего начала русской земли,за коллективизацию и чистки, за войну и за Возрождение. Вот он, пришел черед расплаты последнего в этом тысячелетьи поколения, за грехи раболепства, за отказ от веры и традиций предков выпало рассчитываться в крови и ужасах всем нам. Белан рассудил бы иначе?

Из ступора Лену вывела тревожная трель мобилки. Шульга, как всегда, хрипел скороговоркой:

– Так, времени в обрез. Последние известия: Виктора пытались достать ночью в больнице, гранату кинули через форточку. Палаты перепутали, слава богу. Поэтому отправили санавиацией в Россию. Он сильный, выдюжит!

Ленка похолодела от нового ужаса. Сердце снова сжалось крепко, защемило от нахлынувшей остро жалости к любимому: Беланчик, милый!

– Ты поезжай тоже отсюда на время, – продолжал скороговоркой опер. – Туризм, экскурсии и все такое. В Стамбуле затеряться. С властями потише, не базарь, не высовываться, веди себя скромно. Все образуется.

Ленка опешила: ее, что, разведчицей за кордон Шульга посылает? Обычные инструкции от товарища майора?

– Никуда я не поеду, – машинально вырвалось у нее, безумно хотелось быть рядом с Виктором, помогать, ухаживать. Она выходит его, обязательно, во что бы это ни стало! Но где он теперь, и кто теперь рядом с ним?

– Тише ты, – шикнула Оксана, – умничаешь тоже! – приняла последние ее слова за несогласие с предложением ехать в Турцию.

Потеряв на родной земле сначала мужа, теперь любимого, чего оставалось ждать? Когда придут, прикончат и ее? Нет уж, мерси, гран мерси, спасибо… В гарнизон вернуться? Это значит подставить папу. Все, больше нет никого…

Лена подняла руку, хотела перекреститься. Боже, ну за какие грехи это происходит именно с нею? «Врослая жизнь, котеночек», – навязчиво толковал голос из детских сновидений.

Ленку из философского ступора вывела Оксанка:

– Про Севика я слышала. Ужас!Да, дела приключились – полный писец! Ну что, собирайся! Или будешь ждать, пока тебя прикокнут? Выбора-то у тебя нет.

…В Ялтинском порту привычно голосила толпа коробейников. В ней терялась стайка девушек.

– Так, девочки, билеты с открытой датой, сохраняйте – помните, это путь обратно, домой, – толстушка выдала на руки билеты. – Стоимость Колюня, – она кивнула на нахального мужчину, – вычтет с вас с первой получки. Зовите его пока Дуче, лучше привыкните. Для вас как брат, как отец родной будет Муссолини. Какие вопросы – сразу к дуче… Усекли? Плывем на «Сковороде»… – все рассмеялись. – Глупышки, не на настоящее сковороде,на которой вас в пекло свезут, – а на хорошем теплоходе, «Григорий Сковорода» называется...

– Что-то я не пойму, какой Дуче? Кому отец? – удивилась Лена, странным показалось все это. – И что за шуточки – в пекло на сковороде?

– Да тише ты! Дай послушать, – Оксана одернула ее.

– В стамбульском порту вас будет ждать автобус. Сошли со «Сковороды» – в салон автобуса садитесь вместе, без шума и скандалов. Помните, что самое трудное для вас – попасть за границу, ха-ха! Ну, присели на дорожку, на край фонтана. А теперь помолчали, и – в таможню...

Таможенный досмотр прошли без проблем, ехали налегке, только немного белья, косметика, кто-то взял с собой плеер. Начальник таможенной смены посмеивался, глядя на новоявленных девиц плотоядными глазами, приговаривая:

– Ну, бляха, беспошлинный товар! Проходи, ходячие средства производства!

В погранзоне, когда выстроились в очередь гуськом к пограничным кабинкам, Лена шепнула:

– Оксана, тут что-то нечисто. Может, попали не туда?

– Туда, туда! – Оксана взбила накрученные кудряшки. – Да какое твое дело, куда и зачем едут? Телки эти нам попутчицы, не больше… Главное, что мы едем в цивилизованную страну, на хорошую работу, с нормальной оплатой квалифицированного труда. А как же! – она захохотала, стрельнув глазками в сторону пробегавшего мимо лейтенанта-погранца, который не преминул ущипнуть за обтянутый задок.

Подруг поселили на судне в двухместную каюту на средней палубе. Под трубные звуки «Прощания славянки», вся группа сразу завалились в бар, чтобы весело скоротать отходную.

Лена поднялась на верхнюю палубу и любовалась панорамой отдаляющейся Ялты в обрамлении гор.

– Вот, карта – путеводитель, специально купила, – подошла из-за спины Оксана и развернула перед ней пестрый проспект.

Хохочущая Оксана вертела в руках цветную, с указаниями туристических маршрутов карту, затрепетавшую под веселым напором ветра. Оперлась локтями о поручень.

– Так, читаем: Стамбул – самый крупный город Турции. Просекла? Первое поселение на месте нынешнего Стамбула было основано в 7 веке до нашей эры фракийским царем Бизасом, и носило название Бизантион. Прочла?

– Ага, – насмешливо кивнула Лена, – в офис Белану часто названивали из Стамбула.

– Да ну тебя! Лучше послушай, вот интересно! После распада Римской империи столица Восточной империи, название Константинополь. Дальше: жили греки... Вот: осаждали и русские дружины, называли Царьград…

– Угу, – угрюмо соглашалась Лена. Ее глаза внезапно повлажнели, носик побелел.

– Ага, смотри, Ленка! Чо сморщилась? Ты чо, крокодилица? Слушай... Турки – османы захватили город, назвали Истанбул, резиденция пашей. О, знаю, еще наша телка, Роксолана, показывали по телеку мыльный сериал, как Росксоланка боговала. Население сегодня 10 миллионов. Представляешь? И мы, простые крымские девахи, будем топтать этот город ногами. Ты мечтала об этом?

Она отвернулась, закусив губу, чтобы не расплакаться. Ей вдруг стало пронзительно жалко себя и всего, что оставляла дома, неприкаянного где-то мученика Белана, родителей, Тарханкут…

Мимо по курсу проплывали курортные поселки, в море сбоку сновали прогулочные катера, из которых пассажиры махали руками теплоходу на прощанье…

Минуя отвесный скалистый Ай-Тодор, «Григорий Сковорода» сделал плавный разворот, протяжно загудел и ринулся, набирая скорость, в открытое море. Позади, за кормой, оставалась Родина со всеми ее бедами и радостями, отдалялась, растворяясь, утопая в дымке, пока совсем не скрылась из виду, под жалостные вскрики чаек. И только белобокие дельфины, эти стражники моря, кувыркаясь и играя, сопровождали судно в нейтральные воды.