Devil ex machina

Глава 13, в которой Фаина выходит из себя и жалеет об этом

«Дьявол может вводить людей в искушение, пользуясь также их предрасположениями. Ведь тело, предрасположенное к похоти или к гневу, легче поддается внушениям, связанным с этими страстями».

Яков Шпренгер, Генрих Инститорис – «Молот ведьм»

Фаина училась жить без сладкого, и давалось это предсказуемо тяжело. Организм все еще сбоил – вкусовые рецепторы так и не вернулись в норму. Запрет есть то, что тебе хочется, морально тяготил. Ей казалось, уже целую вечность она ощущала проклятую горечь вместо желанного вкуса, который успокоил бы нервы. Теперь она испытывала удовольствие лишь от алкоголя. Она сошла бы с ума, если бы ей не оставили и его.

Невыносимо хотелось ощутить вкус шоколада – пусть даже крошечной конфетки размером с фалангу пальца. В супермаркетах, проходя мимо рядов со сладостями, видя прямо перед собой все эти венские вафли с воздушной начинкой, разноцветные леденцы, густо покрытый медом чак-чак, разнообразие батончиков в молочном шоколаде, Фаина испытывала мучения, несравнимые с муками ада. Ей хотелось сесть на пол и плакать. И неважно, что это ничего не изменит.

Ее лишили физической возможности употреблять любимые сладости, и не было иного выхода, кроме смирения, но к нему еще нужно было прийти. Безвыходность положения сводила с ума. Иногда Фаина выпивала слишком много, и ее посещало безумное желание – купить себе несколько шоколадок и съесть всем назло, несмотря на нестерпимую горечь во рту. Кто сотворил с ней это и зачем?

Девушка старалась все свободное время забивать голову, лишь бы мыслей о странных выходках ее организма, а также о виновнике всего этого, там не оставалось. Возможно, когда-нибудь это пройдет. Или хотя бы ослабнет. А пока что придется быть раздражительной и злой. И пусть окружающие пеняют на себя.

В тот злополучный вечер Ян вновь переключил тумблер своего темперамента. Из молчаливого флегматика с печатью перманентной усталости на лице и взглядом, полным нетерпимости ко всем несовершенным вещам, его окружающим, он превратился в шумного гуляку, озорника и фата, смысл жизни которого заключается в том, чтобы как можно скорее прожечь молодость. В такие моменты гедонизм в нем достигал апогея.

Похожее бывало и раньше, но Фаина до сих пор не уловила, как это у парня получается совмещать в своем характере взаимоисключающие черты. Склонность любого человека к подобной переменчивости – по щелчку пальцев – была предупреждающим звоночком. Хотя, если подумать, таких звоночков прозвенело уже слишком много.

И вовсе это не пресловутая многогранность личности, о чем предполагали некоторые соседи, когда речь заходила о Яне и его переменчивости. Фаина была убеждена: это тот тип неискренности, когда люди ведут себя по-разному в зависимости от компании, в которой оказались. Что вряд ли заслуживает восхищения. Ассортимент масок на лице никогда не нравился Фаине, как и способность быстро эти маски менять. И жаль, что Ян оказался таким тривиальным. С его внешностью подошло бы поддерживать образ молчаливого мизантропа с выразительным взглядом и темной душой, сокрытой за толстым панцирем высокомерия.

Фаина привыкла быстро разочаровываться в людях, но Ян и тут сумел прыгнуть выше головы. Вечером он привел шумную компанию – множество девушек и парней, включая Кирилла со своей пассией, алкоголь, громкая музыка, танцы и грубые животные заигрывания. Должно быть, вся толпа не уместилась в 405-ой – топот и голоса постоянно слышались то на кухне, то в коридоре, то на балконе. Горластая орда под руководством Яна заполонила собой весь этаж.

Взрывы смеха, звон стекла и визги поначалу не особо беспокоили Фаину. Что ей чужие развлечения, пока есть наушники, интернет и стаканчик пива? Главное, что в ее комнату никто не лез. Несколько часов подряд она слушала альбомы Майкла Джексона и серфила сайты, собирая информацию для саморазвития (а этим уже надо было заняться всерьез, она чувствовала, как медленно деградирует), так что думать о вечеринке, эпицентр которой находился в нескольких метрах от нее, не приходилось.

