Детство Скарлетт

Глава 1

Среди всех соседей Джеральда О’Хара особой надменностью выделялись гордые Макинтоши.

Они держались довольно замкнуто и трудно было сказать почему, но все-таки Джеральд и Эллин решили, что крестной Скарлетт станет миссис Макинтош. Может быть, немного тщеславному Джеральду О’Хара польстило, что такая родовитая и светская женщина как миссис Макинтош, будет крестной их первого ребенка.

Миссис Макинтош с радостью согласилась исполнить столь почетную обязанность. Конечно, она немного свысока смотрела на грубоватого Джеральда О’Хара, но ничем, кроме своих изысканных манер, не давала окружающим почувствовать свое превосходство над ними.

Оно просто ощущалось без слов, ведь благородным человеком можно только родиться, а потом никакое воспитание не привьет идеально хороших манер.

Миссис Макинтош никогда не забывала о своих обязанностях крестной. Несколько раз в год она наведывала Тару, чтобы сделать подарки своей крестнице Скарлетт.

Вот и теперь миссис Макинтош выехала из своей усадьбы, направляясь в Тару. Ее огромное ландо, иссиня-черное, в меру блестящее, мягко катилось по пыльной дороге, и невзрачные лачуги рабов-негров по сравнению с ним казались крошечными.

Всегда при виде загадочно поблескивающего ландо миссис Макинтош, на дорогу выбегали ребятишки — полуголые негритята, чтобы полюбоваться экипажем и его владелицей. Приложив ладони ко лбу, чтобы защитить себя от палящего знойного солнца, дети провожали миссис Макинтош восхищенными взглядами.

Не так-то часто в этих краях можно было видеть столь роскошный экипаж, не так уж часто миссис Макинтош покидала свою усадьбу.

Когда ее ландо остановилось возле дома мистера О’Хара, с козел соскочил вышколенный грум и распахнул дверцу ландо. И миссис Макинтош появилась во всем своем великолепии.

Она и в самом деле была очень красива: высокая и стройная, настолько неестественно высокая и стройная, что в своих модных нарядах она выглядела совсем, как картинка из журнала.

Выбравшись в Тару, она решила надеть довольно строгий наряд. На ней было надето черное платье, отделанное по краям манжетов, карманов, отворотов и вдоль швов тончайшим красным кантом и тонкими полосками золотистых кружев. А высоко повязанный муслиновый платок охватывал шею и ниспадал замысловатыми складками, колыхался между отворотами воротника, словно лениво покачивающиеся плавники экзотической рыбы. На ногах у миссис Макинтош были ярко-красные туфли и красная же искорка мелькала в отделке перчаток, доходящих до локтей, и повторялась в отделке изысканной шляпы.

Она вышла из ландо и, повернувшись к своей служанке-негритянке, сказала:

— Ну, Салли, ты, видно, совсем не торопишься.

А Салли, которая в этот момент, нагнувшись, подбирала разбросанные по всему ландо пакетики и свертки — подарки крестнице своей госпожи — подняла голову.

— Иду, мэм, — поспешила сказать она, торопливо хватая букет белых роз и сверток.

Впопыхах она уронила коробку с шоколадным пирогом.

Миссис Макинтош рассмеялась:

— Ты, Салли, глупая, — сказала она, и в ее глубоком вибрирующем голосе прозвучали чарующие, насмешливые нотки. — Вылезай скорее, а остальные пакеты и подарки пусть возьмет Роб, — указала она рукой на своего грума.

— Слушаюсь, мэм, — ответил тот.

Но хозяйка никогда не была до конца довольна своими слугами, она всегда считала своим долгом растолковать им очень подробно, что им предстоит сделать.

— Будь добр, возьми пакеты, Роб, — уже другим тоном добавила она, поворачиваясь к груму и добавила, — пожалуйста.

Взгляд миссис Макинтош, обращенный к груму, был доверчивым, а улыбка просящей, почти томной.

— Пожалуйста, Роб, — повторила она, словно бы речь шла о величайшей любезности с его стороны.

Это была обычная манера изъясняться миссис Макинтош. Ей нравилось вносить в любые отношения, пусть даже это были отношения госпожи и ее раба, нотку дружеской откровенности.

Выбираясь в Савану, она так болтала с продавщицами галантерейных лавок об их возлюбленных, улыбалась слугам так, словно хотела сделать их своими друзьями, даже беседовала на философские темы с управляющим своего поместья.

Она раздавала конфеты мальчишкам-рассыльным, когда те приходили в ее дом в Саване, извещая, что готово очередное платье.

А особо миловидных мальчиков она даже награждала материнским поцелуем. По ее собственным словам, ей хотелось установить контакт с простыми людьми.

Конечно, мистер Макинтош далеко не всегда был доволен таким проявлением чувств со стороны своей жены. Но миссис Макинтош умела так улыбаться, что все возражения мужа тонули в нежности, которую он начинал испытывать к своей жене, только завидев ее улыбку.

Она любила заглянуть в души людей, выудить все тайны из сердец. Она старалась на всех, независимо, были ли это благородные люди, торговцы или же рабы, производить впечатление, всем нравиться и внушать к себе обожание с первого взгляда.

Правда, это не мешало миссис Макинтош устраивать скандалы продавцам, если не удавалось сразу же угодить ей, и осыпать бранью слуг, когда они недостаточно быстро являлись на ее зов. Она могла назвать мошенником и вором нерасторопного управляющего или же выставить за дверь рассыльного, доставляющего подарки от человека ей неприятного. В таком случае мальчишки-рассыльные уходили и без конфет, и без материнского поцелуя, и без чаевых.

— Пожалуйста, Роб, прихвати остальные коробки, — взгляд миссис Макинтош как бы добавлял, «сделай это ради меня».

Ее бледно-голубые глаза, выразительно поблескивали из-под длинных ресниц. Прямая линия нижних век подчеркивала плавный изгиб верхних.

Грум миссис Макинтош был очень молод и только недавно занял свое место. Он не выдержал такого взгляда своей госпожи, покраснел и потупил глаза.

Салли, бросив на произвол судьбы шоколадный пирог и другие угощения, вышла из ландо. Обеими руками она прижимала к груди свертки и цветы.

Посмотрев на свою служанку, такую маленькую по сравнению с букетом роз, миссис Макинтош улыбнулась.

— Ты, Салли, похожа на розовый куст, — нежно сказала миссис Макинтош, — дай я тебе помогу.

И она взяла у своей чернокожей служанки розы, оставив ей пару коробок и большую куклу, предназначенную для ее крестницы Скарлетт.

Роб распахнул ворота, и они все втроем пошли по кипарисовой аллее.

— Где же миссис О’Хара? — спросила миссис Макинтош, и в ее голосе звучали разочарование и затаенный упрек.

Очевидно, она ожидала, что ее встретят у самых ворот поместья и торжественно проведут по саду.

— Наверное, она занята детьми, мэм, — осторожно заметила Салли, бросая поверх пакета беспокойные взгляды на миссис Макинтош. — Когда маленькие дети в доме, очень трудно поступать так, как хочется, и от себя уже не зависишь, правда, мэм?

— И все же как жаль, — заметила миссис Макинтош, — что миссис О’Хара не встретила нас у ворот.

Но все-таки, миссис Макинтош поспешила назвать Эллин невнимательной и неблагодарной.

Дверь дома шумно распахнулась, и на крыльце появились Мамушка, Скарлетт, а за ними Эллин. Они заспешили навстречу своей гостье.

— Ради бога, извините меня, миссис Макинтош, — воскликнула Эллин, — но поймите, Скарлетт как раз расплакалась, и мне пришлось…

Но миссис Макинтош не дала ей договорить.

Мимолетная тень сбежала с ее лица и оно вновь засветилось радостью. Миссис Макинтош восторженно улыбнулась Эллин О’Хара. Узкие щелочки глаз засияли из-под прищуренных век, заискрились чарующей насмешливостью.

— Миссис О’Хара, посмотрите только на Салли, — произнесла она, кивая на свою служанку. — Нагрузилась пакетами так, что боится растерять их. А вот и несколько жалких цветков от меня, — она поднесла огромный букет роз к губам, поцеловала их и коснулась полураспустившимися бутонами щеки маленькой Скарлетт.

