Девственница

Глава 4

Выпаливаю и тут же чувствую, что заливаюсь краской. Идиотка. Не могу смотреть ему в глаза, перевожу их ниже и залипаю взглядом на его губах. Твердых, безупречно очерченных, чувственных. Боже, почему меня так сильно кроет в его присутствии? Просто с ума схожу, бросает то в жар, то в холод. Моргаю, потому что начинает все расплываться, напряжение невыносимо.

– Я знаю, сколько тебе лет, – мне кажется, или голос Валиева становится ниже, и более хриплым? – Слишком мало, чтобы ты так смотрела на меня, малявка.

Как ушат ледяной воды. Досада и обида, копившиеся во мне месяцами, хлынули наружу.

– Достаточно, чтобы я сама могла решать, что хочу делать! И я хочу, чтобы ты прекратил все это, отвез меня домой и оставил в покое! Больше не смей так поступать, ясно? Я хотела всего лишь немного погулять.

Сама не понимаю, что несу. Я на самом деле не хочу, чтобы Тагир увез меня отсюда. Мне просто очень страшно. Но в то же время четко осознаю – я умру, я себе не прощу, если он меня сейчас обратно в машину засунет. Меня трясет. Я стою на пороге перед запретным, и безумно боюсь, и безумно хочу.

Внезапно, решившись, встаю на цыпочки и впиваюсь в его губы, отчаянно желая узнать их вкус. Несколько мгновений, несколько биений сердца замираем неподвижно – оба ошеломленные. Меня переполняет миллион новых невероятных ощущений.

Внезапно, Тагир отвечает на поцелуй. Сминает мои губы, кусает их. Рот у него теплый и твердый, поцелуи уверенного, взрослого мужчины пугают и в то же время вызывают глубокий трепет. Валиев поднимает руки, обхватывает мою голову ладонями, слегка надавив большими пальцами на подбородок. По спине пробегают горячие мурашки. Упираюсь ладонями в твердую грудь, чувствуя бешеное биение мощного сердца.

Тагир неожиданно отстраняется. Ищу губами его губы, не хочу, чтобы поцелуй заканчивался. Валиев ласково проводит пальцами по моей шее, заглядывая мне в глаза.

– То, что сейчас произошло – безумие. Я должен был найти палку и хорошенько тебя отшлепать. Так поступают в моей семье с непослушными детьми. Вместо этого… Дерьмо. Ты должна забыть, что сейчас произошло, поняла? Мы оба должны забыть.

– Я никому не скажу, – снова тянусь к нему, тая, думая только о том, какой же он красивый. Просто невероятно, как сильно хочу его, как болит все тело, выкручивает от непонятного томления. Я словно под действием наркотика. Конечно же, я никогда ничего подобного не пробовала, как и алкоголь, бокал шампанского на Новый год не в счет. И вот сейчас, у меня в животе лопаются те самые пузырьки шампанского. Я опьяневшая, одурманенная. Как же я его люблю.

– Ты уже пробовала поцелуи? – неожиданно спрашивает Тагир. – Или что-то большее?

– Почему ты спрашиваешь? Ревнуешь?

У меня язык прилипает к гортани, произношу это с трудом. Как же хочется, чтобы и правда ревновал меня, чтобы с ума по мне сходил, так же как я по нему.

– Кто-нибудь запускал руку в твои трусики? – следует грубый вопрос, больно уколовший меня. Лицо Валиева мрачное, только непонятно, от гнева или от ревности. Мне неловко говорить о столь откровенном. Я кроме Вики ни с кем, ни о чем таком никогда не болтала. Тагир спрашивает спокойно, без стеснения. Он хочет узнать, опытна ли я? О, я хочу быть такой для него, очень хочу.

Чувствую, как по его телу проходит крупная дрожь. Он смотрит на меня так, словно хочет оттолкнуть, но не может себя заставить это сделать. Смотрю ему в глаза, окидываю взглядом его красивое лицо. Снова тянусь к нему, касаюсь губами его щеки, скольжу вбок, чуть пониже уха. Его кожа невероятно приятно пахнет туалетной водой и прохладой леса.

Валиев кладет руки на мою талию, его ладони скользят вверх, сминая тонкую ткань платья. Подол задирается. Тагир прижимает меня к себе так, что ощущаю его эрекцию.

Это безумно смущает меня, сводит с ума.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Боишься, что я девственница?

