Дети Трегартов: Волшебник Колдовского мира (часть 2)

Глава 9

Это был тяжёлый сон с жуткими сновидениями, и я очнулся в холодном поту. Уснув опять, я оказался во власти ещё более чудовищных кошмаров. Я не знал, порождены ли они моим собственным воображением или колдовством, витавшим над этими местами. Проснувшись серым утром с больной головой, я всё ещё не принял главного решения. Остаться здесь в добровольном заточении до тех пор, пока жизнь не покинет меня? Идти дальше с верой в правоту своего дела и попробовать преодолеть судьбу, предсказанную Лоскитой? Что выбрать?

«Если в Эскоре повсюду злые силы, то должны же быть и добрые, — вяло размышлял я. — Но как их вызвать?»

Эсткарпцы иногда, взывая о помощи, с мольбой произносили какие-то древние имена, но для большинства они давно уже утратили смысл, и люди чаще всего надеялись на самих себя и на поддержку колдуний.

Со мной по-прежнему был меч, я хорошо им владел, у меня был опыт войны на границе, но теперь мне представлялось, что всё это ничего не значит. Силу, с которой я собирался вступить в единоборство, невозможно было одолеть мечом. Так что же у меня оставалось? Случайные крупицы древней мудрости, собранные в Лормте, слишком истёртые временем, чтобы я мог на них полагаться.

Перед глазами неотступно стояли три картины, показанные Лоскитой.

Дождя не было, но и солнце не выглянуло, не расцветило пятнами горы — тяжёлые низкие тучи застилали небо.

Местность, открывшаяся моему взору из пещеры, казалась застывшей и безжизненной. Всюду лишь скудная растительность, искривлённая, уродливая, блёклая; да торчащие из земли каменные глыбы отталкивающего вида: на их поверхности проступали где злобное лицо, где — грозящая когтистая лапа или зияющая клыкастая пасть. Видения эти то появлялись, то таяли, то снова возникали чуть поодаль. Я отводил от них взгляд, закрывал глаза, чтобы не видеть этих мрачных серых камней, и пытался думать. Смутные мысли беспорядочно мелькали в мозгу, словно я метался по клетке, повсюду натыкаясь на прутья решётки.

Послышалось завывание — такое, как в каменном лесу, где я нашёл шарф Каттеи… Шарф… я сунул руку за пазуху и нащупал тонкий шёлк.

Каттея… Каттея, трижды погибающая, и всякий раз — от моей руки. Можно ли верить тому, что показала Лоскита? Или, как подсказывало мне едва уловимое, словно покусывающее подозрение, это всего лишь уловка врага, заметающего след?

Я поел и сделал глоток из фляги. Воды осталось совсем немного. Без еды можно прожить дольше, чем без питья, и я не знал, хватит ли у меня духу оставаться здесь, пока меня не найдёт смерть.

Да и не в моей натуре выбирать путь бездействия, даже если в этом состоит высшая мудрость. Слишком много во мне было от отца и матери — оба они всегда шли навстречу опасности, не дожидаясь её прихода.

Наконец, я всё-таки выбрался из своей норы и осмотрелся. Я помнил — во всяком случае, считал, что помню, — как выглядела местность вокруг Чёрной Башни, увиденная мной на песке у Лоскиты. Здесь не было ничего похожего. Где-то поблизости плескалась вода.

В питье и пище — опасность, предостерегала Дагона. Но, может быть, если смешать эту воду с оставшейся у меня во фляге, риск уменьшится? Решение…

Я старался не смотреть на каменные глыбы: зловещие видения, то появлявшиеся, то таявшие, стали отчётливее. Я был уверен, что это наваждение, и не хотел, чтобы оно сбивало меня с толку.

Завывание ветра действовало угнетающе: я мог бы поклясться на мече, что слышал стоны и вопли величайшего ужаса, будто кто-то взывал о помощи. Некоторые голоса казались мне знакомыми. Но я убеждал себя, что это всего лишь ветер завывает в скалах.

Я стал припоминать известные мне поверья. Салкары утверждали, что воин не падёт в бою, пока не услышит в шуме битвы своё имя. Я поймал себя на том, что прислушиваюсь, не различу ли в завывании ветра протяжного «Кии-моок».