— А как поживает моя восхитительная крестница? — она взяла руку девочки и поцеловала ее.

Четырехлетняя Скарлетт смотрела на нее большими серьезными бесстрастными глазами, такими бесстрастными, что казалось, они полны глубокого осуждения, точно у ангела, смотрящего на грешника.

— Здравствуйте, миссис Макинтош, — произнесла она своим торжественным детским голоском.

— Милая крошка, — сказала миссис Макинтош и больше ни разу на нее не взглянула, ее мало интересовали дети. — А как вы, моя дорогая, как у вас идут дела? — обратилась она к Эллин и поцеловала ее в щеку.

— Благодарю вас, миссис Макинтош, хорошо. К сожалению, Джеральд не смог вас встретить, он уехал на дальние плантации, — как бы предупреждая вопрос миссис Макинтош, извинилась за своего мужа Эллин.

— А, у них, мужчин, всегда какие-то дела и никогда не хватает времени на жен, — улыбнулась миссис Макинтош.

Гостья, взяв Эллин за плечо и слегка отстранив от себя, некоторое мгновение рассматривала хозяйку Тары.

— Вы чудесно выглядите, моя дорогая, — заметила она, — хорошеете с каждым днем.

Миссис Макинтош сунула огромный букет белых роз в полусогнутую руку молодой матери. Другой же рукой Эллин О’Хара прижимала к себе Скарлетт.

— Вы, миссис О’Хара, просто Мадонна! — воскликнула миссис Макинтош и, поискав взглядом кого-нибудь, кто, мог оценить ее комплимент, обратилась к Мамушке. — Ну, можно ли представить себе что-нибудь более очаровательное!

Мамушка согласно закивала и улыбнулась, правда, не очень-то искренне. Она недолюбливала надменную и чопорную миссис Макинтош.

Она-то прекрасно знала цену ее комплиментам и ужимкам.

— Вы, миссис О’Хара, очаровательно молоды. Нет, невозможно было бы сказать, не зная вас, что вы мать троих детей, хозяйка такого огромного поместья. Это просто непростительно так молодо выглядеть.

Эллин О’Хара вспыхнула, смущенная слишком откровенными похвалами миссис Макинтош.

И не только излишняя скромность была причиной того, что ее щеки залились краской. Настойчивое восхищение чрезмерной юностью немного унижало Эллин О’Хара. Ведь ей хотелось выглядеть более представительной, ведь она прекрасно понимала, что ее юный вид обусловлен ее нарядом. Она в точности не знала, когда к ним приедет миссис Макинтош, и не надела подходящего платья.

Сейчас на Эллин было довольно простое платье в яркую полоску и к тому же ее волосы были уложены наспех. Если бы она только знала, что миссис Макинтош приедет именно сегодня, она бы сделала себе подобающую прическу, надела бы свою самую дорогую шляпку.

И Эллин с укором посмотрела на Мамушку, ведь это та сегодня с утра посоветовала надеть ей это довольно простое платье. И занимаясь младшими дочерьми Эллин, Мамушка не удосужилась ей сделать подобающую прическу.

Но тут Эллин вспомнила о существовании Скарлетт. Та сжала ей пальцы своей маленькой ладонью. Порывисто повернув голову, Эллин О’Хара поцеловала детскую бархатистую розовую щечку. Кожа была гладкая, нежная и прохладная, как лепесток.

Мысль о Скарлетт заставила ее вспомнить о Джеральде. Она представила, как он приедет домой с дальних плантаций уставшим, поцелует Скарлетт в щеку, точно так же, как поцеловала и она.

Миссис Макинтош любовалась тем, как женщина нежно целует свою дочь. Ей было необыкновенно приятно смотреть на них.

«Какие они очаровательные, — подумала она, — какие нежные и прелестные».

Она хоть и не любила детей, все же гордилась тем, что она — крестная мать Скарлетт. Ведь та была такой миленькой.

Единственное, от чего не могла отделаться миссис Макинтош, так это от неприязни к Джеральду О’Хара. И она радовалась, что того сейчас нет в доме. Ведь она, которая часами могла вести непринужденный светский разговор, терялась в присутствии этого неотесанного ирландца.

Джеральд одним своим неосторожным замечанием мог вогнать в краску любую женщину. И миссис Макинтош немного жалела Эллин за то, что та стала супругой Джеральда. Она понимала, что этот рискованный скоропалительный брак с Джеральдом О’Хара был вызван не любовью, а скорее всего другими, покрытыми для нее тайной причинами.

Прошло уже около пяти лет как Эллин и Джеральд женаты. Но даже, не смотря на это, миссис Макинтош не могла отделаться от чувства, что Эллин не повезло с мужем. Однако, все же она не забывала о своей роли крестницы и время от времени появлялась в Таре. Она была типичной крестной и часто любила повторять: «Нет больше удовольствия в мире, чем делать людям добро».

— Милая девочка, — сказала миссис Макинтош, наклоняясь и обнимая Скарлетт.

Она сразу же почувствовала себя глубоко растроганной. Прекрасное ощущение — обнимать ребенка, хоть и чужого. Нечто подобное миссис Макинтош испытывала в церкви, когда священник читал нагорную проповедь или притчу о неверной жене.

— Милая девочка, — голос миссис Макинтош, обычно такой звучный, слегка задрожал, и она еще крепче прижала к себе Скарлетт.

Но та недовольно уперлась кулачками в плечи крестной и высвободилась из ее объятий.

Когда миссис Макинтош и Эллин О’Хара уже сидели в гостиной, разговаривая о нарядах и видах на урожай, Скарлетт, наконец, занялась куклой. Она ее держала в руках и недовольно кривила рот.

— Ты только посмотри, Скарлетт, какая замечательная кукла, — сказала миссис Макинтош, заметив, что девочка не очень довольна подарком.

— Такая красивая! — принялась уговаривать старшую дочь Эллин.

На взволнованных лицах женщин было написано смущение. Кто же мог предвидеть, что Скарлетт не понравится кукла.

— Я хотела лошадку, — сказала девочка, абсолютно не смущаясь тем, что своим замечанием вгоняет в краску миссис Макинтош и мать.

А ведь миссис Макинтош собственноручно выбирала эту куклу во время своей последней поездки в Савану. Кукла была совсем особенная и сделана с большим вкусом. Черные волосы, а вместо глаз — кружочки белой кожи и черные ботиночные пуговицы.

— Посмотри, какая милая кукла, — пыталась уговорить Скарлетт Эллин.

Она взяла куклу на руки и принялась убаюкивать, как будто та была живой.

— Если ты, Скарлетт, не перестанешь капризничать и дуться, я отдам эту прекрасную куклу Сьюлен.

Скарлетт, заслышав угрозу, тут же взяла куклу к себе на руки. Но выражение ее лица ничуть не изменилось, она все так же продолжала кривить губы.

А миссис Макинтош решила продемонстрировать еще одно достоинство своего дорогого подарка.

— А если дернуть за этот шнурок, — сказала она, — то кукла заплачет.

Она приподняла складку кукольного платья и дернула за тонкий шелковый шнурок. Кукла протяжно всхлипнула.

Скарлетт не выпускала куклу из рук, но смотрела на свою крестную исподлобья.

— А я хотела лошадку, — настойчиво повторила девочка, — с настоящей гривой и хвостом, так, чтобы можно было заплетать ленты.

— В следующий раз, дорогая, — уже теряя терпение, сказала миссис Макинтош, — а теперь обними и крепко поцелуй свою куклу. Бедная, смотри какая она грустная! Кукла тоже недовольна, что ты пренебрегаешь ею.

У Скарлетт задрожали губы, лицо исказилось от горя. Она расплакалась.

— Я хочу лошадку. Почему вы, миссис Макинтош, не привезли ее мне? Ведь я говорила маме, — и Скарлетт осуждающе дернула руку Эллин.

— Бедная девочка, — сказала миссис Макинтош, — в следующий раз я обязательно привезу ей лошадку.

— Нет, нет, — взмолилась Эллин, — поверьте, дорогая, она уже любит свою куклу. Не понимаю, что это ей взбрело в голову? — и она вновь принялась уговаривать Скарлетт.