Около двух ночи, собираясь ложиться спать, Фаина поначалу не поняла, почему музыка не прекратилась. Обычно, стоило вынуть наушники, засидевшись допоздна, и тишина спящего этажа обрушивалась на тебя, ватой закупоривая уши, в которых только что была гарнитура. Но не в этот раз. Девушка откинулась на стуле, хрустнула шейными позвонками и протерла глаза. Усталость моментально дала о себе знать, свинцовой шалью опустившись на плечи. Лень было даже подняться и переодеться, чтобы лечь в постель, не говоря уже о чем-то вроде бурного веселья по соседству. Судя по звукам, вечеринка была в самом разгаре.

«Неужели никого, кроме меня, это не беспокоит? – подумала Фаина с легким уколом негодования. – Почему коменда, при всей своей строгости к остальным, позволяет ему все это? За что такие привилегии? После одиннадцати все гости обязаны выметаться отсюда, и уж тем более не издавать такого шума, чтобы лишать сна жильцов».

Негодование Фаины держалось на прежнем уровне те полчаса, что она терпеливо ожидала окончания вечеринки. Напрасными были ее надежды на наличие совести или хотя бы чувства меры у тех, кто этой ночью устроил себе праздник жизни. Алкоголь убивает в человеке человеческое, Фаина знала это, как никто другой. Выходит, в Яне и убивать нечего, если каждый раз, устраивая попойки, сам он остается будто бы трезв, спаивая окружающих и наслаждаясь тем, что с ними происходит.

Девушка честно пыталась уснуть, надеясь, что сильная усталость возьмет свое, и сознание отключится несмотря на шум. Однако, как это всегда бывает, когда целеустремленно пытаешься уснуть, сон не идет. В отличие от пульсирующей боли в глазах и висках. Нельзя сказать, что музыка была оглушительной, вызывающе громкой, но ее непрерывность нервировала так же сильно, как бесконечная капель подтекающего в тишине крана.

Некоторое время Фаина лежала в постели, накрывшись одеялом до самого носа, невидящим взором уставившись в потолок, грязно-желтый от света настольной лампы, и размышляла о том, что ей давно пора съехать отсюда. Дело ведь не конкретно в Яне, а вообще в таких, как Ян. В таких, как Наташа. Нельзя изменить людей вокруг себя или ждать от них, будто они начнут ни с того ни с сего вести себя так, как тебе хотелось бы. Единственное, чему люди никогда не изменят, так это свой животной природе. Просто нужно зарабатывать достаточно, чтобы позволить себе максимальную изоляцию от мира и его омерзительной пульсации.

Ближе к трем ночи Фаина оделась, закапала глаза и махом опрокинула в себя полстакана рома из ценных запасов – рассеять нарастающее раздражение. Затем обулась и решительно распахнула дверь. Плотная звуковая волна едва не отшатнула ее обратно. Девушка укуталась в вязаную кофту и прошла к 401-ой двери.

Крепкий алкоголь на голодный желудок действовал пугающе быстро. И без рома сил почти не оставалось, а тут в виски ударило, колени ослабли. Фаина постучала, и Гена сразу открыл ей, будто только и ждал визита. Выглядел он замученно, ничуть не лучше гостьи. Вместе с джинсовыми шортами и растянутыми носками на Гене были изможденное лицо и осоловелый от недосыпа взгляд.

– Проходи, – вяло проговорил он, пропуская соседку внутрь.

– Не холодно голому спать? – девушка села на его кровать, потому что оба стула были насмерть завешаны никогда не глаженой одеждой. – Отопление ведь отключили уже.

– А я и не сплю, как видишь, – Гена грустно усмехнулся. – В отличие от Сани. Этому хоть из пушки стреляй.

– Завидую.

Без лишней скромности Фаина разглядывала приятную фигуру Гены. Широкие объемные плечи, ключицы в связках мускулатуры, талия, бугорки тазобедренной кости, вырастающие из глубин низко сидящих на узких бедрах шорт. Сразу видно – человек спортом занимается. Ей всегда хотелось потрогать Гену, и порой она себе в этом не могла отказать. Не то что бы парень был против, скорее ему не жалко. Инстинкты берут свое. Оба были достаточно взрослыми, чтобы это понимать.

В комнате горела лишь маленькая желтая лампа, в свете которой многие очертания терялись, а жадные взгляды оставались незаметны. Или же так просто казалось на задурманенную голову.