Некоторые, например, Айдан с окраины Эсткарпа, где упорнее следовали старинным обычаям, — носили талисман. Айдан однажды показал мне камень с круглым отверстием — считалось, будто такой талисман, полученный от любящей женщины, надёжно защищает от беды. Айдан… Много лет я не вспоминал о нём. Где-то он теперь? Уцелел ли в пограничной войне, вернулся ли к той, что дала ему этот камень?

Впадина, по которой я шёл, сворачивала и дальше вела вниз, в узкую долину. Там растительность была обильнее, и текла мелкая речка, плеск которой я слышал до того, как ветер поднял свой скорбный плач. Я оглядел берега реки… и привычно среагировал на опасность, тотчас метнувшись за валун.

Даже вой ветра не смог заглушить внезапно раздавшиеся крики и звон металла. У самой воды шла жестокая схватка, в воздухе сверкали брызги. Трое кроганов — двое мужчин и женщина оказались в ловушке на мелководье. Какие-то мохнатые существа помогали им отбиваться. Атаковали же их воины с мечами, одетые в кольчуги и чёрные плащи. Выше по течению несколько фасов скатывали в воду камни и швыряли комья земли, спеша отгородить ту часть русла, где были кроганы, чтобы отрезать им путь к отступлению.

У одного из кроганов выбили из рук пику, он упал и над ним блеснул меч. Надежды на спасение у защищающихся не было: из зарослей с другого берега к врагу шло подкрепление — существа в балахонах с капюшонами, вооружённые посохами, на концах которых сверкали вспышки вроде тех, что высекали своими боевыми кнутами зелёные.

Один из чёрных меченосцев прошёл по воде, пиная лежащие тела. Схватив за волосы, он приподнял из воды тело женщины, и я увидел её лицо.

Орсия!

Враг за волосы протащил по гальке её безвольное тело и выволок на берег. Существа, вооружённые посохами, остановились поодаль, словно выжидая что-то, потом обменялись жестами с чёрными меченосцами и снова исчезли в кустах.

С неистовыми гортанными криками от запруды прибежали фасы и набросились на неподвижные тела в воде. Такой жестокости мне видеть ещё не доводилось. Это было настолько ужасно, что я боялся взглянуть в сторону Орсии.

Не знаю, были ли мертвы поверженные кроганы, но фасы позаботились, чтобы ни они, ни их мохнатые спутники больше уже не поднялись. Утолив свою ярость, они направились к Орсии, которую обступили меченосцы. Один из фасов, наверное, главарь, приблизившись, уже протянул к ней свои отвратительные лапы, чтобы оттащить её за одежду и отдать на растерзание своей гнусной шайке.

Но воин в чёрном замахнулся на него мечом, и фас, отдёрнув лапы, злобно и обиженно заскулил. Ещё один взмах меча у него перед носом — и фас отскочил, скуля ещё громче, зафыркал и заскрежетал зубами, молотя по воздуху лапами и брызгая слюной себе на грудь и на торчащий бочонком живот.

По знаку своего предводителя двое чёрных меченосцев с угрожающим, надменно-презрительным видом двинулись на фасов. Помедлив мгновение-другое, те бросились врассыпную, забегали, подхватили то, что лежало в окрашенной кровью воде, и со своей страшной ношей затрусили по берегу вверх по течению. Их главарь на ходу оборачивался и, стуча себе в грудь, пронзительно вопил.

Моя рука легла на рукоять меча: я увидел, как один из чёрных воинов поднял лёгкое тело Орсии и перекинул его через плечо. Наверное, она была жива.

Я приподнялся, опираясь на валун. Их пятеро… Дать фасам удалиться… пойти за меченосцами вниз по течению… дождаться подходящего момента и…

Вдруг я обнаружил, что не могу двинуться с места!

Я мог встать на ноги, взяться за рукоять меча, повернуть голову, провожая взглядом тех, кто уносил Орсию. Они шли, не таясь и не оглядываясь по сторонам, как идут по своей территории.