Та упрямо мотала головой, не соглашаясь с тем, что кукла куда лучше игрушечной лошадки.

— Бедная девочка, — повторила миссис Макинтош, — как я ее понимаю.

А Эллин вновь принялась извиняться за Скарлетт. Румянец заливал ей щеки, она даже немного сбивчиво говорила от волнения.

А миссис Макинтош в это время думала:

«Все-таки как плохо воспитана девочка, избалованная и пресыщенная. А ведь я так старательно выбирала куклу — настоящее произведение искусства. Наверное, все-таки, придется мне поговорить с мистером О’Хара ради Эллин и ради ее Скарлетт. Скорее всего, это влияние няни-негритянки, этой Мамушки, как они ее здесь называют. До чего невоспитанная и вульгарная особа! Я понимаю Эллин, ей не хотелось бы расставаться со служанкой, ведь та воспитывала ее с детства. Эллин еще настоящий ребенок, хотя и родила уже троих детей. Хоть мне и неприятен мистер О’Хара, нельзя отрицать, что он решительный человек и может быть, после того, как я поговорю с ним, он примет решение удалить эту ужасную Мамушку от Эллин. Хотя, конечно, Эллин очень обидчива. И как глупо, что она сама не понимает, что ей нужно. Да, наверное, придется поговорить с мистером О’Хара, и он спокойно объяснит все своей жене, когда они останутся вдвоем, поскольку говорить самой Эллин о том, что Мамушка плохо на нее влияет, бессмысленно».

А Эллин тем временем, уже отчаявшись уговорить Скарлетт, убедить ее в том, что кукла великолепна, пустилась на хитрость.

— Посмотри, какую великолепную книжку принесла тебе миссис Макинтош, — она поманила к себе девочку, показывая ей книжку с яркими картинками. — Посмотри, — и она начала соблазнительно перелистывать картинки так, чтобы Скарлетт видела рисунки.

— Не хочу смотреть! — ответила девочка, полная решимости.

Но в конце концов, она не смогла устоять перед картинками.

— Что это такое? — спросила она, все еще делая вид, что книга ничуть ее не интересует.

Тут в разговор, поняв хитрость Эллин, вступила миссис Макинтош.

— Хочешь, я почитаю тебе одно из прелестных стихотворений? — спросила она, платя добром за неблагодарность маленькой Скарлетт.

— Конечно же хочет! — воскликнула Эллин, с жаром, за которым скрывалась тревога, что Скарлетт вновь заупрямится и начнет говорить, что кукла и книжка абсолютно ее не интересуют.

— Пожалуйста, миссис Макинтош, почитайте.

Эллин пристально смотрела на Скарлетт, как бы умоляя ее взглядом, чтобы и та попросила крестную почитать. Но Скарлетт молчала.

— Может, тебе не интересно? — спросила миссис Макинтош.

Скарлетт промолчала и на это. Она ничего не ответила, но когда Эллин попыталась отдать книжку в руки миссис Макинтош, она оказала сопротивление.

— Моя книга! — проговорила она голосом, полным возмущения.

— Тихо, тихо, — сказала Эллин и погладила Скарлетт по головке. — Дай книжку, миссис Макинтош тебе почитает.

Скарлетт неохотно выпустила книжку из рук.

— Так, что же мы будем читать? — спросила миссис Макинтош, перелистывая страницы книжки.

Ее пальцы дрожали от волнения, она никак не ожидала такой реакции Скарлетт на свои подарки. Ведь она-то была уверена, что девочка будет радостно перебирать все привезенное, будет благодарить, восхищаться, а этого не произошло.

— Может, это? — робко предложила Эллин и показала на небольшое стихотворение, под которым была изображена девочка в шикарном бальном платье.

— Нет, — твердо сказала девочка.

Но тут миссис Макинтош нашлась.

— Мне как-то говорила твоя мама, что ты очень любишь кошек.

Скарлетт немного настороженно и с сомнением посмотрела на миссис Макинтош. Она никак не могла себе представить, что ее мать могла выдать ее тайну крестной.

— Я думаю, — сказала миссис Макинтош, — будет лучше всего почитать стихотворение «Киса и сыч».

— Да, — подхватила Эллин, — мне кажется, лучше всего начать с «Кисы и сыча», это будет понятнее Скарлетт.

Миссис Макинтош было засомневалась, но Эллин вновь принялась упрашивать свою старшую дочь.

— Ты ведь хочешь послушать про кису, верно, моя родная?

Скарлетт кивнула матери без всякого восторга.

— Милая крошка, — сказала миссис Макинтош, — сейчас ты услышишь про свою кису, мне ведь тоже нравятся эти забавные зверьки и нравится это стихотворение.

Скарлетт с сомнением смотрела на свою крестную. Она и сама ей напоминала кошку.

А миссис Макинтош отыскала нужную страницу и объявила:

— Киса и сыч.

Миссис Макинтош, еще до своего замужества, когда жила в Саване, изучала искусство декламации под руководством лучших репетиторов и очень любила выступать на благотворительных вечерах.

Пока она переходила от названия к самому стихотворению, Скарлетт не удержалась и спросила у матери:

— А что такое сыч?

После того, как ее прервали, миссис Макинтош стала молча репетировать. Она читала, лишь шевеля губами, беззвучно проговаривая стихотворение, ожидая, когда Эллин объяснит своей несмышленой дочери, что же такое сыч, ведь сама миссис Макинтош толком бы не смогла этого сказать.

— Сыч — это такая большая забавная птица, — ответила Эллин и одной рукой обняла дочь, она надеялась, что так ей удастся заставить ее лучше себя вести.

Больше сказать о сыче Эллин не могла. Ведь она, женщина, выросшая в городе, слабо себе представляла, что это за птица.

— А они кусаются? — спросила Скарлетт.

— Только тогда, когда люди их дразнят.

— А зачем люди их дразнят?

— Тише! — не выдержала, наконец-то, Эллин, — теперь ты должна слушать, а миссис Макинтош прочитает тебе чудесную сказку про сыча и кису.

Таким образом, переложив всю ответственность за поведение Скарлетт на ее крестную, Эллин тоже подперла щеку кулаком и приготовилась слушать.

А миссис Макинтош, наконец-то, изучила стихотворение полностью.

— До чего очаровательно! — сказала она, ни к кому не обращаясь, ее язык и губы улыбались. — Право же, здесь столько поэзии, хотя это и чистейшая чепуха. Но, в конце концов, милая, что такое поэзия, как не чепуха, божественная чепуха?

Эллин кивком выразила свое согласие. Ей не терпелось, чтобы миссис Макинтош скорее начала читать стихотворение и тогда, может быть, Скарлетт перестанет вырываться из ее объятий.

— Что ж, начинать? — переспросила крестная.

— Да, — поспешила с ответом Эллин, не переставая поглаживать шелковистые волосы девочки.

Скарлетт немного затихла.

И тогда миссис Макинтош начала:

Миссис Макинтош делала между словами короткие паузы, а потом вновь принималась читать с воодушевлением. Ее звучный голос взлетал и сразу же переходил на низкие ноты.

— А что такое «челнок»? — вставила Скарлетт.

Элин сильнее прижала ее руку к головке, словно бы желая притушить разгорающееся детское любопытство.

— Тише, тише, — зашептала она на ухо девочке.

А миссис Макинтош ничего не оставалось, как не обращая внимания на вопросы Скарлетт, после небольшой драматической паузы декламировать вторую строфу:

В глубоком голосе миссис Макинтош, который трепетал, слышались отзвуки сладострастной тропической ночи, а Скарлетт в это время успела вставить следующий вопрос:

— Мама, что такое «сердечный недуг»?

— Тише, тише, Скарлетт, — Эллин почти физически ощущала, как любопытство дочери словно просачивается между ее пальцев.

Но миссис Макинтош была выше этих немного нетактичных вопросов Скарлетт. Она решила вести себя с достоинством и поэтому сверкнула своими украшениями, приложила утонченную белую руку к сердцу и закатила глаза к воображаемым звездам.

Ее голос перешел с высоких нот на низкие.

— Мама, — попыталась снова вырваться Скарлетт, — разве сычи любят кошек?

— Не надо разговаривать, Скарлетт, помолчи, — шептала Эллин, уже теряя терпение.