– Налить тебе?

– А что есть?

– Остатки сливочного ликера с прошлой субботы.

– Сибаритствуешь, сударь.

– Ну а как же.

Гена с хрустом в коленях присел на корточки и пошарил рукой под кроватью, пользуясь случаем принюхиваясь к Фаине.

– А ты опять ром глушила.

– Ну а как же, – самодовольно улыбнулась она и по-детски заболтала ногами.

Миновало то время, когда феноменальный нюх Гены мог ее удивить.

Парень достал красивую по форме бутылку, разлил ликер в рюмки на два мизинца, убрал бутылку обратно, плотно завинтив крышку. Бережет, отметила Фаина. Вкусный алкоголь в общежитии – ценная валюта. Ей ли этого не знать.

Они выпили, многозначительно посмотрев друг на друга перед глотком. Вкус был ванильный, мягкий, как у домашнего заварного крема, не такой агрессивный, как у пиратского пойла, и долго держался на языке. Фаине стало хорошо. Музыка вечеринки здесь, почти у лестничного пролета, была слышна менее отчетливо, чем в ее комнате, освещение не резало глаз, да и вообще здесь был Гена в одних шортах, и его можно было потрогать, если изловчиться… Все равно Саша беспробудно спит.

– Сколько еще это будет продолжаться, – вздохнула она.

– Я уже ходил туда. Все лыка не вяжут, кроме, сама понимаешь, Яна. Этот – как всегда. Веселый, глаза блестят, а говорит и смотрит абсолютно адекватно. Ничем его не проймешь. Или он не пьет, как думаешь? Тогда зачем все это, если не ради пьянки…

Но Фаину сейчас волновало другое.

– И что он тебе сказал?

– Да послал, конечно. Ему сама коменда разрешила. Станет он тут каких-то соседей слушать, ага.

– За какие же заслуги, интересно.

– Учитывая ее характер – трудно представить. Одно я знаю точно: коменда знает какого-то другого Яна. Не того хамелеона, которого знаем все мы.

Они озадаченно помолчали.

– Я очень хочу спать. Мне вставать завтра рано. Глаза болят, будто в них песок.

– У меня капли есть.

– Я уже закапала. Мне нужен сон, а не «Визин». У меня к нему, наверное, уже иммунитет. Не помогает ни черта, – Фаина потерла глаза кулаками, что вызвало неприятное пощипывание.

– Можешь сходить. Но не думаю, что тебя там кто-то послушает.

– Когда-то это должно закончиться.

– Я собирался соорудить беруши. Только у меня нет ваты…

– А ты пальцами попробуй, – участливо посоветовала она.

– Очень смешно, Афина.

Девушка скривилась. Колкостью за колкость. Именно Гена придумал ей это прозвище, и едва попадался случай, с радостью им пользовался. Но за вкусный ликер, гостеприимство и, самое главное, постоянный полураздетый вид парня с хорошим телосложением можно было потерпеть отождествление себя с богиней греческого пантеона. Пусть нелепое, основанное всего лишь на перестановке парочки букв.

– Нет, я все же разберусь с этим дерьмом, – заявила Фаина, – если через полчаса они не прекратят.

– Ты выпила. Не натвори глупостей.

Фаина ощутила подступающий к горлу гнев, который уже не сдержать ни усталостью, но опьянением.

– А вот и натворю. Кого он из себя возомнил? И почему все сидят молчком, забившись в свои норы?

Почему Ян позволяет себе все это? Кто дал ему право? Чем он лучше других? С его заселением у Фаины одни проблемы.

– Ты же знаешь Яна и все его штуки… Кто захочет с ним связываться?..

Она должна поставить его на место. Показать ему, что тоже имеет характер и личное мнение. Показать, что он тут не хозяин, а новенький. И должен соблюдать правила. Отомстить ему за безразличие.

– Вот свалилось счастье на наши головы… Что теперь, позволить ему вести себя так и дальше? Я не хочу, чтобы так было постоянно. Нужно что-то решать.

– Есть идеи?

– Нет.

Гена поиграл мышцами рук, ворочая пустой стакан между ладонями. Грустная улыбка не сходила с его лица. Фаине захотелось прислониться к его торсу, примостить подбородок в выемку между массивным плечом и крепкой шеей и сладко уснуть. Но вместо этого она, удержав себя в вертикальном положении, спросила:

– У тебя есть пальчиковые батарейки?