Но я словно прирос к месту! Либо это проклятье наслала на меня Лоскита, либо я сам навлёк его на себя. Ведь я принял действительно важное решение — не то что там, выйти из пещеры на поиски воды или пройти мимо глыб-призраков. Решиться на такое — значило бы бросать камни удачи в стену судьбы. Последовав за чёрными меченосцами, чтобы освободить Орсию, я мог оказаться на пути, ведущем туда, где мой меч неотвратимо обагрится кровью Каттеи.

Орсии я обязан жизнью. Чем я обязан Каттее — не выразить словами. Я внутренне разрывался на части и по-прежнему не мог двинуться с места. А чёрные, унося Орсию, уходили всё дальше. Обессиленный, словно получив смертельный удар, опираясь на валун, я смотрел им вслед. Они исчезли из виду, а я всё смотрел на опустевший берег.

Затем с меня словно упали оковы, и я пошёл к месту схватки. На мелководье ещё лежало тело одного из животных, изрубленное и искромсанное, вокруг виднелись и другие следы разыгравшихся здесь кровавых событий. Я нагнулся и зачем-то поднял обломок пики крогана. Вода стекала по древку и по пальцам моей изуродованной правой руки, а я тупо смотрел, как капли падают вниз.

Лоскита сказала, никто не знает, какое незначительное решение может привести к другому, более весомому и роковому. Как она была права! Я принял одно решение — выйти из пещеры, другое — найти воду. И вот теперь должен принять третье, гораздо более серьёзное — то, которого я пытался избежать — принять его или считать себя презренным трусом. На мне проклятье, а проклятый человек двигается во мраке.

Обломок пики выскользнул из моих негнущихся пальцев и стукнулся о камень.

Они забрали Орсию с собой, значит, она жива, в этом я был уверен. Её не оставили фасам, но и не пощадят — в этом я тоже не сомневался. Я хожу, дышу, прикасаюсь к чему-то, вижу и слышу лишь потому, что Орсия однажды приняла решение. Вряд ли ей было это легко — ведь она пошла против воли своих соплеменников.

— Но Каттея? — вслух произнёс я, сам не зная, к кому обращён мой вопрос.

Где-то впереди Чёрная Башня, по-видимому, надо смириться с этой мыслью. Мне отведена какая-то роль, и я должен её сыграть.

Кому-то ведь удалось переломить судьбу…

Я смотрел на текущую мимо воду, мутную от того, что она размывала запруду, насыпанную фасами, и от крови, смываемой с камней. Затем, словно ломая стену, чтобы вырваться на свободу, я стряхнул с себя чары — если только это были чары, — действовавшие на меня после встречи с Лоскитой. Дышать, ходить, жить — это тоже решения, их принимаешь неизбежно. Но я способен принимать и те решения, которых требуют от меня сердце и ум, и делать это должен со всей дарованной мне мудростью. Только надо отвергнуть страх и действовать так, как я действовал бы до встречи с Лоскитой.

Я обязан Орсии жизнью! Не пора ли отплатить ей тем же? Пусть впереди Чёрная Башня; когда настанет час, у меня хватит мужества предстать перед этим гнездом Тьмы.

И я поспешил прочь от речной косы: больше во мне не было прежней раздвоенности, и я уже не чувствовал себя загнанным в угол.

Я вернулся на покрытый валунами склон и, прячась, перебегая от одного камня к другому, пустился за чёрными меченосцами. Я опасался, что у них где-нибудь стоят наготове лошади, и тогда мне их не догнать.

И ещё одна мысль подстёгивала меня. Хотя фасы ушли, они были раздражены, и если бы повернули назад за победителями, то оказались бы у меня в тылу. Поэтому, прячась за валунами, я осматривал окрестность не только впереди, но и позади себя.

Вскоре я увидел вдалеке чёрные фигуры. Теперь их было четверо; впереди шёл тот, что нёс Орсию. Его ноша по-прежнему казалась безвольным безжизненным телом. Но я понимал, раз они продолжают тащить её, значит, Орсия жива.

Я вспомнил о виденных недавно огненных посохах. Против такого оружия я со своим мечом был бессилен и пожалел, что при мне нет самострела. Хотя с таким же успехом я мог бы пожалеть о том, что со мной нет вооружённого самострелами отряда!

