Девушка и Ворон

Глава 3. Ночной извозчик

– Что же, Алексей Никитич… – заговорил Миша, когда они в крытом экипаже неспешно продвигались по ночной Москве к восточной окраине, где жил Измайлов с дочерью. – Раз уж так сложилось, стало быть, могу я с вами поговорить начистоту?

Измайлов улыбнулся.

– Отчего же нет. Со мной, Миша, ты всегда можешь быть откровенен.

– Да… покойный отец уважал вас, а матушка…

– Что же?

– Она всегда говорила, что чудесно было бы породниться Сокольским с Измайловыми. Если я… если Воронов вдруг не убьет меня на дуэли… могу я просить у вас руки Елизаветы Алексеевны?

Измайлов ничуть не удивился.

– Мне известно желание твоей матушки, Миша, и не буду скрывать, что оно вполне совпадает с моим. Но вопрос – согласится ли Лиза?

– О! – пылко воскликнул Сокольский. – Я приложу все усилия, чтобы понравиться Елизавете Алексеевне.

– Это будет не так-то просто, друг мой. Дочь моя росла без матери и, признаюсь, я немного ее избаловал. Лиза – своенравное дитя. Впрочем, я поговорю с ней. Однако… Что-то очень долго мы едем. – Измайлов бросил взгляд в окно экипажа. – Эй! – крикнул он извозчику. – Пьян ты что ли? Куда нас завез? Поворачивай назад.

Но в ответ извозчик остановил лошадей. Предчувствуя недоброе и сдерживаясь, чтобы не выругаться покрепче, Алексей Никитич открыл дверцу и поспешил выбраться наружу. Под каблуками хрустнула мерзлая грязь. Впереди – овраг, кусты и деревья обступают… Лебяжья роща?!

– Ты что это… – начал Измайлов. И осекся.

На него смотрела не ожидаемо пьяная рожа извозчика, а залитая лунным светом медвежья морда. Алексей Никитич и слова не успел вымолвить, как за его спиной раздался волчий вой. Он резко обернулся, сжимая трость – единственное свое оружие. Миша, не выходя из кареты, выстрелил, на что один из волков тут же откликнулся еще более жутким воем, неожиданно переходящим в человеческий стон. Второй волк прыгнул на Сокольского, но упал замертво, сраженный вторым выстрелом со спины.

Когда дым развеялся, Миша увидел вместо зверей два мертвых человеческих тела, и потерял сознание. Алексей Никитич, стиснув трость так, что пальцам стало больно, сам едва удерживаясь на краю реальности, смотрел как слезший с ко́зел медведь неторопливо идет на Федора Воронова, невесть откуда тут взявшегося. Тот спокойно достал из-под плаща второй пистолет и наставил на зверя.

Медленно, шаг за шагом продвигаясь на задних лапах, медведь наступал на неподвижную фигуру в черном плаще. Федор ждал, рука его с пистолетом не дрогнула. Наконец зверь остановился.

– Прекращай, Шатун, – сказал Воронов негромко. – Не выгорело ваше дело.

Медведь еще постоял немного, чуть раскачиваясь, а потом воздух вокруг него сгустился, заколебался, и он обернулся бородатым крепким детиной в овчинном тулупе.

– Вот и правду люди говорят – встретить ворона не к добру, – он сплюнул. – Чего не дал попировать? Сегодня наша ночь.

– Так сошлось, не повезло вам, – не повышая голоса, ответил Федор, опуская пистолет. – Захотелось мне, чтобы вы этих господ не трогали.

– Не слишком ли много берешь на себя, Черный Ворон? Ребят вон порешили…

– Уж по этим-то бродягам никто плакать не станет. Ступай-ка отсюда подальше, Шатун. Я так хочу.

Тот перевел тяжелый взгляд на Измайлова, застывшего у кареты, и Алексей Никитич невольно поежился. Но Шатун развернулся и, не оглядываясь, пошел в глубь Лебяжьей рощи, огибая овраг.

Воронов убрал пистолет под плащ. Потом, обращаясь к Измайлову и уже пришедшему в себя Сокольскому, вздохнул:

– Вот поди ж ты, распоясалась, нечисть. Сладу с ними нет.

– Что это значит, Федор Иванович? – Миша не узнал своего голоса, прозвучавшего сдавленно и хрипло.

– Да то и значит, что первая черная ночь в году. Вам бы, господа, слушать бабушкины сказки да сидеть бы дома в такое время…

– А вы-то как ко всему этому причастны? – спросил Измайлов. – Как вы вообще здесь оказались? Не вижу ни лошади, ни экипажа…

– Не стоило мне тут быть? – спросил с улыбкой Воронов.

– Нет, я… – Алексей Никитич почувствовал себя неловко. – Позвольте вас поблагодарить, Федор Иванович.

– Не стоит. Кстати, Сокольский… – Федор кивком указал на трупы. – По выстрелу мы с вами уже сделали, может, довольствуемся этим? Я, право, уже и думать забыл о том, что там на вечере было…

Миша промолчал. Сказать в ответ «нет» он просто не смог. И за это возненавидел Воронова еще сильнее.