Успокой меня, родная, успокой.
Почему-то мне не нужен твой покой.
Нужна молодость твоя, весёлый смех.
И блиночки чтоб ты ела лучше всех!
Кушай, доченька родная, подрастай.
Кушай с мёдом, молочком всё запивай.
И ни с кем не вздумай поделиться:
дед дурной, он может подавиться;
бабка старая, жевать уже не может;
а отцу и таз блинов уж не поможет;
кошка сытая, собака тоже ела;
а вот мамочка покушать не успела.
Сядем мы с тобой да наедимся,
и пускай за окнами полынь вся
зашуршит от зависти, заплачет.
Для нас и это ничего не значит.
Мы спокойненько заснём после обеда,
и глаза закроем на дурь деда,
и на бабку даже ни глазочком,
на отца, на пса, на кошку.
Засыпает мать твоя, не бегай.
— Спи, мамуля, тёплой-тёплой негой.
Только в детстве было чудо —
мыльный, маленький пузырь:
— Ты такой смешной откуда?
— Я от солнышка, держи!
Я держу, ему смешно.
Лопается. Смерть его
почему-то так печальна.
Начинаю дуть сначала.
Мыльный, маленький пузырь,
ты не лопайся, держись!
Сядет круглый на листок,
рассмотрю его… Не то!
Ты не солнышка дружок,
а от радуги кусок!
Он хохочет и взрывается.
Солнце с неба улыбается:
— Сама не лопни от гордыни,
стихов как понапишешь, Инна!
Ах ты, Инна, Инна, Инна,
дочка свиристелка,
у тебя под носом
маленька капелка.
А кого ты любишь, Инна?
«Папу, маму, лето, зиму.
А ещё люблю блины,
кошку Маньку. Комары
надоели шибко мне!
У нас колодец есть, на дне
тина, глина, грязь.
Мне говорят: туда не лазь!
Я и не полезла,
там неинтересно.
Мне интересен огород,
там кузнечище живёт
зелёный и огромный,
к летячке неподъёмный,
только прыг да скок.
А однажды на порог
принесла кошка его,
кузнечищу одного
и знаете, сожрала!
Чего ей не хватало?
Молоко есть, мясо, суп.
Жри и пей, свой нос не суй
в наш семейный огород!
Не семья же кошка. Вот».
Ах ты, Инна, Инна, Инна,
мелка свиристелка,
у тебя на личике
маленька сопелка!
Ты поешь, попей, поспи.
И иди, иди, иди
в свой любимый огород,
там царь Горох в кустах живёт,
съешь его противного,
очень агрессивного!
А как вырастешь большая,
то, наверное, поймешь:
каждый жрёт то, что живёт.
Вот.
Дочечка, дочечка, дочечка,
ты то ли звезда, то ли точечка
на мамином небосклоне!
И папа в тебя влюблённый.
Дочечке, дочечке, дочечке
так поскорее хочется
стать большой и красивой!
Не хочет она быть милой
маленькой, крошечной крохой.
Охай, бабуля, охай.
Твоя маленькая принцесса,
как взрослая, позирует прессе.
Щёлкают объективы.
Ты даже планеты красивей!
Ладушки, ладушки,
сколько нас у бабушки?
Ну-ка, быстро сосчитай,
рот на пса не раскрывай!
Ладушки, ладушки,
сколько нас у бабушки?
Поскорее отвечай,
мать с отцом не считай.
Ладушки, ладушки,
скажи-ка своей матушке:
— Надоело нам так спать,
пора кроватки покупать!
Сердце — это мама,
сердце — это ты,
сердце — это папа
и все твои мечты!
Ты пока не взрослый,
тебе немного лет,
но это очень просто —
любить весь белый свет!
Лучше мамы нет на свете
никакого существа.
Моя мама — тёплый ветер!
Хорошо, что ты пришла,
а то устал я жить один,
когда ушла ты в магазин.
Дед — моряк. А я причём?
Я так очень был притом.
Дед любил меня сажать
в таз пластмассовый, пускать
плавать в море кораблём
и смеётся: «Потонём!»
Я терпел это лет десять,
а потом подумал, взвесил:
если дед дурной у нас,
пусть бабулю садит в таз!
Народился богатырь,
назовём его Батый!
— Нет!
А как?
Народился богатей,
наречём Еремей!
— Нет!
Ну ладно. Народился батрак,
назовётся кое-как.
— Нет!
Опять ваша взяла!
Царица ночью родила…
— Нет!!!
Кто же тогда
народился у царя?
— А родился у нас
сын мужицкий, просто Стас!
Россия была красивой,
Россия всегда цвела!
А Маша её любила,
Мария жила, росла.
И дорастая до мамы,
пошла гулять по полям,
а людям в уши шептала:
— Я счастья желаю вам!
— На земле умов немало,
только ты умнее всех! —
про меня сказала мама
и оставила без всех.
От великого ума
я вареньице нашла.
