Девушка из Бурже

11

– А теперь покажи нам, где ее квартира, – приказал Маркус.

– Квартира? – испуганно переспросил Поль Рено. – Ты хочешь и ее видеть?

– Да. И немедленно.

– Господи, зачем?! Марк, умоляю, не делай этого!

– Так куда нам? – спросил Маркус, когда они подъехали к перекрестку.

– Налево, – буркнул Поль Рено.

Через десять минут они подъехали к новому, довольно красивому кварталу города, где совсем близко друг от друга стояли небольшие коттеджи с палисадниками перед ними.

– Вот этот, второй дом, – тихо сказал Поль Рено. Они остановились перед входом, и Поль Рено снова занервничал.

– Подумай о людях, которые здесь живут, Марк. Возможно, они не знают о том, что здесь произошло, а когда узнают, им станет неприятно жить здесь.

– Не волнуйся, – ответил Маркус, – эта квартира сдана сейчас одному предпринимателю из Орлеана, который наезжает сюда время от времени. Сейчас его здесь нет.

Когда они шли по дорожке к дому, Маркус спросил:

– Эти дома были, очевидно, совсем новыми, когда ты снял квартиру?

– Да.

– И садики были?

– Их только что разбили.

– Кто купил мебель?

– Это были уже меблированные квартиры.

– Ты помог ей переехать?

– Нет, я ждал ее здесь, когда она прибыла со своим багажом.

– Как она выглядела?

– Была бледна… Немного растеряна…

– И немного испугана?

– Может быть. Впрочем… нет. Она была спокойна, никакой паники. Она сказала, что попробует уговорить подругу переехать к ней.

– Итак, – сказал Маркус, остановившись перед дверью, – предположим, Мария-Тереза сейчас лежит парализованная в кровати, иначе говоря, она не способна сама открыть дверь. Дверь автоматически не открывается, и поэтому мы должны позвонить консьержке.

– Я же говорил тебе, что в тот день меня впустила консьержка! – раздраженно перебил его Поль.

Маркус позвонил. Через несколько секунд дверь отворилась, и они вошли в холл. Из окошечка в левой стене послышался низкий грубый голос:

– Кто там?

Они заглянули в окошечко и увидели сидящую на стуле полную старуху с морщинистым рябоватым лицом, с очками в простой металлической оправе на носу. Она вязала что-то, выпятив тяжелую нижнюю челюсть и не отрывала глаз от своего вязанья.

– Кто? – спросила она погромче, все еще не поднимая глаз.

Наконец она взглянула на Маркуса и Поля Рено, остановившихся перед ее окошечком, и на Крика за их спинами. Она переводила взгляд с Маркуса на Поля Рено и обратно и наконец уставилась на Поля. Отбросив вязанье, она поднялась со стула.

– Жюль! Жюль! – завопила она. – Он здесь! Он тут, передо мной! Иди сюда, помоги мне, Жюль!

Старик в голубом фартуке, очевидно, занимавшийся починкой обуви, вбежал в холл.

– Смотри, – взволнованно твердила консьержка, указывая на Поля. – Это он! Господи, зачем он пришел сюда!

– Вы уверены, что это он? – Маркус склонился к ней.

– Да конечно же! – И спрятавшись за спину мужа, она подозрительно спросила: – Кто вы? – И тут же снова завопила: – Жюль вызови полицию!

– Это вы должны были сделать раньше, дорогая. Для вашего же блага. А вместо этого вы не пожелали дать необходимые сведения полиции, которая собирала информацию в связи с убийством. Ведь полиция Бурже наведывалась сюда, не так ли? Зато репортеру вы рассказали все…

– Откуда вы взяли, что я все рассказала этому репортеру? – рассвирепела консьержка. – Мало ли что люди болтают!

– Он сам мне это сказал, – ответил Маркус. – Если бы он с вами не беседовал, он не стал бы называть ваше имя, сказал бы что узнал все «от кого-то». Вам не повезло: репортер не посчитал возможным скрыть ваше имя, ибо вы главный свидетель в этом деле. Итак, вы видели этого человека, бежавшего через вестибюль в тот вечер, когда было совершено убийство, и вы узнали его на фотографии, которая была опубликована в газете десять лет спустя…

Женщина приблизилась к нему почти вплотную и умоляюще глядя ему в лицо, сказала:

– Я вовсе не хотела скрывать то, что знала. Вы понимаете? Я подумала, зачем мне идти в полицию, ведь я уже все сказала журналисту… Вот он напечатает обо всем в газете, люди узнают и полиция тоже. Мы подумали: что плохого, если двое бедных людей немного заработают на этом деле.

– А вы не подумали о том, что преступник немедленно скроется, как только эту историю опубликуют в газете?

– Да нет, это невозможно! – быстро сказала женщина.

– Почему?