Лошадей нигде не было видно. Но может быть, пятый меченосец ушёл за ними вперёд?

Достигнув длинного каменного выступа, я что было духа пробежал до его конца и, выглянув, увидел, что оказался на одной линии с чёрными фигурами внизу. Они остановились. Главный с жестоким равнодушием сбросил Орсию на землю. Она лежала без всяких признаков жизни; меченосцы расположились поодаль и чего-то ждали.

День был серый, сумрачный. Я мог бы укрыться в зарослях на противоположном берегу, но чтобы добраться до них незамеченным, мне пришлось бы вернуться немного назад и перейти через речку выше по течению. Я колебался, боясь потерять меченосцев из виду: пятый мог в любой момент привести лошадей.

Четверо… Вооружённый мечом, я мог сразиться с ними только в рукопашной схватке, но численный перевес врага был слишком велик, и в случае моего поражения мало было бы пользы и для Орсии, и для Каттеи.

И всё-таки река притягивала меня. Я заметил, что глубина здесь больше. Если бы Орсия пришла в себя, она могла бы уйти под воду и спастись. В отличие от врага для неё вода — родная стихия, и в реке Орсия имела бы преимущество.

Надо было срочно что-то предпринять. Один из меченосцев раскрыл походный мешок и раздал остальным паёк. Я снял с плеча свой мешок. Сверху лежал плащ — изумрудно-зелёный, какие носят в Долине, он резко выделялся на фоне серо-бурых камней. Я вытащил его и посмотрел вверх на усеянный каменными глыбами склон. Может ли человек быть одновременно в двух местах?

Я свернул плащ, засунул за пазуху и полез вверх, собираясь пристроить его между двух глыб. Дул ветер, но сейчас это было мне на руку. Мечом я нарубил с куста веток и, застегнув плащ, туго набил его; издалека это вполне могло сойти за человеческую фигуру. Я быстро сплёл из травы подобие верёвки и одним концом обвязал получившееся чучело. Толкая и подтягивая его, я прополз вверх по склону и высунул чучело между двух камней. Только выдержит ли верёвка?

Сползая вниз, я тянул за собой верёвку и боялся, что в любой момент она может порваться, но, к счастью, этого не произошло. Я оценил на глаз расстояние до Орсии. Будь у меня верёвка попрочнее и окажись под рукой ещё что-нибудь, мои шансы, наверное, значительно возросли бы. Однако приходилось довольствоваться малым.

Вдохнув побольше воздуха, я издал особый гортанный крик — с тех пор, как я получил увечье, у меня ни разу не было случая поупражняться в этом умении — звук раздался не из того места, где я находился, а со стороны набитого ветками чучела. Получилось! Я не разучился перебрасывать голос! Я снова издал тот же крик, и результат оказался даже лучше, чем я ожидал: эхо усилило звук, вторя ему с разных сторон, словно кричал не один, а несколько человек. Я дёрнул за травяную верёвку, она порвалась, и освободившийся конец перелетел по воздуху ко мне. Всё же этого рывка оказалось достаточно; чучело наклонилось, опрокинулось и исчезло между камней. Я посмотрел вниз.

Чёрные воины вскочили, выхватив мечи и вглядываясь в то место, где исчезло чучело. Потом главный и ещё один бросились вверх по склону. Двое оставшихся внизу подошли друг к другу, не открывая взгляда от скал.

Я быстро прополз вниз до следующего камня и снова прикинул расстояние до своей цели. Если бы мне удалось на мгновение чем-то отвлечь внимание оставшихся внизу, я бы подхватил Орсию, и, может быть, мы успели бы скрыться в кустах. Настал решающий момент…

Я снова издал крик, на этот раз — подобие команды, невнятно прозвучавшей со склона, — и, выскочив из своего укрытия, кинулся к Орсии — бесшумно, так как под ногами был дёрн. Но те двое повернулись и увидели меня. Один что-то крикнул, и они двинулись ко мне, держа наготове мечи. Я крутнул над головой мешок и запустил его в того, что был дальше, а ближний бросился на меня, и я вступил с ним в поединок, ожидая, что вот-вот подоспеет второй воин. К счастью, второй не появлялся, и я сосредоточился на одном противнике.