— Мама, но ведь ты же говорила мне, что кошки едят птиц, я даже сама видела, как Кэтти съела воробья.

— Скарлетт, это совсем другие кошки, в стихотворениях кошки одни, а в жизни другие.

— Мама, но ты ведь сама мне так говорила, я сама видела…

Миссис Макинтош, чтобы прервать этот спор, начала декламировать третью строфу.

Миссис Макинтош ожесточенно жестикулировала, показывая все переживания бедной киски, вызванные предложением сыча.

Скарлетт, склонив голову набок, смотрела на свою крестную, как на сумасшедшую.

А та продолжала декламировать:

Скарлетт не выдержала.

— Мама, а что такое «чужедальний»?

Ведь в этом стихотворении было столько незнакомых для нее слов.

Миссис Макинтош слегка повысила голос, чтобы заглушить вопросы Скарлетт, и продолжала декламировать. Она хотела прочитать стихотворение так, чтобы показать свое превосходство над Эллин. А Скарлетт не давала ей читать спокойно, все время сбивала какими-то глупыми вопросами.

Скарлетт тут же перебила миссис Макинтош.

— Но мама…

Крестная повысила голос.

— С огромным… — и она рукой описала в воздухе сверкающий круг.

— Мама! — от нетерпения Скарлетт пришла прямо-таки в ярость, она трясла Эллин за руку, — мама, почему же ты мне не объясняешь, что такое «в чужедальнем»?

— Ты должна подождать, — Эллин приложила палец к губам, — тише, тише, ты ведешь себя неприлично.

Как ей хотелось, чтобы ее дочь была послушным, воспитанным ребенком!

«Что может подумать миссис Макинтош? Ведь потом она всем расскажет, какая невоспитанная девочка растет в семье О’Хара».

И Эллин уже представляла, с каким удовольствием миссис Макинтош будет говорить о том, что ее муж Джеральд совсем неотесанный ирландский мужик и что он сумел своим влиянием испортить ребенка.

А миссис Макинтош, сделав над собой огромное усилие, продолжала:

Эллин, поняв, что Скарлетт не отвяжется от нее, ведь та все сильнее и сильнее дергала ее за руку, принялась объяснять шепотом:

— Чужедальний — это значит чужой и далекий, — шептала она на ухо Скарлетт.

И с трепетом тайным сыч молвил:

Миссис Макинтош читала с таким чувством, что благодаря мечтательным ноткам в ее голосе, «по долам и горам» прозвучало, как что-то волшебное, голубое и романтическое:

Скарлетт вновь не выдержала:

— Мама, а что такое «в интимном»?

— Тише! — Эллин уже закрывала ей рот ладонью.

А Скарлетт крутила головкой из стороны в сторону и все выпытывала:

— Что такое «в интимном»?

А миссис Макинтош, не обращая на нее внимания, продолжала:

— Но почему ты все время говоришь мне тише и тише? — закричала Скарлетт, она так разозлилась, что начала стучать кулачками по коленям матери.

И в этот раз поведение ребенка было настолько скандальным, что миссис Макинтош, несмотря на свою светскую выдержку, вынуждена была хоть как-то отреагировать. Она, правда, ограничилась тем, что нахмурилась и поднесла палец к губам, как бы давая понять Скарлетт, что она ведет себя не совсем прилично.

Это подействовало, ведь все-таки девочка боялась посторонних.

И миссис Макинтош в более спокойной обстановке смогла продолжить:

Она произносила последние слова медленно, и ее поднятая рука усталой птицей опустилась на колени, когда она протяжно произносила «луны».

Но на Скарлетт это абсолютно не подействовало, наоборот, ей показалось, что миссис Макинтош смеется над ней. И она закричала так пронзительно, что последние слова стихотворения потонули в ее крике.

Миссис Макинтош после этого решила долго не задерживаться в доме Джеральда О’Хара, хотя Эллин и уговаривала ее остаться к обеду.

Последней каплей, переполнившей терпение крестной, были слова Скарлетт о том, что Мамушка рассказывает сказки лучше нее, да и сказки у нее куда интереснее и длиннее.

Светская женщина была крайне уязвлена и шокирована таким безапелляционным заявлением четырехлетней девочки. Она хотела как-то замять неловкость, но слов у нее не находилось.

И пока миссис Макинтош раздумывала, что бы такое сказать, Скарлетт громогласно заявила:

— Мамушка, когда рассказывает мне сказки, даже не смотрит в книжку. Она закрывает глаза, гладит меня по голове и рассказывает, и мне все понятно, мне никого ни о чем не нужно спрашивать. А если я чего и не понимаю, то Мамушка мне сразу все объясняет.

Миссис Макинтош приказала своей служанке Салли отыскать грума и готовить экипаж к отъезду.

Пока крестная следила в окно за тем, как грум готовит экипаж к отъезду, Эллин немного извиняющимся тоном обратилась к своей соседке:

— Извините, дорогая, что так получилось. Но я сама не знаю, что временами находит на Скарлетт. Обычно она очень послушная и милая.

— Да, я успела это заметить, — холодно ответила миссис Макинтош и все-таки не удержалась, чтобы добавить: — По моему, милая, вам стоит поменять ей воспитательницу.

Эллин вспыхнула. Она понимала, что лучше воспитательницы, чем Мамушка, ей не найти. Но в то же время, попадая в общество, она стеснялась своей ужасно толстой и неповоротливой служанки, стеснялась ее громогласного голоса и безаппеляционных заявлений. Ведь Мамушка никогда не стеснялась в выражениях и говорила всегда то, что думает, а это не всегда приходилось по вкусу слушателям.

— По-моему, ваша дочь, дорогая, страшно избалована, — произнесла миссис Макинтош.

Правда, это обвинение носило очень абстрактный характер, но Эллин сейчас же принялась извиняться за то, что по ее мнению было конкретным проступком Скарлетт.

— Конечно, миссис Макинтош, — говорила она, — но мне кажется, в этом стихотворении и в самом деле много непонятных ребенку слов.

Миссис Макинтош была раздосадована вдвойне.

— В стихотворении? — говорила она, как бы не представляя, о чем идет речь. — О, я уже и забыла о том, что читала Скарлетт. По-моему, она не очень-то прилично вела себя, пока я читала. Конечно, может, в другое время она ведет себя и хуже…

Эллин виновато покраснела.

— Нет, в общем-то она послушная девочка…

— А вот мне показалось, что она бог знает сколько раз меня прерывала.

Эллин еще больше покраснела и больше не пробовала защищать свою дочь.

А миссис Макинтош, несколько смягчившись, рассмеялась.

— Дорогая, чего можно ожидать от такой малышки? Подрастет, и ее характер изменится, она станет более воспитанной, а потом, если вы отдадите ее в хороший пансион, ее манеры станут вполне светскими, такими же, как у вас.

И Эллин счастливо улыбнулась. Ведь она поняла: миссис Макинтош не держит зла на ее дочь. Ведь Скарлетт в самом деле вела себя не очень хорошо и могла вывести из терпения кого угодно.

— Миссис О’Хара, — обратилась миссис Макинтош к своей соседке, — я была бы рада видеть вас в своем доме, но вы такая домоседка… А может, муж не пускает вас в люди?

— Да нет, что вы, — смутилась Эллин, — Джеральд, наоборот, всегда настаивает, чтобы я ехала с ним, когда он отправляется к соседям. Но у меня маленькие дети, и вы должны, по-моему, прекрасно понять меня…

— Да, — немного поджала губы миссис Макинтош.

Ей хотелось сказать, что на такую воспитательницу, как Мамушка, детей оставлять небезопасно, но она не решилась сделать Эллин больно. Ведь она прекрасно понимала, что Мамушка воспитала Эллин с самых пеленок и поэтому та испытывает к ней почти такие же чувства, как и к родной матери.

Уже стоя на крыльце и прощаясь с хозяйкой дома, миссис Макинтош подчеркнуто вежливо произнесла:

— Передайте, дорогая, большой привет мистеру О’Хара и мои сожаления по поводу того, что я не застала его дома. Ведь мне так хотелось видеть его и поговорить с ним.

