Девочка из черного мрамора

Глава 10. Так говорил Заратустра

После обеда Тамара не стала сиротливо подпирать поясницей подоконник в коридоре, пока остальные смеются и что-то показывают друг другу в смартфонах, и решила воспользоваться перерывом, чтобы вернуть книги в библиотеку, раз уж все равно собиралась это сделать. Ну и заодно увидеть Софию Владимировну. Которая совсем не против, чтобы в неформальной обстановке ее называли просто Соней. Тамара хихикнула про себя: чудная библиотекарша чем-то ее очаровала. Да, она, конечно, немного не от мира сего… Или не немного. Но в этом они, получается, похожи. Две городские сумасшедшие. То есть школьные. Таким просто необходимо держаться вместе.

Тамара прошагала по длинному коридору через весь второй этаж, едва избежав столкновения с резвящимися пятиклашками, свернула в небольшой закуток и сунула нос в приоткрытую дверь с золотистой табличкой «Библиотека».

Ее встретили только ряды высоких темно-коричневых книжных стеллажей, пустая стойка и парочка таких же пустых парт. Тамара шагнула внутрь, огляделась. Комната оказалась совсем небольшой, сумрачной – окна были плотно зашторены – и неуютной. Книги стояли на полках свободно, оставляя между собой темные провалы, напоминающие дырки в заборе. Или черные пустоты между зубами в чьей-то хищно открытой пасти.

– Извините… – Тамара поежилась и двинулась к единственному источнику света – небольшой настольной лампе, желтовато мерцающей за стойкой одновременно и уютно, и зловеще. – То есть извини, я… Соня, ты здесь?

Лампа освещала чашку черного глянцевого чая, от которой полупрозрачной лентой поднимался пар, и блюдце с откусанным пирожком – кажется, вишневым. Тут же лежал раскрытый учебник французского.

Рядом зашелестело, совсем тихо. Будто кто-то тихонько погладил кончиками пальцев книжные страницы, задел бумажные обои. Даже не пальцами, нет. Подолом юбки, краешком рукава, кончиком длинного пера. Тамара обернулась и не увидела ничего, кроме обычной школьной парты с двумя придвинутыми к ней стульями и бледно-зеленой стены с тонкими растительными узорами. За стеной что-то щелкнуло, потом загудело – так, что Тамара едва не подпрыгнула.

– Это все трубы. Здание, как ты знаешь, чрезвычайно старое. Здесь вечно что-нибудь шумит. – Соня вынырнула из-за стеллажей, ее большие круглые очки вспыхнули, отражая свет лампы. – Когда мы с мамой жили в Петербурге – снимали квартиру в одном старом доме, – мне иногда казалось, что этот дом с нами разговаривает. Вот в книгах любят описывать, что старинные дома скрипят, кряхтят, живут своей жизнью. Я раньше думала, что это, вероятно, гипербола… преувеличение. А потом и сама поняла, что нет, ничуть. Старый дом – это как большой живой организм. В нем постоянно что-то происходит, но мы не всегда можем это понять…

– Уф, – выдохнула Тамара, прикладывая ладонь к груди и прикрывая глаза.

– Я тебя напугала своим неожиданным появлением? – забеспокоилась Соня. Она чуть подалась назад, свет соскользнул со стекол очков, и вместо двух пустых мерцающих кругов Тамара наконец увидела чуть покрасневшие светло-голубые глаза.

– Да нет, ничего страшного. Это у меня нервы в последнее время… шалят. Я принесла книги. – Она выложила из сумки три потрепанных тома.

– О! Тебе понравилось? Может, возьмешь что-то еще?

– Да, ничего. Хотя жутковато. – Тамара с сомнением оглядела стеллажи. – А что у тебя тут есть?

– Если быть честной, пока не очень много. – Соня поправила очки и вытащила из коробки Тамарину библиотечную карточку. Тамара успела заметить, что карточек всего две, включая ее. Да уж, негусто. – Можешь выбрать сама, что тебе больше по душе.

– А почему у тебя так темно? – проворчала Тамара, углубляясь в проход между стеллажами.

– Прости, я немного увлеклась чтением и даже как-то не обратила внимания… – Соня щелкнула выключателем, под потолком зажглась пара ламп.

– Французский учишь? – Тамара скользила взглядом по полупустым полкам, выискивая что-нибудь интересное.