– Я журналисту ничего не рассказала об этом убийстве… только о ребенке в детском доме. Я читала в газете про господина Дювивье, хорошо что его разоблачили… А потом подумала: а что же этот красавец так и будет оставаться на самом верху и считаться самым добропорядочным и честным среди нас, будет поглядывать на всех нас с высоты своего величия, хотя он мерзавец из мерзавцев. Нет, таких типчиков нечего щадить! Потом я решила, что смогу на этом что-нибудь заработать. В конце концов полиция увяжет все факты вместе, они ведь парни ловкие и смекалистые.

– Предупреждаю, что с этой минуты вы должны говорить все начистоту, ничего не утаивая, – сказал Маркус. – Не все в полиции такие уж ловкие и смекалистые, как вы думаете. Вы можете дать нам ключ от квартиры наверху?

– Да, да, конечно! Вот вам ключ. Нужно повернуть его налево, а не направо – такой уж замок вставили строители, они все перепутали.

Они отправились наверх.

– Какой этаж? – спросил Маркус.

– Третий… – еле слышно прошептал Поль Рено. Добравшись до третьего этажа, они увидели четыре двери.

– Эта, – кивнул Рено.

У него было совершенно серое лицо. Маркус открыл дверь, и Поль Рено нехотя перешагнул порог квартиры.

– Что здесь изменилось с тех пор? – спросил Маркус, закрыв за собой дверь.

– Не думаю, чтобы здесь что-то изменилось, – сказал Рено. – Впрочем этого бюро, кажется не было, раньше здесь стоял столик.

– А кровать та же самая.

– Да.

Открыв стенной шкаф, Маркус выдвинул оттуда складную кровать и шагами измерил расстояние между кроватью и газовой плитой в нише.

– Марк, я не знаю, как все это произошло! – сказал Поль Рено. – Я понимаю, что девушка вряд ли могла самостоятельно преодолеть расстояние от кровати до газовой плиты и обратно, но это значит, что произошло что-то другое. Кто-то здесь был, возможно, женщина, которая за ней ухаживала, или еще ктонибудь… Кто-то по рассеянности мог оставить газовый кран открытым. Ведь мы знаем такие случаи!

Маркус смерил расстояние между кроватью и окном. Окно было большое – от стены к стене.

– Какая из двух створок была открыта? Та или эта?

– Сейчас мне трудно сказать.

– Ты же знаешь, что когда ты вошел, одна из створок окна была открыта…

– Я не помню. Это утверждаете вы, а я абсолютно ничего не знаю. Возможно, было и так, но я не помню.

Маркус посмотрел на окна.

– Что-нибудь еще? – язвительно спросил Поль Рено. – Можем мы наконец уйти отсюда?

Маркус присел на кровать.

– Как выглядела девушка, когда ты к ней пришел?

– Она похудела. Была бледна.

– Что она сказала, когда увидела тебя?

– Сказала, что чувствует себя уже лучше.

– Она не объяснила, почему лежит в постели?

– Но ведь она родила ребенка! Каждый знает, что роженица должна несколько дней после родов не вставать с постели.

– А как ты узнал, что родился ребенок?

«Вот, – подумал Маркус, напряженно ожидая ответа. – Сейчас он опять будет тянуть время. Он начнет выпутываться и скажет, что она сообщила об этом с порога. В действительности же она этого не сделала, потому что уже обо всем сообщила ему в письме. Во всяком случае, такая схема вполне реальна. Но Рено отрицает, что она ему писала. Значит, она не могла ему сообщить, что родился ребенок. Очутившись здесь, он тоже еще ничего не понял, ведь ребенок находился не здесь, а у женщины с верхнего этажа. Значит, она должна была ему сообщить о ребенке, когда он вошел. Это было первое, что она ему сказала, а он, совершенно сбитый с толку, утверждает, будто первыми ее словами было: я чувствую себя лучше…»

Маркус, не оборачиваясь, чувствовал на себе пронизывающий взгляд Крика.

– Да, конечно, – выдавил из себя наконец побагровевший Поль Рено, – она сразу сказала мне о ребенке. С этого она начала. Конечно, конечно… Я тебя не понял, я подумал, что ты имел в виду наш последующий разговор.

Крик прикрыл глаза, давая понять, что он все уловил.

– Она не сообщала тебе о рождении ребенка, – спокойно произнес Маркус. – Она и в самом деле заявила, как ты сказал, что она себя лучше чувствует, и тому подобное. О том, что родился ребенок, не было необходимости сообщать, ибо она тебе об этом уже писала. И доказательством моей правоты служит твоя растерянность и краска на твоем лице, Поль!

Поль Рено приготовился возражать, но Маркус, не желая его слушать, отрывисто бросил:

– Все. Спускаемся вниз!

Рено, едва сдерживая ярость, подчинился. Консьержка, стоя посреди вестибюля, поджидала их. Она причесалась и надела другое платье.

– Зайдите, пожалуйста, ко мне в комнату. – Она склонилась перед инспектором в глубоком поклоне. – Я расскажу вам все…

Однако Маркус, словно не замечая ее, прошел к входной двери и вышел на улицу. Консьержка пробовала заговорить с Криком, но тот молча отдал ей ключ от квартиры и тоже вышел. Полю Рено снова пришлось поторопиться, чтобы успеть сесть в машину.