– А это не так?

– Дотронься до меня. Пожалуйста.

Смотрю ему в глаза. Мне словно открылся какой-то новый, совсем другой Тагир. Его взгляд полон напряжения, его можно назвать суровым, но касается он меня так, будто я сделана из какого-то хрупкого материала.

– Нет.

– Почему? Чего ты боишься?

– Потому что мне не по душе богатые извращенные сучки. Если ты такая.

Закусываю губу, чтобы не расплакаться.

– Трус, шепчу, освобождая руки из его хватки.

– Как только происходит что-то не по воле богатой сучки, начинаются оскорбления, – усмехается Тагир. Вздрагиваю от его грубости.

– Слышать правду всегда болезненно? Ну чтож, будешь знать, что и такое бывает, Вилена. Не все случается по первому щелчку пальцев. Я не боюсь, малявка. Ты просто не в моем вкусе.

Меня охватывает холод, Тагир отходит на шаг. Если отбросить лёгкий румянец на его скулах и явно болезненную эрекцию, ему будто и дела нет до того что произошло сейчас между нами.

– Не в твоём? А как ты назовёшь то, что произошло?

Меня колотит от обиды. Первый поцелуй, первая влюбленность, и когда тебя вот так грубо отшивают, ощущение, что ты распадаешься на тысячу болезненных осколков…

– Какую часть фразы «я тебя не хочу» ты не поняла?

Но он же хотел меня! Он мог лгать, но его тело не обманывало.

– Тогда что это такое? – показываю пальцем на его пах, внутренне приходя в ужас от собственной наглости. Мне не свойственно вести себя настолько агрессивно-сексуально. Я не из тех, кто бегает за противоположным полом. В этот момент меня просто переклинивает.

– То, что я воспользовался женским телом и пощупал то, что само предлагает себя, ни о чем не говорит, Вилена. Извини, но я более разборчив чем ты.

– Ну и трус же ты!

Меня колотит от гнева и обиды, поэтому в следующую секунду делаю нечто совершенно безумное.

Расстегиваю сбоку молнию, и платье, соскользнув вниз, падает к моим ногам. Сама не понимаю, чего хочу добиться этим совершенно диким и безумным поступком. Меня бросает в жар, он разливается внутри, и полыхает снаружи, потому что Валиев смотрит на меня неотрывно. Его взгляд пронзительный, гипнотизирующий.

Жду, что крикнет, чтобы оделась. Но он молчит. Просто смотрит. В этот момент понимаю, что несмотря на все его жестокие слова, все равно умираю как хочу его. Хочу, чтобы он занялся со мной любовью.

Он что-то говорит глухо, на незнакомом мне языке. Этот момент настолько захватывающий, острый, что меня пронзает боль. В голове неприличные картинки: Тагир, тоже обнаженный, обнимает меня. О, как же я хочу увидеть его голым, дотронуться, чтобы он лежал на мне, хочу обнять его горячее тело. В какой-то момент зажмуриваюсь. А когда открываю глаза, в них бьет луч света.

Меня ослепляет свет фар быстро приближающегося автомобиля. Нет, не одного, нескольких. Откуда в этой глуши столько машин разом? Ужасное предчувствие, но сделать уже ничего нельзя. Я даже не успеваю поднять лежащее на земле платье. Обхватываю себя руками, и машинально прячусь за Тагира.

Он сам поднимает платье с земли и кидает мне. Чувствую, как сильно он напряжен. Кое-как натягиваю платье через голову, но руки плохо слушаются.

Из черного внедорожника выскакивает отец.

– Отойди от нее! – точно удар хлыста раздается его голос. Как раз в этот момент мне удается одеться, но унять охватившую панику не получается. Нервно всхлипнув, делаю шаг навстречу отцу.

– Я все объясню, не кричи, пожалуйста. Понимаешь…

Пощечина обжигает щеку, и я падаю на землю. Из глаз брызжут слезы. Чьи-то руки поднимают меня, ставят на ноги.

– Убери от нее свои грязные лапы, мразь!

Нас окружает около десятка мужчин, все хорошо тренированные, работающие на отца. Тагир быстро оглядывает их, видимо, оценивая обстановку.

– Он тут ни при чем отец, слышишь? Я устроила ему ловушку, ясно? Мне хотелось поиграть!