Бунин, Блок, Горький, Гюго, Диккенс, Достоевский, Дюма… Стандартный набор любой библиотеки. Большинство книг были старыми, с пожелтевшими страницами и разлохматившимися корешками. На некоторых обложках расплывались сероватые пятна, будто они долго лежали в сыром месте.

– Да, готовлюсь, раз уж есть свободное время…

– К чему?

Тамара дошла до буквы «К», наткнулась на пару книг Кинга и Агаты Кристи, повертела их в руках и поставила обратно на полки. Нет, только вот котов-зомби и хладнокровных убийц ей сейчас и не хватало. Вот бы здесь нашлось что-то из фэнтези… Что-нибудь про закрытую школу, желательно какую-нибудь волшебную, как «Дом странных детей» или «Школа добра и зла»…

– Собираюсь поступать в МГЛУ, на переводческий факультет, – помолчав немного, ответила Соня – медленно, осторожно, будто это была какая-то тайна, которую не всем можно рассказать.

– Мечтаешь переводить книги? – догадалась Тамара и выглянула из-за стеллажа, чтобы проверить, попала она в цель или нет.

– Да! – Соня просияла. Причем, можно сказать, в буквальном смысле: она сейчас стояла так, что свет настольной лампы красиво обрисовывал ее беспокойные сухие пряди, разбросанные по плечам, и бледное лицо с острым подбородком и созвездием мелких красных прыщиков на лбу и щеках. – Именно! Но как же ты…

– Это было нетрудно, – самодовольно отмахнулась Тамара. – Ты такая… – Она хотела сказать «книжная гусеница», но передумала. – Ты очень любишь читать, это сразу видно.

Она сняла с полки книгу в темно-зеленой обложке – «Самые удивительные замки мира», – пролистала и решила, что если не найдет ничего лучше, то посмотрит повнимательнее.

– Да, обожаю. Поэтому всегда хотела работать с книгами – быть редактором или переводчицей. Это же удивительно – помогать рождаться на свет историям. Разве нет?

– Рождаться на свет? – Тамара призадумалась. – Получается, и редакторы, и переводчики, и корректоры – это что-то вроде книжных акушерок?

– Тамара! Изумительная метафора!

– Да брось! – Тамара дошла до конца алфавита и стояла перед полкой, на которой сиротливо выстроилось полдюжины книжек на иностранных языках. Парочка на французском и одна, кажется, на немецком.

Тамара наугад качнула на себя один из томов – черный, с вытершимися золотыми буквами, боязливо коснулась хрупких пожелтевших страниц, испещренных незнакомыми буквами. На обложке название прочесть не удалось. С первых страниц на Тамару глядел усатый мужчина с высоким лбом. То есть смотрел он не на Тамару, а на ту часть разворота, где четким, чуть вытянутым вверх шрифтом было отпечатано: Also Sprach Zarathustra. И чуть ниже: Friedrich Nietzsche. А внизу страницы – год: 1891.

Тамара не знала немецкого, но «Фридрих Ницше» и «Заратустра», конечно, поняла сразу. И вспомнила, что жил когда-то давно такой немецкий философ и он написал книгу, которая, кажется, называлась «Что сказал Заратустра» или еще как-то так.

– «Так говорил Заратустра», – объявила возникшая рядом Соня.

«Точно!» – вспомнила Тамара. А вслух сказала:

– Она ведь, наверное, очень редкая и ценная. Откуда она тут?

– Да, очень ценная. Не знаю точно, она уже была в коробках вместе с другими книгами. Подозреваю, что это часть дома, она принадлежала первым хозяевам и каким-то образом сумела уцелеть.

– Ничего себе… – Тамара подумала, что это одновременно иронично и печально: книга сохранилась, а люди, которые когда-то ее читали, уже нет. И совершенно неизвестно, кем они были и что же с ними все-таки стало.

На сайте «Мастерской» сделали раздел об истории здания, но читать его Тамаре было скучно, она успела заметить только, что особняк построили в самом начале XX века. Не так уж и давно. Так куда же делись предыдущие владельцы? У них должны были остаться дети, внуки, наследники… Тамара наморщила лоб. Что там говорит история? Раньше все эти земли, вся Калининградская область, были частью Германии. Калининград назывался Кенигсбергом, и там всю жизнь прожил какой-то известный философ. Кажется, Кант. У маленьких городков – Светлогорска, Зеленоградска – тоже раньше были немецкие названия. Раньше – это до войны, Второй мировой.