Эллин прекрасно понимала, что миссис Макинтош отдает дань светским приличиям, поблагодарила ее и вежливо предложила своей соседке приезжать в Тару в любое время, когда ей будет удобно, ведь она всегда будет здесь желанной гостьей.

Женщины поцеловались на прощанье, и миссис Макинтош уселась в свое отливающее черным лаком ландо.

Она махнула рукой на прощанье и пристально посмотрела в глаза Скарлетт. Но та не отвела своего взгляда. Маленькая девочка была упрямой и первой отвела взгляд в сторону миссис Макинтош.

«Нет, решительно нужно будет поговорить с мистером О’Хара», — решила она.

Кучер взмахнул кнутом, и лошади тронулись, унося миссис Макинтош к ее поместью.

— Мама, — дернула за руку Эллин Скарлетт.

— Что, моя дорогая?

— А почему у нас нет такого большого экипажа? Такого черного-черного и блестящего?

— Но у нас, Скарлетт, есть другой экипаж, тоже очень хороший. Мы же с тобой на нем катались.

— А я хочу, чтобы у нас был черный-черный и блестящий.

— А это, Скарлетт, ты скажи отцу.

— И он купит нам такой экипаж?

— Может быть.

— И мы тогда поедем в чужедальние края?

— А ты хочешь побывать в чужедальних краях?

— Нет, не хочу.

— Так значит, такой экипаж нам не нужен, — сказала Эллин.

Скарлетт пожала плечами, но тут же детское любопытство переключилось совсем на другое. Внимание Скарлетт привлек индюк, который чудом смог перебраться за изгородь с тыльной стороны дома и сейчас разгуливал по клумбе.

— Мама, смотри, индюк, — сказала Скарлетт, указывая рукой на пеструю большую птицу.

Эллин тут же поискала взглядом мальчишку-негритенка, в обязанность которого вменялось отгонять домашнюю птицу от изгороди полотенцем. И она увидела мальчонку, который совершенно забыв о своих обязанностях, гонялся со своим полотенцем за огромной размером с женские ладони, бабочкой, которая порхала с одного цветка на другой.

Глава 2

После ужина Эллин позвала к себе в спальню служанку. Мамушка вошла и замерла у двери.

Эллин сидела перед зеркалом и вытаскивала шпильки из волос.

— Может, помочь? — спросила Мамушка, сделав шаг.

— Погодин, я хочу с тобой немного поговорить о Скарлетт.

Мамушка, как бы понимая, о чем пойдет разговор, участливо покачала головой.

— Понимаешь, дорогая, она ведет себя очень плохо. Вот сегодня обидела свою крестную, миссис Макинтош.

— Ну и правильно сделала, — сразу же сказала Мамушка. — Она такая надменная и чопорная, просто невыносимо.

— Мамушка, замолчи, — одернула служанку Эллин, — ты не должна так говорить о наших соседях, тем более, миссис Макинтош очень достойная женщина.

— Знаю-знаю, какая она достойная. Это только на людях она хочет казаться такой, на самом деле она плохая женщина и совсем не леди.

— Мамушка, ты в этом ничего не понимаешь.

— Это я-то ничего не понимаю? — возмутилась служанка. — Да я за свою жизнь видела столько воспитанных и хороших женщин… И все они были совсем не такие, как эта надменная миссис Макинтош.

— Мамушка, перестань, ведь я хочу поговорить с тобой совершенно о другом, я хочу поговорить о Скарлетт.

— А что Скарлетт? — на лице служанки появилась озабоченность.

Ведь Скарлетт была ее любимой воспитанницей, ей она отдавала все свободное время.

— Понимаешь, дорогая, она совсем неуправляемая, перебивает взрослых, задает свои глупые вопросы.

— Конечно же задает! — возмутилась Мамушка. — Ей все интересно, ведь девочка еще много чего не знает. Ведь и ты, Эллин, была такой же, — сказала Мамушка.

Эллин, услышав о себе, улыбнулась.

— Неужели? Неужели и я так же переспрашивала, уточняла?

— Конечно, разве ты забыла, как по вечерам расспрашивала меня о всякой всячине? Я порой даже не знала, что тебе ответить.

Эллин немного смутилась.

— Но все равно, Мамушка, поверь, девочку надо воспитывать строже.

— Совсем ни к чему воспитывать ее строже. Со временем она станет очень хорошей девушкой, очень умной и воспитанной, такой вот, как и вы, господа.

— Нет, Мамушка, боюсь, такой как я она не станет, больно уж она вспыльчива и самолюбива. Вечно пристает со своими расспросами, перебивает взрослых, даже отцу не дает слова сказать.

— Ничего страшного, — сказала Мамушка, — мистер О’Хара любит свою дочь, и она любит отца. Так что ничего страшного я в этом не вижу.

— И все-таки, Мамушка, я хочу, чтобы ты с девочкой была немного построже, иначе она совсем отобьется от рук.

— Но ведь ты же не отбилась, — вновь вставила Мамушка, глядя на свою хозяйку.

— Что ты все вспоминаешь меня. Я совсем другой человек, а девочка на меня не очень-то и похожа.

— Да, — сказала Мамушка, — она вылитый мистер О’Хара. Такая же нетерпеливая и своенравная.

— А девушка, как ты понимаешь, Мамушка, не должна быть такой, она должна быть покладистой, мягкой, вдумчивой и очень спокойной, тогда она найдет себе хорошего жениха. И будет счастлива в жизни.

— Скарлетт и так будет счастлива.

— Я вижу, Мамушка, что ты остаешься при своем мнении, но все равно, я прошу тебя относиться к девочке построже, одергивать ее, не жалеть. И если что, рассказывай мне, а я буду разбираться с ней сама.

— Да не надо с ней разбираться. Она хороший, послушный ребенок.

— Хорошо, Мамушка, можешь идти и пригласи мою горничную. Я буду раздеваться.

— Спокойной ночи, Эллин, — сказала Мамушка, прикрыв за собой дверь.

Она тут же прошла в спальню к Скарлетт. Та сидела в постели, обложившись большими подушками. Рядом с ней лежала большая кукла, привезенная крестной.

Но на игрушку Скарлетт не обращала внимания.

Как только открылась дверь, и служанка переступила порог, девочка тут же обратилась к ней:

— Где ты так долго ходила, Мамушка? Я уже жду, жду тебя, все глаза проглядела, чуть не уснула.

— Ну вот я и пришла, моя маленькая, — сказала Мамушка, улыбнулась и села на кровать рядом с ребенком.

— А где ты была, Мамушка? — поинтересовалась девочка.

— Разговаривала с мамой.

— О чем ты с ней разговаривала?

— О тебе, — строгим голосом сказала Мамушка, — знаешь, дорогая, мне кажется, что ты себя плохо ведешь.

— Почему плохо?

— Мама говорила, что ты сегодня целый день ее не слушалась, задавала слишком много вопросов, не давала миссис Макинтош слова промолвить.

— Я давала, Мамушка, только она читала какие-то стихотворения, а мне это совсем не интересно.

— Ну и что, что не интересно. Воспитанная девочка должна слушать, когда разговаривают взрослые, и не мешать их разговорам.

— А она говорила какие-то непонятные слова и очень громко, почти кричала. А я не люблю, когда кто-нибудь кричит.

— Все равно, Скарлетт, ты должна была молчать.

— Не хочу молчать и не буду.

— Ах, ты не будешь слушаться?

— Не буду, — упрямо ответила девочка.

— Тогда я больше не буду рассказывать тебе сказки.

Скарлетт задумалась, на ее маленьком миловидном лице появилась озабоченность. Но она не хотела так легко уступить Мамушке.

— Тогда… тогда я не буду с тобой дружить.

— Это еще почему? — возмутилась служанка, пряча улыбку, которая появилась на ее широком лице.

— Потому что, Мамушка, ты меня совсем не любишь.

— Я тебя не люблю? — воскликнула негритянка. А кто же тогда тебя любит, скажи?

Скарлетт задумалась и потерла указательным пальцем висок. Она скопировала движение Джеральда О’Хара, когда тот пытался решить какой-нибудь сложный вопрос.

— Меня любит папа.

— Конечно, любит. Но и я тебя люблю.

— А ты меня не любишь. Ты со мной ссоришься! — воскликнула Скарлетт и засмеялась.

Мамушка тоже улыбнулась в ответ.