Я даже пытаюсь загородить собой Валиева, что, наверное, смотрится со стороны полным идиотизмом. Свет фар нескольких внедорожников освещает все происходящее как некий спектакль.

– Ты хочешь сказать последнее слово? – рычит отец, глядя на Валиева, и меня накрывает настоящим животным ужасом от слова «последнее».

– Нет! Нет, не смейте, слышите? Отец! Я все объясню!

Уберите ее в машину, – следует холодный приказ.

– Он меня не хотел! Не хотел!

Цепляюсь взглядом за Тагира, и понимаю, что он меня не видит, не слышит. Он выглядит равнодушным и отстраненным. Спокойным. Не понимаю, как можно оставаться таким в этой ситуации? Когда у меня, кажется, вот-вот разум тронется от страха.

– Не молчи! Скажи же ему, объясни, что не было ничего! Скажи ему, что мы ничего не сделали! – грудь сдавливает от сдерживаемых рыданий, понимаю, что у меня сейчас случится истерика, уже не могу сдерживаться. Когда двое мужчин тащат меня к машине, я ору, срывая голос. Один из охранников накидывает на меня свое длинное кожаное пальто, но я сбрасываю его с отвращением.

Так страшно мне ещё никогда не было. Слышу глухие звуки ударов, треск костей, эти звуки отдаются в ушах троекратно. Визжу от ужаса, снова рвусь из рук охраны.

– Папа, пожалуйста не надо! Не делай этого!

Но ничего в ответ. Перед глазами все расплывается, все размыто. Кажется, Тагира держат двое, а отец методично избивает его. Понимаю, что не голыми руками. Железные кастеты – любимые игрушки Глеба Шахова. Однажды он ударил такой штукой брата, всего раз, но сразу сломал ему ребро.

Избиение продолжается невыносимо долго, кажется, что время замерло. Он же убивает Тагира, а я ничего не могу сделать. В этот момент говорю себе, что и я жить не стану. просто не смогу.

– Петухом его сука, пидором сделаю, увезите тварь, чтоб глаза мои его не видели, – орет отец.

Я в полуобморочном состоянии. Меня кидают на заднее сидение, машину запирают. Прилипаю к окну, сквозь стук собственного сердца слышу жуткие ругательства отца, от которых липкий холодный пот прокатывается по позвоночнику.

Когда отец садится в машину, его руки в крови по локоть, и это не фигура речи, а настоящая реальность, которая приводит меня в животный ужас.

– Ты убил его? – спрашиваю сдавленным шепотом. Голос пропал, я сорвала его. Горло саднит нестерпимо.

– Да, я убил его. И убил бы ещё раз, с огромным удовольствием, – произносит отец. – Поехали.

– Он же ни в чем не виноват, он просто нашел меня. Я сбежала, хотела погулять одна.

– Достаточно того, что он упустил тебя, позволил убежать из дома, когда его оставили за главного. Достаточно того, что он смотрел на тебя. Стоял и смотрел, сука, на мою голую дочь. Малолетку, сука… За такое в тюрьме знаешь, что делают? За растление? У него еще все впереди, если очухается.

– Он ничего не делал, пойми! Это всё я! Я, сама! – не знаю откуда прорезается голос, и я кричу, наклоняясь к отцу, чувствуя, что меня вот-вот вырвет от запаха крови, заполнившего салон.

Отец, обернувшись, отвешивает мне пощечину.

– Заткнись, слышишь? Ты можешь говорить все что угодно. Может быть и правда, сама, ну тогда его кишки на твоей совести всегда будут. Никогда не думал, что моя дочь будет вести себя как шлюха. Разве такой я тебя растил? Разве этому учил?

– Чему может научить убийца? – вырывается у меня, и ещё одна пощечина почти лишает сознания, меня отбрасывает назад, отползаю в сторону противоположной двери, дёргаю ручку, и понимаю, что не заблокировано. Скорость автомобиля маленькая, я вываливаюсь на обочину, мы еще не выехали на дорогу, и трава приглушает падение. Впрочем, я все равно ничего не чувствую. Вскакиваю на ноги и бегу обратно, к тому месту, где все еще стоит машина Тагира. Спотыкаюсь, ползу на четвереньках, но доползти до него мне не удается. Меня хватают за шкирку и снова тащат в машину, кидают на заднее сидение. Это уже другой джип, отца в нем нет. Двери тут же блокируются, и машина срывается с места.