Он хорошо владел мечом и был в кольчуге, что давало ему явное преимущество. Но у него не было такого учителя, как салкар Откелл, не имевший себе равных в боевой выучке, потому что владеть оружием салкарские моряки учатся на вздымающейся палубе корабля, где требуется особое мастерство.

Потому я вскоре вонзил меч в горло моему противнику — у него не было кольчужного шарфа, какие мы носили в Эсткарпе. Кроме того, его явно смутило то, что я сражался левой рукой.

Я оглянулся на второго меченосца и увидел, что он лежит ничком без движения. Трудно было поверить, что мой мешок мог так сильно оглушить его, но я не собирался это выяснять. Подхватив Орсию, я бросился через кусты к реке. Позади слышались крики — двое, поднимавшиеся по склону, бежали назад — вниз.

Добравшись до реки, я убедился, что глубина здесь действительно гораздо больше; из воды нигде не высовывались полуобсохшие камни, и дна не было видно. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и нырнул, увлекая за собой Орсию, надеясь, что в воде она сразу придёт в чувство.

С сильным всплеском мы ушли под воду, и я потащил Орсию туда, где вдали, упёршись в противоположный берег, покачивалось на воде упавшее дерево — под ним можно было укрыться. Держа Орсию, я почувствовал, как бьется её сердце у меня под рукой. Чтобы сделать вдох, мне пришлось на мгновение высунуться из воды, и я заметил щель между разбухшими от воды корнями.

Подплыв под них, я нашёл положение, в котором мог, припав лицом к щели, дышать. Орсию я держал обеими руками, чтобы её не унесло течением; ствол дерева сверху скрывал нас от глаз врага.

Я не видел, что происходит на берегу, и не знал, пустились ли те двое за нами в погоню, но понимал, что они могут обнаружить нас, если мне не хватит воздуха.

В таком положении я был слепым и глухим, и поэтому решился на то, что в этих местах было отнюдь небезопасно — мысленно позвал:

— Орсия!

Ответа не последовало.

Я усилил мысленный поток, хотя хорошо понимал, что враг может нас обнаружить:

— Орсия!

Мой мозг уловил какое-то Трепетание, совсем слабое, но у меня появилась надежда, и я попробовал в третий раз:

— Орсия!

Страх… страх и ненависть выплеснулись в ответ на мой зов. Орсия начала вырываться, и я едва удержал её.

— Орсия!

Я уже не просто звал, а требовал, чтобы она узнала меня. Наконец она перестала вырываться…

— Кто… кто это?..

— Не двигайся! — я вложил в этот приказ всю властность, на какую был способен. — Мы прячемся в реке. Наверху нас ищут.

Я почувствовал, как ощупью двигается её мысль — слабо, замедленно:

— Ты… Кимок?..

— Да.

— Они выследили меня… хотели вернуть… Они узнали…

— Что ты спасла меня? Зачем они хотел вернуть тебя? Чтобы судить?

— Нет… уже судили, пока меня не было… Наверное… решили отдать меня вместо тебя.

— Твои сородичи?!

Мысль её постепенно окрепла и теперь лилась почти непрерывным потоком:

— Страх властвует их умом, Кимок. Не знаю, чем их запугал враг. Они теперь на всё способны.

— Если кроганы собирались отдать тебя, тогда почему…

— Почему напали на Орфонса и Оббо? Не знаю. Может быть, сарны и те, с кем вёл переговоры Ориас, не в ладах между собой. Это обычное дело, Кимок: союзы между тёмными силами держатся недолго, сегодня — союзник, завтра — враг.

— А кто такие сарны?

— Вооружённые отряды, которые объезжают эти предгорья. Говорят, они служат кому-то из Великих, который не совсем ушёл из этого мира, и неизвестно, из чьих уст получают указания их командиры. Постой-ка…

Теперь распоряжалась она, а мне оставалось только ждать. Я дышал через маленькую щель в корнях и по-прежнему ничего не видел, но почувствовал, как напряглось тело Орсии.