Гена, нахмурившись, смотрел на нее несколько мгновений, переваривая внезапный вопрос. За столько лет он, как и прочие, так и не научился разбираться, что творится в голове этой девушки и чего от нее можно ждать. В каком-то смысле это ему нравилось.

– Вроде были. А зачем тебе?

– Были – так давай.

– Даю.

Парень прошелся по тесной комнате, порылся в завалах вещей, подсвечивая экраном телефона. Затем вынул из-под стола коробку с инструментами, нашел в ней пачку батареек и протянул Фаине.

– Спасибо.

– Так зачем?

– Скоро узнаешь, – она поднялась, на что пришлось потратить много сил, которых почти не оставалось. – Я пошла.

– Постой, – Гена нагнал ее у двери и коротко обнял.

Фаина сделала вид, что ничего необычного не произошло. И мускул на лице не дрогнул, пока по холке сыпались мурашки удовольствия. Секундная заминка и встреча растерянных взглядов в полутьме могли бы послужить предпосылкой чему-то большему, неужели дружеские объятия, но Фаина была не в настроении играть с Геной в соблазнение и ретировалась. В конце концов, когда ты засыпаешь на ходу, да еще и крепко выпил, что-нибудь может причудиться, об этом не стоит забывать.

Да и глупостей в таком состоянии наделать легко. Одну из них Фаина и собралась осуществить, но с Геной это не было связано.

Идея пришла к ней спонтанно и сразу же показалась гениальной. Не зря же говорят: клин клином вышибают. А не поможет – так она хотя бы пыталась, в отличие от некоторых. Да, это был опасный метод, но фантазии на что-то иное – мирное и дипломатическое – попросту не оставалось. Желания сюсюкаться с этим ублюдком – тоже. «Скорее это агрессивные переговоры»,12 – пронеслось в голове и вызвало ухмылку.

В коридоре было шумно. Пара девушек в коротких юбках и кофтах, мокрых на груди, гогоча, прошли навстречу Фаине в сторону балкона, не обратив на нее внимания. Слышались звуки совокупления с кухни. Фаина сжала кулаки и зашла к себе.

«Кажется, это не кончится до самого утра. И когда я стала настолько стара, чтобы до безумия раздражаться из-за чужих вечеринок? Впрочем, я никогда не умела веселиться. От алкоголя меня клонит в сон, а не в танцы».

Разыскивая в комнате старую коробку с инструментами, Фаина надеялась, что звуки, доносящиеся с кухни, не связаны с Яном. Ей хотелось, чтобы все собрались в 405-ой, а затем уж она выйдет на сцену этого театра абсурда. Чтобы преподать им поучительный урок.

Что за остатки разума сохранились в затуманенной усталостью и алкоголем голове Фаины? Обнаружив то, что ей нужно, девушка не ринулась в бой, а решила выждать десять минут для верности, чтобы не прослыть глупой. Нарушителям своего спокойствия она великодушно дала еще один шанс. А себе – время настроиться и отбросить страхи. Очень хотелось чего-нибудь сладкого для успокоения. Но ничего. Проклятый Ян поплатится за все свои фокусы.

Девушка была уверена, что весь этаж сейчас не спит, а значит, то, что она собирается сделать, не нарушит чей-то сон, кроме, может быть, Сашиного. Зато подействует на нервы Яну и послужит хорошим примером всем остальным, кто выбрал это терпеть.

Фаина села на кровать, вставляя недостающие батарейки в ручную дрель, оставленную бывшей соседкой. Минуты тянулись бесконечно. Наконец, она поднялась и решительно направилась к 405-ой комнате, намереваясь выполнить затею, чего бы ей это ни стоило. Злость отчаявшегося человека переполняла её. Злость, которая лишает инстинкта самосохранения.

Пару раз бывшая соседка, одержимая в то время ремонтом, включала эту дрель при Фаине. Невыносимо громкий и назойливый звук хорошо запомнился ей. По уровню шума его можно было сравнить с взлетающим истребителем или маминой электромясорубкой. Дрель была увесистой, ее приходилось удерживать обеими руками. Фаина надеялась, резонатор окажется достаточно мощным, чтобы заглушить музыку. Ее надежды более чем оправдались.