— Я тебя очень люблю, моя маленькая. Но все равно ты должна себя вести как очень примерная девочка. Я хочу, чтобы все соседи тебе завидовали и восхищались, чтобы все говорили, вот какая хорошая Скарлетт. Вот какая она умная и красивая.

— А я и так умная и красивая. И все меня любят.

— Нет, не все, Скарлетт, тебя любят. Вот например, миссис Макинтош.

— Она сама плохая, плохая, плохая… — громко затараторила Скарлетт, стуча розовым кулачком по подушке.

— Но ведь она привезла тебе подарки. А если не любила, то приехала бы с пустыми руками.

— А мне не нужны ее подарки. И эта кукла мне совсем не нужна.

И Скарлетт столкнула куклу со своей кровати.

Мамушка огорченно покачала головой.

— Видишь, Скарлетт, как плохо ты себя сегодня ведешь. Поэтому, сказку тебе сегодня рассказывать не буду.

— Ну, Мамушка, Мамушка, — на глазах девочки выступили слезы.

Настроение ребенка менялось каждую секунду. И Мамушка это прекрасно знала, она поняла, что сейчас Скарлетт может расплакаться, а утешить ее будет очень и очень непросто.

— Не расстраивайся, маленькая, конечно же, я расскажу тебе сказку. Только пообещай мне, как только я расскажу тебе сказку, ты закроешь глазки и уснешь.

— Хорошо, — согласилась Скарлетт, удобнее усаживаясь среди подушек.

— Нет, дорогая, ты должна лечь, положить ладошки под голову, и я буду рассказывать.

— Хорошо, — послушно повторила девочка и легла так, как сказала Мамушка, — рассказывай скорее, я же жду. А то вдруг я усну и ничего не услышу.

— Если ты уснешь, а это будет просто замечательно, я доскажу тебе сказку завтра.

— Как завтра? Ты еще не начала мне рассказывать.

— Сейчас-сейчас, начинаю. Видишь, во дворе уже темно?

— Да, — Скарлетт взглянула в окно, за которым плыли голубоватые сумерки. — А какую сказку ты мне расскажешь, Мамушка? Страшную или хорошую?

— Не знаю, — Мамушка пожала плечами. — Какую вспомню, такую и расскажу.

— Быстрее вспоминай.

Мамушка поудобнее устроилась рядом с девочкой, положила свою тяжелую ладонь на ее маленькое плечо и нежно погладила.

— Закрывай глазки, я начинаю.

— Закрываю, — кивнула головкой Скарлетт.

— Я расскажу тебе сказку про людоедов. Это хорошая сказка.

— Про людоедов? — воскликнула девочка. — А кто это такие?

— О, малышка, это очень страшные существа. У нас они не живут, они живут далеко-далеко…

— Где далеко? В чужедальних краях?

Мамушка изумленно посмотрела на девочку.

— Да-да, моя золотая, в чужедальних краях. Очень и очень далеко от Тары.

— Рассказывай, — требовательно попросила Скарлетт.

— Так, слушай…

«Однажды отправились людоеды на охоту и зашли очень далеко, в незнакомые края. Увидели они мальчиков, которые пасли скот, а мальчики не заметили людоедов, потому что на поле был сильный туман, такой густой, как белый дым от костров».

— Помнишь, какие костры жгут у нас на полях? От них поднимается ввысь такой густой белый дым, помнишь?

— Да, — робко промолвила Скарлетт, явно увлеченная началом сказки.

«Людоеды подкрались, взяли одного барана и пошли назад. Дома у этих людоедов жила девушка, которую они утащили раньше…»

— А что значит украли? — спросила Скарлетт и приподняла голову от подушки.

— Украли — значит взяли не свое и без спросу. Например, это платьице твое? — Мамушка указала рукой на платье Скарлетт.

— Да, мое, — ответила девочка.

— Вот, если я, когда ты спишь, тихо войду и возьму это платье…

— Как это? Оно мое, зачем ты его возьмешь?

— Ну просто, возьму и унесу, вот это и будет означать украсть твое платье.

— А-а, понятно. Это когда кошка крадет у собак еду. Да?

— Вот, правильно, молодец. Слушай дальше.

«Стали людоеды опять собираться на охоту. Девушке настрого приказали барана не жарить без них.

— Не жарь барана. А то, почуяв запах мяса, придут другие людоеды и утащат тебя.

Девушка испугалась.

А людоеды снова ушли очень далеко».

— В чужедальние края? — вновь спросила Скарлетт.

— Да, в чужедальние края…

«А девушка, оставшись одна, проголодалась. Пришло время обедать. Взяла девушка кусок мяса, зажарила его и поела. Почуяли запах мяса другие людоеды, зафыркали и сказали: — Ум, ум, ум, откуда этот вкусный запах? И по запаху пошли отыскивать место, где жарится мясо. Долго искали его.

А наша девушка вместе с людоедами жила в скале с двумя расщелинами, которые открывались и закрывались по слову владельцев скалы.

Подошли другие людоеды к этой скале, один из них сказал:

— Скала Тунжамбиле, откройся.

Но девушка услышала чужой голос, поняла, что это другие людоеды и прокричала:

— Прочь! Прочь! Пусть уходит отсюда длинноволосый людоед. Не он хозяин скалы…»

— Мамушка, а людоеды страшные? — шепотом спросила Скарлетт.

— О-о, очень страшные.

— И большие?

— Да, такие большие-большие.

— Больше тебя, Мамушка?

От такого вопроса Мамушка задумалась, как бы прикидывая, какие же на самом деле эти людоеды.

— Да, Скарлетт, они больше меня.

— Они, наверное, такие большие, как Порк?

— Нет, Скарлетт. Они еще больше Порка.

— Мамушка, я боюсь людоедов, они могут забраться в мое окно.

Девочка испуганно оглянулась на окно в своей спальне.

— Не бойся, девочка моя, я же тебе сказала, что у нас людоеды не живут.

— Тогда, ладно. Рассказывай дальше.

«Людоеды поняли, что так просто пробраться им в дом, где спряталась девушка, нельзя. Тогда один изменил свой голос…»

— Как изменил? — тут же последовал вопрос.

«Прижег себе язык, пришел к скале и заговорил тонким-тонким голосом, похожим на голос хозяина:

— Скала Тунжамбиле, откройся. Дай мне войти.

Скала и открылась. Людоеды вошли и съели мясо барана.

Испугалась девушка, задрожала от страха, а людоеды говорят ей:

— Мы пойдем на охоту, а ты оставайся здесь и жди нас.

Ушли и эти людоеды охотиться. Подумала девушка, подумала — вернутся людоеды и, наверняка, съедят ее. Лучше ей убежать. Взяла она горшок, насыпала в него кукурузы и ушла.

Вернулись людоеды и один из них говорит:

— Скала Тунжамбиле, откройся.

Но ответа не последовало, и скала не открылась. Снова приказал людоед открыться — и снова молчание. Поняли людоеды, что девушка убежала. Отправились они за ней в погоню. Долго они брели, вышли на дорогу и увидели рассыпанную кукурузу».

— А это была та кукуруза, которую взяла с собой девушка? — спросила Скарлетт.

— Да, наверное, та. Слушай дальше. Дальше самое интересное.

— Рассказывай, Мамушка, рассказывай.

«Стали людоеды подбирать кукурузу и есть ее. Потому что кукуруза — это любимое кушанье всех людоедов.

Девушка нарочно разбросала ее, она знала, когда людоеды за ней погонятся, увидят кукурузу, будут собирать ее, а она сумеет убежать от них подальше.

Так и случилось. Пока людоеды собирали кукурузу, девушка быстро бежала вперед. Когда людоеды съели всю разбросанную кукурузу, опять пошли в погоню за девушкой.

Та разбросала оставшуюся кукурузу и опять побежала вперед. Но вскоре девушка так устала, что уже не могла идти. Увидала она огромное дерево, влезла на него и спряталась в ветвях.

Пришли людоеды к дереву, они тоже устали и решили отдохнуть под деревом. Но случилось так, что людоеды подняли голову и увидали девушку. Обрадовались они, схватили свои топоры и давай рубить дерево.

