Началось время летних отпусков. Площадь и бульвары казались вымершими. У старого высохшего источника, оставшегося еще с тех времен, когда Нейи был маленькой деревушкой, играли только дети – больше на улице не было ни души. В этот жаркий пыльный полдень сады, еще совсем недавно такие зеленые, словно разом выгорели и пожухли.
Комиссар Клерон знал, что все, кто только смог, отправились в Девилль или Канн, в Неаполь, Малагу или Венецию. Он посмотрел на площадь через запыленное окно своего бюро и прошептал: «Пора и мне в отпуск». Но эта перспектива ничуть не радовала комиссара, он знал, что означает для него отпуск: они с женой поедут в Канн, остановятся в гостинице, которая им не по средствам, придется жить под строгим надзором супруги и в течение десяти дней изображать вполне состоятельного и уверенного в себе господина.
Зазвонил телефон, и Клерон с раздражением подумал: опять где-нибудь произошло дорожное происшествие. Однако в трубке послышался взволнованный голос:
– Господин комиссар, убит Поль Рено! Вы его знаете. Помните то нашумевшее дело десять лет назад?
– Ох! Кто это говорит? – быстро спросил комиссар, чувствуя, как его забила нервная дрожь.
– Это Шалье, господин комиссар. Я, как всегда, совершал обход и когда вышел на улицу Бержерак, услышал выстрелы… четыре… пять… шесть… Мне показалось, что они донеслись из дома номер восемнадцать. Я позвонил в дверь. Никто не открыл. Обежав дом, я вошел со двора и увидел в кухне служанку, которая до смерти перепугалась и спряталась в шкафу. Она сказала, что стреляли наверху и что хозяин, кажется, принимал ванну. Я поднялся и обнаружил, что господин Рено убит. Шесть пуль в грудь и живот.
– Я сейчас выезжаю, – сказал комиссар. – Скоро буду. Оставайтесь там и ничего не трогайте до моего прихода.
– Вы сами сообщите в Париж, господин комиссар, или прикажете мне это сделать?
– Я сам позвоню в Париж. Кроме служанки, вы еще кого-нибудь видели в доме?
– Нет, господин комиссар. Эта женщина сказала, что госпожа Рено вот уж две недели как уехала в Америку. Она уверяет, будто слышала чьи-то торопливые шаги по лестнице. Мужские шаги, она сказала.
– Какой номер дома?
– Восемнадцать, господин комиссар.
– Хорошо, ждите. Я сейчас приеду.
Он сообщил о случившемся на набережную Орфевр, инспектору Марсану. Приложив телефонную трубку к уху, тот записывал:
– Нейи, улица Бержерак, восемнадцать, Рено, Поль-Жан-Гастон. Шесть пуль в грудь и живот.
Неожиданно инспектор Марсан остановился и, быстро пробежав глазами написанное, переспросил:
– Поль Рено?
– Да! – подтвердил на другом конце провода мрачный голос комиссара Клерона.
– Тот самый Поль Рено?
– По всей вероятности, он, если судить по адресу…
– Господи, Боже мой…
– Нам было приказано установить за этим господином Рено наблюдение, и если что случится, немедленно сообщить в криминальную полицию.
– Хорошо, благодарю вас, Клерон. Мы сейчас приедем.
Инспектор повесил трубку и вышел в соседнюю комнату, где сидели полицейские.
– Где Маркус?
Один из полицейских взглянув на часы, ответил:
– Скоро должен подойти.
– А Крик?
Полицейский молча указал пальцем на соседнюю комнату. Заглянув туда, Марсан увидел маленького сморщенного человечка, который стоял на коленях перед шкафом, где хранился архив. Комиссар показал ему текст телефонограммы, и поскольку Крик не отреагировал на это, громко произнес:
– Поль Рено!
– Ну и что? – спросил Крик.
– Снова это имя!
Крик, словно внезапно что-то вспомнив, выхватил у него бумажку и внимательно прочел запись. Затем поднял глаза на инспектора.
– Тот самый? Марсан кивнул.
– Кто это сделал?
– Если бы мы знали, я бы здесь не стоял.
– Как это случилось?
– В него выпустили несколько пуль в упор.
– Не одну?
– Шесть.
Увидев, как у Крика вокруг рта заиграли морщинки, Марсан, кивнув головой, проворчал:
– Ты подумал о том же, что и я. Но мы люди воспитанные и потому лучше промолчим.
– Да у меня эта история до сих не выходит из головы! – сердито сказал Крик.
– А у меня, думаешь, вышла? – вспылил Марсан.
– Он же негодяй, – возмущенно воскликнул Крик.
– Волей-неволей приходишь к философскому выводу, – задумчиво сказал Марсан, – что справедливость в конце концов неизбежно торжествует.
Вошел инспектор Маркус, высокий здоровяк, потемневший под солнцем Дакара, где он вместе с сотрудниками Интерпола ловил убийц вице-консула Франции. Вслед за Криком он быстро пробежал текст телефонограммы и снова впился в него глазами.
– Ну что скажешь? – спросил Крик.
– Пошли! – вместо ответа коротко бросил Маркус. Они спустились вниз. Сидя в машине, Маркус сказал:
– Шесть пуль. Ты слыхал, чтобы профессионал выпускал шесть – целую обойму сразу?
– Нет, – ответил Крик. – Обычно они стреляют один, максимум два раза для верности, а потом удирают.
– Видимо, у убийцы было достаточно времени…
– Так поступают обычно женщины, – сказал Крик.
– Верно, – кивнул Маркус, – но женщина, о которой может идти речь в данном случае, мертва…
– Могла найтись и другая. Людям свойственно повторять неприглядные поступки.
Маркус процедил сквозь зубы:
– Особенно, когда все сходит с рук!
Сжав кулаки и покраснев от возбуждения, Крик сказал:
– Черт побери, бывает, что мужчина начинает считать какую-то женщину лишней на этой земле! Но чтобы в двадцать шесть лет встретить подобную особу, ловко отделаться от нее и потом преспокойно и безнаказанно разгуливать на свободе пятнадцать лет…
– Двадцать, – поправил его Маркус.
– Ну хорошо, двадцать.
– В телефонограмме указано, что ему сейчас сорок шесть.
– Неужели с тех пор прошло десять лет, когда мы…
– Да, время пролетело быстро…
Крик еще немного поворчал, затем глубоко втянул в себя воздух и уже приготовился было снова разбушеваться, но Маркус остановил его:
– Успокойся. Как видишь, пришел конец его безнаказанности.
Крик, подняв телефонограмму вверх, произнес:
– Смотри-ка, он жил все это время в том же доме на улице Бержерак. Ты знаешь его, этот похожий на замок дом с громадным, точно парк, садом и массивными въездными воротами со львами у входа. Я отлично помню эту широкую аллею, посыпанную гравием, хрустящим под колесами машин.
– Помнишь, в тот день дождь лил как из ведра? – сказал Маркус.
– Да, – кивнул Крик: – Настоящий ливень. Он задумчиво покачал головой и добавил:
– Какой самоуверенный вид был у Рено тогда!