Нашла, так надо кушать,
некого тут слушать!
Полбанки я осилила,
умом самая сильная
стану я теперя:
глюкозная потеря
не грозит моим мозгам.
Вот и учёная я вам!
Я своей Маруське
почитаю сказку:
— Ты, моя Маруська,
по окну не лазай!
Мы с тобой подружки,
но тут сидеть опасно,
можешь навернуться,
знаешь же прекрасно!
Кошка хитро отвечала:
— Я, дитё, как-то не знала,
что кошкам вредно гулять по крышам,
а вот таких, как ты, малышек
совсем недавно мать ругала
за подоконник, я видала!
Рок-музыкант мой папа.
И я времени даром не тратя,
то пою, то танцую,
то гитару свою лупцую!
Я играю даже на синтезаторе.
Стану рок-звездой обязательно
еще круче отца, знаменитей,
как «Человек-паук»! … Ой, простите.
Молочные реки, кисельные берега
растекаются, мамы нету пока,
раскидываются, расплёскиваются,
до рта не дотекая, выплёскиваются!
Хороша река
из белого молока,
хороша, но мало.
Чего-то тут не хватало.
Загляну-ка в холодильник
и колбаску там утырю!
Дети бывают разные:
чёрные, белые, крашенные,
игривые и плаксивые,
милые и красивые.
Ребенку любого роста
жить в этом мире непросто:
кроме гадов ползучих,
кроме тварей летучих
и плавающих неприятных,
есть ещё взрослые непонятные.
Вот чего от них ждать? Не знаю.
Лучше я их напугаю!
Когда родители спят, а ты нет,
то надо чем-то серьёзным заняться:
нет, не дома прибраться,
а взять фломастер тихонько
и сначала легонько,
а потом уж в полную силу
сделать квартиру красивой!
И лучше, если обои совсем дорогие,
потому как обои старенькие и простые
не произведут на маму впечатления —
мама от них устала. Рисуй без сомнения!
Хороша водичка!
Но мыло на личико
щиплет глазки.
Был бы водолазом,
надел маску.
А пока не водолаз я,
тренировка в самый раз!
— Мам, а водолазы в тазах моются?
— Нет, сынок, но нам надо готовиться!
— Они не моются никогда?
Ведь и так кругом вода.
— Да, сынок, конечно, да.
Исписала все страницы
жёлтым, красным, лица, лица…
Исписала все тетради
спереди и сзади.
С моим почерком не сладит
даже сам китайский бог.
Я рисую «кабы сдох»!
Я рисую Кабысдоха,
он умеет только охать.
Я рисую крокодила,
ковыляет он по Нилу.
Вот и всё, пошла я спать.
Будет мамочка ругать —
я изгадила отчёты
и бухгалтерские квоты.
Ну и ладно, ну и пусть,
зато во сне не ходит грусть.
Не стоит матери гулять,
когда доча хочет спать!
Любопытство — не порок,
когда вас через порог
злые люди не пускают.
Что там, что там? Кот не знает.
Надо в дверь постучать
и назидательно сказать:
— Открывайте двери нам,
а то устроим та-ра-рам!
Дверь тихонько отперлась
и страшной мордою на нас
небритый дядька с бородой:
— На обед кто хочет мой? —
он хватает меня
и за шкирку кота.
Стоп, стоп, стоп. Так не пойдёт!
Вернёмся мы к стиху вперёд.
Любопытство — не порок,
но мы не ходим на порог
на чужой, на чужой,
где страшный дядька с бородой!
Если мамочки нет дома,
а ты один с какой-то няней
молодой и беззаботной,
и которая не хочет
поиграть с тобой немножко,
а чужого парня просит
заглянуть к вам на часок.
Ты закройся тихо в ванной
и звони скорее папе,
маме, бабушке и деду,
и полиции родной!
Сын за отца не в ответе,
но есть вещи на свете
самые, самые важные!
Если сын и отец отважные,
то маме бояться нечего,
ведь целых два человечища
за неё в бой, драку полезут,
и пока не добьют, не слезут.
Бедная, бедная мама —
хулиганье воспитала.
Я большущая акула!
Это мамочка смекнула:
в костюм одела и сижу,
плавать в этом не могу.
Что же это за акула,
что воды и не глотнула?
Мама, мама, помоги,
ты с меня это сними!
Я не акула — человек,
человеком буду век.
Побегу купаться,
и папке не угнаться!
Детям конфеты вредны,
доводят они до беды.
Вредные вырастают дети,
влюблённые в эти конфеты.
И даже некрасивые они вырастают:
зубы у них выпадают,
цвет лица становится шоколадный
и характер прохладный.
Что теперь надо сказать?
— Мам, пойдём шоколад покупать!
Ангел в небе тихо ходит,
шепчет людям: «Не балуйте!»
Назло ему своим мы детям
никогда не скажем: «Нет!»
Потому как баловаться
уж кому-то точно надо.
Ну а ежели не детям,
так и вовсе некому.