Дерево уже готово было упасть — оно сильно закачалось, но стояло. Людоеды еще рубили дерево, оно качалось, но не упало и на этот раз. И в третий раз случилось также.

А в это время брат девушки увидел во сне, что сестру его преследуют людоеды. Быстренько отправился он в то место, где приснилось ему, и увидал толпу людоедов, которые рубят дерево.

— Что вы делаете, друзья? — спросил брат людоедов.

А те отвечают:

— Помоги нам, добрый человек. Там на дереве дочь наша.

Посмотрел юноша наверх и увидал свою сестру. Забрался он на дерево и вместе с сестрой полез еще выше.

И увидали они на самом верху дерева прекрасную страну. Вошли в эту невиданную страну, ходили по ней, рассматривали все. Нашли дом, большой и прекрасный…»

— Какой большой, Мамушка, как наш?

— Ну что ты, такой большой… как Тара.

— О-о, — протянула девочка, — понятно.

Скарлетт подперла розовую щеку кулачком и принялась внимательно слушать дальше. По ее лицу было видно, что сказка так захватила ее, что она не в силах оторваться от Мамушки.

«Дом был зеленый, пол в доме был чистый. Долго брат с сестрою гуляли по чудесной стране. Далеко внизу они видели землю, но спуститься вниз они боялись…».

— Они боялись потому, что там внизу были людоеды, — вставила Скарлетт.

— Да, конечно, тем более что «…людоеды очень сильно проголодались, кукурузы-то больше не было.

А юноша и девушка нашли в прекрасной стране быка и погнали его к зеленому дому. Зарезали быка, содрали с него шкуру, расстелили сушить на солнце. Потом разожгли в доме огонь и стали жарить мясо.

А людоеды на земле почуяли вкусный запах, стали крутиться, осматриваться, где мясом пахнет, но внизу ничего не было. Глянули они наверх и увидали дом.

А в это время юноша говорит своей сестре:

— Вон людоед, который похож на того, что преследовал тебя на земле.

— А давай поднимем его сюда, — предложила девушка. У тебя же есть копье, чего нам его бояться. Один людоед нас не съест, побоится твоего копья.

Брат спрашивает:

— Чем же мы его поднимем?

— Я не знаю, — задумалась девушка. — О, давай разрежем на тонкие полоски шкуру быка, сделаем веревку и поднимем людоеда.

Разрезал юноша шкуру, связал веревку, сбросил один конец на землю и крикнул:

— Эй, людоед, хватайся за веревку и лезь сюда.

— Я оборвусь и упаду, — сказал людоед, — очень тонкая твоя веревка».

— Конечно, конечно, — заметила Скарлетт, — ведь людоед больше тебя, Мамушка, больше Порка. Как же он по тонкой веревке полезет?

«А парень с девушкой уверяют людоеда:

— Не бойся, веревка хоть и тонкая, но очень крепкая, влезай поскорее.

Полез людоед по веревке. А брат говорит сестре:

— Отпусти веревку. Пусть он упадет вниз.

— Нет, — сказала сестра, — мы поднимем его сюда и будем мучить, как он нас мучил на земле.

Но брат сказал:

— Так мы его опять поднимем.

Сестра согласилась.

Отпустил юноша веревку, Упал людоед и закричал:

— Ой-е-ей, отец мой! Я умираю. Вы же сказали, что будете держать меня крепко, а сами отпустили. Я разбил себе зад».

Скарлетт радостно захохотала и захлопала в ладоши.

— Молодец, молодец, Мамушка, так его.

— Подожди, Скарлетт, слушай дальше.

«Говорит юноша людоеду:

— Мы не нарочно, она случайно выскользнула у нас из рук. Сейчас мы подвяжем здесь другую веревку и бросим тебе конец. Держи!

Схватил людоед веревку, полез опять наверх. Взобрался. Повели брат с сестрою его к зеленому дому, где жарилось мясо. Поели они мяса, а людоеду не дали, а людоед уж слюной исходил от голода. Доели они мясо…»

— Молодцы, — воскликнула Скарлетт, — незачем его кормить.

«Наступила ночь. Все легли спать. Людоед лег у очага, а брат с сестрой в глубине дома. А сырое мясо лежало у входа. Ночью людоед встал, подкрался к мясу, схватил желудок быка. Проснулась сестра, стала будить своего брата:

— Вставай скорее, людоед схватил наше мясо.

Вскочил брат и крикнул:

— Положи желудок быка на место. Кто тебе разрешил?

— А людоед отвечает:

— О, повелитель, я думал, ты его выбросил.

— Положи на место, — повторил юноша, — а не то я проткну тебя копьем.

Бросил людоед и лег голодный спать.

Все уснули.

Так прошло много дней. Брат с сестрой ели мясо, а людоеду ничего не давали, даже кости они бросали вниз.

Не выдержал людоед и умер от голода. Увидел это брат и сбросил людоеда вниз.

Прошло много дней и однажды девушка сказала брату:

— Пойдем поищем нашу сестру. Мне мама говорила, что у нас есть старшая сестра, она замужем. Пойдем, поищем ее.

— А не нападут на нас людоеды там, на земле, когда мы спустимся? — спросил брат.

— Нет, — ответила девушка, — раз мы здесь жили так долго, людоеды, наверное, ушли от дерева в поисках еды.

Взяли они остатки веревки, размочили ее в воде, чтобы она стала мягкой. Потом привязали веревку и стали спускаться по ней. Добрались до земли.

Там они увидели кости сброшенного людоеда, прошли по ним и пошли искать свою старшую сестру.

Долго искали, умерла одна луна, вышла другая. Вот при второй луне они и нашли сестру. Но как ее зовут, они не помнили.

А старшая сестра узнала их сама, окликнула, спросила, где же они пропадали. Они рассказали ей, как мучили их людоеды, как попали они в прекрасную страну, как хорошо жили там и как отомстили людоеду. А потом пошли искать ее, свою старшую сестру.

— Мы рады, что, наконец, нашли тебя, — закончили они свой рассказ.

И после этого стали жить вместе юноша и две его сестры. Жили очень дружно…»

— А где они живут, где, Мамушка?

— Да, там же, в прекрасной стране.

«Они вновь забрались по веревке на небо и стали жить там. Там было очень много быков и у них был очень большой дом».

— Хорошая сказка, Мамушка. А завтра ты расскажешь мне про черного паука?

— Про черного паука это очень страшная сказка, — задумчиво произнесла служанка.

— А я хочу про черного паука, — упрямо сказала Скарлетт.

— Ладно, если ты завтра целый день будешь вести себя хорошо и никто не скажет мне, что ты невоспитанная девочка, я расскажу тебе целых три сказки. Хочешь три сказки?

— Хочу, хочу, Мамушка, я буду вести себя очень хорошо. И все меня будут хвалить. Тогда ты обязательно расскажешь мне сказки.

— Хорошо, а теперь спи.

— Нет, я не усну одна. Посиди со мной.

— Ладно, дорогая. Я посижу с тобой немножко, только ты закрой глазки.

— А еще я хочу, чтобы ты погладила меня по волосам.

— Хорошо, — покорно согласилась Мамушка, подвинулась ближе к Скарлетт и принялась гладить ее по-детски шелковистые волосы.

Девочка закрыла глаза и уже через несколько минут задышала ровно и глубоко.

— Угомонилась, наконец, — тихо произнесла Мамушка, задула свечу и, осторожно ступая, покинула спальню.

После того, как ребенок спокойно уснул, служанка спустилась вниз, где за столом в гостиной сидел Джеральд О’Хара, перед ним стояла бутылка с виски и два стакана.

Порк с отрешенным видом подливал хозяину, а тот молча пил.

Мамушка остановилась в дверях.

Джеральд О’Хара почувствовал, что кто-то находится в гостиной кроме него и Порка, и медленно обернулся.

— А, это ты, Мамушка.

— Да, сэр, а кто же еще, — ответила служанка.

— Как у нас дела?

— Все хорошо, сэр. Скарлетт только уснула, а Сьюлен и Кэрин спят уже давно.

— Дети не болеют? — осведомился Джеральд О’Хара.

— Нет, что вы? Они чувствуют себя прекрасно.

— Как себя вела моя любимица?

— О, сэр, Скарлетт ведет себя очень хорошо. Приезжала ее крестная, миссис Макинтош.

— О, наконец-то выбралась, — заметил Джеральд О’Хара. — Я ее, честно признаться, недолюбливаю, такая надменная, корчит из себя.

— Да-да, сэр, я с вами полностью согласна, — тут же согласилась Мамушка.

— И тебе так кажется?

— Конечно, сэр, воображает невесть что. Думает, что она в наших краях самая важная леди. А я так думаю, что лучше нашей хозяйки леди нет. Наша хозяйка истинная леди, самая воспитанная. К тому же, самая красивая.

Джеральд О’Хара самодовольно хмыкнул.

— Порк, принеси-ка еще один стакан.

Порк услужливо принес еще один стакан. Джеральд знаком приказал наполнить стакан. Порк плеснул на четверть.

Джеральд О’Хара посмотрел на Мамушку.

— Выпей с нами.

Долго упрашивать не пришлось. Мамушка согласно кивнула головой, улыбнулась во весь рот и взяла стакан.

— За ваше здоровье, сэр. Как там на дальних плантациях?

Джеральд О’Хара еще раз хмыкнул, выпил свою порцию и посмотрел на Порка и Мамушку, как бы давая разрешение. Слуги тоже выпили.

— На дальних плантациях, Мамушка, полный порядок. Только меня беспокоит…

— Что же вас беспокоит, сэр? — поинтересовалась служанка.

— Беспокоит меня то, что маловато у нас рабов. Урожай хлопка в этом году обещает быть хорошим.

— Лучше чем два года назад?

— О, да. И, по-моему, намного лучше. Главное, успеть убрать, а для этого нужны рабочие руки.

— А вы, сэр, купите еще рабов.

— Вот я, Мамушка, и думаю, нужно занять денег под будущий урожай и купить рабов.

— Правильно, сэр, наше поместье должно быть самым богатым.

Порк тоже согласно закивал головой. Всем слугам хочется, чтобы их хозяева были самыми богатыми и самыми знатными.

Состояние господ давало слугам возможность с пренебрежением и даже с нескрываемым презрением смотреть на слуг из соседних поместий.

А последнее время дела Джеральда О’Хара шли настолько хорошо, что их поместье обещало стать самым богатым, а плантации — самыми прибыльными.

Тем более, что братья Джеральда, которые жили в Саване, сильно помогали ему с торговлей белым золотом.

А хлопок в Старом Свете постоянно поднимался в цене и требовалось его все больше и больше.

И поэтому почти целые дни напролет Джеральд О’Хара проводил в седле, объезжая свои угодья.

Он распекал управляющего, а тот в свою очередь, распекал рабов, заставляя работать их еще усерднее.

И что говорило, что дела Джеральда О’Хара шли прекрасно — это то, что за все время из Тары не было продано ни одного раба. Джеральд О’Хара только покупал их.

А еще он акр за акром прикупал новые и новые участки, тем самым увеличивая свои плантации, увеличивая посевы табака и хлопка.

Все соседи, которые раньше, может быть, и считали его не очень воспитанным и не очень далеким, теперь относились к нему с уважением.

Дела у Джеральда О’Хара явно шли в гору. Урожаи хлопка с каждым годом увеличивались.

Даже надменные Макинтоши, которые почти о всех своих соседях отзывались недоброжелательно, о Джеральде О’Хара говорили только с уважением и даже с восхищением.

Конечно же, мало кто из плантаторов догадывался, какой ценой давались эти победы выходцу из Ирландии.

Это был непосильный труд.

Джеральд О’Хара вставал одним из первых в доме, в одиночестве завтракал, садился на лошадь и ехал на плантацию.

И так изо дня в день, редко, когда он позволял себе устроить выходной день.

Возможно, только в последние два-три года он все больше времени стал посвящать охоте и карточному столу.

Давно поставив себе цель стать самым богатым плантатором и уважаемым человеком среди соседей, он неуклонно приближался к ней.

— Послушай, Мамушка, а чего это вдруг к нам наведалась миссис Макинтош?

Служанка пожала плечами.

— Наверное, вы ее пригласили, сэр?

— Ах, да, я ее приглашал. Что, она, наверное, сокрушалась, что не застала меня дома?

— Да, она просила миссис О’Хара передать вам привет и приглашение в гости.

— Обязательно заеду, — сказал Джеральд О’Хара, — заеду, чтобы сказать, какой ожидается урожай. Это произведет на Макинтошей большое впечатление. Правда, Порк?

— Конечно, сэр, они будут удивлены. И улыбки сразу же сползут с их лиц. Они уже не будут такими надменными, как раньше.

— А ты помнишь, Порк, первую встречу с Макинтошами?

— О, да, сэр, прекрасно помню. Мистер Макинтош расхаживал возле нашего непостроенного дома и стучал все время хлыстом по своему сапогу. А его слуга с презрением смотрел на нас.

— Да, Порк, а теперь мы разбогатели. Какой у нас теперь большой дом.

— Да, дом у вас большой и хороший, и жена у вас очень хорошая.

Джеральд О’Хара вновь самодовольно хмыкнул и приказал Порку наполнить стакан.

Того и не надо было просить. Он чувствовал малейшее желание своего господина. Бокалы мгновенно были наполнены.

Джеральд позволил своим слугам выпить еще.

— Теперь уже никто не расхаживает возле моего дома и не смотрит ни на тебя, Порк, ни на тебя, Мамушка, презрительно. Ведь вы слуги богатого хозяина.

— Конечно, сэр, мы очень счастливы, что живем в вашем доме.

— А помнишь, как я выиграл тебя в карты?

Лицо Порка сделалось задумчивым.

— Сэр, это было так давно.

— Прошло всего лишь двенадцать лет.

— Нет, сэр, не двенадцать, а пятнадцать, — поправил его Порк, посчитав пальцы на руках.

— Ах, да, правильно, Порк. Действительно, прошло пятнадцать лет. А кажется, что это было вчера. Я даже помню лицо твоего хозяина. Оно сделалось серым, когда мы перевернули карты.

И я, сэр, все помню.

— Ты не жалеешь, Порк, что достался мне?

— Что вы, сэр? Да я просто счастлив, что достался вам.

— А ты, Мамушка? Не жалеешь, что живешь в моем доме?

Женщина пожала плечами.

— А о чем жалеть? Меня никто не обижает. Мне у вас хорошо.

— А может быть, вы хотите, чтобы я отпустил вас на волю? Хотите жить самостоятельно?

— Сэр, сэр, — Мамушка хлопнула в ладони, — что плохого мы вам сделали? Чем мы вас обидели? Чем прогневили?

— Нет, Мамушка, не волнуйся, я пошутил.

Но негритянка была очень напугана — она не могла представить себя, свою жизнь иной. Она уже свыклась с семьей Джеральда О’Хара, свыклась с Эллин, которую вырастила с пеленок, со Скарлетт, со Сьюлен, с Кэрин. Они все казались ей родными и близкими.

— А как же без меня будут слуги? — обращаясь к Джеральду О’Хара, сказала Мамушка.

— Слуги? — хозяин задумался, — какие слуги?

— Да в доме, все эти горничные, повара…

— Да, Мамушка, без тебя будет тяжело. Честно признаться, я тоже не могу представить свой дом без тебя и Порка, вы у меня, как правая и левая рука. Ладно, идите спать, — вдруг закончил Джеральд О’Хара и взмахнул рукой.

— А кто же вам снимет сапоги, сэр? — Порк замер, не двигаясь с места.

— Ах, да, сапоги, — не глядя на свой бокал, произнес Джеральд О’Хара, — знаешь, Порк, я сниму их сам, иди спать, завтра рано встаем.

— А куда мы едем? — поинтересовался лакей.

— Ты никуда не едешь. Я поеду один. Я хочу заехать к Макинтошам. Но это только после того, как я осмотрю плантации и поговорю с управляющим.

— А он сегодня был в поместье, — заметила Мамушка.

— И еще, Порк, скажи кучеру Тоби, чтобы он приготовил с утра экипаж. Я поеду не верхом.

— Будет исполнено, сэр.

Порк поклонился и вышел из гостиной. Мамушка еще немного постояла, глядя, как хозяин допивает виски, и тоже неспешно удалилась.